Однажды, в самый разгар зимы в ворота крепости Кошек постучался странник. Странник был длинноволос, не бородат, молод и мужеского полу. И не сразу Кошки разглядеть смогли на челе его хайратник странный, золотом светящийся, потому что шло у Кошек веселье великое ежезимнее. И пригласили Кошки странника разделить с ними трапезу. И гудела крепость Кошек всю зиму, аки пчелиный улей. Братался путник с воеводой Кошек, и пили они воду огненную, и пели они дурными голосами, жутко фальшивя, и провел он у Кошек всю зиму.
Прошла зима, наступила весна. Очнулись Кошки и вспомнили, что настала пора посвящать в воины детей своих младых. И сказала великая шаманка Тиамат (см. сказание о героической Тиамат): "Щура вызывать должно и приносить дары ему великие, дабы наелся он, обжора, и всех инициировал!". Но не учла Мудрая Тиамат, что все, что можно (и нужно) было в дар принести, было съедено и выпито за долгую зиму. Призадумались Кошки и вдруг явилось им откровение: вспомнили они золотистое сияние (25 руб./метр на Больших Исадах) на кудрях странника. И возрадовались Кошки, что снизошла на них милость одного из Великих Щуров. И решили Кошки разбудить его, но не знали с какой стороны подступиться, ибо дрых Щур в спальнике и признаков жизни не подавал (даром, что бессмертный). В соседней палатке в таком же состоянии дрых воевода Кошек.
Пригорюнились Кошки, но тут пришла к ним помощь нежданная. Материализовался посеред крепости призрак по имени Настя, суть посланник Мандоса, и вопросил призрак простуженным голосом: " Кошки, "Фервекс" есть?" И тогда поднесли Кошки духу бесплотному стакан "Фервекса", заваркой разведенного (воды уже не было). И поинтересовался согревшийся призрак голосом кровожадным, не видели ли Кошки сволочь некую в золотом хайратнике, которая дома не ночевала. Переглянулись Кошки, отбросили остатки совести и указали на освященную небожителем палатку, из которой торчали божественные ноги в сапогах а-ля "король помойки". Отставил призрак недрогнувшей рукой недопитый "Фервекс" и целеустремленно двинулся по указанному направлению с весьма нехорошими намерениями. Потянул призрак за сапоги достопамятные, но тяжел был Щур даже для его силушки загробной, и поняла посланница Мандоса, что не справиться ей в одиночку. Но пришла ей на помощь юная воительница-кошка, Катрионой звавшаяся. Ухватила Настя за ногу правую, а Катриона - за левую, и потянули дружно, и вытянули репку... (тьфу, то есть Щура бревнообразного) на свет Божий.
![документальное фото вытаскивания Щура из палатки :) [Эльвинг]](/img/s/shashkowa_e_w/skazanie_s4ur/wc3_83.jpg)
Сел тогда Он на землю грешную, обхватил руками божественную голову. И вопросил этот Дункан Маклауд после перепоя, отчаяно кося одним глазом:
- Где я?!..
- У Кошек! - радостно ответили Кошки, умиленно лицезрея лик божественный, слегка помятый.
- У каких, на фиг, Кошек?! - простонал Щур, сведя очи на переносице.
И попытался он осмыслить услышанное, и оглядел крепость кошачью взором мутным. И сфокусировались глаза его на дивном и единственно желанном предмете, сиречь на бутылке с остатками минералки. Чувства Щура при виде минералки можно описать словами великого африканского поэта А.С. Пушкина:
...Я помню чудное мгновенье,
Передо мной явилась ты
Как мимолетное виденье,
Как гений чистой красоты.
И дернулся Щур, и протянул руки дрожащие к предмету сему, и прохрипел жалобно: "Водички..."
И родился тут у Кошек план коварный.
- Инициируй нас, о Великий Щур! - ласково сказали Кошки, пряча минералку за своими широкими спинами.
- Водички!... - повторил небожитель (видать другие слова он позапамятовал)
- Инициируй - твердо стояли на своем Кошки, предусмотрительно отступив на шаг.
- Я щас вас всех в неудобную позу поставлю - угрюмо пообещал Бог и сделал жалкую попытку подняться. Надо ли говорить, что попытка не удалась!
По прошествии некоторого времени поднял-таки Щур телеса свои щурские с земли бренной, и, пошатываясь, вымолвил:
- Так, все вы... это... и ты, ага, и ты... и в палатке тоже... короче, все тут воины, чтоб вас всех... все ини... инци... циированы... идите все на фиг... ВОДИЧКИ МНЕ!!!
И подали Кошки хитроумные Щуру минералку вожделенную. Выхлебал ее Щур одним глотком богатырским. И заприметил тут невдалеке прищуреный глаз Щура строение некое, красной фланелью обтянутое, для недвусмысленных целей предназначенное.
- Молельня! - завопил Щур и рванул к красному домику прямо через стену, как бык на корриде перед финальным забегом на матадора. И освятил Щур молельню, и вернулся он довольный, видимо молитва вовремя пришлась. И похвалил он фрески в молельне, то бишь узоры геометрические на фланельке красной. И поплелся он нетвердой походкой, завернувшись в плащ, запинаясь о кружки и бутылки. И скрылась его фигура за холмиком, и замело пылью следы его. Но память о нем будет жить вечно...
|