Шеметов Костя : другие произведения.

Пустые коридоры

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Панк-музыкант и нейробиолог находят способ отстранения от реальности через неслышимый спектр в музыке. Новая разновидность трипа предстаёт убежищем от тотального сумасшествия толпы и в качестве последней возможности остаться приличным человеком.

   Пустые коридоры
   Памяти Валерии Новодворской, Алексея Девотченко, Бориса Немцова
  
   Нет, она не могла мне помочь.
   Мишель Уэльбек, "Лансароте"
  
   Часть первая. Сейчас (сторона A)
   Мир - западня: мы родились на свет, хотя не просили об этом, мы заперты в теле, которого не выбирали и которому суждено умереть.
   Милан Кундера, "Искусство романа"
  
   I. Intro
   Слушая как-то альбом Марка Дауна "Пустые коридоры", Паскаль Годен пережил странное и до тех пор неведомое ему состояние: примерно на середине диска он как бы раздвоился и в некотором отдалении от себя увидел себя же.
   Ещё один "Годен" - инженер Matra Marconi Space (M.M.S.), точная его копия. Как, собственно, копией выглядела и его квартира на Lake Road, и открытое окно в этой квартире, и вид из окна: улицы Портсмута, вдали исторические верфи с парусником "Виктория", а над гаванью закатное солнце. С минуту, пока завершалась композиция, Паскаль будто наблюдал за собой из другого измерения.
   Казалось, он переместился.
   Между тем в "параллельной реальности" было вполне комфортно: ни людей, ни машин - сплошь коридоры. Пустые коридоры, отражённый свет и звук своих же шагов. Впечатлённый эффектом, Паскаль оделся и вышел на улицу. Покружив переулками в Gunwharf Quays, он заглянул в первый попавшийся паб, а затем направился к сухому доку.
  
   Вот он и попался. На расстоянии электрона от него существовал параллельный мир, а Паскаль и не знал. Вдали простиралось море. Показалась Луна. День подходил к концу. Бегущая строка у пристани показывала дату, время и температуру воздуха: 6.02.2014, 21:37, +8 №С. Довольно прохладно, но холода он не чувствовал. Он вообще мало что чувствовал, увлёкшись трансформацией звука. Трансформацией в нечто большее, чем просто впечатление.
   Секрет же, по его мнению, заключался в "правильном" сочетании звука и тишины. Не зря первым делом Паскалю явились пустые коридоры. Больше тишины скорей, чем звука. "Другая" реальность выглядела, словно новый дом, никем не заселённый, и хоть выставленный на продажу - за такую цену вряд ли кто купит. Ценою же была потерянная любовь, предположил вдруг Паскаль и где-то был прав.
   В ноябре тринадцатого внезапно пропала его подруга Эмили Маус. "Крыса", как называл её в шутку Паскаль, преподавала славянские языки в местном университете (она в совершенстве владела русским, украинским и польским языками) и казалось бы - с чего ей пропадать? Маус не попала под машину, не прыгнула с крыши и не умерла от болезни - она просто исчезла. Проверили вокзал, паром, аэропорт. Он изводил полицейских, искал в Сети, но всё впустую.
   Впустую, если не считать дневника Маус. После настойчивых уговоров Годену позволили его прочесть. "Может, найдёте что", - вздохнула женщина-полицейский (необыкновенно эротичная, лет тридцати - тридцати пяти). Но нет - ничего так и не нашлось.
   "Дневник крысы" - значилось на обложке увесистой тетради, а ниже - фотография Эмили и её же рисунок. Маус любила рисовать, и, надо сказать, у неё получалось. Особенно ей удавались сцены с животными в стиле советских мультфильмов (с идеологическим подтекстом). Вот и на этот раз не обошлось без "морали". Под фотографией Эмили изобразила мышь. Мышь сидела у компьютера и смотрела порнографию. Время от времени она озиралась по сторонам - чуть встревоженная и в то же время не теряющая надежды. Вместе с нею не терял надежды и Годен. Ясно, что и Паскалю хотелось досмотреть кино. Досмотреть, и чтобы никто не мешал - ни ему, ни этой встревоженной мыши.
   Картина так и просилась на выставку секса в лондонский Barbican Centre. Чего не скажешь о дневнике. Он не просился на выставку, был приземлённым и чуть наивным: всякие мелочи, сплетни, кино. Кино "не для всех", немного о книгах (Катрин Милле, Дорота Масловская), о музыке (в основном indie), но и здесь Эмили предпочитала одно-два замечания, не больше. О Паскале она упоминала лишь вскользь, планов не строила и в будущее не заглядывала.
  
   Будущее? Будущее - производная от "сейчас".
   Буквально с час назад Годен приостановился у магазина бытовой техники, где невольно стал свидетелем этого "сейчас" (а заодно и будущего). В витрине красовались десятка два LCD панелей (широкие экраны - превосходное качество), и все синхронно транслировали новости BBC. Актуальные сюжеты: Игры в Сочи, уличные бои в Дамаске и события в Украине - Евромайдан.
   Сюжеты наглядно демонстрировали физику перехода количества в качество и давали, таким образом, вполне ясную картину будущего. При строительстве олимпийских объектов в Сочи, к примеру, нанесён серьёзный ущерб экологии и похищены деньги, сопоставимые с бюджетом ста марсианских программ. В результате неразумной вырубки леса в регионе существенно изменится климат, а воровство и коррупция приведут к снижению уровня жизни.
   Уличные бои в Дамаске приведут к новым жертвам, но поскольку Башар Асад - друг России, в Сирии как гибли люди, так и будут гибнуть. При скорости, скажем, 500 тысяч в год, уже через двадцать лет в стране останется лишь Башар Асад и его немногочисленные соратники.
   Евромайдан - как протест против отказа украинской власти ассоциироваться с ЕС постепенно приобрел более широкие цели. После 16 января, когда Верховная рада приняла откровенно репрессивный пакет законов, ужесточающих санкции к протестующим, акция приняла резко антипрезидентский и антиправительственный характер. Начались выступления в других городах Украины. К шестому февраля оппозиция уже требовала перевыборов президента и возвращения к Конституции 2004 года (меньше прав президенту, больше парламенту).
   Последнее сообщение BBC касалось Юлии Тимошенко. Паскалю нравилась эта женщина, и он искренне сопереживал её несчастьям. Как выяснилось, бывший премьер-министр передала из заключения письмо, в котором призвала свою партию отказаться от возвращения к конституции 2004 года и готовиться к президентским выборам. События в Украине грозили серьёзным политическим кризисом. В качестве основных причин такого развития называли социальную несправедливость, низкий уровень жизни и разгул коррупции.
   Телевизионный сюжет близился к концу. Корреспондент из Киева отметил явно негативное отношение к протесту руководства России и предположил новый виток противостояния между РФ и Западом. Акция длилась почти два месяца. Уровень недовольства властью в Украине впечатлял и, по мнению Годена, сулил одни неприятности (как, впрочем, и с Олимпиадой, и с Дамаском). "Chaos revolution, короче", - заключил журналист ("хаос революции") и распрощался.
  
   Постояв у сухого дока, Паскаль вернулся домой, снова включил Дауна, загрузил альбом в компьютер и приступил к делу.
   Чего он добивался? Ничего особенного - понять, что к чему. Откуда вообще берётся этот эффект "параллельной реальности"? В последние лет десять-пятнадцать Годен переслушал немало музыки от Баха до современных панков (где, собственно, и наткнулся на творчество Дауна), но ни разу не переживал ничего подобного.
   Композиции Марка казались ему довольно однообразными и походили одна на другую (во всяком случае, Паскаль не заметил особых различий). Он пропустил их через специальную программу - анализатор спектра и получил необходимые для работы характеристики. Едва ли эти характеристики были понятны обыкновенному человеку (скорей математика, и довольно сложная), но Годен справлялся. Инженерное образование и опыт работы в M.M.S. сделали своё дело - Паскаль и рад был бы просто слушать, но уже не мог. Его так и тянуло к формализованному представлению (окружающего мира).
   Что до формализации - "досталось" и Эмили.
   Однажды он описал её в терминах математической модели, ставшей по сути решающим доказательством (самому себе, естественно) любви к Маус. Он описал её внешность, голос, переменчивость настроения, а затем и внутренний образ. Было сильное чувство - Паскаль будто явился в "Старбакс", взял кофе и стал изучать его с помощью интегральной функции (прекрасный кофе, к тому же в "Старбаксе" можно и кино посмотреть, и книжку почитать).
   Вот и теперь - инженер из Matra словно купил новую книжку (допустим, "Страну радости" Стивена Кинга) и не просто читал её, а изучал и исследовал, расщепляя на фрагменты, а затем собирая из них структуры: мыслимые, ирреальные или даже загадочные - подобно фракталам Бенуа Мандельброта. (Кинг и правда мастер универсальных фрагментов - то и дело узнаёшь их, но всякий раз общая композиция выглядит как бы новой.)
  
   Получив характеристики композиций Дауна, Паскаль интегрировал их в специальную базу данных, а затем сопоставил с характеристиками множества других произведений - других авторов и, в общем, наугад.
   Наугад, однако, не вышло. Точность опыта, как известно, зависит от системы и объёма статистики. Годену попросту не терпелось. Но уже на следующий день он взялся как надо и к вечеру воскресенья обнаружил некоторые закономерности. При определённом сочетании звука и тишины музыка и впрямь вызывала некий эффект "перемещения". Не отчуждение, не relax, не отстранение от реальности и тем более не порыв. Являлся именно что "другой мир". По меньшей мере, он готов был явиться.
   Эффект проявился сначала у Пьера Шеффера, изобретателя так называемой "конкретной музыки". Дальше следовали Янис Ксенакис, Эдгар Варез, исполнители в жанре DBM (Distorted Beat Music) и наконец - современные артисты ближе к панку и в интервале от soul до core: Luke Pickett, Her Words Kill, The Mars Volta, Intohimo и La Dispute.
   Сравнив же характеристики этой музыки с характеристиками "обыкновенных" мелодий, Паскаль обнаружил одну особенность. При прочих примерно одинаковых параметрах композиции с эффектом "перемещения" имели существенно более широкий диапазон частот. Отдельные композиции вплотную приближались к порогу слышимости, причём как в левой части диапазона, так и в правой.
   С альбомом Марка и вовсе творилась чехарда.
   Даже на фоне тишины измерительная программа улавливала частоты из неслышимого спектра. В левой части диапазона явно присутствовал сигнал. Что интересно, по мере звучания альбома сигнал сначала усиливался, а достигнув своего экстремума на композиции Polyphonic Plan ("Полифонический замысел"), постепенно ослабевал. Похоже, на Polyphonic Plan как раз и "открывались двери" (в другую реальность), после чего наступала пауза, а Годену лишь и оставалось, что блуждать пустыми коридорами.
  
   В понедельник, 10 февраля, Паскаль отправился на работу, но работать не смог (загадки, домыслы). Он не мог сосредоточиться и, вернувшись домой, вновь отправился к сухому доку. По дороге Годен включил Po?me ?lectronique Вареза ("Электронная поэма", 1958) и где-то на третьей минуте внезапно услышал скрип открывающейся двери. Он даже увидел её. Сколоченная наспех дверь (чуть покосившаяся и посеревшая от времени) приоткрылась и теперь вызывающе елозила туда-сюда. Елозила, казалось, от ветра, но ветра не было. Как не было и сил двигаться, а в проёме двери маячила тень Эмили Маус.
   Помаячив с минуту, однако, тень замерла, стала прозрачной и в какой-то момент исчезла. Po?me ?lectronique ещё звучала, и всё же эффект был потерян. Композиции будто не хватило драйва. Вполне возможно - тех самых частот (загадочных частот), о которых размышлял Паскаль и которые присутствовали в том числе и у Дауна. Как бы то ни было, инженер терялся. Честно сказать, он боялся и думать, что подобрался к секрету мистификации.
   Ближе к полуночи Годен вышел на Anglesea Road. Он никуда не торопился. Паскаль миновал Canal Walk, Goldsmith Avenue, Milton Park и вскоре (почти неосознанно и как-то само собой) оказался у дома Диккенса.
  
   В минувшую пятницу, к слову, на Ратушной площади открылся памятник писателю - первый в Великобритании (и несмотря на просьбу Диккенса не ставить ему памятников). На церемонии открытия присутствовали более ста приглашенных, в том числе сорок членов семьи литератора. По словам профессора Тони Пойнтона (руководителя проекта), автор композиции Мартин Дженнингс старался передать "энергетику и богатство воображения писателя".
   Энергетику? "Вот и сиди теперь, Чарльз, в окружении бутафорских книг, нога за ногу и уставившись в членов семьи", - подумал Годен, кружа у музея, когда неожиданно припомнил о странностях писателя. Диккенс зачастую впадал в транс и был подвержен видениям. Прежде чем перенести на бумагу слова, он отчётливо слышал их, а его персонажи будто находились рядом и общались с ним. Чокнутый, заключил Паскаль, и верно. "Пожалуй, лишь творческий характер этих галлюцинаций удерживает нас от подозрения в шизофрении", - заметил как-то парапсихолог Нандор Фодор, автор очерка "Неизвестный Диккенс".
  
   12 февраля Паскаль повторил маршрут (работа, дом, сухой док, Диккенс), но вместо Дауна и Вареза поставил подборку из "неслышимого спектра", подготовленную днём раньше. Эффект обескуражил его: в доке "открылись двери", а у дома Диккенса Годен уже "разгуливал" пустыми коридорами и всё гонялся за тенью Маус. В какой-то момент тень остановилась, и тогда, чуть замедлив шаг, Паскаль увидел её. Он отчётливо увидел Эмили. Годен и Маус стояли у окна. Квадратное окно в конце коридора светилось ярким и словно неземным светом. На Эмили было платье невесты, ажурные чулки и эффектные сапоги Elche на тонкой шпильке.
   Неповторимая Эм. Под платьем у неё не было ни трусов, ни бюстгальтера. Лишь просвечивал пояс и то ли проступал, то ли угадывался чуть ниже узкий прямоугольник цвета асфальта дождливым утром.
   - Привет, - промолвила Эмили и улыбнулась.
   - Привет, - удивился Паскаль.
   Другая реальность была прекрасна.
   Паскаль и Эмили взялись за руки. Оба почувствовали тепло и пережили безотчётную радость. К несчастью, радость длилась недолго. Уже в следующее мгновение Паскаль очнулся и обнаружил себя, где и был, - у дома Диккенса. "Руки" Эмили на самом деле оказались поручнями ограждения у Gisors Road. Мимо проехал автобус. Последнее, что Годен запомнил, - звук закрывающейся двери. Хотя и тут неясно - была ли это "дверь" в новое измерение, дверь автобуса или внезапный переход от звука к тишине в его подборке ультразвуков.
   Запись закончилась. Годен, впрочем, сомневался - продлись запись дольше, вряд ли его свидание с Эмили тоже продлилось бы. Всё слишком неопределённо - тут тебе и внешние звуки (звуки реального мира - шум города, машины, голоса людей), и содержание самой подборки. Подборка весьма специфичная, но если разобраться - тоже ведь музыка. "Очень тихая музыка", - улыбнулся он про себя. Со своей тональностью, мелодией, ритмом, не говоря уже об особенностях исполнения. Именно стиль (форма, а не суть), рассуждал Паскаль, зачастую определяет качество восприятия современной музыки, да и современного искусства в целом.
   Так что тут было о чём подумать.
   Другое дело - хотел ли он? По крайней мере, последний опыт у Gisors Road существенно остудил Паскаля. Во-первых, мистика. Слишком много "потустороннего" мнилось Годену в "коридорах", да и в самой возможности повидаться с Эмили. Как атеист, он понимал, что идея абсурдна. Что же до науки, если даже и допустить здесь некую "математику", предметная область казалась чужой и едва ли ему под силу. Годен избегал сомнительных исследований, а если бы и пришлось - уж лучше кокаину поесть.
   Мягко говоря, Паскаль не чувствовал вдохновения. Максимум, чего он мог достичь, - научиться галлюцинациям, а точнее - научиться управлять ими. Задача не из лёгких, малоинтересная, да и глупая, если честно. Эмили не вернёшь. Как не вернёшь и Диккенса (разве что памятник, о котором он не просил). Учиться глюкам Годен не хотел. Он и без того мог "повидаться" с Эмили - скажем, во сне или мысленно.
   Вернувшись домой, он ещё раз прослушал "Пустые коридоры", распечатал характеристики альбома, собранные им данные (от Гайдна до La Dispute) и позвонил в Нью-Йорк своему другу нейробиологу Лоуренсу Стэнли. Стэнли удивился рассказу Годена, но уже на следующий день взялся продолжить его опыты.
  
   II. Experiments ("Опыты")
   Лоуренс Стэнли родился в Провинстауне на полуострове Кейп-Код ("Мыс трески", штат Массачусетс, США) в семье эмигрантов из советской Украины. Его родители Лев Ступак и Таня Ступак-Мацало ещё в 1981 году уехали на Запад - сначала в Англию, затем в Канаду и наконец в США. "Ближе к тунеядцу", - шутил в ту пору Лев Германович, имея в виду Иосифа Бродского, осуждённого за тунеядство в СССР и перебравшегося в Штаты.
   Шутил, и не зря - поэт подбадривал его.
   Именно в Провинстауне "тунеядец" написал так любимую Ступаком "Колыбельную трескового мыса". За что любимую? За "треску", понятно. "Дверь скрипит, - зачитывался Ступак. - На пороге стоит треска".
  
   Просит пить, естественно, ради Бога.
   Не отпустишь прохожего без куска.
   И дорогу покажешь ему. Дорога
   извивается. Рыба уходит прочь.
   Но другая, точь-в-точь
   как ушедшая, пробует дверь носком.
   (Меж собой две рыбы, что два стакана.)
   И всю ночь идут они косяком.
  
   У океана, именно у океана мечтал жить Ступак, ведь живущий вблизи океана как раз и знает, по словам Бродского, "как спать, приглушив в ушах мерный тресковый шаг". Треска - это тоска. Сказать же открыто "тунеядец" не мог (нельзя жаловаться). Вот и Лев старался.
   Со временем Ступаки сменили фамилию, выбрав "Стэнли", купили дом на Point Street (с океаном у изгороди), а в 88-м произвели на свет Лоуренса. "Ларри-недоумок" - с таким прозвищем юный Стэнли окончил колледж, таким же "недоумком" поступил в Массачусетский технологический институт (MIT) и уже ко второму семестру проявил себя как студент с задатками гения. "Недоумок" с ходу решал сложнейшие математические задачи, увлёкся биологией и с упоением интерпретировал работу мозга в терминах дифференциальных уравнений.
   Интерпретировал он и Бродского. Воспитанный на его стихах (спасибо Ступаку-старшему), Ларри приелся Иосиф Александрович и из протеста он создал его программную модель-пародию. Как и русский диссидент, его модель сочиняла стихи - довольно чувственные и приводившие Ступака-старшего в бешенство.
   Окончив институт, Ларри перебрался в Нью-Йорк, где с 2011-го работал в лаборатории Earth and Planetary Sciences ("Земля и планетарные науки") при Американском музее естественной истории (AMNH).
  
   Итак, 21 февраля 2014 года Лоуренс получил от своего коллеги из M.M.S. Паскаля Годена электронное письмо с сообщением о пропаже невесты и просьбой поработать "над его галлюцинациями", как выразился сам же Паскаль (вконец запутавшийся и растерянный). К письму прилагались статистические данные, альбом Марка Дауна "Пустые коридоры" и описание экспериментов, проведенных Годеном в последние две недели.
   "Ларри, я напуган, - писал Годен. - То, с чем я столкнулся, кажется и наукой, и мистикой одновременно". В этом месте Паскаль обозначил паузу ("II"), словно решил оглядеться - не кружит ли кто поблизости? Никто не кружил. Кто-то невидимый, может, и был, но не стал выдавать себя и, покружив, улетел. "Из-за этой алхимии трудно сосредоточиться, - продолжил учёный и объяснил вкратце суть. - Обрати внимание на статистику и обязательно послушай альбом Дауна. Собрался было найти Марка в сети, но не нашёл. По слухам, он болен, а то и умер. Если надо, помогу с публикацией и деньгами (уж очень всё любопытно)".
   Дальше следовала приписка (небесполезная, по мнению Стэнли, для опытов, но тревожная и свидетельствовавшая скорей о крайнем возбуждении Годена). "У дома Диккенса, - сообщил он, - когда бы я ни пришёл - сидит голубь. Сидит себе и урчит, в том числе и в неслышимом диапазоне (с частотой примерно от 0,05 до 0,2 Гц). Паскаль Годен, подпись, дата".
   И подпись, и дата вызвали у Лоуренса ностальгию - как раз в феврале год назад он познакомился с Паскалем на семинаре в Гоа Science: Colonial Factor ("Наука: колониальный фактор"). Тот ещё "фактор". А вообще этих "факторов" не счесть. Вот и мистика теперь. Во все времена загадочное и таинственное стимулировало науку и по сути было главным мотивом её развития. То же и с религией - даже основные противоречия между религией и наукой выглядят вполне конструктивными: религия - миф, а наука пытается его развенчать.
  
   Получив письмо от Годена, Ларри задумался.
   Его отношения с родителями (читай - с Бродским) давно уже носили если не мистический характер, то во всяком случае далёкий от конструктивного. Связь с родителями основывалась исключительно на чувствах, а атмосфера семьи являла собой весьма запутанную систему домыслов, поэтической символики и предрассудков. С раннего детства Стэнли был вынужден противостоять мифам, стараясь если не опровергнуть их, то хотя бы объяснить.
   Так же и с Паскалем. Уже на симпозиуме в Гоа Ларри заподозрил в нём сумасшедшего. Не дауна, конечно, и не психа в смысле неуравновешенности (или ещё как-то), но всё ж таки - слегка пришибленного.
   В Панаджи, к примеру (где коллеги провели большую часть времени), он признался, что безответно влюблён, и даже молился из-за этого. Молился неумело и неконкретно: Аллаху ли, Иисусу Христу - не поймёшь. "Определись уже", - советовал Ларри, но тот не внял. Казалось, Паскаль потерял всякую надежду и теперь искал поддержки, где придётся. "Божества" же бездействовали. Никто из них и не помышлял помочь Годену (влюбился - страдай).
   Подругу Паскаля звали Эмили. На снимках она выглядела приветливой, но печальной. Годен восторгался ею, затем напивался, и остаток ночи друзья проводили в West End Club, изображая успешных, но не вполне состоявшихся учёных. К утру Годен сникал, и они шли к морю, где проводили лучшие часы своего "симпозиума". У пристани качалась лодка, стоял запах рыбы (и никаких "божеств"). Друзья ели арахис, разбирали гипотезу Римана и смотрели YouTube: от сюжетов из Сирии (газовые атаки, массовые убийства) до видео с Марса (марсоход Curiosity исследовал Красную планету). Найдены веские доказательства наличия воды на Марсе, Башар Асад получил полную поддержку Москвы, а осуждённые в России Pussy Riot - поддержку Мадонны и Anti-Flag.
   Годен реагировал довольно вяло. Чувствовалось, что он в депрессии и, подобно Асаду с Pussy, нуждается в поддержке. Ларри же мог предложить ему лишь арахис да сомнительную гипотезу. Хотя вряд ли это поможет. Как не помогут и "божества", но делать нечего.
  
   Письмо, полученное накануне, требовало ответа. Опыты Паскаля, может, и дурь, но тем и хороши опыты - их хочется проверить. Подтвердить или опровергнуть. Скорей опровергнуть, размышлял Стэнли (Ступак - по папе и талантливый "недоумок" из лаборатории Earth and Planetary Sciences при Американском музее естественной истории).
   В тот же день он объехал ближайшие к музею музыкальные магазины, но "Пустых коридоров" там не было. Никто не знал ни об альбоме, ни о самом музыканте. Альбом нашёлся лишь в скромном Fifth Avenue Records & Tapes. Юная продавщица со впалыми щеками, в узких штанах и майке Touche Amore - Is Survived By удивилась: "Марк?!"
   - Вы первый, кто спрашивает.
   Судя по бейджику, её звали Ира Сендлер. Надо же, подумал Ларри. Ирена Сендлер была участницей польского сопротивления и во время войны тайно помогала еврейским детям. В 1943 году её арестовали, но Ирена чудом спаслась. После установления в Польше коммунистического режима она вновь подверглась преследованию - на этот раз уже своими. Удивительно - Сендлер пережила и нацистов, и коммунистов.
   - Вы первый, кто спрашивает, - продавщица держалась свободно и, подобно польскому сопротивлению, проявляла настойчивость.
   - И что?
   - Могу предложить винил, - Сендлер улыбнулась, её щёки постепенно ожили, а майка Touche Amore чуть приподнялась. - Впрочем, Empty Corridors на CD не бывает, - добавила она. - Даун пишет только винил. Будете брать?
   - Буду.
   - Насчёт галлюцинаций знаете?
   Тут уже удивился Ларри. Сендлер вынула из шкафа пластинку и указала на предупреждение: "Вызывает галлюцинации. Не рекомендовано детям, беременным женщинам и людям пожилого возраста". Надпись располагалась на лицевой стороне конверта и выглядела весьма устрашающе.
   Ларри кивнул и полез за деньгами.
   - За последнее время, - промолвил он, - в Сирии погибли уже сотни тысяч - в основном дети, беременные и люди пожилого возраста. Лучше уж пластинку послушать, - улыбнулся Ларри и взглянул на продавщицу. - Так?
   - Может, и так, - ответила продавщица.
   Они поболтали ещё с минуту и расстались.
   Сендлер призналась, что "Коридоры" Дауна - "впечатляющая музыка" и, как понял Ларри, эта музыка сильно повлияла на неё (впалые щёки, печальный взгляд).
  
   Странно, но вернувшись домой и впервые прослушав альбом в истинном, а не в сжатом формате MP3, он не нашёл в нём ничего выдающегося. Ларри не ощутил ни "параллельной реальности", ни изменений в мозге (о чём подозревал Паскаль), ни света ("отражённого света, который увлекал всё дальше и дальше"). Не зря, видно, Годен казался ему слегка пришибленным.
   И всё же в музыке Дауна что-то было. Взять хотя бы стиль, поэзию, не лишённую самобытности, не говоря уже о самом авторе. "Сумасшедший из Приднестровья" - гласила одна из редких заметок о нём в Trouser Press.
   Марк родился и вырос в Тирасполе (так называемая "Приднестровская Молдавская Республика"). Настоящее имя - Пештру Лушняу. Активно выступал против русского вторжения в Молдову, неоднократно судим, прошёл принудительное лечение в психиатрической клинике Рыбницы, а по выходе из неё бежал за рубеж: сначала в Румынию, затем в Польшу, оттуда - в Австралию (Дарвин, Бигл-Бей, Брум).
   В своей музыке он удивительным образом сочетал элементы hardcore-punk, soul и noise. Вокал Дауна напоминал манеру Люка Пикетта из Her Words Kill, а поэзия являла ироничную смесь социального протеста и певучести, что ли. Ларри улыбнулся. Термин "певучесть" вырвался сам собой. А вообще, интересно - что-то славянское было в этой певучести, но также и западное - отчасти зловещее и одновременно мягкое ("бесчинства суфражисток" - подумалось Ларри, ну как тут не засмеяться?).
  
   Альбом "Пустые коридоры" был записан в домашней студии Марка в Бруме. В 2013 году альбомом занялась малоизвестная Mystic Implication of Poland из Польши, и с тех пор, по словам Сендлер (Ира Сендлер в майке Touche Amore), пластинка время от времени переиздаётся на подобных же лейблах и преимущественно за счёт автора. Марк не ведёт блогов, он нелюдим, выступает в основном по клубам. У него пикап Dodge, вертолёт Robinson, а в Рождество он улетает на Южный полюс.
   Сендлер оказалась весьма продвинутой по части Дауна, да и вообще по части альтернативной музыки (авангардной, экстремальной и так далее).
   Признаться, Ларри был очарован ею.
   Ближе к ночи он вновь поставил альбом, но на этот раз решил испытать наушники, прилёг (очень хотелось спать), и странное дело - уже при первых звуках Intro ощутил нечто необыкновенное. Не вполне объяснимое, отчасти приятное, но вместе с тем и болезненное. Во всяком случае, явление таило некий дискомфорт - сначала холод, затем страх, и, казалось, пространство вокруг Ларри стало сжиматься. В середине Experiments он отчётливо услышал шум дождя. Чуть потеплело, и в этом "ограниченном пространстве" теперь преобладали запахи. Они сменяли друг друга - знакомые и в общем простые и понятные: запах мокрой пыли, телефонной будки и бензина.
   Приехали, короче. Лоуренс снял наушники.
   В отличие от его Hi-Fi системы Dynaudio наушники Sennheiser за 60 долларов как раз и справились (Sennheiser HD 215 II, 12 - 22000 Гц). Осталось понять - с чем именно справились и каким образом?
   Сон как рукой сняло. Вернулось любопытство и даже азарт. А ведь ещё час назад Ларри не сомневался - Годен сумасшедший, он пережил душевную травму, что ж удивляться его "параллельным мирам"? Ларри включил компьютер, загрузил Microsoft Access и взялся за проект таблицы - специальной таблицы для работы с загадочным альбомом.
  
   Альбом включал 12 композиций (по шесть с каждой стороны, от Intro до Empty Corridors). Ларри ввёл их названия, тексты, продолжительность, частотные характеристики и оставил дополнительные поля на случай развития (тема, настроение, заметки и т. п.). Специальный раздел он отвёл и для информации, полученной от Паскаля, включая данные его опытов, статистику и эффект, пережитый Годеном и сформулированный вербально.
   Он определил ключи, назначил индексы, смарт-теги и подстановки. Чем не искусство? Ларри, словно художник, вдохновлённый предчувствием, писал последнюю картину. Картина - что надо. Пусть не Дега, но уж точно в духе футуристов и с элементами перформанса.
   Над Нью-Йорком занимался рассвет.
   Под утро Стэнли интегрировал полученную таблицу в исследовательскую базу данных лаборатории Earth and Planetary Sciences, отправил Годену SMS, где обещал помочь, но просил не торопить его и, испытав недобрые чувства, уснул.
  
   Всю следующую неделю и вплоть до 8 марта Ларри слушал альбом, записывал впечатления и строил гипотезы. Секрет "Коридоров" между тем не давался. Ларри поднял справочники по физике, накупил всевозможных устройств (в основном бытовые приборы, работающие в диапазоне инфра- и ультразвуков), а в гараже устроил настоящую мастерскую. Он разобрал и переделал заново с десяток наушников, сжёг по неосторожности колонки, микроволновую плиту и едва не устроил пожар - ничего.
   Секрет по-прежнему не давался.
  
   Зато в мире происходили поистине "захватывающие" события. Ларри с тревогой следил за новостями и ужасался - русские вновь демонстрировали свою подлую сущность. Пользуясь chaos revolution в Украине, Россия твёрдо решила взять Крым.
   Первого марта в ответ на обращение крымских сепаратистов к президенту РФ (с просьбой защитить их от якобы бандеровцев и фашистов) Путин получил разрешение Совета Федерации на ввод войск в Украину. Уже на рассвете второго марта начался штурм воинских частей в Балаклаве и в районе аэропорта Бельбек. Захвачены пленные, техника и склады с оружием.
   Пиздец какой-то, размышлял Ларри, русских так и тянет что-нибудь отнять: Приднестровье у Молдовы, Абхазию и Южную Осетию у Грузии, а теперь и Крым у Украины. Крым - "страна Чехова" в представлении американцев (во всяком случае, по словам Александра Гениса - писателя и ведущего радио "Свобода"). Чехов? Какой к чёрту Чехов - страна истинных русских! Судя по репортажам (даже западных СМИ, не говоря уже о российских), русскоязычное население Крыма с восторгом встретило ввод войск.
   Что любопытно - если Молдова с Грузией хотя бы сопротивлялись, то украинские солдаты в Крыму лишь делали вид. Они с лёгкостью сдавали оружие, а то и переходили на сторону врага. Местные буквально выпрыгивали из штанов, приветствуя оккупантов. Настоящий экстаз. Торжество русофилов.
   Оставались крымские татары - последний очаг сопротивления. Татары пока держались. Впрочем, и здесь надежды немного: единственное их оружие - честь, а честь в России - наказуема.
   Но и это не всё. 3 марта началась паника на ММВБ. В ходе торгов Россия потеряла половину олимпийского бюджета ("Сочи-2014"). С этой Олимпиадой одна беда. Как выяснилось, там и песни не споёшь - убьют (смотри клип Pussy Riot "Путин научит..."). В результате паники на бирже фондовый рынок упал на 10,8 процента. Обесценились бумаги крупнейших компаний. Образно говоря, инвесторы (а заодно и Pussy) заканчивали выступление и покидали сцену.
   Что же до Путина - 4 марта он обвинил во всём Запад. 5 марта Запад обиделся и пригрозил экономическими санкциями. Смех один, Ларри печально улыбнулся. Да плевать Путин хотел на эти "санкции"! С их запасами углеводородов русские на трубе вертели и Запад, и его санкции, и уж тем более Украину с её "солдатами" (хотя и, несомненно, гордую, если учесть решимость Евромайдана).
   Шестого марта парламент Крыма принял решение о присоединении к России. Седьмого появились репортажи о выступлениях сепаратистов в Луганске. Чуть позже - в Донецке. В Москве прошёл многотысячный митинг в поддержку оккупации Украины ("Танки на Киев!").
   Восьмого пропал "Боинг-777" авиакомпании Malaysia Airlines, летевший из Куала-Лумпура в Пекин. Связь с самолётом была потеряна над Южно-Китайским морем. На борту находились 227 пассажиров и 12 членов экипажа. Незавидная участь, с горечью констатировал Ларри. Он спустился во двор, постоял у лестницы и, пройдясь по Парк-авеню, неожиданно свернул где-то под аркой. Свернул, да так и проходил час или два безлюдными переулками в районе North Bergen.
  
   Остаток субботы учёный провёл за размышлениями о смерти. Из головы не выходил потерянный рейс и на ж тебе - "кровавый вторник" в Киеве 18 февраля. В тот день в результате столкновений манифестантов с полицией погибло 25 человек, 600 ранено. Ещё недавно совершенно немыслимое для Украины событие стало явью. Люди полны решимости: они готовы умереть (а власть готова поубивать их).
   "В пустом переулке можно спастись, - записал Ларри. - На час или два, вряд ли больше: переулок не Иисус Христос". Что и к лучшему, добавил он. Добавил - и словно вернулся на землю из далёкого космоса.
  
   Вернувшись на землю, Лоуренс собрался с мыслями и ближе к ночи позвонил Паскалю в Портсмут.
   - Слышал про самолёт?
   - Слышал.
   - Ну и где он? - спросил Ларри.
   Паскаль не знал.
   Да и откуда ему знать? Мало ли что на уме у пилота. Впрочем, и Ларри явно стебался.
   - В другой реальности? - предположил Годен.
   Предположил и тут же понял, что не до смеха.
   Даже метафорически мысль выглядела пугающе: объект, исчезнувший с радара, вряд ли вернётся.
   - Исчез и вряд ли вернётся, - словно прочёл его мысли Лоуренс. - Всё правильно, но не так уж и плохо, - констатировал он.
   По мнению Ларри, механизм "пустых коридоров", над которым они с Годеном так увлечённо работали (и всё никак), гораздо сложнее и интересней, чем они до сих пор представляли. Исчезновение малазийского самолёта, оккупация Крыма и "кровавый вторник" натолкнули учёного на одну мысль, и теперь он был поглощён ею: ничто никуда не девается, пока не увидишь мёртвых.
   Иными словами, самолёт до сих пор где-то летает, полуостров, как мы знаем, на месте, а убитые на Майдане живы, пока ты не видел их мёртвыми.
   - И даже мёртвое тело, - продолжал Стэнли, - мало что значит, если ты не знал человека.
   Это как неслышимый диапазон: звука нет, но он есть. Более того, комбинация неслышимых звуков рождает образ, и чем сложней эта комбинация, тем образ более реалистичен.
   - Странное ощущение в голове - как ты и писал.
   Ларри подтвердил опыты Годена и наконец подобрался к главному - звуки города. Фиксировал ли Паскаль звуки города у дома Диккенса? Занимался ли он ими? (Судя по всему, нет.) Внешние звуки из неслышимого спектра если и не создают эффект "пустых коридоров" непосредственно, то, во всяком случае, играют важнейшую роль - такой была теория Лоуренса.
  
   Идея о "внешних звуках" пришла к Ларри вместе с медийной атакой России на Украину. Ступак-младший вдруг ясно представил себе состояние общества на фоне антиукраинской пропаганды в российских СМИ. Пропаганда почище советской, и ясное дело - эти "внешние звуки" доведут кого хочешь.
   Пропаганда и впрямь похожа на фон, согласился Паскаль и задумался. Предположение Ларри выглядело вполне разумным. Годен просмотрел свои записи и кое-что обнаружил. Да, действительно - всякий раз, прослушивая альбом Марка Дауна, он находился в окружении весьма громкого (хотя и привычного уже) шума. В квартире это был шум холодильника, радио, компьютера. Шум дождя, проникающий сквозь открытое окно. Шум ремонта этажом выше, шум унитаза и микроволновой печи. Шума хватало. Не говоря уже о шуме улицы, когда он прогуливался к сухому доку и к дому Диккенса.
   У "Диккенса", к примеру, очнувшись от холодного прикосновения к поручням, Паскаль даже удивился обилию шума. Обилию out noise ("внешнего шума"), как называл этот шум Ларри и влиянием которого так озаботился. Может, Ларри и прав, но в любом случае надо бы поработать с этим.
   Так он и сделал. В последующие несколько дней Годен собирал данные. Честно сказать, собирать не хотелось, но долг обязывал (сам ведь затеял), да и разбираться с данными будет не он (что утешало). Разбираться будет Лоуренс Стэнли из Нью-Йорка (если захочет, и вообще - Паскалю нет никакого дела до мистики).
   В Matra Marconi он выписал было широкополосную деку, но тут же отказался от неё (плёнка не пишет необходимых ему частот) и раздобыл компактный анализатор спектра с макбуком. Вполне хипстерский набор: в рюкзаке анализатор (с памятью и микрофоном), в сумке макбук (для отображения и обработки данных). С этими "аксессуарами" Паскаль и вправду выглядел хипстером (но хипстером весьма деятельным и активным). Он шатался по городу и тщательнейшим образом фиксировал окружающие его звуки. Как и планировал, он записал звуки в квартире, звуки, доносящиеся из окна, звуки в пути (от Lake до Milton Road), у сухого дока и звуки у дома Диккенса.
   Рюкзак и сумка прочно приклеились к его образу. Десятого марта Годен закончил запись, одиннадцатого выделил и систематизировал треки, а двенадцатого отправил их по электронной почте Ларри. Слушать не стал и вообще мечтал поскорей избавиться от навязчивой темы.
  
   Получив треки "внешнего шума", Ларри сопоставил их с февральскими ощущениями Паскаля, и вот что получилось. Во-первых, чем ближе Паскаль приближался к дому Диккенса, тем интенсивней он перемещался в "пустые коридоры". Во-вторых, по мере его прогулки от Lake Road через Anglesea и вплоть до Gisors звуки неслышимого спектра приобретали всё более гармоничный характер. Иными словами, сочетание этих звуков напоминало мелодию. Некую пьесу в диапазоне инфра- и ультразвуков. В-третьих (и что самое загадочное), ритм неслышимой "пьесе" задавали новости о событиях в Украине. Новости исходили из радиоприёмника в квартире Годена и давали по сути исходный импульс для всей последующей "музыки".
   Именно музыки. Альбом Марка Дауна мало того, что сам содержал неслышимый спектр, он ещё и каким-то образом складывался с "альбомом out noise", условно говоря. Комбинация внешнего шума (если таковая действительно имела место) возникала случайно, и опять же - на фоне политических новостей, что казалось безумием.
   Безумием настолько, что Ларри сник.
   Ларри осознал вдруг свою беспомощность: каким бы талантливым он ни был, вряд ли ему совладать с гигантской силой ничтожно вероятного события. "Альбом out noise" возник сам собой. Возникнув, он случайно совпал с альбомом Дауна "Пустые коридоры". Эта случайная комбинация совпала с Годеном. Совпала с его настроением, его прогулками к доку и дому Диккенса. Совпала с Евромайданом и с российской оккупацией Крыма.
  
   Совпадения наводили на размышления. Размышления утомляли, пугали и уж никак не придавали сил. Ларри представил, как он будет биться над этой задачей, и, признаться, приуныл. От безысходности он попросил Паскаля ещё раз проделать свой опыт (опыт с "перемещением" в другое измерение). Тот согласился, но прежнего эффекта не получил. В какой-то момент Паскаль увидел пустые коридоры и даже услышал скрип открывающейся двери, но внутрь так и не проник.
   Шестнадцатого марта в Крыму состоялся референдум о присоединении к РФ. Референдум незаконный и наглый. Изменилась также и интонация новостей (вместо "русских бьют" - "Крым всегда был наш"), а лайнер, пропавший над Южно-Китайским морем, так и не нашёлся.
   Не нашёлся, зато нашёлся Ларри.
   Как жаль, что он не обучен музыке, мелькнула мысль, и в тот же миг он отчётливо представил себе пианино, воспроизводящее неслышимый спектр. Ту самую "пьесу" в диапазоне инфра- и ультразвуков, которую Лоуренс считал "гигантской силой ничтожно вероятного события". На таком пианино он наиграл бы тысячу "альбомов out noise" и не нужно было бы ждать случайных совпадений.
   Инструмент явно пригодился бы, решил Ларри, и уже в ближайшие дни отправился в Рокленд (штат Мэн) к своей подруге Кэт Скович по прозвищу "Лесбиянка Кэт".
  
   III. Lesbian Kat ("Лесбиянка Кэт")
   Кэт Скович - настоящая профи. В 2012 году она окончила Литовскую академию музыки и театра по классу фортепиано. После окончания академии (и вопреки желанию родителей) уехала в США - вдруг повезёт. Не повезло: осень и зиму она перебивалась частными уроками, а в тринадцатом познакомилась по Интернету с Ларри. Ступак писал и по-английски, и по-русски, его блог пользовался популярностью, он был свободен и интересен - так почему бы нет?
   Постепенно они привязались друг к другу. С блога перешли на Скайп и вскоре встретились. На Рождество он приехал к ней в Рокленд, где Ларри и Кэт провели незабываемые каникулы. Как ни странно, ожидания не обманули их: тот редкий случай, когда реальная связь адекватна виртуальной.
   По поводу "лесбиянки" - на деле Кэт оказалась вполне себе "гетеро", если не "би" (о чём Ларри мог бы догадаться и раньше). Догадка влечёт, рождает образы, а то и вовсе - новую реальность.
  
   За этой реальностью Ларри как раз и приехал к Кэт 18 марта, во вторник. В машине он ещё раз послушал Empty Corridors Дауна, ощутил лёгкий гул в голове - вот и весь эффект. Эффект и вправду был слабый, как будто не хватало исходных данных, настроения, какой-нибудь мутации - Ларри и сам не знал. А потом - акустика. Акустика Mini (Mini Cooper Countryman), как он понял, была слишком хороша для галлюцинаций. "Вызывает галлюцинации. Не рекомендовано детям..." - припомнил он надпись на конверте. Зато (надо же!) пережил настоящий стресс, услышав по радио заявление Путина о Крыме. Президент РФ не скрывал радости: отныне Крым считался территорией России (блядь).
   По CNN показали восторженных жителей Симферополя. Если верить официальным данным, этих "восторженных" в Крыму набралось аж 94 процента. Референдум о присоединении к РФ был проведён в спешке, под контролем военных, но беспокоило другое.
   Ларри с грустью подумал о положении остальных жителей автономии - тех самых шести процентах, а ведь это около 120 тысяч ни в чём не повинных граждан Украины. Теперь они будут причислены к "врагам народа" и, несомненно, подвергнуты мучительному "перевоспитанию". "Стоять смирно, говорить по-русски!" - образно выражаясь. Этот слоган Ларри подхватил на "Эхе Москвы", а когда выяснил, что за херь такая, оказалось - заставка. Безобидная на первый взгляд заставка к передаче о русском языке. Вот этим шести процентам и не позавидуешь теперь.
   Впрочем, и крымским русофилам придётся несладко. На смену эйфории явятся будни, сомнения, а позже и удручённость. У русофилов теперь не будет ни честных выборов, ни свободных СМИ, ни справедливого суда. Останется лишь "свобода" любить родину (Путин научит). Да и богаче никто не станет. Пройдёт время, но, даже сделав правильные выводы, репутации не вернёшь.
  
   В пути Ларри не раз останавливал машину и с минуту-другую сидел как пришибленный. Если их действительно притесняли и они так хотели в Россию (а русских в Крыму немало - это правда), то почему бы не заявить об этом раньше? Почему бы не обратиться в ООН, в правозащитные организации, к журналистам, наконец? В том-то и дело - ни в Крыму, ни в остальной Украине никто никого не притеснял. Разве что надпись на заборе "Геть москалi!", и то - лишь после начала жесточайшей антиукраинской пропаганды.
   Относительно России: Россия, конечно, обозлилась. Обозлилась на Майдан (да на всех обозлилась, включая саму себя) - что не сможет больше держать Украину в повиновении, и когда стало ясно, что та уходит, решила отомстить. Так что Крым - это месть (месть и урок). Урок всем, кто захочет свободы (в том числе и в России), а никакая не забота о русских в Крыму.
  
   Миновав Эймсбери, Ларри притормозил и, чуть помедлив, выключил двигатель. Сгущались сумерки. В небе покачивалась луна, будто кто-то неведомый дул на неё, а на деле покачивался сам Ларри - он устал от дороги, устал от новостей.
   Спасибо Кэт - она ждала его, и уже через час-полтора они поужинают в "Миранде" (Caf? Miranda, 15 Oak Street), постоят на набережной в Lermond Cove, а ближе к утру (пьяные и счастливые) займутся сексом.
   Так и вышло. Секс выдался бурным и продолжительным. Подобно выступлению Путина в Кремле, секс Ларри и Кэт сопровождался повторяющимися оргазмами, счастливым шумом, радостной болью и в итоге - экстазом ("Крым наш, добро пожаловать в родную гавань!"). Над Роклендом навис туман. Но уже с рассветом задул ветер, и к обеду туман рассеялся.
   Туман рассеялся, Кэт сварила кофе. Прекрасный кофе, как, впрочем, и Кэт, и её турка, явно приобретённая с рук.
   - На распродаже, - кивнула Кэт.
   А вот он свою турку забросил и теперь держал там всякую всячину: пакетик сахара, карандаш Faber-Castell, авторучку с логотипом HP (HP invent), доллар, свёрнутый в трубку, катушку ниток, иголку и упаковку CANNABIS incense sticks. Туркой, короче, Ларри не пользовался и предпочитал ей кофейную машину.
   - Куда проще, - подытожил он и перешёл к делу.
  
   Он поведал Кэт историю Годена (пустые коридоры, другая реальность) и раскрыл свою догадку о произвольном соединении звуков неслышимого спектра (out noise) с композициями Марка Дауна.
   - Думаю, этот noise - тоже музыка, - промолвил Ларри и предложил Кэт представить пианино, но не привычный для неё инструмент, а пианино, настроенное на неслышимые частоты.
   - Не могла бы ты поиграть на таком "пианино"?
   - Игра в бисер? - Кэт улыбнулась.
   В каком-то смысле это и была "игра в бисер". Накануне Ларри изготовил 24 специальных тон-генератора, настроил их на соответствующие частоты и подсоединил к MIDI-клавиатуре. Получились две полноценные октавы: левая "издавала" инфразвук, правая - ультра. Подключив клавиатуру к компьютеру, можно было сдвигать октавы в слышимый спектр, контролировать мелодию визуально, а также запоминать её, обрабатывать и совмещать с любой другой мелодией.
   "Бисер" же заключался в следующем: сочинить как можно больше неслышимой музыки. Иначе говоря, Кэт предлагалось заняться композицией. Игра ума и воображения по Герману Гессе. Для решения задачи, поставленной Паскалем, Ларри нуждался в мелодиях Кэт. Предположительно эти мелодии должны были стать своеобразным фоном для альбома Дауна. Фоном, в сочетании с которым его "Пустые коридоры" давали бы эффект "параллельной реальности".
   - Что скажешь? - Ларри взглянул на Кэт.
   Кэт потянулась за чупсом.
   Как исполнитель она была так себе и прекрасно знала об этом. В Вильнюсе Катя скорей развлекалась, нежели училась. По окончании академии самое большее, на что она могла рассчитывать, - это работа в каком-нибудь захудалом театре (в Гомельском театре кукол, к примеру), а то и вовсе учителем в средней школе. Кэт с ужасом представляла провинциальные театры музкомедии, устроенные по всей Беларуси, и буквально тряслась от страха при мысли о так называемом "народном театре" в Барановичах.
   Тем не менее Кэт не мыслила себя без музыки. Она с детства сочиняла мелодии, а её особым пристрастием были Шопен и блюз. Шопен - благодаря мазуркам (Скович как-то послушала их и запала). К тому же, как и Шопен, она родилась в Польше и невольно романтизировала эту страну. Что же до блюза - блюзом её увлёк Рэй Чарльз, когда ещё в школе она посмотрела фильм "Рэй" (Ray, режиссёр Тэйлор Хэкфорд, в роли Рэя Чарльза - Джейми Фокс, США, 2004). Удивительно - с тех пор Скович то и дело выискивала что-нибудь о блюзе, разучивала стандарты и даже коллекционировала передачу "Весь этот блюз" на "Эхе Москвы" (с Андреем Евдокимовым).
   "Из патрульной машины, лоснящейся на пустыре, звякают клавиши Рэя Чарльза", - нередко перечитывала Кэт "Колыбельную трескового мыса" Бродского (но уже значительно позже - по приезде в Америку). Более того - мазурки Шопена Кэт воспринимала тоже как блюз. По меньшей мере, их настроение ассоциировалось с плачем (как и композиции Рэя Чарльза) - плач приличного человека.
   Примерно в том же интервале (интервале плача) находился и Даун. Марк Даун - музыкант, автор соул-альбомов и псих из Приднестровья. Голос Дауна узнаваем, он тих и печален - что боль, идущая из глубины. Глубины сознания, океана чувств, безысходности, надежды, наконец - поди разберись.
   Но лучше так, чем, к примеру, Рахманинов. Кэт и не помышляла понять Сергея Васильевича. Во-первых, сложен (невероятно сложен технически), а во-вторых, русский (хоть и умер в Беверли-Хиллз). С русскими всегда так - даже простые вещи они ухитряются запутать, и тогда уже всё равно: коммунисты они или демократы. В этом смысле предстоящая работа с Ларри выглядела предельно ясной: "подыграть" Дауну. Найти правильную тональность, ритм, мелодию (весь этот блюз). "С Ларри хорошо", - рассуждала Кэт. С ним она ощущала себя и Рэем Чарльзом, и подвижницей науки.
   Правда, и Ларри был русским. Но странно - Ступак хоть и имел русские корни, был напрочь лишён "русского мировоззрения" - презирающего всех и вся, лукавого и гениально дьявольского. По-хорошему, такое мировоззрение нуждалось в суде - открытом и честном (по типу суда над нацистами в Нюрнберге). Но возможно ли это? Кэт сомневалась. В соответствии с демократическими принципами любая идея считалась проявлением свободомыслия - даже самая лукавая и дьявольская. Тут так: нет жертв - нет суда. Хорошо бы сначала дождаться жертв (причём много - чем больше, тем лучше), а там посмотрим. В представлении Скович был лишь один способ покончить с "русским мировоззрением" - всячески противостоять ему и ни в коем случае не сотрудничать с властью.
   Оккупация Украины во всей красе показала убогость русского сознания. Весь мир увидел единство их нации: рейтинг Путина зашкалил за 80 процентов, и ни одного протеста внутри страны.
   Кэт нахмурилась.
   - Что скажешь? - переспросил Ларри.
   Пока Кэт размышляла, он всё поглядывал в окно. Пошёл дождь, море билось о камни, ветер явно усилился и трепал теперь всё подряд: баннер напротив, светофор на растяжке, провода и навес у кафе Brown Bag.
   Кэт согласилась, и следующие две недели пролетели как один день. К каждой вещи из "Пустых коридоров" она подобрала с десяток "неслышимых" мелодий и даже упорядочила их по степени, как Кэт выразилась, "проникновения в другой мир". Отдельные сочетания казались ей наиболее сильными, и тогда Скович немедленно связывалась с Ларри. Тот изучал полученный эффект, вносил необходимые правки и предлагал новые решения.
   В целом его идея подтверждалась: само наличие "неслышимой" музыки и гармоничное её сочетание с композициями Дауна словно перемещали вас. А куда перемещали - каждый ощущал сам.
   К примеру, на композиции Polyphonic Plan в сочетании с неслышимым плагином "Ветер мартовской ночью" (названия придумывала Кэт - подчас смешные и чуть простоватые) Ларри переместился в будущее. Нью-Йорка в традиционном понимании там не было, зато было море, его прежний дом в Провинстауне, и опять же - дождь. Ларри стоял у окна, смотрел на дождь и слушал, как тот стучит, ударяясь о крышу.
   При таком же сочетании Скович переместилась в совершенно неизвестное ей место, и скорей это был вымысел, существовавший лишь в её воображении. Кэт кружила в воздухе, а под нею располагались карты Google. Время от времени карты Google сменялись снимками из космоса, но тут же и возвращались вновь, на этот раз в более крупном масштабе - масштабе улиц или даже зданий.
   Что до Паскаля, тот вновь переместился в коридоры (пустые коридоры, как и прежде) и, пока длилась запись, успел и Эмили разглядеть, и пейзаж за окном. Очуметь! За окном светилась галактика. Формой она напоминала М 81 (такая же впечатляющая, спиральной формы и с активным галактическим ядром), а в непосредственной близости от Годена располагалась планета 47 Ursae Majoris C - одна из тех экзопланет, которыми Паскаль как раз и занимался в Matra последние полгода.
   Как понял Ларри, каждый перемещался, куда хотел: будь то воспоминание (куда хотелось бы вернуться) или вымысел (то идеальное место, о котором мечтаешь, - лишь бы убраться из реальности). Пока же Кэт подбирала музыку, Стэнли размышлял, как быть дальше. А тут и в самом деле было над чем подумать.
  
   IV. Polyphonic Plan ("Полифонический замысел")
   Одна лишь музыка может сделать видимой скрытую печаль.
   Милан Кундера, "Встреча"
  
   "Музыкальная полифония, - прочёл как-то Ларри у Милана Кундеры, - это одновременное развитие двух или более голосов (мелодических линий), которые хотя и связаны между собой, сохраняют тем не менее относительную независимость" ("Искусство романа").
   Площадь Независимости в Киеве при таком подходе как раз и являла собой арену самой что ни на есть полифонии. Ларри нет-нет, а и убеждался в этом, слушая новости и сопоставляя факты. Мысленно, считай, он давно уже жил на Майдане, побывав в Крыму (где тихо хуел - "крыматорий"), а заодно и в России, где насмотрелся на русских (ничтожных безумцев).
  
   Полифония же Майдана заключалась в следующем: протест объединил наиболее активных и совершенно разных по характеру, решимости и убеждениям людей - от очкариков-интеллигентов до храбрецов из "Правого сектора". Весьма разноголосый оркестр, но тем и хороша его музыка - она была сильной. Сильной - благодаря как раз полифонии. Кто хотел - играл на пианино (в буквальном смысле - настоящее пианино красовалось посреди площади), кто-то пел, а кому-то нравились струнные или даже ударные инструменты. Благодаря именно ударным, не сомневался Ларри, революция в Киеве и победила.
   Вряд ли линейное изложение темы в случае с Майданом имело бы успех. "С самого своего возникновения, - пишет Кундера, - роман пытается избежать линеарности и пробить брешь в непрерывном изложении истории". Размышляя об этой "бреши", Ларри непроизвольно сравнил Майдан с постмодернистским романом. Он бы и сам хотел написать такой, но что толку - полифония даётся не каждому, а заниматься "линеарным" захватом Крыма - удел бесталанных. Бесталанных скотов и, как показывает практика, большей частью русскоязычных: сначала Приднестровье, затем Абхазия с Южной Осетией, а теперь и Крым.
   Печально, но в "линеарность" вполне вписалось и убийство Александра Музычко. Сашко Билый - один из активистов "Правого сектора" - был застрелен своими же (майданскими) милиционерами. Сообщение пришло 25 марта, и, узнав новость, Ларри ощутил разочарование: революция занялась своими. Концерт закончен, но "роман" ещё не дописан. Как заметил (опять же в "Искусстве романа") всё тот же Кундера, "Брох восхищает нас не только тем, что довёл до благополучного конца, но и тем, что он наметил, но не достиг".
  
   Этим недостигнутым Ларри и утешался.
   Несмотря на chaos revolution, полифонический замысел Майдана по-любому был лучше "линеарности" русской оппозиции. В Москве, к примеру, то и дело случались антипутинские протесты, но толку от них как не было, так и нет. Там все ненавидели всех: коммунисты демократов, демократы либералов, либералы нацистов и так далее. Каждый играл свою партию, и лишь романтики (мысленно, виртуально, во сне - но хотя бы так) занимались общим либретто.
   Похоже, из всех именно эти "очкарики" и знали цену истинных перемен - разочарованные, находившиеся по митингам, избитые и сообразившие наконец, что выхода нет. В реальности их ожидал долгий период деспотии. Рассчитывать на эволюцию сограждан у них не было времени - вот они и писали "полифонический роман", воссоздавая свои "майданы", протестуя, обороняясь и наступая мысленно.
   Почему он так уверен в будущем РФ (диктатура, разбой, агрессия)? Из-за людей. Главным "достижением" путинского режима Ларри считал поколение идиотов, воспитанных на ненависти к Западу и без малейшего представления о подлинной демократии. Они родились в середине 90-х, к 2000-му начали соображать, а к 2012-му вполне сформировались как послушное большинство. Более того - к 2024-му они произведут одного, двух или даже трёх новых идиотов, и этого "ресурса" вполне хватит до сороковых (при любом развитии политического сюжета). Даже если в 36-м, когда будет переизбран преемник Путина, начнутся серьёзные преобразования (декоммунизация, суд над путинскими преступниками, возврат Крыма и так далее), потребуется ещё лет 20 для нового поколения плюс 30-40 лет, чтобы умерли прежние колорады, родившиеся в 90-х. Итого: 2036+20+30=2086.
  
   В контексте полифонии Ларри, естественно, размышлял и о "Пустых коридорах" Дауна. Марк ведь тоже был из "романтиков-русофобов" и, как следовало из его немногочисленных интервью, искренне ненавидел путинский режим. Что же до музыки (и текстов) - он ясно давал понять, откуда черпает силы и вдохновение. "Возможность острова, - Марк словно цитировал Уэльбека, - на сегодня единственный способ противостоять диктатуре или хотя бы спрятаться от неё".
   Таким образом, у Ларри появилась версия: что если Даун намеренно "подмешивал" в свои композиции неслышимый спектр? Некоторая часть звуков при записи терялась, но даже тех, что оставались, вполне хватало для перемещения в другую реальность.
   Догадку подтверждали и опыты Кэт. Сочинённые ею мелодии усиливали эффект полифонии, словно компенсируя непреложность физики, а заодно и специфику самого музыканта.
   В том, что Даун был специфической личностью, Ларри не сомневался. Даже отрывочных сведений о нём вполне хватало. Замкнутый, разочарованный и устремлённый внутрь. О том же свидетельствовали и его тексты. К слову сказать, свои английские тексты Марк неизменно сопровождал переводами на молдавский, румынский или даже русский язык - в зависимости от настроения, как понял Ларри, и исходя из гармонии самого стиха. Переводы присутствовали и в буклетах и почти всегда на концертных выступлениях.
   Взять тот же Polyphonic Plan - четвёртую композицию из "Пустых коридоров". Русский текст "Полифонического замысла" производил гораздо более сильное впечатление, нежели английский. Казалось, именно русский вариант был исходным, а никак не переводом.
   "Укрыться от дождя в кафе у моря - полифоничней моря, кафе и самого дождя", - писал Даун (псих из Приднестровья). И дальше:
  
   Навес, кафе, заправка, небо.
   Отель, две книжки, жалюзи.
   Снаружи надпись "Не входи!".
   "Не выходи!" - надпись по стенам.
  
   Отчётливо представив себе эти стены, надписи, придорожный отель и бензоколонку на окраине Брума (штат Западная Австралия), Ларри задумался. "Почему бы и нет?" Он опьянел от этой мысли и уже на следующий день отправился в Брум повидать Марка. (Если не повидать, то хотя бы взглянуть на загадочный для него Австралийский Союз - Commonwealth of Australia.)
   К тому же он устал. Ларри устал от однообразия будней и, честно сказать, был благодарен Годену за его "коридоры". По крайней мере, Ступак огляделся, нашёл новое приложение своим мыслям, а заодно и приключение, если верить проспекту American Express Travel: "Хотите приключений - прилетайте в Дарвин!"
  
   Сюда-то он и прилетел 18 апреля рейсом SQ-25 "Нью-Йорк - Дарвин". Стояла пятница. Ларри прошёлся по Mitchell Street, снял номер в отеле DoubleTree by Hilton Darwin и к вечеру, посмотрев новости ABC, вдруг понял, что без новостей ему лучше. Умер Гарсия Маркес, украинские солдаты переходят на сторону сепаратистов, к месту вероятного падения пропавшего "Боинга" направляется батискаф.
   Новости производили искусственное впечатление театра. И писатель Маркес, и батискаф в Индийском океане, и украинские русофилы казались списанным реквизитом, призванным впечатлять, но не впечатлявшим. Батискаф обнаружит пассажиров "Боинга", но не вернёт их к жизни, русские не успокоятся, пока не отомстят Майдану, а с Маркесом и вовсе беда: Ларри искренне полагал, что тот давно уже умер - однако ж нет. Все эти годы писатель жил. Жил, как ни в чём не бывало, и по-прежнему продвигал свои коммунистические мечты о всеобщем счастье.
   В пространстве между реальностью и театром Ларри и предстояло крутиться остаток жизни. Театра, заметим, становилось всё больше. От политиков до бездомных люди демонстрировали искусственную наигранность. В офисе, на улице и дома они всё больше походили на телевизионных персонажей. Персонажей кино, рекламных клипов, артистов шоу-бизнеса, писателей-леваков по типу Маркеса, сепаратистов по типу русофилов и жертв авиакатастроф по типу пассажиров "Боинга", покоящихся в океане.
   Глубина океана в предполагаемом месте катастрофы "Боинга" Malaysia Airlines составляла около 500 метров. Наверняка там обитали не открытые до сих пор виды. В этом смысле идея с батискафом имела и вполне конструктивный смысл: не найдутся люди - найдётся другое. Новый вид, к примеру, моллюск какой, а то и неизвестный науке экстремофил.
  
   Без новостей Ларри и впрямь было лучше. Двадцатого апреля он покинул Дарвин, добрался в Кунунарра и в тот же день автостопом прибыл в Брум.
   Странно, город напомнил ему Касл-Рок Стивена Кинга. Чуть правей автовокзала виднелось кладбище. "Кладбище домашних животных", - подумал путешественник. Как он и рассчитывал, в воздухе ощущалась осень, накрапывал дождь. Правда, осень в этой части южного полушария относительна. Брум находится в тропиках и имеет полузасушливый климат. "Как и у большинства австралийских тропиков, - прочёл Ларри в Википедии, - в Бруме присутствуют два вида сезона: сухой и влажный". Начинался сухой. Средняя температура апреля здесь составляет около 30 градусов. Со дня на день дождь прекратится (засуха продлится до декабря).
   Иначе говоря, осень в Бруме - что лето. Океан и пустыня - две климатообразующие ипостаси. Запад и Восток, Новодворская и Путин (Ларри улыбнулся) - совсем как его мозг: правая часть этого мозга кидалась волнами Индийского океана на Большую Песчаную пустыню (слева), производя шум, незатейливый смех и уколы совести.
   На Guy Street он зашёл в табачную лавку, где купил сигарет, банку колы и крекеров с солью. "Хлеб всему голова", - припомнил Ларри русскую поговорку. К вечеру задул ветер.
   - Задул ветер, - сообщил он Кэт спустя время по телефону. Наступала ночь. Брум явно оживлялся своими клубами, кафе и глупой рекламой. Шума поприбавилось, а Стэнли всё выглядывал звёзды в небе над пристанью.
   - И что? - удивилась Скович.
   - Марк уехал, - ответил Ларри. - Придётся ждать.
  
   Марк действительно уехал (куда-то в Канберру, что ли - Ларри не понял). Продавщица из табачной лавки, казалось, знала все сплетни, но также и успокоила его - к концу недели Даун вернётся. До тех пор ("если, конечно, учёный не против") Ларри мог бы остановиться у неё.
   Кэт медлила. Сочинив уже с полсотни мелодий (аккомпанируя Дауну в неслышимом спектре), она невольно сблизилась с музыкантом и теперь с нетерпением ждала известий из Австралии. Более того, она втайне мечтала о Марке. Он знаменит, свободен и с деньгами. К тому же, судя по фотографиям, это был весьма приятный молодой человек, и ей, конечно, хотелось бы связи с ним.
   - И как тебе продавщица? - спросила она.
   Ларри смутился - он так и знал: Кэт гораздо проницательнее, чем кажется. У неё в голове будто стоял локатор, и Скович улавливала им чужие мысли.
   - Её зовут Лена, она из России.
   Кто бы сомневался: по мере роста популярности Путина русские всё интенсивней разъезжались по свету. При этом трудно было понять - они едут из скуки, из-за несогласия с режимом или наоборот - продвигают его (восхищаясь своей родиной и рекламируя её советские принципы).
   Он вдруг припомнил поливальную машину в Москве год или полтора назад. Ларри посещал тогда Дарвиновский музей по обмену опытом и стоял как-то на остановке трамвая. Трамвая не было. Зато к остановке приближалась поливальная машина. "Поливальная машина ничем не уступает танку, - записал тогда Ларри. - Выстреливая мощную струю воды (под видом уборки улицы), она вынуждает меня искать укрытие и в итоге бежать куда подальше".
   - Как знаешь, - промолвила Кэт (Катя Скович - пианистка, выпускница Литовской академии музыки и театра). Промолвила и распрощалась.
  
   26 апреля в Брум вернулся Марк Даун. Тогда-то субботним вечером в клубе "Жемчуг" Ларри и встретился с ним, рассчитывая на беседу, как, собственно, и вышло.
   С виду Марк действительно напоминал дауна: довольно глупое лицо, унылый взгляд (видно, и впрямь натерпелся - русский дурдом не мёд). Чего не скажешь о манерах: удивительным образом Марк располагал к себе, да и голова у Дауна оказалась на месте.
   В клубе "Жемчуг" давали noise. С десяток групп (по мнению Ларри - совершенно однотипных и безвкусных) попеременно выскакивали на сцену и под оглушающий электрический грохот имели на чём свет стоит глобальную экономику, Ангелу Меркель и Барака Обаму. Неизменный видеоряд демонстрировал сцены насилия, а с экрана на вас орали, улыбались и заигрывали с вами Гитлер, вечно живой Чавес и Владимир Путин у Симферопольского вокзала ("КРЫМ НАШ!" - гласил баннер над пригородными кассами).
   Тут же у касс бесновались крымские тётки - толстые, болезненного вида и подобострастно кидающиеся к Путину, а заодно и позирующие Russia Today. Оркестр Черноморского флота исполнял "Калинку". "Чёрт знает что", - едва сдерживал себя Ларри. И поди ж ты пойми, где тут мораль.
   Мораль?
   - Недоумки, - отозвался Марк, завидев отвращение на лице Ларри. - Жалкие недоумки, - уточнил он, кивнув в сторону музыкантов. - Что привело вас сюда?
   Случайно или нет - "недоумки" вдруг прервали своё выступление и ушли на перерыв. Стихли аплодисменты, посыпались реплики и вновь застучали вилки - характерный момент клубного общепита.
   - "Пустые коридоры", - ответил Ларри и полез за блокнотом.
   - Коридоры?
   - Ваш прекрасный альбом, - Ларри улыбнулся, - показался мне особенным. Непонятно как, но он словно перемещает в другое измерение.
   - Музыка и должна перемещать, разве нет? - Марк отвёл взгляд. На сцене появился какой-то дядя и постучал в микрофон. - Вы за этим и прилетели?
   - Перемещать, но не настолько, - уклонился Ларри. - Вот данные опытов, - он развернул и пододвинул блокнот Марку.
   Тот отпил виски, взглянул на записи, перевернул страницу туда-сюда и сосредоточился на выводах. Не то чтобы выводы, скорей предположения. Ларри не особенно заморачивался формальной стороной и по обыкновению старался заглянуть в суть: "Неслышимый спектр (запись, воспроизведение), влияние неслышимого спектра на психику (возможность параллельной реальности), субъективный эффект или естественная физика?"
   - Отчасти вы правы, - согласился Даун, - всё это крайне интересно, а ваше "пианино" и вовсе...
   - Что вовсе?
   - Не знаю. Я думал о таком же инструменте, но так и не решился. В итоге ограничился бытовыми приборами. У меня тут целый оркестр этих приборов.
   Марк с нескрываемым любопытством просмотрел партитуры Кэт. Затем достал карандаш и кое-что поправил. Stabilo HB=21/2 - весьма популярный карандаш. Такими же пользовался и Ларри. Он покупал их по три штуки в упаковке, но в последнее время модель стала редкостью и купить карандаши было непросто. Со стёркой ещё ладно (ими то как раз торговали), но со стёркой ему не нравились. Ступак предпочитал классические - зелёные с красной "каплей" вверху (как "о" в логотипе "Япоши").
  
   Как выяснилось, Марк действительно использовал звуки неслышимого спектра при записи своих альбомов. Поначалу он и не думал ни о каком эффекте: писал что придётся - в шутку и скорей для развлечения. Позже привык и уже на "Пустых коридорах" делал это более-менее осознанно. Записывая Intro, к примеру, он заметил, что сдохли крысы в его амбаре. На Experiments из его огорода ушли хорьки, а при записи Lesbian Kat умер соседский ёжик и пропала моль. Именно тогда он впервые задумался о странностях.
   - Катя Скович, автор этих партитур, тоже, кстати, "Лесбиянка Кэт", - вставил Ларри. Он указал на партитуры (аккомпанемент в неслышимом спектре). - Кличка приклеилась к ней ещё в академии.
   - Лесбиянка Кэт?
   - Совпадение - радость художника. Вдохновляющий мотив и в конечном итоге - залог успеха, - Ларри хоть и иронизировал, но была в том и доля правды.
   Он не верил в Бога (слишком их много - богов), зато радовался совпадениям. Чем ниже вероятность совпадения, тем в большей степени он ценил эту вероятность, размышлял о ней и строил фантастические модели.
   Накануне, к примеру, он повстречал ворону, клюющую чупа-чупс. Спустя минуту ему попалась тётя на остановке автобуса тоже с чупа-чупсом, а на набережной валялась обёртка Chupa Chups "Волшебная" (кола, лайм, лимон). Вывод прост: чупа-чупс - концентрированная метафора. И ворона, и тётя на остановке, и обёртка свидетельствовали о некоем проявлении общего начала. Иными словами, млекопитающие и птицы (по меньшей мере млекопитающие и птицы) имеют общую эволюцию яйца. Во всяком случае, чего-то округлого, манящего и непристойного, как мусор.
   - Катя Скович из Гомеля, - уточнил Ларри. - Она окончила Литовскую академию музыки и театра в Вильнюсе. После окончания академии Кэт уехала в США. Живёт в Рокленде, штат Мэн. Окна её дома выходят на океан и кафе Brown Bag.
   - Она действительно лесбиянка? - спросил Марк.
   Стэнли пожал плечами: "И да, и нет".
  
   Тогда-то он и поведал Марку историю (story, как любит говорить Кундера), приведшую его в Брум. Ларри рассказал о Паскале (о его "перемещении" к Эмили, и что именно Паскаль первым обратил внимание на странные свойства "Пустых коридоров"). Рассказал о своих опытах, о Лесбиянке Кэт, о "неслышимом пианино" и о догадках относительно техники записи альбома.
   - Слышимое и нет, - вставил Марк, - тут вы правы. Но дальше-то что?
   А вот что. Ступак подобрался к главному и уже ощущал прилив вдохновения. Нет, в самом деле, было бы непростительным не заметить открывающейся перспективы и упустить очевидную возможность заработать. Люди издревле тем и живут, что придумывают себе Бога, а затем вымаливают у него вечной жизни. Хотя бы разнообразия, не сомневался Ларри. А если они так хотят вечности и разнообразия, почему бы не дать им это?
   - И что ты предлагаешь? - спросил Марк, с осторожностью перейдя на "ты".
   - Не знаю, - Ларри огляделся. - Что-то на продажу. Что-то, что можно продать. Возобновляемую жизнь, другую реальность, разнообразие, наконец, этих реальностей. Но так, чтобы умещалось в кармане.
   - В карманы падали звёзды... Бумбокс? - оживился Марк.
   - Вроде того. С твоими композициями, аккомпанементом Кэт и умным управлением.
  
   Этим "управлением" Ларри как раз и занимался последние год-два в своём Музее естественной истории. Control of Events by Thoughts (CET, "Мысленное управление событиями") был наиболее значимым проектом Лоуренса в лаборатории Earth and Planetary Sciences. Проект CET, предложенный Ларри, кардинально отличался от подобных систем, неплохо финансировался и, будь он реализован, несомненно, имел бы перспективу.
   "Бумбокс", по выражению Марка (и в представлении Ларри) как раз и был той самой реальностью, возобновляемой жизнью, разнообразием и так далее, о чём грезили набожные. К тому же устройство вполне годилось для опытов Ларри, а наладь они его производство, друзья могли бы неплохо заработать.
   На том и порешили.
  
   V. Boombox ("Бумбокс")
   Возможности поражают!
   Из рекламы строительной компании "Мортон"
   военной ипотеки
  
   Композиция с дурацким названием "Бумбокс" (пятая вещь на альбоме Марка Дауна "Пустые коридоры") была на удивление красивой, но печальной. Чем больше знаешь, подумал Ларри, тем больше печали.
   На следующий день он вновь повстречал свою ворону (ворону за едой) и пережил если не шок, то по меньшей мере состояние сильной эмоциональной встряски. Тут что с баннером в "Яндексе" по случаю оккупации Крыма - чёрный флаг победы развевался над Рейхстагом, а внизу красовалась надпись: "С возвращением!".
   К "возвращению" готовились также Донецк, Луганск, Мариуполь и Одесса. Облизывались Харьков, Изюм, да и вообще украинские русофилы (а их немало) облизывались и потирали свои колорадские ручонки. В голове у них торчал шприц Останкинской телебашни. Торчал и чуть покачивался туда-сюда, вонзившись в мягкую плоть мозга.
   Что до вороны - на этот раз она ела не чупа-чупс, а голубя. Ворона с азартом клевала его внутренности. Клевала и подпрыгивала от удовольствия.
   Первое, что пришло в голову, - русские. Подобно вороне, клюющей голубя, они всё больше дербанили Украину в надежде отхватить от неё юго-восток (хотя бы что-то) и обеспечив таким образом логистику для Крыма. К тому же, присоединив к РФ части соседнего государства, Путин всегда мог сослаться на неизбежные трудности (трудности "присоединения") и тем самым оправдать любой кризис внутри страны. Помимо прочего, война - прекрасный повод для мобилизации удали и патриотизма (что при обычных условиях довольно сложно).
   Вполне приличная с виду ворона. Птица как птица (а почему бы и голубя не съесть?). Округлость чупса тем и хороша - не подкопаешься: ворону так и тянуло на яйца (новые яйца украинской демократии).
   Поев, ворона взглянула на Ларри и чуть попятилась. Неподалёку прогуливался ещё один голубь. Ворона же выглядела вполне уверенной в себе и не скрывала самодовольства. Казалось, она смеялась. Смеялась над Ларри, над его возможными "санкциями", над ОБСЕ, ООН и войсками НАТО в Европе. Смех её был лукав и сдержан, словно ухмылка Путина на саммите БРИКС.
   Как и Путин, ворона руководствовалась инстинктом, исходила из борьбы с инакомыслием и жила по понятиям. Ларри лишь смотрел на неё и едва сдерживал гнев. Он бы и рад был убить её, да не мог. Законопослушный либерал, "голубь" с Кабл-бич - такой и себя не спасёт, не говоря уже об украинских "яйцах".
  
   Тут-то он и улыбнулся. Внезапно в его голове промелькнула мысль (смешная и страшная одновременно). Гаджет-убийца - вот заветная мечта истинного либерала, подумал Ларри.
   Принцип работы такого устройства прост и применительно к "пустым коридорам" мог бы заключаться в следующем. Мелодия бумбокса поступает сначала в ухо, затем в мозг. Мозг "отсылает" вас в новую реальность. Там вы встречаете самого себя и в зависимости от того, кто вы (ворона или голубь), либо убиваете себя, либо нет (и в этом случае следуете впредь не понятиям, а закону). Бумбокс - но как нечто большее, чем "параллельный мир", "другая реальность" и прочая лабуда.
   И всё же страшно. Ларри добрёл до ближайшей остановки автобуса и лишь тогда чуть успокоился. Мысль о гаджете-убийце постепенно отступила, а в автобусе Ступак переключился на муху. Муха сидела на поручне и оглядывала пассажиров. Толстый дядя у окна читал "Геральд Сан", у задней двери оживлённо беседовали две проститутки, а на переднем сиденье дремала бабушка лет восьмидесяти в модных очках, с рюкзаком и в синих джинсах. Водитель автобуса в футболке Brand New вёл автобус, и муха знай себе взирала на всю эту тишь да гладь, потирая лапки.
   Гаджет-убийца? Вряд ли он приживётся тут (в Бруме). Тут с него и цента не выручишь. Ларри взглянул на муху и на прощание помахал ей.
  
   На остановке у аэропорта его поджидал Марк.
   Накануне Даун предложил Ларри слетать в Сидней. В воскресенье вечером у Марка запланирован концерт в Гайд-парке, а заодно они посетили бы Ботанический залив.
   Ботани? Именно Botany Bay (Ботанический залив) был формальной целью его поездки в Австралию. По заданию и на деньги Музея естественной истории Ступак должен был подготовить репортаж и статью для сайта AMNH - история, флора, фауна, интересные факты, фото и видео. Параллельно (и уже в интересах лаборатории Earth and Planetary Sciences) Ларри вёл дневник и записывал впечатления в Твиттер.
   Так что предложение Марка оказалось как нельзя кстати. К тому же Даун намеревался самостоятельно управлять своим R44 (вертолёт Robinson R44 - довольно старая и видавшая виды машина, но вполне на ходу), в связи с чем поездка обещала быть необыкновенно захватывающей.
  
   Обещание сбылось. В дороге они слушали "Rooms of the House" La Dispute (альбом четырнадцатого года) и считали кенгуру в пустыне. В общей сложности друзья насчитали 143 кенгуру. Те скакали и, казалось, резвились в легкомысленном порыве. Однако ж нет. Кенгуру не позавидуешь. По свидетельству местных жителей, дикие кенгуру служат объектом ожесточённого отстрела. Животных отстреливают как с целью добычи мяса и шкур, так и с целью охраны пастбищ. Мясо кенгуру считается более полезным для здоровья, чем большинство коммерчески производимого мяса. "В свете его низкой жирности", если верить Википедии. Такие дела.
   Как видим, и сумчатые едва справлялись. Западня, одним словом. Перефразируя Милана Кундеру, мир - западня. Кенгуру родились на свет, хотя не просили об этом, они заперты в теле, которого не выбирали и которому суждено умереть.
   К шести часам друзья благополучно приземлились в аэропорту имени Кингсфорда Смита, к восьми наладили аппаратуру и в ожидании фестиваля отправились поужинать в ближайший паб. Этим пабом оказался клуб Home с видом на гавань. Стоял прекрасный вечер. Из порта доносились сирены кораблей и звуки подъёмного крана. Кран то и дело мелькал оранжевыми огнями на горизонте, а на веранде Home крутили последний альбом Джона Мейолла. Несмотря на свои 80 лет, Мейолл излучал оптимизм и иронию.
   Чего не скажешь о выступлении Марка.
   Там хоть и была ирония, но тексты, да и сам облик музыканта явно указывали на безысходность. Выступление длилось около получаса (может, и больше - честно говоря, в какой-то момент Ларри потерял ход времени). Марк исполнил Intro, "Лесбиянку Кэт", две или три композиции с предыдущих альбомов и закончил "Полифоническим замыслом".
   Закончил, да не совсем. Сделав вид, что покидает сцену, Даун наиграл первые аккорды Boombox, и тут зал буквально взорвался. Судя по всему, это был гвоздь программы. И Марк, и фанаты явно знали о подобной развязке и теперь не скрывали эмоций. Совершенно упадочная композиция "Бумбокс" произвела эффект почище любого оптимизма. Мелодия волнообразно набирала темп, текст между тем замедлялся, и всякий раз в интервале "противостояния" фанаты вскакивали, парк оглашался неимоверным шумом, а на сцену летели петарды, трусы и пластиковые бутылки.
   Вот и думай - безысходность, помноженная на толпу, может обернуться небывалым подъёмом. Так, вероятно, и сметают прочь унизительные режимы.
   В связи с "безысходностью" Ларри подумал о Майдане, об Украине, растерзанной русскими, и о "трусах с петардами". "Трусы и петарды" против регулярной армии, Гостелерадио и вооружённых сепаратистов в Донбассе. При таком раскладе фанаты Дауна не имели ни единой возможности. Даже внутри Гайд-Парка они выглядели чуть диковато и подобно Дмитрию Ярошу на выборах президента набирали не больше одного процента голосов.
  
   Между тем, без Яроша и "Правого сектора" Майдан немедленно скрутили бы и развезли по кутузкам (что, собственно, и происходит с оппозицией в России, а теперь и в Крыму). Крымских татар, людей, отказавшихся принять российское гражданство, и тех, кто приняли его из страха или от безысходности, несомненно, ждёт участь Болотной. Сперва запреты, затем Следственный комитет, изолятор и суд. Русские либералы, естественно, возмутятся, но голос их слаб и вскоре стихнет, изобразив "равновесие" между властью и оппозицией. Как ни печально, размышлял Ларри, "трусы и петарды" как раз и могли бы изменить это "равновесие" в пользу демократии.
   "Сито мусеники за димокараси", - припомнил он Воннегута ("Колыбель для кошки") и загрустил. В России "мусеники" исчислялись теперь не сотнями ("Небесная сотня" Майдана) - счёт теперь шёл на тысячи, а то и сотни тысяч. По данным "Руси сидящей", к примеру, на текущий момент в тюрьмах РФ содержится порядка ста тысяч несправедливо осуждённых (большей частью из мести, за инакомыслие или из политических соображений).
   - Соображений? - переспросил Марк днём позже в отеле "Артур Филлип", где они остановились. - Россия не ведает, что творит. Ни о каком соображении там нет и речи, - заключил он.
   Кто как не Даун, выросший в Приднестровье, знал цену русским. Воспитанные на классовой борьбе, они постоянно ищут врага и, как результат, ненавидят любого, кто чуть богаче, умней или просто не похож на них. Что до власти - власть использует эту "национальную черту" в собственных интересах. Деспотия российского государства безгранична, но страшно другое - в своей борьбе с Западом русские вечно прикрываются идеалами свободы, а на деле же плевать на неё хотели.
   Лицемерие, как считал Даун, и есть преобладающая особенность русского электората. "Русская погань" - называл их Марк и желал им если не смерти, то справедливого суда над ними. Именно с их одобрения и под их радужные салюты Даун и его друзья сидели по тюрьмам, "лечились" в психушках и испытывали презрение к себе. "Но ничего, лучше терпеть, чем унижаться", - утешал себя автор "Пустых коридоров".
  
   Сидней же был великолепен. Здесь никто никого не преследовал, и надо же - все уживались! Суды и СМИ были независимыми, власть была подконтрольна, в тюрьмах сидели истинные преступники, а в психушках лечились истинные психи.
   Следующие три недели Ларри и Марк провели в Сиднее. Ларри не торопился, а Марк и подавно. Что ни день Даун придумывал новую программу. Они посетили оперный театр, мост Харбор-Бридж, собор Девы Марии и Порт-Джексон, слетали на вертолёте в Ньюкасл, Канберру и Уайтмарк (острова Фюрно). Они исследовали также окрестности Ботанического залива, а последние дни и вовсе провели в Kamay Botany Bay National Park. В самой глуши заповедника (подальше от людей) путешественники разбили палатку, прикормили местных валлаби и даже познакомились кое с кем из персонала биостанции. Мэри и Джун, юные практикантки из Дарвина, были не против "и интервью дать, и перепихнуться", как позже запишет Ларри в своём дневнике. Мэри - палеонтолог, Джун - ветеринар: идеальная пара для двух придурков, увлечённых параллельными мирами.
  
   "Параллельные миры" (Upside Down) - фильм Хуана Диего Соланаса (в главных ролях Кирстен Данст, Джим Стёрджесс, США, 2013). Буквально перед самым отъездом в Австралию Ларри посмотрел это кино и, признаться, был потрясён. Миры, изображённые в картине, выглядели не только параллельными, но и противоположными. Новая трактовка старого термина. Будь другое название, Ступак и не заметил бы - мало ли кто кому противостоит? Украина противостоит России, демократия - диктатуре, свобода - унижению, а жизнь безнадёжно противостоит смерти.
   Противостояние, размышлял Ларри, романтиков, мракобесов, истинных психов, и на ж тебе: "Параллельные миры" (а не "Голодные игры", скажем, или "Клетка для кроликов", Rabbit-Proof Fence - австралийская драма режиссёра Филлипа Нойса, основанная на биографической книге Дорис Пилкингтон Follow the Rabbit-Proof Fence).
  
   Как бы то ни было знакомство с Мэри и Джун оказалось весьма плодотворным. С их помощью Ларри подготовил серию репортажей для AMNH, а Марк - тот и вовсе пережил период творческого подъёма. Увлёкшись Мэри, он проникся окаменелостями и даже задумал альбом. Околонаучный альбом об ископаемых организмах, включая людей (и заглядывая в их далёкое будущее).
   - Будущее неприглядно, - признался однажды Марк накануне их возвращения в Брум.
   - Неприглядно?
   Впрочем, Ларри и сам догадывался. Кто-кто, а уж он насмотрелся на окаменелости в своём музее, и поскольку всё повторяется, людей ожидает та же участь.
   Вне зависимости от социального уклада, уровня жизни и умственных способностей, люди превратятся в окаменелости. Экспонаты с их останками будут выставлены в каком-нибудь новом AMNH, а новые поколения будут по-прежнему делить мир (параллельные миры) и упиваться кто чем: одни - "величием" (собственным величием - "Крым наш!", к примеру), другие "свободой" (трусы и петарды).
   Метафорически и впрямь получается настоящий бумбокс. Зацикленная на себе история безысходности.
   - История, - добавил Марк, - выраженная в терминах популярной музыки.
   Не оттого ли Даун и занялся "другой реальностью?" А от чего ж ещё? Как бы ни было хорошо в Сиднее и в целом на Западе, умные и вполне здравомыслящие люди неизбежно испытывают растерянность: что дальше? Иными словами, фанаты Дауна хотели существенно большего, чем "окаменелости" (карьера, семья, быт и так далее).
   - Хотели - и получили, - подытожил Марк (Марк Даун - автор "Пустых коридоров" с композициями, полными печали и неслышимых волн).
  
   Композиция Boombox, что интересно, как раз и представляла собой критику традиционных (и зачастую зацикленных на рекламе) представлений о будущем. "Остаток жизни с измождённой блядью нам ни к чему", - смеялся Ларри, с надеждой взирая на фанатов Гайд-Парка и вспоминая прекрасную Кирстен Данст из "Параллельных миров". (Невероятно сексуальная актриса, но ведь и тут на каждого не наберёшься.)
   Между тем "Бумбокс" была определённо сюжетной вещью. По словам Марка, он сочинил её под влиянием так называемой "Снежной революции" в России (события 2011-2012 годов), когда мирный протест был в итоге подавлен, начались аресты и пошла небывалая прежде пропаганда русского патриотизма.
   "Будто включился бумбокс (бумбокс для идиотов)", - вспоминал Марк то время и как он буквально ухватился за эту метафору. Ухватился и, пока работал над пьесой, пережил, казалось бы, уже давно позабытый гнев. Он вдруг почувствовал себя в Тирасполе среди русофилов, затем в психиатрической клинике Рыбницы и наконец в комнате для инъекций со связанными руками и ногами. Комната была бумбоксом, а инъекция - популярной (читай - эстрадной) музыкой.
   Подобно числам Фибоначчи (принцип размножения кроликов) композиция "Бумбокс" включала сперва два, затем три, чуть позже пять и наконец восемь фрагментов - независимых, но совпадающих по смыслу: "Фонарный столб", "Часы", "Светофор", "Камера видеонаблюдения", "Дорожный знак СТОП", "Фонарь", "Троллейбусные провода" и "Электрический щит".
  
   Фонарный столб
   Некоторые столбы - герои. На них висят часы, светофор, камера видеонаблюдения, дорожные указатели, а то и дорожный знак СТОП, предписывающий всем остановиться. Столбы-герои стоически несут на себе печать государства. Вверху у них лампа, развевающийся триколор и балка, поддерживающая троллейбусные провода. Внизу - электрический щит. Можно как угодно относиться к этому столбу, но также и ясно, что любой диссидент захочет на него помочиться.
  
   Часы
   Как правило, часы, прикреплённые к фонарному столбу, сломаны. Они или стоят, или показывают неправильное время. И в том и в другом случае люди теряются. Дезориентация во времени притупляет их ум, и они совершают ошибки прошлого. Газовые атаки в Алеппо (Сирия) повторяют битвы при Ипре (1917), раздел Грузии - аншлюс в 1938-м (а заодно и "присоединение" Прибалтики к СССР в тридцать девятом). Массовые убийства в КНДР повторяют сталинские репрессии. Сталин - повторяет Ленина, Путин - Гитлера и так далее. Часы РПЦ показывают средневековье, а часы узников Болотной остановились на 18:01 - именно тогда пошли аресты, так схожие с арестами в Варшавском гетто (вечная память Ирене Сендлер, спасшей от смерти две с половиной тысячи еврейских младенцев).
   (В этом месте фанаты Дауна поднимали над головой светящиеся айфоны и зажигалки, Марк делал паузу, а сторонний наблюдатель едва сдерживал плач. Плач - загадка. Теперь, спустя время, в мае 2014-го, Ларри вполне мог дополнить "Бумбокс" свежими новостями. Ошибки прошлого даются с лёгкостью, особенно негодяям. Крым - преступление, русские - скоты, а часы в Донецке показывают "Девяносто третий год" Гюго. Не зря французы так любят русских, Марин Ле Пен - Путина, а Олланд - истинный социалист.)
  
   Светофор
   Светофор не нужен безумцам. Как правило, эти люди не соблюдают правил, они лояльны к власти и в любой момент готовы отсосать у неё. Иначе говоря, светофор совершенно бесполезен в странах-изгоях: в России, Северной Корее, на Кубе и Венесуэле. Светофор бесполезен в Китае, Сирии, Иране и Палестине. Он бесполезен в Беларуси, Приднестровье, Абхазии и Южной Осетии.
  
   Камера видеонаблюдения
   Камера видеонаблюдения призвана устрашать, но устрашает далеко не всех. В странах демократии она устрашает бандитов, а в странах-изгоях - законопослушных граждан.
  
   Дорожный знак СТОП
   Запреты неизбежны, но их количество характеризует истинные намерения государства. Небольшое число запретов (как правило, разумных и естественных) свидетельствует о вполне гуманных целях. Огромное число запретов, напротив, призвано унизить человека, вызывая в нём устойчивое чувство вины. Что бы он ни делал, он понимает, что находится в постоянной опасности. Нельзя произносить то, что думаешь, а сами мысли вызывают страх. Нельзя даже хотеть, поскольку желание чего-либо может доставить неудобства и даже привести к тюремному заключению (а то и к смерти). Не зря в странах-изгоях наиболее популярным является дорожный знак СТОП.
  
   Фонарь
   Редкий фонарь в России работает исправно. Да и к чему русским свет? Челядь, выросшая на идеалах коммунизма, приветствовавшая красный террор, сталинские репрессии и путинскую диктатуру. Русские живут в лесу. Они - животные в облике человека. Свет пугает их. Они привыкли жить в темноте, там их счастье, еда и любовь.
  
   Троллейбусные провода
   Троллейбусные провода тем и хороши, что удерживают троллейбус от нежелательных поворотов. Иными словами, троллейбус едет, куда велит власть, а что до пассажиров - они гарантированы от потрясений. Пассажирам нравится троллейбус. Им не надо думать. Маршрут троллейбуса предсказуем и прост.
  
   Электрический щит
   Электрический щит помогает безболезненно умереть. В особенности молдавскому диссиденту - стоит помочиться на щит, и дело в шляпе.
   (Во время исполнения этого фрагмента Марк действительно мочился на импровизированный электрический щит, установленный в глубине сцены. Там взметались искры, а зал вскакивал в неистовом восторге и утихал лишь при первых аккордах следующей композиции. На сцену опять-таки летели трусы и петарды. Марк был неподражаем.)
  
   Семнадцатого мая Ларри и Марк провели незабываемый вечер с Мэри и Джун и на следующее утро, простившись с подругами, покинули парк Botany Bay. Обошлось без слёз: Мэри и Джун вели себя благоразумно. "В идеале, - нашёл как-то Ларри у Мартена Пажа, - счастье не должно зависеть от внешних обстоятельств". К этому идеалу, видно, практикантки и стремились (мало ли кого подсунет им жизнь). В полдень друзья выписались из отеля, пообедали в Point Bridge и спустя время уже осматривали свой Robinson в специальном ангаре аэропорта имени Кингсфорда Смита.
   С виду вертолёт напоминал увеличенный в масштабе полотёр Karcher (в особенности модель BD 530, знакомую Ларри по офису в Нью-Йорке). Весьма несуразный внешне, зато практичный и манёвренный в воздухе, Robinson R44 Raven разработан американской компанией Robinson Helicopter Company (Торренс, штат Калифорния). Разработан лет тридцать назад, но и сегодня машина производилась и успешно продавалась по всему миру. Компания основана в 1973 году Фрэнком Робинсоном, бывшим сотрудником Bell Helicopter и Hughes Helicopter Company. Фрэнк Робинсон являлся также главным конструктором предприятия и, судя по всему, был незаурядной личностью.
   - Лёгкий многоцелевой четырёхместный вертолёт, - пояснил Марк. - Отличительной особенностью всех моделей Robinson (а это R22, R44, R66 с модификациями от посадки на воду до специальных полицейских аппаратов) является двухлопастная схема несущего винта, расположенного на высокой подставке над кабиной.
   Небесно-голубого цвета с жёлтой горизонтальной полосой вертолёт Дауна одинаково красиво смотрелся и в небе над океаном, и над гористой местностью на востоке материка. Он замечательно смотрелся и над коралловым рифом, и над зелёной лужайкой у Собора Девы Марии, и над обширными австралийскими пустынями.
   Машина что надо, короче.
  
   В тот же день друзья успешно пересекли Большую Песчаную пустыню и приземлились в Бруме. День выдался прохладным, к вечеру зарядил дождь, а Марк и Ларри, словно предвидя долгую разлуку, не могли наговориться. Они обсудили детали их будущего проекта, условились о взаимодействии и напоследок напились (всё в том же "Жемчуге"). "Было волшебно", - запишет чуть позже Ларри, а под утро к ним присоединится и продавщица Лена из табачной лавки (с глазами Гвинет Пэлтроу и чертами бесконечной усталости на лице).
  
   Двадцать четвёртого Ларри вернулся в Нью-Йорк, 25-го (в воскресенье) просмотрел новости о выборах президента в Украине и позвонил Сендлер. Выборы состоялись. Несмотря на агрессию России, потерю Крыма и, судя по всему, юго-восточных областей (включая Донецк, Луганск и Мариуполь), Украина выстояла. Выстояла - в смысле не пошла на поводу у РФ и там явно формировалось новое самосознание. Дело даже не в европейских ценностях (приоритет человека, возможность выбора, свободные СМИ и независимый суд) - Украина освобождалась от советской ментальности.
   При этом Майдан оставался на месте, и условный "Ярош" отнюдь не спешил в объятия новой власти.
   - Майдан не торопится, - заметил Ларри.
   - И правильно делает, - ответила Сендлер.
   В телефоне потрескивала гроза, надвигавшаяся с юга (или не с юга, но точно гроза: в воздухе уже ощущался озон).
   - И правильно делает, - повторила Сендлер. - Объятия власти коварны. Тем более власти с советским оскалом. Любовь её демонстративна и избирательна.
  
   VI. Demonstrative and Selective Love
   ("Демонстративная и избирательная любовь")
  
   ...А вокруг не видно драмы - столько солнца и тепла!
   Ты меня, напрасно, мама, в мир неправды родила.
   Василь Стус, перевод Александрины Кругленко,
   читает Алексей Девотченко
  
   Я так и знал - меня окружают одни дебилы.
   со слов Лорда Шлема из фильма "Космобольцы",
   перевод Алексея Михалёва
  
   Как и Ларри, Ира Сендлер происходила из бывшего СССР, правда, в отличие от родителей Лоуренса её родители уже умерли и теперь покоились на одном из многочисленных московских кладбищ ("Бабушкинское кладбище" - значилось при входе).
   Покоились, но вряд ли с миром и явно в соответствии с советским менталитетом. "Причуды генотипа", - Сендлер будто извинялась за них. С неделю назад она вернулась из России и до сих пор переживала потрясение - без того умершие родители, казалось, сошли с ума. Над их могилами развевался флаг КПРФ, а надгробье "украшала" надпись "Вся власть Советам!".
   "Хуй вам!" - приписала чуть ниже Сендлер, сорвала флаг и тут же выкинула его в мусорку, едва выйдя в город.
  
   С виду город как город, но и здесь всё было как-то через жопу. Из населения преобладали таджики (условные, конечно, "таджики" - их разве поймёшь?), немного славян (в основном челядь - пустые и неряшливые) и, надо думать, чеченцы - нагловатые люди с внешностью Рамзана Кадырова. "Небесные фонарики", "С праздником!" и "Вернули Крым, вернём и Москву без пробок!" - вот наиболее популярные слоганы на улицах столицы.
   По мнению Сендлер, Москва выглядела словно мать-одиночка, но как бы "несломленная" и занимающаяся любовью сама с собой. Лица были далёкими от просветлённых, кладбище олицетворяло коммунистические ценности, а современные слоганы умилялись гордыней.
  
   - И как там Даун? - спросила Ира. Потрескивание в трубке усилилось.
   Вот-вот пойдёт дождь, подумал Ларри, и точно: в следующую секунду тяжёлые капли застучали о крышу, о ставни и об асфальт у дома Стэнли, предвещая ненастье.
   - Даун как Даун, - ответил Ларри, подошёл к окну и приоткрыл жалюзи: красиво (как же он любит дождь!). - Марк подписал для тебя пластинку. При случае занесу.
   Ира радостно вскрикнула.
   - Как тебе дождь?
   - Дождь что надо! - Сендлер не скрывала радости. - А можно сегодня?
   Можно и сегодня. Что ж они за романтики такие? Пластинка, дождь и, вероятно, секс как возможность ("Возможность острова вдали", - припомнил Ларри Мишеля Уэльбека) - вот и вся радость. Однако ж нет: Ларри и продавщица винила буквально тащились от ожидания и строили радужные планы!
  
   Между тем, дождь усилился, а спустя уже менее часа явилась и Сендлер. Ужас какой (!) - в дверях стояла мокрая курица. Мокрая курица в очках, рваных джинсах и с выражением безмятежности на лице. С "курицы" стекала вода, в руках у неё был пакет Dunkin" Donuts, а из карманов высовывалась кола. "Cola light", - загрустил Ларри, но лишь улыбнулся и отошёл чуть в сторону, приглашая Сендлер войти.
   - Здравствуйте, мокрая курица (добро пожаловать в курятник).
   - Здравствуйте, Ларри, - ответила "курица" и протянула Ларри пакет с пончиками.
   От пончиков там осталось месиво, кола была отвратительной, искусственный сахар мешал думать, впрочем, думать и не пришлось. Ступак и "курица" допоздна болтали, а перед тем как улечься, испытали настоящий трип, прослушав "Коридоры" Дауна. Звуки грозы и дождя, судя по всему, усилили эффект, так что трип и вправду вышел на славу.
  
   Оба попали каждый в свой мир, но в какой-то момент их миры совпали: блуждая коридорами, Ларри и Сендлер встретились. Удивительно - они встретились у входа в Музей естественной истории. Повсюду сновали люди. Дождь вроде бы прекратился. Череда машин выстроилась в пробке на Columbus Avenue, а в небе проплывали белоснежные облака. Ира была свежа, как апельсин, Ларри учтив, и в животе у него, как сказал бы Кинг, "порхали бабочки" (Стивен Кинг, "Страна радости"). Ступак-младший словно включился: никаких преград больше не существовало, он счастлив, да и Сендлер тоже.
   (Из них получились бы замечательные наркоманы: тихие, законопослушные, а временами и счастливые.)
   Трип они закончили в павильоне африканских людей, а вернувшись в реальность, испытали сильнейший стресс: им хотелось есть, спать и заниматься любовью одновременно. Так что почитатели Дауна столкнулись с выбором. Не ахти какой выбор, но тут многое зависело от системы приоритетов.
  
   Система приоритетов
   Заметку с таким названием Ларри сочинил ещё в Бруме, когда слонялся вдоль пляжей и всё поглядывал на океан.
   В то время он читал "Великолепие жизни" Михаэля Кумпфмюллера (роман-вымысел о любви Франца Кафки к Доре Диамант) и всё пытался представить себе, что ж это за любовь такая: Франц болен (болен неизлечимо), Дора запала первой, и главное, что беспокоит Кафку, - не испортит ли он Доре жизнь? "Он снова замечает, насколько она молода, - пишет Кумпфмюллер, - у неё ещё вся жизнь впереди, думает он <Кафка>, так по какому праву он в эту жизнь лезет".
   Ну и прекрасно, что лезет, даёт понять Дора (такой её выбор). "Если буду мешать, - говорит она, - я просто уйду".
   Так что всё просто: Франц и Дора не могли никого обидеть. Свобода человека была наивысшей ценностью в их системе приоритетов.
   И вот, дочитав до какой-то там страницы это "Великолепие", Ларри вдруг отчётливо представил двух пленённых насекомых в логове красных муравьёв. Франц был палочником, а Дора - комнатной мухой. Муравьи сперва волокли их, уцепившись - кто за шиворот, кто за рукав одежды (пленники упирались, да что толку), а затем остановились и стали их есть. Ели с жадностью (отличный аппетит) и не сдерживая инстинктов. Европейский палочник и до сих пор считается одним из излюбленных лакомств красных муравьёв.
   "Малоприятное зрелище, - пишет Ларри в своей заметке. - И палочник, и муха корчились в конвульсиях, муравьи наслаждались ленчем, а за пиршеством наблюдали Владимир Путин и Башар Асад. Как истинные ботаники (вооружившись лупами и терпением), они исследовали повадки простолюдинов, делали пометки в своих планшетах и записывали видео".
   Главным приоритетом красных муравьёв была еда. "И безусловно, секс, - заключает Ларри. - Все остальные ценности, включая религию, мораль и искусство, проистекали как раз из их потребности в размножении. Русский террор вполне совпадает с исламским и, уж конечно, с нацистским. Сёстры Кафки - Элли, Валли и Отла, так же как и племянница Хана, в 1942-1943 годах были убиты в лагерях смерти Хелмно и Освенцим. Франц умер на руках у Доры. Общих детей у них не было. К концу жизни Дора Диамант повредилась рассудком и называла себя не иначе как Дора Кафка.
  
   Вот и сейчас, испытав трип от "Пустых коридоров" и вернувшись в реальность, Ступак и Сендлер словно очутились в логове красных муравьёв. Им хотелось есть, спать и заниматься любовью одновременно, но они стыдились этого. Ларри и Сендлер было стыдно. Стыдно за муравьёв, стыдно за Путина с Асадом, стыдно за Хелмно и Освенцим. Именно поэтому, невзирая на чудесные возможности (есть, спать и заниматься любовью), они отвергли их и вышли на улицу.
   "Мы выходим на улицу", - припомнил Ларри довольно известную в своё время композицию русской группы "Магнитная аномалия" и вдруг почувствовал, как же ему хорошо. Хорошо, что он не ест, не спит, не занимается любовью. Хорошо, что он жив, что не врёт и не сидит в Хелмно. Хорошо, что закончился дождь, что дождь повторится и что Сендлер так же хорошо, как и ему. (Имеется в виду композиция "Мы выходим на улицу" с альбома "В изумрудах", "Магнитная аномалия", 2003.)
   - Мы выходим на улицу, - пробормотал Ларри.
   - Гуляем по телу Земли, - улыбнулась Сендлер (и всем пока).
  
   Наутро он уже был в офисе. Ларри отчитался о поездке в Австралию, прослушал "Американский час" с Александром Генисом от 5 мая (эфир радио "Свобода", "Поверх барьеров") и к вечеру благополучно прибыл в Рокленд (штат Мэн). В Рокленде Ларри встретился с Кэт. Словно влюблённые, они допоздна бродили по городу. Как же он соскучился по ней! Мысленно Ларри по-прежнему был Кафкой, а Дорой на этот раз была Катя Скович - уроженка Гомеля, пианистка и в высшей степени романтическая натура.
   Александр Генис, как и всегда, держал форму: незабываемый голос, мягкая интонация и реактивность ума. Невероятно - время от времени Ларри писал ему ЭП (электронные письма) с комментариями к программам, размышлениями и вопросами, а тот немедленно отвечал - кратко, без излишеств и ясно (как будто и впрямь - вокруг всё ясно и понятно). На этот раз Генис и Соломон Волков обсуждали статью Сорокина о России, его "День опричника" и сошлись на мнении, что в РФ хотя бы нет запретной литературы.
   Запретная литература, конечно, была, но не спорить же с Александром Генисом (реактивным умом радио "Свобода"). Взять хотя бы "Додж - королеву Иудеи" (роман Генри Ослика, военного инженера из Москвы). Этот Ослик вообще натерпелся будь здоров. Для начала его уволили из армии, лишили офицерского звания, а там и вовсе отправили в психушку. Что касается книги - макет изъяли, а издательство включили в список иностранных агентов. Был бы тираж - изъяли бы и тираж, но книга издавалась по методике Print-on-Demand ("печать по требованию" - кладбище запретной литературы).
   Заметка об Ослике промелькнула в "Нью-Йорк Таймс", из которой следовало, что книга Генри вполне безобидна (книга о безответной любви к некой Эльвире Додж), а сам Ослик - совершенно приличный, психически здоровый человек и более того - подающий надежды учёный.
   Учёный? Генри работал в Московском оборонном центре, и подобных "осликов" в России хватало. Заметки о них так и мелькали то там то сям, словно тени от поезда "Москва - Симферополь". Из-за этого "поезда" по сути страна и разделилась на "колорадов" и "предателей". Колорадами называли погань (путинскую погань с полосатыми лентами), а предателями считались все остальные (приличные, психически здоровые, а то и подающие надежды учёные) - "пятая колонна", по выражению Путина.
  
   Но вернёмся в Рокленд к Ларри и Кэт.
   Ларри, как помним, был "Кафкой" (Кафка в Берлине, последний год жизни), а Кэт - его новой "Дорой" (взамен продавщицы пластинок в Нью-Йорке). Прогулка пошла на пользу - они приободрились и к утру уже ловили треску на набережной у Main Street. Треска не ловилась, зато Ларри поведал Кэт о встрече с Дауном и о том, как пригодились мелодии Скович для их будущего проекта.
   Проекта? Кэт удивилась. Скович и помыслить не могла о проекте. Тем более о проекте, сулящем прибыль. Ведь в сущности она лишь наиграла с десяток мелодий (и то - неслышимых, а потому, как ей мнилось, бесполезных).
   Треска по-прежнему не ловилась. Они то и дело закидывали леску, но вкусные червяки отнюдь не привлекали рыбу. Да и что вообще может привлечь рыбу из рук законченных романтиков? Не зря накануне Кэт видела рыбу во сне. Рыба плескалась в аквариуме продуктового магазина и, глядя на Скович, всё открывала рот, словно говорила с нею. Кэт смотрела и, казалось, читала по губам: "Не ешь меня - видишь, какой ценник?" Кэт видела - ценник и вправду впечатлял. За килограмм трески просили американское гражданство, а возвращаться на родину не хотелось. В Беларуси она погибнет. В отличие от своих родителей (и особенно мамы, которой всё нипочём) Кэт необычайно остро переживала тамошнюю диктатуру.
  
   Проект же и в самом деле сулил прибыль. В соответствии с планом предполагалось соединить композиции Дауна с мелодиями Кэт в нечто, что открывало бы слушателю другую реальность. New world, по выражению Лоуренса (новый мир). С помощью уникальной методики любой и каждый мог бы переместиться, куда хотел, и хотя бы на интервале трека достиг бы желаемого. Пусть ненадолго, но всё же - человек побыл бы любимым, вернул бы потерянное или даже оживил бы мёртвых. Тут тебе и успех, и богатство, и надежда. Проект весьма фантастичный, но, как следовало из объяснений Ларри, вполне реализуемый.
   Что интересно - в связи с проектом Кэт первым делом подумала о родителях. В отличие от родителей Сендлер, правда, родители Кэт были живы, но, как и те ("Вся власть Советам!" - надпись на надгробье) являлись истинными коммунистами. Как и при советской власти, родители Кэт держали небольшое хозяйство в деревне Заветы Гомельской области, а колхоз, в котором они трудились, так и назывался: "Заветы Ильича". Колхозники Беларуси (несмотря на бедность и положение крепостных) и поныне считались "главными" в стране. Именно колхозники составляли основу электората нынешнего президента начиная аж с 1994 года.
   Так вот - для родителей Кэт проект Ларри был совершенно бесполезен: они и без того ощущали себя счастливыми. Лучшей реальностью они считали настоящее. О мёртвых, как они полагали, позаботится Иисус Христос, а о живых - Александр Лукашенко.
   То же можно сказать и родителях Дауна. Однажды в Бруме Марк поведал Ларри о своих отношениях с ними. "Чистый Кафка и его отец", - решил тогда Стэнли. Решил и в целом был прав - с той лишь разницей, что папа Дауна давно уже умер, зато мама была "ещё та коммунистка, блядь" (так Марк и выразился).
   Словив две-три рыбины, Кэт и Ларри вернулись в дом, и не поймёшь - тоска ли это была, усталость ли, но мир и вправду казался им не вполне правильным: настоящее удручало, а будущее, словно треска в их ведёрке, плескалась и издавала неслышимые звуки (поди догадайся).
  
   Так бы всё и шло, но на следующий день Ларри получил письмо от Марка. В теме значилось "На заметку". "На заметку" - казалось бы, ерунда, но, как выяснится позже, это письмо окажет существенное влияние и на Ларри, и на его с Дауном проект. Более того, "На заметку" принципиально расширит не только диапазон исследований доктора Стэнли, но и диапазон его мысли.
   В действительности это была копия письма Марка Дауна своей маме, Тамаре Григорьевне. В предисловии Марк вкратце описал подоплёку. Хотя мог бы и не писать - Ларри и так догадался: их родители сошли с ума. И родители Сендлер (они хоть и умерли, но были сумасшедшими), и родители Кэт (проводники идей Ленина и преданный электорат Лукашенко). Как, собственно, и его (Ларри) родители, если б не уехали в США, не говоря уже о родителях Марка и миллионах им подобных - преданных сталинистах, а теперь и путинцев.
   Итак, папа Марка давно уже умер, зато Тамара Григорьевна с лихвой компенсировала потерю, являясь ярой поборницей русского вторжения в Молдову, Грузию и наконец в Украину. Из-за Украины, в сущности, Марк окончательно и порвал с нею, а своим письмом словно пытался понять - уж не дурак ли он?
   "Уж не дурак ли я?" - вопрошает Марк, обращаясь к Ларри в самом начале своего послания, но Ларри не знает, и единственный способ узнать об этом - прочесть письмо.
  
   Письмо маме
   "Привет, - обращается Даун к своей маме (Тамаре Григорьевне из Тирасполя). - Так и хочется улыбнуться, - пишет он, - но что-то никак. В феврале, помню, ты удивилась, почему я не рад Олимпийским играм, а я ещё ответил, что все эти "игры" - одно говно и призваны лишь подготовить население к грядущим "победам". Нагнать любви к родине и ненависти к врагам, короче. Какая связь? А вот какая: советская власть никуда не делась. Словно вирус, она поражает мозг и вызывает болезнь собственного величия".
   По словам Марка, болезнь может иметь и наследственный характер, хотя вряд ли. В любом случае он не сомневается: Путин, его друзья и такие, как Тамара Григорьевна, больны, а поскольку, гордиться им нечем, они устраивают регулярные и победоносные "игры". Тут тебе и Сочи, и Крым, и предстоящий мундиаль.
   "От фестиваля до мундиаля", - замечает Марк, имея в виду, вероятно, знаменитый Фестиваль молодёжи и студентов, с триумфом устроенный СССР в 1957 году. Что примечательно, незадолго до фестиваля русские напали на Венгрию ("братскую" Венгрию, заметим), а сам фестиваль впечатлил даже заклятых антикоммунистов. Вот и думай, вирус ли это или генное заболевание? Но как бы то ни было, и фестиваль, и мундиаль - вполне показательные синдромы болезни.
   "И ладно бы мундиаль, - Даун словно обернулся. - Посмотри на нас. Твой "сынуля" - изгой, белая ворона и автор "подозрительной" музыки. Ты восхищаешься Путиным, ждёшь побед, у тебя колорадская ветошь, а из твоей головы торчит шприц Останкинской башни. Ты затуркала дочь, пудришь мозги ученикам и красуешься в учительской. Ты ненавидишь моих героев, а я так и слышу твои мысли, обращённые ко мне: "Жид". С этим "жид" обратилась однажды к Кафке юная немка. Обратилась в двадцать третьем. В 24-м Франц умер, а в 36-м в Берлине состоялась Олимпиада. Игры прошли с триумфом - мир умилялся. В тридцать девятом Гитлер со Сталиным поделили Польшу, а в 43-м сёстры и племянница писателя были убиты в лагерях Хелмно и Аушвиц.
   Прочитал тут "Письмо отцу" Кафки. Надо же, при том что его отец - настоящий уёбок, Франц надеется лишь облегчить обоим жизнь. Во всяком случае, он не злится, не нападает и даже рассчитывает на здравый смысл.
   Мне же и рассчитывать не на что. Здравый смысл? "Здравый смысл" у тебя - лишь то, что какой-то придурок вбил тебе в голову (не знаю, в детстве ли, в юности - не суть) и чем ты жила все эти годы. Так что дело даже не в русском ТВ. Ты и до телевизора была русофилкой, до одури советской и высокомерной тварью, презирающей "иных": евреев, тех, кто умней тебя, свою дочь (посмевшую любить не только тебя, но и папу), академика Сахарова ("предателя родины"), молдаван (осмелившихся жить в Молдавии), грузин, НАТО, "американских империалистов", педерастов и лесбиянок. Не говоря уже об Украине. С детства помню: ты ненавидела всё украинское и пугала нас Бандерой, не пытаясь даже усомниться - права ли ты? Думаю, ты и сейчас не знаешь, кто он. Кто он, за что боролся и как погиб.
   А боролся Степан Андреевич за то же, за что и я в Рыбницах: за свободу. Он - за свободу Украины, я - за Молдову, и нам не нравится, когда нас дербанят большевики, нацисты и прочая шваль (включая Юзефа Пилсудского, генерала Лебедя и колорадов всех наций и верований).
   Тут так, короче: если отец Кафки - обыкновенный солдафон, то ты - "депутат Яровая" (и это не оставляет нам ни единой возможности для перемирия).
   Вот я и думаю, что ж мне так гадко?"
  
   Видно, Марк и вправду страдал, подумалось Ларри. Да и как не страдать - мама всё же. Пожилая женщина, учитель со стажем, высшее образование, биолог. Такую вряд ли одурачишь за месяц-два ("укрофашистами"). И похоже, Марк понял это совсем недавно. Он кое-что припомнил из детства (довольно унизительные эпизоды) и позже, когда уже взрослым (пусть и наивно) в чём-то там сомневался, но не смел ей перечить. Мама отвергала любые сомнения, а вечным её доводом было: "Я люблю тебя, а ты нет!"
   "Демонстративная и избирательная любовь, - пишет Даун. - Притворство, ложь, обаяние при людях и горькая правда наедине - вот твой излюбленный метод".
   У Тамары Григорьевны даже звание такое было: "Лучший методист Приднестровья" (учитель года, слава КПСС и "Любовь Яровая" - образцовое кино про любовь к родине).
  
   Ларри не знал, что и думать. Он был сконфужен, позвонил Сендлер, и та поведала ему один случай из поездки в Москву на майские праздники. "Безумные дни" - по её выражению (что также следовало и из рекламы на улицах города: "ВЕЛИКАЯ ПОБЕДА - БЕЗУМНЫЕ СКИДКИ!"). Ну не козлы ли? Ларри потянулся за сигаретой, а история была такая.
   "Русские с лёгкостью творят зло, изображая духовность", - Ира подбирала слова, словно музыку и как бы подводя итог мучительному расследованию. Девятого мая, возвращаясь с кладбища (Бабушкинское, как мы помним), она очутилась неподалёку от магазина "Близнецы" на пересечении Ростокинской улицы и проспекта Мира. Перед нею стояла роскошная иномарка с надписью "Подвезём ветеранов!" и граффити во весь капот. Рисунок изображал взятие рейхстага русскими солдатами (Красная Армия в Берлине). Из машины вылезала тощая бабушка лет восьмидесяти. Голова и руки у неё тряслись, и сразу видно, ей недолго осталось.
   Вот, собственно, и вся история.
   "В сорок первом (хочешь, сам подсчитай), - голос Сендлер явно окреп, - этой бабушке было лет пять или семь, так что к ветеранам она имела лишь опосредованное отношение. Иначе говоря, никакой она не ветеран, а просто старая женщина. Что же до иномарки (с надписью и "патриотическим" граффити) - чистое лукавство. Вместо того чтобы обеспечить людям достойную старость, их выдают за ветеранов и куда-то там подвозят раз в год. Уже на следующий день надпись и граффити уберут, а бабушка будет найдена мёртвой в своей нищенской квартирке у Акведука".
  
   Относительно письма - заканчивая письмо маме, Даун, словно стыдясь своих откровений, предлагает и ей ответить тем же. "Писатель Кафка, - пишет он, - в сто раз умней и меня, и своего папы, но и ты ведь ещё тот "депутат". Что скажешь?"
   - И что? - спросила Сендлер.
   - Мама ответила, и довольно скоро, - Ларри на секунду умолк. - Тамара Григорьевна (лучший методист Приднестровья) немедленно прислала ему SMS: "ПУТИН, МИР, МАЙ!".
  
   Ну что тут скажешь? - Любовь в России демонстративна и избирательна. 12 июля умерла Валерия Новодворская. Пятнадцатого - в московском метро случилась авария (погибли люди, и надо же - трагедия произошла на перегоне "Славянская площадь" - "Парк победы"), а семнадцатого в небе над Донецком разбился ещё один "Боинг" (снова "Боинг-777", и всё той же Malaysia Airlines). Самолёт направлялся из Амстердама в Куала-Лумпур и был сбит боевиками так называемой Донецкой народной республики (ДНР). По недоумию сепаратисты приняли его за Ан-26 украинских ВВС. Все пассажиры и экипаж погибли. 298 человек стали жертвой российской агрессии в Украине.
   Примечательна реакция Путина - дескать, за уничтожение самолёта отвечает страна, на территории которой это произошло. Ну не хитрец ли?
  
   Наши герои едва держались. Марк плакал - смерть Валерии Новодворской потрясла его. "Мир ужасен - одна беда", - бесился он. "За нашу и вашу свободу!" - разместил на своём сайте скромный баннер Паскаль Годен в знак солидарности с русскими диссидентами. Сендлер взяла отпуск, да так и провалялась дома, уставившись в потолок. "Смотрю в потолок. Потолок как море - с утра гладь, днём штормит, к вечеру взрывается настоящей бурей", - писала она в Твиттер. Скович переехала к Ларри. Как ей казалось, вместе им будет лучше, но лучше не стало. Они и выглядели, что две собаки, с глазами, полными слёз.
   Ларри, похоже, иссяк и умом, и чувствами.
   Русские уничтожали его родину, а он ничем не мог ей помочь. Украина загибалась, Ларри и его друзья переживали одну беду за другой, но ведь были и иные. Беда приличного человека - зло недоказуемо. Даже в кругу близких людей он то и дело сталкивался с непониманием. Тайка Нефёдова, к примеру (пиар-менеджер агентства "Римус" в Москве), Лиза Берковиц (подруга по колледжу из Бата, штат Мэн), не говоря уже о его родителях.
   Нет, с этими и вправду нужно что-то делать.
   Свято уверовав в толерантность, будучи весьма образованными, начитанными (а в случае с родителями - ещё и помешанными на русской словесности), они всё равно оставались на стороне России. Путинской России - и им хоть кол на голове теши.
  
   Часть вторая. Чуть позже (сторона B)
   По мере того как мы продвигаемся в будущее,
   значение антисовременного модернизма
   становится всё заметнее.
   Милан Кундера, "Искусство романа"
  
   I. The Magnificence of Life ("Великолепие жизни")
   Как странно он улыбается,
   словно ему кое-что известно,
   что ей и не снилось.
   Михаэль Кумпфмюллер, "Великолепие жизни"
  
   Мало что изменилось и через год - одни несчастья: умер Алексей Девотченко, в Москве застрелили Бориса Немцова, а число жертв русско-украинской войны достигло десяти тысяч.
   Разве что Ослик. Генри Ослик - коллега Стэнли и "подающий надежды учёный" сбежал из русского дурдома и перебрался в Великобританию. Как мы уже знаем, в дурдом он попал из-за своей книжки, где наехал на Путина и его режим. А вообще славный человек, и ясно - он никак не заслуживал карательной медицины. Кто действительно заслуживал - так это Путин (с его Антимайданом и прочими холуями). "Наехал - и наехал, - размышлял Ларри, - могли бы и не заметить". Однако ж, заметили - Ослик был офицером Красной Армии и служил в Московском оборонном центре (весьма приближённом к центральной власти).
   Они познакомились осенью 2012-го в Дарвиновском музее - Ларри как раз приезжал туда по обмену опытом. Академический обмен в некотором роде. Обмен не обмен, но он хотя бы взглянул на русских - счастливые идиоты. Их унижали, им врали, над ними смеялись, а те и рады были. Впрочем, не все. Генри, к примеру, не радовался. Не радовались и его кумиры - Виктор Шендерович и Валерия Новодворская. Надо же - Ослик считал их приёмными родителями и уже при первом знакомстве с Ларри так и заявил ему: "Шендерович - мой папа, а Валерия Ильинична - мама".
   - Шутишь?
   - Да шутит, конечно, - вмешалась тогда официантка в клубе О.Г.И. На ней был топ, короткая юбка и значок: "ЖИВЁМ В ЗАПОВЕДНИКЕ. ЖИЛОЙ КОМПЛЕКС МЕЧТА".
   В феврале тринадцатого Генри попался, а тут вдруг выяснилось - сбежал. Сбежал в Англию и теперь работал в Ширнесском университете. Преподавал искусственный интеллект и занимался андроидами для промышленности. Удивительный человек, и Ларри мечтал повидаться с ним.
  
   Подходил к концу 2015 год. В ноябре Стэнли отправится в Брум, где встретится с Марком, затем в Тувалу на их совместное предприятие Tuvalu Empty and Life и, если всё сложится, к Рождеству будет в Англии: сначала Портсмут, где его ждёт Паскаль, обязательно Лондон (хотя бы проездом), а там и Ширнесс с Генри Осликом.
   Заметим, кроме дружеского визита к Генри Ступак рассчитывал и на некоторое сотрудничество в научной области. Даже не столько в научной, сколько в научно-практической: их с Марком проект худо-бедно устроился, но также и нуждался в развитии. Для развития, естественно, требовалась база, и Ширнесский университет в этом смысле представлялся идеальной лабораторией.
   "Лабораторные занятия по сексу", - смеялся Ларри, мысленно возвращаясь в колледж, когда секс и вправду казался выдающимся и долговременным проектом.
   Относительно проекта - несмотря на экономический спад в развитых странах и новые угрозы (в основном, из РФ и Исламского Государства), за прошедший год Марк и Ларри существенно продвинулись - и в плане замысла, и практически. Друзья зарегистрировали основные патенты, основали компанию Empty and Life и наладили опытное производство своих устройств в Тувалу. Как и планировалось, их гаджеты представляли собой миниатюрный бумбокс размером с пуговицу и стилизованный под таблетку от боли. Солпадеин, скажем (Solpadeine Fast) - бумажный квадратик со следами перфорации по краям.
   Каждая такая "таблетка" содержала композицию Дауна. В некотором роде сингл (с будущего альбома). Глава из книги, фрагмент картины, если хотите.
   Хотим. Да и как не хотеть?
   Музыка была улётной, "таблетки" производили терапевтический эффект и в отличие, к примеру, от кодеиносодержащих препаратов в России продавались без рецепта. (Тут ещё и другая метафора - презервативы. Внешне эти устройства походили не только на аспирин, но также и на кондомы, разве что размером чуть меньше.)
   Радиус действия "таблетки" составлял около полуметра, звук передавался с помощью биоволн, а функцию низкочастотного диффузора выполнял череп и отчасти скелет слушателя. Для управления устройством Ларри применил усовершенствованную версию своей Control of Events by Thoughts. Система мысленного управления вполне справлялась. Клиент концентрировал мысли, включалась музыка, и он "перемещался", куда хотел. Куда хотел, с кем хотел и зачем.
   "Таблетка" крепилась к одежде, к телу, её можно было носить в кармане, сумке или даже съесть - продукт соответствовал в том числе и стандартам сертификации пищевых продуктов ЕС (Регламент Љ178/2002 европейского парламента и Совета от 28.01.2002).
  
   Как и задумывалось, главным ноу-хау устройства являлся эффект перемещения ("в иные миры", - иронизировал Марк), однако ж Ларри был полон энергии и, размышляя о будущем бумбокса, всё пытался усовершенствовать его.
   Будущее? Честно сказать, ни Ларри, ни Марк так и не поняли, в чём перспектива. На протяжении года исследований друзья кидались от одной идеи к другой и лишь интуитивно чувствовали возможности проекта. Люди устали, конечно (зло побеждает), они хотят новой жизни, но вряд ли удовлетворятся "иными мирами". Что-то было от комиксов в этих "мирах", а так хотелось настоящей живописи. Видно, прав Кундера - со временем значение антисовременного модернизма (modernisme antimoderne) будет становиться всё заметнее (Милан Кундера, "Искусство романа").
   Кое-что предлагал Паскаль, иногда Кэт или Сендлер, и всё же будущее проекта оставалось под вопросом. Недоставало гармонии, мотивов, логического обоснования, что ли. Мысли Годена выглядели наивными, да и сам он был не очень (Эмили не нашлась, а её следы терялись аж в Украине). Кэт витала в облаках и не на шутку увлеклась Марком. Что же до Сендлер - Ира искренне (и даже с какой-то навязчивостью) драматизировала жизнь. Она остро отвечала на каждую мелочь, а новости (скажем, новости CNN) лишь распаляли внутреннюю драму.
   Так и шло. Будущее проекта основывалось на интуиции (что-нибудь да получится), но в целом он окупался. За лето было продано около 200 тысяч бумбоксов. Всего за доллар клиент получал и музыкальную композицию, и возможность "оторваться", не прибегая к химии, и необыкновенно приятное управление.
   Управление событиями - извечная цель свободного человека не идти на поводу, не унижаться и не ссылаться на слабость ("А что я могу?" - к примеру, или "Кто ж меня послушает!").
  
   Основу опытного производства бумбоксов составляли всё те же композиции Дауна из альбома "Пустые коридоры" плюс несколько новых вещей, сочинённых буквально летом. К слову сказать, ещё один результат проекта - Марк начал работу над новым альбомом. Пока без названия, без обложки и цели, но так ли уж важна цель в творчестве изгоя? "Лишь бы красиво было", - вступалась за Марка Скович, а, по мнению всё того же Кундеры, красота и есть "последняя победа человека, у которого не осталось надежды".
   "Великолепие жизни" - Ларри то и дело возвращался к роману Кумпфмюллера о Кафке и всякий раз приходил к одному и тому же: бесцельное существование при абсолютной искренности куда конструктивнее осмысленного, но пустого времяпрепровождения люмпенов, бюрократов, к примеру (занятых собственной значимостью), или пропутинских "деятелей искусства". От этих "деятелей" останется одно говно, зато изгой Кафка осуществил по меньшей мере мутацию духовности.
  
   И вот, проведя инспекцию фабрики в Тувалу и повидавшись с Марком, Стэнли отправился в Британию. Рейс "Дарвин - Хитроу" (PR-222, Аэробус А320, Philippine Airlines) вылетел с задержкой. Вылет то откладывали, то отменяли. "Ложь или правда?" - размышлял Ларри, перечитывая "Мир тесен" Дэвида Лоджа. И всё же - правда. Двадцать второго декабря, несмотря на задержки, он прилетел в Лондон и уже к полуночи был в Портсмуте у Паскаля Годена на Lake Road.
   Паскаль выглядел угрюмым, всё поглядывал на часы, хотя и бодрился. При встрече они обнялись, и уже тогда стало ясно - Годен не в себе. Он дурно пах, тянул паузы, а начав говорить, не мог остановиться. "Как же непросто, когда знаешь всё наперёд", - подумал Ларри и не ошибся: Паскаль действительно всё знал. Знал наперёд, не строил иллюзий и ни во что не верил.
   С месяц назад он получил письмо. "Отложенное письмо", по его выражению. Письмо от Эмили Маус, отправленное в августе две тысячи четырнадцатого из Новоазовска Донецкой области (Украина). Эмили писала, что оказалась в Украине не случайно, что её выбор осознан и что скорее всего это последнее её письмо.
  
   Всё началось с Майдана два года назад.
   Узнав о протестах, Эмили приехала в Киев. Как ей казалось, на день или два, но, поняв что к чему, увлеклась и решила остаться. Почему она никого не предупредила? Логического объяснения этому нет. Эмили и сама не знала. В Портсмуте, призналась она, от неё никакого толку (работа - дом - работа). Здесь же Маус была востребована, полезна и оттого счастлива. Она сняла квартиру неподалёку от площади Независимости и "щодня" ("каждый день", укр.) смотрела за ранеными, готовила еду и Molotov drink (подчеркнула Эмили, "Коктейль Молотова") для протестующих.
   При слове drink Годен налил себе виски, предложил Ларри (тот отказался) и в задумчивости уставился в окно. За окном падал снег, и казалось, он рождался из ниоткуда. Рождался из ниоткуда и так же незаметно исчезал в свете фонарей и рекламы на крыше бутика Claire's.
   В "чёрный вторник", восемнадцатого февраля четырнадцатого года, Эмили была ранена, но чудом выжила и уже спустя месяц вместе с друзьями из "Правого сектора" отправилась на восток. Харьков, Лозовая, дальше - Славянск и Новоазовск. Отряд занимался рекогносцировкой, наблюдал за перемещением войск и время от времени выслеживал колорадов (всё ту же "русскую погань", как точно заметил Марк, характеризуя электорат Путина). В августе отряд обнаружили, но, не желая сдаваться, группа рассредоточилась, и теперь уже каждый был сам за себя. На всякий случай Эмили написала письмо Годену ("отложенное письмо") и передала его какой-то бабушке (та как раз пряталась у себя в погребе неподалёку).
   "Тут по соседству живёт бабушка Маня, - сообщала Маус. - Вряд ли они убьют её. Оставлю ей конверт, и позже она перешлёт его в Портсмут. А вообще, эта Маня (Мария) - нечто, - удивлялась Эмили. - Один её little son (сынок) воюет за колорадов, другой - за Украину, а на крыше её избы развевается флаг Евросоюза".
   Эмили искренне верила в будущее Украины и просила Годена ни о чём не жалеть (Эмили Маус - мученица за свободу).
   К письму она приложила травинку полыни (с приветом из Донецка) и короткое эссе под названием "Отель Сатаны".
  
   Отель Сатаны
   "Однажды, - писала Эмили, - Сатана решил навестить Россию, да так и остался там. Что его привлекало? Честно сказать, он и сам не знал. Всё как-то связывалось. В общем, ему нравился этот отель: любой номер задаром, отсутствие правил и жизнь по понятиям. "Бери, сколько хочешь!" - гласила вывеска у входа (аллюзия на слоган Московского кредитного банка "Возьми, сколько унесёшь!"), и этот слоган воодушевлял. Сатана переживал духовный подъём и необыкновенный комфорт от безнаказанности за содеянное. Иначе говоря, он брал, сколько хотел, и о процентах, естественно, не помышлял. Какие, к чёрту, проценты? - вопрошала Эмили. - Россия тем и отвратительна (бери, сколько хочешь): у человека здесь два варианта - умереть (заткнуться, спрятаться, сесть в тюрьму) или стать Сатаной".
   Паскаль умолк. С минуту он стоял без движения. За окном падал снег (кружился и падал, бутик давно закрылся), и вдруг всё изменилось: Годен внезапно осунулся, повернулся к Ларри и, склонив голову, судорожно затрясся всем телом, уже и не пытаясь сдержать плач и неуёмную боль.
  
   Относительно боли. Даже нестерпимая физическая боль вполне управляема без инъекций - с помощью физиотерапии или даже виртуальной реальности. Об этом свидетельствуют в том числе исследования американских учёных из Медицинского центра армии им. Мадигана (Madigan Army Medical Centre). Согласно статистическим данным эффективность обезболивания с применением инъекций и эффективность специальной физиотерапии оказались примерно сопоставимы.
   Интересна также и система так называемой "иммерсивной виртуальной реальности" (Immersive Virtual Reality), способная отвлечь пациента от боли, перенеся его в компьютерную игру. Система разработана учёными Вашингтонского университета в Сиэтле и уже внедрена в госпитале Лойола (Loyola University Hospital, Мэйвуд, штат Иллинойс, США). Методика предназначена для пациентов с сильными ожогами. Во время лечебной физкультуры и очистки ран им предлагают погрузиться в виртуальную реальность компьютерной игры Snow World ("Снежный мир"), имитирующей северные пейзажи. Пациенты погружаются, и им действительно помогает.
   Исследования проведены также в Израиле и Австралии. Как выяснилось, "Снежный мир" действует по тому же принципу, что и музыка, то есть отвлекает от передачи болевых сигналов в мозг. Помимо отвлекающего момента методика содержит и явно обезболивающий компонент - выполняя задания компьютера, пациент неосознанно "охлаждает" собственные ожоги.
   "Никаких тебе инъекций и химии", - размышлял Ларри. Между тем, работая над своей Control of Events by Thoughts, он использовал в том числе и наработки коллег из Сиэтла. Что, в общем, и не удивительно. Как мы уже поняли, одной из функций бумбокса Ларри как раз и планировал функцию анестезии. В некотором роде переключение. Переключение с реальных ощущений на их виртуальные антиподы.
   Помимо Madigan Army Medical Centre и Вашингтонского университета Лоуренс сотрудничал также с Американским сообществом головной боли (American Headache Society), учёными из Сиднейского университета, исследующими артрит, и активно участвовал в работе Международной ассоциации по изучению боли (IASP).
  
   Как и любая другая боль, боль Паскаля мало чем отличалась от нестерпимой физической и тоже была вполне управляемой, надеялся Ларри.
   Надеялся, и не зря. Он тут же подключил к Годену первый попавшийся бумбокс из коллекции Дауна и посмотрел на часы. Часы показывали половину третьего ночи. Местное радио транслировало "Violent Waves" Circa Survive (2012), а ближе к трём Паскаль, казалось, пришёл в себя и даже улыбнулся.
   "Со временем всё пройдёт", - прощалась Эмили с Паскалем, что и случилось. К утру его боль поутихла, друзья уснули и проспали аж до полудня двадцать третьего декабря.
   Наступила среда. Завтра Сочельник. Паскаль явно приободрился. Получил ли он официальное уведомление о смерти Эмили? - спросил Ларри. Нет, уведомления он не получал.
   - Да что толку? - удивился Годен.
   - Может, Эмили и жива, - ответил Ларри. - Такое случалось.
   Случалось, и не раз. Взять хотя бы чудесное воскрешение Марка Марронье и Софи в романе Фредерика Бегбедера "99 франков". В конце романа Марк и Софи объявляются на острове посреди океана, свободные и счастливые. "Остров призраков", - припомнил Ларри.
   - Призраков? - Паскаль многозначительно улыбнулся. - Хотя как знать. Может, ты и прав.
   Годен оглянулся и указал на бумбокс.
   Бумбокс преспокойно "устроился" на подоконнике и будто взирал на происходящее. Взирал, будучи и электронным, и вполне одушевлённым прибором. Устройство в виде пакетика Solpadeine весьма пригодилось минувшей ночью. Благодаря ему Паскаль отвлёкся и даже встретился с Эмили (захватывающий трип): всё те же "коридоры", но на этот раз более реалистично.
   - Более реалистично, - признал Годен.
   Они разговорились, и как понял Ларри, эффект присутствия был существенно более сильным, чем, скажем, в феврале 2014-го, когда эта история лишь начиналась. По мнению Паскаля, то, чем занимались Ларри и Марк, делает возможным любое воскрешение. Тут тебе и Марронье с Софи, и Паскаль с Эмили. (Эмили Маус - участница Майдана, активистка "Правого сектора" и боец добровольческого батальона "Айдар".)
  
   Спустя минуту пришло сообщение от Марка.
   Как и в прежние годы, на Рождество Даун отправился к Южному полюсу. В этот раз на своём R44 он достиг Земли Виктории и всё восторгался - как же ему там нравится! "Неподалёку пингвины, - писал он, - ледяная пустошь, закатное солнце и ни единого homo absurdus".
   Отсутствие людей Марк считал непременным условием творческого отпуска. Он работал над новым альбомом, а что до Паскаля, Даун настоятельно рекомендовал ему "Великолепие жизни". Бумбокс с этой композицией Годен собственно и прослушал в ночь с 22-го на 23 декабря. Прослушал, необыкновенно впечатлился и даже усомнился в своих атеистических убеждениях. "Если бога и нет, - заявил он, - то во всяком случае есть нечто, что его заменяет".
   - И что же? (его заменяет) - спросил Ларри.
   - The Magnificence of Life (великолепие жизни), - Паскаль закашлялся и указал на Solpadeine. - Образно, конечно.
   Бумбокс по-прежнему покоился у окна и как бы ждал своего часа, привлекая внимание к себе откровенно вызывающим дизайном. Спереди его украшал портрет Франца Кафки (последняя фотография, Берлин), а сзади текст - короткое обращение Марка Дауна (как раз по поводу великолепия жизни): "Никакого великолепия в жизни нет, кроме самой жизни: родился - уже хорошо".
   "Хорошо или нет, - задумался тогда Ларри, - родившись, ты хотя бы можешь получить удовольствие, а не родившись - даже не узнаешь об этом. Не узнаешь о влюблённости, о сексе, о радости открытия и о том, как, попав в беду, выжить".
  
   The Magnificence of Life (как, собственно, и большинство композиций Дауна) была чистой метафорой, вымыслом и реальностью одновременно. По сюжету Франц Кафка посещает музей Достоевского в Москве. События происходят на улице Достоевского неподалёку от Театра зверей имени Дурова. Ясно, что это сон, но Кафка не знает об этом и с любопытством осматривает экспонаты музея (а заодно и историческую больницу, расположенную в том же здании). Впрочем, Франца не удивить: он и сам большую часть жизни провёл в больницах и санаториях. Провёл, но без толку - Франц болен и вот-вот умрёт на руках у Доры Диамант.
   Что действительно удивляет Кафку - лёгкость.
   Ему легко и приятно. Он не чувствует досады, умирать не страшно, и он отнюдь не герой "Записок из подполья" русского гения. Он не загнан в угол, не мечется, и ему не тесно.
   Осмотрев экспонаты, Кафка выходит в город - тут-то и наступает развязка. Куда бы он ни сунулся, вокруг абсурд. Абсурд почище его пророчеств. Герои Фёдора Достоевского меркнут в сравнении с ужасами путинской России. В сравнении с ужасами России меркнет даже Кафкина болезнь, не говоря уже о мытарствах писателя в последние годы жизни (включая Берлин и обращение к нему юной немки: "Жид").
   Болезнь? Какая к чёрту болезнь! Какой, к чёрту, "жид" и "Подполье"! Россия и есть подполье: люди умирали здесь безо всякой болезни - достаточно было вякнуть.
   "Ещё раз вякнешь - убью" - услышал Кафка в метро на перегоне "Парк победы" - "Славянская" и, на свою радость, проснулся. Проснулся больной, разбитый, но полный вдохновения. Проснулся и лишь тогда осознал истинное великолепие жизни. "Никакого великолепия в жизни нет, кроме самой жизни, - этой фразой, собственно, и заканчивалась композиция The Magnificence of Life из альбома "Пустые коридоры" Марка Дауна. - Родился - уже хорошо".
  
   В живом исполнении композиция неизменно сопровождалась театрализованной постановкой. На сцену выдвигалась сколоченная из досок как бы Россия в разрезе (два уровня: "подполье" и "надстройка").
   "Подполье" являло собой с десяток миниатюрных кабинок, отделённых одна от другой непрозрачной перегородкой. В каждой кабинке находилось по человеку (как правило, из числа зрителей), и эти люди по сути играли некую специально отведённую для них роль. Кто-то "писал записки", скрючившись в тесной камере, кто-то стоял в пикете (одиночный пикет у Соловецкого камня), а кто-то и вовсе изображал труп или собаку, скажем (с печальными глазами и табличкой на шее "Гав!").
   Над ними (и это уже "надстройка") почти всегда шло одно и то же: выступление Путина в ООН. Шоу Дауна - не Генеральная Ассамблея, поэтому артист, изображавший Путина, обращался к реальным зрителям (концертный зал это был или клуб - неважно) и призывал их к миру во всём мире. Зрители смеялись, но "Путин" не замечал их. На протяжении почти двадцатиминутной композиции президент РФ рассуждал об агрессивной сущности Запада, о необходимости соблюдения международных обязательств, прав человека и так далее.
   Постановка пользовалась успехом.
   К концу "Великолепия" зрители скандировали: "Putin get out!" ("Убирайся!"), и тот убирался. По специальной лестнице он спускался со своей "надстройки" и отправлялся в Гаагу (в Международный уголовный суд - за военные преступления, преступления против человечности и агрессию в странах бывшего Союза).
  
   Утром 24 декабря Ларри распрощался с Паскалем и продолжил свой путь. На этот раз он отправился в Ширнесс (графство Кент, остров Шеппи) повидать коллегу (и русского отщепенца) Генри Ослика.
   Поездом он доехал до Лондона, а там, побродив час-другой у Темзы, взял напрокат машину и решил не спешить. Лондон притягивал, впечатлял и, если подумать, был единственным пока местом, куда Ларри хотелось бы вернуться.
   Вот он и вернулся. Последний раз Ступак приезжал сюда в тринадцатом на конференцию антропологов. "Паломничество средневековых христиан", по выражению Дэвида Лоджа ("Мир тесен"), произвело удручающий эффект. Собрание в Кембридже было организовано из рук вон плохо - Ларри сбежал на второй же день и остаток командировки провёл в Лондоне. Стояла осень, конец октября. Днём он отсыпался, а ночью блуждал по городу, изучая переулки, кафе и клубы, и, можно сказать, наслаждался свободой.
   Теперь же и вовсе было легко: никаких обязательств, антропологии и отчётов о работе. Ларри ничто не связывало, и даже Ширнесс был чистым факультативом. Любопытство и новые впечатления - вот конкретно и всё, что двигало им. Любопытство - а как там Ослик (?) - и ожидание впечатлений от новых мест, людей и, возможно, идей (если повезёт). Взять то же море - не в пример Атлантике, которой Ларри давно пресытился, Северное море таило загадку, возможность новых аллюзий и настроения.
   Над Лондоном нависли тучи, смеркалось. Ближе к пяти пошёл снег. Рождественские ёлки, светящиеся витрины и распродажи создавали ощущение сказочной пьесы. Добавим к этому чуть модерна, пронизывающий ветер и угрюмое здание галереи Tate Modern у Темзы, едва различимое в тумане снегопада.
   С час или два Ларри неспешно кружил по городу. Навигатор BMW работал исправно. В машине было тепло и безопасно - насколько вообще может быть безопасно в потоке автомобилей, людей и дорожных знаков. Неподалёку от Leicester Square он заглянул в кафе (Caf? Boh?me - гласила вывеска, французский интерьер), а в книжном магазине Skoob на Marchmont Street купил High Fidelity Ника Хорнби. Книга оказалась оригинальным изданием 1995 года (Victor Gollancz Ltd, Лондон). Ступак давно уже хотел перечесть High Fidelity - вот и случилось.
   В первый раз Ларри прочёл её лет десять назад (ещё в колледже и на русском), а саму книгу он получил в подарок на 14 февраля. "Лоуренсу Стэнли от Лизы Берковиц" значилось на обложке (Ник Хорнби, Hi-Fi, издательство "Иностранка", составитель серии Илья Кормильцев, 2002).
   Лиза Берковиц? Вероятно, она любила его. Странно, что кто-то вообще любил "Ларри-недоумка". Что же до книги - книги, полученные от условной "Берковиц", тем и хороши: возвращение к ним неизменно вызывает "эмоциональный дождь", как сказал бы музыкант и поэт Марк Даун. Он, собственно, и придумал этот термин, а заодно и композицию с таким названием.
   Emotional Rain ("Эмоциональный дождь") оказалась наиболее романтической композицией на Empty Corridors и, без сомнения, самой эффективной для перемещения в "параллельную реальность".
  
   II. Emotional Rain ("Эмоциональный дождь")
   Возникает ощущение, что такие разговоры
   сопровождают всю мою жизнь.
   Ник Хорнби, Hi-Fi
  
   "Дождь", о котором подумал Ларри в связи с Hi-Fi, мог начаться в любой момент - стоило открыть книгу. Так и вышло.
   Уже на кассе он открыл её и вдруг почувствовал, как всё меняется. Менялись мысли, образы, а голова словно наполнялась новым воздухом. Задул ветер, и по мере того как Роб (главный герой Hi-Fi) перечислял свои потерянные любови ("пятёрка наиболее памятных разлук"), ветер становился всё ощутимее. Раздался гром. Ларри рассмеялся, натянул капюшон и наконец "пошёл дождь". Поняв, как непросто Робу, Ларри приободрился и решительно направился к BMW, взятой в прокат. Машина будто спала и во сне улыбалась. Во всяком случае, её радиатор выглядел вполне себе мирно.
   И что же? На капоте сидела кошка. Сидела, и было ясно - ей нет никакого дела до Ларри, до его "дождя", как, впрочем, и до Ника Хорнби с его Робом. Кошка занималась собой, машину она считала своей и платить за прокат, естественно, не собиралась. Она облизывала свои лапки и хвост. Капот был тёплым. С неба падал снег и тут же таял. Ларри сел в машину, и лишь тогда кошка нехотя взглянула на него.
   - И что? - казалось, вопрошала она.
   Ларри приоткрыл дверь. С минуту кошка не двигалась, уставившись на биолога. "Этот вряд ли обидит", - будто размышляло животное и, поразмыслив, забралось внутрь. Кошка как кошка - мокрые лапы, умная морда. Чуть отойдя от традиционных впечатлений, кошку вполне можно было принять за Кэт, а то и за Сендлер. Что-то было человеческое в её облике (и даже лучше).
   Ларри включил двигатель, и спустя минуту человек и кошка уже неслись по улицам Лондона. Они ехали к морю, а конечной целью был Ширнесс, где их с утра уже дожидался Генри. Генри Ослик - инженер, русский диссидент и "национал-предатель", как выразился Владимир Путин - президент Российской Федерации.
  
   РФ к тому времени прочно зарекомендовала себя как страна-агрессор. Она напала на Украину, отобрала Крым и оккупировала юго-восточные области. Менее чем за год существенная часть независимого государства превратились в русский анклав (прибежище бандитов). "Новая Палестина", - писала Сендлер в одном из SMS Ларри, и тот подумывал уже - а не убить ли ему Путина самому? Он, кстати, и оплатил тогда сайт, наделавший немало шума в Рунете (и не только). Ресурс под названием "Убей Путина" содержал практические рекомендации вплоть до детальных схем покушения, имел солидную посещаемость и вскоре был заблокирован как экстремистский. Храбрецов так и не нашлось.
   Между тем росло противостояние и в самой Украине. Война изматывала, люди устали, а колорады будто плодились - их становилось всё больше. Убей Путина, не убей - им было пофиг. Колорады строили "русский мир", и это было их заветной целью. Добавим сюда местных пролетариев - они с лёгкостью велись на пропаганду и мечтали о "социальной справедливости" (не работать, жить на пособие и гуманитарную помощь).
   А что? Пройдут годы, и они своего добьются. Зло побеждает. Россия продолжит им помогать, а идея безнаказанного разбоя станет новым марксизмом по всему миру. Но об этом позже.
  
   Спустя час-полтора Ларри и его "подруга" ("Кошка что надо", - ловил он себя на мысли) прибыли в Ширнесс. Ширнесс - странное место: без особой архитектуры, стиля и настроения, он удивительным образом очаровывал. Тихо, людей не видно, а те, кто есть, - спокойны и приветливы. С десяток улиц, университет и море.
   Море билось о камни, смеркалось, в воздухе стоял запах водорослей. Водорослей, рыбы и, казалось, ёлки. Канун Рождества прочно ассоциировался у Ларри с ёлкой. Что же до кошки - та заметно приободрилась, предвкушая еду.
   Так и случилось.
   Генри встретил их в фартуке. Из кармана выглядывал пучок петрушки и деревянная лопатка для спагетти. Ослик улыбался и с виду напоминал Бена Уишоу в роли Себастьяна Флайта из фильма "Возвращение в Брайдсхед" (режиссёр Джулиан Джаррольд, по роману Ивлина Во, 2008). Одной рукой он удерживал (и весьма ловко) два бокала, другой - блюдце с молоком. "Чем не кино? - подумал Ларри. - Если Генри был Себастьяном, то кошка вполне могла бы быть Джулией Флайт, а он соответственно - Чарльзом Райдером.
   Модернизм, короче. Антисовременный модернизм - в точности как и предвидел Кундера. Modernisme antimoderne в понимании чешского писателя не линеен и не статичен. Модернизм в динамике. В данном случае - от Ивлина Во к современной экранизации. Затем назад (назад в будущее - к Францу Кафке, раз уж мы назвали кота Джулией Флайт) и снова вперёд, подчиняясь рекурсивной функции протеста.
   Поев молока, Джулия задремала, но в какой-то момент вдруг вскочила и замерла, уставившись то ли на Генри, то ли в пространство (как это бывает у измождённых и разочарованных котов).
   Ей явно приснился сон. Во сне она по-прежнему сидела на капоте и занималась собой. Занималась собой, любовью, едой и созерцала галерею Tate Modern у Темзы. "Отсюда и страх, - подумал Генри. - Страх пробуждения". В целом же он был доволен и кошкой, и Ларри, и этой аллюзией на "Возвращение в Брайдсхед".
  
   Впечатление modernisme antimoderne дополняли музыка (группа This Town Needs Guns, - догадался Ларри, альбом "13.0.0.0.0", 2013) и какие-то совсем уж улётные картины, рассредоточенные по дому небольшими группами. Стэнли и не знал о таких.
   - Русские диссиденты, - пояснил Ослик. - Нравится?
   Ларри колебался. Как и любая живопись, эти картины нуждались в прочтении - вдумчивом и неспешном. Первое же впечатление было неопределённым: тут тебе и Моне (образно говоря), и критика советской власти. Особенно выделялись работы Евгения Рухина. "Канализация" ("Ленинградская канализация"), "Лес в окне", к примеру, и, конечно, картина с символичным названием "Хлеб, мясо, вино, кино".
   - Евгений Львович, - сообщил Генри, - был одним из инициаторов выставки, названной позже "Бульдозерной". Экспонаты не понравились коммунистам и были буквально раздавлены бульдозерами. Отсюда и название, - добавил он.
   - Это надо осмыслить, - ответил Ларри.
   Осмыслить и вправду не мешало.
   Если разобраться, культура советского протеста являлась загадкой не только для Ларри и большинства американцев, но также и для самих русских, а тем более русских, населявших путинскую Россию ("матушку"). Тамошних чертей не интересовали ни протест, ни протестное искусство, а любая попытка что-то такое высказать или подавлялась, или попросту умалчивалась. Умами правило ТВ - пошлое и издевательски хитрожопое. Бандиты там были героями, а безвредные "очкарики" - врагами народа.
   - Враги народа, - в задумчивости повторил Ларри, уставившись в "Канализацию".
  
   Между тем Джулия вновь уснула и, укутавшись в плед, тихо урчала, с кем-то там переговариваясь в своём распрекрасном сне. Наблюдая за кошкой, разговорились и Ларри с Осликом. За окном шумел ветер, качались ставни, и, казалось, у двери припоминал (но без толку) номер домофона Иисус Христос.
   - Кто-то в домофон скребётся, нет? - спросил Ларри.
   - Да и пусть скребётся, - ответил Ослик. - Как ты узнал?
   Предполагалась, видно, история с дурдомом.
   - Из газет.
   Ларри рассказал о заметке, о запретной литературе и об Александре Генисе (который считает, что запретной литературы в России нет).
   - Нет так нет, - Генри будто не волновали ни запретная литература, ни Генис, ни заметка в "Нью-Йорк Таймс".
   Что его действительно волновало - это любовь и мозги. Любовь - в связи с Додж (он по-прежнему любил её, а она нет), а мозги - из-за положения в России. Казалось, люди там сошли с ума: над ними глумилась собственная власть, а они думали, что Барак Обама и воевали со всем миром.
   - Любовь и мозги - вот действительно что интересно, - признался Генри.
   К тому же он видел здесь прямую связь. Не зря говорят: влюблённые - что дети. "Ничего себе дети!" - подумал Ларри. Отхватили пол-Украины, поубивали людей и живут себе припеваючи (Барак Обама виноват).
   - Ну не уёбки ли?
   - Уёбки, - согласился Ослик. - Так я и говорю, надо что-то делать. Нельзя же до бесконечности терпеть русский цикл.
   Под "русским циклом" Генри предполагал неспособность его соотечественников (бывших соотечественников) учиться на ошибках и использовать опыт.
   В целом, понятно: и любовь ("Любовь Яровая" - образцовое кино про любовь к родине), и русские мозги основаны на чувствах (Emotional Rain). Не особенно популярная, но и не лишённая здравого смысла точка зрения: любовь идиотична, русские - придурки (и их могила исправит). Однако ж нет - Генри отрицал и могилу, и глупость и надеялся каким-то образом (каким - неясно) выправить ситуацию.
   - И влюблённые, и русские - не дураки, - настаивал он, - и нуждаются лишь в критическом мышлении. Иначе говоря, они не ведают, что творят, а должны бы ведать.
   На этот счёт у Генри была даже специальная теория. Он называл её "моделью крокодила". В соответствии с моделью, чтобы поумнеть - русские должны испугаться своего будущего. Испугаться, как испугались однажды крокодилы.
   Ларри и сам уже догадался, но Ослик решил напомнить. В ходе вымирания видов примерно 60-65 миллионов лет назад, пояснил он, некоторым крокодилам удалось спастись. Счастливые, они высунулись из воды - и что ж? На суше умирали их друзья динозавры.
   Гигантские туши травоядных и хищников корчились в муках с глазами, полными ужаса. Ясно, что рептилии испугались. Страх вызвал у них мутацию, и пошло-поехало: мысленный образ бедствия то и дело пугал их, вынуждая чувствовать, видеть и осязать несоизмеримо более остро, чем раньше.
   Пережив трагедию, крокодил обострил чувства.
   Теперь он не оставлял без ответа ни единого вопроса и ел всех подряд. По сути, под воздействием страха крокодил повторялся, а повторяясь, находил и смысл жизни, и практическую её суть, и удовольствие. Повторение под воздействием страха - вот кратчайший путь к постижению мира.
   Иначе говоря, Генри знал, куда двигаться. У него была теория, но, как выяснилось, не было механизма реализации.
   - Люди не боятся будущего, а должны бы, - заключил Ослик.
  
   Ларри прекрасно понимал Ослика, но оптимизма не разделял. Да и что таить - будучи лишь инженером (с сомнительной репутацией психа), Генри толком не знал ни философии, ни диалектики. "Псих" и сам признавал - знания его весьма ограничены. Иными словами, Ослику недоставало гуманитарного образования. Отсюда и его оптимизм.
   "Скука", - размышлял Лоуренс. Иначе бы Генри догадался: Россия - как майя, ацтеки и прочие "шумеры" ("загуглить", - подумал Ослик) обречена на вымирание.
   - Вымирание видов? - (сразу видно, Генри погряз в дарвинизме).
   - Можно и так.
   В любом случае, считал Ларри, всё сводится к естественному отбору. Майя не пережили засухи, динозавры - астероида, а русские - собственных представлений. Представлений о себе (нас все ненавидят), представлений о свободе (свобода в пределах послушания) и представлений о приоритетах (интересы государства выше частных).
   Россия противостояла демократии и проигрывала. Она вступила в период упадка и держалась лишь благодаря нефти и ядерному оружию. Нефть вскоре закончится, рассуждал Ларри, да и с оружием - чистая шарашка: оборонные предприятия едва функционировали, инженеры работали спустя рукава (а кому охота работать задаром).
   Незавидное положение. We are glad to see you! ("Рады вас видеть!") - вот идеальная надпись на майке антропологов будущего.
  
   И всё же Ослик настаивал на "возможности прозрения", как он выразился. Человек тем и отличается (от крокодила), что может мыслить, заметил учёный, надо лишь заинтересовать его. Как еда, скажем, или секс, критическое мышление должно быть в радость.
   Зато идея с бумбоксом его захватила.
   Правда, не "другая реальность", а именно сам способ воздействия на мозг с помощью некоего гаджета. "Другой реальности" Ослик откровенно не понял. Он признался, что не видит здесь перспективы. По его мнению, эффект от прослушивания специальной музыки схож с наркотическим трипом, и это неконструктивно. "Прогуляться пустыми коридорами, может, и приятно, - улыбнулся он, - но тут как с болью: таблетка снимает боль лишь на время".
   Другое дело - гаджет. Смартфон, к примеру, или нечто подобное, что имеет доступ одновременно и к информации, и к людям. В общем, идея воздействия на мозг с помощью гаджета показалась Ослику чрезвычайно интересной. Более того, именно бумбокс Ларри и Марка можно считать отправной точкой для его будущих изысканий.
   (Впрочем, это отдельная история. История долгая и полная драматизма. Она детально изложена во множестве работ, включая и специальный роман-исследование Наташи Лобачёвой - писательницы и близкой подруги Генри. Весьма захватывающий роман. Правда, и времени пройдёт немало. Книга выйдет в лондонском издательстве "Вулдридж и анемоны" спустя аж 24 года - так что Ослику будет где развернуться. К тому времени он принципиально переработает идею "таблетки", но именно бумбокс Ларри и Марка следует считать прототипом будущих гаджетов Ослика: DARVIN Curiosity ("Любопытство"), Impression ("Впечатление"), Crocodile ("Крокодил") и Alligator ("Аллигатор"). Линейка DARVIN будет предназначена исключительно для стимулирования критической мысли в странах с авторитарным правлением и, несомненно, войдёт в историю как одно из наиболее позитивных изобретений человечества.)
  
   Но вернёмся к делу (а у нас тут Рождество, коты и подвыпившие учёные). Честно говоря, Ларри приуныл - беседа с Осликом насторожила его: в своём ли он уме, этот будущий профессор? Верно, нет - отсюда и дурацкий оптимизм, и мысли (утопические мысли о всеобщем счастье), и надежда на критическое мышление русских.
   "Русский цикл", о котором так печалился Генри, тем и интересен: вопреки расхожему мнению, русские не были дураками и, конечно, использовали опыт (опыт поколений), но применяли его особенно и не как нормальные люди - для развития, а деструктивно.
   В этой связи нечего было и надеяться, что кто-то там поумнеет (или задумается). Русские давно уже всё решили: "Путин, мир, май!".
   - Опыт унижения, короче, - констатировал Ларри. - Другого опыта у них нет. Их всё устраивает, и другой опыт им ни к чему.
   Впрочем, Ослик не возражал. Он и сам полагал, что идеи его утопичны, и лишь надеялся на чудо. Обнаружились, таким образом, два подхода. В некотором роде "научный" и "гуманистический" способы обхождения с условным "триппером": Ослик не оставлял попыток излечить болезнь, а Ларри сосредоточился на облегчении страдания.
  
   И вновь страдание. Страдание, боль, ужасы.
   Заметим, не ужасы Кинга ("Страна радости"), а самые что ни на есть ужасы реальности. С началом войны в Украине люди будто переместились в кошмар. Подобно Кафке из "Великолепия жизни" Дауна, они думали, что спят, а на самом деле осматривали экспонаты прошлого. И ладно бы русские там были варвары - весь мир мало-помалу стал ощущать себя скотами. "Даже умереть толком не умрёшь, - сетовал Ларри. - Не умрёшь без боли".
   Ослик слушал, кошка спала - таким и выдалось Рождество.
   Чем не дождь? Эмоциональный дождь - с болью, ужасами и заливающий весь мозг. "Пока идёт дождь, кажется, что живёшь", - следовало из композиции Emotional Rain Марка Дауна. Марк стеснялся её и, когда исполнял - будто рассчитывался на кассе в придорожном кафе. Забирая сдачу, он смущался и тайком поглядывал на продавщицу, словно прощался с ней (а так не хотелось).
  
   Пока идёт дождь, кажется, что живёшь.
   Он идёт себе, стучит по крыше.
   Мысли крутятся, дождь идёт.
   То сильней идёт, то чуть тише.
   То сильней идёт, то чуть тише.
   Кажется, что живёшь.
   А в действительности еле дышишь.
   Кружится вертолёт.
  
   III. Helicopter ("Вертолёт")
   Убирайся с дороги,
   тупой долбоёб!
   Курт Воннегут, "Вербное воскресенье",
   "Бойня номер пять"
  
   От звука дождя - к звуку вертолёта.
   Считается, что вертолёт изобрёл Леонардо да Винчи. Не совсем верно. Будучи необыкновенно творческой личностью, но так себе инженером, да Винчи предложил лишь идею. Идея состояла в возможности вертикального подъёма с помощью винта. Реализацией он не заморачивался - сделал набросок и переключился на парашют.
   "Безумец и патентное бюро в облике живописца", - размышлял Ларри, устроившись у Ослика в Ширнессе. Стояла рождественская ночь. Над Северным морем кружились ангелы (а казалось - геликоптер да Винчи).
   О геликоптере да Винчи он узнал от Дауна.
   Узнал с год назад, но теперь вдруг подумал об этом, и неспроста: вертолёт, зависший над головами (мирных граждан), Марк ассоциировал с диктатурой. Чистая метафора, казалось бы, но образ передался и Ступаку. Образ то и дело всплывал в памяти, наводя тоску и провоцируя гнев. За окном бесновалось море. Ослик надеялся на чудо, а Ларри нет.
   В голове у Ларри стоял звук геликоптера.
   Тогда-то он и предложил Генри поработать вместе. Расклад тут прост: у Ослика - институт и научная лаборатория, у Ларри - Марк, бумбокс и опытное производство. Можно и по-другому: романтический оптимизм Ослика плюс осторожный скепсис Ступака.
   При слове "скепсис" кошка потянулась, а её воображаемая мышь захихикала. Джулия и хотела бы быть оптимисткой, да не могла. Вряд ли оптимизм, рассуждала она, предполагает благополучие (и то правда).
   Зато не хихикал Ослик. Более того, он чрезвычайно серьёзно отнёсся к предложению Ларри (хоть и не разделял ни его декадентства, ни конечных целей биолога из Нью-Йорка). Генри импонировал сугубо практический подход Лоуренса: тут тебе и гаджет (как реализация идеи), и конкретная музыка (с её влиянием на мозг), и, что особенно интересно, собственная фабрика в Тувалу (замкнутый цикл, налаженные связи, офшор). Всё это пригодится для работы, рассчитывал Ослик, а взамен он мог бы предоставить Ларри научную базу и даже поделиться с ним уникальными разработками собственной лаборатории. Лаборатория Intelligent Dynamic Procedures ("Интеллектуальные динамические алгоритмы") занималась преимущественно частными исследованиями. В основном это работа мозга, биотехнологии, когнитивные механизмы и нейрокомпьютер.
   На том и сошлись. Они обсудили варианты взаимодействия, юридическую сторону, деньги и соглашение о патентах. В ту же ночь друзья составили "пакт" о сотрудничестве, посмотрели мессу из Ватикана, а на рассвете отправились к морю - чуть пьяные и с виду вполне счастливые.
   У пристани Ослик с интересом прослушал Emotional Rain Марка Дауна, а заодно и Helicopter - ироничную композицию о лётчиках-гиенах, о слежке за поросятами и о мыслях этих поросят перед смертью.
   - Тревожные мысли, - заключил Генри, покачиваясь, укутанный в шарф и пряча от ветра зажжённую сигарету. - Геликоптер?
   - Он и теперь кружит над нами, - ответил Ларри.
   И точно - метрах в десяти над ними зависла и покачивалась в воздухе радиоуправляемая Web-камера. Довольно известная модель DJI Phantom - с крестообразной рамой и четырьмя пропеллерами по краям.
   - Модель популярна у террористов, - Ларри оглянулся.
   - И журналистов, - улыбнулся Ослик. Он указал на юношу в очках, узких джинсах и с пультом на шее. В ответ юноша помахал ему, а "геликоптер" развернулся и улетел.
  
   Так они и проболтали до полудня, исходив набережную, обсудив околонаучные сплетни из Science, новости из Украины и перспективы русского андеграунда. Перспективы там были будь здоров, новости из Украины удручали, а вот Science опубликовал любопытную статью. "О дискомфорте, - значилось в аннотации, - наедине со своими мыслями".
   Авторы заметки - Тимоти Уилсон из Университета Виргинии в Шарлоттесвилле (University of Virginia in Charlottesville) и его коллеги были весьма убедительны. Они провели серию экспериментов, в которых приняли участие около четырёхсот человек разного возраста и пола. Большинству из них очень не понравилось пребывание в пустой комнате (пусть бы и кратковременное - не более 15 минут). "В комнате, где нечем заняться, - уточняли авторы, - кроме углубления в свои мысли и мечтания". Некоторые даже предпочли этому несильный удар электрическим током.
   Что интересно - испытуемые больше всего хотели или слушать музыку, или использовать смартфон. По словам Уилсона, склонности к уединению не проявляли в том числе и пожилые люди.
   Авторы не считали выявленные психологические предпочтения атрибутом скорости современной жизни или признаком господства мобильных устройств. Напротив - Уилсон полагал, что гаджеты могут быть как раз ответом на постоянное стремление людей чем-то себя занять. "Так устроен человеческий разум", - подытожил профессор.
   Статья и впрямь была поучительной.
   Ослик и Ларри переглянулись. Выводы учёных из Университета Виргинии вполне подтверждали догадку Ларри (люди хотят музыки) и прозрение Ослика насчёт гаджетов: мобильные устройства как нельзя лучше соответствовали его замыслу пробудить критическое мышление у русских.
  
   Так постепенно и соединились "эмоциональный дождь" Ларри с тревогой Ослика (за судьбы мира) рождественской ночью у пристани в Ширнессе. От звука дождя опять же - к звуку геликоптера и дальше в неведомое. Будто два предателя, сошлись они на берегу моря, "нарушая строй" и что-то там вынашивая в своих головах. "Пятая колонна за работой", - смеялся Ослик.
   Предательство? "Но что такое предательство? - задавался вопросом Милан Кундера в "Невыносимой лёгкости бытия" (мысли Сабины). - Предательство - это желание выйти из строя. Предательство - это значит нарушить строй и идти в неведомое". И дальше: "Сабина не знает ничего более прекрасного, чем идти в неведомое".
   Вот и наши друзья туда же. К обеду они вернулись в дом. Джулия извелась от ожидания и теперь радостно кидалась то на Ларри, то на Ослика.
  
   Кидалась себе, кидалась, а между тем на другой стороне Земли Марк Даун исследовал Антарктиду. Его вертолёт приземлился примерно в пятистах километрах от Земли Виктории на острове Бакл (Buckle Island) - одном из необитаемых островов архипелага Баллени. Миниатюрный остров размером 8 х 4 километра имел вулканическое происхождение и привлекал красивейшими видами.
   Как выяснилось, Даун был не один, а в компании уже известной нам продавщицы табачной лавки в Бруме. Сабина Аллен, в прошлом Лена Хловская - уроженка подмосковных Петушков, демшиза (а-ля Pussy Riot) и красавица ("без кола, без двора", как выразился однажды Марк, но в шутку и даже с любовью). Она уехала из России в 2012-м, опасаясь преследования по так называемому "Болотному делу". Уехала - и правильно сделала: кое-кто из её друзей уже сидели (сидели основательно и надолго).
   Узнав о ней из Фейсбука, Даун пригласил Лену в Брум, встретил и помог устроиться. Они оформили фиктивный брак, он купил ей киоск и мало-помалу "супруги" сошлись. "Два русофоба", - размышлял Марк. И чем больше размышлял, тем явственней они проявляли взаимную независимость. "Что и к лучшему, - склонялся Даун. - Больше свободы - больше секса". - "Больше свободы - больше любви", - предпочитала Лена (Сабина Аллен). А вообще странно: Аллен и Марк словно летели в космическом пространстве (два инопланетянина).
   Летели себе, летели и вот прилетели на остров Бакл (повидать Иисуса Христа рождественской ночью, но так и не повидали). Зато повидали антарктических пингвинов. Эти пингвины были единственными обитателями Buckle Island, и издалека их вполне можно было принять за людей. Однако ж нет - это были не люди, а совершенно безобидные существа: приветливые и, казалось, до крайности неуверенные в себе.
   Впрочем, и Марк с Аллен не обладали особой уверенностью. Именно поэтому птицы не испугались их: вертолёт хоть и наделал шуму (снежная пыль вскоре улеглась, небо прояснилось), пингвины немедленно окружили геликоптер и с любопытством уставились на путешественников. При виде неуверенных в себе существ их морды заискрились радостью, а Марк и Сабина занялись любовью.
   В этот момент и точно - их вертолёт был космическим кораблём, и, подобно Сабине из "Невыносимой лёгкости бытия" "астронавты" летели в неведомую даль (покинув строй и не зная ничего более прекрасного).
   Судя по всему, звук вертолёта почти не действовал на пингвинов. Они пугались, конечно, но лишь на время, и вскоре тревога покидала их. Пингвины, казалось, принимали геликоптер за птицу. Опустившись на землю эта "птица" вела себя смирно: она не скакала, не орала, не кидалась в воду и не крала пингвиньи яйца.
   Иначе говоря, Бакл не Майдан, не Болотная и уж тем более не Вьетнам из фильма "Апокалипсис сейчас" (Apocalypse Now, режиссёр Фрэнсис Форд Коппола, "Оскар" за лучший звук, США, 1979). Пингвины с острова Бакл не смотрели "Апокалипсис", они не выходили на Болотную, и их не отстреливали на Майдане. Звук вертолёта здесь был как ветер. Он был как дождь, как волны, бьющиеся о скалистый берег.
  
   Пингвины хоть и походили на людей, но были не люди - именно за этим Марк и прилетал на Южный полюс, и в частности на острова Баллени. Люди тут не водились, разве что учёные (в основном биологи), и то изредка и уж точно не в рождественские каникулы. Попадались, конечно, и станции (полярные станции, люди жили там круглый год), но Марк уже знал эти поселения, избегал их, и в особенности избегал русских поселений.
   Русская станция "Прогресс", к примеру, расположенная у залива Прюдс, прочно ассоциировалась у Марка с Путиным (над станцией красовался метеорологический зонд с его портретом) и с Крымом - из-за баннера "НАТО, ВОН!" (хотя никакого НАТО здесь не было и не предвиделось).
  
   Прилетев на Бакл в 2015-м, Марк и Сабина много путешествовали, снимали пейзажи и собирали окаменелости. Не так чтобы много, но окаменелости попадались. Попались фрагменты растений и насекомых, аммониты, кости древней черепахи и даже окаменелые останки амфибии, возраст которых был не менее 200 миллионов лет. Как выяснилось, останки принадлежали так называемому паротозуху (двухметровому хищнику - с виду как крокодил). Эти существа жили за 40 миллионов лет до появления динозавров в реках и озёрах Пангеи.
   Находки лишний раз подтверждали единство континентов в прошлом, комфортный климат умеренных широт, а заодно и обыденность жизни - какой бы занимательной её ни представляли археологи. "Жизнь обыденна и бессмысленна", - размышлял Марк. В точности, к слову, как и предрекал Воннегут в "Вербном воскресенье": "Несколько обыденных историй, рассказанных одна за другой, представляют жизнь ещё более бессмысленной, чем она есть на самом деле".
   "Тут и правда всё бессмысленно, - записал Даун в Твиттер, обращаясь к Ларри (а в действительности непонятно к кому). - Пингвины и окаменелости: они не боятся ни вертолёта, ни людей. Им всё равно, и это прекрасно".
   Прочитав текст, Ларри кивнул (ему тоже было прекрасно), а Ослик расспросил о Дауне и кто такая Сабина.
  
   Двадцать пятое декабря они проспали, а на ночь глядя отправились в клуб "Электрика" - как раз напротив старинных верфей и в пяти минутах от университета. В "Электрике" давали house, верфи навевали тоску, зато учебные здания университета светились гирляндами - что-то и впрямь было рождественское здесь.
   У турникета их встретил пожилой мужчина с умным лицом и широко улыбнулся.
   - Здравствуйте, Олдос, - обратился Генри к мужчине, - это Ларри, Лоуренс приехал из Нью-Йорка. Он биолог и увлечён параллельной реальностью, - на секунду Ослик задумался. - Ларри придумал способ доставки туда и считает, что там лучше.
   - Недурно, - ответил Олдос и представился: - Олдос Луазье, сторож, а в недавнем прошлом дворник с Great Russell у Британского музея. И что за способ?
   Ларри рассказал, но пока рассказывал, его не покидала одна мысль. Он вдруг отчётливо представил будущее. Будущее Ослика, Олдоса Луазье, своё будущее и будущее своих друзей - Паскаля Годена, Дауна, Кати Скович и Сендлер. Время будто сжалось до альбома комиксов: с виду весело, но приглядишься - не очень-то и смешно.
   Ослик, похоже, влюбится и, хоть станет успешным учёным, так и не достигнет главного. Его устремления будут парить радужными облачками над головою в юности, но уже к концу альбома ("альбома комиксов") никаких облачков там не останется. Надписи к концу альбома станут крайне неразборчивыми, и Генри уже не будет столь же оптимистичным, как раньше.
   Луазье - друг и ангел-хранитель Ослика, проживёт долго но, судя по "комиксам", умрёт в счастливом неведении, кто он и зачем.
   В отличие от Олдоса Ларри умрёт не в счастливом неведении (кто он и зачем?), а скорей от удушья. Удушья знаний, избытка эмоций (Emotional Rain) и тревоги (Helicopter).
   То же можно сказать и о его друзьях, если, конечно, им не удастся (вдруг повезёт) придумать более приятный способ ухода из жизни. Ларри так и видел их - блуждающими коридорами, отстранёнными от реальности и влюблёнными (подобно, скажем, Марине Цветаевой в тысяча девятьсот четырнадцатом). Война? Какая, к чёрту, война - здесь так красиво! (Речь идёт о любви между Цветаевой и Софией Парнок. Итогом их романтической связи можно считать цикл стихов "Подруга" и всё ту же боль - спустя время Цветаева назвала отношения с Парнок "катастрофой".)
   "Убирайся с дороги, тупой долбоёб!" - припомнил Ларри "Бойню номер пять" Воннегута, и правильно сделал: в его предсказании долбоёбов хватало. Катя Скович, к примеру, полюбит Дауна, Даун - Сабину, Сабина - Ларри, а Ларри - Сендлер. Не говоря уже о Паскале. Годен не год и не два ещё проведёт с Эмили - воображаемой (и от того прекрасной). А ведь всё к тому и идёт. Влюблённость (кроме условного "амфетамина", конечно) представляет собой кратчайший путь к счастью. Болезненный, правда, и не менее разрушительный, чем тот же условный "амфетамин".
   Вот о чём, собственно, и подумал Ларри (авантюрист и предсказатель), объясняя Луазье способ доставки в "пустые коридоры" (и имея в виду новый вид эффективной анестезии).
  
   Вернувшись в Нью-Йорк, Стэнли ещё раз осмыслил свои планы насчёт Ослика (хорошо бы не ошибиться). Ошибки им ни к чему. Уж очень ему не хотелось повторить судьбу поросят из композиции Helicopter Марка.
   Новый год он встретил в одиночестве.
   Ночью позвонила Сендлер и спросила, как он? Он как поросята, ответил Ларри, имея в виду поросят из песни Дауна.
   По сюжету над поросятами кружил геликоптер, а машиной управлял пилот-гиена. Честно сказать, гиена лишь развлекался, так что поросятам не было никакой угрозы. Тем не менее они боялись, а поскольку сердце у поросят слабое, кое-кто даже умер. "Нетрудно представить их последние мысли, - пишет Марк. - Смятение и ужас".
   "Происшествие, - продолжает Даун, - можно было бы принять за обыкновенный акт естественного отбора (нечего бояться). Но в том-то и беда: с изобретением геликоптера гиены развлекались периодически и всё чаще. При таких условиях у поросят не было времени для мутации, и вскоре они вымерли".
   Красивая песня, приятный звук.
   Приятный звук, а "нечего бояться" в припеве лишь подчёркивало глубину трагедии: для естественного отбора нужна мутация, мутация требует времени, а времени как раз и нет. Его не было ни у поросят, ни у Марка с его друзьями, ни у приличных людей вообще. На этом фоне Осликов оптимизм выглядел весьма придурочным, а его теория насчёт критической мысли казалась и вовсе чистым недоразумением.
   Ларри не знал, что и думать.
   Довольно трудно примириться с исчезновением своего вида. Как и Марк, он не представлял иной перспективы для поросят, кроме как закончить выступление и покинуть сцену. Не зря в конце композиции Даун задавался вопросом "Ну и кто мы (теперь)? - и тут же отвечал: - Экспонаты прошлого (вот кто)".
  
   IV. The Exhibits of the Past ("Экспонаты прошлого")
   Опасно не отличать ту действительность,
   в которой мы живём,
   от той, в которой мыслим.
   Александр Генис,
   "Уроки чтения: камасутра книжника"
  
   "Экспонаты" между тем не сдавались, и в наступившем году каждый старался, как мог.
   В январе шестнадцатого магазин, в котором работала Сендлер, был близок к разорению (в Нью-Йорке один за другим закрывались магазины компакт-дисков). Торговля музыкой (да всем, в сущности) перемещалась в Интернет. "Но потрогать диск так приятно, - рассуждала Ира, - а тем более виниловую пластинку или пусть бы даже кассету - рудимент, казалось бы, но чудесный".
   В итоге она заручилась поддержкой Ларри, взяла магазин в аренду и вскоре выкупила его. Получив в собственность Fifth Avenue Records & Tapes, Сендлер поначалу растерялась, но уже к марту дело пошло.
   Она продала часть помещения, почистила ассортимент (убрав популярную и оставив музыку "не для всех") и дала новую рекламу. Fifth Avenue Records & Tapes - music for thins ("Музыка для ума") - гласила вывеска при входе в магазин. Тот же слоган появился в журналах Punk, Billboard, Spin, а также в Интернете, включая не только музыкальные сайты, но и сайты о науке, образовании и даже портал Pain ("Боль"), посвящённый преодолению боли во всевозможных её проявлениях. Новая реклама была замечена также на радио Girls Rock, на асфальте у башни Свободы и в виде граффити у музея Гуггенхайма.
  
   14 марта 2016 года в Нью-Йорк прибыл Марк Даун, и в тот же день Сендлер устроила ему встречу с фанатами. Фанатов набралось немного, зато магазин посетила неподражаемая Эрика Стилл из музыкального on-line издания Blander. Посетила - и уже в следующем номере журнал опубликовал прекрасный отзыв о Fifth Avenue Records & Tapes (в обновлённой его версии), а заодно и материал, посвящённый Марку.
   Что ещё лучше - заметка в Blander касалась также и перспектив, так называемой, "другой реальности" в связи с Empty Corridors. Марк объяснил некоторые особенности своего альбома, а Ларри раскрыл его научную сторону. Раскрыл хоть и загадочно, но доходчиво: энергия не берётся из ниоткуда, она лишь преобразуется из одной формы в другую.
   "Реклама на пользу", - обрадовался Марк, а Ира и подавно: продажи в её магазине выросли, пошла прибыль. Треть выручки при этом давали бумбоксы с Empty Corridors плюс новые синглы Дауна, комментарии к ним и демозаписи. По сути, магазин Сендлер становился розничным дистрибьютором Tuvalu Empty and Life, да ещё и единственным не только на Манхэттене, но и в мире.
  
   К слову сказать, тогда же, 14 марта, повидаться с Дауном приехала и Кэт. "Лесбиянка Кэт" из Рокленда - пианистка и заочная обожательница "непризнанного гения". Ей не терпелось взглянуть на музыканта, да и вообще она чувствовала к нему необъяснимое притяжение.
   - Необъяснимое притяжение, Ларри, - призналась она Ларри, и тот испытал укол ревности. Укол и не один. Все эти годы Ступак как бы ждал развязки. Он не понимал, любит ли он Кэт, любит ли она его и есть ли у них, так сказать, перспектива брака. "Перспективы брака", как выяснилось, не было, зато была перспектива friendly relations (дружеских отношений): Даун и Скович немедленно сблизились и, поди ж ты пойми - то ли их музыка была причиной (неслышимый спектр и всё такое), то ли ещё что (необъяснимое притяжение).
  
   Последний сингл Марка, вышедший в июле 2016-го, так и назывался - Inexplicable Attraction ("Необъяснимое притяжение"). Композиция имела довольно сложное построение - и поэтически, и в музыкальном плане. Сразу видно - Марк не рассчитывал на успех и руководствовался скорей стремлением разобраться в эффекте. Текст был выдержан в акмеистском стиле, а музыка напоминала американских минималистов Гласса и Райха.
   В действительности притяжение было вполне объяснимым - Даун лишь интерпретировал гравитацию Эйнштейна применительно к любви. В основе - всё то же искривление пространства под действием тяжёлых тел. "Тяжёлым телом" в случае с Кэт был Марк. Под весом его творческой натуры (читай - воображения, музыки и так далее) пространство Скович как бы проседало. В центре её предпочтений образовывалась "яма", и её чувства скатывались туда, ускоряясь и преобразуя кинетическую энергию в новые образы. Иначе говоря, скатываясь в "яму", Кэт изменялась.
   Вместе со Скович менялся и Марк. Да и как не меняться - достигнув более-менее устойчивого взаимодействия, планеты дополняют друг друга. (Дополняют, пока какое-нибудь другое космическое тело не нарушит равновесие, образовав новую "яму" и создав предпосылки скатывания туда условных "Кэт" или "Марка".)
  
   Тут вот ещё что: образовались отношения между Кэт и Сендлер. Кэт допускала, что Ларри любит её (а теперь ещё и станет ревновать к Марку), но не хотела никакой ревности и вполне разумно желала любовной связи Ларри с хозяйкой Fifth Avenue Records & Tapes. Спустя день или два после презентации Кэт занялась с Сендлер любовью. Секс был непродолжительным, зато позитивным: и та и другая отчётливо разграничили свои интересы (Кэт получала Марка, Сендлер - Ларри, и никаких секретов между подругами).
   - Как же без секретов? - удивилась Ира.
   - И то верно, - ответила Скович, немного подумав, и рассмеялась.
  
   В представлении Марка лесбийская связь между Кэт и Сендлер подтверждала его догадку: секс конструктивен и в отличие от любви там нет никакой "ямы" (а если и есть, то совсем небольшая и глубиной которой можно пренебречь). Притяжение при сексе осознанно, и в отличие от любви гравитация такой связи кратковременна и не влечёт серьёзных последствий. "Последствия - как раз там, где притяжение необъяснимо, - заключал Марк. - Чем глубже яма, тем сложней из неё выбраться".
   Такой была эстетика Марка. "Постмодернистская эстетика" - он делал вид, что всё знает, но понимал, что всё знать не может, и такое положение напоминало ему эффект квантовой физики: при попытке исследовать частицу она меняет свои свойства.
  
   Что до "ямы" (читай - любви), своеобразным рекордсменом тут был Паскаль Годен. Его любовь к Эмили необыкновенно впечатляла. Впечатляла она и Генри Ослика. Ослик заинтересовался историей Паскаля, и уже осенью 2016-го тот посетил Ширнесский университет с лекциями о коммерческом освоении космоса. Годен был неотразим. Студенты слушали, открыв рты. Так впервые и проявился талант Паскаля как популяризатора науки.
   Со временем сотрудничество Паскаля и Генри преобразуется в нечто большее, чем просто лекции, и станет частью совместных проектов в сфере математики, искусственного интеллекта (Strong Artificial Intelligence) и межпланетных полётов. В дальнейшем друзья отправятся на Марс (Паскаль вернётся, Ослик нет). Но обо всём по порядку.
  
   Итак, две тысячи шестнадцатый: "экспонаты прошлого", "Путин, мир, май!" - а наши герои лишь обретали свои истинные черты, как бы приспосабливаясь к перипетиям будущего.
   Сабина Аллен, к примеру, купила дом на окраине Брума (с видом на океан, вдали от людей и с мыслью устроить здесь метеостанцию и космическую обсерваторию). Она заручилась поддержкой Ларри, получила кредит в National Australia Bank и поступила в Калифорнийский технологический институт на отделение астрономии с удалённым обучением.
   Размышляя об Аллен, Марк невольно возвращался к фильму "Контакт", где героиня Джоди Фостер занималась внеземной жизнью, не оставляя попыток обнаружить её и в конечном итоге обнаружив. Обнаружив, но не став счастливее. "Процесс лучше, чем итог", - убеждался Даун, и чем дольше размышлял, тем сильней убеждался.
   Впрочем, и Сабина предпочитала скорей процесс (нежели итог). Аллен не открывала звёзд, не строила планов, однако чувствовала себя гораздо спокойнее и даже ощущала прилив некоторой радости. Применительно к проекту "Розетта", скажем, Сабина была отнюдь не Светланой Герасименко или Климом Чурюмовым, а скорей модулем "Филы", приземлившимся на поверхность кометы Чурюмова - Герасименко в ноябре четырнадцатого. Устроившись на новом месте и начав астрономические опыты, Аллен нашла свою жизнь не такой уж и бессмысленной. Вдохновения, может, и не было, зато было комфортно.
   Надежда? "Надежда ведёт к разочарованию", - догадывалась она, и эта догадка была вполне обоснованной: ни одна из её надежд до сих пор не оправдалась. В России Лена Хловская считалась врагом, а её несогласие с режимом было больше интуитивным, чем осмысленным (как, собственно, и протест - крайне неэффективным). В результате, ничего не добившись, она сбежала в Австралию, и на этом всё. Её мечты и образы так и не сбылись, а надежды обернулись разочарованием. "Физический комфорт - вот реально достижимая цель, - рассуждала продавщица табачной лавки, - и то, если повезёт".
  
   Подобно Сабине приспосабливалась к перипетиям будущего и Сендлер. В декабре она вновь посетила Москву. Поездка выдалась сумбурной и в общем безрадостной. Вместо Москвы её самолёт приземлился в Адлере (в море плескались путинские бляди). Электричкой она добралась до Туапсе, дальше - Новороссийск, Домодедово и наконец Бабушкинское кладбище. Родители Сендлер как лежали себе под граффити "ЗА ПУТИНА НА НЬЮ-ЙОРК!", так и лежали.
   Её тут же вырвало, и чтобы хоть как-то оправиться, Ира поехала в Музей Сахарова на Земляном валу. Вместо музея там была стройка. Узбеки строили не бог весть что, а на скамейке у реки сидел Мацука Аврум. Он так и представился: "Мацука Аврум - правозащитник и музыкант".
   - Ира Сендлер, - сказала Сендлер, - и как вам тут?
   - Так себе, - ответил Мацука, понимая, что жить ему тут недолго, а Ира приветлива и безобидна.
   Они разговорились. Узнав, что Сендлер из Нью-Йорка, Мацука обрадовался, но тут же и приуныл - он мечтал о Нью-Йорке, но мечта эта была несбыточной, и добавить тут было нечего.
   - Нечего и думать, - признался Мацука, - видели стройку? - он указал на узбеков.
   Те возились - кто выносил мусор, а кто просто сидел, уставившись под ноги, и будто молился своему Аллаху. Аллах поглядывал на них, и не поймёшь - то ли стройка тут была, то ли ломка.
   - Великая экзистенциальная ломка, - промолвил Мацука.
   Ломкой он называл разочарование и безысходность, постигшие Мацуку в последние годы, и в особенности с началом аннексии Украины. Не успев очухаться от коммунизма, Россия погружалась в фашистский мрак. Погружалась и будто надсмехалась над Мацукой ухмылкой Ильзы Кох ("бухенвальдской суки"): "Вот ты и попался, правозащитник и музыкант!"
   Сендлер так и видела эту Кох. "Сука" скалилась, предвкушая очередной абажур, и надо же - словно в пластилиновом мультике, принимала всё новые и новые обличья. Обличья самых что ни на есть путинских блядей - от спикера Совета Федерации до "лучших методистов Приднестровья". Как выяснилось, "бухенвальдская сука" никуда не девалась. Она жила себе, демонстрируя духовную близость с президентом РФ и обвиняя в фашизме кого ни попадя, включая, естественно, и Мацуку.
  
   От таких мыслей Сендлер стало ещё хуже, и остаток вечера она решила провести в одиночестве. Перейдя Садовое кольцо, Ира спустилась к реке. Расставаясь, Мацука обнял её и ещё долго смотрел вслед, как бы прощаясь, и прощаясь не только с Сендлер, но, в сущности, и с жизнью.
   Жить ему осталось недолго. Он прекрасно понимал это, а доказательством тому были два милиционера со шваброй и шампанским, уже идущие ему навстречу.
  
   "В каждой истории любви, - писал Джулиан Барнс, - скрыта будущая история скорби" ("Уровни жизни"). Вот и теперь, расставшись с Мацукой Аврумом, Сендлер будто поднялась на воздушном шаре, и её уносило неизвестно куда. Не имея возможности управления, она уповала на случай и готовилась к худшему. Любовь преобразовывалась в историю скорби, а шар кидало - он летел то над рекой, то над Яузским мостом, минуя Солянку и кинотеатр "Иллюзион". И тут, перелетев через Москву-реку, шар опустился у клуба Fabrique.
   "Вот и клуб", - подумала Сендлер. Клуб был закрыт, напротив красовалась надпись "ЗАЧЕМ?", а вдалеке светилась реклама Coffee Point. В кафе шёл ремонт, но и здесь всё непросто: у входа стояли двое. Стояли себе и любовались синим небом над Павелецким вокзалом. Над вокзалом кружили крачки, словно ожидали отправления поезда, а поезд задерживался, да и время, казалось, остановилось.
  
   Двое не торопились. Катя Мануилова и Митя Захаров провели вечер в "Шантимэли" на Гиляровского и теперь прощались. Прощались в нерешительности, так и не поняв, как быть с их другом Джони Фарагутом. Джони исчез примерно год или два назад, оставив по себе дневник и с сотню фотографий безлюдных улиц (включая надпись "ЗАЧЕМ?", рекламу Coffee Point и небо над Павелецким вокзалом).
   - А что не так с небом? - спросила Сендлер, предполагая ответ, но не в ответе дело: двое притягивали. Что-то располагало в них - простое и одновременно возвышенное.
   - С небом? - переспросил Митя.
   - Крачки, - ответила Мануилова. - Птицы летят на юг и как раз решают, не подъехать ли им поездом.
   - Думаете, подъедут? - улыбнулась Сендлер и вдруг рассмеялась - искренне и неожиданно для себя, поняв, как легко ей, и позабыв об ужасах России. Позабыв о родителях на кладбище, позабыв про Мацуку у Музея Сахарова, позабыв, где она и зачем.
  
   "Вот и ещё одни экспонаты прошлого для коллекции Дауна", - подумала Сендлер о новых друзьях, узнав их поближе. Они прошлись до "Новокузнецкой", посидели в "Граблях" и всё слушали, как стучит дождь, то затихая, то вновь усиливаясь соразмерно ветру. Мануилова призналась, что лесбиянка ("А ты?"). Захаров рассказал об увлечении электрической музыкой (впрочем, всё в прошлом) и о работе приёмщика брака. "Брака хватает, - заметил он. - Куда ни кинь - всё одно".
   Слыхал ли он о Марке? Нет, не слыхал. Как и она ничего не знала о Митиной группе Jesus Christ VIP Star, где Захаров отвечал за звук и играл гагаку, ловко сочетая старинные японские инструменты с возможностями секвенсора. На нём же была реклама и "дурь", как он выразился: "Всякий, кто слушал Jesus, хотел ещё, но в какой-то момент дурь закончилась".
  
   Напоследок они постояли у Третьяковской, обменялись телефонами и обнялись. Лесбиянка и приёмщик брака спустились в метро, а Сендлер вернулась к своему "шару". Воображаемый шар красиво покачивался на фоне реки. На перилах гондолы сидели с десяток воробьёв, окрашенных в цвета звёздно-полосатого флага. Птицы подпрыгивали и радостно верещали. Сендлер кивнула им, залезла в гондолу и, стремительно поднявшись над городом, улетела прочь.
   Пройдя Гибралтар, она пересекла Атлантику и вскоре благополучно приземлилась на восточном побережье США в окрестностях Рокленда (штат Мэн). В Рокленде её дожидалась Скович и с минуту на минуту должны были появиться Ларри и Марк.
  
   Так и вышло. После почти года разлуки друзья вновь встретились и, признаться, были счастливы оказаться вместе. На этот раз они не давали интервью (интервью Blander), не угождали фанатам и не строили из себя не бог весть что в надежде понравиться. Они лишь хотели побыть вместе и решить, как быть дальше.
   Дальше? Вопрос о будущем тем более актуален, чем меньше иллюзий, а, как мы понимаем, иллюзий наши герои не строили. Мир представлялся им коварным, чрезмерно регламентированным и как следствие - теряющим здравый смысл (здравствуйте, Ильза Кох, мистер Путин и госпожа Ле Пен).
   Иначе говоря, друзья беспокоились, и их тревога о будущем была отнюдь не праздностью, а вопросом выживания.
  
   Вопрос выживания
   Понимая важность их встречи, Ларри составил сперва некий план для обсуждения в Рокленде, но вскоре сообразил, какой он зануда, и решил обойтись небольшой заметкой. Во всяком случае, он хотя бы сам разобрался, отчего так важен проект с "пустыми коридорами".
   Человек вечно недоволен, - писал он. - Ему плохо, страшно, он хочет большего, но зачастую, так ничего и не достигнув, опускает руки. Эволюция его устремлений примерно такова: убить врага (первобытный рефлекс, животный уровень), получить удовольствие (секс, популярное искусство), качество жизни (комфорт, медицина, сервис) и, наконец, другая реальность: ОСТАВЬТЕ МЕНЯ В ПОКОЕ! (обезболивающие препараты, виртуальные образы, андеграунд, трип). Не зря в последние годы все эти вещи так популярны (игры, к примеру, качественный звук, объёмное изображение и тема клонирования).
   Между тем вечное недовольство - не что иное, как эффект сознания. Обладая сознанием, человек колеблется между физиологией и нравственностью, предпочитая большей частью физиологию (убить врага, получить удовольствие, качество жизни). Решение вполне конструктивно и оправдано естественным отбором.
   То ли дело другая реальность. Именно другая реальность (как результат усталости и разочарования) меняет соотношение физиологии и морали в пользу морали. Совершенно неконструктивное, казалось бы, решение: по ту сторону лишь, образно говоря, "пустые коридоры". Прогуляться пустыми коридорами, может, и приятно, но тут как с болью: таблетка снимает боль лишь на время. Позже боль возвращается. С болью живёшь, от неё страдаешь и ищешь выход уже не в физиологии, а словно в сочувствии к себе. Не столько к себе даже, сколько к другим (и ко всему миру). Получается парадокс: чем сильней удручённость, тем в большей степени эволюционирует мораль.
   Вот почему "пустые коридоры" так интересны для исследования. Обезболивающие препараты, виртуальные образы, андеграунд, трип и то, что последует за ними в будущем, может оказаться (и, вероятно, окажется) главным мотивом эволюции чувств. Компьютерные игры, качественный звук, объёмное изображение и клоны - лишь начало. Дальше последует как бы возникновение жизни заново, но уже на более высоком уровне (в том числе и на новом уровне технологии). Белковое соединение - как игра, синтез и воспроизведение - как искусство, рукотворная жизнь (сначала простейшие, а затем и более сложные организмы) - как религия или даже смысл жизни.
  
   Заметка никак не тянула на программный документ. Но и не надо, убедил себя Ларри. Из опыта он знал - куда важней проникнуться мотивом, нежели кидаться в работу, не поняв ни её смысла, ни значения (а позже переосмыслив, но уже будет поздно).
   Приближался к концу декабрь.
   Выпал снег. Выпал и тут же растаял, преобразовав асфальт в потёкшую тушь на лице проститутки у клуба Twenty Seven ("27"). Друзья не спешили. Впереди у них оставалась ещё неделя рождественских каникул, не говоря уже о Марке и Скович - двух безработных и оттого свободных. Образно говоря, Марк и Скович от нечего делать смотрели за звёздами, открывали какую-нибудь из них (или думали, что открывали), называли эту звезду своим именем и избегали порядка впредь.
  
   Зато порядок нравился Ларри. Он любил осмысленную работу - лишь бы никто не мешал. Вот что он думал об этом (и заметим - Сендлер рассуждала примерно так же): "Открыть звезду - полдела. Её следует изучить, написать о ней, а рассказ продать".
   При всех различиях, однако, друзья ладили и, можно сказать, дополняли друг друга. Во всяком случае, они были свободны, а, как известно, свобода существует лишь для того, кто куда-то стремится. Редкое качество среди русских, но тут что с асфальтом двумя абзацами выше: в Рокленде прекрасный асфальт. Асфальт тут ровный, без выбоин и волн. Такого нет ни в Москве, ни в Рыбницах, ни в Гомеле, и будучи носителями русской культуры, наши "открыватели звёзд" ощущали себя окаменелостями (а так не хотели этого).
  
   Об этом раздвоении Даун как раз и размышлял в своей композиции The Exhibits of the Past ("Экспонаты прошлого"). В её неслышимом спектре ультразвук достигал той особой пронзительности, когда уже и не знаешь толком, где ты: в Портсмуте у дома Диккенса, в Москве ли (в Староватутинском проезде, скажем) или, подвергнутый эскапизму, по-прежнему блуждаешь пустыми коридорами.
   Главным героем "Экспонатов" была пчела.
   Вся её непродолжительная жизнь сводилась к работе. Она усердно трудилась, собирая еду для улья (а заодно опыляя цветковые растения), пока не погибла от неосторожного применения инсектицидов. Впоследствии её тело подвергнется кристаллизации и "всё, что останется от неё, - пишет Даун, - будет лишь окаменелостью в мозге музыканта-неудачника".
   "Голова, грудь и брюшко, - добавляет он. - Изредка крылья". Отпечаток крыльев кажется нам особенно красивым. Примечателен также и припев композиции - с приятной мелодией, не исключающий домысла, но с печальным концом:
  
   Летела себе, летела пчела, летела.
   Летела себе, летела и прилетела.
  
   Одна радость - рабочая пчела может трахаться, не откладывая яиц. В сущности, это её единственное утешение. В отличие же от пчелы, движимой практической целью выживания улья, наши герои (как и пчела Марка - "экспонаты прошлого") меньше всего заботились об улье и руководствовались в своих "полётах" скорее любопытством.
  
   V. Curiosity ("Любопытство")
   Разве не странно, что вопросы и желания
   не иссякают в человеке до самого конца?
   Михаэль Кумпфмюллер, "Великолепие жизни"
  
   Может, и странно, тем не менее, сильнейшее влияние на творчество Дауна оказала программа NASA Mars Science Laboratory (Curiosity). В августе 2012 года марсоход Curiosity ("Любопытство") достиг поверхности Марса и помимо великолепных снимков Красной планеты передал на Землю обширный массив научных данных.
   Массив содержал сведения об атмосфере Марса, его геологии и о присутствии здесь в прошлом воды. Более того, воды и сейчас там достаточно - надо лишь научиться извлекать её из грунта. В какой-то момент Марк задумался, ведь, в сущности, наличие воды на Марсе означало и возможность жизни. По меньшей мере, у астронавтов, решивших посетить Красную планету, будет заботой меньше.
   В связи с водой и вообще (работая в кратере Гейла, Curiosity делал одно открытие за другим, например обнаружил следы древнего озера) Марк серьёзно пересмотрел мотивы эволюции. Пересмотрел и в какой-то момент нашёл новый (и существенно более важный, как ему мнилось) мотив, а именно - любопытство.
   Ясно, что Даун грезил, и всё же ход его мысли кажется любопытным. В самом деле - вместо дарвиновской борьбы за выживание (неосознанной, животной и, если хотите, пошлой) Марк допустил вполне конструктивное любопытство. "Чистый Сократ", - смеялся над собой Даун, однако ж идея о любопытстве прочно засела в голову. В ту пору он уже затеял альбом "Пустые коридоры" и начал как раз с Curiosity.
  
   Но вернёмся в Рокленд на Talbot Avenue, где в доме Скович с видом на океан собрались четверо "авантюристов": собственно Скович (известная как "Лесбиянка Кэт"), Ира Сендлер - "воздухоплавательница" и хозяйка магазина пластинок в Нью-Йорке, Лоуренс Стэнли - нейробиолог и начинающий предприниматель, а также Марк Даун - музыкант и автор альбома со специфическим воздействием на мозг.
   Наступило Рождество. Двадцать пятого пошёл снег, двадцать шестого на побережье обрушился ураган, но уже к тридцатому всё стихло. Почти неделю друзья не выходили из дому и большую часть времени провели на чердаке. Под крышей было прекрасно: пахло сеном, задувал ветер, а через круглое окно с перекрестьем виднелись то звёзды, то Луна, то серое небо в платье Иисуса Христа со следами кофе в предзакатный час.
   "Не выходи из комнаты, не совершай ошибку, - припомнил Ларри Иосифа Бродского. Может, не в тему, но припомнил, то и дело прислушиваясь к шуму волн. - Что интересней на свете стены и стула? / Зачем выходить оттуда, куда вернешься вечером / таким же, каким ты был, тем более - изувеченным?"
  
   Как же хорошо, что он не в России, размышлял Марк, представляя кошмар тамошних музыкантов (к примеру, его коллег из группы Lonely States) ввиду их причастности к стране-агрессору. От Lonely States его мысли перенеслись к Кафке (Кафка необычайно остро ощущал грядущий тоталитаризм и уже страдал от него), затем к Бунину, Фрейду, Альберту Эйнштейну (те хотя бы уехали) и, конечно, к Кундере с его трагическими персонажами "Невыносимой лёгкости бытия", "Шутки" и так далее.
   Тех, кто остался, жаль особенно. Ведь не все же они скоты, и как, должно быть, им стыдно за родину, не говоря уже о притворстве: хочешь не хочешь - они вынуждены жить двойной жизнью (на людях и внутри себя), что отвратительно.
  
   Сендлер и Скович были менее категоричны и, хоть осуждали диктатуру, осознавали также и бессмысленность отчаяния. "Что толку? - рассуждали они в Твиттере. - Ты не избирал Мугабе, Путина и Ле Пен. Ты просто родился там, где родился, а твои родители просто трахались. Они и знать не знали, чем обернётся их любовь. Никто не знал: ни Кафка, ни Бунин, ни Кундера. Не знал Фрейд, Альберт Эйнштейн и антарктический пингвин. Жизнь первобытна, а айфон ещё не означает прогресса".
  
   Как бы то ни было, в новогоднюю ночь Ларри объявил о регистрации их новой компании Lab Traveling Adventure (LTA) с капиталом в миллион папуасских кин и намерением изменить жизнь к лучшему. Вряд ли они изменят её, добавил Стэнли, но хотя бы отвлекутся.
   LTA включала офис в Нью-Йорке (он же магазин пластинок Fifth Avenue Records & Tapes), обсерваторию Аллен в Бруме, предприятие Tuvalu Empty and Life и подразделение Intelligent Dynamic Procedures Генри Ослика. Ларри представил логотип компании, её устав и основные соглашения, включая принципы, распределение прибыли, ответственность и развитие.
   Что до развития - оно не выглядело уже столь туманным, как, скажем, год или два назад, когда, кроме эскапизма, друзья ни о чём и не помышляли. Теперь хотя бы была программа и, что важно, - более точное понимание "всеобщей эволюции", по словам Ларри. "Логотип компании, - бросил он как-то, - ничто в сравнении с её репутацией". Скажем так, принципы, распределение прибыли и ответственность существенно уступали в его представлении значимости смысла. А смысл завораживал: от каприза по переменам к самим переменам. Друзья словно обналичили недовольство собой (и "всеобщей эволюцией"), да ещё и рассчитывали на скидку в магазине необыкновенных вещей.
   "Взамен поросят идут гиены", - засмеялась Скович, а после полуночи пошли звонки. Позвонил Паскаль (в Портсмуте дождь, Годен в пиццерии у старых верфей и назавтра собрался в Лондон). Позвонила Аллен (в Бруме ясно, она у океана, вдали корабль). Наконец объявился Ослик, и к утру у них уже был настоящий телемост по Скайпу.
   Впервые эти люди собрались вместе, и надо же - они были счастливы. Было легко и красиво, словно их вынесло на остров посреди океана их же представлений об этом острове. Здесь круглый год лето, иногда осень, что добавляет красок и контраста, так необходимых для работы ума и воображения. Со временем они построят здесь дом, удобную пристань, защищённую от ветра, и отель - для таких же, как сами, "хипстеров и очкариков", как заметил Ослик, демонстрируя свои очки с прозрачными стёклами без диоптрий. В этих очках он напоминал себе Юнга, а заодно и папу в возрасте хипстера с фотографии из тюрьмы в Архангельске, где тот и поныне сидел (или умер - никто не знал) за инакомыслие.
   С этим "инакомыслием" одна беда: что в семидесятые, что теперь инакомыслие в России считалось преступлением, а люди, выступавшие против власти, объявлялись врагами народа и вскоре исчезали. Они умирали от простуды, выпадали из окна и прыгали с моста, не оставив записки и не имея при себе документов.
  
   Так что остров - не блажь. Прекрасный остров в головах наших героев был логичным следствием их внутреннего протеста против реальности. Они бежали из этой реальности в другую, а "пустые коридоры", предложенные Ларри и Марком, как раз и были идеальным местом для жизни. Тут тебе и жизнь, и инакомыслие.
   Скажем так, продукция LTA была призвана компенсировать (или хотя бы уменьшить) нравственный дискомфорт изгоя, вынужденного вести двойную жизнь - "на людях", по выражению Марка, и "внутри себя".
   С этой целью инженеры Tuvalu Empty and Life в сотрудничестве с Intelligent Dynamic Procedures разработали линейку устройств, основанных на тех же принципах, что и бумбокс, однако чуть шире функционально и с учётом маркетинга. Прорыв заключался как раз в функциональности. В отличие от бумбокса новые гаджеты обеспечивали не только ощущение другой реальности, но и причастность к ней. Иначе говоря, человек сопереживал в зависимости от событий параллельного мира и мог управлять ими.
   Были учтены также и эстетические предпочтения пользователя. По желанию он мог выбрать гаджет с музыкой, текстом или звуками (включая, к примеру, звуки природы, промышленные звуки или звуки космического происхождения, наподобие звуков кометы Чурюмова - Герасименко, зафиксированные на её поверхности роботом "Филы"). Исследования в рамках проекта "Розетта", к слову, как, впрочем, и космическая тема вообще, заданная Сабиной Аллен (начинающим астрономом из австралийского Брума), явились чуть ли не главным вдохновением LTA в период её становления. По признанию Ларри, Сабина и её обсерватория были метафизической "Розеттой", а он и его идеи насчёт параллельной реальности - кометой (со своим излучением, неслышимым спектром и ожидаемой прибылью).
   К середине года их прибыль составила уже около 500 тысяч долларов, к ноябрю прибыль удвоилась, а к концу 2017-го LTA вошла в сотню наиболее развивающихся компаний США.
  
   Что интересно, гаджеты с композициями Дауна едва продавались. С точки зрения Марка это выглядело несправедливым (и, естественно, обидным для музыканта), тем более что он то как раз и открыл миру этот распрекрасный механизм переноса между "тут" и "там". Но делать нечего, и Марк смирился: потребительский рынок - загадка. Как и сам потребитель: единственный способ повлиять на него (кроме рекламы, конечно) - это максимально упростить товар.
   Именно поэтому, полагал Ларри, наибольшую популярность имели LTA-pi - простейшая модель с воспроизведением привычных звуков: промышленных, звуков Windows, булькающих звуков комет, а также звуков природы в ассортименте (дождь, ветер, гроза, шум моря, извержение вулкана и так далее). Доля этих "и так далее" на рынке Lab Traveling Adventure составляла около 60 процентов.
   Дальше следовали LTA-script (инструментал, записанный Скович) с долей в 20 процентов, LTA-WAV (записи эссе в авторском исполнении Иры Сендлер) - 15 процентов, и в конце - LTA-allegro Дауна с пятью процентами выручки.
   Как бы то ни было, проект функционировал, друзья всё больше увлекались (и отвлекались от угрюмой действительности), но что ещё любопытно - каждый получил сцену для самовыражения. Не просто свободу творчества (она и раньше была и вряд ли зависит от среды обитания), а именно - сцену. Они подбирали звуки, сочиняли музыку, музицировали и придумывали тексты - но не себе, как раньше, а всем, кто хочет. Они будто играли пьесу в театре Гоголя или тут же неподалёку - в одном из ангаров Винзавода у Яузы. И Винзавод, и Яуза были космическим пространством, а планеты - зрителями.
   В ходе анализа данных, полученных космическим телескопом "Кеплер" (миссия 2009-2013), к восемнадцатому году было открыто около четырёх тысяч экзопланет. Преимущественно они оказались непригодными для жизни, но нашлись также и вполне ценные - с приемлемой температурой, водой и азотом (основой "веселящего газа" и важнейшим компонентом ДНК). Будущих ДНК или прошлых - не суть. Сама возможность существования этих молекул придавала экзопланетам образ благодарного зрителя (в театре Гоголя или на Винзаводе у Яузы).
  
   В особенности радовалась Сендлер.
   Несмотря на весьма скромный вклад в общую прибыль, она удивительным образом преобразилась и явно в большей степени, чем её коллеги, оценила возможность публичности. Сендлер и раньше сочиняла тексты (сперва дневники, затем посты, комментарии в сетях и статьи для факультетской газеты). Теперь же, получив аудиторию (и реальный отклик в виде 15 процентов выручки), она будто переосмыслила саму себя: появился стиль, новые идеи и формы. Сюжеты её эссе стали не менее острыми, но чуть ближе к сюрреализму, а форма - более удобной для чтения и восприятия на слух.
   Читая тексты для звукозаписи, Ира выглядела настоящей актрисой. Она работала вдохновенно, сосредоточенно и неотрывно глядя в потолок (подобно Дилану Томасу - знаменитому поэту из Уэльса), будто обращалась к самому Господу.
   Время от времени тексты Сендлер озвучивал также Паскаль (Паскаль Годен - популяризатор науки), и, надо сказать, у него получалось: прекрасный голос, интонация - он напоминал Гениса в "Американском часе" и так же, как Александр Александрович, бодрился и радовался жизни. Радовался, хотя радоваться, что ни говори, было нечему, да и незачем (разве что добавить контраста бледному закату на восточном побережье).
  
   К исходу первого января 2017-го закат в Рокленде и вправду выглядел бледным. Наговорившись по Скайпу, друзья арендовали лодку в Lermond Cove, да так и проплавали до утра в нейтральных водах грядущего вдохновения.
   В отличие от Сендлер её коллеги по LTA вряд ли осознавали "прелесть момента": они открыты миру, и мир смотрит на них глазами трески, пойманной накануне очередным эмигрантом из РФ. Всё, о чём мечтала Кэт ("Лесбиянка Кэт" - дочь колхозника-коммуниста), сбылось. Марк уповал на время, а Ларри лишь "измерял температуру" их предприятия (вглядываясь в бездну и осторожно управляя арендованным у Иисуса Христа спасательным шлюпом).
   "По дороге катится шарик, подпрыгивает и с виду как живой", - телеграфировал в те дни Паскаль из Лондона. Ослик блуждал (или как говорят в Украине, тынялся) у галереи Tate Modern, а Сабина Аллен в Бруме провожала недобрым взглядом астероид Апофис, стремительно приближавшийся к Земле.
  
   Где-то в космосе взрывались звёзды, являлись чёрные дыры, и всё бы шло себе без перемен, если бы не трип (LTA-трип с использованием новых гаджетов), устроенный Ларри накануне Пасхи. Устроенный при очередном их собрании - удалённом, правда, и благодаря главным образом новым разработкам Lab Traveling Adventure. На этот раз Ларри руководствовался исключительно любопытством.
  
   Любопытство? Да, так и было. Именно из любопытства (и подобно Ивану Петровичу Павлову, сотворившему из своей смерти научный опыт) Ларри задумал эксперимент: а как сработают их гаджеты в условиях одновременного, однотипного и удалённого использования LTA-устройств группой пользователей?
   К тому же, он полагал, что проектирует метафизическое и зеркальное отражение разбитого состояния русской оппозиции после "болотных" протестов пятилетней давности (а ведь узники Болотной и поныне сидели по тюрьмам, если, конечно, не были застрелены среди бела дня). "Надо же - вот вам и группа", - ёрничал Ларри.
   Всё правильно - следует отличать правду сцены от правды жизни. Он и его "группа", как ни крути, представляли собой лишь "правду сцены" по Станиславскому и в отличие от узников Болотной ("правда жизни") занимались имитацией. Как, собственно, и любопытство, добавим - свойство весьма коварное и которое может перевесить любую нравственность.
  
   "С любопытством непросто, - соглашался Марк, - но и дураком быть как-то не очень - ни мелодии не сочинишь, ни текста".
   Текст, в представлении Марка, был отражением индивидуальной свободы автора. Именно текст он рассматривал как показатель способности человека думать и в итоге развиваться. По текстам в социальных сетях, к примеру, он безошибочно узнавал отстой, посредственность или действительно думающего человека.
   Что до мелодии - Даун рассматривал мелодию, как некий "математический опус". Чистая гармония - всякий раз новая и в соответствии с теоремами Гёделя о неполноте предполагающая и "да", и "нет".
   Гёдель тем и хорош - он был независим, загадочен и психически неуравновешен. В конце жизни он часами бродил у океана в Принстоне (Нью-Джерси). Бродил себе, чертил на песке и всё размышлял о проблемах Гильберта (23 нерешённые проблемы математики). Он избегал людей, холодильников и радиаторов (источавших, по его мнению, отравляющий газ). Учёный, собственно, так и жил - переместившись в другую реальность и оттуда (именно оттуда) определяя будущее науки.
   "Истинный художник", - констатировал Даун, не говоря уже о практическом наследии Курта Фридриха Гёделя (1906-1978). Доказанные им теоремы имеют широкие последствия для математики, философии (в частности, для онтологии науки) и, как выяснилось абзацем выше, для музыкального искусства. Известна также работа Гёделя по теории относительности, в которой он предложил своё (и весьма оригинальное) решение уравнений Эйнштейна. В соответствии с ним Вселенная имеет специальную структуру (метрика Гёделя), где всё возможно, даже перемещение во времени.
  
   Марсоход Curiosity между тем продвигался вглубь Красной планеты. Достигнув горы Шарп и закончив тем самым основную программу исследований, марсоход покинул кратер Гейла и устремился на запад - вдруг повезёт. Инженеры NASA руководствовались любопытством: что дальше?
   "Что дальше?" - словно вторил им Марк, а его композиция Curiosity как раз и содержала одни вопросы.
  
   Одни вопросы. Океан.
   Маяк качается у мола,
   Скорее мультик, чем обман.
   Пустые коридоры, волны.
  
   VI. Empty Corridors ("Пустые коридоры")
   Он перестал ходить на концерты,
   боясь встретиться с ней.
   Джеймс Джойс, "Дублинцы",
   рассказ "Несчастный случай"
  
   "Пасхальный трип", устроенный Ларри весной 2017-го, кое-что прояснил. Во-первых, это способность LTA-устройств соединять, во-вторых - степень вовлечённости и в-третьих - материализация.
   Условия. Опыт был поставлен следующим образом. Друзья одновременно включили свои LTA-allegro на композиции Empty Corridors, находясь при этом кто где: Ларри и Сендлер в Нью-Йорке (Ларри дома, Сендлер - в своём магазине), Скович - в Рокленде, Даун и Сабина - в Бруме (Марк у себя в студии, Аллен - у океана, метрах в двадцати от обсерватории), Паскаль - в Портленде, а Генри Ослик - у галереи Tate Modern в Лондоне. Трип был непродолжительным и длился не более получаса.
   Тем любопытней - этих тридцати минут, похоже, и недоставало Ларри для более точного понимания истинных возможностей проекта.
  
   Соединение. В ходе эксперимента (и несмотря на взаимную удалённость "подопытных") друзья попали в один и тот же сюжет. Они как бы соединились - в совершенно новом для них пространстве и новом времени. Время тут шло гораздо быстрей, а само пространство напоминало скорей модель железной дороги в Гамбурге (самую большую модель железной дороги в мире).
   И дело даже не в дороге. Важно другое - на площади около 4000 квадратных метров в павильоне "Шпайхерштадт" (бывшие склады морского порта) расположилась модель реального существования: детали природы, фрагменты материков, стран и населённых пунктов (включая сам Гамбург, вымышленный город Кнуффинген, Лондон, Скандинавию, США, Китай и Сибирь). Здесь движется транспорт (игрушечный транспорт), день сменяется ночью, загораются огни и происходят чудовищные теракты, к месту которых спешат автомобили с сиренами. Тут-то и оживает карта. Хотя бы карта - "Карта лучше, чем территория", - любил повторяться Ослик, цитируя Джеда Мартена из "Карты и территории" (Мишель Уэльбек, "Карта и территория").
   Модель включает полсотни географических разделов, море, океан и копии наиболее известных достопримечательностей мира. За 10 евро посетитель выставки открывает для себя двадцать километров путей, полторы тысячи составов, сто километров велосипедных дорожек и бесчисленное множество человеческих фигурок (изготовленных с фантазией и юмором).
  
   В похожей модели как раз и оказались наши авантюристы.
   Они встретились у Центрального вокзала в Нью-Йорке, но, выйдя, как им мнилось, на Парк-авеню, очутились в Лондоне на Canon Street. "Тут тебе и метро, и игрушечный поезд", - подумал Марк и сразу же представил свою фигурку (изготовленную с фантазией и юмором) в павильоне "Шпайхерштадт". Фигурка сидела на рельсах у моста Большой Бельт в Дании и играла на гитаре, не замечая приближающегося поезда. Неподалёку маячил Собор Святого Павла, а по другую сторону Темзы, как ни странно, - Собор Парижской Богоматери.
   Вокруг сновали незнакомые люди, но их было немного и они не мешали. Тихие и словно тени, эти люди, казалось, тоже существовали как опыт: в своей реальности и со своей же болью. Разница могла заключаться лишь в обезболивающих препаратах. Скажем так - Ларри и друзья использовали солпадеин (с кодеином), а "тени" - кетанов (РАНБАКСИ, без кодеина, но весьма эффективное средство, если верить инструкции). Солпадеин и кетанов отпускались по рецепту, и этот рецепт был заветной мечтой любого изгоя, либерала и "укрофашиста".
   Что интересно, "тени" из других реальностей имели некий цвет. Скорее серый, и его тона менялись в зависимости от расстояния между измерениями. Чем дальше находились эти любители кетанова, тем более светлыми они выглядели (и, соответственно, воспринимались менее угрожающе).
   Кроме визуального, впрочем, никакого другого соединения с "тенями" не возникало. "Может, и к лучшему", - размышлял Марк, поминая на чём свет стоит свою маму.
   "Вашу маму!", - смеялась Скович, удивляясь социологическому опросу в РФ: ХОТИТЕ ЛИ ВЫ ЖИТЬ? "Хотим", - отвечали 15 процентов российских граждан. Остальные жить не хотели, и правильно делали: их жизнь ничего не стоила, а сами они были как террористы-смертники (пошёл на хуй, сам пошёл на хуй и так далее).
   "Бесполезно, - плакала Сендлер, - никого ни в чём не переубедишь (тем более в интервале жизни). Лишь постепенно - в ходе мутации генов и очень медленно".
  
   Соединившись (так и неясно где - в Нью-Йорке, Лондоне или у собора Богоматери), друзья отправились в ближайшее кафе, а очутились на террасе старинного дома Клода Вулдриджа в Неаполе (Луи Басс, "Роскошь изгнания"). Внизу таился сад, в саду фонтан (сломанный и поросший ряской), а в небе маячила голодная чайка. Неподалёку копошилась обезьяна Каслриг, с крыши стекала вода, и, словно призрак будущего, на кухне возилась Наташа Лобачёва - подруга Клода и главный редактор издательства "Вулдридж и Анемоны".
   Прошли две бурные грозы, и потоки воды вместе с последовавшей жарой изменили сад. Да и как не изменить? "Пышно разрослись экзотические растения, - пишет Басс. - Некоторые очень красиво", а за морем вдруг показались Босфор и Крым, угрожающе покачивающийся туда-сюда на тонкой тектонической подложке. Начитавшись в своё время различных материалов по геологии Крыма, Ларри прекрасно понимал, сколь зыбко положение региона на карте - не сегодня завтра полуостров уйдёт под воду.
   Клод оживлённо беседовал с Осликом (они были знакомы по Лондону), а на качелях катались Тайка Нефёдова и Лиза Берковиц ("Специальные гости", - представил их Ларри остальным, чуть растерявшись, но и немало обрадовавшись встрече). Качели поскрипывали, Марк читал Woolgathering Патти Смит ("Я пасу облака"), а над террасой и впрямь проплывали, как пух, белоснежные кляксы. "Я присматривалась, - вспоминала Смит о себе, - примерялась и без малейшего усилия пропадала - встречной пушинкой порхала между мирами, не замечая, что у меня руки - крюки, а гольфы винтом".
   При том что Марк боготворил "крёстную маму панк-рока" и, естественно, предпочёл бы её своей ("Путин, мир, май!"), Ларри, признаться, был удивлён: он впервые застал Дауна за чтением.
   (Правда, и реальность была другой.)
   "Другая реальность - другие люди", - заметил не без иронии Паскаль Годен. Он много шутил, выглядел чуть смущённым, но вполне адекватным и даже милым. Можно сказать, "пасхальный трип" пошёл на пользу не только австралийскому рокеру, но и инженеру Matra Marconi Space.
   Паскаль будто ехал в космическом лифте, а куда ехал - и сам не знал. Лифт стремительно набирал скорость. В замкнутом пространстве кабины Годен чувствовал себя на удивление легко. Легко и приятно, но не успел он помыслить о Маус (Эмили Маус - англо-украинский фантом) - лифт остановился, открылись двери и Годену явилась Сабина Аллен.
   Аллен в задумчивости склонилась за ноутбуком, устроившись у окна.
   - "Дублинцы", - промолвила она, как бы извиняясь за Джойса. - Здравствуйте. Сабина Аллен, - представилась астроном из Брума.
   - Паскаль Годен, - ответил Годен. - И как вам?
   - Довольно скучно, но красиво (местами красиво), - Сабина оглянулась. За окном шёл снег. - Вот послушайте: "Снег густо намело на покосившиеся кресты, на памятники, на прутья невысокой ограды, на голые кусты тёрна".
   Двери лифта закрылись. Паскаль кивнул - в знак понимания и вообще (финал "Мёртвых" Джойса он помнил со школы). "Его душа медленно меркла под шелест снега, - продолжила Аллен, - и снег ложился по всему миру, приближая последний час, ложился легко на живых и мёртвых".
   Эффект соединения был одновременно и неожиданным, и впечатляющим. Стал возможным совершенно новый уровень коммуникации. В ходе "пасхального трипа" соединились люди, удалённые географически и не обязательно знакомые в реальности. "Разве что мёртвые с живыми не соединились", - подумал Паскаль и не ошибся (оценив проблему с позиции здравого смысла).
  
   Вовлечённость. Помимо соединения опыт показал также удивительную способность LTA-устройств детализировать восприятие. Ларри интерпретировал это свойство как "вовлечённость" и дело вот в чём: в зависимости от степени переживаний человека (степени боли, безысходности, отчаяния) LTA-трип активировал и соответствующую вовлечённость. Паскаль, к примеру, грезил об Эмили и готов был принять за неё любую "сабину" (Сабину Аллен, обезьяну Каслрига или Лобачёву) - без разницы, лишь бы образ "сабины" максимально соответствовал текущему представлению Паскаля (о прекрасном).
   Тут, правда, таилась и угроза. Из-за избыточной глубины вовлечённости можно было не только принять одно за другое, но и, образно говоря, получить пиздюлей. Однако опыт тем и хорош - он стимулирует развитие. Так же и здесь: в связи с избыточной вовлечённостью Ларри задумался о специальном контроле и уже к лету изобрёл так называемый "Механизм частотной регуляции" (A Mechanism for Frequency Regulation, MFR).
   MFR основывался на волновой природе сущности (от микроуровня до Вселенной) и управлял принципиальными переходами в частотном диапазоне явлений (от звука к цвету, к примеру, или переходом между энергетическими уровнями элементарных частиц).
   Эффект вовлечённости необычайно расширил представление Ларри о возможностях LTA-устройств. По сути, он столкнулся с системой неограниченного самообмана и разработал способ управления им. По степени порочности самообман "пустых коридоров" существенно превосходил привычные аналоги в реальности. Если принять "коридоры" за модель, то помимо прочего появилась возможность детального изучения пороков, избегая душевных травм. В связи с MFR открылась также и перспектива материализации объектов других измерений.
  
   Материализация. В ходе разработки A Mechanism for Frequency Regulation обнаружился интереснейший феномен: начиная примерно с 42-й октавы звукового спектра возникал цвет и как следствие - признаки материализации. Набрав необходимую статистику, Ларри изучил проблему и предположил некий энергетический уровень перехода от воображения к тактильности.
   Так и вышло - при увеличении мощности LTA-устройств и определённых параметрах MFR мысленные образы можно было потрогать, ощутить их запах и даже почувствовать резонанс при их приближении или отдалении. После серии опытов Ларри окончательно убедился: мозг примата изначально стремится к материализации мысли, но, как правило, для работы механизма не хватает мотивов, сосредоточенности и любопытства.
   Впрочем, и здесь непросто. Механизм материализации, открытый Ларри, был далеко не совершенен и нуждался в доработке. Первые опыты задали лишь вектор, новое направление - безусловно, интересное и открывающее невиданные до сих пор возможности, но неизученное.
   В общих чертах проблема заключалась в следующем: можно ли управлять материализацией и до какой степени? Скажем так: возможно ли перемещение материализованных объектов между параллельными реальностями и если да, то каковы затраты и целесообразность?
   Эффектом заинтересовался Марк. От опыта к опыту он всё больше рассчитывал на успех, и вот почему. В ходе "пасхального трипа" (будучи в "Неаполе") Марку явилась депозитная карта Banca Monte dei Paschi di Siena. В банкомате у Palazzo Capodimonte он снял 500 евро, затем тысячу и ещё одну, но переместить их в Брум так и не удалось. Не удалось, зато переместилась карта. Марк обнаружил её в кармане джинсов - уже в Австралии (в привычном мире), и хоть пин-кода он не помнил (да и вообще незаслуженное обогащение выглядело сомнительным), само явление впечатляло.
   Возможность материализации была поистине революционной. По мнению Генри Ослика, к примеру, уже одно это открытие делало проект с "пустыми коридорами" вполне значимым. В будущем A Mechanism for Frequency Regulation Ослик использует во множестве своих ноу-хау, в частности для прибора, известного как DARVIN Alligator. Alligator сможет воссоздавать виртуальный образ, а затем через корпус гаджета и нейроны мозга вызывать эффект физического присутствия (включая осязание, запах и воображаемый акт).
  
   В течение следующих полутора лет друзья не раз ещё повторили "пасхальный трип", Ларри усовершенствовал механизм материализации, а Марк увлёкся волновой природой - сначала звука, затем света, человека и наконец Вселенной.
   "Всё колеблется", - пришёл он к выводу, и это колебание (всеобщее колебание от частиц до космоса) необычайно вдохновило музыканта ("отщепенца и предателя", - шутил Даун). Он так и видел себя колеблющимся, вечно сомневающимся и будто заражённым толерантностью (западной толерантностью - следствием просвещения).
   - Не отсюда ли боль? - вопрошал Марк.
   - Отсюда.
   Да и что ответить просвещённому идиоту с коммунистическими генами? Как заметила однажды Сендлер, "бывает, ветер сделает в ухе звук - хоть на стену лезь".
  
   И вот в конце ноября 2018 года они вновь собрались в своём виртуальном пространстве. Пространстве трёхмерной карты, по выражению Ларри, - внезапно ожившей, полной денег (эффект материализации), радости ("Страна радости" Кинга) и кодеина, освобождающего от боли.
   Собрались, и надо же - оказались во Французской Гвиане на космодроме "Куру" (Kourou) Европейского космического агентства. Космодром, центр управления и служебные ангары расположились на берегу Атлантического океана и всего в 500 километрах к северу от экватора. В непосредственной близости к путешественникам стояла ракета "Ариан-5" со спутником связи, а по ту сторону материка виднелся Эквадор и парусная лодка, готовая к отплытию.
   В парусной лодке Ларри признал плот "Кон-Тики" Тура Хейердала, направлявшийся к островам Полинезии.
   Внезапно Эквадор обратился в Перу, и когда задул ветер (ветер набирал силу), уже было поздно: друзья вскочили на плот, плот отвязался и его уносило в море. Плот уносило на запад. На запад, а куда ещё? "Все хейердалы летят на Запад", - напишет чуть позже Ослик, устроившись на корме и в задумчивости глядя вдаль. Подобно доисторическим инкам, "хейердалы" покидали Перу и отправлялись к новым островам (островам в безбрежном океане вымысла).
  
   Тут-то Ларри и открыл четвёртый эффект перемещения (наряду с соединением, вовлечённостью и материализацией) - подобие. Эффект подобия заключался в воспроизведении в ходе LTA-трипа некоторого сюжета. Это могли быть книга (недавно прочитанная или сильная настолько, что из головы не выходит), фильм, живописная картина или новости (скажем, новости BBC, Гостелерадио и так далее).
   Как раз накануне Ларри закончил "Кон-Тики" Тура Хейердала (отсюда, вероятно, и Перу с Эквадором). Но и до этого их "путешествия", как правило, были связаны с литературой или кино. Так, к примеру, дом Диккенса в Портсмуте (очумевший Паскаль и его первая встреча с Эмили), фильм "Параллельные миры" (опыты с Марком, Джун и Мэри в Сиднее) или "Страна радости" Кинга (совместный трип Ларри и Сендлер в Нью-Йорке). "Великолепие жизни" Кумпфмюллера пришлось на период работы с неслышимым спектром, а "Роскошь изгнания" Басса, "Облака" и "Дублинцы" стали темой "пасхального трипа".
   Короче, книги, кино, живопись (возможно, новости и сведения вообще) вызывали эффект подобия, предположил Ларри. Если не считать деталей, сами сюжеты, настроение и декорации "пустых коридоров" что-то да напоминали - книгу, фильм или живопись советских диссидентов.
  
   Но вернёмся к "Кон-Тики". К вечеру четверга поднялся шторм. Плот кидало. Не то чтобы небывалый случай в Тихом океане, но с непривычки друзья заболели морской болезнью и слегли. Плот остался без управления, рация не работала. Разразился ливень, команда едва справлялась, но не справилась, и к утру все утонули.
   Утонули, но не умерли. Книги тем и отличаются - они не убивают, зато волнуют. Волнуют всё больше, и вот ты уже нонконформист. Тебе уже лучше, ты выходишь из комнаты. "Ты выходишь из комнаты, а там Солнце", - сказал бы Бродский. Да и вообще, условная смерть - лекарство от неизлечимой болезни: последние дни будут не такими мучительными, как могли бы (не утони вы на рассвете в воображаемую бурю).
  
   Иначе говоря, книги лечат, а LTA-гаджет Лоуренса как раз и воссоздавал театр захватывающего рассказа. Уже к лету следующего года он защитит этот "театр" серией публикаций и зарегистрирует патенты на само устройство, LTA-трип и его четыре эффекта: соединение, вовлечённость, материализацию и подобие.
   Перед тем как "утонуть" у берегов Перу Сендлер припомнила "Вальс на прощанье" Алексея Девотченко, сопоставив эффект подобия с драмой артиста. В спектакле Алексей был Иосифом Бродским. Странное совпадение. Отсюда, как ей казалось, они и утонули (осенним утром, стоял ноябрь восемнадцатого), а Даун со своей композицией Empty Corridors будто знал всё заранее:
  
   В Москве уже сухие листья.
   Пустые коридоры. Слышно,
   Как медленно течёт вода.
   Наверное, с какой-то крыши.
   Ветер качает провода.
  
   Ветер качает шар земной.
   Летает мусор над водой.
   Вверху болтается звезда.
   Сейчас, чуть позже, навсегда.
  
   Часть третья. Навсегда
  
   Весьма вероятно, что мир развивается
   не за счёт продвижения к зрелости,
   а за счёт поддержания вечного отрочества,
   способного к восторженным открытиям.
   Джулиан Барнс, "Уровни жизни"
  
   I. Помойка
   Спустя время, 28 января 2020 года Ларри отправился в Бруклин поклониться Иосифу Бродскому. Поклонился и был таков - в феврале он объявил о создании нового гаджета под названием LTA-Joseph. Не выходя из комнаты, гаджет позволял (любому и каждому) "сменить обстановку" и насладиться жизнью (включая искусство, одиночный пикет или боевые действия в составе батальона "Айдар").
   К слову об "Айдаре" - в декабре девятнадцатого Паскаль получил подтверждение от Минобороны Украины смерти Эмили Маус. Смерть была героической, командир "Айдара" выразил сочувствие семье погибшей. К сочувствию прилагались личные вещи Эмили, в том числе письма, рисунки и тетрадь дневников. Среди писем (в основном родителям) Паскаль обнаружил открытку, адресованную Чарльзу Диккенсу. Открытка была датирована 7 февраля 2014 года. Эмили поздравляла писателя с днём рождения и надеялась, что власти откажутся от установки ему памятника: Because he didn't want this ("Ведь он не хотел этого").
   Как мы знаем, не отказались.
   Любая власть (демократическая или нет) склонна использовать художника в корыстных целях. В Портсмуте - для туристической привлекательности, а в России, скажем (как с Пушкиным), - для "духовной скрепы". Правда, есть и отличия. В свободной Британии образ Диккенса вряд ли пострадает. Зато образ Пушкина в диктаторской РФ будет обязательно извращён. Он уже извращён, поскольку применяется для восхваления режима ("наше всё"), и с каждой Эмили (убитой Эмили) будет извращён всё больше.
   "Банан из помойки, - заметил однажды Ослик, - кто ж его станет есть?" Тем не менее ели. Ели и "банан из помойки", и Проханова с Лимоновым. Русский читатель, как выяснилось, был не только неразборчив в еде, но и нечистоплотен.
  
   Помимо текста не менее любопытной оказалась и сама открытка, адресованная Диккенсу. Эмили изготовила её из сухих растений: жёлтых листьев и цветов барвинка, измельчив их и наклеив на билет "Лондон - Киев" в виде украинского флага. Вверху виднелась надпись British Airways, сбоку дата - 23.11.2013, внизу же слева сидел пришпиленный булавкой колорадский жук - ещё не совсем засохший, но уже мёртвый.
   "А ведь мог бы в космос полететь", - подумал Паскаль. По примеру тихоходки, скажем, на "Кассини". Да мало ли насекомых понаотправляли в космос! Какая-никакая, а польза. Спутник связи, над которым Годен работал в Matra, и тот нёс на борту красного муравья и палочника (с подачи Ларри). Суть же эксперимента была такой: смогут ли ужиться в невесомости антиподы?
   Вряд ли, полагал Паскаль, хотя нашлись и оптимисты. Но даже их позиция была двусмысленной (аморфной, что ли) и сводилась к следующему: в жизни мало что можно доказать - отсюда и неизбежные компромиссы, в том числе с совестью.
   С совестью? Паскаль и раньше избегал сделок с совестью, а после гибели Маус тем более. И дело даже не в самих колорадах (донецкий колорад или тираспольский - без разницы). Колорадский жук - образ. Собирательный образ агрессии, исключительности русской нации и ненависти к Западу. В сущности, это черта, за которой вы уже моральный урод.
   Правда, и Запад теперь не тот.
   "Надо же, - сокрушался Паскаль, - западная идея о приоритете свободы свелась к абсурду: доказать преступление теперь невозможно". Даже если бандит сам докажет свою вину, ему никто не поверит. Не говоря уже о СМИ (толерантных - слова не скажешь), всеобщем избирательном праве (корзина для мусора) и о популярном искусстве. Литература, живопись, кино скатились к банальности - знать о большем никто не хотел (да и не мог уже).
   "Популярное искусство готовит идиотов", - прочёл он как-то в одном романе. Лучше не скажешь. Годен припомнил и книгу, и автора, но лишь растеребил тем самым печаль: книга вышла, если он не ошибался, в Osprey Publishing и называлась "Магазин потерянной любви" (The Shop of the Lost Love). Автор же, некий Джони Фарагут (Johny Faragut - русский диссидент и изгой) сел недавно в тюрьму. История с его поимкой просочилась в газеты и, естественно, никакого интереса у общественности не вызвала: Джони не был арабом, исламским террористом, негром и тем более он не был активистом "Гринпис", гомосексуалистом и пролетарием. Он не был ни коммунистом, ни бродячей собакой, а кому он такой нужен?
   Популярное искусство готовило идиотов.
  
   Оставались наука и андеграунд. Паскаль хоть и не считал себя учёным, но кое-что знал о науке (тут было хотя бы развитие), а подпольное искусство и вовсе являлось его если не страстью, то утешением - художники андеграунда не гнались за славой и не врали.
   Вот и Марк - недотёпа и типичный представитель альтернативной культуры. Даун не терпел лжи и подхалимства, а в содружестве с Ларри они казались Паскалю как раз тем самым симбиозом науки и арта, о котором Годен мечтал. Мечтал и не сомневался: наука и андеграунд (в отличие от религии и попсы) - двигатель социума. Паровоз с реактивной тягой, если хотите. В вагонах "поезда" разместились книжные кафе, артхаус, феминистское искусство, клубы новой поэзии, художники-нонконформисты и музыканты - от панка до Distorted Beat Music.
   Вместе с тем этот перформанс (перформанс в паровозе) становился всё более невостребованным. Если кто и замечал "паровоз" - старался уступить дорогу, билеты на него едва раскупались, и хоть стоимость билетов постоянно снижалась, пассажиры предпочитали более традиционные виды транспорта.
  
   В этом смысле LTA-Joseph (Ларри и Марка) как раз и представлял собой не что иное как "паровоз с реактивной тягой". "Паровоз" - поскольку воплощал уже знакомый нам форм-фактор (таблетка солпадеина и в широком смысле - перформанс, известный с незапамятных времён), а "реактивная тяга" - из-за ноу-хау. Функционально гаджет и впрямь опережал время. Тут вам и обезболивающее, и параллельная реальность (пустые коридоры) и четыре фактора трипа - усовершенствованные и в сравнении с предыдущими моделями гораздо более эффективные.
   Правда, был и недостаток - LTA-Joseph требовал работы ума (если не сказать больше - критического мышления).
  
   Работа ума - явление редкое. Мозг человека стремительно уменьшается. Работа ума вызывает головную боль, а критическая мысль - разочарование. Неудивительно, что покупатели LTA-Joseph стали жаловаться на спазмы, артериальное давление и раздвоение личности. В диапазоне от исламских фундаменталистов до коммунистов дела и вовсе были плохи: "Джозеф" подорвал их здоровье и Ларри готовился к искам.
   Проблема же заключалась в следующем: попав в параллельную реальность, люмпены думали, что всё происходит на самом деле. Они открывали счета, брали кредиты, а вернувшись "домой", тыкали свои карты куда ни попадя и попадались на воровстве. Их судили, но тут же оправдывали, а иски перенаправляли в Lab Traveling Adventure. Материализация стала бичом.
  
   "Надо прекращать это", - заявил Ослик (к тому времени уже профессор) и немедленно занялся критическим мышлением.
   Тут так, рассуждал он: если Ларри удалось "проникнуть" в мозг, почему бы не навести там порядок? Не давать (безумцам) все удовольствия сразу, а сперва научить их думать. "Равно, как и с достойной жизнью, - отметил про себя Марк. - Сначала гражданское общество (а не просто население), затем честные выборы, независимый суд и свободные СМИ".
   Удачной считал Генри и идею с гаджетом. При этом для разработки своих устройств он решил отказаться от "таблетки" (таблетки солпадеина) и, поразмыслив, остановился на более привычном (для населения) мобильном телефоне. Форм-фактор мобильного телефона помимо прочего обладал невероятной притягательностью, а мобильная связь и мощные гаджеты давно уже стали неотъемлемой частью Интернета с его бесконечным ресурсом знаний.
   Приобретение знаний (а не догм), полагал Генри, делает работу мысли, несомненно, более конструктивной. В результате человек приучается к анализу. У него возникают вопросы, он ищет ответы и, поскольку не доверяет чужому мнению (человек сомневается), вновь обращается к независимым источникам (круг замкнулся).
   Ослик прекрасно знал, что поставить на место завравшегося оппонента можно лишь оперируя достоверной информацией, а сделав это однажды, человек и впредь не позволит себя обманывать (читай - манипулировать собой).
  
   Не стоит думать, однако, что Ослик поддался влиянию Ларри и что именно разработки Lab Traveling Adventure побудили его к решительным действиям. Генри и раньше понимал важность критического мышления для правильного развития человека и общества. Тем более это актуально для стран диктаторского типа наподобие России (где его судили, подвергали пыткам и где он лишь чудом избежал смерти). Население РФ забито, им управляют государственные СМИ, оно агрессивно и при этом бесправно, не сомневался Ослик и давно уже подумывал о технических способах решения проблемы.
   В его распоряжении была научная лаборатория. Он умело распоряжался деньгами, живо интересовался достижениями мировой науки, сотрудничал с ведущими учёными и обладал к тому времени собственными ноу-хау.
   Можно сказать, опыт LTA стал последней каплей. Его друзья явно недооценили возможности нейробиологии. Из лучших побуждений они придумали "машину от страдания", но эта машина не решала истинной проблемы. Впрочем, они и сами знали об этом. По существу, их проект как раз и возник на фоне разочарования.
   "Неизбежность упадничества, - писал Марк, - обусловлена сложностью современного мира. Всюду пиздёж. Пиздёж в транспорте, на улице, по радио, ТВ и в Интернете. Если не пиздёж, то отвратительные тексты, поганая музыка и уёбищная реклама. Добавим к этому пиздёж Путина и беспомощность его оппонентов".
  
   В отличие от "Джозефа" гаджет Ослика будет не специальным (для особых ценителей андеграунда), а продуктом массового потребления. Проще говоря, Генри рассчитывал совместить два в одном: нейромашину LTA и популярный форм-фактор пресловутого айфона. Пройдёт, впрочем, не год и не два, пока он осуществит свои планы.
  
   Но это в будущем. Теперь же лидером продаж был как раз "Джозеф". LTA-Joseph, несмотря на дурную славу, пользовался спросом. Исков ещё не было, а Ира Сендлер отправилась в Москву - немного развеяться, взглянуть на русских и продать квартиру родителей, repose of their soul (упокой их душу).
   Сендлер боялась русских. Москва (и тысячи "мухосрансков" по периметру) в её представлении были исчадьем ада. Не зря Ослик считал население РФ главной целевой аудиторией своих будущих "два в одном". Испорченные советской властью и путинской пропагандой, эти люди как никто другой нуждались в критическом мышлении.
   "Россия - аппендикс современного мира", - заметил как-то Станислав Белковский, и точно: отхватив Крым и устроив новое "Приднестровье" в Украине, РФ устремилась в закавказские республики. "У нас Азиатский союз или как?" - ухмылялся Путин, изрядно осунувшийся, но по-прежнему полный энергии и честолюбия. "Аппендикс" увеличивался в размерах, вот Сендлер и решила (пока не поздно) оформить сделку и проститься наконец с исторической родиной.
   Как она и полагала, продать квартиру, тем более в элитном районе "Сухаревской", да ещё в декабре (приближался к концу 2020-й) оказалось несложно, но возникли трудности с барахлом.
   Не то чтобы ностальгия. Никакой ностальгии, конечно, не было (запах, мебель, всевозможные мелочи давно уже утратили свою притягательность), зато книги - книги повергли в ужас. А дело вот в чём - родительская библиотека состояла преимущественно из книг советских писателей, и чем дольше Сендлер взирала на них, тем явственней осознавала: её родители прожили пустую, никчёмную жизнь.
   В какой-то момент она, казалось, потеряла ход времени, погрузившись в раздумья, да так и просидела битый час, уставившись в книжный шкаф. В глазах у неё стояли слёзы. Шкаф отражался там и чуть подрагивал, будто отражением была несусветных размеров лодка под чёрным парусом. Над водой нависал туман, но подул ветер, и лишь только туман развеялся, Ира очнулась с мыслью о помойке.
  
   Помойка
   Её родители прожили никчёмную жизнь: им врали "возвышенной" прозой, а они верили. Чтобы усомниться, они были недостаточно образованны, а их любопытство парализовано ещё в юности всё той же "великой коммунистической целью" - освободить люмпенов от труда и расправиться с врагами народа.
   Освободили, расправились, но не совсем.
   Россия и теперь отыскивала врагов, собирала земли и готовила идиотов. Русские по-прежнему вели себя как варвары, а на смену советской литературе пришла "путинская". Вперемежку с Пешковым (Горьким, Хламидой), Фадеевым (по прозвищу "Булыга") и драматургом Тренёвым ("Любовь Яровая") в шкафу красовались и вполне себе новоявленные персонажи. Министр культуры Мединский, к примеру, помощник президента Сурков (Дубовицкий - стихи и проза), господа Стариков, Кургинян, Дугин (идеологи "русского мира" - путинские шестёрки), Бородай с Гиркиным и, конечно, Захар Прилепин - мастер словесности (но тоже колорад).
   В глазах у Сендлер стояли слёзы. Новоявленные персонажи отражались там и подрагивали, будто отражением был морской десант в Керченском проливе (и без указания выходных данных издательства). Повинуясь течению, книги неспешно плыли к берегу, проникая одна за другой в территориальные воды суверенного государства. Над водой нависал туман, но подул ветер, и лишь книги открыли свою подлую сущность Ира связала их и отнесла на помойку.
  
   Помойка на Сретенке утопала в рассветных лучах декабрьского утра. В подворотнях носился ветер, притворяясь метелью и обрушивая клубы снежной пыли на головы обывателей. Те с унылыми лицами поджидали троллейбус у магазина модной одежды, но без толку - троллейбуса не было (как и модной одежды), зато помойка переливалась всеми цветами радуги.
   И вдруг Сендлер приметила у мусорного бака ещё одну связку книг, только другую. Совершенно другую (хоть книги и были перевязаны такой же бечёвкой, что и её "прилепины", а сама бечёвка - явно из той же галантереи в Последнем переулке).
   Ира присела, чтобы рассмотреть книги ближе, и точно: это были прекрасные книги. Правильные и гораздо более близкие ей, чем книги из родительской квартиры, сама квартира, да и родители (если подумать). На неё обречённо взирали Анна Ахматова с "Реквиемом" (по врагам народа и их женщинам), Борис Пастернак (с "Доктором Живаго"), Марина Цветаева и Осип Мандельштам. Ближе к земле и чуть подмокшие от помоев расположились Андрей Синявский (Абрам Терц), Василий Аксёнов, Иосиф Бродский и Виктор Шендерович.
   Все они были друзьями Сендлер.
   Они не вторгались в суверенные государства.
   Именно с ними она связывала большие надежды.
  
   II. Большие надежды
   То, что казалось важным,
   уже не имеет значения.
   со слов Тессы Скотт
   из фильма "Сейчас самое время"
   по роману Дженни Даунхэм "Пока я жива"
  
   Оказавшись на помойке, Сендлер ощутила себя воюющей стороной и испугалась. Она не умела сражаться, да и сражаться не очень-то хотелось: война была "гибридной", то есть необъявленной, без правил и без явного противника.
   С минуту она размышляла, как поступить. Ситуация и вправду была непростой. Оставь она Ахматову с Бродским здесь - Ира мучилась бы всю жизнь, а сдай их в букинистический магазин - её тут же арестуют. Если не арестуют, то "возьмут на заметку" и внесут в чёрный список. Так или иначе, возникнут вопросы, придирки, и не факт, что ей вообще позволят вернуться в США. К тому же она еврейка, а об участи узников Биркенау Сендлер знала не понаслышке. В Биркенау погиб её дедушка, брат дедушки и их мама. Там же не стало её бабушки, прабабушки, прабабушкиных друзей, подруг, подруг их подруг и так далее.
   Делать нечего - её бедолаги-писатели так и просились к ней в рюкзак. "Возьми нас, - едва слышно доносились голоса из помойки, заглушаемые метелью, бранью "прилепиных" и шумом приближающегося трактора. - Возьми нас, мы ещё пригодимся", - не унимались изгои. И Сендлер взяла. Пригодятся или нет - без разницы. Она сложила их в рюкзак и в тот же день позвонила Захарову и Мануиловой - знакомым по Coffee Point из далёкого теперь 2016-го.
   Мануилова не ответила, зато ответил Захаров. Он обрадовался и даже назначил ей свидание в клубе Great Expectations у Рождественского бульвара.
   - Большие надежды, - указал Митя на вывеску, выходя из машины и приветливо улыбаясь. - Читали Диккенса?
   - Читала, - ответила Сендлер.
   - Что-то у вас рюкзак топорщится.
   - Книжки. Не знаю, куда пристроить.
   - Вот и пристроите здесь, - улыбнулся Захаров. - Прошу вас, - он галантно подхватил её рюкзак и распахнул перед нею дверь, явно ведущую в подвал.
  
   Так и было. Они спустились в подвал. "Всё лучшее теперь в подвале", - словно извиняясь, промолвил Митя, приглашая гостью в "новый прекрасный мир", как он выразился.
   "Прекрасный мир" оказался весьма компактным помещением с небольшой сценой, стенами цвета грязной извести и низким потолком, откуда исходил мягкий неоновый свет. "Мир" был не новым и далеко не прекрасным, заметила Сендлер, но лучше так, чем слоняться без дела (помойками) в ожидании воздушного шара.
   - Шара? - переспросил Митя.
   - Фигура речи, - Сендлер потупилась. - Мне нравятся аэростаты: летишь себе, куда бог пошлёт.
   - И куда же он пошлёт?
   - Надеюсь, в Рокленд. В Рокленде меня ждут друзья. Как и в прошлый раз. Помните крачек над Павелецким вокзалом?
   Да, Митя помнил. Крачки мигрировали из РФ. Тем более она писала - и о Рокленде, и о Нью-Йорке. Сендлер являла собой как бы окно в цивилизованный мир (науки и искусства). Благодаря ей он познакомился с Ларри и был в курсе не только его исследований, но также и специфики самой Lab Traveling Adventure. Под влиянием Ларри Митя и сам затеял нешуточный проект.
   Впрочем, Захаров не торопился и начал с малого: он разработал специальную программу и открыл интернет-магазин, где продавал на заказ объёмные изображения реального мира (только лучше). Проект назывался "Виртуальный клон" и концептуально был весьма близок к LTA (правда, без музыки и "галлюцинаций").
   "Клон" особенно полюбился любителям порнографии, а примерно с год или два назад Митя вновь переосмыслил идеи своих американских коллег. В целом они совпадали с его взглядами на "трудности современного мира", и всё же перспектива параллельной реальности казалась Захарову чересчур фантастичной. Он предпочитал более приземлённые формы декадентства и в итоге остановился на компьютерном моделировании. До сих пор его программа воссоздавала лишь простейшие образы людей и животных ("потерянную любовь" - в терминах романтизма - как правило, последнюю и необычайно важную для психики "жертвы"). Образы продавались через Интернет, продажи росли, но Митя мечтал о большем.
   Мечтал и теперь работал над возможностью более тонкого, что ли, воспроизведения образов, а точнее - с использованием генетической информации. Кроме того, он активно занимался неодушевлёнными предметами и свойствами клонов, включая запах, цвет и возможность их осязать. Опыты с ДНК открывали невиданную перспективу, а в сочетании с новыми свойствами клонов тем более.
  
   Он рассказал Сендлер о своём проекте, планах на будущее и о Хьюлет - так Митя называл Катю Мануилову. Хьюлет как раз и была сейчас в центре его внимания, и именно в связи с виртуальным генетическим клонированием. Захаров пытался воссоздать образ её дочери (она не прожила и недели) от Джони Фарагута и некой Лизы Берковиц. "Эта Берковиц, кстати, тоже из Америки, - заметил приёмщик брака. - Однополые связи особенны и почти всегда драматичны".
   "Уж не та ли это Берковиц, - подумала Сендлер, - подруга Ларри по колледжу, археолог и внучка серийного убийцы из Нью-Йорка?" Оказалось, что та, и Ира припомнила "пасхальный трип". Лиза была там, и ясно, что неспроста.
   - Вы говорили о ней с Ларри? - спросила она.
   - Говорил, - Митя замялся, снял очки и полез за сигаретами. - Ларри помог мне кое с чем разобраться.
   - Может, вы и Нефёдову знаете? - Тайка всё чаще "являлась" к ним (пустыми коридорами) и, в сущности, стала их непременной гостьей. Вот и думай - реальность она или вымысел? - Так знаете? - переспросила Сендлер.
   - Знаю, - ответил Захаров. Он снова надел очки и, смяв сигарету, сложил её в пепельницу. - Но это работа, - добавил Митя. - Берковиц и Тайка - часть опыта, если хотите.
   - Как и мы с вами?
   Ира вдруг сникла. Ларри и его русский коллега лишь делали "работу". С чего она вдруг пристала к ним со своим любопытством, со своими сомнениями? И вообще пора двигать отсюда.
  
   Но нет. Подали суши, горячий суп из куриных крылышек, а Митя сменил тему (то её магазин пластинок, то снегопад на восточном побережье) и теперь слушал рассказ Сендлер о помойке. Слушал внимательно, и, казалось, искренне сопереживал. Захаров знал эту помойку.
   - Добрались и до книг, - промолвил он. - Книги - как танки: их подбивают, от них остаются одни ошмётки, а из этих ошмётков сочиняют новые, и так далее, пока кто-нибудь, как вы, к примеру, не захоронит их в клубе "Большие надежды".
   Надежды и впрямь большие, а клуб, как выяснилось, был частным предприятием самого же Захарова. В будущем эти надежды могли бы оправдать себя, что, в сущности, и произойдёт. Спустя годы Митя с друзьями переедет на острова Кирибати в Океании, а на смену Great Expectations он создаст так называемые "Клубы виртуальной причастности" (Club of Virtual Implication, CVI) - сеть высокотехнологичных интернет-кафе, где за доллар каждый сможет устроиться, как захочет (правда, на время, и весьма ограниченное).
   Фантазии, короче, символы - чем не Диккенс?
   И точно: приглядевшись, Сендлер нашла обстановку клуба во многом напоминающую дом Сатис-Хаус. По замыслу писателя, тому, кто владеет домом с таким названием, ничего больше не понадобится (от лат. satis - вдоволь). Стены клуба, потолок, картины по стенам, бар, столы, стулья и рисованные окна с решётками были подёрнуты искусственной паутиной. По периметру горели свечи, а при входе на лестницу сидела керамическая кукла в свадебном платье. Платье изрядно поизносилось и так же, как всё вокруг, утратило белизну, поблёкло и пожелтело. С головы невесты свисала фота, а к её волосам была приколота оранжевая гербера. Гербера давно высохла, леди увяла, и ярким в ней оставался лишь блеск ввалившихся глаз.
  
   "Мисс Хэвишем", - подумала Сендлер. Образы напрашивались сами собой. Её рюкзак с книжками был Пипом, Митя - адвокатом Джеггерсом, а она (ясное дело) - Эстеллой (Пиповой возлюбленной и дочерью бандита Мэгвича). Часы у Хэвишем показывали без двадцати девять. Часы у Сендлер, казалось, тоже.
   За образами она отвлеклась от беседы, но теперь уже и не в беседе дело. Митя с интересом разглядывал её и вдруг спросил, когда она улетает? Ира ответила - завтра, но загадывать не стала бы.
   - А то будет как с леди, - Сендлер указала на Хэвишем. "Леди" по-прежнему сидела в кресле, опираясь локтем о стол и склонив голову.
   - Не будет, - сообщил Митя. - Если хотите, покажу вам планетарий.
   - Планетарий?
   - Дом на Мясницкой, у нас там офис. Впрочем, вы знаете.
   Знать, конечно, она не знала, но кое-что припоминала из старой переписки с Хьюлет и владельцем Great Expectations. "Планетарием" была квартира Джони Фарагута. По сути - убежище, где опальный писатель работал и даже устроил там макет звёздного неба в начале десятых (отсюда и название). Вскоре Джони исчез, а в "планетарии" поселились его друзья - та самая Нефёдова (из "пасхального трипа") и собственно Захаров. Что интересно, осенью девятнадцатого писатель, не подумав, припёрся в Харьков (к тому времени уже подконтрольный России), где был немедленно схвачен и осуждён за измену родине. Сообщение об этом промелькнуло в The Wall Street Journal, но в целом осталось незамеченным (попался - и попался).
   - Джони? - Захаров будто не знал и теперь изображал удивление.
   Удивляться - русская забава. Сендлер давно уже поняла это и теперь лишь зевнула. Даже приличные люди в РФ любили демонстративно и избирательно.
   - Писали в газетах - уже год, как сидит. Там же, по-моему, где держали и Тимошенко, если не ошибаюсь.
   Она ошибалась. Джони и Тимошенко сидели хоть и по соседству (в Харькове), но в разных колониях: Джони - в Холодногорской Љ 18, а Юлия Владимировна - в Качановской Љ 54. Сендлер и Митя уставились друг на друга (Митя в оцепенении, Сендлер - выжидая и постукивая пальцем о столешницу). Впрочем, ждали они недолго, и уже минут через двадцать оба прибыли на Мясницкую, 44. В переулке маячили огни Садового кольца, на остановке валялся бомж, а через дорогу расположился исторический особняк с аркой и коринфскими колоннами в фасаде.
   - Джони тоже любил аэростаты, - заметил Митя, паркуясь у "Шоколадницы". - А не попить ли нам кофе?
   Нет, не попить.
   Сендлер хотела покоя. Митя смущал её. Она не знала, что и думать: если он играет с ней, то напрасно, а если нет, то зачем?
  
   А вот зачем. Лишь только они поднялись в "планетарий", Сендлер открылось необыкновенное зрелище. Под куполом со звёздами и Луной, прислонившись с обеих сторон к телескопу, как ни в чём не бывало беседовали Борис Немцов и Валерия Новодворская. На подоконнике, склонившись над книгой, сидел Алексей Девотченко, а за окном неистово бились деревья, как в фильме "Грозовой перевал" с Жюльет Бинош и Рэйфом Файнсом (Wuthering Heights, режиссёр Питер Козмински, Великобритания, США, 1992). Девотченко, как видно, готовил новый спектакль. Он то бормотал, то вскрикивал, то неожиданно вскакивал и метался туда-сюда - артист, одним словом. Вдобавок по офису шныряли две кошки и собака, а у кулера стоял ослик.
   "Ослик Иисуса Христа", - подумала Сендлер и вдруг припомнила Генри Ослика. Что-то общее было между ним и этим несчастным. Ослик покачивался, опустив морду, озираясь по сторонам и время от времени подёргивая передней лапой, будто прощаясь с нами. Но нет - он не прощался. Как не прощались с нами Алексей Девотченко, Валерия Новодворская и Борис Немцов. Не прощались с нами и две кошки с собакой.
   - Собака Виктора Шендеровича, - уточнил Захаров и принял вид ироничной озабоченности. - Как раз работаю над Виктором, - произнёс он, - но что-то никак.
   Строго говоря, все эти образы были отнюдь не частью "Виртуального клона", а по сути художественной инсталляцией. Весьма дорогостоящей инсталляцией, по словам Захарова, но чего не сделаешь ради искусства.
   - Игра воображения, - замялся Митя.
   Идея пришла к нему примерно с год назад, когда в РФ закрыли последние "очаги культурного андеграунда", как он выразился, включая Винзавод, Библиотеку украинской литературы и книжный магазин "Гиперион". Закрыли даже "Жопу", где собирались и без того униженные любители протеста: опять же подвал, вонь, "Тихо, идёт лекция!", а на выходе картонный ящик с надписью "Халява" (и тот пустой).
   - Моей "Жопой" стали туалеты, - признался Захаров. - Лишь в туалете я чувствовал себя более-менее свободным, но вскоре и там установили камеры.
   - Игра воображения, - напомнила Сендлер.
   - Тут что с книгами из вашего рюкзака, - понимающе кивнул Митя.
  
   Итак, он придумал арт-проект. В отсутствие Винзавода, решил Захаров, он сделает свою выставку, и это будет выставка андроидов выдающихся персонажей - храбрецов и истинно свободных героев (герои не умирают). Первой он изготовил модель Валерии Новодворской. "Навстречу шла тучная женщина в очках, похожая на сову", - Сендлер живо представила ситуацию и искренне рассмеялась. Ситуация казалась обыденной, отчего вдруг стало спокойно, тепло и нестрашно.
   - Вы случайно не Валерия Новодворская - диссидент и публицист? - обратилась она к "тучной женщине". - Меня зовут Ира.
   - Здравствуйте, Ирочка! - обрадовалась Валерия Ильинична. - Как же вы добрались сюда в такой ураган? - она подошла к окну (за окном хлестал дождь) и обратилась к Борису Немцову. - Знакомьтесь, Боря, девушка прилетела из самого Нью-Йорка.
   Они познакомились. Боря был учтив и галантен. "Внутренний феминист и человек спонтанных решений", по словам Ирины Хакамады. Не менее галантным выглядел и Алексей Девотченко. Артист действительно репетировал новую пьесу - на этот раз он играл Василия Семёновича Стуса, украинского поэта и тоже изгоя, диссидента и мученика за демократию. Алексей, несомненно, был в образе, но отвлёкся, взял Сендлер за руку и предложил сигарету.
   "Насколько вообще допустимо играть с мёртвыми?" - размышляла Ира. Размышляла, а деревья из "Грозового перевала" всё бились, словно и впрямь на расстоянии электрона от неё невидимые и возмущённые положением вещей бесновались ангелы.
   - Спасибо Хироси, - отозвался Захаров, будто почуяв её сомнения. - Модели собраны в лаборатории Хироси Исигуро из Осаки (Hiroshi Ishiguro, профессор Осакского университета).
   - Поздно, здесь мотивы не те, - вставила Валерия Ильинична. - Да и вообще, Митя...
   Она вдруг притихла, взглянула на Митю, затем на ослика (тот смутился) и едва слышно промолвила (как если бы брала кредит у вечности, а теперь ясно, что не вернёт его): "Всё сломано, всё изменилось".
  
   Всё сломано, всё изменилось.
   Выйти на улицу - уже не знаешь.
   Как и летать - не полетаешь.
   Небо закрылось.
  
   III. Небо закрылось
   Високi думи вiдiйшли, як грози,
   поезiя, як вiра вiдiйшла.
   (Высоких мыслей отгремели грозы,
   поэзия, как вера, отошла.)
   Василь Стус
  
   Тем временем Марк (Марк Даун - музыкант и автор альбома "Пустые коридоры") отправился в кругосветное путешествие на вертолёте. Его путь пролегал из Брума через Веллингтон, острова Антиподов, Южный полюс и дальше - вдоль нулевого меридиана (остров Святой Елены, Акра, Картахена, Лондон, Шпицберген, Северный полюс, Анадырь, Гавайи, Фунафути).
   Марк не знал, что "небо закрылось", что Митя Захаров устроил выставку андроидов (герои не умирают) и что, по словам Валерии Новодворской, всё связано. Не знал - и напрасно. 27 февраля 2021 года (как раз в годовщину убийства Бориса Немцова) его Robinson R44 потерял управление и упал в океан неподалёку от острова Гоф.
   Лишь в последний момент (метров за двадцать до земли) Даун выбрался из кабины, и пока падал, вот о чём он подумал: блядь, "Возможность падения на рельсы!". Этот знак на железнодорожной платформе в Тирасполе (или в Кишинёве - тут он путался) Марк помнил ещё с детства. Знак словно смеялся над ним и отнюдь не предостерегал, а приглашал: "Падай уже, и дело с концом!" С тех пор Марк падал. Вся его жизнь была долгим падением, и вот наконец он приземлился.
   Даун с шумом упал в воду, стал тонуть (но не сильно), а когда всплыл, удивился - среди обломков геликоптера плавали и вполне себе полезные предметы: спасательный шлюп, ружьё, сигнальная ракета, палатка с логотипом Ramones и коротковолновая радиостанция. "Не слишком ли много, - усомнился Марк, - для пассажира, свалившегося на рельсы неумолимой и бесстрастной эволюции приматов?"
  
   Сомневаться, однако, было не время.
   Марк забрался в лодку, собрал "полезные предметы" и поплыл в надежде добраться до Гофа (остров находился милях в пяти от него, если, конечно, навигатор не врал). Нет, не врал. Да и кому ещё верить посреди океана в непроглядную ночь? Зато наутро Даун приблизился к острову и благополучно сошёл на берег как раз у южноафриканской метеостанции.
   - Здравствуйте, Марк, долго же вас носило! - обратилась к нему Дженни Берген - метеоролог и инженер из Дурбана (ЮАР).
   Берген поймала сигналы бедствия с R44 примерно сутки назад и уже беспокоилась - как бы не пришлось ей выходить в море, ведь она одна (её коллеги отправились на Тристан-да-Кунья за продуктами).
   - Здравствуйте, Дженни, - промямлил Марк и улыбнулся. - Хотите, я вам спою?
   - Хочу, - ответила Берген, прекрасно понимая, с кем имеет дело: авантюрист и неудачник. Споёт - и то ладно.
   Даун спел, обсох, осмотрел метеостанцию и уже через неделю отплыл с миссией ЮНЕСКО в Кейптаун.
  
   Научно-исследовательское судно "Сэр Стивен Хокинг" доставило на Гоф орнитологов из Королевского общества защиты птиц (RSPB) для борьбы с мышами-гигантами. Мыши попали сюда с китобоями около 160 лет назад и с тех пор мутировали, увеличившись до размеров, в три раза превышающих размер обычной мыши. Со временем они превратились в настоящих хищников и теперь питались не семенами, как раньше, а пожирали птенцов прямо в их гнездах. Мыши-гиганты считаются самыми крупными мышами в мире, а поскольку им ничто не угрожает, они вышли из-под контроля и уже съели несколько редчайших видов, включая альбатросов Тристана и даже овсянку Гоф - единственного представителя рода rowettia (Гофская овсянка-роветтия, лат. rowettia goughensis).
   В этом смысле Марк ещё хорошо отделался. Он не утонул (а мог бы), его не съели мыши-гиганты, и хоть он остался без вертолёта - купит новый. А вообще Марк мечтал об "Эндис".
   "Эндис" - компактный самолёт на солнечных батареях. Проект анонсирован американской Solar Industrials и на сегодняшний день признан наиболее эффективной машиной данного класса. Идеальный аппарат для путешествий, полагал Марк: пилот, два пассажира, скорость - до 200 км/час, неограниченная дальность и возможность вертикального взлёта-посадки. Самолёт летит днём и ночью. Днём он набирает высоту и запасает энергию в аккумуляторах, а ночью снижается и использует заряд, накопленный в светлое время суток. Даун так и видел себя за штурвалом "Эндис" и, подобно мистеру Тоуду из "Ветра в ивах", уже строил планы (не сейчас, так позже).
  
   Сейчас же он преспокойно направлялся в Кейптаун. "Сэр Стивен Хокинг" - современное судно. Настоящая лаборатория, размышлял Даун, с комфортом устроившись в специально отведённой для него каюте, оборудованной как библиотека и комната отдыха одновременно. Каюта располагалась в кормовой части у моторного отделения. Звук мотора убаюкивал, а за иллюминатором то и дело выпрыгивали из воды "обкурившиеся дельфины", как заметила Гермиона Кокбурн - известная телеведущая и популяризатор науки. Она тоже направлялась в ЮАР после съёмок очередного фильма на Тристан-да-Кунья. Узнав, кто он и что с ним приключилось, звезда немедленно явилась к нему в "библиотеку" - вся сияющая и необыкновенно жизнерадостная.
   - Доктор Кокбурн, - представилась Гермиона, - Открытый университет.
   - Марк Даун, воздухоплаватель, - ответил Марк.
   - А я вас знаю! - Кокбурн не унималась.
   Как и дельфины, доктор тоже была навеселе. Она размахивала руками, убирала чёлку со лба и всё болтала о таксонах с острова Святой Елены. Марк слушал, но, признаться, не понимал. Таксон - от греческого "порядок", объясняла Кокбурн. "Таксон является частью биологической систематики, - она явно дразнила его, - и объединяет виды на основе общих признаков".
   - Среди таксонов, к примеру, различают эндемы, - она и себя, похоже, дразнила, - представители которых обитают лишь в ограниченном пространстве.
   Так они и сблизились. Сблизились и остаток пути провели вместе. Несмотря на разницу в возрасте, пара великолепно смотрелась. Гермиона и Марк занимались любовью, кормили птиц и сочиняли истории - она о тристанском пастушке (лат. atlantisia rogersi), а он о музыке. И пастушок, и музыка были эндемами. Как и любой эндем, они нуждались во внимании к себе, но не имели научной ценности и представляли интерес лишь в замкнутом ареале их личных отношений.
   В Кейптауне "эндемы" постояли у моря, попили кофе на Main Somerset и прошлись по бутикам, включая книжный, где Гермиона купила Rook En Oker - первое издание сборника стихов Ингрид Йонкер "Дым и охра" на африкаанс (1963). Раритет обошёлся ей в 200 фунтов.
   - Целое состояние, - удивился Марк.
   - Вот и возьми его, - Кокбурн улыбнулась, сунула ему книгу и наизусть прочла "Я повторяю тебя...": "Я повторяю тебя бесконечно. / Повторяю рельеф твоего тела. / День отмечен тенью прозрачной. / Ночью звёзды царят в небе. / Пейзаж почти неразличим. / Рядами свечек выстроились люди. / Я повторяю тебя бесконечно / Грудью своей, / Что помнит изгибы рук твоих" (текст дан по фильму "Чёрные бабочки", Black Butterflies, 2011). И ещё:
  
   Зерно
   Мелкое зерно песка.
   Галька перекатывается в ладонях.
   Оно набилось в мои карманы,
   Словно пыль воспоминаний...
  
   Ну что тут скажешь? Влюблённые - как пингвины: потрутся клювами и назад (к своим яйцам). Марк отправился в Брум, а Гермиона - в Порт-Элизабет на конференцию по геологии.
  
   Конференция оказалась так себе, зато Брум переливался радужными полосами тропических ливней. Вдохновлённый приключением, Марк погрузился в работу (новые стихи, другая музыка) и уже в июне приступил к записи очередного альбома. Образ Гермионы присутствовал в каждой его вещи, хотя и ясно, что она была лишь музой, а их совместной реальностью - секс, кофе и Йонкер (с видом на море).
   Зато разрешились его непростые отношения с Сабиной. Даун вдруг понял, что не любит её, но она друг (и таких друзей - ещё поискать). Система принимала чёткие контуры: влюблённость, вдохновение, любовь и дружба. Марк пережил падение, его геликоптер рассыпался на части, но Даун выжил. Выжил и "мутировал", получив, казалось бы, эволюционные преимущества, но на самом деле - отсрочку.
   Вдохновение кончилось. Вернулось здравомыслие, а вместе с ним опустошённость, лень и растерянность (что дальше?). Запись альбома теперь представлялась бессмысленной, Кокбурн - вымыслом, Сабина - лишь другом, а Скович - необыкновенно далёкой (да и не такой уж необходимой ему).
   Тем не менее альбом получился.
   Марк издал его на кассетах и по старой памяти в виде бумбоксов в Tuvalu Empty and Life. Скович помогла ему с музыкой (мелодии, тональность, звук), Сабина - с критикой (она была первым и благодарным слушателем), а Гермиона - с рекламой: на BBC, в Сообществе природоохранных групп (Birdlife International), RSPB и в ЮНЕСКО.
   Признаться, Даун и сам не понял, как всё случилось. Стихи и музыка возникли из одного впечатления и сразу же приняли вполне завершённый и концептуальный образ. Причиной тому, как ни странно, явилась балконная дверь. Балконная дверь в его доме. Вернувшись в Брум, Марк внезапно заметил, что она как живая. Стоило её открыть, дверь буквально кидалась. Кидалась на Марка, дверной проём, воздух, полосы дождя, птицу, пролетавшую мимо, и на весь мир. Тут же родился замысел, а альбом получил название "Балконная дверь".
  
   По сюжету события разворачивались в условном "Кейптауне" (тут тебе и Йонкер, и апартеид, и мундиаль). "Блуждая как-то у Caledon Square, - вообразил Марк, - Гермиона Кокбурн то и дело хихикала: Даун и на этот раз перегнул палку. Балконная дверь в его представлении закрыта, и будет закрыта до конца наших дней. Между тем, по мнению Стивена Кинга, реальность - это таинство. "Мы опускаем над нею завесу повседневных дел, - пишет он в Н., - чтобы скрыть игру их света и тени".
   Тут Кокбурн остановилась. У Бордюра лежал тристанский пастушок. Лежал кверху лапками, мёртвый и с усталым выражением на морде. У него был приоткрытый клюв и стеклянные глаза, уставившиеся в небо. Здесь же валялись с десяток сломанных веток, перья и вперемешку с грязью два или три жёлтых листа, прочно прибитые к асфальту. "Всё верно, - подумала Кокбурн, - пастушок как пастушок. Умер, не дожив до утра". Гермиона подняла голову. Балконная дверь над нею была приоткрыта и чуть покачивалась туда-сюда, словно предостережение".
   Альбом в сущности и был предостережением.
   Предостережением себе, благодарному слушателю, тристанскому пастушку и, образно говоря, следственному комитету. РФ к тому времени устроила ещё один "Лугандон" (на этот раз в Гагаузии, Молдова) и вкупе с Одесской областью получила прекрасный бонус к мундиалю (мундиаль-2018). Игры вышли "на славу", но в том-то и дело: тристанский пастушок - одна из тех птиц, которые не умеют летать.
   Несмотря на бравурный тон и вопли о "русском мире", русские в этом мире выглядели едва ли не дикарями. Жизнь их была ничтожна, она ничего не стоила, все понимали это, но, как говорится, во всём виноват Обама. "Агрессивно-послушное большинство", "русский ресентимент" - по выражению профессора Афанасьева. Скажем так, если пингвины (как и тристанский пастушок) не умели летать, то они хотя бы умели плавать. Русские же так ничему и не научились (если не считать, конечно, воровства, криминала и жестокости).
   Смысл? Да какой, к чёрту, смысл! Подобно тристанскому пастушку, русские вили гнёзда, ели червяков, а их ели гигантские мыши (читай - наследственность, Путин и Гостелерадио). Катастрофа, случившаяся в России в XX веке, была отнюдь не геополитической катастрофой, а скорей антропологической. Как и Борис Парамонов с радио "Свобода", Даун понимал это, но также и ясно, что не в Обаме дело.
  
   Альбом включал две композиции (по одной на сторону): "Ночь" и "День" (в первоначальной версии "Земля" и "Небо" - тут Даун ещё колебался: а летает ли пастушок?). "Нет, не летает", - заявила Кокбурн. Днём, в представлении Марка, Тристан-да-Кунья мало чем отличался от Брума, Лондона или Нью-Йорка (русские дипломаты изображали нейтралитет). Островитяне вили гнёзда и ели червяков. Зато ночью их ели мыши-гиганты: русско-молдавскую границу пересекали вооружённые люди, танки и "гуманитарный конвой".
   Конвой доставлял колорадам топливо, боеприпасы и еду. Мыши-гиганты разрушали гнёзда, брали в плен пастушков и, если те отказывались сотрудничать, убивали их. Пастушки соглашались, но и в этом случае их жизнь была бессмысленной, так что выхода нет, решали они (во всём виноват Обама).
   И вот во всей этой круговерти тристанский пастушок влюбляется в овсянку Гоф (тоже эндем). Они переезжают в Европу, снимают дом с видом на море (юг Франции, скажем, или Барселона), но и здесь счастье выглядит эфемерным: те же "ночь" и "день", удручённость и балконная дверь. Балконная дверь была приоткрыта и чуть покачивалась туда-сюда, словно предостережение.
   Спустя время Каталония добьётся независимости, и каталонские леваки приведут страну в "социалистический рай" (бездельников). Они получат баснословные преференции от РФ и вскоре превратятся в настоящих "мышей-гигантов", пожирающих эндемы - и свои, и чужие.
  
   IV. Свои и чужие
  
   Мир был чудесен, как сопля на стене.
   надпись в тамбуре электрички
   "Москва - Фрязино", 7.10.2014
  
   "Ночь и день - как свои и чужие", - размышляла Сабина Аллен, устроившись у себя в обсерватории на окраине Брума и припомнив вымышленное кафе "Ночь и день" из фильма "Лучшее предложение" (The Best Offer, 2013). Подобно Вёрджилу Олдману в финальной сцене, она тоже ждала - не зная в точности чего и надеясь на случай.
   Помогая Марку с альбомом, Сабина виделась с ним чаще обычного. Они много говорили, и хоть не занимались любовью, Аллен казалось, у неё вновь проснулись чувства. Надо же - стоит признаться в дружбе, начинаешь любить, и наоборот. Вёрджилу, конечно, не позавидуешь, впрочем, и она не подарок - обманула саму себя.
   Но что значит быть обманутым и можно ли считать самообман за ошибку? Как вообще понять - где свой и чужой? В контексте русских войн, к примеру, всё ясно: Россия - враг. Другое дело - любовь, человек и, что ещё хуже, - обратная сторона человека. Дуалистическая природа материи, казалось бы, всё портит, но нет: и драма, и её преодоление зачастую приносят радость. Так что вряд ли самообман - ошибка. Скорей мутация. Применительно к The Best Offer - духовное перерождение Олдмана (по ходу сюжета). Более того, став жертвой обмана, Вёрджил не думает о мести, он по уши влюблён и лишь надеется на встречу с Клэр.
   Как и вымышленное кафе "Ночь и день", обсерватория Аллен была никудышным местом для экзистенциального опыта, зато идеальной позицией для воображения. Вместо коллекции механизмов, правда, здесь в избытке присутствовали предметы, оставшиеся от Марка: его гитара, комбик, клочки бумаги, ноты и исписанная текстами стена с картой звёздного неба. Среди текстов бросалось в глаза стихотворение "Ночь" (впоследствии изрядно видоизменённое):
  
   Ночью - как в подземном переходе,
   Обесточенном в ходе реставрационных работ,
   Темно, ни зги не видно,
   В том числе и мышей.
   Мыши-гиганты отправились на охоту.
  
   Почерк у Дауна был ровный, с красивым наклоном, но трудно читаемый (как и автор). Строго под каракулями он пририсовал мышь, но не гигантскую, а обычную. Мышь торопилась к себе в норку с полукруглым входом, как в мультике про Тома и Джерри. Здесь же прогуливался и "Том", но странно - необыкновенно сосредоточенный, с видом идейного коммуниста, а ведь впору улыбнуться: как раз над "Томом" и чуть правее Марк поместил фрагменты "Дня". "Днём, как и ожидалось, с посланием к быдлу выступил президент", - писал Даун. И дальше:
  
   В небе плывут облака,
   Словно едут в поезде на работу.
   В вагоне контроль билетов,
   А за окном мелькают привычные контуры,
   Птицы и фонарные столбы,
   Дожидающиеся ночи.
  
   Близился День благодарения, и чёрт бы с ним, с "Томом" - в далёком космосе обнаружилось пятое гравитационное линзирование сверхновой SN Refsdal. Сабина живо интересовалась гравитационным линзированием и теперь, обзаведясь собственной обсерваторией, намеревалась исследовать эффект самостоятельно.
   Наблюдение за SN Refsdal началось в марте 2015-го с расшифровки астрофизиками из Калифорнийского университета в Беркли (University of California, Berkeley) уникальных снимков, полученных телескопом "Хаббл". Увидеть свет от сверхновой, которая взорвалась девять миллиардов лет назад, стало возможным благодаря учетверённому отклонению её света из-за гравитации более массивного объекта. Система из четырёх лучей образовывала так называемый "Крест Эйнштейна" с галактикой-линзой в центре. Теперь же, спустя без малого семь лет, Сабина ожидала "приход" пятого луча (а вместе с ним и очередного момента одного и того же взрыва).
   Крест Эйнштейна расположен в созвездии Пегаса и назван в честь автора Общей теории относительности, позволившей предсказать и объяснить гравитационное линзирование как следствие искажения геометрии пространства. Сама же линза представлялась Аллен машиной времени. По расчётам специалистов из Беркли, к примеру, изображение SN Refsdal достигало Земли ещё задолго до пятнадцатого года и по меньшей мере два раза - за 10 и 50 лет.
   Машина, впрочем, так себе. Ведь ясно же - она работает в одну сторону (сеанс повторного кино), да и фотография объекта - отнюдь не объект. Иначе говоря, с лучами света не прилетают люди и всё сводится к воображению. Допустим, рассуждала Аллен, Марк - сверхновая или даже квазар. Тогда свет - его музыка, а она - линзирующая галактика: никто к ней не прилетит, зато приятно.
  
   Непростая ситуация, но прилетит или нет, мы ещё посмотрим. Во всяком случае, пятый луч от сверхновой уже направлялся к Земле. Он летел на всей скорости - полный оптимизма и многократно усиленный гравитационной линзой в созвездии Пегаса. Линзирующей галактикой в данном случае была галактика ZW 2237+030, а параллельно тому (чуть с опозданием, но не суть) к Земле направлялся, образно говоря, Руди Кларк из обсерватории Китт-Пик (США, Аризона). Руди был стажёром от NASA и в ходе проекта Five Coming ("Пятое пришествие") отвечал за взаимодействие с астрономами-любителями.
   Одним из таких любителей в его списке значилась Сабина Аллен (Сабина Аллен, Австралия, Брум, California Institute of Technology). В феврале он уже звонил ей и теперь, связавшись с Аллен по Скайпу, Руди испытал трепет, некоторую робость и даже беспомощность: Сабина явилась ему необыкновенно красивой, начитанной и на редкость собранной. "Чистый ангел, - подумал Кларк, - и телескоп у неё что надо".
   Обсерватория Аллен и впрямь соответствовала самым передовым стандартам - спасибо Ларри. К тому же, узнав о серьёзных намерениях астронома, её поддержали и друзья из Британии: Паскаль помог с оборудованием, а Ослик добился для неё специального гранта от Комиссии по науке.
   Ангел, не ангел, но и Сабина запала. Руди казался ей не только симпатичным и умным, но и молодым учёным с большим будущим (что особенно важно, если вы "демшиза" и лишь продавец табачной лавки). По результатам эксперимента Аллен вошла в шорт-лист премии Мэтта Тейлора и даже получила специальный приз за открытие одной особенности SN Refsdal: пятый луч издавал ранее неизвестные звуки в неслышимом диапазоне. В том же диапазоне, к слову, урчал "голубь Диккенса", замеченный Паскалем Годеном в начале повествования.
   Совпадением заинтересовался Ларри. Более того, ритм и мелодия сигнала полностью соответствовали ранней композиции Марка под названием Plaza Real. Именно на Королевской площади в Барселоне (в далёком две тысячи одиннадцатом) Даун наслушался голубей и впервые заподозрил странное влияние некоторых звуков на мозг. Тогда же он влюбился в совсем ещё юную школьницу из Румынии и буквально за ночь сочинил альбом, ставший дебютным.
   Марк и до сих пор считал ту влюблённость психическим помешательством. Во-первых, Ева (её звали Ева) - совершенно фантастическое имя. В тот год как раз вышел фильм "Ева: Искусственный разум" (Eva, авторы сценария Серхи Бельбель, Кристина Клементе, режиссёр Кике Маильо, Испания, 2011). Даун был очарован - и Клаудией Вегой (в роли Евы), и реальной Евой с Пласа Реал. Во-вторых, птицы - их массовое и убийственное урчание. Он будто сунулся в курятник, а когда высунулся, уже было поздно.
   - Что ж ты раньше не сказал? - удивился Ларри.
   - Так он и мне не говорил, - вмешалась Сабина.
   - А что говорить? - Марк потянулся за сигаретой. - Любовь длилась недолго.
  
   Тут Даун прав: говорить не о чем. Но мы ведь говорим о звуке. Совпадение звуков, мелодий и немыслимые пересечения последних событий навели Ларри на мысль о новом значении звука (значении другого порядка - вот ведь в чём дело). И ладно бы конкретный звук - звуков множество. Звуки окружают Землю, они внутри её и на поверхности. Звуки прилетают извне, и все они производят до некоторой степени хаос.
   "Зато не скучно, - размышлял Ларри. - Даже абсурд (художественный аналог мутации) имеет практическую подоплёку - он не нуждается в объяснении, допускает любую тактику и как следствие облегчает жизнь". Ведь и Пегас, если присмотреться, расположен в северной части небосвода - из Брума едва заметен, у Евы (андроида из испанского кино) едет крыша, да и русские войны, в сущности - часть путинского абсурда. Делать нечего, "Ловить акул слишком легко и неинтересно, - заметил как-то путешественник Хейердал, - не то что отбивающихся корифен" ("Экспедиция Тигрис"). "Акула - порядок, стало быть, корифена - хаос", - подытожил Ларри (с тяжёлым сердцем, но вдохновлённый - что-то там у него вырисовывалось).
   Так же и Аллен с Руди: он был акулой, а она - корифеной. Ловить его было легко и не смешно. Он ни разу не пригласил её, не приехал к ней и вполне обошёлся виртуальным сексом.
   Хаотическое движение завораживает и интригует. Впрочем, и хаос - до поры. К примеру, звёзды: если долго смотреть на небо, они перестают быть хаотическим скоплением (блёсток) и принимают черты системы - положение и календарь (пространство и время).
  
   "Пространство и время..., - не сдавалась Аллен, оказывая мысленное сопротивление своему пессимизму. - Как же тоскливо", - думала она, уставившись в чёрную полусферу над головой.
   В масштабе космоса пространство и время представлялись ей чудесной предпосылкой к счастью: тут тебе и романтика, и увлечение, и люди (редкие, правда, но с которыми есть хотя бы общее понимание). В масштабе будней всё иначе. На самом деле ей надоели и её пространство, и её время. Она по уши в долгах, у неё нет семьи, а любимый человек "занят" и к тому же понятия не имеет, как она любит его.
   Любовь к Ларри непостижима: чем он дальше, тем любовь эта сильней, и даже серьёзные, казалось бы, увлечения (читай - Руди) выглядели лишь рекламным объявлением в жёлтых СМИ и за баснословную цену. Люди, окружавшие Аллен, распадались на своих и чужих. Сабина жила в разладе с собой, а мир и вправду был "чудесен", обращалась она к эпиграфу на странице 124: "Чудесен, как сопля на стене".
  
   Своих было чуть - в основном чужие.
   Чужие плодились в соответствии с законами Менделя, а свои умирали, переходили на сторону противника, или их убивали (пятью выстрелами в спину на Большом Москворецком мосту). Своих становилось всё меньше, цена их росла и в итоге достигла заоблачной. "Заоблачной", - ужасалась Аллен, - и соизмеримой с её кредитом в National Australia Bank. Кредит приближался к вечности, вот и думай: отчего законы Менделя не распространяются на своих?
   Свои сидели по тюрьмам, их насиловали шваброй и сжигали их дома. Сжигали их книги, отменяли концерты, а она стеснялась даже признаться, что любит их. Чужие не знали и знать не хотели о швабрах. Отношения со своими у Аллен были возвышенными, большей частью удалёнными (и воображаемыми). Чужих она презирала и ненавидела - пусть бы даже и в ущерб себе: она сторонилась чужих магазинов, кафе и стоматологических кабинетов. Свои вызывали прилив энергии. Чужие угнетали, портили настроение и бесили.
   Аллен безошибочно определяла и тех и других.
   Свои улыбались, они излучали свет и избегали насилия.
   Чужие кидались, орали и предпочитали пиздёж. Это были бездельники, религиозные онанисты, нацисты и коммунисты. Чужие не допускали инакомыслия, в том числе и у могил диссидентов, осквернённых и изувеченных надписями вроде Jude Nemtsov Charlie Hebdo (жид, национал-предатель, неверные).
  
   V. Неверные
   Как по-вашему, в этой стране
   есть цивилизация? -
   Туркам кажется, что есть.
   Дэвид Лодж, "Мир тесен"
  
   Художники Charlie Hebdo не ожидали, что их расстреляют среди бела дня в цивилизованной Европе, граждане Украины не ожидали российской агрессии, а Борис Немцов - выстрелов в спину. "Мало ли что Путин - хуй, русские - яйца, а карикатуры задевают", - думали они. Но в том-то и дело: Nemtsov, граждане Украины и художники в представлении чужих были "неверными".
   Узнав об убийстве Бориса Немцова в 2015-м, Катя Скович пережила, можно сказать, акт мысленной дефенестрации. Борис Ефимович годился ей в отцы, но безумно нравился ей и, более того, был одним из немногих, кому она, не раздумывая, отдалась бы. Отдаваться, однако, было поздно, и она живо представила, как вместе с оппозиционным политиком её выбросили из окна (что, собственно, и делали во времена Яна Гуса с неугодными). В полёте она испытала невесомость и, пока летела, читала незаконченный доклад Бориса Немцова "Путин. Война". Оккупация Крыма и беспредел, устроенный РФ на юго-востоке Украины, были тоже "дефенестрацией", но реальной, отчего доклад выглядел вполне себе свидетельским показанием для грядущего суда.
   Как мы уже поняли, никакого суда не случилось. Преступление осталось ненаказанным, и Россия продолжила "собирать земли" - на этот раз в Молдове и Средней Азии.
   - Люди, захватившие власть в РФ, на самом деле не люди, - утешал её Даун (и не поймёшь - смеялся он или всерьёз). - Они лишь внешне напоминают людей и в отличие от человека в традиционном понимании произошли не от обезьяны, а от медведя. В науке подобные явления называются конвергентной эволюцией. Наиболее выраженные примеры конвергентной эволюции наблюдаются на Мадагаскаре. Многие из обитающих там животных очень похожи, скажем на пуму, ежа или поросёнка. Но нет - это совсем другие животные, что доказывает анализ их ДНК. Вместо пумы мы имеем фоссу, вместо ежа - ехидну, а вместо поросёнка - тапира.
   - Вот оно что, - улыбнулась тогда Кэт и сразу же почувствовала себя мухой-подёнкой: фантастически короткая и бессмысленная жизнь.
   Даже теперь, спустя годы, она ощущала себя этой мухой. Да все они мухи (мухи-подёнки): и художники Charlie Hebdo, и граждане Украины, и Nemtsov (читай - "неверные"). Жертвы дефенестрации. Выброшенные из окна мухи-подёнки беспомощно махали крыльями и падали замертво. "Медведи против подёнок - эффект очевиден", - размышляла Скович.
  
   Шло время. Вдобавок к "медведям" Кэт заболела рассеянным склерозом. "Регулярные процедуры, химия и обездвиженность в будущем", - констатировал доктор. Механизм распадался. Даже их предприятие, едва окупив затраты (и лишь начав приносить прибыль), успешно закрылось. После череды разбирательств продукция Lab Traveling Adventure была признана вредной и опасной для жизни. Иск поступил сперва из РФ, затем из Армении и КНР. Страны с авторитарными режимами жаловались на шизофрению. По их мнению, LTA-Joseph сводили с ума и провоцировали протесты. Речь шла о массовых протестах, повышении уровня самоубийств и падении рейтинга власти.
   Друзья оставили бизнес, продали фабрику в Тувалу, а вырученные деньги вложили в Intelligent Dynamic Procedures Генри Ослика (и стали, таким образом, спонсорами его будущих разработок, включая DARVIN Alligator и гаджет для космических путешествий DARVIN Mars).
   К двадцать четвёртому году Скович оставила музыку (игра утомляла, руки не слушались), но увлеклась чтением и - надо же! - защитой прав и свобод. Голова при рассеянном склерозе работает на удивление исправно. "Курьёзно исправно, - смеялся Ларри, - словно компенсируя потерю физических сил".
   Кэт наладила связи с Amnesty International и даже открыла небольшой правозащитный центр в Рокленде с офисом в местном Музее маяков (Lighthouse Museum).
   Как ни странно, в Штатах тоже полно "неверных", но в том-то и разница: в отличие от РФ и ИГИЛ здесь никто никого не отстреливал. Диссиденты здесь были частью общества (протестной, неугодной, но крайне необходимой). В сущности, без них не было бы Америки. Закон и суд в Штатах одинаковы для всех, и их непрерывно контролируют СМИ и сами граждане. Довольно сложная схема - вряд ли её поймёт колорад или религиозный онанист, но так есть и так должно быть, не сомневалась Скович. Одно дело - позволить власти творить что вздумается (как в Беларуси, к примеру, Таджикистане или Северной Корее), а другое - следить за властью. Следить за законами, за их исполнением и предавать гласности каждый её шаг.
  
   Как же она устала! Кэт не чувствовала тела.
   Она то летела, то медленно парила над землёй. Голова кружилась, а пальцы немели уже в начале "Лунной", когда, казалось бы, ещё тишь да гладь. Бетховен лишь готовился (к взрыву), но уже точно знал, что он "неверный" и что дни его сочтены. Кэт хотела в больницу. Там ей поставят с десяток капельниц, и станет легче. В какой-то момент она и вовсе забудет, что больна, но ненадолго. А вообще у неё два варианта: притормозить - и тогда погрузиться во мрак болезни, или переменить ход мысли и заняться делом.
   Она как Бетховен (глухой и выбившийся из сил): споткнётся о камень, и пока падает, всё ищет смысла. Ищет себе, а ударившись о бордюр, полежит - и дальше. "Неразумное поведение помогает выжить", - признался ей как-то Марк и сделал предложение. Кэт согласилась - да и как не согласиться? Человек стремится не только к удовольствию, но и к смыслу (прав был Виктор Эмиль Франкл, "Человек в поисках смысла").
   Марк прилетел к ней 12 июня, и уже на следующий день они прибыли в Нью-Йорк, где после долгого перерыва вновь встретились с Ларри и Сендлер. Друзья по-прежнему были молоды, ироничны и чуть пришиблены - Ларри наукой (авантюрист и непоседа), Сендлер пластинками, а Скович с Дауном любовью (новая близость, иные ощущения и ответственность). Время будто остановилось, но были и перемены. В связи с провалом их предприятия они испытывали смущение, из-за болезни Кэт - неловкость, а брак Скович и Дауна выглядел вынужденным, что угнетало.
  
   Друзья, казалось, попали в плен и теперь пытались освободиться. Подобно узникам Терезиенштадта, они словно лечились у Виктора Эмиля Франкла, то есть мысленно отдаляли себя от реальности и искали более общий смысл. Марк, к примеру, мог бы оставить музыку и переключиться на Кэт, Кэт переключилась бы на Amnesty, Ларри увлёкся бы "Большим нейроном" (BigNeuron, проект Института Аллена по реконструкции нейронов мозга), а Сендлер продавала бы свои пластинки (пока не надоест и под видом мессианства).
   От обращения к смыслу, по мнению Франкла, зависит не только жизнь, но и смерть. Во всяком случае, осмысленная жизнь придаёт сил, а заодно и храбрости (вплоть до спонтанной идеи полюбить весь мир).
   Так бы они и поступили, если бы не одна случайность, в корне переменившая их мотивы. После нескольких трипов с LTA-Joseph Кэт заметила резкое улучшение своего состояния. Уже в августе МРТ-обследование показало полное восстановление миелиновой оболочки, а в дальнейшем - ни одного нарастания симптомов. Иначе говоря, болезнь отступила. LTA-Joseph оказался не только "входом" в параллельные измерения, но и эффективным средством для лечения рассеянного склероза.
   Ларри зарегистрировал изобретение, но о серийном производстве не было и речи. Медицинские препараты (устройства, методики) проверяются годами. Их тестирование требует денег и упрямства. Так что нет. Кэт здорова - уже хорошо.
   Кэт и правда чувствовала себя прекрасно.
   К концу года она посетила Брум, познакомилась с Аллен и, что интересно, сподвигла Марка на запись нового альбома. Редкий случай: быть в браке и вдохновлять одновременно. Ведь она не Сабина, не Гермиона Кокбурн, не Ева (искусственный разум) и тем более не Джульетта Гвиччарди, вдохновившая Бетховена на сонату Љ 14 quasi una fantasia ("в духе фантазии", первая её часть - Адажио - после смерти композитора была названа "Лунной"). Тем не менее уже заголовок альбома указывал на Кэт, её выздоровление, образ и мысли: Kat Jude Arrival - Nemtsov Charlie Hebdo ("Прибытие Кэт - неверные").
  
   Как и "Балконная дверь" (2021), "Кэт - неверные" имел все основания быть незамеченным и вскоре забытым, но нет: диск заметили. Более того - на волне противостояния с РФ (читай - ИГИЛ, Лугандон и так далее) альбом попал в британские чарты, а в США номинировался как "лучший панк-проект" (премия "Грэмми") и в качестве открытия года по версии журнала Spin.
   Оживились и критики, высказавшись в том духе, что Даун и сам "неверный", поскольку недвусмысленно отвергает левацкий уклон современного панка (и не только панка). Отвергает и задаёт куда более продуктивную тему - противодействие бесчеловечным политическим режимам.
   "Пора уже поумнеть и научиться наконец отличать так называемую агрессивную сущность Запада от подлинного зла недоразвитых стран и террористических анклавов", - заявил Даун в интервью Rolling Stone. В том же ключе он обратился и к аудитории Billboard на презентации альбома в Нью-Йорке.
   - Круто, конечно, выискивать недостатки в собственных демократиях, - Марк говорил на удивление проникновенно, - но взгляните на карту: вас окружают людоеды - Россия, Приднестровье, Южная Осетия, Абхазия, ЛНР, ДНР, Гагаузия, ИГИЛ, Китай, Северная Корея, Узбекистан, Палестина, Венесуэла, Куба, Иран, Сирия, Египет, Бразилия, Греция, Вьетнам, Армения, Таджикистан, Турция, Монголия и по меньшей мере треть Африки. Список, естественно, неполный - людоеды плодятся. Они объединяются, требуют репараций и отрицают геноцид армян. Людоеды отрицают Красный террор, Голодомор и Холокост. Они ведут гибридные войны, а пока вы троллите, скажем, полицейского, арестовавшего негра за ограбление, людоеды ежедневно убивают тысячи таких же негров и таких же полицейских лишь за то, что они, по их мнению, неверные.
  
   Услышат его коллеги или нет - не так уж и важно. Марк хотя бы не струсил и сказал что думает. Панки давно уже превратились в коммунистический интернационал, а то и хуже - в "Гринпис", "Антимайдан" или условный "Йоббик" (Jobbik Magyarorsz?g?rt Mozgalom - венгерские антисемиты и гомофобы). Уёбки, короче, не говоря уже о русской сцене: на смену Paint The Morning, L'?tranger и Lonely States пришли прокремлёвские спойлеры и холуи.
   Тем не менее "коллеги" услышали - Марк получил с сотню разгневанных твитов. Альбом по-прежнему продавался, но вдруг всё стихло. Кое-где ещё появлялась заметка-другая, да и чёрт с ним - на вырученные деньги он купил долгожданный "Эндис" ("Эндис Сулавеси" - усовершенствованную модель с изображением так называемого "кабана из Сулавеси") и теперь готовился к новому кругосветному путешествию.
   Рисунок кабана был обнаружен в известняковых пещерах острова Сулавеси в 2014 году учёными из австралийского Университета Гриффита (Griffith University) и стал чуть ли не символом современной археологии. Наскальная живопись по древности не уступала ранним образцам европейского "пещерного" искусства, самому старому из которых, "красному диску" из испанской пещеры Эль Кастильо, 40 800 лет. Рисунок, изображающий кабана, как выяснилось, имел возраст белее 35 тысяч лет и являлся одним из самых древних примеров реалистичной живописи (если не самым древним).
   Но как связаны "Эндис" и "кабан"? Solar Industrials была одним из спонсоров археологического проекта, как, собственно, и Lab Traveling Adventure (что существенно снизило стоимость покупки). Постарался и Ларри - позже он подключил к делу свой AMNH, Intelligent Dynamic Procedures Генри Ослика и "Виртуальный клон" Захарова (с перспективой выхода их на рынок IT в юго-восточной Азии, и в частности Индонезии).
  
   Кэт переехала к Марку. Брум казался ей вымыслом, а она его частью - скорей "аллегро" между пустыней и океаном. Финал отдалялся. Кэт снова играла, читала Сутера, Кундеру, Лоджа, а вечерами уходила далеко за пляжи и всё высматривала в небе Южный Крест.
   Смотрела за небом и Аллен. Наблюдение за звёздами стало существенной частью её жизни, и она не пропускала ни одного явления, будь то астероид 2014 KM4 (его знаменитое сближение в январе двадцать второго с Юпитером), астероид 2013 GM3 (в 26-м он чудом миновал Землю, пройдя в каких-нибудь 10 тысячах километров, оставив по себе громадную волну цунами), и, конечно, регулярные падения метеоров. Эти звездопады Аллен называла "дождём", а небосвод - "пустыми коридорами". Пустыми она считала и себя, и людей вокруг, и относительную радость (по мелочам и безо всякого смысла).
   Зато смыслом был полон Ларри. "Смысл жизни - в самой жизни", - смеялся он и носился то с одной идеей, то с другой. К слову сказать, Ларри добился-таки сертификации Joseph MS (multiple sclerosis, рассеянный склероз) в США и Канаде и теперь изучал статистику выздоровления для использования прибора в странах северной Европы. После Канады именно Европа была наиболее подвержена рассеянному склерозу, и именно здесь Ларри сосредоточил свои усилия.
   Сендлер увлеклась живописью. Она иллюстрировала свои рассказы и с удовольствием ваяла постеры к альбомам любимых групп. В сущности, всё, чем она торговала в Fifth Avenue Records & Tapes, было предметом её иллюстраций. Дело дошло до выставки. Творчеством Сендлер заинтересовался Музей современного искусства в Нью-Йорке (New Museum of Contemporary Art), а спустя какое-то время её работы побывали в Лондоне, Сиднее и даже в Портсмуте. Выставку в Университете Портсмута (University of Portsmouth) устроил, естественно, Паскаль Годен. Он прекрасно справился, а заодно и собрал друзей (приехали Марк, Скович, Сабина, Ларри с Сендлер и Генри Ослик) для важного объявления: нашлись останки Эмили, Паскаль отправляется в ДНР.
   Сказал - как отрезал. В ДНР его схватили, посадили в подвал и всё допытывались, зачем он приехал "на мой земля"? "Твой земля на Чечня!", - ответил Паскаль и вернулся домой лишь со смертью Путина. В связи с исламом, энергетической зависимостью и "amnesty international" к состоянию упадка скатились и в прошлом развитые страны Запада, включая Британию. Выхода не предвиделось. Именно поэтому, когда Ослик предложил Паскалю улететь на Марс, тот согласился.
  
   VI. Согласие
   Соня попыталась сосредоточиться на чтении,
   но поймала себя на том,
   что глазами читает, а головой нет.
   Мартин Сутер, "Миланский чёрт"
  
   В соответствии с "Экспериментами Аша" (Asch Conformity Experiments, 1951) люди подвержены коллективному сознанию и согласятся с чем хочешь. Не все, конечно, но опять же - три четверти испытуемых Аша с лёгкостью подчинялись заведомо ошибочному представлению большинства об очевидных и не требующих много ума понятиях. Иначе говоря, согласие пластично и при "правильном" обращении с ним можно и коммунизм построить, и ИГИЛ с ДНР.
   В ДНР, к слову, Паскаль много думал. Не то чтобы он не думал раньше, но здесь ("на мой земля" и в каком-нибудь километре от места гибели Маус) он думал о концлагере. Не о программе ESA Cosmic Vision, не о проекте Aurora (что было бы куда естественнее для инженера M.M.S.), а именно что об Аушвице, Хелмно и Дахау. Узники Дахау, мёртвая Эмили и "Небесная сотня" как раз и были тем исключением Соломона Аша, которые не подчинились "ошибочному представлению большинства" (и "неверными" в понимании чужих).
  
   Пластичность согласия, однако, наводит и на куда более прозаичную мысль: чтобы избежать концлагеря, нужен "концлагерь" для послушного большинства (по-другому ведь не поймут), с чем никогда не согласятся несогласные.
   В отличие от согласных несогласные не терпят насилия. Они не выносят чужого страдания, что доказал в том числе социолог и специалист по конформизму Стэнли Милгрэм. В 1960-х он провёл серию экспериментов с целью выяснить, сколько страдания готовы причинить обыкновенные люди другим, подчиняясь начальству. Придя к выводу "сколько потребуется" (опыт проводился в Йельском университете, Коннектикут, США), Милгрэм был шокирован жестокостью американцев и даже отказался от поездки в Германию, где как изначально полагал, обитали истинные варвары (смотри Аушвиц, Хелмно и Дахау).
   Впоследствии эксперимент Милгрэма был поставлен во множестве стран (включая "варварскую" Германию), но результаты оказались примерно такими же, как и в США: под предлогом функциональных обязанностей согласные мучили своих жертв электрическим током, пока те не загибались. "Война - не время сомнений", - ужасался Паскаль. 65 процентов испытуемых доводили напряжение до максимума (450 вольт), 12 процентов - до 345 (пока жертва не переставала стучать о стену), и лишь 23 процента останавливались при первых признаках её недовольства (стук).
   Стук раздавался отовсюду. Паскаль и сам стучал, требуя отпустить его, но колорады не отпускали и всё таскали по Донецку, как трофей. Завидев Годена, послушное большинство негодовало, плевалось и, доведя напряжение до максимума, кидалось в него своими "трансформаторами". Донецкий трансформаторный завод тем и известен: он выпускает самые тяжёлые трансформаторы в мире. Их применяют для залпового огня, танковых сражений и минирования. С их помощью брали Крым, Дебальцево и сбивали пассажирский "Боинг". (Эти "трансформаторы" можно купить в любом киоске, а заодно и символику: колорадские ленты, портрет Путина и "прилепиных" из первой главы.)
   Со смертью Путина завод закрыли, но ненадолго: отпустили пленных, "покаялись" и снова открыли. Казалось, русским нипочём ни страх перед будущим, ни всеобщее презрение. Они и сегодня шастают, куда ни кинь - в бутафорских пилотках и с полосатой ветошью вместо мозгов.
  
   Вместо мозгов
   По мнению Паскаля, "Вместо мозгов" (Instead of Brains) была наиболее впечатляющей композицией Дауна со времён "Пустых коридоров". Возможно, он прав. К осени 32-го, когда вышел сингл, Марку уже было всё равно, какой он внешне, что о нём думают и к чему это приведёт.
   Хоть к чему - он уже насмотрелся. У него нет детей (а тем более русских - там один "путин-югент"), да и секретов не осталось. Из чувственного моралиста он превратился в циника, и в его творчестве явно наметился новый этап. "Последний", - смеялся Даун, как если бы прощался с любовью, ожидая "кристаллизации", а она давно уже наступила. Его музыка стала более структурной, поэзия осмысленной, и поиск стиля уже не угнетал.
   Стиль и есть "кристаллизация" - верный признак упадка. Вместо мозгов у него был доклад Немцова ("Путин. Война"), горечь (всё могло бы быть куда лучше) и нежная улыбка Платта из фильма "12 лет рабства" (12 Years a Slave - экранизация одноимённой автобиографии музыканта Соломона Нортапа, режиссёр Стив Маккуин, в главных ролях Чиветель Эджиофор, Бенедикт Камбербэтч, Майкл Фассбендер, США, 2013).
  
   Поразительно - пока Паскаль сидел в подвале, Даун и сам был как раб. Да все они были рабы: и Ларри с Сендлер, и Ослик, и Сабина со Скович. Во всяком случае, они переживали сильную беспомощность перед "правовой системой" ДНР. Не помогли также и связи Ослика с британской SIS (Secret Intelligence Service, секретная разведслужба). Отношения с РФ были окончательно испорчены, к тому же и Европа была не та - Союз распадался. Не без влияния РФ, естественно, и в основном из-за нежелания люмпенов работать. В России ведь как - пришёл на работу, подрочил, и домой (а дурной пример заразителен).
   Тогда-то Марк и начал записывать - что в голове у леваков (вместо мозгов), бездельников и мракобесов ("на мой земля"). "Не работать, но иметь много денег, - записал он, к примеру, - убить неверного и как придать себе значимости (защитить природу, русский мир, Маркса с Лениным и прочую чушь)". В список попали автомобили, айфоны, роскошные виллы и деятели вроде президентов Чечни, Зимбабве или Бурунди. "Похуизм, - записал Даун, - большие надежды и африканский социализм". "Санкционный список", - дразнилась Скович, но ведь и правда: вместо мозгов у этих людей были шаблоны, и не было ни памяти, ни процессора. Головой они лишь смотрели, слушали и ели. Их головы покачивались на ветру, а список рос.
  
   Рос себе и перерос в сингл, так полюбившийся Паскалю и принятый в штыки чинушами по всему миру, включая левых, хитрожопую "Сиризу" и ультраправых. Шумиха - на пользу, решил Даун. За синглом он записал другой и спустя время выпустил альбом с Instead of Brains в качестве прелюдии плюс одиннадцать композиций, каждая из которых соответствует определённой части мозга (мозга леваков, бездельников и мракобесов - для простоты назовём их "колорадами"): "Мозжечок", "Мост (Варолиев мост)", "Продолговатый мозг", "Мозолистое тело", "Промежуточный мозг", "Средний мозг", "Таламус", "Гипоталамус", "Гипофиз", "Черепные нервы" и "Серый бугор".
   "Мозжечок". Согласно научному представлению мозжечок отвечает за координацию движений, регуляцию равновесия и мышечного тонуса. Деятельность мозжечка не контролируется сознанием.
   В отличие от просто мозжечка мозжечок колорада успешно контролируется, но сознание в данном случае - вполне конкретный шаблон. Координация движений, равновесие и мышечный тонус левака, к примеру, контролируется марксистско-ленинской философией, координация бездельника - похуизмом, а координация чеченца ("на мой земля") - Аллахом.
   "Мост (Варолиев мост)". Назван по имени Костанцо Варолия (1543-1575) - итальянского анатома эпохи Ренессанса. Варолий изучал мозг и механизмы эрекции. Вместе с мозжечком Варолиев мост является частью заднего мозга и принадлежит стволу. Передаёт информацию из спинного мозга в отделы головного. Через мост проходят все восходящие и нисходящие пути, связывающие передний мозг со спинным, мозжечком и другими структурами ствола.
   У колорада отсутствуют восходящие пути.
   Весь его путь - это нисходящий путь от зародыша к ничтожеству. Задний мозг колорада проистекает из переднего, понятие "ствола" прочно ассоциировано с оружием, а Варолиев мост, собственно, и предназначен для транспортировки оружия из РФ в страны БРИКС, ШОС, Таможенного союза и в террористические анклавы, включая Приднестровье, Южную Осетию, Абхазию, Лугандон и Гагаузию.
   "Продолговатый мозг (луковица)". Входит в ствол мозга. Отвечает за кашель, чих, сосудистый тонус и дыхательную систему.
   Луковица колорада пропахла луком, но он доволен: колорад не кашляет, не чихает, а его сосудистый тонус и дыхательная система всегда в порядке. Колорад и сам как луковица: он продолговат, имеет утолщённый зад (стебель) и мясистые основания листьев (у луковицы - чешуи, у колорада - ватник), запасающие воду и питательные вещества для вегетативного размножения. Как и у луковицы, в пазухах чешуй колорада находятся почки, из которых развиваются надземные побеги (дочерние луковицы, или "детки" в образе молодёжных организаций, подростковых клубов и дружин). К маю почки и зародыши листьев развиваются в цветущее растение, а когда цветок отмирает, листья продолжают жить и производить питательные вещества. Со временем листья разбухают, превращаются в новые луковицы, затем в растения и так далее.
   "Мозолистое тело". Мозолистое тело представляет собой сплетение нервных волокон в головном мозге, соединяющее правое и левое полушария. Состоит из примерно 250 миллионов нервных волокон, является самой большой структурой, соединяющей полушария, и имеет форму широкой полосы. Волокна в мозолистом теле проходят главным образом в поперечном направлении, связывая симметричные места противоположных полушарий. Некоторые волокна, однако, связывают и несимметричные места, например лобные извилины с теменными (иногда с затылочными) или разные участки одного полушария (так называемые ассоциативные волокна).
   Мало того что колорады обладают прекрасным здоровьем, имеют утолщённый зад (стебель) и вегетативную систему размножения, у них к тому же мозолистые тела. В сущности, эти тела как раз и связывают Лугандон с Россией. "Волокна", которыми занимался ещё Костанцо Варолий, действительно имеют форму широкой полосы и в применении к донецким сепаратистам являются колорадскими лентами. То же касается сепаратистов Крыма, Приднестровья, Южной Осетии, Абхазии и Гагаузии.
   "Промежуточный мозг". Промежуточный мозг расположен чуть выше среднего, под мозолистым телом и на задней части мозгового пузыря. Содержит таламический мозг (таламус, эпиталамус, метаталамус), гипоталамус и третий желудочек в виде полости. Отвечает за боль, удовольствие, жажду, голод, насыщение, сон, бодрствование и терморегуляцию.
   Промежуточный мозг колорада ниже среднего.
   Они любят поесть, и у них очень крупный мозговой пузырь. Колорады не испытывают боли, не ведают страха и не боятся холода. Помимо третьего желудочка они имеют четвёртый, пятый, а иногда и шестой.
   "Средний мозг". Средний мозг является продолжением Варолиева моста. Он отвечает за обработку первичной информации (зрение, слух), ориентировочный рефлекс, принятие позы и тонус.
   Вместо среднего мозга у колорада бегущая строка "России 24". Именно поэтому "первичная информация" вызывает у него перманентный психоз и мобилизацию. Он неплохо ориентируется, профессионально позирует и всегда в тонусе. Для укрепления тонуса бегущая строка обещает братство для леваков, халяву для бездельников и вечную жизнь для мракобесов. На деле же никакого братства, халявы и вечности - лишь зависть, долги и стыдливые номера на могилах.
   Правые? А что правые? Правые трясутся от страха (а если и не трясутся, то сидят тихо, полагаясь на эволюцию).
   "Таламус". Таламус отвечает за перераспределение информации от органов чувств (кроме обоняния) к коре головного мозга. Эта информация поступает в так называемые "ядра", состоящие из серого вещества (нейронов) и разделённые белым веществом (нервными волокнами). Известны четыре ядра: ядро, перераспределяющее зрительную информацию, ядро, перераспределяющее слуховую информацию, ядро, перераспределяющее тактильную информацию, и ядро, перераспределяющее чувство равновесия и баланса.
   Таламус колорадов в корне отличается от человеческого (из-за чего, к слову, на них не действуют ни LTA-Joseph, ни гаджеты Ослика, включая новейшую модель DARVIN Alligator). Дело же вот в чём: вместо нейронов таламус левака, похуиста и мракобеса снабжён вегетативными отростками. Как и нейроны, вегетативные отростки тоже колеблются, но существенно медленней и не в силу электромагнитной природы, а под воздействием ветра. С наступлением сумерек ветер усиливается, колорады выползают на улицу, и их таламус "оживает": серое вещество сливается с белым, активизируется кора и как следствие - запускаются распределительные процессы. Перераспределяются собственность, деньги и территории.
   "Гипоталамус". Область промежуточного мозга. Управляет выделением гормонов гипофиза и является центральным связующим звеном между нервной и эндокринной системами. Контролирует ощущение голода, жажду, терморегуляцию организма, половое поведение, сон и бодрствование. Играет важную роль в регуляции высших функций, таких как память и эмоциональное состояние (формируя тем самым различные аспекты поведения).
   Колорад вечно голоден, много пьёт и сексуально разнуздан. Его эндокринная система не связана с нервной. Он не нуждается в гормонах и функционирует как вегетативная сущность. Колорад злопамятен, эмоционально глух, а его поведение всегда предсказуемо. Он согревается любовью к родине и остывает, не получая взаимности. В целом же гипоталамус колорада является рудиментом и всего лишь областью промежуточного мозга.
   "Гипофиз". Представляет собой мозговой придаток в форме округлого образования. Он расположен на нижней поверхности головного мозга в костном кармане, называемом "турецким седлом". Является центральным органом эндокринной системы, взаимодействует с гипоталамусом и вырабатывает гормоны, влияющие на рост, обмен веществ и репродуктивную функцию.
   Колорад и сам как придаток (в форме округлого образования). Что до гипофиза - его гипофиз действительно расположен в костном кармане, но к туркам у колорада отношение двоякое: он ничего не имел бы против (во всяком случае, как и колорады, турки отрицают Холокост), но турки состоят в НАТО, и это всё портит.
   "Черепные нервы". Черепные нервы представлены двенадцатью парами нервов, отходящих от ствола мозга: I (обонятельный), II (зрительный), III (глазодвигательный), IV (блоковый), V (тройничный), VI (отводящий), VII (лицевой), VIII (преддверно-улитковый), IX (языкоглоточный), Х (блуждающий), XI (добавочный), XII (подъязычный).
   В отличие от несогласных колорады обходятся тремя нервами (глазодвигательным, преддверно-улитковым и подъязычным), зато имеют с десяток специальных. Приведём наиболее характерные из них: пугательный (для запугивания "неверных"), убивательный (для их убийства), хитрожопоблуждающий (для сокрытия улик), оправдательный (для оправдания - "меня все обижают"), дрочильно-сосательный (для любви к родине), бутылочный (для выпивки) и выводящий (для испражнения и молитвы).
   "Серый бугор". В сером бугре залегают серобугорные ядра. Эти ядра относятся к высшим вегетативным центрам. Они контролируют обмен веществ и являются единственным источником гистамина в мозге. В обычных условиях гистамин "связан", но освобождается при травмах (порезах, ожогах, обморожениях и тому подобных). Свободный гистамин обладает высокой активностью: он вызывает расслабление гладких мышц, выделение адреналина, расширение капилляров, понижение давления и усиливает секрецию желудочного сока.
   Иначе говоря, гистамин придаёт живучести.
   Не зря серый бугор необычайно развит у конформистов, коммунистов и исламистов, а сами колорады называют себя "пехотинцами Путина" (Чавеса, Мугабе, ИГИЛ, испанской Podemos и так далее).
  
   Ясно, что при таких различиях в устройстве мозга ни о каком согласии между колорадами и "неверными" не может быть и речи. "Но хотя бы не убивайте нас, - обращался Даун с обложки Instead of Brains (к "пехотинцам"). - И не мешайте думать, если сами не можете".
   Между тем не следует считать мозг колорада поврежденным, больным, или ещё как-то. Он лишь особенным образом приспособлен к жизни. По той же причине, считал Даун, колорады не слушают панк, их не интересует живопись и они не читают книг, а тем более умных, включая Докинза, Кундеру или Барнса. И уж конечно, они не станут читать Фарагута (Johny Faragut, The Shop of the Lost Love), Генри Ослика ("Ослик Иисуса Христа") и "Пустые коридоры" Лоуренса Стэнли.
  
   VII. Пустые коридоры
   Конец - это когда уже не можешь думать.
   Михаэль Кумпфмюллер, "Великолепие жизни"
  
   По словам Иосифа Бродского, роман Аксёнова "Ожог" написан шваброй. Ларри знал об этом из рассказов Ступака-старшего ещё в яслях и, когда прочёл книгу (роман действительно написан шваброй), сразу же захотел стать писателем. Не поэтом, как Иосиф Александрович (его не переплюнешь), а именно писателем. "Младший" скептически относился к русскоязычной прозе ("особый путь", как всегда, - или заумно, или вульгарно), предпочитал переводы и точно знал - у него выйдет лучше.
   Не вышло. В колледже он влюбился и успешно растратил остатки "гения" на кондомы. Ему не терпелось, и в животе у подруги он развёл "детский сад". "Что если перестукиваться с ними через Викин живот? - писал влюблённый Лоуренс. - Он у неё довольно упругий, водная среда хорошо проводит звук, а организмы так нуждаются во взаимодействии. В качестве грамматики я бы взял код Морзе, но как быть с "тире" пока не решил". Позже он увлёкся алгеброй ("Ларри-недоумок"), а устроившись в музей (Earth and Planetary Sciences), переключился на статьи и околонаучные репортажи (о Botany Bay, к примеру).
   Да и о чём он мог писать в ту пору?
   Его представление о жизни сводилось к домыслам (включая Вику, "детский сад" и тире), а сами тире, "детский сад" и Вика были лишь ошибками роста. Зато теперь, спустя годы и немало повидав (айфон показывал две тысячи тридцать восьмой, осень в Нью-Йорке), можно было бы, считал Ларри, и попробовать. В голове тем более крутился глобальный сюжет с "коридорами" - тут тебе и веселье, и драма. Но вместо книги (вряд ли её прочтут - Даун прав) Ларри снял фильм.
  
   Затем ещё один, и ещё, а к концу третьей части герои повествования уже сидели на помойке и слушали музыку.
   Ларри теребил пуговицу (мятый пиджак явно старил учёного), Сабина читала с фонариком, Марк напевал Evil Devil Woman Blues Канзаса Джо Маккоя ("Эта женщина злая, как чёрт, - вполне подходит мне, вполне подходит мне"), а Кэт и Сендлер спали, подобрав колени и прислонившись к мусорному баку. Через Гудзон располагалась "Адская кухня" (Hell's Kitchen), левее - Центральный парк, откуда доносился лай собаки, вдали маячил Бруклин, а в небе над Бруклином "лучился" макет галактики. Весьма правдоподобный макет (сразу и не поймёшь), хотя и тут как сказать. С помойки, к примеру, всё ясно, но в зрительном зале, естественно, и собака живая, и галактика настоящая.
  
   Реальность и макет
   С начала этой истории прошло 24 года. Оставив бизнес, Ларри продолжил заниматься наукой (в частности, слуховыми центрами в мозге млекопитающих и птиц), а теперь ещё и увлёкся кинематографом. Сендлер продала магазин пластинок и открыла первый в США "Клуб виртуальной причастности" (проект Захарова, успешно доставленный из Кирибати). Предприятие оказалось прибыльным, Сендлер преуспела и даже подумывала, а не помочь ли Ларри с его "кино". С тех пор как Ослик улетел на Марс, Ларри страдал бессонницей и много пил (оформляя патенты, а теперь ещё и снимая сюжеты - про те же патенты, но артистично и с подчёркнутой метафорой). Он словно прятался от правосудия, втайне прокравшись на корабль и улетев прочь.
   Колонизация Марса, впрочем, ничуть не привлекала Ларри (спасибо, не надо), но поражал поступок. Насколько он понял, Ослик не являлся фанатом Уэллса и попросту сбежал, "оставив Землю, - по его же словам, - на растерзание бывших соотечественников", то есть русских. Остаток дней он проведёт в марсианской лаборатории Nozomi Hinode Inc. (поселение Љ 20) в компании таких же изгоев, как и сам: Джони Фарагута (национал-предателя, укрофашиста) и Кати Смит (инженера Astrium, а в прошлом Лены Гольц из Еврейской автономной области).
   Красную планету повидал и Годен, но тут загадка: космическая одиссея принципиально изменила его и физически, и внутренне. Какие, к чёрту, колорады (ДНР, подвал, "на мой земля")! На Марсе он заболел лучевой болезнью и вскоре вернулся. Вернулся и - надо же! - совершенно отстранённый от "колорадской" проблемы и по уши влюблённый в некую Энди (Энди Хайрс из Лондона). Влюблённый, полный вдохновения и как бы смысла (прощай, Эмили).
   "Так что нет никакого смысла", - вывел Марк и отныне жил одним днём и избегая общения. Он по-прежнему сочинял песни, возился со звуками, но не давал концертов и дважды облетел Землю на электрическом планере. В отличие от "прямого" вид сверху не угнетал его. "Издалека, - усмехался Даун, - Землю вполне можно принять за глобус".
   "Макет лучше реальности", - сообщил он Ларри, а тот размышлял: странно - брак Скович и Марка оказался на удивление радужным (они и сами не ожидали). Словно их краски дополняли друг друга, а не смешивались в полутона обыденности. С полутонами одна беда. Но у этих всё получилось, и Ларри строил догадки: просто повезло, оба музыканты, болезнь (неизлечимая болезнь Кэт, а на самом деле вполне излечимая) или даже Сабина. Аллен была у них как гироскоп, а будучи свободными и приняв ревность как соглашение, друзья не хотели "смешивать краски", да и не могли уже. Тут что с Марсом - Ослик прекрасно понимал, что не вернётся, Джони понимал, Смит понимала, а если б и хотели, то уже не позволили бы себе.
  
   Зато Ларри позволил. Образно говоря, он вернул "осликов" на Землю, воссоздав их историю средствами кинематографа в трёх частях - "Сейчас", "Чуть позже", "Навсегда". Немало домыслив, конечно, но сохранив конфликт, персонажей и ключевые события их жизни начиная с 6 февраля 2014-го: Майдан, русско-украинская война, смерть Эмили, "Пустые коридоры" Марка и их общие "коридоры" - как попытка избежать реальности (раз уж не удалось её изменить). Не удалось её изменить Фарагуту (Джони старался, но был пойман и лишь чудом избежал смерти). Не удалось Ослику (Генри пытался и в итоге улетел в космос). Не удалось и Ларри с Марком - их бумбоксы помогали нормальным, но приводили в бешенство колорадов.
   И вот они на помойке (фильм подходит к концу).
   "Лучше быть на помойке в Бруклине, чем конформистом в РФ", - значилось по сценарию, а в небе над Бруклином лучился макет галактики.
   - Телескоп Kepler, - пояснила Аллен, - обнаружил старейшую в Млечном Пути солнечную систему. Вокруг звезды там вращаются пять горячих, но твердых тел. Родительская звезда называется Kepler-444 и удалена от Земли на сто семнадцать световых лет.
   Сабина огляделась: Марк по-прежнему напевал про женщину-чёрта, Ларри переключился с пуговицы на Сендлер, а Кэт устанавливала камеру для новой сцены.
   - Мы её как раз и видим, - заключила Аллен.
   Пять планет между тем проходили мимо звезды и регулярно затмевали её. Новые планеты, добавим, были открыты в 2015 году. Они обращаются вокруг Kepler-444 в пределах 12 миллионов километров с периодом примерно в 10 дней. По мнению учёных из британского Университета Бирмингема (University of Birmingham), это расстояние слишком мало, чтобы такие планеты попали в зону обитаемости звезды, и жизни на них быть не может.
  
   Зона обитаемости
   "Жизнь в России поставлена под угрозу. Вокруг или придурки, или умные, но унизительно осторожные. Нормальных людей почти нет, и становится всё меньше", - заявил Ларри. Так что нет - друзья не уйдут с помойки, пока не закончат фильм.
   Они сидели тут уже год.
   Над помойкой развевались флаги: сначала Грузии, затем Молдовы, Украины, снова Молдовы, а теперь ещё и Азербайджана с Литвой. Время от времени "артисты" отправлялись в гримёрную и выходили оттуда "новыми людьми" - переодетыми в одежду будущих сезонов, в новой обуви и с новыми гаджетами. Ларри подкидывал им газеты, журналы, книги (бутафорскую литературу с текстами о грядущих бедах человечества). Мусорные баки пестрели граффити, сменяющими друг друга в зависимости от новой диктатуры, новой агрессии или природной катастрофы, как с Крымом, к примеру. "Полуостров Крым оказался разрушен в результате тектонического сдвига", - гласила заметка в Times, а мусорный бак украшали контур полуострова и крестик на нём.
   С точки зрения геологии Крым и раньше был весьма неустойчив и держался благодаря лишь тонкому основанию на глубине Чёрного моря. В одночасье полуостров ушёл под воду. Но поскольку мёртвых так никто и не увидел, Крым по-прежнему был "наш" ("Крым наш!"), а русские колорады так и продолжали ездить поездом "Москва - Симферополь" в головах у пропутинской погани (прав был Ларри: ничто никуда не девается, пока не увидишь мёртвых).
  
   Живые и мёртвые
   Наступил ноябрь. Последняя сцена была готова - остались пролог и титры. И тут вместо пролога к ним прилетели два воробья. Они приземлились у мусорного бака с логотипом LTA, а затем вспорхнули на провод, протянувшийся от генератора к осветительным приборам. Птицы как птицы. Они чистили перья, шумно ругались и всё поглядывали в сторону помойки.
   - Знаешь, кто это? - спросил один.
   - Да кто ж не знает - артисты. Они снимают картину. О тебе снимают, обо мне. О яйцах и о яйцах наших яиц - видишь, какие у них газеты?
   Да, птичка видел. Видела собака, бегущая мимо, и видела мышь, нарисованная под трафарет у дождевого стока. По замыслу художника сток являлся её норой и одновременно несбыточной целью. Газеты пестрели заголовками из будущего, и в этом будущем вместо собаки и воробьёв (живых) оставался лишь трафарет целеустремлённой (но мёртвой) мыши.
   Завидев воробьёв, Ларри приблизил камеру.
   Птицы охотно позировали, собака в кадре смешила, а от мыши хотелось на стену лезть. Вопреки расхожему мнению простая система не может управлять сложной, и если управляет - сложная система неисправна. В случае с мышью (и её трафаретом) - мышь неизлечимо больна. Она прошла уже отрицание (этого не может быть!), осуждение (за что?) и отчаяние (как же так?!). Сегодня мышь в совершенном раздрае, и неизвестно, примет ли она болезнь вообще.
  
   Кода
   Ларри надеялся, что примет, и чем быстрей он закончит фильм, тем скорее мышь примет. Примет и займётся собой. Собой, своим трафаретом и своей норой (а так - ходить ей пустыми коридорами не переходить). Социальное поведение людей отражается на их генах, подумал Ларри, и выключил камеру.
  
   5.06.2015
  
  
   Содержание
   Часть первая. Сейчас (сторона A) 1
   I. Intro 1
   II. Experiments ("Опыты") 8
   III. Lesbian Kat ("Лесбиянка Кэт") 19
   IV. Polyphonic Plan ("Полифонический замысел") 24
   V. Boombox ("Бумбокс") 33
   VI. Demonstrative and Selective Love ("Демонстративная и избирательная любовь") 43
   Часть вторая. Чуть позже (сторона B) 53
   I. The Magnificence of Life ("Великолепие жизни") 54
   II. Emotional Rain ("Эмоциональный дождь") 64
   III. Helicopter ("Вертолёт") 72
   IV. The Exhibits of the Past ("Экспонаты прошлого") 79
   V. Curiosity ("Любопытство") 89
   VI. Empty Corridors ("Пустые коридоры") 96
   Часть третья. Навсегда 104
   I. Помойка 104
   II. Большие надежды 111
   III. Небо закрылось 118
   IV. Свои и Чужие 124
   V. Неверные 129
   VI. Согласие 135
   VII. Пустые коридоры 142
  
  
  
  
  1
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"