Давным-давно миновал полдень. Ленивое солнце, перевалившись через верхушку небосклона, медленно дрейфовало на запад. Уже растратившее свое летнее злое неистовство, оно готовилось к зимней полудрёме. Сюссеу и Чуффефу сидели на склоне пологого холма совсем недалеко от берега Чёрной Речки. Вокруг шевелились под слабым ветерком пыльные стебли осота. Чёрная Речка огибала заросли молодого сосняка, и уплывала вниз, в необъятную даль. Там, в необъятной дали, Речка словно ножом срезала края саянтуйских сопок и терялась за поворотом. Ближний её берег желтел сухим песочком, правый обрывался в тёмно-зелёные кусты багульника. Речка была не совсем речкой, мало она походила на обычные родники и реки. И не чёрной была, а крапчато-серой. Можно было потрогать Речку ногой и почувствовать пальцами только размякший жар покатого камушка. Вся поверхность этой спокойной, наверное, впавшей в спячку, Реки, была покрыта выщерблинами и длинными трещинами. Время от времени из её широкой стремнины выкрашивались и пропадали невесть куда целые куски крепкой серой воды. На реке образовывались тёмные водовороты провалов.
Как-то раз, в середине лета, когда провалов стало слишком много, пришёл здоровенный пучеглаз. Сюссеу, спрятавшийся за кустиком полыни, наблюдал всё своими глазами. Пучеглазов ему приходилось видеть и побольше, и покрасивее, но этот точно был каким-то командиром. Он не прибежал, а вальяжно притащился. Его ноги были толще самого толстого дерева. Его бока были грязновато-жёлтыми, ничем не примечательными, и всё же веяло от них невероятной, сокрушительной силой. Даже воздух мелко дрожал над его горячей спиной, будто чего-то боялся. Пучеглаз привёл с собой несколько норников. Не таких, как братья и сёстры Сюссеу. Огромных норников, великанов, шумных, странно пахнущих, одетых в сине-красные шкурки. Одного норника пучеглаз всё время катал на загривке. Наверное, тот почёсывал хозяину шею. Ну что же, норники бывают разные. Мир многообразен. Таких норников Сюссеу уже не раз замечал возле Речки, хотя именно эти ему совсем не понравились. Пучеглазьи прислужники. Вслед за первым пучеглазом приполз другой. Размером он был даже побольше, но какой-то малохольный. Точно не начальник. Норники забегали, принялись выравнивать, заделывать дырки и вымоины горячей чёрной грязью. А главный пучеглаз ползал не спеша взад-вперёд, рычал на подчинённых, попёрдывал вонючим дымом. Сюссеу поглядел, поглядел да и подался в норку. На следующий день ни пучеглаза, ни огромных трусливых норников видно не было, зато Речка снова была гладкой и ходкой.
Сюссеу никогда не был экстремалом, но с самого детства его тянула к Чёрной Речке неодолимая, гипнотическая сила. Другие ребятишки азартно возились в траве, отбирая друг у друга толстого, вкусного жука, а он, влекомый любопытством, удирал от маминой норы и спускался вниз, к подножью пологой сопки. Сюссеу садился за кустик чахлой полыни и наблюдал. Чёрная Речка жила своей удивительной жизнью. Пучеглазы бегали по ней взад и вперёд. Они утробно рычали, они пели, они урчали, как живот после вкусного обеда. Они были очаровательны и ужасны. Их шкуры блестели на солнце красивее, чем крылья божьей коровки. Сюссеу сидел за кустом, дрожа от страха и восторга. Иногда он думал: 'Ну почему я не родился пучеглазом? Я был бы огромным, могучим, быстрым, красивым, как радуга после дождя. Никакая Юсисси не посмела бы кусать меня за шею'. Шло время. Сюссеу подрос. У него появилась масса забот и обязанностей. И всё-таки раз в два-три дня он выкраивал час-другой, спускался с холма и прятался за своим кустом.
Вот так, однажды, он увидел экстремалов. Трое норников, все старше Сюссеу, пришли со стороны восхода. Все незнакомые. Наверное, из соседнего принорка, который к северо-востоку от родного поселения Сюссеу. Экстремалы уселись на склоне сопки и во все глаза уставились на сосняк, скрывавший поворот Чёрной Речки. Время от времени они перекидывались тихими фразами. А потом началось действо...
Ошалевший от восторга и недоумения Сюссеу скатился в нору. Мама выслушала его путаное, сбивчивое повествование, почесала щёки, уселась на пол и прочла сыну длинное и очень убедительное нравоучение.
- Бестолковые, беспутные прожигатели жизни! - гремела мама. - Шалопаи и бездельники, которые за всю жизнь ни одного зерна с земли не подобрали! Отвратительные, никчёмные создания! Выродки славного рода саянтуйских норников! Свою распутную жизнь они закончат мерзопакостно и никогда, НИКОГДА не попадут в 'нору всех нор'! Спасибо Прародительнице, в нашем принорке таких нет! Кстати, а какого остроклюва ты бродил возле Речки?..
Больше Сюссеу на эту тему с мамой не заговаривал. К Чёрной Речке старался не ходить. Да и некогда было. Нужно было копать нору, запасаться провиантом. По утрам становилось всё прохладнее. Норники отъедались перед долгой зимой, Сюссеу старался не отставать. Перед тем как залечь в нору, он зашёл к Юсисси пожелать доброй спячки. Но Юсисси болтала с подружками и, потоптавшись у входа, Сюссеу убрался восвояси. Засыпая, он дал себе клятву, что весной, во что бы то ни стало, обратит на себя внимание капризной норнички.
Бывает, самая обычная ночь тянется муторно и мучительно. То ли ты спишь, то ли бредишь. Тревожная полуявь, полудрёма. Примерно так, всхлипывая и ворочаясь с боку на бок, провёл спячку Сюссеу. Только к середине февраля сошло на него умиротворение. А проснувшись, выбравшись наверх из норы, всё ещё заполненной сновидениями, Сюссеу понял, что воспрял далеко не самым первым. Поджимая ноги (земля ещё была студеная), он почти бегом направился искать Юсисси. Норничка нашлась быстро. Она грелась на солнышке у входа в свою норку. Сюссеу подсел рядом, пожелал доброй весны, потом робко попытался осведомиться у Юсисси о её планах на будущее.
- Будь спок, - ответила норничка, смерив собеседника с головы до ног долгим насмешливым взглядом, - тебя в этих план нету.
Тут кто-то больно укусил Сюссеу сзади за шею.
- Ай! - закричал Сюссеу, отпрыгивая в сторону.
Перед норой, уперев руки в боки, стоял Фюфю.
- А ну, топай отсюда, сосунок, - процедил он и угрожающе скосил глаза. - А не то...
Что 'не то' Сюссеу уже не дослушал. Добежав до своей норы, он юркнул в спасительную темноту, свернулся клубком и заплакал от стыда и обиды. На следующий же день Сюссеу отправился к Чёрной Речке. Там ничего не изменилось. Всё было по-прежнему, только в овраге на той стороне ещё лежал островками ноздреватый снег. Сюссеу сидел на склоне, смотрел на пучеглазов и воображал как при всём народе кусает наглого Фюфю, а потом уводит в свою нору Юсисси. Никого он, конечно, не укусил ни при народе, ни один на один, никого не привёл в свою нору. Норнички хихикали за его спиной. Фюфю при каждом удобном случае задирался или обидно дразнился. Да и не только Фюфю, задирался и Ещушуси, и Сьюифи, и ещё кое-кто. Братья и сёстры только пожимали плечами: 'Сюс рохля и неудачник, кто с таким захочет водиться?'. Мамины вздохи были хуже горькой полыни. Помощь пришла оттуда, откуда Сюссеу совсем не ждал. Старый норник Усуфи, по прозвищу Три Прыжка, поговорил с молодыми забияками и велел им держаться подальше от сына Ифиффи. В принорке Усуфи уважали и побаивались. Слово Усуфи слышали первым, а забывали последним, оспорить его могли разве что самые пожилые, умудрённые жизнью норнихи. К Сюссеу больше не приставали, но и дружить с ним никто не собирался. Так миновал июнь.
Молодым свойственно считать ямку оврагом. И самый несчастный на свете норник Сюссеу решил даже перебраться жить в какой-нибудь чужой принорок. Со своим решением он пришёл к Усуфи. Три Прыжка выслушал его очень внимательно, покрутил головой и сказал вот что:
- Ты ещё слишком молодой, да и дуралей к тому же. Когда нужно сидеть, ты удираешь, когда нужно удирать, сидишь, как прошлогодний пенёк. Но пройдёт ещё одна спячка и всё изменится, если будешь следовать моему совету.
- Какому совету? - жадно спросил Сюссеу.
- Совет такой: если опасность видит твою спину - ты мёртвый, глупый трус, если опасность видит твоё лицо - ты мёртвый, храбрый дурак, а если опасность видит твой бок... Впрочем, подумай-ка сам. И так я много тут травы нажевал.
Сюссеу отложил переселение и остался в родном принорке. Собирая зёрна, греясь на солнце, засыпая в норе, он всё думал, что же имел в виду Три Прыжка. Иногда Сюссеу казалось, будто он близок к разгадке, а иногда, что понимает ещё меньше, чем в самом начале. 'Какую же опасность имел в виду Усуфи? - размышлял молодой норник. - Может быть остроклюва? Или зверозуба? Или гибкого гнутопуза?'. Как бы то ни было, но на мысли о своей несчастливой судьбе у Сюссеу просто не оставалось времени. Он почти перестал обращать внимание на насмешливые взгляды и ухмылочки. И те, как ни странно, пошли на убыль. Сюссеу не ощущал перемен, но он менялся сам и менял, окружавший его мир. Одно оставалось неизменным: Сюссеу по-прежнему тянуло к Чёрной Речке. Он приходил на берег, садился за куст полыни и всякий раз ему начинало казаться, что отгадка совсем рядом. Обострившимся до болезненности чутьём Сюссеу ощущал: загадка Усуфи неразрывно связанна с этим местом. Однажды он сидел у нагретых солнцем камушков, смотрел, как дрожит воздух над чёрной водой и думал. Что знал Сюссеу о Чёрной Речке? То же самое, что и прочие, не обременённые раздумьями норники: у Речки нет ни конца, ни начала. Но в то же время есть исток и устье. Речка неподвижна, но в то же время течёт. Она вытекает из Норы Прародительницы и впадает в Нору Всех Нор. Пучеглазы стерегут и чинят Реку. Вот и всё. Можно сказать, что негусто. Только в голове Сюссеу эти мысли приобретали какой-то иной цвет и запах.
- Эй, кореш! Ты чё там, в спячку впал? - незнакомый голос вывел Сюссеу из задумчивости.
Чуть поодаль от него стояли трое норников. Тех самых, что Сюссеу видел здесь в прошлом году.
- Греби сюда, не обидим, - позвал самый высокий.
Так они и познакомились. Чуффефу и его приятели жили в большом принорке на северо-восточном склоне холма. Узнав, что Сюссеу не экстремал, а 'просто так смотрит на Реку', Фьихи и Ссуси несколько поостыли к новому знакомому. Однако на самого Чуффефу это не произвело ровным счётом никакого впечатления.
- Шустришь, не шустришь, какая нам разница? - сказал он и сощурился. - Может попробовать хочешь?
- Не, я пока нет, - смешался Сюссеу. - Можно, я просто посижу, посмотрю?
- Валяй! - разрешил Чуффефу, видно он был в троице за главного. - Только самому шустрить интересней, чем зырить.
Остальные тоже были не против.
- И за небом тогда приглядывай, - сказал Фьихи. - Чё-то сёдня остроклювов до фига.
Сюссеу 'зырил' целых два часа. Он даже не знал, восторгаться ему или ужасаться. У него сосало под ложечкой уже оттого, что он сидел в двадцати шагах от края Реки, выпрямившись как столбик. Но он упрямо сидел, 'зырил' и не забывал время от времени поглядывать на небо.
Прощаясь, Чуффефу сказал:
- Мы теперь часто здесь будем шустрить. Раньше во-он там зависали, - Чуффефу махнул куда-то вдоль склона. - Там место лучше. Только там трещина появилась здоровая, всё портит. Так что подгребай, когда соскучишься.
С тех пор они встречались. Иногда с экстремалами приходил ещё Хуусу, мрачноватый неразговорчивый норник. Случалось, появлялись большие компании 'корешей из дальних принорков'. Тогда Сюссеу смущался и, сославшись на неотложные дела, 'сваливал'. Бывало Чуффефу приходил один, не шустрить, а просто так, поболтать. Сюссеу и не заметил, как рассказал и про свою жизнь, и про Юсисси, и про и про свои мысли о Чёрной Речке. К мыслям Чуффефу отнёсся скептически, зато на историю с Фюфю прореагировал очень бурно:
- Таких надо закапывать в собственных норах! - заявил Чуффефу. - Тебе нужно было дать ему головой в живот, а когда бы он плюхнулся, вцепиться ему зубами в нос!
Сюссеу представил себе такую картинку и содрогнулся.
- Хотя ты не такой, - подумав, констатировал Чуффефу. - Хочешь, пойдём к вашему принорку и я лично надаю жирному поганцу по шее? Можно с собой корешей взять. Тогда всей банде навешаем!
Ему самому так понравилась эта затея, что Сюссеу битый час пришлось отговаривать экстремального норника от военного похода и даже рассказать про загадку Трёх Прыжков. Как ни странно, загадка не вызвала у Чуффефу никакого затруднения.
- Всё просто, - сказал он. - Если опасность видит твой бок, то ты хозяин своей жизни. Это девиз всех экстремалов.
- А откуда его знает Три Прыжка?
- Три Прыжка крутой норник, - сказал Чуффефу уважительно. - Когда-то, брат, он шустрил так, как тебе и в спячке не снилось.
- Ты что, его знаешь? - изумленю Сюссеу не было предела.
- Лично не знаю, - признался Чуффефу, - но слышать - слышал.
Они посидели вместе ещё немного, наблюдая за редкими в этот час пучеглазами, и Чуффефу сказал уже, собираясь восвояси:
- А норниху эту выкинь из головы, чтоб её остроклюв слопал.
Вернувшись в принорок, Сюссеу не пошёл к себе, а отправился прямиком к норе Усуфи. Он топтался у лаза до тех пор, пока старый норник не услышал его и не позвал вовнутрь.
- Я знаю ответ на твою загадку, - сказал Сюссеу, не замечая угощения.
- Ах, ты об этом, - проговорил Усуфи, выслушав объяснения. - Сам допёр?
- Не, не сам, - признался Сюссеу. - Один норник рассказал, у Чёрной Речки.
- Экстремальный?
- Экстремальный. Он даже о тебе знает... немного.
Усуфи улыбнулся в темноте, судя по всему, очень довольный.
- Я тут подумал, и вроде как, решил, - одним духом выпалил Сюссеу. - Я тоже хочу попробовать. Хотя бы раз! Я чувствую, вы знаете что-то такое... Такое чего я не знаю. А я хочу знать! И про Реку, и про пучеглазов, и про Нору!
- От зверозуба да к остроклюву.- горестно сказал Три Прыжка. - Совсем не о том я тебе говорил.
- Я должен попробовать, - упрямо повторил Сюссеу.
- Пробуй. Мне то что? - сказал Усуфи. - Через год ты поумнеешь, если доживёшь. - И подумав, добавил. - Обожди ещё пять дней. Утряси мозги в голове и дерьмо в животе. Обещаешь?
- Обещаю! - сказал Сюссеу и полез из норы.
Возле норы сидела Юсисси, поглядывала по сторонам и грызла травинку. Увидев Сюссеу она как-будто обрадовалась:
- Привет, Сюс! Как дела?
- Не твоё дело, - бросил на ходу Сюссеу, - ступай к своему Фюфю.
- Ты что, обижаешься на меня? - жалобно спросила Юсисси удаляющуюся спину. - Фюфю такой зануда... и грубиян...
- Мне нет дела ни до тебя, ни до Фюфю, - отрезал Сюссеу, исчезая в сгущающихся сумерках.
В своей норе он свернулся калачиком и уснул в полном согласии с собой и миром. Через пять дней Сюссеу нашёл на берегу Чуффефу и заявил о своём решении стать экстремалом.
- Вот это реально, кореш! - Чуффефу ткнул приятеля в живот. - Не пожалеешь! Это даже круче, чем девчонок по кустам щупать! Послезавтра мы тебя посвятим.
- А можно, чтобы без компании? - попросил Сюссеу. - Ты и я.
- Чё, понтуешься маленько? - догадался Чуффефу. - Не понтуйся! Вдвоём, так вдвоём. Замётано! Значит, послезавтра на этой самой точке. И не жри много.
- Ты чё, кореш, опять дрыхнешь?!
Легкий тычок локтём вернул Сюссеу к действительности.
- На Реке дрыхнуть нельзя, - наставительно сказал Чуффефу. - Зырь в оба глаза, а не то быстро перекочуешь в Нору Всех Нор. Чему я тебя учил, помнишь?
- Помню, - сказал Сюссеу, волнуясь. - Кажется.
- 'Кажется'! - передразнил Чуффефу. - Куда ты должен глядеть?
- Туда, - Сюссеу указал на сосняк.
- На пучеглазов, которые бегут справа, внимание обращаем?
- Нет, не обращаем.
- Правильно, пусть катят к остроклювам, - Чуффефу быстро глянул на небо. - Как только из-за сосен появляется пучеглаз, начинай считать. До скольки считать, помнишь?
- Кажется, до пяти...
- 'Кажется', - опять передразнил Чуффефу.
- А до скольки? - спросил Сюссеу.
- До пяти, до пяти, умник. Пучеглаза выбираем не сильно большого, но и не маленького. Ну, это я сам скомандую.
Сюссеу вздохнул.
- Да не понтуйся, ты! - сказал Чуффефу бодро. - Только первый раз трудно, а потом ништяк.
- Я не понтуюсь, - Сюссеу опять вздохнул. - Просто, мы уже час сидим.
Да, они сидели уже целый час, и как назло ещё не увидели ни одного пучеглаза.
- Слушай! - Сюссеу даже похолодел от внезапной мысли. - А пучеглаз не может соскочить с Реки и погнаться за мной по лесу?
- Вряд ли, - не очень уверенно успокоил приятеля Чуффефу. - Мне один полосатик говорил, ну из тех, которые на соснах ошиваются, тоже экстремал, кстати. Тёр, будто пучеглазы иногда с Реки сворачивают, но бегать по земле ни фига не умеют. Так, кандыбают потихоньку.
Из-за поворота с рычанием выскочил ярко-красный пучеглаз. Молодые норники разом повернули головы на звук.
- Раз..., два... - начал считать Сюссеу, коленки его ослабели.
- Не считай, прозевали уже, - сказал Чуффефу. - Клёвый был пучеглаз, - и, заметив выражение лица Сюссеу, добавил: - Следующий ещё круче будет. Давай за Рекой следить.
Некоторое время они молчали.
- А ты до скольки будешь считать? - спросил Сюссеу.
- Я то? До двенадцати. Я экстремал со стажем, - гордо заявил Чуффефу. - Только тебе так ещё рано.
- Я и не гонюсь, - сказал Сюссеу.
- Могу сделать на четырнадцать, - оживился Чуффефу. - Не, без понтов, давай покажу тебе класс.
- Ну, покажи, - согласился Сюссеу.
- Слышь, - Чуффефу навострил уши. - Сейчас выскочит.
Пучеглаз был чёрным как ночь. Его блестящие зубы торчали перед мордой, толстые как стволы молодых сосен.
- Считай! - крикнул Чуффефу.
Но странное оцепенение напало на Сюссеу. Он увидел, как пучеглаз, наступает на него своей чёрной лапой, как мчится дальше безжалостный и бездушный. Ноги Сюссеу словно вросли в землю и не было на свете силы, способной сдвинуть его с места.
- М-да, - сказал Чуффефу, проводив чёрного пучеглаза взглядом. - Давай-ка, кореш, присядем.
- Я, наверное, не смогу, - вид у Сюссеу был несчастный. - У меня не получится.
- Фигня! - сказал Чуффефу. - Первый раз все ссут. Ты не оригинален. Дай срок, я из тебя сделаю суперэкстремала. У меня даже жаба шустрить научится, не то что норник.
- Покатит! - подумав, сказал Чуффефу. - Только следующий мой. Дыбай и секи.
Следующий пучеглаз появился минут через десять, светло-бежевый с приплюснутой мордой. Сюссеу вытянулся столбиком.
- Раз, два, три, четыре, пять... - считал Чуффефу, не сводя глаз с приближающегося зверя.
На счёт четырнадцать он замолчал на секунду, крикнул 'пятнадцать' и стремглав бросился вперёд, перед носом у пучеглаза к противоположному берегу Чёрной Речки. Пучеглаз пронзительно взвизгнул, его нос вильнул из стороны в сторону, и Сюссеу зажмурился, заранее зная, что будет дальше. Когда Сюссеу открыл глаза, пучеглаз был уже далеко, а на середине Речки, между двух трещинок, бесформенной кучкой лежало то, что минуту назад было экстремальным норником по имени Чуффефу. Вне себя от горя и ужаса Сюссеу бросился прочь.
***
- Никто не ушибся? - озабоченно спросил мужчина, оглянувшись с водительского места. Семилетняя Анечка стояла коленями на заднем сиденье, и вытянув тонкую шею, во все глаза глядела сквозь триплекс на убегающую прочь дорогу.
- Папа! Ты сейчас зверюшку задавил! - звонкий Анечкин голос дрожал натянутой струной.
- Он же сам выскочил, - сказал мужчина, оправдываясь.
- Ты бы свернуть мог, чтобы его не давить. А ты прямо на него наехал, - упрямо сказала Анечка.
Мужчина виновато пожал плечами и поглядел в зеркало.
- Давай вернёмся, - неожиданно предложила девочка. - Может, он живой ещё. Мы его в больницу отвезём.
- Здесь разворачиваться нельзя, - соврал мужчина, начиная раздражаться. - И вообще, хватит нюни распускать!
Анечка всхлипнула. Трёхлетний Володя, настороженно следивший то за сестрой, то за отцом, всхлипнул следом и вдруг заревел, размазывая слёзы по щекам маленькими, не очень чистыми кулаками.
***
Трак'кра нагнал Кад'нара уже за последней в гряде сопкой, над тем местом, где Чёрная Речка впадала в Большую Чёрную Реку. Трак'кра слегка запыхался, потому как крыльями пришлось поработать неслабо, но вида не показывал. Держал марку. Пару минут летели молча. Внизу, по Чёрной Реке, нескончаемой вереницей бежали друг за другом разномастные пучеглазы. Язык у Трак'кра так и зуделся, но очень хотелось, чтобы Коан'нар заговорил первым. Только проклятый чурбан махал себе крыльями да помалкивал. И Трак'кра не выдержал.
- Ты на твердокрыла похож, - сказал он, стараясь, чтобы его слова прозвучали как можно ехиднее.
Кад'нар ухмыльнулся:
- Такой же быстрый?
- Нет, такой же упёртый. Тебе чё, совсем неинтересно, чё я видел.
- Видел много ЧЁ, - проговорил Кад'нар издевательски. - Если будешь над каждым оврагом зависать, то до Каменной Долины мы как раз к утру доберёмся.
- Ничё, успеем. Никуда твой ночной экстрим не денется, - сказал Трак'кра примирительно. - Полетаем.
- Долина - не наша территория. Если будем прилетать когда вздумается, а не когда забито, то с местными будут трения, - сказал Кад'нар.
- Ну, и чё! Пускай! - заявил Трак'кра агрессивно. - Итак каждый раз летим из Тарбагатая. Ближний свет! А эти приколисты совсем оборзели. Думают, будто у них на Долину с твердокрылами эс...клюзивное право. Будто они одни экстремалить хотят.
- Уймись ты, гнезда ради, - попросил Кад'нар. - Развоевался.
- Тогда давай расскажу, чё видел.
- Расскажи, - обречённо согласился Кад'нар, он уже привык к тому, что от Трак'кра так просто не отделаешься.
- Помнишь то место на Чёрной Речке, где на прошлой неделе пучеглазы норника раздавили?
- Ну, помню.
- Так вот мы с тобой летим, а я вижу, на этом самом месте другой норник сидит.
- Не тот, которого раздавили? - ядовито вставил Кад'нар.
- Говорю же, другой, - продолжал Трак'кра, даже не заметив подвоха. - Я думаю: может родственник пришёл поскорбеть? А он, чё ты думаешь, шасть через Речку, прямо перед носом у пучеглаза. Вернулся обратно, дождался нового. Шасть! И опять ждёт. Бормочет чего-то, сам с собой разговаривает. При мне раз шесть пробежал. Полный отморозок! Я бы в таком месте побоялся.
- У нас в небе таких мест не бывает, - пробормотал Кад'нар.
Осенний ветер подхватил его слова, и переворачивая буквы, понес в ультрамариновую высь. Туда, где пробивая пух облаков, заходил на посадку ИЛ-86.