Первое, что почувствовала Марго, открыв массивную, обитую кожей дверь в квартиру, едва уловимый чужой запах.
Устала... вот и кажется с дороги, - подумалось ей.
Она скинула чёрный шёлковый плащ, аккуратно повесила его на плечики в стенной шкаф и едва взглянув на себя в зеркало в прихожей, прошла в комнату.
Небольшая гостиная с задрапированными тяжёлыми портьерами окнами от заходящего солнца подействовала, как всегда, успокаивающе.
Как дома хорошо! - подумала она словами своего маленького любимца внука. Ей всегда вспоминались эти его слова, сказанные им в таком крошечном возрасте, что не могло не удивлять.
Нынешние дети!... Как быстро они растут и развиваются...
Настроение было не из приятных. Мама, которую она еженедельно навещала, безнадежно старела и как-то потихоньку, незаметно, уходила... Больно было смотреть, как эта когда-то очень подвижная, полная энергии и радости жизни женщина, становилась всё беспомощнее и всё меньше, меньше... Усыхала, как цветок на корню. Страшно было сознание, что и её саму ждёт такой же конец. Старость... болячки...
Эх, правду люди говорят, надо пользоваться жизнью. Каждым её мгновением! Пока возможно...
От усталости аппетит почти пропал. Но надо было чем-то подкрепиться, выпить хотябы кофейку.
К кофе она пристратилась недавно. Врачи не рекомендовали кофеин из-за кисты в груди и Марго послушно пила чай без кофеина. Чтобы не было так безвкусно, чуточку разбавляла его молоком. Ложка сахара. Белая булочка с мёдом и творогом - вот и завтрак, вполне съедобный и вкусный.
Теперь же, с болезнью мамы, она махнула рукой на все эти предосторожности - всё равно один конец! Что уж тут поделаешь... И так радостей мало в жизни. И кофе стал её любимым вкусовым развлечением.
Марго вошла в блестящую кафелем ванную помыть руки.
И снова, какой-то раздражающе сладкий, чужой аромат повеял в воздухе.
Странно... что бы это могло быть? Неужели Аркаша купил новый дезодорант или духи во время её недолгого отсутствия?
Она поискала глазами на стеклянной полочке, где лежала парфюмерия мужа, увлекающегося разными одеколонами, но ничего нового не нашла.
Помыв руки и освежившись, она обернулась к висящем на стене полотенцам, и заметила на своём белоснежном махровом полотенце следы губной помады.
Это ещё что такое?? Не может быть, чтобы она так неаккуратно позволила себе вытереть лицо, не сняв, как обычно, помаду с губ специальным лосьоном. Уж в этом она никак не могла обвинить себя. Муж недаром называл её чистюлей. Аккуратность была в её крови. И никакая усталость не могла отвлечь её, чтобы так небрежно обойтись с полотенцем.
Боже!...
Краска бросилась ей в лицо.
Неужели... неужели здесь побывала чужая женщина?...
Она задохнулась от гнева и возмущения. Противно задрожали колени.
С отвращением бросив полотенце на пол, как жабу, запачкавшую ей руки, она чуть ли не бегом бросилась в спальню.
Не может быть! Не может этого быть! - снова и снова повторяла она себе, стараясь унять колотившееся сердце. - Быть такого не может! Чтобы Аркаша позволил себе такое? Так унизить, так оскорбить её? Привести в дом женщину в её отсутствие? Она просто глупая дурёха! Наверно сама не заметила, как оставила губную помаду на полотенце. Наверно просто плохо, не до конца протёрла губы лосьоном. Ну может же такое случиться, хотя бы раз в жизни?! В конце концов, это просто недостойно подозревать мужа, с которым прожила тридцать лет, и который никогда не давал ей повода для ревности. Хотя, сама она его ревновала в молодости ужасно. А он всегда смеялся над нею. А иногда обижался. Ну, в самом деле, нельзя же себе так придумывать приключения! Наверно, ей тогда просто адреналинчику не хватало. Уж слишком спокойной и размеренной была их жизнь.
Марго постаралась взять себя в руки и унять дрожь, пробегающую по телу.
Медленно подошла к зеркалу, висящему в овальной белой раме над белым туалетным столиком. Подняла глаза. На неё испуганно глядела незнакомая пожилая женщина.
И это я? - С удивлением подумала она. - Разве я такая? Где мои большие глаза? Сейчас они за отёками почти не видны... Где мои тонкие высокие скулы? Лицо оплыло, стало тяжёлым и серым... И только волосы ещё сохраняют свою пышность. Правда, она из брюнетки давно превратилась в блондинку. Но ей всегда казалось, что новый цвет молодит её. И подружки хором поддерживали. И Аркаше нравилось. Впрочем, кто ж не знает, что мужчинам всегда нравятся блондинки!
Не отводя взгляда от своего отражения, она потянулась привычным жестом к щётке, чтобы пригладить непослушные пряди, свисающие на лоб и щёки. Но рука щётки не нашла.
Взглянув вниз на блестящую поверхность столика, Марго, наконец, увидела щётку. Она была странно сдвинута с привычного места и лежала теперь рядом с коробкой, где она держала свои не драгоценные украшения. Драгоценности, она всегда хранила запрятанными в шкафу. Так, на всякий случай.
Марго не донесла щётку до своих волос.
С щетины свешивались два длинных чёрных волоса.
Ты здесь? Уже приехала? - донёсся голос мужа до неё, отвлекая от ступора, с каким она сидела на кресле возле кровати. Марго всё ещё судорожно сжимала в руке щётку с противными волосками, разбившими её устоявшийся и казавшейся таким прочным мир ещё пару часов назад.
Она не двинулась, не шелохнулась.
В проёме двери показалась голова мужа с удивлением и тревогой на лице.
"Что с тобой? Почему не отвечаешь? Тебе плохо? Нехорошо?"
Не получив ответа на град своих вопросов, Аркадий Семёнович подошёл ближе к жене и перевёл взгляд с её лица на руки.
"Ты можешь, наконец, ответить? Что с тобой?" - уже начиная серьёзно тревожиться спросил он, не понимая, почему она сидит с таким похоронным видом и не переодевшись с дороги.
"Что-то с мамой?" - мягко спросил он, понижая голос и готовый придти на помощь и утешить жену, с которой явно что-то стряслось.
Марго, не поднимая глаз, и всё так же не двигаясь, протянула ему щётку.
Ей трудно было взглянуть в лицо мужа. Чувство гадливости, будто она съела что-то липкое, грязное, вонючее, поднималось в груди и ей казалось, что её сейчас стошнит прямо в холёное лицо того, кто ещё совсем недавно был так дорог и любим.
Аркадий Семёнович, всё ещё недоумевая, принял протянутую ему щётку и наконец увидел то, что подвергло его жену в такое состояние.
Отвергать, увиливать, придумывать что-то было бы глупо. Попался - отвечай.
Да и какое оправдание можно придумать тому, что на щётке два тёмных длинных волоса, когда у него самого они короткие и седые, а у жены...
Не додумав до конца мысль, он почувствовал, как ослабло вдруг всё его тело. Захотелось, как детстве, убежать, спрятаться, чтобы никто не нашёл, не отругал и не наказал за нечаянно разбитую дорогую хрустальную вазочку на столике.
Но бежать было некуда и не от кого. Разве от собственной совести убежишь?
Он опустил глаза и тяжело присел на кровать рядом с женой.
Никогда ещё так погано не было на его душе.
Зачем, ну зачем ему понадобилась эта чужая девочка? Разве минуты сладострастия, что он испытал в экстазе слияния и обладания чужим молодым телом стоят того унижения и боли, которые они оба испытывают сейчас с женой? Да, он доказал себе, что всё ещё мужчина в полном соку. И не его вина, что давно уже не испытывал ничего подобного со своей законной женой. Да и Розочка (как он любил называть Марго в приливе нежных чувств), разве она виновата в этом? Годы, привычка, берут своё. И острота ощущений теряется - разве это новость для кого-то? Но ведь любит он по-прежнему только её, свою дорогую девочку Розочку-Марго-Маргариту! Уж в этом он нисколько не сомневается. Но как объяснить теперь это ей, своей жене, когда она сидит вот так, потерянно, как чужая в собственном доме, который они строили так долго и так бережно?
А она всё молчит... И всё так же не выпускает из рук проклятую щётку, словно на этих волосках висит теперь вся её жизнь, и выпустив щётку из рук, она рухнет в пропасть, которую вырыл для неё беспутный развратный муж.
Наконец, он собрался с духом.
"Марго.... Я не буду, не могу ничего объяснять... Прости, если можешь... Прости!"
Марго слушала и не верила собственным ушам.
Вот так, просто, как будто ничего такого особенного, экстраординарного не случилось, как будто её только что не втоптали в грязь и только потому, что её тело осмелилось уступить природе и состариться, надоесть, перестать быть лакомством для не ослабевающего аппетита самца, на её собственных простынях извивались два чужих тела (тело мужа казалось ей таким же чужим и отвратительным, как тело неизвестной самки) и никакими усилиями ей не удастся стереть это из своей памяти, из своего сердца, вот так просто её муж говорит о том, что произошло в их жизни и даже не пытается оправдаться?
Впрочем, что за глупости. Какие уж тут оправдания...
Нагадил - и всё тут.
Марго поднялась, тяжело опираясь на подручники кресла. Слава богу, у них есть ещё одна комната, где она может спать на диване. Никогда больше она не вернётся в спальню, где навсегда поселился призрак чужой женщины, пахнущей своим телом, своими духами. В молодости она бы вообще ни минуты не осталась в этой квартире. Она хорошо знает себя. Убежала бы куда глаза глядят.
Но теперь ей некуда да и незачем бежать.
Пройдёт время. Шрам загладится, зарубцуется. Это сейчас тяжело и больно. Потом будет легче. Она от всей души надеется на это. Хоть бы не ошиблась!
Нужно жить дальше. А там видно будет.
Жизнь обманула её. Самый главный, самый близкий человек предал её. Изменил ей. Она физически ощущала эту измену. Гнала мысли из головы, а тело противилось, не поддавалось на уговоры. Противно сжималось и болело внизу живота, там где только мужу было разрешено прикоснуться, дотронуться, и никогда никому кроме него...
Аркадий Семёнович не пытался остановить, удержать жену. Помимо его воли вспоминалось горячее молодое и упругое тело, которое так сладко прижималось к нему ещё несколько часов назад. Душа рвалась утешить жену, соврать, что ничего не произошло, ей причудилось, приревновалось понапрасну! А тело вспоминало жгучие ласки и хотелось ещё, ещё... Безумие какое-то!
Марго сидела в своей маленькой комнатке, которая вот только сейчас, сию минуту, стала действительно её, раздельно от мужа. Она ушла в неё, как в раковину улитка, как в своё спасение, для того, чтобы спокойно, насколько это возможно спокойно, обдумать случившееся.
То, что Аркадий не спорил, не пытался выкрутиться, переубедить её, не сказал, что она дура несусветная, резало по сердцу, как ножом. Уж лучше бы соврал... Подумаешь! Волосы! Мало ли как они могли попасть на щётку? Может, кто-то из её подруг пользовался ею? Правда, у неё нет подруг и знакомых с длинными тёмными волосами.... Но это ничего не значит, - пыталась переубедить она сама себя. Лучше поверить в несустветное, чем в измену мужа...
Неужели этот несчастный волосок должен перечеркнуть всю их долгую и счастливую совместную жизнь?!
А правда... неужели должен?...
Мысли кружились в голове с отупляющей быстротой. Они, как нитки в клубках разноцветной шерсти, переплетались, путались между собой, по очереди выставляя то один, то другой конец нити. Но стоило Марго ухватиться за него, как он исчезал, прятался обратно в клубок, не давался в руки...
Успокойся! - снова и снова приказывала она себе.
Но успокоиться не удавалось.
За дверью стояла могильная тишина. Видно, Аркадий боялся шелохнуться, замер там, у себя в комнате, надеясь не потревожить , не разбить хрупкий мир, ненадолго воцарившийся в квартире. Как у постели тяжелобольного боятся сказать громкое слово, ходят на цыпочках, так и Аркадий, притаился, замер..
За что? За что? За что?? - бился кулаками в её душу вопрос. Бился так больно, что хотелось расстаться с душой. Ничего больше не чувствовать.
На миг мелькнула мысль взять своё лекарство от давления и выпить сразу всё, что осталось в коробочках. Но только на миг.
Она решительно вышла из комнаты. В прихожей схватила свой плащ и сумочку и закрыла за собой дверь.