Мы живем на бегу
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
|
|
|
|
Аннотация:
День рожденья.
Одиночество.
Клетка.
Без слов.
Депрессия.
Истина.
Графоман.
Мечта.
Мы живем на бегу.
Двойственность.
Молитва.
***
***
Замыкание.
|
День рожденья.
ВВ на ДР
Разве это любовь, что не бьет нас, при всех по лицу,
Разве это зима, что не мечет холодные иглы?
Но приходится снова, как прежде вставать по утру,
Не прочтя накануне, ежевечерней молитвы...
Детский праздник, со временем как-то уж быстро мельчает,
Принося только нудное бремя ненужных хлопот,
И однажды, скорее случайно, мы вдруг замечаем,
Что не радость уже, а печаль он с собою несет...
И уже привыкаешь, что будет немножечко грустно,
И ревниво глядишь, на знакомые лица подруг,
И напитки покрепче, и станет отчаянно пусто,
Когда гости уйдут попрощавшись, оставив одну...
Я тебя поздравляю, желая чтоб в эти минуты,
Никогда! Слышишь? Ты никогда, не осталась одна,
Пусть всегда будет голос, пусть будут там руки и губы,
И что самое главное, будет пусть чья-то душа.
Я ведь многое знаю, тебя не сломить одиночеству,
И тебе не дано, просто так затеряться в толпе,
Но ведь в жизни не только борьбе место есть, но творчеству,
И цветам, и любви, я все это желаю тебе.
Одиночество.
Жаркий ветер нырнул в подворотню затравленным псом,
Оглядевшись, завыл, заметавшись в колодце двора,
На осколки, разбив мимолетный полуденный сон,
Нетактично напомнив о том, что вчера ты ушла.
Как и раньше, ломился в окно, удушающий зной,
Равнодушно лизал, оплывающий сахар, нагретых витрин,
И кондишн всплакнул в этот раз солидарный со мной,
Заполняя собой пустоту, что оставила ты.
Сколько раз время вспять, оборачивал я, вопреки,
Утвержденьям расхожим, что нет нам дороги назад,
Я входил в те же затхлые воды текущей реки,
И терял в отражениях волны твой отчаянный взгляд.
Крики умерших чаек скользивших над бездною вод,
Подгоняли меня, заставляя сильнее грести,
Но на плечи мои, навалившись, твердил небосвод,
"Отпусти... Отпусти... Отпусти... Отпусти... Отпусти..."
Жаркий ветер нырнул в подворотню затравленным псом,
Оглядевшись, завыл, заметавшись в колодце двора,
На осколки, разбив мимолетный полуденный сон,
Нетактично напомнив о том, что вчера ты ушла.
Клетка.
Клетка стальная стоит в моем сердце,
Железные дуги, заварена дверца,
Песня без слов, ночи без сна,
Все мое время клетка пуста,
Никто не томится, за ребрами стали,
Никто не тоскует, и плакать не станет.
И только лишь сердце, сжимаясь, бывает,
Случайно, о прутья ее задевает.
В такие моменты, отчаянно больно,
Ведь сердце своей пустотой недовольно,
И с каждым ударом по кованной стали,
Железо сдает, ну а плоть наступает.
Я знаю уже, чем займу это место,
Ведь жизни так много, ведь в жизни так тесно,
И рухнула клетка, и сердце застыло,
Какой смысл биться, когда победило.
Без слов.
Мне одиноко, я не вижу снов.
Треть жизни проводя в небытие,
Я изучил такую прорву слов,
Но вероятно, все слова не те.
А как хотелось, взять бы и сказать,
Чтоб в пустоте моей никчемной жизни
родился мир... Но можно лишь в тетрадь,
Писать от времени истершиеся мысли.
И вот пишу, а мысли все одни,
Спросить бы, да кого об этом спросишь?
Хотя слова, наверно не важны,
Куда важнее, кто их произносит.
Депрессия.
Я ушел из жизни навсегда,
Солнце Землю одарило лепестками,
В полночь путеводная звезда,
Сорвалась и скрылась за лесами.
Сердца стук, незримый прежде след,
Только эхо первого удара,
В темной комнате, в которой кошек нет,
Глаз кошачьих вижу покрывало.
Сквозь охряных брызгов пелену,
В свете электрической лампады,
Я увижу радугу-дугу,
Высоковольтажного разряда.
Нет меня, а ведь когда-то был,
Нужен. Да теперь уже не то,
На эмалью крытом чугуне,
В луже. Нет души, а только лишь дерьмо.
Истина.
Истина, всегда по середине,
Истина, у каждого своя,
Истину, мы ищем и поныне,
Истина, нельзя мне без тебя.
Женщины, превыше идеала,
Женщины, особое чутье,
Женщины одной бывает мало,
Женщина, нельзя мне без нее.
Дружба, ей гордимся мы, бывает
Дружба, то нелегкая стезя,
Дружба иногда нас убивает,
Дружба мне не выжить без тебя,
Любовь, когда теряешь, то жалеешь,
Любовь, порой нам не дано понять,
Любовь, не знаешь чем сейчас владеешь,
Любовь, меня заставит убивать
Графоман.
"Дано являться мне из ничего,
И исчезать неведомо куда,
Могу нести вам зло я и добро,
Я был Христос, Иуда тоже я".
Наверно стоит заново начать,
Чтоб расцвети коралла дивным цветом,
Но только вот не стоит забывать,
На чем растут кораллы. Но об этом,
Не ныне... А пока, не обессудь,
Движенью мысли предаются руки,
стихи мы пишем. Сердцем? Нет, отнюдь,
В стихах для сердца только муки.
Откуда же тогда мы их берем,
Вопрос, что может статься без ответа,
Да я та знаю, дело то не в этом,
Ответ на самом деле то простой,
Беда лишь в том, у каждого он свой.
Я нахожу стихи среди бумаг,
По капле вдохновения во фразе,
Записанной когда-то впопыхах,
Да хоть бы в этом разе;
"Пишем, создавая прецедент,
За буквой букву, в ДНК цепочку,
Уникальный все-таки объект,
Каждая писательская строчка"
Прочтешь однажды, надолго забыв,
И вдруг, откуда только что берется,
Строка к строке, встают фаланги рифм,
И мукой сердце отдается...
Мечта.
Пока не сник, пока в достатке сил
Я старость жду с призывным нетерпеньем,
Я вечность бы у Бога не просил,
Куда верней со смертью примиренье.
Ах, дряхлость - мудрой немощи венец.
Скует мою извечную поспешность,
И разум, упакованный в ларец
Всезнания, да наплюет на внешность.
Я буду сыт лишь тем что мне дано,
Беспечен - кончен список обязательств,
И по утрам, глядя в свое окно,
За новый день шепну: Мерси, Создатель.
Я позабуду юношеский страх,
И дрожь в коленях перед новой дракой,
Колени-то, по прежнему дрожат,
Но в старости, поверьте, не от страха.
Меня не испугает и болезнь,
Ей не успеть за мной в моем походе,
Я буду зрелости приветливый отец,
И дед, для юности бушующей во плоти.
Я буду стар, занудлив и сварлив,
Я буду горд и бесконечно счастлив,
Тому что прожил жизнь, тому что жив,
И будущее вижу в настоящем.
Мы живем на бегу.
Мы живем на бегу, мы живем наугад,
В дребезжащих вагонах, в пролетах заплеванных станций.
Наша жизнь как метро, наша жизнь невпопад,
Наши судьбы всего лишь конечный набор ситуаций.
Нам не выдано карт, и не создано схем,
В тусклом свете лампад, под надгробьем гранитного свода,
На дверях трафарет, фраза "Выхода нет",
И на рельсе контактном, губною помадой: "Свобода".
Нам на каждого дан, персональный вагон,
Желтый свет, и неловкий уют дерматиновых кресел,
Ну а если везет, не один перегон,
Вы проедете с тем, кто войдет. Вы проедите вместе.
Но бывает и так, мы кидаемся прочь,
Затхлый смрад переходов своим согревая дыханьем,
Потому что никто, нам не может помочь,
Потому что маршрут неизвестен и нет расписанья.
Но в метаниях наших, закончится кон,
И однажды очнешься в вагоне вдруг в раз опустевшем,
И увидишь себя, в отраженье стекол,
Все таким же, как прежде, но только уже постаревшим.
И с особенной грустью, тогда мы молчим,
Ожидая когда в пустоте нашей жизни беспечной,
В опустевшем вагоне, опять прозвучит,
Остановки название, и комментарий: "Конечная".
Двойственность.
И лик чудотворный, и маска паяца,
Мария и Петр, Афина и Арес,
Как две стороны антикварной медали,
Совсем непонятно, где реверс где аверс,
Дано мне явится из ниоткуда,
И так же, однажды, навеки исчезнуть,
Я помню в саду поцелуй твой, Иуда,
И тяжесть монет, и веревку на шее.
Забывчивость - благо, но стоит лишить ее,
Вспомнится запах тяжелый Освенцима,
Кровь человечья и масло машинное,
Жидкости равные по консистенции.
Шарик земной по диаметру равен,
Под сводом костей головы, пространству,
Череп каждого - индивидуален,
Вот и Земля не грешит постоянством...
Молитва.
Небо плавится, штрихуя каплями, акварель улицы,
Хоть в палитре остались краски, да только тусклые,
Покупаю, в киоске пленку, тогда цветную я,
Выручай же меня, блядь, коника ибн сенчурия,
Через пару дней проявят воспоминания,
Закажу тогда в печать "все хорошие",
Чтоб висела на стене фотография,
Чтобы блядь, не говорили что пошлая.
Желтоглазое авто, беспородное,