Улыбается, и личико из просто симпатичного делается красивым, у нее очень хорошая улыбка:
- Но ты ведь меня нашел.
- Я искал преемника, а работал по обычной схеме, странно было бы строить ее вокруг юноши.
Фыркает:
- Ну да, знатный, богатый, какая разница, что, возможно, колдун, и скольких молодых жен уже уморил, - морщит нос.
Да, маленькая, люди - удивительные создания. Звон монет лишает их слуха, блеск золота - зрения... Хотя попытки просватать парня они, боюсь, не выдержали бы.
- А почему ты заставлял этих юношей платить за воссоединение с любимыми, твоими как бы женами, ты же можешь двадцать раз купить всю страну?
- Двадцать четыре, дружок. Но, к сожалению, человек по-настоящему ценит только то, за что заплатил. И чем больше отдал, тем больше ценит. Впрочем, деньги - мишура, они платили страхом. И чувствовали себя потом героями. Кстати, не вздумай ничего менять в Страшной комнате, вдруг пригодится.
- Для девушек?..
- Нет, дружок. Для репутации. К тебе должны приходить в отчаянии, когда больше идти некуда, а последнему пределу полагается быть жутким.
К тебе, скорее всего, будут приходить такие же влюбленные мальчишки, только схему ты достроишь сама, ты достаточно умна, и мы с толком провели этот месяц.
Она зябко передергивает плечами, плотнее кутается в шаль, медленно выговаривает:
- Твой грим - поэтому такой... такой...
- Да.
На самом деле, все и так, и не так, маленькая. Все эти брови-усы-бороды и прочая муть действительно рассчитаны на то, чтобы отпугнуть робкого, но, покажись я тебе без грима...
- Ты уверен, что братья доберутся до замка сегодня? Уже темнеет...
- В темноте мне будет только удобней.
- А если тебя все-таки схватят?..
- Кто? Эти, прости, селяне? Они меня и не увидят. К тому же, для убиения злодея труп вовсе не обязателен. К примеру, скинули в расщелину, разрубили на двадцать частей, и все их съели волки, или отрубили голову, вогнали в сердце осиновый кол и сожгли голову отдельно, а тело - отдельно... Придумают что-нибудь, люди достаточно изобретательны.
Кажется, все-таки сболтнул лишку - она смотрит слишком внимательно. Впрочем, какая мне разница, преемник на то и преемник, чтобы оставить ему дело и уйти. Мы никогда больше не увидимся, маленькая, и, поверь, это - к лучшему.
- А, может... - осекается, и говорит не то, что собиралась: - Может, выпьешь подогретого вина?
- Нет, дружок. Спасибо. Мне действительно уже пора. Прощай.
И она подходит, смотрит все тем же слишком внимательным взглядом, и - еле успеваю отдернуть голову - ай-яй-яй, девочка, зачем тебе мое настоящее лицо?
Злодей из сказки.
В сказках все не страшно, в сказках не пахнет кровью, болью, испражнениями и предсмертным ужасом.
...Приговор Высокого Трибунала...
Кровью пахнет на скотобойне, болью - в лечебнице, а испражнениями - в сточной канаве и вокруг нее, не так ли, моя юная леди?
- Прости, - опускает голову.
- Ничего. Любопытство - тоже ниточка, за которую можно потянуть, тем более, если ты собираешься работать с детьми.
- Страшная ведьма?
- К примеру.
В тощем мешке - кусок вонючего козьего сыра, сухари, глиняные игрушки грубой лепки, на какие никто не позарится, упакованные небрежно, чтобы не потянуло, к примеру, господ стражников просто так растоптать бродягины "ценности", а то ведь придется убивать тех, кто увидит мои рубины. В поясе потертый кошелек с медью и тремя серебрушками, дорожный посох...
...Боевая труба...
Парик, усы и борода - неопределенно-сивого цвета, горб сидит удобно, хромота - ну, хромота после пары часов быстрой ходьбы обеспечена вполне натуральная, а до перевала - хорошо, если доберусь к утру.
- Я провожу тебя.
- Хорошо. Встань на стене с фонарем. А я буду оборачиваться.
Не буду я оборачиваться, маленькая. Фонарь поторопит твоих братьев. А я уйду тем самым подземным ходом, который мы с тобой вчера смотрели, все эти гордые герои уводили своих избранниц по нему, а потом - через перевал, и кошельки "на обзаведение" я всегда отдавал девушкам, чтобы герои чувствовали себя героями подольше...
Мне тесно в этой стране, девочка. Я хочу в горы. Там удивительный воздух, знаешь?.. И небо - близко-близко. И легко найти место, где не будет никаких людей.
Я устал.
Прощай, маленькая.
Удачи тебе.
***
А ты меня нашел. А ты меня учил.
Цепляются за шелк бороздками ключи, ох, связка тяжела, уже работы ждут. И этот, с бутафорской кровью, тоже тут.
Ну ты б хотя бы год натаскивал меня!.. Не буду ничего я в комнате менять, пусть пачкают штаны, раз ты так захотел, а я скажу - не ныть. Последний, мол, предел. Эх, да чего ворчать. Работа в самый раз, и что мне за печаль, хоть злой отец, хоть сглаз. Не вышел этот миф - придумаем другой...
Дверь в башню, черт возьми, опять толкать ногой. Прохладно, аж трясёт; фонарь, старьё, чадит. Они притащат всё, что смогут заплатить. За счастье это вздор, пустячная цена!
Из башни - в коридор, и вот уже стена. А свечка в темноте сияет, мочи нет. Я вовсе не затем торчу тут на стене, я верно поняла? Фонарь не для тебя. А блики от стекла в глазах рябят, рябят...
Я руку поднесу к несмелому теплу. Я вроде как спасусь, а братья пустят слух. И будут меж людей рассказывать потом, что помер лиходей, разъят частей на сто, облит пятнадцать раз кипящею смолой, не дайте боги сглаз, ох, до чего ж был злой!..
А ты меня нашел. Мол, девочка, вперёд: пусть лезет на рожон очередной орёл, сердца влюбленных пар подхватывай, держи. Мне, мол, моя тропа, тебе вот эта жизнь. Я поняла, угу. Боишься маску снять. Так слабых берегут, зачем же так - меня? И груз твоей судьбы не вызывает страх. Мне все равно, где был, на дыбах иль в кострах. Я не боюсь тебя, ты, липовый маньяк...И льдинки слез дробят ненужный мой маяк.
Когда судьба-вино через края плеснёт, уйду вот так же, в ночь. Мой робкий огонек дрожит от сквозняка. Туман, как молоко. Но в замке много карт, и выучить легко все тропы наизусть, куда они ведут.