Аннотация: Рассказ - личное восприятие Великой Отечественной.
Перед фактом
8 мая. В клубе военно-морского института стоял тот обычный гул, который, как правило, возникает перед началом какого-нибудь официального мероприятия. Сегодня должен был пройти концерт, посвященный Дню Победы. Такие концерты традиционно начинаются с нудного митинга. Какой-нибудь назначенный заслуженный ведущий предоставляет слово командованию института, дорогим гостям, далее следуют номера самодеятельности курсантов и военных коллективов, театр Балтийского флота, например. Курсанты же, тем временем с нескрываемым пренебрежением ждали скорейшего начала, а еще более окончания этого действа, для последующего убытия в увольнение или заступления в наряд.
Я плюхнулся в кресло, и о чем-то стал балаболить со своими товарищами, обосновавшимися рядом. И вот началось: нудные речи руководителей, гостей, как всегда преисполненные номенклатурного пафоса и декларативно-героических фразеологизмов. Нам это было уже давно неинтересно, нам было скучно, мыслями курсанты, и я в их числе, уже давно были "за забором", а то, что происходило на сцене, стекало куда-то мимо, совершенно нас не задевая. Где-то в середине этого концерта, т.е. через 30-40 минут после начала, на сцену вышел капитан 2 ранга N. Это один из тех, по-настоящему немногих офицеров института, который реально обладал авторитетом среди курсантов, его уважали, ни у кого бы не хватило наглости прекословить ему. Он не бросал пустых слов на ветер, не страдал самодурством, перед начальством не заискивал, с курсантами проявлял жесткость и твердость, если уж драл, то драл - будьте любезны. Он вышел на сцену и под собственный аккомпанемент на рояле, исполнил песню, текст которой я уже и не помню. После этого он подошел к краю сцены, взял микрофон и сказал: "Я обращусь не к героям этого Праздника, ветеранам, я хочу обратиться к курсантам училища. Курсанты, пройдет совсем немного времени и последние оставшиеся в живых ветераны уйдут в свой последний поход. И вы останетесь последними, кто собственными глазами видел ветеранов, настоящих героев, кто прошел Великую отечественную войну, кто защищал нашу Родину, кто не сдался в Ленинграде, кто выстоял под Сталинградом, кто взял Берлин, кто освободил пол Европы, кто в тылу героически работал для фронта, стирая руки в кровь. На вас лежит ответственность передать правду о войне тем, кто идет за вами, последующим поколениям, потому что они уже не будут видеть этих людей. Они будут судить о войне по фильмам, книгам и, может быть, вашим рассказам. Я не испытываю иллюзий по поводу отражения истины о Великой отечественной войне в новых книгах и фильмах - уже сейчас видно как профанируется память о войне, как выливают грязь и откровенно врут о войне, о Победе, о наших отцах и дедах. Но вы - наша надежда, вы те, кто должен хранить и передавать правду о том, какой эта война была на самом деле, о том, что за люди наши деды и отцы, о том, что они вам рассказали, что передали. Вы должны быть готовы выполнить свой долг, в том числе и перед этими людьми, защитив память о них, не дать нашим "невероятным друзьям" обокрасть историю, обдурить вас, наших детей, и воспитать за вас ваших детей".
Я, так и застыл в кресле. Вот как был, так и застыл, глядя стеклянными глазами в сторону сцены. В голове, наверное, за сотую долю секунды, я увидел все то, что мне передал отец из рассказов деда о Великой отечественной войне.
Мой дед не любил говорить о войне. Он пошел на фронт в 17 лет. Служил в танковых войсках. Связист-стрелок легендарного Т-34, мальчишка совсем. Трижды он горел в танке. Трижды он оставался единственным в живых из всего экипажа. Он участвовал в боях на Курской дуге, в прорыве блокады Ленинграда, войну закончил под Кенигсбергом, при взятии которого получил тяжелое ранение и был направлен в госпиталь, он просто физически не мог быстро вернуться в строй. Но потом, после лечения, он все-таки был в Германии, служил там некоторое время, и даже встретил мою бабушку...
У меня с дедом были сложные отношения, по разным причинам. И сейчас я очень жалею о том, что так мало на самом-то деле знал своего деда, что так редко расспрашивал его о том грозном и героическом времени. Но время неумолимо идет вперед, и его не повернешь. Я помню, как мы вечерами собирались все вместе, дед, бабушка, отец, я, брат отца, его дети, и смотрели художественные фильмы о Великой отечественной войне. Как дед едва уловимо менялся в эти моменты. Потом уже я стал понимать, что для меня это было просто очередное кино про войну, а для деда - это был еще один рассказ о том, частью чего был он сам, это были рассказы и о нем, и о его боевых друзьях.
Я помню, как он преображался, когда пел. Он пел в хоре. Стоя рядом с такими же как он, прошедшими войну, выжившими и победившими, он пел песни тех лет, пел о всех тех, кто завоевал Победу для них и для нас. Но это я понимаю только сейчас ...
И вот сейчас моего деда уже давно нет в живых, а я слушаю Марка Бернеса "Тихая ночь, только ветер шумит ...", обнимая двух красавиц, супругу и дочурку. Я показываю им старые черно-белые фотографии, на которых улыбаются люди в военной форме, я рассказываю дочке об одном из них, о ее прадедушке. Я еще, разумеется, не могу рассказать ей всего, но я помню, я буквально вижу, как в обжигающем январе 1944-го дед вылезает из горящего танка, подбитого под Ропшей, а затем, прорывается к своим, уничтожает автоматным огнем четырех гитлеровцев, чтобы опять кинуться в прорыв. Как он на одном из Т-34 проводил разведку боем, зная, что это практически 100% смерть. Как он потом пытался выбраться из горящего танка, но не мог, не мог, потому что по люку прицельно бил немецкий пулемет. Как он прополз не одну сотню метров по грязи в тыл, только для того, чтобы взять сухарей на весь экипаж и вернутся к подбитому танку. Как после очередного попадания он вытаскивал своего окровавленного друга из танка, но вытащил только половину его ... И я говорю шепотом: "Прости дед...". Первый раз вот такое "прости" я сказал тогда, в клубе, когда чувство стыда прожгло до основания, когда груз понимания реальной ответственности припечатал в кресло... Когда я оказался перед фактом, тем фактом, что я - звено в цепи поколений своей семьи, в цепи памяти, и какая это цепь будет после меня, да и будет ли вообще, сейчас зависит только от того какое звено я. Ржавое? Может из папье-маше? Или все-таки я внук деда, сын отца и я той же пробы, что и они?
Концерт закончился. Курсанты потянулись к выходам. Я не слышал разговоров, я ничего не слышал. Прости дед...