Прохладным ноябрьским утром, после праздника, проснулся Варфоломей во дворе, на холодной заиндевелой проталине. И понять ничего не может, хотя понимать, собственно особенно то и нечего. Вроде бы вчера, подвыпив пива пенного и еще какой-то дряни, вроде вина, вышел во двор подышать свежим воздухом, покурить, да позабыл, что дальше было.
В то время как встает с земли и отряхает одежду от пыли, рассуждает сам с собой:
- Видно, позабыл самое главное. Вчера был праздник. Какой- не помню. Это одно. Второе - вышел во двор покурить, да вот дале ничегошеньки не помню.
- И неудивительно! - вмешалась тут бабка Марфа. Она вышла во двор покормить хряка, в красной мужицкой руке ее - ведро с помоями: - Ты был пьян как свинья! Приставал к Меланье, за что и был опрокинут на земь нашим слесарем, Потапычем.
И все-таки Варфоломей чего-то недопонимал. Меланью он давно полюбил, эту сочную краснощекую свинарку. Потапыч, слесарь, тоже, видимо, любил ее, и даже как-то на сочельниках свататься ходил. Но вот как он оказался тут на дворе?
На самом деле дело было так.
Вечером, когда полевые работы закончились и все слесари возвращались со своих постов в колодцах, пришел домой так же и Варфоломей. Все работники обитали в огромном деревянном бараке на пустыре. Каждая семья имела свою отдельную камеру-комнатушку, где вели свое бытие, где питались, спали и размножались. Радости особенной не было. Кабы не пиво и вино, которое ежедневно по вечерам доставлял Кац ко двору, подъезжая на дохлой кляче со стороны перспективного городка.
Вот и Варфоломей, будучи уставшим как скотина, физически и психически, порешил выпить немного пивка, литров так десять, чтобы привести свою душу хотя бы в веселое на время состояние. В кармане у него было несколько дублей, да еще пара гульденгов. В канистре это пиво уместилось с большим удобством, и было видно, как хорошо ему там внутри - оно пенилось, а при откручивании пробки приятно шипело.
Соседи Варфоломея - слесарь Потапыч, бабка Марфа, да девица Меланья, живущая одна, свинарка и симпатичная особа, за которой слежку ведут уже добрая дюжина разных мужиков-бобылей, все они - слесари, некоторые дворники, есть даже один канализатор, это наш добрый Варфоломей. Слесарь Потапыч, старый горбатый бобыль, бурый цветом лица и с хриплым голосом чаще всего навещал красавицу.
Она же, уставшая от тяжелой работы в поле, ведь жмых в корыте мять да говно свиное таскать - нелегкая работа, по вечерам могла позволить себе слабинку: выпить пару стаканчиков капустной наливки и пригласить какого-либо хахаля, чтоб поплясать с ним кадриль или гопака до упаду. Возможно будут какие-нибудь шуры-муры, потискаются вместе, может быть и поцелуются. В общем - романтика Вот с Потапычем и любила она хороводы водить.
Варфоломей - человек застенчивый, простой как сапог, но поделать с собой ничего не может - любит он Меланью - хоть иголки швейные глотай! И что только черт его за нос водит.
Живет также через стенку дева одна, красавица писаная, вот только жаль что не видел ее Варфоломей, да и вообще никто ее никогда не видел. Не выходит бедняга во двор, не понятно чем питается и как сводит концы с концами. Красавица - ее бы, может быть, полюбил бы сам император или какая-либо другая августейшая особа, да не видит ее никто. Телом не жирна и не худа чтобы очень, лицо, правда, малость, осунувшееся, зато мило и напоминает чуть вялый фрукт. Зато душа ее, сердце мягкое -добрая, особливо по вечерам. Не пьет, не курит, сидит всю ночь напролет у стены и смотрит в дырку, что открывает взор в каморку Варфоломея. И не догадывается наш канализатор, что за ним наблюдают. И не слышит Варфоломей как бьется сердце девицы, это она любит его и желает, вот только не знает как показаться, как заметной быть. Зовут ее Ласка.
И вот, после трудового дня, разместился Варфоломей в своем старом перекошенном кресле как раз напротив дырки в стене, в которую робко смотрит наша добрая красавица Ласка. Расставил Варфоломей вокруг себя армаду банок и стаканов, налил туда пива пенного, любил он когда пива много налито везде. Принялся пить. И чем больше выпивал этой целительной влаги, тем больше плакала Ласка, воздыхательница его. Видать ведала, что кончит Варфоломей весьма плохо, в психиатрической лечебнице. Но этого еще пока никто не знал и сие не входит в рамки этого повествования.
И чем больше Варфоломей поглощал пива, тем больше просыпалась душа его, мягкое доброе сердце окрылялось крыльями и уносилось прочь из этого страшного мира. Он вновь вспоминал Меланью, сочинял для нее очередной стишок, из цветной бумаги вырезал аппликацию - в подарок.
Выходит во двор, курит и смотрит на далекие звезды, слушает как веселятся люди в бараках, как ругаются и дерутся счастливые, уставшие и обезображенные тягостами жизни мужики и бабы, верещат худосочные дети и тяфкают отвратительного вида собаки. Смотрит, как по темным закоулкам передвигаются обкумаренные клеем детки, пронзительно смеются, некоторые же стонут. В руке его бутылка крепкого вина, которое он успел подобрать дома, он знает, что он, это вино, будоражит душу.
- Все! - сказал вдруг вслух Варфоломей - Настало то время признания в любви моей возлюбленной Меланье!
И сказав решительно эти слова, направил он свои стопы к каморке Меланьи, где она как раз развлекается со слесарем Потапычем.
Но не знал наш Варфоломей, что услышала слова его бедная девушка Ласка. После того, как побрел он неуверенным шагом, шатаясь и кашляя, по заданному направлению, надела на свою голову Ласка красную косынку, накинула фуфайку, обулась в валенки и тихо вышла во двор, чтоб проследить за Варфоломеем. "Я бы для тебя на все пошла, даже на рожон!" - думала про себя она добрые слова. И не ведала, что на этот рожон и отправлялась. Но всему свое время.
Пред самым входом в каморку Меланьи, замер Варфоломей, прислушался - он слышал как звонко хохочет Меланья, как матерится Потапыч. И ему вдруг стало грустно почему-то, потом же он почувствовал прилив силы, после того как отпил из бутылки немного спасительной крепкой влаги и оптимистично подумал: "А чем я плох? Я крепко вздую этого слесаря, он не достоин красоты прекрасной особы! Я предложу Меланье свою руку - будет свадьба! Решено!"
И уже он попытался вломится в хрупкую дверь, как из соседней комнатушки вышла бабка Марфа выносить хряку помои.
- А-а! Варфоломей! Опять нализался! - громко затараторила старуха, размахивая ведром с вонючим содержимым.
Пришлось старую послать матом ко всем чертям. Старуха заткнулась, перекрестилась и побрела по своим делам. И прошла мимо как раз около Ласки, которая успела прижаться к серой стене дома, вот и не была замечена. От души ее отлегло, она внимательно наблюдала за своим возлюбленным.
А Варфоломей в то время уже вламывался в каморку Меланьи. И перед оторопевшими людьми в светлой комнатке с отставшими от стен обоями и с тараканами, предстал пьяный Варфоломей с бутылкой вина в руке. Он вопил:
- Меланья! Ты и я - вот пара сапогов. Нам не нужен этот старый хрыч Потапыч, к тому же он зарабатывает на три краюхи хлеба всего, я же - на четыре. И позволяю покупать каждый вечер пиво и вино - со мной не пропадешь!
Попервах Меланья с Потапычем конечно же оторопели, ведь они лобызались, были заняты собой, но после, после пережитого шока и выпитого конъяка, начал канализатор Потапыч своим сиплым старческим голосом:
- Ты мне зубы не заговаривай! Краюх хлеба я получаю на две больше чем ты, и могу позволить себе более горючую выпивку. А Меланья - моя баба и я не позволю, чтобы всякая падла с ней так разговаривала!
Разгоряченный Варфоломей недолго думая обрушил на его голову еще непочатую бутылку вина. Меланья как свинья завизжала. А Ласка притаилась в сенях - все видит, наблюдает любящим оком за жизнью своего кумира.
Потапыч сперва схватился за свою голову, где уже начала проявляться шишка, глазки его налились кровью, рот перекривился в ужасной гримасе, он схватил топор и помчался на Варфоломея. Герой не унывал, он выкрикнул: "Меланья! Я защищу тебя!" и кинулся прямо на противника, вооружившись острыми вилами. Топор и вилы пришли во взаимное соударение, произошел лязг, посыпались искры, и враги, пыхтя и проклиная друг друга, затеяли борьбу прямо на пороге квартиры.
Меланья спохватилась, сняла с плиты кипяченную воду в котле, предназначенную для варки яиц, и окатила Варфоломея. Варфоломей обжегся, а потому он закричал гневно, отскочил в сени, да размахнувшись вилами, задел прямо в горло бедную Ласку, что стояла тихо за шторами.
Канализатор Потапыч же, воспользовавшись минуткой, накинулся на Варфоломея, и обухом топора стукнул его прямо в темечко, отчего бедный Варфоломей покатился во двор прямо в сугроб, где и остался лежать.
Бабка Марфа, уже покормившая хряка, покачала головой и прошла мимо. Меланья останавливала Потапыча, который решил было вообще убить несчастного, обещала ему всяческие сладости. А Потапыч любил сладости, особенно липкие сладкие тянучки.
И это была обычная ночь. Кобели неприятно тяфкали. Пьяные люди горланили песни и дрались по своим квартиркам. Худые тупорылые дети бродили там и сям, нюхали клей и развратничали по углам. Далеко за горизонтом вспыхнули сараи, самолет упал и разбился на пустыре у леса, а на заводе химикалий произошла утечка - вонючие потоки слизи заливали все кругом.
А в сенях помирала Ласка, никем не замеченная, пронзенная вилами. И даже, будучи уже при смерти, она любила Варфоломея, она знала каждое его движение, понимала каждое его слово и тяжело сочувствовала его горю. Она помирала и никто не видел этого. Такова уж участь....