Человек шел по предрассветному городу, блуждая по незнакомым улицам. Светало, небо медленно меняло свой гнетуще-черный окрас в серый цвет. Выпала роса, холодный воздух медленно пробирался сквозь куртку, свитер, будоража тело своими мерзкими сырыми лапами. Идти было трудно - в голове шумело, в желудке булькало и мутило, тело жаждало тепла и покоя. Жутко хотелось в туалет, а потом прилечь в теплом месте. Нет, вначале хотелось всё вырвать, а уж потом получить остальное. Он брел по каким-то тропинкам, дорожкам, не понимая и не узнавая местность, и от этого раздражение нарастало. Остановившись, оглянулся:
- Господи, где меня носит? - услышал он свой голос, - Интересно, который час?
Он вскинул руку, отодвинул рукав куртки, но часов на месте не обнаружил.
- Тьфу ты, опять забыл у Зайки, - в сердцах махнул рукой, - поди, теперь узнай, утро это или вечер?
На улицы медленно надвигался густой октябрьский туман, он медленно спускался с неба, превращался в облака и обволакивал своим покрывалом спящий город. Влажность усиливалась, подстрекая холод захватывать все доступные территории. Эти два неразлучных осенних сподвижника пробирались через форточки, всевозможные щели в теплые дома спящих людей, вытесняли тепло, хозяйничая во всех местах. Одинокому заблудшему прохожему скрыться от них было невозможно. Человек ускорил шаг, спотыкаясь о всевозможные видимые и невидимые препятствия. Хотелось бежать, но ноги путались от мути в голове и усилившейся головной боли.
Дорожка тянулась вдоль какого-то дома, медленно поднимаясь на пригорок, между ними пролегал небольшой склон палисадника, где просматривался густой кустарник, закрывавший своими ветвями окна первого этажа.
- Господи, как я хочу домой! - вскрикнул человек и, споткнувшись, упал.
Он катился с дорожки к кустарнику, пару раз перевернувшись, ударился лицом об какой-то предмет и вдруг замер, наткнувшись ногами на упор. От удара человек потерял сознание. Сколько он пролежал, сказать было трудно, пришел в себя от жуткого холода и сырости, пробравшихся к нему сквозь одежду и забирая его тепло. Открыв глаза, увидал серый дым, затянувший всё вокруг, и подумал без всякой надежды:
"Господи, неужели я уже на облаке? Я, что, умер? За что со мной так? Я ведь еще молодой! А сколько мне лет? - он усиленно пытался припомнить какое-нибудь событие, подсказывающее ему его годы. - Ах, да, да в этом году у меня был юбилей. Значит мне сейчас тридцать лет. Господи, мне ведь всего тридцать, а ты решил меня уже забирать!? Не надо. Я исправлюсь. Хотя я тебе столько раз это уже обещал, что было бы глупо мне верить. Но умирать я не хочу, Господи!"
Захотелось плакать, и человек поймал себя на мысли, что у него есть желания. Желание заплакать, жуткое желание пописать, желание окунуться в горячую ванну и выпить горячего чая. Захотелось спрятаться от этого назойливого тумана и сырости, от этого надвигающегося холода, медленно воровавшего его тепло.
"Стоп, я ощущаю холод, и я хочу писать! У меня есть желания и ощущения, значит я живой, я не умер!"
Он пытался осознать, ощутить свое закоченевшее тело и понял, что вроде как, лежит, но находится в какой-то странной позе.
"Меня, что распяли, как Христа? Руки раскинуты, ноги вместе. Под ногами что-то твердое, голова запрокинута. О, Боже, меня хотят казнить, распять? Какой ужас?! Хотя, что и говорить, грехов то хватает, но ведь мы живем в цивилизованном обществе, и у нас нет такой казни! Господи, пощади!"
Скупая слеза скатилась с ресницы по скуле вдоль виска и холодной каплей упала на шею.
"Как-то странно скатилась слеза, похоже, что я не вешу, а полулежу"
Он решил изучить местонахождения, пытаясь овладеть закоченелыми руками, разбросанными в стороны. Он перевернул их ладонями вниз и пальцы тут же ощутили мокрую траву, опавшие мягкие листья. Пошевелив ногами, он ощутил упор, но вокруг упора была пустота.
"Так, я вроде полулежу, полу стою на каком-то уступе, спина вся промерзла. Вокруг трава и листья, значил я на земле"
- Господи, - тихо прошептал человек, - я жив! Спасибо тебе!
Человек открыл глаза и тут же увидал, как из густого тумана вынырнула собачья морда и уставилась на него. Пес пристально всматривался в глаза, лежащего на земле, человека. Потом шумно обнюхал его волосы, теплым и влажным носом прикоснулся к его щеке и громко чихнул, забрызгав лицо. Тут же лизнул его и исчез в тумане.
"Так это же наш дворовой пес Бублик! Значит, я лежу возле своего собственного дома. Ура, надо встать и идти бегом домой"
Он кое-как приподнялся, сел. По всему телу тут же проползла боль закоченелого тела, крепотура ломила бока и плечи, в голове зазвенело и закрутилось, обхватив ее руками, человек стал интенсивно тереть лоб, затылок, виски.
"Господи, если ты меня не забрал, не казнил, значит, даешь мне право жить, так помоги мне добраться до дома" - взмолился несчастный.
От энергичного массажа головная боль чуть утихла, давая возможность думать и размышлять. Он еще раз ощупал место падения и тут вспомнил, что пару лет назад сам лично срубил небольшое дерево, оставив высокий пенек. И вот сейчас его ноги как раз опирались этот пень, не давая ему скатиться на тропинку вдоль дома. Человек медленно приподнялся, упираясь руками о землю, потом выровнялся и тяжело вздохнул:
- Ну и работка, как будто вагон разгрузил, - тихо сказал он и двинулся к дому, медленно спускаясь с пригорка.
Туман чуть рассеялся и стал просматриваться угол многоэтажки. Обойдя дом, человек прошел к своему подъезду и вошел в него, предварительно набрав кодовый ключ на парадной двери. Замок щелкнул, дверь чуть отошла, и он легко ее потянул на себя. Теперь надо было тихонько прошмыгнуть мимо дежурного незамеченным, но тот уже стоял в дверях своей коморки, пристально вглядываясь в раннего посетителя.
- Кто там так рано?
- Свои.
- Свои дома спят в такую рань, еще не все сны просмотрели. А тебя носит в такую мерзкую погоду. Ну что за люди, ищут приключения на свою дурною голову. Слышь, ты, шлёндра, когда уже остепенишься?
- Не твое дело, - огрызнулся в ответ человек, - за собой смотри, в чужие дела не лезь, а то потом вмиг голова будет долго болеть.
- Не знаю, как у меня, а вот у тебя она сейчас как раз и болит, - смягчил свой тон дежурный, - мне то все равно, а вот у тебя нос разбит и грязь по всей одежде.
- Твое дело чужих не впускать, наши квартиры охранять, вот и занимайся своим делом, и спрячься в свою будку, - слова вошедшего прозвучали еще злее.
Дежурный зашел в свою коморку и плотно прикрыл за собой дверь - с этим жильцом никто никогда не связывался, зная его хамское отношение и ненависть ко всем:
- Господи, и живут же такие люди, - только и мог сам себе сказать дежурный, трижды перекрестившись.
Человек ожидал лифт, притоптывая и кряхтя от болей внизу живота. Поднявшись на свой этаж, тихо вошел в квартиру и пулей пролетел в туалет, а затем зашел в ванную и закрылся. Там он включил воду, наполняя ванну, снял всю одежду, бросил ее на пол и вошел в воду, нырнув в нее с головой. Потом добавил несколько капель геля для ванны, взбил ее рукой и опять погрузился в воду. Так он пролежал около часа, спуская и снова набирая горячую воду, пока тепло не проникло аж до самых косточек. Он лежал, и дрёма медленно разморила его, усталость убаюкала, прокручивая в памяти прожитое. Ему привиделся старый дом бабки, где они жили большой семьей, двор, затянутый виноградом. Он увидел себя, играющего во дворе, свой велосипед, который он регулярно перебирал, смазывая и проверяя все детальки. Как ему нравилось возиться со своими игрушками и, чтобы никого рядом не было. Как хорошо быть полноправным хозяином, ни с кем не делиться своими, тебе одному купленными или подаренными вещами! Он вспомнил, как в его жизни появился младший брат, человек, которого он ненавидел с момента его появления. Тогда, будучи совсем маленьким, он знал, что для него одного все в том доме. И родители, и бабка с дедом души в нем не чаяли, баловали и потакали всем его желаниям. Он был единственным ребенком, и ему разрешалось все. По дому и в огороде он не возился, не лез помочь, не спешил предложить свои услуги. "А зачем, есть кому работать", - так говаривала бабка, когда отец пытался его привлечь к домашнему труду. В такие минуты дед забирал его к себе в сарай, давал какое-нибудь бревнышко, молоток, гвозди и разрешал заколачивать их, тем самым, давая ребенку забаву. Дед всегда возился с внуком, и мальчик тоже был сильно привязан к нему. Дед был в доме авторитет, голова, всё решалось и делалось только с его разрешения.
Ему было лет пять, когда бабка сообщила ему по секрету, что скоро появится у него брат или сестричка. Он вспомнил, как тогда отреагировал:
- А откуда ты знаешь? - спросил он тогда, играя в гонки несколькими машинками.
- Знаю, аист вчера сказал, - бабка погладила его по голове,- ты у нас старшенький. Уже мужичек, а теперь будет маленький ребёночек.
- И что мне с ним делать? - он продолжал играть, стараясь устроить аварию во время гонок.
- А ничего. Пока ничего, а вот когда он чуть подрастет, будешь нянчить его, потом можно будет играть с ним. Будете потом вдвоем твои машинки гонять.
- Мои? Я что, должен буду с ним возиться, делиться своим?
- Да, обязательно надо делиться,- бабка посмотрела на него и покачала головой, подтверждая свои слова.
- Вот еще что! Это все мое! У него должно быть тоже все свое, - и он гневно посмотрел на бабку, собрал машинки в коробку и спрятал под кровать.
Брата мать привезла домой в первые дни зимы, когда выпал первый снег. Ее привез отец, бабка уже хлопотала на кухне, готовя праздничный ужин. Дед пошел в сарай за наливками - там у него было свое винное хранилище. Мать вошла в дом с большим свертком, веселая, раскрасневшаяся на морозе. Не раздеваясь, прошла в детскую и положила его на кровать старшего сына. Он вошел следом и сильно возмутился:
- Это моя кроватка и я не разрешаю ему здесь лежать.
- Сынок, - мать присела возле него, заглянула в глаза, погладила по волосам, поцеловала в щеку, прижала к себе, - это твой братик. Он еще совсем мал, ничего не понимает, ничего не умеет. Он грудничок, ходить и стоять не может, брать и держать тоже. Но может крутнуться и упасть. А у твоей кроватки есть перила, они его защитят. Сегодня поспишь в большой комнате на диване, а завтра мы тебе купим новую кровать. Хорошо?
- Нет, я не хочу ему уступать место. И в большой комнате спать не буду, я там боюсь. Там за сервантом живет страшный паук.
- Глупости, никого там нет,- мать встала, взяла его на руки и понесла в большую комнату,- идем, посмотрим.
В дом вошел отец, снял полушубок, сапоги и тоже вошел в большую комнату:
- Что здесь происходит?
- Вот, старшенький то наш не хочет уступать кровать мальцу и в большой комнате спать боится.
- Что еще за новости? Сынок, ты что, трус? - отец пытался пошутить, улыбаясь, щурился в усы.
- Я не боюсь, но кровать свою не уступлю, - сказал, как отрезал ребенок.
В комнату вошла бабка, покачала головой, всплеснула руками:
- Как же это мы забыли про эту проблему. Ребенок остался без места.
- Глупости, мамо, - отец встал и направился в прихожую, - сейчас все решим! Не надо устраивать панику. Где наш дед?
- В сарае возится, - бабка махнула рукой и направилась обратно на кухню,- так будем стол накрывать или нет?
- Мамо, конечно будем, - отец уже натягивал полушубок, - сейчас ведь братья придут с семьями. Вы что, в самом деле, хотите нас опозорить. Надо ведь за второго сына выпить.
Уже собрались гости, а отца с дедом все не было. Темнело и мать начала волноваться. Гости притихли, уже давно обсудив все проблемы и перемыв косточки всем соседям. Бабка не решалась приглашать родню за стол - без своих мужчин это было не принято. Мать нервничала, постоянно реагируя на свет фар проезжавших, мимо, машин. Ее постоянно одергивали от суетных волнений, напоминая, что младенцу нужно молоко, и, не дай Бог, оно перегорит. Около девяти вечера кто-то вошел во двор и стал возиться на веранде, бабка метнулась туда и через минуту все услыхали рыдания. В комнате повисла гнетущая тишина, мать побледнела и свалилась на стул у окна. В прихожую медленно вошел отец, молча разделся, в кухне помыл руки и вошел в зал:
- Я не понял, почему гости дорогие не пьют за рождение моего второго сына, - отец сел за накрытый стол и посмотрел на гостей.
Все молча расселись и в полной тишине уставились на отца. Бабка зашла в комнату с заплаканными глазами и тихо сказала:
- Ну, наливайте, угощайтесь. А я сейчас сразу горячее подам.
Гости шумно раскладывали закуску, разливали выпивку. Мать подсела к отцу, и в этот момент ребенок громко спросил:
- Где мой дед? И где моя новая кровать? Где я буду сегодня спать?
В комнате повисла тишина, все замерли, поняв, что в семье возникли какие-то проблемы.
- Все в порядке, - отец гневно посмотрел на сына,- будет тебе и кровать, и крепкий сон. Только уж дорого нам обходятся твои прихоти.
В комнату вошла бабка, неся большую тарелку с картошкой и котлетами:
- Ты уж мальца не ругай. Он то здесь причем? Все ваше лихачество.
- Да скажите толком, что произошло, - мать схватилась за сердце.
- Ничего страшного, - отец взял рюмку в руку, встал и произнес тост,- за сына моего второго, продолжение рода Добрых.
Гости держали рюмки в руках, но никто не выпил. Отец обвел всех взглядом, одним махом выпил содержимое, вытер рот рукавом рубахи и тихо сказал:
- Расшиблись мы малость с дедом. На лед наскочили. Машину немного побило, да дед голову разбил, и ногу сломал. Забрали его в больницу. Все обойдется.
Воспоминания привели его к тому моменту, когда он ощутил, как внутри, где-то возле желудка зародилось незнакомое чувство. Он тогда в первый раз почувствовал ненависть. Она родилась в тот день, когда в их дом принесли младшего брата, когда у него отобрали его кроватку, и покалечился дед. Та авария укоротила деду жизнь, принесла в дом болезни и слезы, и он уже не мог, так часто, возится в сарае, так как дед больше лежал в своей комнате. От него все чаще требовали помощи, стали давать поручения и наказывать за их не выполнение. Все притеснения он списывал на младшего брата, стараясь, в дальнейшем, его наказать, отомстить, ущемить. Вот и сейчас раздражение от воспоминаний усилилось и ему пришлось взять себя в руки, чтобы успокоить нервы.
Тогда его детский ум не воспринимал бабкиных уговоров, дедовых разговоров о взаимопомощи, круговой семейной поруке и любви к родным и близким. Он считал, да и сейчас считает, что не он , а ему все обязаны. Вот сейчас жена ему обязана принести чаю, но лень было напрягаться, чтобы крикнуть из ванны и разбудить ее. Только он об этом подумал, как за дверью раздались шаги, и жена спросила:
- Герман, ты там не заснул?
"Странно, она меня назвала полным именем. Это уже серьезно"
- А ты хочешь, чтобы я уснул на веки? Не дождетесь. Принеси мне горячего чаю, много, и побыстрей.
"Если жена так ко мне обращается, то дело принимает совсем иной оборот. Сейчас не время с ней ссориться, искать придирки и обвинять ее в надуманных и не существующих проблемах. Она мне еще пригодится. Ведь я знаю, она любит меня и уважает, слушается. Где я еще такую покорную и кроткую найду. Хотя, зачем их искать, они сами находятся, только свисни. А эта пусть сидит рядом, моих детей воспитывает, дом содержит. Что ей еще надо - ведь дом полная чаша. Все тащу, нахожу, покупаю сюда, нате, пользуйтесь. Пользуйтесь и помалкивайте"
В дверь тихонько постучались. Он нехотя поднялся из ванны, и, протянув руку, открыл дверь. Жена проскользнула в ванную комнату, но осталась на пороге - разбросанная одежда мешала пройти дальше:
- Грязное белье мы ложим в корзину под умывальником, а ты все здесь побросал на пол, - жена держала в руках поднос с небольшим термосом чая, кружкой, блюдцем с лимоном и баночкой меда.
- Не возникай! Не нравится, бери и ложи как тебе надо,- он огрызнулся и окунулся с головой в пену.
- Как ты достал со своим хамством! Что с тобой? Ты как изменился за последнее время, а ведь был учтивым, вежливым, - жена поставила возле него поднос, собрала и бросила одежду в корзину.
Он вынырнул из воды, взял термос, открыл его и налил горячего чаю, бросил ломтик лимона и добавил ложечку меда. Сделав пару глотков согревающей жидкости, глубоко вздохнул от приятного послабления и успокоился
- Не начинай заводиться, Галчонок! Не раздражай меня хоть дома, дай спокойно отдохнуть. Слушай, а который час? Видно, я забыл часы на работе.
- Неужели? - тон жены его напряг, но она вовремя спохватилась и уже спокойным тоном ответила, - пять утра.
- Ничего себе. А там такой туман, что ничего не видать, даже под носом.
Жена посмотрела на него и ахнула:
- Так у тебя нос разбит, вон какой красный и под глазом синяк выступил. Ты, что, с кем-то подрался?
- Нет, я упал тут под домом и, видно, потерял сознание, потому и потерял счет времени. Меня Бублик в чувство привел. Обнюхал, чихнул, обрызгал мне все лицо, потом, правда, облизал. Так сказать, привел меня в чувство.
- Господи, вечно с тобой что-то происходит,- жена погладила его по мокрым волосам, - ладно, я пойду, а ты хорошенько прогрейся.
"Ну, слава Богу, успокоилась. Когда она такая, то можно спокойно продолжать жить в таком же духе. А то, "Герман, ты там не заснул". А, тон то был, какой! Нет, она хорошая, только надо ее держать в ежовых рукавицах. И вообще, честно говоря, у меня к ней нет ни каких претензий. За столько лет совместной жизни я сделал из нее то, что мне хотелось. Покладистая, уступчивая, не злопамятная, хорошая хозяйка, кулинарка, мать, любовница... А вот тут я хватил, куда ей тягаться с Зайкой! Та в постели вулкан, раскрепощенная, с бурной фантазией, а Гала моя спокойная, хотя и были моменты ненасытной страсти. Но когда это было? "
Он начал напрягать память, вспоминая их первую встречу. Бог мой, ведь это было пятнадцать лет назад! Ему было пятнадцать, он был в деревне у дедовых родителей, своих пра-, пра-. Было утро, он сидел на берегу речки и ловил рыбу. Клев был неплохой, но рыбешка попадалась мелкая, и он ее снимал с крючка и обратно выбрасывал в воду - перед соседскими мальчишками хвастаться было нечем. Злость и обида нарастали, неудача раздражала, и вот тут поплавок резко дернулся и ушел под воду, уда натянулась и потянула за собой рыбака. Он пытался удержать удочку, схватившись за нее двумя руками, и пятился назад, выводя улов на мелкую воду. Шел медленно, и сосредоточенно наблюдал за поплавком, ожидая появления невиданной рыбины. И только - только что-то стало маячить под водой, как он наткнулся на что-то большое сзади, и оно его оттолкнуло обратно к реке. Падая, он выронил удочку и обернулся посмотреть на нахала, сорвавшего ему блаженный миг счастья рыбака. Перед ним стоял бычок, и тоже смотрел на него, опустив низко голову и выставив свои маленькие рожки. Он тогда сильно испугался, зная, как бодаются и брыкаются такие твари. Но бычок стоял смирно, помахивая хвостом, как будто вилял им, как собака. К ним бежала какая-то девочка, размахивая хворостиной, и что-то кричала. Она подбежала к мальчику, осмотрела его со всех сторон, наклоняясь и ощупывая его, а потом подскочила к бычку и хворостиной стала отгонять его, причитая:
- Ах ты, паршивец, ах ты негодник. Кто разрешал тебе уходить далеко от дома? Почему ты пошел к реке? Кто разрешил приставать к людям? Я вот тебе задам трепки, я вот покажу тебе, как бодаться. А ну, марш домой.
Она хлестала скотину по бокам, направляя её к дому, и больше не обращала внимания на мальчишку, а тот стоял оторопевший и молча наблюдал за происходившим. Потом вспомнил об удочке и побежал ее искать. Нашел он ее в камышах, неподалеку, у берега плавала большая коряга, с нее он и снял зацепившийся крючок. Такая дура могла его легко стащить с берега и утянуть под воду. Получается, что бычок спас его от неминуемых проблем. Он тут же успокоился, злость и обиду как рукой сняло. Зато есть о чем рассказать соседскими мальчишками, утаив ситуацию с бычком, и приукрасив борьбу с корягой. Но про незнакомую девочку он помнил, решив разузнать, кто такая, и где живет. Что-то его привлекло в ней, а вот что, пятнадцатилетнему человеку понять было трудно.
"Да, какое было спокойное время, не то, что сейчас. Дочь, небось, отказалась бы пасти скотину, - подумал Герман, - а ведь раньше время было беззаботное и романтичное, не то что сейчас. Вот времена настали! Никому ничего не надо, ни живность в селе, ни самого села. Всем курорты, отдых подавай, а своего хозяйства никто не хочет держать. А ведь там работать надо! Хотя сам - то в детстве отлынивал от домашних хлопот, лентяй был, ужас. Да и сейчас не тороплюсь родителям помочь, хотя, чего я должен им помогать? Я у них ничего не беру, покупаю все за свои кровные! А братец там пасется постоянно, вот пусть и пашет"
В нем опять вскипела ненависть при одном воспоминании о брате. Он стал искать причины отлынивания от помощи родне, ища оправдания своим поступкам.
"У меня, в конце концов, есть свой кусок земли. Туда регулярно наезжаю, создаю потихоньку свое хозяйство, свое родовое поместье. Так что претензий быть не может со стороны родителей. А что я там делаю, никто не знает, моя земля, что хочу, то и творю!"
Он немного успокоился и опять стал напускать горячей воды, предварительно спустив остывшую. Потом допил чай, доел лимон с медом. Плотно закрыв баночку, отставил поднос с пустыми чашками и блюдцами на стиральной машине. Опять улегся в горячую водую и расслабился, вспоминая, как недавно куролесил с друзьями на своей даче. Хотя дачей это назвать ещё трудно, но начало уже положено: есть небольшая времянка, заложен фундамент. Жена потому и не ездит, что кроме времянки там ничего нет, ни воды, ни газа, да и рейсы автобусов туда не стабильные. Есть только свет, туалет и добротный забор, основное достояние его владений. А ему как раз это и надо, чтобы жена нос лишний раз туда не совала. Хотя во времянке все обустроено очень и очень. Для отдыха с друзьями, для девочек-подружек, для встреч с Зайкой очень удобное место. Вот только сейчас нет возможности туда ездить, машина после аварии в ремонте, приходится с Зайкой по чужим углам околачиваться. Вот и сегодня, то есть вчера, пришлось к ней домой ехать, но так ничего и не сложилось, мамаша ее заявилась раньше времени, пришлось быстро собираться - одеваться и шлепать домой. Мало того, что часы забыл, так еще и на последний поезд метро опоздал.
Он опять разнервничался, вспомнив и разбитую машину, и несвоевременный приход матери любовницы, и закрытое метро, и пустой кошелек, и забытые часы. Чтобы отвлечься от неприятных мыслей он решил закончить прием согревательной ванны, вынул пробку, давая воде стечь, а сам быстро намылил мочалку и стал интенсивно драить себя, затем намылил волосы и включил душ. Мутная пена быстро смывалась мощными струями воды, и тут он поймал себя на мысли, что внимательно наблюдает за её таянием, исчезновением в сточной трубе. Его ошеломило понимание того, что так и человек с его деяниями может исчезнуть, не оставив ни единого следа на этой земле, даже следов мутной пены. Эта мысль его расстроила элементарным откровением и явным намеком на его собственную жизнь. Он отмахнулся от напрашивающихся выводов, быстро вытерся, надел теплый махровый халат и вышел из ванной комнаты. Решительно открыв дверь спальни, он ступил на мягкий ковер и остановился. Жена спала на своей половине кровати, но его удивила поза, в которой она находилась. Раньше она скручивалась калачиком и могла так пролежать до утра, не поменяв за ночь своего местоположения. Если и происходили какие-то события у них в постели, она все равно перед засыпанием умащивалась именно в таком положении. Сейчас же она лежала на животе, вытянув ноги и забросив руки за голову, разбросанные волосы лежали на подушке. Лицо было спокойным, на губах играла незаметная улыбка, на щеках проступил розовый румянец. Он залюбовался ее красотой, ее раскрепощенностью, ее безмятежным сном и решил не тревожить ее. Попятившись, он вышел в коридор, прикрыл за собой дверь и подумал:
"Когда это она стала спать в такой позе, расслаблено вытянувшись? Что-то, видно, с ней произошло. А ведь и бодрствуя, она стала какой-то свободной, раскрепощенной. Как это ей удалось, что помогло ей измениться, освободиться? Что произошло, и с какой стати она изменилась?! Ведь я все время держал ее в строгости, с полным контролем действий и поступков! Без моего ведома она не могла ничего сама предпринимать! В последнее время у меня было столько забот и проблем, но ее без присмотра не оставлял, требуя постоянных отчетов о домашних делах и регулярных звонков из дома. Я должен знать каждый шаг каждого члена своей семьи, начиная от жены и заканчивая детьми. Неужели я что-то упустил, или от меня что-то утаили?"
Он направился на кухню, достал из пенала начатую бутылку коньяка, взял рюмку из шкафчика для посуды, наполнил ее до краев и залпом выпил. Горячительная жидкость медленно проникала внутрь, прокладывая себе путь и оставляя будоражащий след внутри организма. Он еще раз налил себе коньяк, затем достал из холодильника твердый сыр, палочку колбасы с/к, нарезал всего по пару кусочков, положил все это на подставную тарелку вместе с рюмкой коньяка и направился в гостиную. Расположившись на диване, взял вчерашние газеты и, попивая коньяк с закусками, принялся изучать прессу. Коньяк помог ему расслабиться, успокоиться, стало уютно и тепло. Проблемные мысли отступили, убаюкав желание что-то делать и выдумывать. Однообразные новости, пустые и никчемные газетные статьи нагоняли сон. Он присел на диван и, укрывшись пледом, уснул.
Ему приснился дед, умерший несколько лет назад. Дед стоял во дворе, у своего дома, опираясь на палку, когда-то подаренную любимым внуком. Он пристально смотрел на входившего в калитку Германа, и на его лице не было привычной улыбки. Это Германа насторожило, и он спросил:
- Что встречаешь меня так неприветливо, дед?
Дед нахмурился, стукнул, в сердцах, палкой о землю и сказал:
- Да, вот хотел забрать тебя к себе, ты ведь всем не доволен, всё тебе не так, а получил наказ Романа забрать с собой. Его все обижают, не понимают, зачем ему быть среди вас. А я его возьму к себе, тут у меня никто из вас его не обидит.
- Что-то я не пойму, куда это ты братана решил забрать?
От сильного толчка он проснулся, так и не получив ответа. Через окно в комнату едва пробивались, сквозь задернутые занавеси, лучи осеннего запоздалого солнца. Полумрак комнаты и тяжесть сна не давали понятия времени, то ли утра, то ли дня. Дверь в коридор была закрыта, в доме была полнейшая тишина, и он медленно стал вспоминать, что сегодня суббота, выходной день и все еще, вероятнее всего, спят. Он откинул плед, сел, нащупал ногами тапочки, обулся и встал. Тело заныло от неудобного лежания и от недавнего падения, он потянулся, пытаясь ощутить болевые места, и косточки захрустели. Потянув воздух при вздохе, он уловил запах, явно идущий из кухни - значил, жена уже готовит завтрак. Но он не хотел идти туда и разговаривать с ней, его мучило утреннее видение-сон. Не понимая, что бы это все значило, он решил никому ничего не говорить. Пройдя через всю комнату, он подошел к окну, отдернул занавеси - в комнату тут же ворвался поток яркого света, на миг ослепив его. Он прикрыл рукой глаза, давая им восстановиться от внезапного ослепления, потом медленно оторвал руки от лица и, прищурившись, посмотрел через окно на улицу. Туман уже рассеялся, давая полное обозрение двора и окружающих домов. Прохожих было немного, только несколько соседей выгуливали собак, да кто-то разминался на спортивной площадке.
"Может и мне завести собаку, тогда я точно буду знать, что кто-то меня рад видеть, кому-то я нужен просто так. Хотя, где гарантия, что пес не привяжется к жене, ее все любят, а со мной общаются только на деловые темы. Но, самое странное, что меня это вполне устраивает. Нечего болтать по пустякам и обмывать чьи-то косточки... А может, начать заниматься спортом? А что, буду бегать по утрам, здоровья набираться. Хотя, какой там бег, мне хватает регулярно бегать к Зайке. Но что-то стала надоедать эта беготня. Сколько это я с Зайкой знаком? - он стал ходить по комнате взад- вперед, - Скоро будет два года. Господи, два года? А как вчера познакомились! Да, было время покорять непреступные крепости! Хотя, какие там непреступные. Она сама рвалась из юбки, так ей хотелось заполучить такого, как я!"
Он продолжал ходить взад-вперед по инерции, вспоминая похождения, но они, почему-то, его совсем не радовали, а наоборот, стали раздражать, и он, уже в состоянии раздражения и злости, выскочил из комнаты и направился на кухню. Жена возилась у плиты, одновременно что-то помешивая на сковороде одной рукой, второй размешивая салат в миске.
"И как это ей все удается делать одновременно? Ах да, она, ведь, левша, потому и может работать двумя руками" - подумал он и стал немного успокаиваться, ему очень нравилось наблюдать за её работой, уж очень ладно у нее все выходило.
- Проснулся? Ну, как самочувствие? Голова не болит? - жена улыбнулась, поставила салат на стол, - будешь умываться, чистить зубы? Завтрак уже готов, кстати, принеси из ванны поднос с посудой.
- Я не носил его туда и забирать не буду. Кто принес, тот пусть и убирает, - резко ответил ей муж.
Галина замерла в недоумении, потом взяла полотенце и стала медленно вытирать руки, пристально всматриваясь в глаза мужу. Ему не понравился ее взгляд и, поняв, что перегнул палку, он вышел из кухни, и, пройдя весь коридор, вошел в ванную. Там он постоял у зеркала, рассматривая свое разукрашенное лицо, потом умылся, почистил зубы, причесался и, прихватив поднос, опять вернулся на кухню. Жены там не было, но стол был уже сервирован к завтраку.
"По-моему, я что-то делаю не так?- подумал Герман, недовольный таким началом дня - Надо реабилитироваться".
Он направился к спальне и уже у самой двери замер, прислушиваясь к происходящему за дверью. Там была полнейшая тишина. Он тихонько приоткрыл дверь и заглянул в комнату - жена сидела на краю кровати и что-то читала, покачиваясь. Его осенила мысль - она молится! Это его так удивило, что остановило от дальнейших действий. Он тихонько закрыл дверь, и остался так стоять, размышляя.
"Ну и дела! Чтобы Галка молилась, вот это новости! И что, в церковь ходит? Вляпалась, видать, в какую-то секту. Каждый раз какие-то новости! Ну что за люди, вечно мне подбрасывают какую-то непредсказуемую информацию. Мне еще в доме не хватало жены- сектантки!"
Он хотел стремительно войти в спальню и "наехать" по-старинке, но что-то его остановило, что-то решительно мешало ему помешать жене молиться. Он напрягся, взялся за ручку и тут дверь открылась сама - за ней стояла жена. Она смотрела на него спокойно, чуть улыбаясь, как будто он ее не обижал.
- Ты уже готов завтракать? - она спокойно прошла мимо него и направилась к кухне.
- А дети?
Жена обернулась и с недоумением спросила:
- Сегодня же выходной, пусть поспят, и потом, ты раньше никогда не интересовался этим вопросом.
- Ну, раньше мало ли что было, все ведь меняется, не правда ли?
- У тебя? И меняется? Явно что-то с тобой происходит?
- Не твое дело, - опять начал грубить Герман.
- Вот это как раз в твоем духе, - жена зашла на кухню и начала накладывать еду ему в тарелку.
Он взял вилку и начал перемешивать салат по- своему.
- Извини, что раньше тебе не сообщила, - жена продолжала возиться у плиты, - вчера весь вечер, точнее, четыре раза звонил твой Петрович. Очень был взволнован, просил тебя перезвонить, как только будешь дома. Но вчера он так и не дождался, бедняга. Говорил, что дело очень срочное и важное.
- А, обойдется. Сегодня выходной и я не буду тратить на него свое драгоценное время, подождет до понедельника. А что конкретно там у него горит, не говорил?
- Что-то по вопросу контракта, не помню, с какой страной, но где-то в Европе. Вроде ГДР.
- ГДР уже нет! Германия! Да, да, есть такой контракт, - Герман замер, понимая суть проблемы.
"Вот жук, таки пронюхал! И не лень было ему перечитывать все страницы, а ведь там их пятнадцать. Но, всё, батенька, уже поздно руками махать! Дело сделано, все подписано и никто ничего менять не будет. Главное, что обе стороны согласны. Там стоит и его подпись. Так что, господин хороший, золотой ключик у меня в кармане. А не у вас, шеф".
Герман довольно хмыкнул, продолжая перемешивать салат, и тут зазвонил телефон, он быстро отреагировал, бросив жене:
- Меня нет дома, ушел в мастерскую, к машине и буду неизвестно когда. Поняла?
Жена молча подошла к телефону и подняла трубку:
- Алло, да, это я, здравствуйте, Юрий Петрович. Нет, уже ушел. Да, к машине, она ведь у нас в ремонте. Вчера пришел поздно и не хотел Вас беспокоить. Да, не хотел. А сегодня рано ушел, - она обернулась и посмотрела на часы. Они показывали восемь тридцать.- Да, он ушел полчаса назад. Хорошо, я передам. До свидания.
В комнате наступила полнейшая тишина, только было слышно, как муж вилкой подбирал последние кусочки еды с тарелки. Она грустно посмотрела на мужа и сказала:
- Можно попросить тебя об одном одолжении?
- Ну что тебе еще надо? - раздраженно бросил ей Герман.
- Мне бы очень хотелось, чтобы ты не заставлял меня врать. Не могу я больше обманывать твоих знакомых и коллег.
- А кто тебя заставляет обманывать? - Герман стал намазывать масло на хлеб,- где мой кофе?
- Но ты ведь сам только что потребовал от меня передать то, чего не было! - жена поставила перед ним кружку.
- Почему ты считаешь, что этого не было? Это будет сейчас. А какая разница, когда это произойдет? Часом раньше, часом позже. И, пожалуйста, не нервируй меня с самого утра. Все решили меня достать - то сон дурацкий, то проблемы у шефа, то твои упреки. В чем дело?
- Ладно, успокойся. Но просьбу мою не забудь, хорошо,- жена с надеждой посмотрела на мужа.
- Отстань от меня, - Герман огрызнулся, но тут вспомнил сон и решил переменить тему, - послушай, мне дед приснился. К чему это?
- Вообще-то покойники снятся к перемене погоды, а конкретнее можешь?
- А, все понятно, видно и вправду скоро будут перемены, - Герман успокоился и встал из-за стола,- все, я ушел к машине.
Он быстро переоделся, взял денег из шкафа, в прихожей наскоро переобулся, накинул куртку, шарф и вышел не попрощавшись, хлопнув дверью.
Уже на улице, выходя со двора, пожалел, что ничего не сказал жене на прощание. Внутри что-то защемило, сжав невидимыми тисками мышцу сердца, грусть неожиданно охватила его, как предчувствие чего-то неизвестного и пугающего.
"Зря я не поговорил конкретно с женой про сон. Что-то гложет меня, что-то не так. А ведь раньше за мной такого не наблюдалось! Что же происходит со мной? Может, это от падения и удара головой? И сны такого рода ко мне раньше не приходили. Вот у жены было пару раз. Тогда, когда дед должен был умереть, ей привиделся старец, уходивший по лучу в небо и еще раз, уже не помню когда. Но что-то привиделось - предупредило. А, тогда когда на нашу дочь пытались напасть и изнасиловать. Точно, точно! Тогда жена встречала и провожала ее у школы. Но дочку подловили в подъезде, а жена как раз в это время выходила из лифта. Все произошло вовремя, жена подняла крик, парней задержали, и я тогда добился посадить охрану в подъезде. Да, жаль, что не переговорил с ней, не досказал сон, не до конца выслушал. Этот мое игнорирование доведет меня когда-нибудь до проблем. Ладно, вечером уточню, если явлюсь домой".
Он прошел до перекрестка и стал ждать возможности перейти на ту сторону улицы, пропуская идущий транспорт. Оглядываясь по сторонам, он следил за движущимися машинами, отмечая про себя марку, цвет и модель. Эта привычка у него была с детства - следить за машинами и оценивать их, отмечая что-то новое в моделях, цветах и прочих новшествах. Машины двигались по обе стороны улицы сплошным потоком, и ему уже надоело крутить головой и ждать удобного момента, когда он заметил, движущийся медленно, москвич. Машина шла в правом ряду, но вдруг возле самого заезда включился сигнал поворота влево. Видно, собралась сворачивать в их переулок.
"Кто ж так поворачивает, - подумал про себя Герман,- надо ж было перестроиться в левый ряд и заранее включить сигнал поворота".
Не успел он додумать свою мысль, как в левом ряду появилась новенькая иномарка, которая быстро приближалась. В последний момент машина стал замедлять ход, предвидя неизбежность столкновения. Не успел москвич закончить поворот, как иномарка догнала его и толкнула в бок. Москвич по инерции наклонился, встав на два правых колеса, въехал в переулок, закончив, таким образом, маневр поворота и завалился, опрокинувшись на бордюр. Иномарка мгновенно скрылась из виду, и никто из прохожих не успел заметить ее номер. Герман и другие свидетели происшествия стояли в оцепенении, не понимая, что надо предпринять. Все смотрели на перевернутый автомобиль, и никто не двигался с места. Первым пришел в себя прохожий, стоявший в нескольких шагах от перевернутого авто, он в два прыжка оказался у водительской двери и стал ее интенсивно дергать. Но тут из открытого окна высунулась рука водителя, потом вторая, подбежало еще несколько человек и все они стали вытаскивать пострадавшего. Затем поставили машину в нормальное положение и разошлись. Герман продолжал стоять, ошарашенный увиденной ситуацией. Он внимательно рассматривал машину, следил за движениями водителя, который осматривал свое авто, искал разбитые места. Но машина, на удивление, имела несколько царапин в месте удара, ничего разбитого не было.
"Вот это да, вот это авария. Вроде что-то и произошло, а травмы незначительные, самому можно подправить. А ведь так и с человеком может случиться - сильнейший удар, падение. Вот если бы последствия были такие же лёгкие, незначительные! Но у людей все иначе, все не так просто. Господи, пусть обойдет меня такая беда! А ведь волнение нарастает. Господи, не приведи быть участником таких событий".
Герман тряхнул головой, отгоняя волнующие мысли, и быстро перешел улицу, направившись к автобусной остановке.
*
Прошёл месяц. Для Германа - месяц безмолвных ожиданий и волнений. Очень хотелось удачной развязки, совершенной им, сделки. Соблазн иметь и владеть огромным состоянием будоражила мысли, возбуждала и рисовала радужные проекты. Но главное, что он понял, это то, что, надо: первое - не выдать себя ни разговором, ни взглядом, не расколоться перед шефом! Хотя и понимал, что перед таким человеком устоять будет трудно. Второе, если все удастся, никому не проболтаться, не хвастаясь перед дружками в пылу пьяных посиделок такими достижениями, третье, на время забыть о наличии такого состояния и утихомирить свои желания. И четвертое, поддерживать старый имидж среднего достатка и демонстрировать перед сотрудниками видимость сборов всех долгов, обзванивая на работе своих дебиторов. Таким образом, он мог позволить себе незначительные траты на шмотки и прочую ерунду. А уж потом... Кровь стыла от вожделения поменять машину на новую и крутую, поехать отдохнуть в Турцию с Зайкой...
Герман спешил на работу - сегодня, наконец-то, ожидался очень важный звонок от зарубежного партнера с результатами их тайного уговора. Сделка, совершенная на основании контракта, подписанного два месяца назад, была завершена - большая партия товара благополучно доставлена в страну и разгружена на склады в целостности и сохранности, деньги своевременно переведены. Теперь оставалось встретиться на нейтральной территории, сверить все условия уговора и получить свои проценты. Он понимал, что его непосредственный шеф будет иметь большие неприятности в главке в связи с потерей, на этот раз, процентов от данной сделки. Но Герман так все обустроил, что заказ на поставку, а затем и сама поставка, были оговорены не в республиканском главке, а в министерстве, как плановая закупка товаров народного потребления повышенного спроса. По документам все было по плану и с визами начальников отделов министерства. Так он и объяснял шефу, но тот, еще "тот жук"! Шеф догадывался, что эта поставка может быть оформлена зарубежным поставщиком, как бонусная, с начислением и выплатой значительных процентов от такой большой партии, плюс процент за укрепление рынка сбыта в страны Восточной Европы и ещё плюс процент за сбыт морально устаревшей бытовой техники. Но доказать этого нельзя - партнер с той стороны никогда никому не расскажет о бонусных начислениях, так как сам имеет свой о-о-чень хороший интерес, и с кем бы то ни было делиться не будет. Он сам заинтересован только в одном представителе с нашей стороны, и расплачиваться он будет только с одним человеком. И этим человеком будет Герман!
Герман обдумывал, как деликатно обойти все острые углы в разговоре с шефом, подбирая такие аргументы и слова, чтобы убедить его в том, что сделка имела характер плановой поставки спецзаказа новых товаров. Успокоить его, заверив, что в дальнейшем он, Герман, будет согласовывать все последующие подписания лично с ним, шефом. Если все удастся, Герман понимал, что таких денег, как эти бонусные проценты от нынешней сделки, может хватить на много лет и, тем более что они не в советских рублях, а в твердой валюте.
Так, размышляя, он доехал до конторы, припарковался, и, прихватив портфель и закрыв машину, направился в здание фирмы.
Разговор состоялся в кабинете шефа. Внешне спокойный, он сидел за своим огромным столом и просматривал папку с бумагами. Рядом лежали раскрытые книги по законодательству, журналы и специальная литература по юриспруденции. Шеф был профессионалом в своем деле и с ним считались не только в главке, но и в министерстве. Он сам рекомендовал Германа на место зама и, уходя в отпуск, "благословил" его на оформление такого рода сделок, заранее завизировав чистые бланки. Этим то и воспользовался Герман, случайно подслушав разговор шефа по телефону о планируемой поставке товаров народного потребления повышенного спроса. Герман догадывался о бонусах, замечая, как после очередной поставки, через какое-то время, шеф появлялся в новой обнове: то в дорогом пальто, то в дубленке. У него на руке красовались модные часы, носил он дорогие очки в золотой оправе. А про запонки и обувь говорить было не чего. Но когда он увидал машину шефа, зависть и злоба расцвели буйным цветом. И он дал сам себе слово, что при малейшей возможности воспользуется поводом увести бонусы из под носа шефа, и провести все дело через себя. Одного не знал Герман, что помимо шефа к бонусам имеют отношение еще несколько человек. Он знал, что все директора магазинов "отстегивают" за получение такого рода товара повышенного спроса хорошие суммы, и потому думал, что те суммы идут на взятки еще кому-то. Но он даже и не предполагал, что тем людям уже давно не нужны были рубли - их интересовали только доллары!
Разговор был не долгим, только Герман стал убеждать шефа по запланированной схеме, как зазвонил телефон и шеф, коротко переговорив, повесил трубку, метнув на Германа укоризненный взгляд:
- Смотри, дружок, не наломай дров. Если они, - он ткнул пальцем на телефон, - что-то разузнают...А они могут! Что-то унюхают и получат подтверждение, то считай, тебе лапти сплетены.
- Шеф! Юрий Петрович! Клянусь, всё чистая правда. Ведь это обычная поставка товара, но товара нового поколения.
- Ой, не лукавь, дружок! Если ты решил поиграть в такую сложную игру, то или ты гений, или большой дурак. Этих, - он опять ткнул пальцем на телефон,- еще никто не мог провести вокруг пальца. Смотри, дружок!
Шеф вышел из кабинета, оставив Германа в комнате.
"Странно, ушел, не выпроводив меня из своей берлоги. Это уже дело серьезное. Но если он тех будет так убеждать, как я его, то, может, дело сложится удачно. А мне нужно ждать звонка, уже время", - и Герман поспешил к себе в комнату.
"Главное, при встрече с партнером еще раз проверить, насколько он обязан уведомлять кого-то здесь о расчетах. И не может ли быть такого, что его руководство тоже имеет такие обязательства кого-то здесь уведомлять?" - размышлял Герман, ожидая звонка.
Не прошло и получаса, как Герман уже ехал на встречу, волнуясь о неизвестных новостях и боясь спугнуть, уже маячащую вдалеке, птицу удачи. Все сложилось как нельзя лучше - партнер тоже был их таких же ловкачей, как и Герман. Он разговаривал полушепотом, оглядываясь, недоговаривая, перескакивая с фразы на фразу, и Герману приходилось внимательно его выслушивать, перебивая и уточняя отдельные мысли- фразы собеседника. Герман несколько раз переспрашивал о необходимости уведомления кого-нибудь здесь, в Союзе, но тот упорно настаивал, что кроме них двоих никто не будет в курсе, объясняя это тем, что все переговоры происходили в отпускной период и через министерства, хотя и прошли по бонусной схеме. Партнер убеждал Германа:
- Да вы так не волнуйтесь, я сам заинтересован в сделке на двоих. Ведь часть суммы я оставил у себя дома, так что мне не выгодно оглашать этот расчет. Мне сейчас очень нужны деньги. А вам нет? Я все тщательно перепроверил, прежде чем приехать к вам с конвертом. Я ведь тоже рискую, поймите меня! И потом я забыл вам сказать, у нас произошли кое-какие изменения в руководящем составе, мой самый высокий босс умер. Назначили человека со стороны, а он схем не знает. Меня уведомил казначей, а он тоже заинтересован в нашей молчаливой сделке, так как провел этот расчет той датой, когда еще был жив высокий босс. Вы понимаете меня?
Герман сразу понял, что дело улажено - там сумма списалась еще при старом боссе. Все уже оформлено задним числом, и некому будет передать информацию о расчете. Но его насторожило то, что какая - то выгода должна быть заложена при таком раскладе.
- Но если так все у вас там сложилось, почему вы приехали и привезли мне расчет? Ведь вы могли утаить от меня мою долю?
- Послушайте, молодой человек, ведь нам еще работать и работать. Я внимательно изучил тот контракт, который вы формировали. Сопоставляя его с прошлыми, я сразу разглядел иной подход к содержанию параграфов, и заметил, что там нет многих пунктов, ранее указываемых вашими коллегами. Я уловил Ваш смысл их не использовать - Вы давали нам определенный шанс в случае форс-мажора. Но так как схема была отработана давно, то эти пункты фактически не работали, и вот этот момент заинтересовал меня. Я решил познакомиться с Вами. Наш товар хорошо у вас пошел, наверняка будут еще заказы. А нашей фирме выгодно именно вашей фирме сбывать продукцию и работать именно с Вами. Наши прямые поставщики - предприятия в этом заинтересованы, а эта сделка многим из них помогла высвободить свои склады к концу года от невостребованной продукции.
- А почему? - Герман подозрительно посмотрел на собеседника.
- Скажу вам по секрету, - шепотом начал собеседник,- товар этот у нас, как бы вам точнее сказать, не очень свежий.
- Не понял? Причем здесь свежесть к бытовой технике, - удивленно спросил Герман.
- Простите, не правильно выразился, товар технически не прогрессивен, ну, устаревшая модель. Ведь технический прогресс идет быстрым шагом у нас, в Западной Европе. А вы у нас на хвосте.
- Не "на хвосте", а в хвосте, - задумчиво поправил его Герман.
"Ах, вот оно что, технический прогресс оказывается! Вон они как себя обеспечивают, все новое, прогрессивное, а нам неликвид. Ну и коммерсанты! Хотя, действительно, куда им девать технически устаревшие телевизоры, микроволновки, пылесосы и прочую технику - к нам. Тут все разметут, да еще с переплатами, с перепродажей, с хорошим наваром".
- Ну, ладно. Давайте будем прощаться, - Герман начал медленно приподыматься со стула.
Они сидели в какой-то забегаловке, в глухом и забитом месте старого парка. Павильон был полупустым, столы и пол были грязными, за стойкой никого не было. Место выбрал сам Герман для конспирации, подальше от сторонних глаз.
- Вот ваша доля,- собеседник протянул небольшой желтый конверт, - тут все купюры по сто, будете пересчитывать?
- И это всё? - Герман не ожидал такой мелочи.
- Нет, что вы, остальное там, - партёр пальцем указал в стол, одновременно ногой передвигая увесистый портфель в сторону ноги Германа.
- Ну и конспирация,- успокоился он, ощутив прикосновение чемодана к ноге.- Пересчитывать не буду, надеюсь на вашу честность и хочу в дальнейшем работать с вами на доверии, - Герман быстро схватил конверт и сунул его во внутренний карман куртки, одновременно переместив ногой чемодан справа налево.
- Спасибо за доверие, надеюсь и в дальнейшем с вами иметь деловые контакты, - ответил его собеседник и они, приподнимаясь, пожали друг другу руки.
- Идемте, я вас провожу до центрального входа парка, а там вы уж сами. Найдете дорогу?
- Мне нужна автобусная остановка, а там я уж как-нибудь.
- Раз так, тогда идемте.
Каждый одновременно подхватил свой чемодан и оба дружно зашагали по аллее к выходу.
Прошёл еще один месяц, уже зима вступила в свои права, но снегом, а тем более зимними морозами, и не пахло. Стояла мерзкая осенняя слякоть с ежедневными приморозками, утренними туманами и холодным дождем. Всем надоела пасмурная затянувшаяся осенняя погода, каждый жаждал чистого белого снега, небольшого мороза и ясных дней.
Этот месяц дался тяжело Герману - шеф несколько раз вызывал на "откровенный разговор", но Герман держал слово - "не расколоться". Пару раз были провокационные предложения на предмет готовности Германа поменять машину на новую иномарку, во время перекуров стали заводиться разговоры о новых моделях машин, о возможности покупки задешево - мол, кто-то уезжает за рубеж на ПМЖ и срочно продает. Но Герман был готов к таким испытаниям, отнекиваясь и ссылаясь на денежные затруднения и на то, что друзья не возвращают давно одолженные деньги, что жена не работает, а затрат хватает.
Пару раз шеф приглашал в ресторан, но Герман отнекивался, поясняя, что сейчас денег нет, а до зарплаты еще далеко. Потом поступило приглашение от бывшего коллеги на торжество в честь повышения по должности. Герман был удивлен таким вниманием - ведь в бытность совместной службы они мало общались, тот был кандидатом наук и таких, как Герман, не сильно то и замечал. А уж потом, когда сослуживец ушел в министерство, вообще не общались, ну, пару раз сталкивались в коридоре министерства, ну, в буфете попили несколько раз кофе, ожидая окончания обеденного перерыва. Ах да, звонил он, когда шеф был в отпуске, Герман тогда вел переговоры на предмет поставки, контроля оплаты и разгрузки с полным оформлением нужной сопроводительной документации.
Приглашение в ресторан на банкет подводило Германа к мысли, что бывший коллега тоже каким-то образом был замешан в бонусной сделке, и решил принять предложение, чтобы увидать всех потенциальных участников этой коалиции. Намечался деловой банкет и ему дали понять, что будет только мужской сбор, бывших и нынешних сотрудников.
На кануне этого мероприятия Герман готовился к прессингу, прокручивая в голове возможные провокационные вопросы, разного рода прощупывания и проверки. Он нервничал, понимая, что придется пить, а он быстро пьянел и мог потерять контроль над собой. Жена заметила его нервозность, и решила поинтересоваться, не взирая на то, что могла нарваться на оскорбление:
- Гера, - так она его называла уже много лет, - что-то тебя беспокоит? Могу я чем-то тебе помочь?
Герман удивленно посмотрел на жену, ему вдруг стало приятно, что можно с кем-то разделить трудное решение проблемы.
- Да ты понимаешь, нужно обязательно идти в ресторан. Бывший коллега пригласил на банкет по случаю его повышения. Мне это мероприятие сто лет снилось, но отказать сейчас нельзя, надо присутствовать, пить со всеми водку и потом будет явное подмешивание и перемешивание всего, что горит и имеет градусы. А у меня язва как раз начала разыгрываться! Так не хочется опьянеть, ведь потом буду всю зиму мучиться. Что делать, а?
Жена слушала его, вспоминая прошлые его страдания, постоянные рвоты и неизменные вызовы скорой помощи. Она уже несколько раз пыталась лечить его, но упрямство мужа мешало и в конечном итоге лечение результатов не давало. Она знала один способ не пьянеть, которым пользовался ее отец, который и она сама испробовала уже несколько раз, убедившись, что он работает.
- А когда у вас банкет?
- Завтра, а что, есть предложения?
- Есть метод не опьянеть! А вот по поводу твоей язвы, Ромка должен привезти тебе какое-то новое лекарство из командировки, я просила его.
Герман метнул на нее злой взгляд:
- Ты опять с ним общалась за моей спиной.
- Только не нервничай, - жена погладила его по спине, успокаивая, - он сам позвонил и предложил свои услуги. Говорил, что у его шефа такие же проблемы и есть такое лекарство на Западе, которое надо принимать в период обострения. Он как раз ехал туда, где оно продается, и интересовался, нужно ли тебе такое. Я сказала, что нам очень надо.
- Ну, ладно, раз уже сказала, пусть везет, - Герман вспомнил жуткие рези и боли, и поморщился, - а на счет опьянения? Рассказывай свой метод.
- Все очень просто, на кануне мероприятия нужно съесть пару бутербродов с вот таким слоем сливочного масла и выпить сто грамм водки. Масло обволакивает и защищает стенки желудка, а сто грамм попадают в кровь и дают первый эффект опьянения. Пока ты доедешь до ресторана, пока начнете трапезу: пить и закусывать, организм уже адаптируется и ему не страшны новые атаки алкоголя. Я сама проверяла - действует.
- Ладно, попробуем с маслом и ста граммами, а когда родственник приедет, пусть лекарство сразу же на работу мне завезет. И с самого утра, пусть к девяти подъезжает, если меня не будет, на столе пусть оставит.
Тот банкет Герман будет еще часто вспоминать - прессинг был сильный, как - будто они знали, что сумма оказалась очень солидной. Их чутье подсказывало им, что должен быть солидный куш, который, вероятнее всего, уплыл из-под самого их носа. Но Герман также понял, что зарубежный партнер его не обманул - никто не узнал о расчете, и доказать свершившийся факт было невозможно. Его провоцировали вопросами, подливая выпивку без разбора, все подряд - водку, коньяк, вино, шампанское. Но, съеденное накануне масло спасало от начальной стадии опьянения, хотя в туалет пришлось пару раз сбегать, так как рвота, пусть и вредила при язве, тем не менее, спасала от дальнейшего попадания алкоголя в кровь. Его соблазняли разукрашенными девицами, пытаясь через них выведать невзначай факт наличия каких-либо контактов с зарубежным партнером и наличия валюты. Но все было тщетно, Герман четно придерживался правила - молчать. Лесть и хитрость, полунамеки угроз и запугиваний, завуалированные рассказами и примерами, не действовали. Герман понимал, что игра за правовладение валютой идет серьезная, он также помнил разговор шефа о возможности "сплести лапти" в случае удачного вынюхивания, а потому радовался, что сейчас здесь присутствует чисто мужская компания - жену "светить" не хотелось.
Домой его привезли под утро чуть живого, бросили у подъезда на лавочке, даже не сообщив охране, что на ночном холоде ими оставлен жилец с этого дома. Но жена, заранее предупрежденная о всевозможных действиях коллег, стояла ночь у окна, фиксируя любое продвижение во дворе, и как только машина отъехала от дома, тут же спустилась забрать мужа-горемыку. Отлеживался он все выходные, страдая от болей в желудке - язва разыгралась не на шутку, мучая его резями и рвотой. Когда терпению пришел конец, Герман сам позвонил на квартиру брата разузнать приехал ли он и привез ли лекарства. Невестка ответила, что все уже привезено и завтра, в понедельник, у него на рабочем столе будет лежать посылка. Ночь прошла в мучениях, и только под утро он смог задремать, проспав сборы на работу. Только к обеду он смог добраться до конторы, и, быстро вскрыв пакет, нашел упаковку с лекарствами и изучил инструкцию. Симптомы соответствовали его нынешней ситуации, а потому он сразу же принял лекарство. Когда оно начало действовать, Герман почувствовал облегчение и принялся за работу. Шефа не было, и сотрудники расслабились, занимаясь, кто чем, так прошел день, потом второй, а шеф на работе так и не появился. Только в среду секретарь сообщила, что шеф болен и его положили в больницу на обследование недели на три. А вот на это время его будет заменять человек из главка, тут то сотрудники и притихли, а Герман понял, что дело приняло совсем другой оборот.
Новый заместитель появился в пятницу, и сразу же вызвал к себе Германа. Разговор был ни о чем, но Герман понял, что прессинг продолжается - компания бонусников, так назвал про себя их Герман, решила продолжать разведку.
"Ну и чуйка у них. Чует нос, да око не видит,- перефразировал пословицу на свой лад Герман. - Ах, как хочется им узнать, а был ли мальчик? Но я уверен, ничего у них не выйдет. Если нет информации с той стороны, (а ее таки нет!), то их дело труба. Пусть рыщут, пусть вынюхивают, но я не сдамся. Нет, ничего нет, ребята! Вы только предполагаете, вы только думаете, но вам ничего не удастся доказать, а вот я точно знаю, выведать вам ничего не удастся. Все надежно похоронено до лучших времен, а вот когда они настанут, вам тем более не узнать!"
Зам не ходил вокруг, да около, он быстро вошел в курс текущих дел, знакомясь с сотрудниками и обязанностями каждого, а потом вплотную занялся Германом. Все дела, курируемые им, были тщательно перепроверены, все бумаги перечитаны, все папки пересмотрены - ошибок и упущений не было. Герман был очень скрупулезным, аккуратным и законопослушным юристом, привязываясь к любой статье Закона, если только просматривалась малейшая зацепка в её применении. Этим своим качеством он "завоевал" шефа, а тот сам был таковым в делах. Когда с изучением дел было покончено, зам взялся за последнюю сделку, потребовав написать служебную записку с подробным пояснением всех действий, указанием контактируемых лиц, номерами их служебных телефонов, номерами комнат и датами посещения. Герман понял ход его мыслей и попросил срок в пять дней для полного восстановления картины тех дней, поинтересовавшись:
- А в чем, собственно, дело? Могу я знать, что это вы меня все допытываете, что вам конкретно надо лично от меня?
- Послушаете, молодой человек, меня, опытного и давнего работника нашего главка. Я много лет работаю на благо отечества и знаю все пути продвижения сделок любого характера. У меня есть поручение проверить все ваши действия, убедиться, что вы сделали все правильно. Ведь вам никто не пояснял, как ведутся дела?
Герман понял, что зам хочет узнать, осведомлен ли он, Герман, полной цепочкой таких сделок и каков результат, имея ввиду систему бонусных расчетов. Таким образом, под подозрение падал шеф, которому могут приписать раскрытие конфиденциальной информации о валютных расчетах.
- Нет, методика и последовательность проведения любого контракта мне не известна. Просто шеф попросил на время его отпуска все подготовить и оформить, вот я взялся за этот дело, хотелось шефу помочь и дать ему возможность нормально отдохнуть. Я проверил полное завершение сделки - товар поступил в целости, ни единого боя, расчеты проведены своевременно, документация вся оформлена согласно норм, и сдана в финотдел. Я не могу понять, что-то сделано не так, что-то произошло, что-то пропало?
- А кем была передана документация, кто-то приезжал с грузом?
- Документацию передали через экспедитора, сопровождающего грузы. Ведь он нес полную ответственность на период продвижения до места назначения. Он и расписался в доставке, передав нам пакет с документами. Транспорт то был их, он и уехал сразу же, после разгрузки.
- А вы присутствовали при разгрузке? Видели этого экспедитора?
- А зачем там было мое присутствие? Мне все передали со складов, там и подписи их имеются, проверьте. И товар они проверяли, бой, порчу упаковки, это ведь их работа. А что там делать лично мне? Мое то дело, какое - юридическое курирование, проверка всех этапов оформления и расчетов. Вы ведь в курсе нашей миссии, не так ли?
- Да,- устало ответил зам, не добившись ожидаемых зацепок в ответе.
Ближе к вечеру к Герману подошла секретарь шефа и положила на стол папку с документами:
- Тут Вам передали кое-какие бумаги,- секретарь постояла у стола, постукивая своим коготком по папке,- внимательно изучите и сразу же верните мне. Сегодня!
- А что за бумаги,- Герман продолжал писать служебный отчет,- и почему сегодня вернуть, я не успею все просмотреть.
- Надо успеть, это очень важно и не терпит отлагательств, - секретарь еще настойчивее постучала коготком,- надо поторопиться и будьте внимательны при изучении. Это просьба начальства.
"Почему она сказала "начальства" и это постукивание коготком, а ещё настойчивый тон в голосе,- Герман задумался,- явно тут есть какой-то подтекст. Видно что-то важное она принесла и явно не по своей инициативе"
Герман оторвался от своих бумаг и внимательно посмотрел на девушку. Та стояла перед ним с озабоченным выражением и таращилась на своего собеседника. Он взял папку, открыл и начал листать подшитые бумаги. Это было старое дело, и он уже было хотел возмутиться "что это, мол, она подсовывает ему и мешает работать", но тут на очередном листке он увидал текст, написанный большими буквами детским почерком "Надо ехать в больницу. Срочно" Герман сразу все понял - шеф хочет его видеть, он закрыл папку и спокойно ответил:
- Хорошо, я сейчас же займусь этим делом, а папку можете забрать, я в курсе тех недоработок.
Секретарь взяла обратно папку и быстро удалилась, оставив Германа в задумчивости.
"Вот и закрутились дела! Шеф явно что-то знает, надо сразу же после работы ехать к нему, но так не хочется. В такую даль, в конец города, а на улице такая сырость и зима никак наступить не может. Эта теплынь в конце года совсем замучила! Сначала поеду домой, а уж потом смотаюсь к нему, поймаю тачку и съезжу. Отчего-то не хочется на своей, да и бензина мало в баке".
Уже вечером он стоял на обочине дороги, пытаясь поймать такси. Краем глаза он заметил, как отъехала машина, стоявшая у его дома, но как только он двинулся к дороге, тронулась и медленно поехала, как бы за ним. Когда он остановился, пытаясь голосовать, она тоже остановилась, потушив фары.
"Странно, если бы это был "грачующий" водила, он бы уже подъехал, а этот явно кого-то ожидает или выслеживает. Неужели меня?"
Он так увлекся своими мыслями, что не заметил, как к нему подъехала машина.
"Странно, я еще не успел даже руку поднять, а он уже отреагировал на пассажира"