Аннотация: ... тяжёлом роке (PF, LZ, DP), тюрьме и психбольнице, о задуманном убийстве, Библии, ...
ОБ АЗАРТЕ, ПОЖАРЕ И КРУПНОМ ВЫИГРЫШЕ В КАРТЫ,
ПОЕЗДКЕ В КАВМИНВОДЫ, ОБЛАКЕ, НАРКОТИКАХ,
О ПРЕДАТЕЛЬСТВЕ, ТЯЖЁЛОМ РОКЕ (PF, LZ, DP),
ТЮРЬМЕ И ПСИХБОЛЬНИЦЕ, О ЗАДУМАННОМ УБИЙСТВЕ,
БИБЛИИ, ПЕРЕХОДЕ ГОСУДАРСТВЕННОЙ ГРАНИЦЫ,
О ЦИКЛАХ, РАЗБИВШЕМСЯ САМОЛЁТЕ И ДРУЖБЕ,
С ЭПИЛОГОМ.
Гера
ЩЁКИН
ПЕРЕЙТИ ГРАНИЦУ
(продолжение)
Глава III
12
Многие друзья Коляна, с которыми я был знаком, находились сейчас в городе, и мы, ближе к вечеру, пошли в гости к Гене-Людоеду. Более того, мы вместе учились в архитектурно-строительном и хорошо знали друг друга.
Гена жил в коммунальной квартире на втором этаже. Его соседкой была одинокая пожилая женщина. Коммуналка необычная, по крайней мере, подобных я не видел. Санузел - ванная и туалет раздельные - общий, а вот кухня, причём просторная, у каждого имелась своя. Комната с балконом, кладовка - нелишние пару метров площади. Данные удобства, скажу вам, представляются на уровень выше в сравнении с другими коммунальными квартирами или совместным проживанием с предками.
Я подарил Гене книгу русских заветных сказок Афанасьева с эротическим содержанием и изысканной ненормативной фольклорной лексикой. Специально для него вёз.
Мы с Колом принялись за приготовление "каши", также именуемой "Кузьмичём". На разогретое масло, лучше подсолнечное - меньше подгорает, хорошо и равномерно впитывается в траву, его должно быть в меру, не стоит переливать, лучше потом добавить - высыпается в сковороду протёртая через специальное сито высушенная конопля, так называемый вторяк. При постоянном перемешивании эта нехитрая смесь жарится на небольшом огне. Как появился духан, то есть специфичный запах, через пару минут снимаешь остужать. Можно подсластить или подсолить - на любителя. А вообще, "каша" безвкусная. Если с маслом не промахнулся, то и глотать её, не жуя, легче, запивая простой водой. Это так кажется, что готовить её просто. А на самом деле, если передержал - масла вышли, кайф в снадобье уменьшился; раньше с огня снял - недоготовил, переть слабее будет; масло перелил - начнёт подташнивать; недолил - тоже плохо. Короче, надо уметь. У Кола получалось хорошо.
- Коха, а поскольку хавать? - уместно поинтересовался я.
- Эта "каша" хитрая, из пыли. Полвесла нормально будет. - Он подцепил половину чайной ложки примятого, тёмного на цвет готового блюда. - С горкой если, получится как больше половины. А больше загребёшь - попрёт сильнее. Можно и не рассчитать, тогда устанешь от прухи.
Гена в это время возится в комнате - ставит бобину на недавно приобретенный японский катушечник. Обалденная аппаратура: с двумя реверсами для ленты, все индикаторы на подсветках, восемь эквалайзеров, плавно работающие механизмы. Чума!
- Можно и в два приёма понемногу, - продолжал пояснять Кол премудрости действия данного "Кузьмича". - Сначала треть весла и спустя минут двадцать ещё столько же. Будет ничтяк. Первая волна подкатит примерно через полчаса. За ней остальные начнут набегать, постепенно прибивая, с каждым разом усиливаясь. Потом накатит второй дозняк, ляжет на первый и волны поднимутся одна над другой.
- А сила у них какая, много баллов?
- Захлестнёт! Часов пять-шесть держать будет и отпустит потихоньку.
- Гена, давай поставим "Чайковского", - предложил Колян, забыв, что тот тугоух и всё равно ничего не слышит.
- Людоед не возражает, - посмеялся я.
Саня-Спица и Иван-Лётчик подошли, когда "каша" была уже готова и остывала. Мы решили сыграть в покер на спички. Всей компанией расположились на кухне у окна за прямоугольным столом из красного дерева.
- Кол, смотри, я с горкой зачерпнул. Ничего?
- Да по-разному бывает, под настроение. Хавай, если что, догонимся.
Я налил в кружку холодной кипячёной воды, подсластил и запил комок постного "Кузьмича". Колян тоже за один раз проглотил полвесла. Саня, нервно посмеиваясь, третьим образовал круг по интересу, замкнув его. Гена с Иваном не употребляли, им и так по приколу. Это нисколько не мешает нам общаться.
Мы начали партию. За разговорами время незаметно перетекало из будущего в настоящее, оставляя прошлое для памяти. Изкомнаты лились космические звуки "Спейса" и рассыпались на кухне в облаке табачного дыма. Я почувствовал, как облако вцепилось в меня своим полем. Накатила первая волна, немного подержала и ушла. Зафыркал на огне эмалированный цилиндрический чайник. Гена встал из-за стола и занялся приготовлением чая.
- У Графа был выходной, - продолжал он рассказывать низким голосом историю про нашего общего знакомого. - Жену с ребёнком в парк отправил гулять, а сам пошёл за машиной. Сосед по гаражу в яме работал газосваркой, его баба наверху ему помогала. Граф остановился поздороваться. Он же просто так пройти не может, слово за слово - разговорились.
Гена-Людоед хлопочет у газовой плиты, повернул к нам голову, улыбается. Сам небольшого роста, но тело ладного сложения, с мощным торсом, накаченные бицепсы указывают на долгие занятия бодибилдингом. Глядя на него, мне представилось, что он может легко засунуть мою руку себе в рот и жевать её, продолжая также улыбаться. Когда-то в детстве он тяжело переболел оспой, и всё лицо его было испещрено характерными впадинками и ямками. Генина улыбка была далека от вызывания взаимной радости. Но мы-то знали, что он хороший добрый малый. И прозвали Людоедом, потому что чужие люди чурались его.
А ещё у него здорово получалось петь под гитару садистские частушки, к примеру:
* * *
Вовочка в речке рыбу удил,
Незаметно подкрался к нему крокодил,
Долго стонал крокодил-старичок,
В жопе застрял пионерский значок.
Или такая:
* * *
Двое влюблённых по рельсам гуляли,
С кем не бывает - споткнулись, упали.
Ход не замедлил экспресс из Сибири,
Было их двое, а стало четыре.
И так далее: за полсотни знал - мы как-то подсчитывали.
- Кто в гаражах был, говорили, что землю от взрыва тряхануло. Графа отшвырнуло метров на десять до перекрёстка, сверху воротной дверью накрыло, - накладывался Генин голос на спейсовские ритмы. - Соседу кранты сразу, его жену в реанимацию увезли. Дверь с Графа сняли, он без сознания. Врач со "Скорой" еле отжал ему руку от окровавленного лица, а в ней правый глаз.
Сергей (Граф) был одним из лучших в городе водителем, имел первый класс. Работал на "Волге", возил директора местного завода. Теперь, в тридцать лет, стал инвалидом. Машину водить - для него как воздухом дышать. Он без этого просто жить не может.
Я смотрел на Гену и с удивлением наблюдал, как его голова увеличивалась в размерах. Он по-хозяйски, не торопясь, возился у плиты. Не сходя с места, достал из навесного шкафчика пачку чая. Предварительно ошпарив заварник, насыпал в него чай и залил кипятком. Как он медленно всё делает! Я наблюдал за ним, не упуская ни одного его движения. Гена зачем-то стал рассматривать снизу пачку с чаем. Обыкновенный гранулированный чай - что он там ещё хотел узнать? Улыбающаяся его голова становилась всё больше и больше. Она качалась из стороны в сторону и постепенно достигла стен и потолка кухни. Я понимал, что это моя галлюцинация, но легче мне от этого не становилось. Окружившие стол друзья обсуждали недавнее происшествие, добавляя некоторые детали к Гениному рассказу. Их головы были нормальной величины! Повернувшись опять к хозяину квартиры, я обрадовано обнаружил естественную пропорциональность частей его тела. Но теперь его голова вдруг стала уменьшаться, и уже с трудом можно было различить, куда глядят людоедские глаза, улыбка это или наступившая сосредоточенность. Голова стала размером с кулак. Мне было не до смеха, и смотреть на это я уже больше не мог.
- Ром, ты как? - вырвал меня из облака голос Кола.
- Прикинь, Колян, глючит. Сушняк давит.
- Надо чайку попить - выровняет. От меня только-только вторая волна откатила.
- Да, ништяк! Чай ништяк! - поддержал Саня, сидевший посередине за столом с выпрямленной спиной и отведёнными назад плечами; взгляд довольный с высвечиваемой улыбкой идиота.
- Что, прёт?! - любопытствует Людоед, разливая на всех чай в выставленные в ряд кружки на столике у плиты.
- Мы играть будем? Или может на балкон, проветримся? - выясняет ситуацию Иван.
Меня распирает, как баян, у которого меха до предела заполнены воздухом. Сжать бы их, извлечь хоть какую мелодию - ослабить напор. Но звук где-то застрял из-за неподвластных кнопок. Баян раздается всё больше, вот-вот порвётся, лопнет! Нахлынувшие волны "Кузьмича" образовали шторм!
- Колян, такого ещё не было... - ощущение, что говорю не я, а кто-то за моей спиной.
- Плохо совсем?
- Спасаться надо... - опять сказал кто-то за спиной.
13
Мы остались ночевать у Людоеда. Для сказки фраза звучала бы жутковато. А здесь жизнь, и поэтому для нас наступил следующий день. Гена с утра засобирался на работу, а мы с Коляном потопали в гараж. К нему скоро должен был подойти Пол - местный ремесленник самоучка, у него хорошо получалось вырезать по дереву: столик, с витиеватыми узорами, придуманными самим же Полом, находился в гараже. Пол нигде не работал и мог подолгу проводить время в мастерской у Кола. Они играли в шахматы, слушали музыку; если Пол погружался в любимую резьбу, то Кол занимался своими делами. Это устраивало их обоих, своё общение они находили сносным, а главное, умели не надоедать друг другу.
- Моё творчество, - Коха протянул мне обыкновенную школьную зелёную тетрадку. - Записываю разные события из своей жизни в виде маленьких рассказов. Давно хотел, решил вот попробовать.
Я медленно пролистывал тетрадь, узнавая знакомый корявый почерк моего друга. Хоть я имел слабую литературную подготовку, разве что много читаю, но понимал, что эти рассказы никудышные. Не рассказы даже, а описание обыденных ситуаций, с натяжкой именуемых происшествиями, случившимися неделю, три дня назад, вчера.
- Это здорово, что ты взял и написал. Ты пиши, не бросай, - вовсе не лгал я. - У меня самого иногда желание появляется писать, но никак не соберусь. - Надобности критиковать его не было. Зачем? Я ценил, что он поверяет мне своё новое увлечение.
На столе я увидел толстую книгу в самодельном несуразном переплёте с множеством бумажных закладок. Я поднял её - это была Библия.
- Давно читаешь?
- А как попала мне в руки в психушке, так и читаю. Теперь постоянно.
Он взял у меня книгу, открыл её на одной из закладок. Провёл пальцем по странице, нашёл отмеченное место:
- Вот, Притчи Соломона: "Много замыслов в сердце человека, но состоится только определённое Господом." - Колян поднял на меня глаза, проверяя, как я реагирую. Что-то не давало мне покоя, свербела мысль: "Какая психушка?" Он подцепил язычок следующей закладки, переложил налево захваченные страницы и прочитал из Евангелия от Марка:
- "Если кто имеет уши слышать, да слышит! И сказал им: замечайте, что слышите: какою мерою мерите, такою отмерено будет вам и прибавлено будет вам, слушающим. Ибо кто имеет, тому дано будет, а кто не имеет, у того отнимется и то, что имеет."
Я не очень понял последнюю фразу, а он читал уже с другого места:
- "...и возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всем разумением твоим, и всею крепостию твоею,- вот первая заповедь! Вторая подобная ей:возлюби ближнего твоего, как самого себя."Так, ага: "...и любить ближнего, как самого себя, есть больше всех всесожжений и жертв." - Николай закрыл Библию. - Ты понял?
- Да в общем-то, понятно - надо к другим относиться как к самому себе.
- А если ты не любишь себя? Как соблюдать эту заповедь?
- Да, себя любить надо.
- Вот если я отношусь к тебе с такой же любовью как к себе - между нами знак равенства. Так? Но в таком случае я приношу себя в жертву. Получается мне страдать и гибнуть: "...есть больше всех всесожжений..." Какие же мы равные?!
- Ты хочешь сказать, что невозможно следовать этой заповеди?
- Как же невозможно? Возможно, - после небольшой паузы он пояснил. - Но только с верой в Бога, с соблюдением первой заповеди.
- Так что же, кто в Бога не верит, не может любить ближнего своего?
- Не может, так как по заповеди сказано: "...как самого себя".
- Да, почему!?
- Потому что без Бога.
- Да... - вздохнул я.
- Так оно и есть.
- Постой, в какой психушке?! Пока мы не виделись за эти полтора года? Я ничего не знаю...
- Тебя зовут Николаем? - пробую шутить, сам немного недоумевая. - Тебе тридцать два года, мы вместе учились в Костроме? А меня зовут Ромка и у меня есть друг Колян. Это ведь ты?
Он посмотрел на меня, улыбнулся.
- Выходит, я не брежу! Но у меня такое ощущение, что мы только познакомились. Что за лабуда? Быстрее "снимай покрывало", рассказывай.
- Длинная история, в двух словах не расскажешь.
- А я длинные истории люблю. И чем длинней, тем лучше.
- Давай заварим чай.
Колян поставил кипятить воду и принялся отщипывать перочинным ножичком от крапаляанаши, удерживаемого большим и указательным пальцами, мелкие кусочки-бусинки, складывая их в ладонь, словно подбрасывая в топку угля. Я размял табак в беломорине, вместе с папиросной бумагой сдвинул его до половины гильзы. Табак высыпал на газету. Аккуратно загнул на гильзе "пяточку", то есть примял мизинцем край гильзы на шве. Чтобы выпрямить бумагу, несколько раз пропустил папиросу между пальцами, собранными щепоткой. Штакетина была готова. Коха ловкими движениями "скрипача", с подкруткой, немного добавив табака, забил косяк. Чай уже заваривался - банка была накрыта специально для этого предназначенным полотенчиком. Через головку "Юпитера" проплывала магнитная лента с записью альбома "Энималс" ПинкФлойда.
14
- Помнишь, как мы расстались, наш последний разговор? - Прежде чем подкурить, Колян кончиком языка слегка смочил края на конце беломорины, чтобы бумага не прогорала сразу, а удерживала бы табак с коноплёй.
- Да. Мы ехали по городу в автобусе.
- Я тебе сказал, что в Ярославле делать больше нечего, валить надо. - Коляннапаснулся и передал мне косяк.
- Тогда я не был готов к такому повороту. У меня ситуация проблемная сложилась: Лиля беременная ходила. - Частыми затяжками я набрал полные лёгкие дыма и задержал дыхание.
- А я понимал, что в тупик упёрся: объекты нам зажимали, директор щемил с деньгами, в личной жизни не пойми что, и ты с Лилей увяз. - Колян перевернул косяк. - Давай по "паровозу".
Он перевернул папиросину и спрятал у себя во рту тлеющий её огонёк. Надул щёки, прихватив зубами выступающую обратной стороной гильзу. Я подставил к ней вытянутые в трубочку губы и хапнул, втянул в себя мощную выдуваемую Колом струю дыма. Я прокашлялся и пустил ему такой же "паровоз".
- Ну, как произошло, так и произошло. Какая-то развязка должна была наступить, - подытожил я.
- Да Ромка, всё шло так, как и надо. Я радовался, что еду домой. Нужны были перемены.
Из динамиков слышались щемящие сердце звуки синтезатора илай пинкфлойдовской собаки.
- Я воспрянул духом. Матушка, чувствовал, не очень-то была довольна моему приезду. А тут ещё Флокс объявился, семейная жизнь у него не заладилась. Всё вернулось на круги своя, стали опять втроём жить. Вижу, что брат сам по себе. Отдалились мы с ним. Филки у меня были - с работой решил не торопиться. Наслаждался новой жизнью, своей свободой.
- Наступила осень, - продолжал Колян. - Решил затариться коноплёй - зима-то долгая. Съездил на разведку на своём ижаке. В одном месте хороший "план" нашёл. Наметил в следующую поездку собрать там урожай. Флокс знал о моих заботах, я ему предлагал - он не захотел.
Горячий крепкий чай с сухарями, посыпанными сахаром, был очень кстати. Мы с наслаждением сбили сушняк, закурили золотое Мальборо. Неспешное повествование моего друга сопровождалось фоном похрюкивающих свиней с "Энималс". Трансовая музыка сосредоточивала моё внимание на рассказе Коляна, его голосе:
- Я видел, что Федя с матушкой как никогда близки и таят что-то от меня. Ну, их дела. Тем более у брата душевная травма - развод. А они конкретный тухляк затеяли: поделили квартиру, где я уж совсем лишним оказался. У матушки есть хахаль, к которому она переезжать собиралась. Но в результате они решили обменять нашу трёшку на двушку, а Феде выходила бы хахалевксаяоднокомнатная. С балконом, - усмехнулся Кол. - И в придачу рассчитывали получить бабки с размена.
- А ты куда?!
- Никуда, - произнёс он, даже удивившись, что здесь непонятного. - Это я потом всё уразумел, а тогда... - вдруг, он споткнулся на слове. - Разве додумаешься до такого? И мыслить не мог о подобном.
Накуренный воздух комнаты то и дело обновлялся дымом от сигарет. Дым плавно передвигался, не стоял на месте, он не собирался выветриваться, обволакивал нас, цеплялся своими завитыми волнами за нашу одежду. Образовавшееся облако вбирало Колину историю, порождая таинственность. Сквозь полупрозрачную его пелену мне представлялась картина разворачивающихся событий:
- Погода тогда баловала. Надо было пользоваться моментом. С вечера я отправился на примеченную деляну. Затарился прилично - два мешка добротных шишек. Утром, в пятом часу, приехал домой. Мешки сунул под свою кровать. Решил, что перевезу их в гараж потом - не к спеху. И после успешной вылазки забылся сладким сном.
Открываю глаза оттого, что меня за плечо трясут - мужик в ментовской форме:
"Вставай!"
Ничего понять не могу, что за ебатня! Менты в комнате. С чего бы это? Точнее, откуда?
"Чьи мешки?" - спрашивают меня.
"Какие?"
"Которые ты коноплёй набил!" - гонит в голубой рубашке.
"Не знаю."
"Мамины значит?!"
Я отнекиваюсь, соображаю, как бы ни подставить Флокса.
"Будем значит выяснять. На ладони-то свои посмотри! Собирайся!"
И действительно, "зелёнку" сразу не смоешь. Уже и понятые тут. Наручники, прикинь, надели. Когда выводили из квартиры, увидел матушку на кухне. Флокса нет: где же он? Мы делили с ним комнату на двоих. Его бы в подозрение не взяли, он-то ни при чём.
Короче, увезли меня в изолятор. Думал, что составят бумагу сейчас и отпустят. А меня под замок. Только на вторые сутки допросили. Следак протокол даёт подписать, говорит мне:
"Попал ты Коля, если ещё не понял", - называет статью. - "От пяти, а постараться - по-полной пойдёшь."
В камере спрашивают, что, да как; говорю - сроком пугают.
"А ты что думал? Попробуй теперь соскочи, они тебя крепко зацепили! И по свидетельствам матери с братцем. Упекут, как пить дать!"
"Так и есть, встретишься с ними лет эдак через пять-семь..."
"Каким свидетельствам?" - недоумеваю.
"А ты не догоняешь?! Всё ясно с твоими родственничками: поделили они всё поровну, а для тебя о квартире казённой позаботились с окошечком в клеточку и шконкой законной."
"Прозрел?! Или на пальцах изобразить?"
Мне и так был понятен расклад. Страшная догадка закралась, но не хотелось верить. Флокс меня сдал. От неё-то что угодно можно было ожидать. А вот брат... Падла, сука последняя!
Мужики видят, что я поник совсем.
"Колян, косить тебе надо! Ну, смотри: наркуха ты, нервы расшатаны, житуха с её каверзами достала, тут ещё и в ментуру загребли. Срыв у тебя случился! А мы тебе поможем дураком сделаться."
"Усёк?" - говорит Витёк на полном серьёзе. - "Крышу у тебя сорвало!"
"И дальше что?" - спрашиваю.
"А то! На психушную комиссию тебя направят. А там бычься до последнего, тупо тормози за всех. Главное, не прикидывайся - всё само пойдёт, типа в ступор впал."
У Витька был опыт. Одну ходку за кражу имел, потом за драку. Тогда и медкомиссию проходил:
"Это твой шанс. Надеешься, что пожалеют? Адвокат что ли вытащит, которого родственники отблагодарят. Недооцениваешь ты их. А если признают, что псих ты - отправят на лечение витамины глотать. Потом разберёшься, что к чему. Среди врачей тоже есть человеки, я знаю."
"Или по статье отправишься календарики коллекционировать! Вот и весь твой выбор."
Я согласился. Ты знаешь, зону топтать совсем что-то желания не было. Короче, все постарались на совесть, довели - спать не давали, хавать нельзя, достали меня:
"Шиза ты, мозгов у тебя нет, одни только нервы остались!" - долбил Витёк.
Душно мне стало, видеть их всех больше не мог, деться некуда. Психанул я: Витьку в пятак заехал, одному козлу, не нравился он мне с самого начала, в горло вцепился. Навалились на меня, шум-гам подняли. Менты всех наказали, меня на "Скорой" увезли. Я думал, что сложнее будет, а тут быстро всё получилось. Попал в областную психушку: уколы, таблетки, первое время спал много. Со мной врач один прикольный постоянно беседовал: то ли серьёзно говорит, то ли шутит?
Короче, принудиловку мне назначили.
Из динамиков в последний раз прохрюкала флойдовская свинья, чирикнули птички. Шелест магнитной ленты известил о концовке альбома. Мы прислушались к улице: проехавшая машина перебрала колёсами гальку. Больше никаких звуков. Колян зарядил новую бобину с ДипПёрпл "Фэйрбол". Занял своё прежнее место, достал крапальанаши и продолжил:
- В палате познакомился с Костиком. Жил он на воле красиво. Папа его был одним из первых лиц обкома коммунякской партии. Костя на кофе подсел капитально - доза росла. Знаешь, такие банки стограммовые индийского кофе? Так он в день по три-четыре банки выпивал! Папины все запасы припрятанные сожрал и с ума сошёл, расстроился душевно. А так, нормальный пацан.
- Никогда б не подумал, что от кофе такая зависимость может быть, - удивился я, готовя штакетину.
- Может, ещё как может. Ты знаешь, от чего угодно может зависимость быть, если очень захотеть. Так вот, а Федя из головы никак не выходил - иуда. Домой не терпелось быстрее попасть, чтоб встретиться с ним, в глаза посмотреть, послушать что скажет, как вести себя будет. Всё кипело внутри. Да думаю, если сбегу, то наперёд меня поймают, прежде чем до него доберусь. Решил я убить его.
- Что?
- Убить. Продумал, что и как делать буду, даже где казню.
- А потом что? Бегать по белу свету?
- Не собирался я бегать, сам бы сдался. Это было уже не важно. Главное - эту мразь наказать! С того времени, как решение это принял, успокоился. Тогда цель у меня только одна была.
Колян, вдруг, спросил:
- Как считаешь, случайность большое имеет значение в нашей жизни? Ты в случай веришь?
- Вопрос, конечно, философский. - В какую сторону заведёт меня мысль? - Говорить, что наша жизнь состоит из случайностей, всё-таки, по моему мнению, неверно. Мы ведь что-то планируем, на что-то рассчитываем, добиваемся каких-то своих целей. И в то же время, случай часто вмешивается в нашу судьбу. - Немного подумав, я добавил. - Мы как-то сами, наверное, эти случайности создаём.
- В больнице я случайно Библию нашёл, за тумбочкой к стене была прижата. Без обложки, кое-где порвана, нескольких страниц в начале и конце не хватало - пользовался, что ли кто? Я её собрал, скрепил. Стал читать, чтоб отвлечься, занять себя чем, и не заметил, как увлёкся. Задаю вопросы, а она отвечает на них. Притчи Соломона читал?
- Что-то читал, не помню. Мудрёно там как-то, понятного мало, да и грамотности не хватает.
- Там про случайность сказано. Прочитаю главу: думаю о смысле сказанного, разбираю примеры из своей жизни. Могу целый день так. И мне легко оттого, что правду бытия нашего узнавать начал, вдруг истинные стороны человеческой натуры открылись. Последнее время даже замечать за собой стал, что матом стараюсь не ругаться и слов скверных не произносить.
- Каких, например? - ладно там матом, думаю, понятное дело, а какие скверные слова он имеет ввиду.
- Ну, "гондон", скажем, или "жопа". Да мало ли поганых слов?! Не надо ими людей оскорблять и самому не следует оскверняться.
Колян вернулся к своей истории:
- Не заметил, как и время пролетело. В начале мая день свой рождения с Костяном справил. Вскоре после очередной медкомиссии меня выписали. Справку на руки получил.
Гитара Блэкмора пронзительно заныла звуками скрипки, уводящими за собой на глубину океана душевных переживаний.
15
- Рассветало. Я сидел на лавочке в глубине своего двора и наблюдал за окнами квартиры. Матушка должна быть дома. Впрочем, это всё равно, значения не имело. Действовать надо решительно, сразу. Тянуть нельзя - это только откладывать раз за разом. Я так долго ждал этого дня...
Дом потихоньку оживал, начал загораться в окнах свет. Осветилась изнутри и наша кухня на первом этаже. По силуэту за занавесками я понял, что там суетится матушка. В нашей комнате - окно рядом с кухней - включилась люстра. Вот и Федя проснулся. Прежде хотелось посмотреть ему в глаза, чтоб знал за что.
Закурил, посмотрел на часы - семь. Всё шло по плану. Дверь, наверное, откроет она. Спросит: "Кто?", скажу: "Коля. Пришёл кое-какие свои вещи взять." Кроссовок снимать не буду, сразу пройду в комнату. Там его и удавлю руками в замок за шею. Держать буду, пока не обмякнет.
Я внимательно слушал Николая: не перебивал, не говорил "ага", "так" или ещё что-то в этом роде. Я вглядывался в еле заметную мимику его лица, его глаза не выражали эмоционального волнения. Голос был немного монотонным, спокойным и ровным, как неторопливый спуск по лестнице с небольшим торможением на переходе к очередному пролёту. Колян только как бы заглядывал внутрь себя. Казалось, что свою историю он исповедовал кому-то ранее. Доверительное повествование было обстоятельным, несбивчивым, он не перепрыгивал с одного места на другое:
- Звоню в дверь. Со второго этажа спускается дядя Саша:
"Привет, Николай!" - я пожал ему руку. - "Какая горячая! Давно тебя не видел."
"Кто?" - её голос через дверь.
"Коля."
Она стоит в домашнем халате, отошла на пару шагов назад.
"Федя!" - выкрикнула как-то излишне громко, - "Это Коля!" и убежала в свою комнату.
Я медленно снял кроссовки, прислушиваясь к звукам в квартире. Поставил их на коврик. Выхожу из прихожей в коридор, дверь на кухню открыта. Флокс в трусах сидит у стола. В одной руке держит кружку с чаем, в другой бутерброд с двумя красными кружками помидора поверх сливочного масла, как я люблю - у меня перенял. Смотрит оцепенело, к табуретке приклеился: не ожидал внезапного моего появления. Я подошёл к нему и встал на колени:
"Прости меня, брат. - И опустил свою голову ему на колени. - Прости, брат."
Мои руки, обессилев, повисли. Я испытал сильное облегчение. Мне казалось, что я могу ответить на любой вопрос. И не надо ничего объяснять и говорить им. Всё стало просто, мир был понятен вокруг.
Я чувствовал, как по Феде шла дрожь. Он, с каким-то по-детски несуразным срывом в голосе, наверное, неожиданным и для самого себя, всхлипнул:
"За что?.."
"За то, что убить хотел тебя."
"Не надо..."
Тут я спросил Коляна:
- А ты плакал?
- Нет. Я как в трансе был. Встал, вижу, она в коридоре. Держится за грудь руками, будто боясь, что та отвалится:
"Коля..."
"Делите квартиру как вам надо, мешать не буду. Гараж только не трогайте. Вещи свои сегодня заберу."
Так и живу теперь здесь.
Я находился под впечатлением от услышанного. Неужели с моим другом могла приключиться такая немыслимая история? Не верилось. Если бы этот рассказбыл о другом человеке, ну скажем общем нашем знакомом, я поверил бы охотнее, удивляясь лишь: "Бывают же случаи". Но Николай сидел напротив меня, рассказывал о себе, всё произошло именно с ним. Не спрашивать же: "Это правда?"