Жизнь подлая и вредная штука, хотя бы по тому, что заканчивается, как правило, смертью. Жизнь делает нам подлую гадость, а мы говорим: "Всё, что ни делается - всё к лучшему". "Жизнь бьёт ключом!" - восклицаем мы, когда всё хорошо, но, когда жизнь начинает бить ключом, большим разводным ключом по башке и становится хреново, мы говорим: "Знать судьба такая" или "Неисповедимы пути Господни".
В Природе существует естественный отбор: слабые особи погибают, уступая место сильным и здоровым, дающим, в свою очередь, потомство, которое в лучшей степени приспособлено к жестокостям окружающей среды. И всё хорошо, всё правильно и полюбовно. Сильный "мочит" слабого не корысти ради, не руководствуясь извращённой жестокостью и садистскими наклонностями, а на уровне инстинкта, пропитанья для, по закону Природы - жестокому, но справедливому. И слабые умирают во имя великой цели, ради процветания своего вида, дальнейшей оптимизации генофонда, не проклиная убивца и его родню до двенадцатого колена.
Так было на протяжении четырёх с хвостиком миллиардов лет, до появления венца творения - человека. Если взять всё время существования нашей планеты и приравнять его к суткам, то период царствования Человека Разумного составит всего несколько жалких секунд. Тем не менее, именно за эти секунды до полуночи произошли кардинальные изменения, перехерившие, пожалуй, достижения Природы за предыдущие сутки тяжелой работы. Люди старательно подрихтовали, доработали рашпилем, подтесали острым топором своего разума, одним словом, довели до ума, закон Природы до удобного им состояния. Природа подвинута в сторону в соответствии со статьями законов, руководствуясь нормами морали, кодексами, заповедями и прочими догмами навязанными ей человеком. Природе это, скорее всего, неприятно - а кто её, горемычную, спрашивать будет? Человечество победило тьму болезней, научилось исправлять врожденные пороки, люди живут без рук, без ног, с пересаженными внутренними органами, синдромом Дауна, церебральным параличом и другими недостатками, делающими особь не конкурентной в естественном отборе. Это высокоморально, этично, гуманно, по-божески, в общем - человечно, но в Природе это не возможно. Правильно это или нет, хорошо ли, плохо ли - время покажет. А может так и нужно, а может это очередной виток эволюции, замысловатый поворот на перекрёстке неисповедимых путей Господних. Быть может в скором времени медицина найдёт средство от рака и СПИДа, но тогда люди вдруг начнут умирать от банального поноса, вызванного мутировавшей кишечной палочкой. Временами кажется, что Природа, сошедшая с ума, от классовой борьбы с Человеком, устраивает в пику ему безумные эксперименты по неестественному естественному отбору, над совсем, казалось бы, не подходящими для этого, человеческими особями. И тогда, даже самые что ни на есть убеждённые фаталисты, оказываются, мягко говоря, в состоянии лёгкого недоумения.
Григорий работал слесарем в ЖЭКе и, по традиции всех уважающих себя российских слесарей, крепко выпивал, далеко не воду. Ему казалось, что он немного выпивает, жена же, как водится, пребывала в твёрдом убеждении, что Гриша беспробудно бухает. Точку зрения жены поддерживали тёща, тесть и их многочисленные родственники, а за Григория горой стояли друзья и сослуживцы, тоже не малым числом. Поиски консенсуса затягивались и казались уже бесплодными, так что вопрос оставался в подвешенном состоянии. Жена работала медсестрой в городской больнице, и зарплата её составляла около 250 г. "Хеннесси Х.О.". Зарплата же Григория, хоть и равнялась трём ящикам водки, в рублёвом эквиваленте, тоже безобразно напоминала прожиточный минимум, причём совсем не райского проживания. На фоне бесконечных финансовых проблем и повышенного содержания алкоголя в крови Григория, почти каждый вечер в его семье начинался с задушевного нытья жены, и заканчивался их совместной, дикой руганью, под аккомпанемент плача четырёхлетнего сына. Хотя, надо отдать Грише должное, руку на жену он никогда не поднимал, и где-то даже любил её, и где-то там же глубоко любила его и она, но, чем дальше, тем труднее становилось погружаться им на такие глубины. Так вот и любили они друг друга, но странною любовью, искаженной суровой российской действительностью. И жили они вроде бы не хуже, чем многие семьи в России из самого широкого социального слоя, ограниченного низким достатком, но значительно хуже, чем многие семьи в развивающихся странах третьего мира. И выходило за границы всякого понимания, как может жить в нищете страна, вышедшая на первое место в мире по числу долларовых миллиардеров и, чем больше думалось об этом, тем беспросветней становилась тоска, она сорняком вползала в трещинки семейного монолита и медленно, но неумолимо, разрывала его.
В тот день, в пятницу 13-го ноября, утро, привычно и закономерно, началось с ругани. Катализатором в этой химической реакции было регулярное уклонение Григория от исполнения супружеских обязанностей, которое состоялось и этой ночью по причине невменяемости главы семьи. Жена, швыряя на стол составные части завтрака, сопровождала каждую ядовитыми фразами типа: "опять вчера нажрался, скотина?", "ты же обещал, паразит!", "ещё раз это повторится - уйду к маме и бухай тогда, пока не сдохнешь!", и другие малоприятные, но до боли знакомые вещи. Тембр голоса жены повышался, опасно приближаясь к ультразвуку, атмосфера накалялась, в итоге Григорий, так и не позавтракав, швырнул ложку на пол и, скрипя зубами, пошёл в прихожую одеваться. Стремясь скорее вырваться из зоны поражения дражайшей супруги, сквозь шум крови в ватной голове и жуткое похмелье, он не разобрал слов жены, сочтя их продолжением ругани, неким контрольным выстрелом в раненый мозг:
- Забери сегодня Ваську из садика - я на ночное дежурство остаюсь!
На работе Григорий, попав в родной коллектив, в тёплую и привычную дружественную обстановку, успокоился, оттаял, и предложение опохмелиться принял с искренним энтузиазмом. Как это и бывает в подавляющем большинстве таких случаев, неправильный опохмел привёл к повторному пьянству: после ста грамм жизнь стала неудержимо налаживаться, а после пятиста душа понеслась в рай, где и почила в блаженном сне.
Мужики, коллеги Григория, когда поступил вызов, решили его не будить, справедливо посчитав, что в таком состоянии Гриша будет скорее обузой, нежели подспорьем. "Справимся сами", - решили они, и отбыли восвояси.
Далее случилась ситуация, взывающая к оживлённой дискуссии на тему: "Всё, что ни делается - всё к лучшему", и ставящая данное утверждение, как минимум, под сомнение. Безмятежный сон Григория был бессовестно облагодетельствован визитом какой-то там комиссии с плановой проверкой, которая по дурной привычке всех комиссий мира, явилась как всегда не вовремя, и не вписывалась почему-то ни в какие планы. Комиссию сопровождал начальник ЖЭКа. Спящий сантехник, в окружении водочных бутылок и пластиковых полторашек из-под пива, огрызки яблок и скелетики вяленой рыбы, ядрёный запах перегара, грозовой тучей, довлеющий надо всем в подсобке - всё это почему-то рассмешило комиссию и дико разозлило начальника. Оный, проводив развесёлых ревизоров, вернулся к нарушителю и, не стесняясь в выражениях и средствах, разбудил бедолагу. Довольно долгое время Григорий не мог понять сути обращённых к нему претензий, щедро и умело сдобренных матом. Он даже не сразу узнал начальственное лицо и ощутимо толкнул назойливого оратора, посчитав, что это кто-то из своих мужиков. Когда же Гриша наконец-то сфокусировал взгляд и идентифицировал своего оппонента, как родного начальника, злого, как адский сатана, в животе его похолодело, а в голове мгновенно прояснилось. Как раз для того, чтобы услышать великие и могучие слова:
- Ё... вашу мать, вы, сука, ох...ли уже совсем!!! Завтра, б...дь, ко мне, сука, с заявлением на увольнение!!! Е...ть вас больше надо и пи...ть почаще, а то совсем, б...дь, расслабились!!! - проревел босс и, довольный эффектом, гордо удалился пылая праведным гневом. Вот так вот: коротко, ёмко, и без права на апелляцию.