Второй поворот от Кунгсгатана направо, дальше прямо до самого утра...
"Привет, Малыш".
Нет, слишком небрежно.
"Пр-р-ривет, Малыш!" Нахально так, раскатисто. Не напугаю? Хотя с чего я взял, что его тоже будут звать Малышом? Привычка. В какие окна ни влетал с тех пор, а Малыш еще помнится. Сколько их было, славных ясноглазых детей, одиноких и забытых родителями...
Как я в свое время.
Внизу плывут черепичные крыши Стокгольма, серые и красные. Знакомый лабиринт дымоходов, прутики новомодных антенн. Тысяча чертей, как же медленно! Знавал я куда более быстрые способы летать, чем эта жужжащая штуковина с кнопкой. Да где сейчас ее возьмешь, ту волшебную пыльцу?..
Пропеллер привычно начинает почихивать. Устали "моторные" мышцы, давно ставшие частью спины. Пора приземлиться и отдохнуть. Возле чердачного окошка с зеленым стеклом я всегда делаю передышку. Пугаю спящего уличного кота, или стайку воробьев, или пару жуликов. Как повезет. Вывожу пальцем в пыли петушиный силуэт, кукарекаю тихонько. Смеюсь своим мыслям.
Славно мы курощали и низводили. Высокомерных домомучительниц, брюзгливых нянь, сухих и строгих домашних учителей, вредных дворников и даже папиного приятеля господина Юргенссона. Взрослых, совсем забывших, как они были детьми. И поделом. Забывать такое - нельзя.
...Я ведь все-таки повзрослел. Утратил способность общаться с феями. Потерял дорогу в свою страну. Чуть не свихнулся... Или свихнулся? Вряд ли меня станет слушать психотерапевт. Повзрослеть, чтобы остаться вечным ребенком. Летать, грузно, как бочка, переваливаясь в воздухе - но летать. Не молодеть, но и не стареть. Не помню, кто сделал мне этот подарок, но я благодарен от всей души...
Кажется, отдохнул. Пропала одышка, пропеллер вертится почти беззвучно. Не могу удержаться от пары неуклюжих мертвых петель, пока мотор тянет. Ух, здорово-то как, аж в глазах зарябило: трубы - звезды - фонари - снова звезды. Луна так близко, что хочется втянуть ее губами, как пенку с молока. Ребенком я не любил пенки, но у взрослых детей свои причуды. Проплывает внизу Королевская площадь, приветственно кивает Густав III; с этим меланхоличным памятником мы давно знакомы. Старый, почти одушевленный город, последний приют многих старых сказок, стал моим домом. Здесь можно жить, пока не надоест. А мне не надоест, пока не перевелись на свете одинокие дети и вредные взрослые, которым требуется напомнить кое-что очень важное...
Окошко светится на последнем этаже, в жилом квартале где-то за ратушей. Свечка или фонарик. Хрупкий силуэт на подоконнике - лица не различить, только взлохмаченная челка да рука, полускрытая тенью от занавески. Раскрытая книжка, обложкой в стекло. Что тут у нас? Джеймс Барри? Ну, Стокгольм, ты сегодня шутник...
Прости, Кнопка, Птенец, Бутуз или как там еще называют тебя твои слишком взрослые родители... Вынужден разочаровать.
Хотя - ты же все равно будешь рад. Правда?
Привет, Малыш!
***
А ребенок всемогущ и бессмертен, и играет в теплый солнечный мячик, и легко ему взлететь, словно птице, и по Млечному пути долго бегать, а потом земля к себе его тянет, и становится мужчиною мальчик, и летать ему уже не пристало, вы подумайте, что скажет соседка...
Невозможно, несолидно
В небе парить.
Крыльев нет, и люди - не птицы, а сказки все врут.
Помнить взрослому очень обидно,
Проще - забыть.
Строит взрослый против ребенка крепкий редут.
Умные взрослые книги,
Как кирпичи,
Вязкое мироустройство -
Прочный цемент.
Если не будешь их слушать,
Станут лечить,
Метким плевком в болото сбивают в момент.
А не надо их бояться, ребенок, посмотри, пропеллер - это не крылья, научись над взрослым миром смеяться - просто так, не прилагая усилий, и лети - да пусть хоть на самолете, под ногами то же небо в ромашках, в чехарду играют звезды в полете, и летать ну совершенно не страшно.
Взрослый, умный, толстое брюхо,
Толстый портфель,
Память детства, яркие краски... жалкая тень.
Много важных, тяжких, как жернов,
Каменных дел.
Белка мчится в ставшем родным уже колесе.
Взрослый, вспомни, это нетрудно,
Вспомни, ты - был,
Смех звенел серебром и легкость -
Хочешь - лети...
Если зависть давит подспудно,
Ты не забыл.
Вместо себя своего ребенка
В небо пусти.
И смотри, как он на облаке скачет, как на стареньком пружинном матрасе, как садятся ему на руки птицы, как расчесывает солнце лучами, и не плачь, ведь он рукой тебе машет, ты не плачь, ведь он вернется обедать, слезы высуши, ведь, может быть, даже вместе станете летать вы ночами.