Аннотация: Основан на виденном, когда-то очень давно, сне. Мысль очень долго блуждала и нашла выход.
Персональный ад.
Этот Кот никогда не любил меня. Мама подобрала его на улице совсем крошечным: он сидел в сугробе и оглашал окрестности пронзительным мя-вом. Бедолагу, видимо, вышвырнули с балкона за неведомые, но, несомненно, тяжкие грехи. Вид мокрого, дрожащего комочка разбил сердце матери и она, не особо жалующая до этого кошек, решила взять его домой. Орал котёнок жутко и мама предупредила:
- Будешь орать - вышвырну обратно на улицу!
Котёнок утих, и впредь уже громко никогда не орал, а мяукал тихо и интеллигентно, как бы шепотом. И ещё - он никогда не мурлыкал. Я впервые видел Кота, который не мурлычет, имея для этого все данные.
Я тогда жил отдельно от родителей и считал, что Кот не любит меня по тому, что редко видит и считает чужим. Лет через пять я переехал к родите-лям, но, даже через пару лет совместной жизни, кот продолжал относиться ко мне, как к злостному оккупанту: он шипел на меня, царапался и кусался, причём проделывал это совсем не шуточно, и вообще, на руках сидел только у матери. Кошки всегда любили меня, я отвечал взаимностью и, на этом фоне, иррациональная ненависть Кота временами меня просто бесила.
Однажды родители уехали в санаторий и я, на две недели, остался с котом наедине. Если раньше котяра позволял хоть какие-то вольности по от-ношению к себе, то теперь начал относиться ко мне как к немецко-фашистскому захватчику. Я, руководствуясь самыми добрыми побуждения-ми, кормил этого гада, убирал его лоток, а он шипел и бросался на меня, за что сразу и отхватил ногой под зад. Смекнув, что силы у оккупанта несравни-мо больше, подлая животина ушла в глубокое подполье: кот делал набеги на кухню и туалет исключительно в моё отсутствие, до приезда родителей я его практически не видел, и оставалось только радоваться тому, что мой непримиримый партизан не приучен гадить в обувь.
Время шло, а причина нелюбви Кота оставалась тайной.
Небольшая комната была с одним окном, задёрнутым плотной грязно-оранжевой шторой, была заполнена, разного рода домашними и не очень, животными. Комнату заливал апельсиновый сумрак - создавалось впечатление, что за окном висит огромная светящаяся тыква. Животные, практически не двигаясь, неотрывно смотрели в центр комнаты.
На старом, шатком стуле, с потрескавшейся лакировкой, в неглубоком пластмассовом тазу, наполненном рваными газетами, сидела трёхцветная, гладкошерстная морская свинка. Она стояла в тазу на задних лапках, опира-ясь передними о край, и не мигая, внимательно смотрела чёрными глазами-бусинками. Шевелились лишь мягкие, раздвоенные, бархатные заячьи губы, что-то, быстро и тщательно, пережевывая...
...Когда мне было около трёх лет, родители завели морскую свинку. Возможно, они хотели, чтоб ребёнок приучался к заботе о домашних питом-цах, любил братьев наших меньших - в любом случае, они хотели добра, но бедной свинюшке от этого было не слаще. Я не давал покоя бедному живот-ному: таскал её по комнате, возил по полу, толкая под зад, как машинку, свинка пряталась, но я находил и продолжал "заботиться" о своём питомце. Вряд ли я был жесток тогда и понимал, что творю, но, как уже было сказано, свинке от этого было не легче. Однажды, я затолкал животину в наволочку и таскал её за собой повсюду. Когда мама отобрала у меня мою жертву, было уже поздно - свинка сдохла.
У порога двери, на старом лоскутном коврике, положив голову, с од-ним смешно торчащим ухом, на лапы, лежала небольшая чёрно-белая двор-няжка. На шее у неё был старый, потёртый кожаный ошейник с длинным по-водком, бока, покрытые короткой, жесткой шерстью, еле заметно вздыма-лись; она, как-то виновато моргая, смотрела грустными, карими глазами в центр комнаты...
...Мне было пять лет, когда мы переехали в большой, интенсивно строящийся, микрорайон. О! Для ребёнка это был просто рай: здесь была ог-ромная песчаная пустыня намывного песка, с котлованами и дикими соба-ками. Здесь было множество строящихся крупнопанельных многоэтажек, проникнуть на которые можно было практически беспрепятственно, а бегот-ня от сторожа расценивалась, как дополнительный бонус к нашим каждо-дневным детским приключениям. С одной стороны к микрорайону прилега-ло большое болото, с другой реликтовый лес и река - в общем, имелся пол-ный набор условий, при которых ребёнок имел реальную возможность не дожить до школы. Папа работал, мама сидела дома с грудной сестрёнкой на руках, и я был полностью предоставлен себе и окружающим меня достопри-мечательностям. Сейчас трудно это себе представить, но шёл 1980-й год - эпоха блаженного и радостного застоя.
Я быстро обзавёлся друзьями, и мы весело проводили время со строй-ками, лесом, рекой, порванной одеждой, синяками, ссадинами, пробитыми головами, сломанными конечностями и родительскими истериками. Во вре-мя очередного научно-исследовательского похода по району, мы с коллега-ми где-то обнаружили дохлую собачку, в ошейнике и с поводком. Трудно сказать, какие тёмные стороны нашей детской души, сподвигли нас на даль-нейшие действия - мы приняли мёртвую собачку в свою компанию и, около недели, она гуляла с нами. При всём богатстве воображения, мне очень трудно представить реакцию взрослых, которым встречалась наша дружная ватага с мёртвой собачкой, но можно сказать наверняка, что слезами умиле-ния эти встречи не сопровождались. В конце трудного рабочего дня, я заки-дывал уставшую дворняжку в мусоропровод, а следующим утром она опять извлекалась на свет Божий и шла с нами гулять. Мы таскали её по лесу, во-дили по стройкам, купали в котлованах, а потом она валялась с нами у костра и мы втыкали ей в живот, раскалённые в углях электроды.
На полу, под батареей центрального отопления, сидела большая, ярко-зелёная лягушка, с полосками на спине...
...В детстве я часто ездил в соседний город к дедушке с бабушкой. Од-нажды, гуляя по окрестностям, я поймал большую лягушку. Я вставил ей в задницу соломинку, надул, положил на кирпич и прихлопнул другим. Откуда это берётся в пустой, дурной, невинной детской голове?
На приоткрытой входной двери, нахохлившись, сидела ворона. Влаж-ные перья иголками топорщились в стороны. Она смотрела в центр комнаты, чуть склонив голову набок и приоткрыв клюв...
...Я учился во втором классе, когда мы всей семьёй ездили в дом отды-ха. В один из дней, я, гуляя по лесу, нашёл ворону. У птицы было сломано крыло, она была обессилевшей и почти не могла сопротивляться. Я принёс её к нам в домик, как мог выхаживал, кормил, поил, но всё равно, она через несколько дней сдохла.
У стены стояло старое пианино. На нём сидела небольшая, серо-рыжеватая, полосатая, гладкошерстная кошечка. Это была обычная, дворо-вая, беспородная кошка. Она смотрела с полуулыбкой, прикрыв глаза, и очень напоминала добрую, старенькую бабушку, с умилением наблюдаю-щую за игрой маленького внука...
...Кошка Машка появилась у меня лет в восемь, и задержалась у нас на несколько лет. Я был страшным кошачником и тащил в дом каждую встреч-ную кошку, которую мама, придя с работы, выкидывала обратно на улицу, невзирая на мои слёзы и клятвенные заверения в том, что это моя любимая и единственная кошка и жить дальше я без неё не смогу. Но Машка у нас по-чему-то задержалась. Любовь у нас была просто невообразимая: Машка хо-дила свободно гулять на улицу и, когда она пару дней не возвращалась до-мой, я лазил по всем окрестным подвалам и дворам, искал её и неизменно находил. Я роды у неё принимал! Вообще, в глазах мамы, это был самый главный Машкин минус. Имея неограниченный доступ на улицу, Машка, два-три раза в год, с бесящей маму регулярностью, притаскивала многочисленное (не менее трёх котят) потомство. Однажды Машка пропала, я горевал, около месяца искал её, но безуспешно. Прошло примерно полгода, и я нашёл её, причём в своей школе, в кабинете завуча! Это судьба! Мама была в шоке - только спустя лет десять-пятнадцать, она призналась мне, что сама увезла Машку на другой конец города. В конце концов, Машка всё-таки пропала, думаю, что она ушла умирать - она была уже довольно старенькая, по кошачьим меркам.
Рядом с маленькой, старенькой кошечкой сидел большой, пушистый, красивый, серо-полосатый кот, с обрубком хвоста и кисточками на ушах...
...После очередных Машкиных родов, мы оставили одного, самого красивого котёнка. Вскоре, он стал больше Машки, но продолжал сосать титьку - картина была просто уморительная. Котёнка назвали Блин - он так живописно расползался в стороны, когда ложился на пол. Как-то раз он, будучи ещё котёнком, сидел на пороге балконной двери, когда её, вдруг, захлопнуло сквозняком. Блину перебило хвост, какое-то время он ходил с ним, но хвост не прижился и, однажды я нашёл обрубок в коридоре. Отсутствие хвоста добавляло коту шарма, а хвостик я долгое время хранил, как талисман.
Следующим на пианино сидел пушистый чёрно-белый кот со смешным чёрным пятном на мордочке...
... Машка в очередной раз окотилась, и я самозабвенно возился с чет-вёркой крохотных котят, довольный до соплей. Приблизительно в одно вре-мя с Машкой, у нас на этаже, за мусоропроводом разродилась ещё какая-то кошка. Кошка куда-то исчезла, а новорожденные котята, без материнского молока, начали умирать. В итоге остался один котёнок, который, не смотря на крошечный размер, орал так, что уши закладывало. После очередной бессонной ночи, материнское сердце не выдержало, и мама, взяв котёнка домой, подложила его к Машке. Не смотря на то, что котята появились на свет примерно в одно время, Подкидыш был раза в два меньше, худющий и грязный. Машка вылизала приёмыша и, благодаря зверскому аппетиту и огромному желанию жить, он быстро догнал в весе своих приёмных братьёв-сестёр, вырос красивым котом, и мы благополучно отдали его кому-то.
Недалеко от чёрно-белого кота сидела серо-полосатая с рыжиной ко-шечка...
...Очередной Машкин помёт с весёлым топотом носился по квартире, а я в панике одевался - я опаздывал на экзамен в училище. На днях папа при-колотил новые уплотнители на дверь, и теперь, чтоб её закрыть надо было, со всей дури хлопнуть ею, а потом провернуть ключ в замке. Хлопая дверью я услышал жуткое "МЯУ!!!" - оказывается в дверь попала кошечка - самая шустрая из выводка. Я распахнул дверь обратно, кошку выбросило на лест-ничную клетку, и она забилась на бетоне, как попавшая на берег рыба. Пере-до мной встал выбор: либо заниматься кошечкой, либо идти на экзамен. Я закинул котёнка в прихожую, закрыл дверь и убежал - я выбрал экзамен. Домой шёл со страхом. Кошки очень живучи - девочка пролежала дня три, потом ещё с месяц ходила, как пьяная, но, в результате полностью восстано-вилась и мы смогли пристроить её в приёмную семью. Родителям я так ничего и не сказал, у нас под старым телевизором стоял стабилизатор напряжения с дырой в корпусе, и они подумали, что котёнка ударило током.
На кровати сидела маленькая белая собачка...
...Мне было лет одиннадцать, когда у нас появился Булька - смешная, лохматая дворняга, похожая на болонку, снежно белая, с единственным чёрным пятнышком под правым ушком. Назвали мы его так за то, что он смешно булькал, заслышав шум в подъезде. Не имея никакого опыта в общении с собаками, мы нещадно лупили бедолагу за то, что он гадит на палас, а он всё гадил и гадил. Кто ж знал, что собак надо выгуливать? - кошки вон сами гуляют. Булька выл, подпевая маме, и смешно вытирался, ползая по паласу после купания. Он потерялся, когда мама гуляла с ним - просто убежал за кем-то и пропал. Милая была тварь, хоть и безмозглая.
Под потолком, на антресолях, сидел обычный сизый голубь...
...Мне было лет двадцать, и я зачем-то полез на чердак нашего дома. Там я включил фонарик и начал продвигаться в дальний конец. На чердаке жило множество диких голубей и, стоило мне включить фонарик, их сообще-ство активизировалось, а некоторые так и норовили влететь мне прямо в ли-цо. Я огляделся в поисках оружия и нашёл старое, сломанное детское ружьё. Взяв его за дуло, как дубинку, я двинулся дальше. За пределами луча фона-рика, тьма была кромешная, и я неиллюзорно ссыканул, когда из темноты, прямо мне в лицо, неожиданно ринулась птица мира. Вообще-то, трофей-ным ружьём, я планировал только отгонять птиц, но я, со страху, вмазал со всей дури, прямо по голубю. Когда я наклонился, он был уже мёртв. Через чердачное окно, я отпустил его в последний полёт.
На подоконнике сидели рядышком пушистый, чёрный, зеленоглазый кот и белая, худющая, длиннохвостая кошка...
...Когда мы начали жить вместе с будущей женой, я подарил ей котён-ка. Котяра был чёрный как смоль, пушистый, с красивыми зелёными глази-щами, помесь ангорки и перса. Мы назвали его бес, чисто за внешний вид, т.к. характер у кота был ленивый и добродушный. Вскоре мы подобрали на улице белую кошечку, которую назвали Клава. Характер у Клавы был из се-рии "шило в жопе" и они с Бесом прекрасно дополняли друг друга. Перед рождением дочери, мы отдали Клаву знакомым, а Бес сдох от мочекаменной болезни, когда дочке было около года, и она успела-таки потаскать его за хвост. Я отвёз Беса на работу и сжег в мусорной яме.
Рядом с кошками, на подоконнике сидели два одинаковых, голубых, волнистых попугайчика...
...Гоша-1 умел говорить и бухать. Он говорил словосочетание "пить бу-дешь?" и слова "Гоша", "птичка", "пиздюк", причём последнее слово он выдавал обоймой из нескольких штук, потому что я, обучая его, так же обоймами и проговаривал - думал, что так быстрее усвоится. Передовая ме-тодика дала плоды. Гошу-1 загрызла Клава.
Гошу-2 я купил, когда дочке было около двух лет. Он не успел научиться говорить - дочь свернула ему шею.
Курить вредно. Я знал это, но никогда не предполагал, что до такой степени. И мало кто предполагает.
Я вышел на балкон, постоял, разминая сигарету, за приоткрытой створкой остекления стоял погожий денёк конца сентября, тёплый, золотой, грустно-радостно-бархатный.
И тут, я услышал отчаянно взывающее, полушепотом выдавленное, смертельно тоскливое: - Ммммяяяяуууууу!!!
Снаружи! Из-за окна! Восьмой этаж!!! Я, похолодев, рывком высунулся наружу. От окна к боковой стенке балкона, вдоль рамы остекления, шла узкая, сантиметров пять, полоска. Кот, мудила грешный, руководствуясь непонятными побуждениями, дошёл по перилам до стенки, стоял теперь там, не имея возможности развернуться и мяучил своим хриплым шепотом. Надо было доставать этого идиота. Расстояние до кота было около полутора метров, и я начал тянуться, постепенно высовываясь из окна. Ближе всего был хвост, но, как только я коснулся его кончика, кот дёрнулся, прижал хвост к боку, посмотрел на меня своими злющими, зелёными глазищами и зашипел, обнажив клыки. Я выматерился, сел на перила, левой рукой взялся за раму, а правой потянулся опять к коту. Глупое животное, видимо совсем ошалевшее от страха, наоборот вжималось в стену, максимально отодвигаясь от меня. Я всё больше высовывался из окна. Балкон мы стеклили лет двадцать назад и деревянные рамы уже изрядно состарились, почернели и, местами прогнили. Затем, одновременно случилось несколько вещей: я психанул и, рванувшись вперёд, схватил кота за шкуру на заднице, кот хрипло зашипел, извернулся, вцепился когтями обеих передних лап мне в руку и, в следующее мгновение, сорвался с перил. С треском и звоном сломалась старая рама.
Казалось, что мы с котом зависли в вязком осеннем воздухе, и послед-нее, что я видел, были зелёные глаза Кота, и мне показалось, что злость в них сменилась бесконечно доброй грустью. Этот Кот никогда не любил меня...
... И не было никакого света в конце тоннеля, ни апостола Петра, ни привидений умерших родственников, ни райских кущ, ни адских котлов. Бы-ла только небольшая, залитая апельсиновыми сумерками, комната, запол-ненная моими животными. Они смотрели на моё обнаженное Я, такими гру-стными, добрыми, всепрощающими глазами. На меня смотрело и прощало моё прошлое, а впереди была вечность.
Комнату заполнял густой, тёплый, бархатный звук - свернувшись во-круг меня, лежал кот. Он громко и упоительно мурлыкал.