Аннотация: Панк-музыкант и нейробиолог находят способ отстранения от реальности через неслышимый спектр в музыке. Новая разновидность трипа предстаёт убежищем от тотального сумасшествия толпы и в качестве последней возможности остаться приличным человеком.
Пустые коридоры
Памяти Валерии Новодворской, Алексея Девотченко, Бориса Немцова
Нет, она не могла мне помочь.
Мишель Уэльбек, "Лансароте"
Часть первая. Сейчас (сторона A)
Мир - западня: мы родились на свет, хотя не просили об этом, мы заперты в теле, которого не выбирали и которому суждено умереть.
Милан Кундера, "Искусство романа"
I. Intro
Слушая как-то альбом Марка Дауна "Пустые коридоры", Паскаль Годен пережил странное и до тех пор неведомое ему состояние: примерно на середине диска он как бы раздвоился и в некотором отдалении от себя увидел себя же.
Ещё один "Годен" - инженер Matra Marconi Space (M.M.S.), точная его копия. Как, собственно, копией выглядела и его квартира на Lake Road, и открытое окно в этой квартире, и вид из окна: улицы Портсмута, вдали исторические верфи с парусником "Виктория", а над гаванью закатное солнце. С минуту, пока завершалась композиция, Паскаль будто наблюдал за собой из другого измерения.
Казалось, он переместился.
Между тем в "параллельной реальности" было вполне комфортно: ни людей, ни машин - сплошь коридоры. Пустые коридоры, отражённый свет и звук своих же шагов. Впечатлённый эффектом, Паскаль оделся и вышел на улицу. Покружив переулками в Gunwharf Quays, он заглянул в первый попавшийся паб, а затем направился к сухому доку.
Вот он и попался. На расстоянии электрона от него существовал параллельный мир, а Паскаль и не знал. Вдали простиралось море. Показалась Луна. День подходил к концу. Бегущая строка у пристани показывала дату, время и температуру воздуха: 6.02.2014, 21:37, +8 №С. Довольно прохладно, но холода он не чувствовал. Он вообще мало что чувствовал, увлёкшись трансформацией звука. Трансформацией в нечто большее, чем просто впечатление.
Секрет же, по его мнению, заключался в "правильном" сочетании звука и тишины. Не зря первым делом Паскалю явились пустые коридоры. Больше тишины скорей, чем звука. "Другая" реальность выглядела, словно новый дом, никем не заселённый, и хоть выставленный на продажу - за такую цену вряд ли кто купит. Ценою же была потерянная любовь, предположил вдруг Паскаль и где-то был прав.
В ноябре тринадцатого внезапно пропала его подруга Эмили Маус. "Крыса", как называл её в шутку Паскаль, преподавала славянские языки в местном университете (она в совершенстве владела русским, украинским и польским языками) и казалось бы - с чего ей пропадать? Маус не попала под машину, не прыгнула с крыши и не умерла от болезни - она просто исчезла. Проверили вокзал, паром, аэропорт. Он изводил полицейских, искал в Сети, но всё впустую.
Впустую, если не считать дневника Маус. После настойчивых уговоров Годену позволили его прочесть. "Может, найдёте что", - вздохнула женщина-полицейский (необыкновенно эротичная, лет тридцати - тридцати пяти). Но нет - ничего так и не нашлось.
"Дневник крысы" - значилось на обложке увесистой тетради, а ниже - фотография Эмили и её же рисунок. Маус любила рисовать, и, надо сказать, у неё получалось. Особенно ей удавались сцены с животными в стиле советских мультфильмов (с идеологическим подтекстом). Вот и на этот раз не обошлось без "морали". Под фотографией Эмили изобразила мышь. Мышь сидела у компьютера и смотрела порнографию. Время от времени она озиралась по сторонам - чуть встревоженная и в то же время не теряющая надежды. Вместе с нею не терял надежды и Годен. Ясно, что и Паскалю хотелось досмотреть кино. Досмотреть, и чтобы никто не мешал - ни ему, ни этой встревоженной мыши.
Картина так и просилась на выставку секса в лондонский Barbican Centre. Чего не скажешь о дневнике. Он не просился на выставку, был приземлённым и чуть наивным: всякие мелочи, сплетни, кино. Кино "не для всех", немного о книгах (Катрин Милле, Дорота Масловская), о музыке (в основном indie), но и здесь Эмили предпочитала одно-два замечания, не больше. О Паскале она упоминала лишь вскользь, планов не строила и в будущее не заглядывала.
Будущее? Будущее - производная от "сейчас".
Буквально с час назад Годен приостановился у магазина бытовой техники, где невольно стал свидетелем этого "сейчас" (а заодно и будущего). В витрине красовались десятка два LCD панелей (широкие экраны - превосходное качество), и все синхронно транслировали новости BBC. Актуальные сюжеты: Игры в Сочи, уличные бои в Дамаске и события в Украине - Евромайдан.
Сюжеты наглядно демонстрировали физику перехода количества в качество и давали, таким образом, вполне ясную картину будущего. При строительстве олимпийских объектов в Сочи, к примеру, нанесён серьёзный ущерб экологии и похищены деньги, сопоставимые с бюджетом ста марсианских программ. В результате неразумной вырубки леса в регионе существенно изменится климат, а воровство и коррупция приведут к снижению уровня жизни.
Уличные бои в Дамаске приведут к новым жертвам, но поскольку Башар Асад - друг России, в Сирии как гибли люди, так и будут гибнуть. При скорости, скажем, 500 тысяч в год, уже через двадцать лет в стране останется лишь Башар Асад и его немногочисленные соратники.
Евромайдан - как протест против отказа украинской власти ассоциироваться с ЕС постепенно приобрел более широкие цели. После 16 января, когда Верховная рада приняла откровенно репрессивный пакет законов, ужесточающих санкции к протестующим, акция приняла резко антипрезидентский и антиправительственный характер. Начались выступления в других городах Украины. К шестому февраля оппозиция уже требовала перевыборов президента и возвращения к Конституции 2004 года (меньше прав президенту, больше парламенту).
Последнее сообщение BBC касалось Юлии Тимошенко. Паскалю нравилась эта женщина, и он искренне сопереживал её несчастьям. Как выяснилось, бывший премьер-министр передала из заключения письмо, в котором призвала свою партию отказаться от возвращения к конституции 2004 года и готовиться к президентским выборам. События в Украине грозили серьёзным политическим кризисом. В качестве основных причин такого развития называли социальную несправедливость, низкий уровень жизни и разгул коррупции.
Телевизионный сюжет близился к концу. Корреспондент из Киева отметил явно негативное отношение к протесту руководства России и предположил новый виток противостояния между РФ и Западом. Акция длилась почти два месяца. Уровень недовольства властью в Украине впечатлял и, по мнению Годена, сулил одни неприятности (как, впрочем, и с Олимпиадой, и с Дамаском). "Chaos revolution, короче", - заключил журналист ("хаос революции") и распрощался.
Постояв у сухого дока, Паскаль вернулся домой, снова включил Дауна, загрузил альбом в компьютер и приступил к делу.
Чего он добивался? Ничего особенного - понять, что к чему. Откуда вообще берётся этот эффект "параллельной реальности"? В последние лет десять-пятнадцать Годен переслушал немало музыки от Баха до современных панков (где, собственно, и наткнулся на творчество Дауна), но ни разу не переживал ничего подобного.
Композиции Марка казались ему довольно однообразными и походили одна на другую (во всяком случае, Паскаль не заметил особых различий). Он пропустил их через специальную программу - анализатор спектра и получил необходимые для работы характеристики. Едва ли эти характеристики были понятны обыкновенному человеку (скорей математика, и довольно сложная), но Годен справлялся. Инженерное образование и опыт работы в M.M.S. сделали своё дело - Паскаль и рад был бы просто слушать, но уже не мог. Его так и тянуло к формализованному представлению (окружающего мира).
Что до формализации - "досталось" и Эмили.
Однажды он описал её в терминах математической модели, ставшей по сути решающим доказательством (самому себе, естественно) любви к Маус. Он описал её внешность, голос, переменчивость настроения, а затем и внутренний образ. Было сильное чувство - Паскаль будто явился в "Старбакс", взял кофе и стал изучать его с помощью интегральной функции (прекрасный кофе, к тому же в "Старбаксе" можно и кино посмотреть, и книжку почитать).
Вот и теперь - инженер из Matra словно купил новую книжку (допустим, "Страну радости" Стивена Кинга) и не просто читал её, а изучал и исследовал, расщепляя на фрагменты, а затем собирая из них структуры: мыслимые, ирреальные или даже загадочные - подобно фракталам Бенуа Мандельброта. (Кинг и правда мастер универсальных фрагментов - то и дело узнаёшь их, но всякий раз общая композиция выглядит как бы новой.)
Получив характеристики композиций Дауна, Паскаль интегрировал их в специальную базу данных, а затем сопоставил с характеристиками множества других произведений - других авторов и, в общем, наугад.
Наугад, однако, не вышло. Точность опыта, как известно, зависит от системы и объёма статистики. Годену попросту не терпелось. Но уже на следующий день он взялся как надо и к вечеру воскресенья обнаружил некоторые закономерности. При определённом сочетании звука и тишины музыка и впрямь вызывала некий эффект "перемещения". Не отчуждение, не relax, не отстранение от реальности и тем более не порыв. Являлся именно что "другой мир". По меньшей мере, он готов был явиться.
Эффект проявился сначала у Пьера Шеффера, изобретателя так называемой "конкретной музыки". Дальше следовали Янис Ксенакис, Эдгар Варез, исполнители в жанре DBM (Distorted Beat Music) и наконец - современные артисты ближе к панку и в интервале от soul до core: Luke Pickett, Her Words Kill, The Mars Volta, Intohimo и La Dispute.
Сравнив же характеристики этой музыки с характеристиками "обыкновенных" мелодий, Паскаль обнаружил одну особенность. При прочих примерно одинаковых параметрах композиции с эффектом "перемещения" имели существенно более широкий диапазон частот. Отдельные композиции вплотную приближались к порогу слышимости, причём как в левой части диапазона, так и в правой.
С альбомом Марка и вовсе творилась чехарда.
Даже на фоне тишины измерительная программа улавливала частоты из неслышимого спектра. В левой части диапазона явно присутствовал сигнал. Что интересно, по мере звучания альбома сигнал сначала усиливался, а достигнув своего экстремума на композиции Polyphonic Plan ("Полифонический замысел"), постепенно ослабевал. Похоже, на Polyphonic Plan как раз и "открывались двери" (в другую реальность), после чего наступала пауза, а Годену лишь и оставалось, что блуждать пустыми коридорами.
В понедельник, 10 февраля, Паскаль отправился на работу, но работать не смог (загадки, домыслы). Он не мог сосредоточиться и, вернувшись домой, вновь отправился к сухому доку. По дороге Годен включил Po?me ?lectronique Вареза ("Электронная поэма", 1958) и где-то на третьей минуте внезапно услышал скрип открывающейся двери. Он даже увидел её. Сколоченная наспех дверь (чуть покосившаяся и посеревшая от времени) приоткрылась и теперь вызывающе елозила туда-сюда. Елозила, казалось, от ветра, но ветра не было. Как не было и сил двигаться, а в проёме двери маячила тень Эмили Маус.
Помаячив с минуту, однако, тень замерла, стала прозрачной и в какой-то момент исчезла. Po?me ?lectronique ещё звучала, и всё же эффект был потерян. Композиции будто не хватило драйва. Вполне возможно - тех самых частот (загадочных частот), о которых размышлял Паскаль и которые присутствовали в том числе и у Дауна. Как бы то ни было, инженер терялся. Честно сказать, он боялся и думать, что подобрался к секрету мистификации.
Ближе к полуночи Годен вышел на Anglesea Road. Он никуда не торопился. Паскаль миновал Canal Walk, Goldsmith Avenue, Milton Park и вскоре (почти неосознанно и как-то само собой) оказался у дома Диккенса.
В минувшую пятницу, к слову, на Ратушной площади открылся памятник писателю - первый в Великобритании (и несмотря на просьбу Диккенса не ставить ему памятников). На церемонии открытия присутствовали более ста приглашенных, в том числе сорок членов семьи литератора. По словам профессора Тони Пойнтона (руководителя проекта), автор композиции Мартин Дженнингс старался передать "энергетику и богатство воображения писателя".
Энергетику? "Вот и сиди теперь, Чарльз, в окружении бутафорских книг, нога за ногу и уставившись в членов семьи", - подумал Годен, кружа у музея, когда неожиданно припомнил о странностях писателя. Диккенс зачастую впадал в транс и был подвержен видениям. Прежде чем перенести на бумагу слова, он отчётливо слышал их, а его персонажи будто находились рядом и общались с ним. Чокнутый, заключил Паскаль, и верно. "Пожалуй, лишь творческий характер этих галлюцинаций удерживает нас от подозрения в шизофрении", - заметил как-то парапсихолог Нандор Фодор, автор очерка "Неизвестный Диккенс".
12 февраля Паскаль повторил маршрут (работа, дом, сухой док, Диккенс), но вместо Дауна и Вареза поставил подборку из "неслышимого спектра", подготовленную днём раньше. Эффект обескуражил его: в доке "открылись двери", а у дома Диккенса Годен уже "разгуливал" пустыми коридорами и всё гонялся за тенью Маус. В какой-то момент тень остановилась, и тогда, чуть замедлив шаг, Паскаль увидел её. Он отчётливо увидел Эмили. Годен и Маус стояли у окна. Квадратное окно в конце коридора светилось ярким и словно неземным светом. На Эмили было платье невесты, ажурные чулки и эффектные сапоги Elche на тонкой шпильке.
Неповторимая Эм. Под платьем у неё не было ни трусов, ни бюстгальтера. Лишь просвечивал пояс и то ли проступал, то ли угадывался чуть ниже узкий прямоугольник цвета асфальта дождливым утром.
- Привет, - промолвила Эмили и улыбнулась.
- Привет, - удивился Паскаль.
Другая реальность была прекрасна.
Паскаль и Эмили взялись за руки. Оба почувствовали тепло и пережили безотчётную радость. К несчастью, радость длилась недолго. Уже в следующее мгновение Паскаль очнулся и обнаружил себя, где и был, - у дома Диккенса. "Руки" Эмили на самом деле оказались поручнями ограждения у Gisors Road. Мимо проехал автобус. Последнее, что Годен запомнил, - звук закрывающейся двери. Хотя и тут неясно - была ли это "дверь" в новое измерение, дверь автобуса или внезапный переход от звука к тишине в его подборке ультразвуков.
Запись закончилась. Годен, впрочем, сомневался - продлись запись дольше, вряд ли его свидание с Эмили тоже продлилось бы. Всё слишком неопределённо - тут тебе и внешние звуки (звуки реального мира - шум города, машины, голоса людей), и содержание самой подборки. Подборка весьма специфичная, но если разобраться - тоже ведь музыка. "Очень тихая музыка", - улыбнулся он про себя. Со своей тональностью, мелодией, ритмом, не говоря уже об особенностях исполнения. Именно стиль (форма, а не суть), рассуждал Паскаль, зачастую определяет качество восприятия современной музыки, да и современного искусства в целом.
Так что тут было о чём подумать.
Другое дело - хотел ли он? По крайней мере, последний опыт у Gisors Road существенно остудил Паскаля. Во-первых, мистика. Слишком много "потустороннего" мнилось Годену в "коридорах", да и в самой возможности повидаться с Эмили. Как атеист, он понимал, что идея абсурдна. Что же до науки, если даже и допустить здесь некую "математику", предметная область казалась чужой и едва ли ему под силу. Годен избегал сомнительных исследований, а если бы и пришлось - уж лучше кокаину поесть.
Мягко говоря, Паскаль не чувствовал вдохновения. Максимум, чего он мог достичь, - научиться галлюцинациям, а точнее - научиться управлять ими. Задача не из лёгких, малоинтересная, да и глупая, если честно. Эмили не вернёшь. Как не вернёшь и Диккенса (разве что памятник, о котором он не просил). Учиться глюкам Годен не хотел. Он и без того мог "повидаться" с Эмили - скажем, во сне или мысленно.
Вернувшись домой, он ещё раз прослушал "Пустые коридоры", распечатал характеристики альбома, собранные им данные (от Гайдна до La Dispute) и позвонил в Нью-Йорк своему другу нейробиологу Лоуренсу Стэнли. Стэнли удивился рассказу Годена, но уже на следующий день взялся продолжить его опыты.
II. Experiments ("Опыты")
Лоуренс Стэнли родился в Провинстауне на полуострове Кейп-Код ("Мыс трески", штат Массачусетс, США) в семье эмигрантов из советской Украины. Его родители Лев Ступак и Таня Ступак-Мацало ещё в 1981 году уехали на Запад - сначала в Англию, затем в Канаду и наконец в США. "Ближе к тунеядцу", - шутил в ту пору Лев Германович, имея в виду Иосифа Бродского, осуждённого за тунеядство в СССР и перебравшегося в Штаты.
Шутил, и не зря - поэт подбадривал его.
Именно в Провинстауне "тунеядец" написал так любимую Ступаком "Колыбельную трескового мыса". За что любимую? За "треску", понятно. "Дверь скрипит, - зачитывался Ступак. - На пороге стоит треска".
Просит пить, естественно, ради Бога.
Не отпустишь прохожего без куска.
И дорогу покажешь ему. Дорога
извивается. Рыба уходит прочь.
Но другая, точь-в-точь
как ушедшая, пробует дверь носком.
(Меж собой две рыбы, что два стакана.)
И всю ночь идут они косяком.
У океана, именно у океана мечтал жить Ступак, ведь живущий вблизи океана как раз и знает, по словам Бродского, "как спать, приглушив в ушах мерный тресковый шаг". Треска - это тоска. Сказать же открыто "тунеядец" не мог (нельзя жаловаться). Вот и Лев старался.
Со временем Ступаки сменили фамилию, выбрав "Стэнли", купили дом на Point Street (с океаном у изгороди), а в 88-м произвели на свет Лоуренса. "Ларри-недоумок" - с таким прозвищем юный Стэнли окончил колледж, таким же "недоумком" поступил в Массачусетский технологический институт (MIT) и уже ко второму семестру проявил себя как студент с задатками гения. "Недоумок" с ходу решал сложнейшие математические задачи, увлёкся биологией и с упоением интерпретировал работу мозга в терминах дифференциальных уравнений.
Интерпретировал он и Бродского. Воспитанный на его стихах (спасибо Ступаку-старшему), Ларри приелся Иосиф Александрович и из протеста он создал его программную модель-пародию. Как и русский диссидент, его модель сочиняла стихи - довольно чувственные и приводившие Ступака-старшего в бешенство.
Окончив институт, Ларри перебрался в Нью-Йорк, где с 2011-го работал в лаборатории Earth and Planetary Sciences ("Земля и планетарные науки") при Американском музее естественной истории (AMNH).
Итак, 21 февраля 2014 года Лоуренс получил от своего коллеги из M.M.S. Паскаля Годена электронное письмо с сообщением о пропаже невесты и просьбой поработать "над его галлюцинациями", как выразился сам же Паскаль (вконец запутавшийся и растерянный). К письму прилагались статистические данные, альбом Марка Дауна "Пустые коридоры" и описание экспериментов, проведенных Годеном в последние две недели.
"Ларри, я напуган, - писал Годен. - То, с чем я столкнулся, кажется и наукой, и мистикой одновременно". В этом месте Паскаль обозначил паузу ("II"), словно решил оглядеться - не кружит ли кто поблизости? Никто не кружил. Кто-то невидимый, может, и был, но не стал выдавать себя и, покружив, улетел. "Из-за этой алхимии трудно сосредоточиться, - продолжил учёный и объяснил вкратце суть. - Обрати внимание на статистику и обязательно послушай альбом Дауна. Собрался было найти Марка в сети, но не нашёл. По слухам, он болен, а то и умер. Если надо, помогу с публикацией и деньгами (уж очень всё любопытно)".
Дальше следовала приписка (небесполезная, по мнению Стэнли, для опытов, но тревожная и свидетельствовавшая скорей о крайнем возбуждении Годена). "У дома Диккенса, - сообщил он, - когда бы я ни пришёл - сидит голубь. Сидит себе и урчит, в том числе и в неслышимом диапазоне (с частотой примерно от 0,05 до 0,2 Гц). Паскаль Годен, подпись, дата".
И подпись, и дата вызвали у Лоуренса ностальгию - как раз в феврале год назад он познакомился с Паскалем на семинаре в Гоа Science: Colonial Factor ("Наука: колониальный фактор"). Тот ещё "фактор". А вообще этих "факторов" не счесть. Вот и мистика теперь. Во все времена загадочное и таинственное стимулировало науку и по сути было главным мотивом её развития. То же и с религией - даже основные противоречия между религией и наукой выглядят вполне конструктивными: религия - миф, а наука пытается его развенчать.
Получив письмо от Годена, Ларри задумался.
Его отношения с родителями (читай - с Бродским) давно уже носили если не мистический характер, то во всяком случае далёкий от конструктивного. Связь с родителями основывалась исключительно на чувствах, а атмосфера семьи являла собой весьма запутанную систему домыслов, поэтической символики и предрассудков. С раннего детства Стэнли был вынужден противостоять мифам, стараясь если не опровергнуть их, то хотя бы объяснить.
Так же и с Паскалем. Уже на симпозиуме в Гоа Ларри заподозрил в нём сумасшедшего. Не дауна, конечно, и не психа в смысле неуравновешенности (или ещё как-то), но всё ж таки - слегка пришибленного.
В Панаджи, к примеру (где коллеги провели большую часть времени), он признался, что безответно влюблён, и даже молился из-за этого. Молился неумело и неконкретно: Аллаху ли, Иисусу Христу - не поймёшь. "Определись уже", - советовал Ларри, но тот не внял. Казалось, Паскаль потерял всякую надежду и теперь искал поддержки, где придётся. "Божества" же бездействовали. Никто из них и не помышлял помочь Годену (влюбился - страдай).
Подругу Паскаля звали Эмили. На снимках она выглядела приветливой, но печальной. Годен восторгался ею, затем напивался, и остаток ночи друзья проводили в West End Club, изображая успешных, но не вполне состоявшихся учёных. К утру Годен сникал, и они шли к морю, где проводили лучшие часы своего "симпозиума". У пристани качалась лодка, стоял запах рыбы (и никаких "божеств"). Друзья ели арахис, разбирали гипотезу Римана и смотрели YouTube: от сюжетов из Сирии (газовые атаки, массовые убийства) до видео с Марса (марсоход Curiosity исследовал Красную планету). Найдены веские доказательства наличия воды на Марсе, Башар Асад получил полную поддержку Москвы, а осуждённые в России Pussy Riot - поддержку Мадонны и Anti-Flag.
Годен реагировал довольно вяло. Чувствовалось, что он в депрессии и, подобно Асаду с Pussy, нуждается в поддержке. Ларри же мог предложить ему лишь арахис да сомнительную гипотезу. Хотя вряд ли это поможет. Как не помогут и "божества", но делать нечего.
Письмо, полученное накануне, требовало ответа. Опыты Паскаля, может, и дурь, но тем и хороши опыты - их хочется проверить. Подтвердить или опровергнуть. Скорей опровергнуть, размышлял Стэнли (Ступак - по папе и талантливый "недоумок" из лаборатории Earth and Planetary Sciences при Американском музее естественной истории).
В тот же день он объехал ближайшие к музею музыкальные магазины, но "Пустых коридоров" там не было. Никто не знал ни об альбоме, ни о самом музыканте. Альбом нашёлся лишь в скромном Fifth Avenue Records & Tapes. Юная продавщица со впалыми щеками, в узких штанах и майке Touche Amore - Is Survived By удивилась: "Марк?!"
- Вы первый, кто спрашивает.
Судя по бейджику, её звали Ира Сендлер. Надо же, подумал Ларри. Ирена Сендлер была участницей польского сопротивления и во время войны тайно помогала еврейским детям. В 1943 году её арестовали, но Ирена чудом спаслась. После установления в Польше коммунистического режима она вновь подверглась преследованию - на этот раз уже своими. Удивительно - Сендлер пережила и нацистов, и коммунистов.
- Вы первый, кто спрашивает, - продавщица держалась свободно и, подобно польскому сопротивлению, проявляла настойчивость.
- И что?
- Могу предложить винил, - Сендлер улыбнулась, её щёки постепенно ожили, а майка Touche Amore чуть приподнялась. - Впрочем, Empty Corridors на CD не бывает, - добавила она. - Даун пишет только винил. Будете брать?
- Буду.
- Насчёт галлюцинаций знаете?
Тут уже удивился Ларри. Сендлер вынула из шкафа пластинку и указала на предупреждение: "Вызывает галлюцинации. Не рекомендовано детям, беременным женщинам и людям пожилого возраста". Надпись располагалась на лицевой стороне конверта и выглядела весьма устрашающе.
Ларри кивнул и полез за деньгами.
- За последнее время, - промолвил он, - в Сирии погибли уже сотни тысяч - в основном дети, беременные и люди пожилого возраста. Лучше уж пластинку послушать, - улыбнулся Ларри и взглянул на продавщицу. - Так?
- Может, и так, - ответила продавщица.
Они поболтали ещё с минуту и расстались.
Сендлер призналась, что "Коридоры" Дауна - "впечатляющая музыка" и, как понял Ларри, эта музыка сильно повлияла на неё (впалые щёки, печальный взгляд).
Странно, но вернувшись домой и впервые прослушав альбом в истинном, а не в сжатом формате MP3, он не нашёл в нём ничего выдающегося. Ларри не ощутил ни "параллельной реальности", ни изменений в мозге (о чём подозревал Паскаль), ни света ("отражённого света, который увлекал всё дальше и дальше"). Не зря, видно, Годен казался ему слегка пришибленным.
И всё же в музыке Дауна что-то было. Взять хотя бы стиль, поэзию, не лишённую самобытности, не говоря уже о самом авторе. "Сумасшедший из Приднестровья" - гласила одна из редких заметок о нём в Trouser Press.
Марк родился и вырос в Тирасполе (так называемая "Приднестровская Молдавская Республика"). Настоящее имя - Пештру Лушняу. Активно выступал против русского вторжения в Молдову, неоднократно судим, прошёл принудительное лечение в психиатрической клинике Рыбницы, а по выходе из неё бежал за рубеж: сначала в Румынию, затем в Польшу, оттуда - в Австралию (Дарвин, Бигл-Бей, Брум).
В своей музыке он удивительным образом сочетал элементы hardcore-punk, soul и noise. Вокал Дауна напоминал манеру Люка Пикетта из Her Words Kill, а поэзия являла ироничную смесь социального протеста и певучести, что ли. Ларри улыбнулся. Термин "певучесть" вырвался сам собой. А вообще, интересно - что-то славянское было в этой певучести, но также и западное - отчасти зловещее и одновременно мягкое ("бесчинства суфражисток" - подумалось Ларри, ну как тут не засмеяться?).
Альбом "Пустые коридоры" был записан в домашней студии Марка в Бруме. В 2013 году альбомом занялась малоизвестная Mystic Implication of Poland из Польши, и с тех пор, по словам Сендлер (Ира Сендлер в майке Touche Amore), пластинка время от времени переиздаётся на подобных же лейблах и преимущественно за счёт автора. Марк не ведёт блогов, он нелюдим, выступает в основном по клубам. У него пикап Dodge, вертолёт Robinson, а в Рождество он улетает на Южный полюс.
Сендлер оказалась весьма продвинутой по части Дауна, да и вообще по части альтернативной музыки (авангардной, экстремальной и так далее).
Признаться, Ларри был очарован ею.
Ближе к ночи он вновь поставил альбом, но на этот раз решил испытать наушники, прилёг (очень хотелось спать), и странное дело - уже при первых звуках Intro ощутил нечто необыкновенное. Не вполне объяснимое, отчасти приятное, но вместе с тем и болезненное. Во всяком случае, явление таило некий дискомфорт - сначала холод, затем страх, и, казалось, пространство вокруг Ларри стало сжиматься. В середине Experiments он отчётливо услышал шум дождя. Чуть потеплело, и в этом "ограниченном пространстве" теперь преобладали запахи. Они сменяли друг друга - знакомые и в общем простые и понятные: запах мокрой пыли, телефонной будки и бензина.
Приехали, короче. Лоуренс снял наушники.
В отличие от его Hi-Fi системы Dynaudio наушники Sennheiser за 60 долларов как раз и справились (Sennheiser HD 215 II, 12 - 22000 Гц). Осталось понять - с чем именно справились и каким образом?
Сон как рукой сняло. Вернулось любопытство и даже азарт. А ведь ещё час назад Ларри не сомневался - Годен сумасшедший, он пережил душевную травму, что ж удивляться его "параллельным мирам"? Ларри включил компьютер, загрузил Microsoft Access и взялся за проект таблицы - специальной таблицы для работы с загадочным альбомом.
Альбом включал 12 композиций (по шесть с каждой стороны, от Intro до Empty Corridors). Ларри ввёл их названия, тексты, продолжительность, частотные характеристики и оставил дополнительные поля на случай развития (тема, настроение, заметки и т. п.). Специальный раздел он отвёл и для информации, полученной от Паскаля, включая данные его опытов, статистику и эффект, пережитый Годеном и сформулированный вербально.
Он определил ключи, назначил индексы, смарт-теги и подстановки. Чем не искусство? Ларри, словно художник, вдохновлённый предчувствием, писал последнюю картину. Картина - что надо. Пусть не Дега, но уж точно в духе футуристов и с элементами перформанса.
Над Нью-Йорком занимался рассвет.
Под утро Стэнли интегрировал полученную таблицу в исследовательскую базу данных лаборатории Earth and Planetary Sciences, отправил Годену SMS, где обещал помочь, но просил не торопить его и, испытав недобрые чувства, уснул.
Всю следующую неделю и вплоть до 8 марта Ларри слушал альбом, записывал впечатления и строил гипотезы. Секрет "Коридоров" между тем не давался. Ларри поднял справочники по физике, накупил всевозможных устройств (в основном бытовые приборы, работающие в диапазоне инфра- и ультразвуков), а в гараже устроил настоящую мастерскую. Он разобрал и переделал заново с десяток наушников, сжёг по неосторожности колонки, микроволновую плиту и едва не устроил пожар - ничего.
Секрет по-прежнему не давался.
Зато в мире происходили поистине "захватывающие" события. Ларри с тревогой следил за новостями и ужасался - русские вновь демонстрировали свою подлую сущность. Пользуясь chaos revolution в Украине, Россия твёрдо решила взять Крым.
Первого марта в ответ на обращение крымских сепаратистов к президенту РФ (с просьбой защитить их от якобы бандеровцев и фашистов) Путин получил разрешение Совета Федерации на ввод войск в Украину. Уже на рассвете второго марта начался штурм воинских частей в Балаклаве и в районе аэропорта Бельбек. Захвачены пленные, техника и склады с оружием.
Пиздец какой-то, размышлял Ларри, русских так и тянет что-нибудь отнять: Приднестровье у Молдовы, Абхазию и Южную Осетию у Грузии, а теперь и Крым у Украины. Крым - "страна Чехова" в представлении американцев (во всяком случае, по словам Александра Гениса - писателя и ведущего радио "Свобода"). Чехов? Какой к чёрту Чехов - страна истинных русских! Судя по репортажам (даже западных СМИ, не говоря уже о российских), русскоязычное население Крыма с восторгом встретило ввод войск.
Что любопытно - если Молдова с Грузией хотя бы сопротивлялись, то украинские солдаты в Крыму лишь делали вид. Они с лёгкостью сдавали оружие, а то и переходили на сторону врага. Местные буквально выпрыгивали из штанов, приветствуя оккупантов. Настоящий экстаз. Торжество русофилов.
Оставались крымские татары - последний очаг сопротивления. Татары пока держались. Впрочем, и здесь надежды немного: единственное их оружие - честь, а честь в России - наказуема.
Но и это не всё. 3 марта началась паника на ММВБ. В ходе торгов Россия потеряла половину олимпийского бюджета ("Сочи-2014"). С этой Олимпиадой одна беда. Как выяснилось, там и песни не споёшь - убьют (смотри клип Pussy Riot "Путин научит..."). В результате паники на бирже фондовый рынок упал на 10,8 процента. Обесценились бумаги крупнейших компаний. Образно говоря, инвесторы (а заодно и Pussy) заканчивали выступление и покидали сцену.
Что же до Путина - 4 марта он обвинил во всём Запад. 5 марта Запад обиделся и пригрозил экономическими санкциями. Смех один, Ларри печально улыбнулся. Да плевать Путин хотел на эти "санкции"! С их запасами углеводородов русские на трубе вертели и Запад, и его санкции, и уж тем более Украину с её "солдатами" (хотя и, несомненно, гордую, если учесть решимость Евромайдана).
Шестого марта парламент Крыма принял решение о присоединении к России. Седьмого появились репортажи о выступлениях сепаратистов в Луганске. Чуть позже - в Донецке. В Москве прошёл многотысячный митинг в поддержку оккупации Украины ("Танки на Киев!").
Восьмого пропал "Боинг-777" авиакомпании Malaysia Airlines, летевший из Куала-Лумпура в Пекин. Связь с самолётом была потеряна над Южно-Китайским морем. На борту находились 227 пассажиров и 12 членов экипажа. Незавидная участь, с горечью констатировал Ларри. Он спустился во двор, постоял у лестницы и, пройдясь по Парк-авеню, неожиданно свернул где-то под аркой. Свернул, да так и проходил час или два безлюдными переулками в районе North Bergen.
Остаток субботы учёный провёл за размышлениями о смерти. Из головы не выходил потерянный рейс и на ж тебе - "кровавый вторник" в Киеве 18 февраля. В тот день в результате столкновений манифестантов с полицией погибло 25 человек, 600 ранено. Ещё недавно совершенно немыслимое для Украины событие стало явью. Люди полны решимости: они готовы умереть (а власть готова поубивать их).
"В пустом переулке можно спастись, - записал Ларри. - На час или два, вряд ли больше: переулок не Иисус Христос". Что и к лучшему, добавил он. Добавил - и словно вернулся на землю из далёкого космоса.
Вернувшись на землю, Лоуренс собрался с мыслями и ближе к ночи позвонил Паскалю в Портсмут.
- Слышал про самолёт?
- Слышал.
- Ну и где он? - спросил Ларри.
Паскаль не знал.
Да и откуда ему знать? Мало ли что на уме у пилота. Впрочем, и Ларри явно стебался.
- В другой реальности? - предположил Годен.
Предположил и тут же понял, что не до смеха.
Даже метафорически мысль выглядела пугающе: объект, исчезнувший с радара, вряд ли вернётся.
- Исчез и вряд ли вернётся, - словно прочёл его мысли Лоуренс. - Всё правильно, но не так уж и плохо, - констатировал он.
По мнению Ларри, механизм "пустых коридоров", над которым они с Годеном так увлечённо работали (и всё никак), гораздо сложнее и интересней, чем они до сих пор представляли. Исчезновение малазийского самолёта, оккупация Крыма и "кровавый вторник" натолкнули учёного на одну мысль, и теперь он был поглощён ею: ничто никуда не девается, пока не увидишь мёртвых.
Иными словами, самолёт до сих пор где-то летает, полуостров, как мы знаем, на месте, а убитые на Майдане живы, пока ты не видел их мёртвыми.
- И даже мёртвое тело, - продолжал Стэнли, - мало что значит, если ты не знал человека.
Это как неслышимый диапазон: звука нет, но он есть. Более того, комбинация неслышимых звуков рождает образ, и чем сложней эта комбинация, тем образ более реалистичен.
- Странное ощущение в голове - как ты и писал.
Ларри подтвердил опыты Годена и наконец подобрался к главному - звуки города. Фиксировал ли Паскаль звуки города у дома Диккенса? Занимался ли он ими? (Судя по всему, нет.) Внешние звуки из неслышимого спектра если и не создают эффект "пустых коридоров" непосредственно, то, во всяком случае, играют важнейшую роль - такой была теория Лоуренса.
Идея о "внешних звуках" пришла к Ларри вместе с медийной атакой России на Украину. Ступак-младший вдруг ясно представил себе состояние общества на фоне антиукраинской пропаганды в российских СМИ. Пропаганда почище советской, и ясное дело - эти "внешние звуки" доведут кого хочешь.
Пропаганда и впрямь похожа на фон, согласился Паскаль и задумался. Предположение Ларри выглядело вполне разумным. Годен просмотрел свои записи и кое-что обнаружил. Да, действительно - всякий раз, прослушивая альбом Марка Дауна, он находился в окружении весьма громкого (хотя и привычного уже) шума. В квартире это был шум холодильника, радио, компьютера. Шум дождя, проникающий сквозь открытое окно. Шум ремонта этажом выше, шум унитаза и микроволновой печи. Шума хватало. Не говоря уже о шуме улицы, когда он прогуливался к сухому доку и к дому Диккенса.
У "Диккенса", к примеру, очнувшись от холодного прикосновения к поручням, Паскаль даже удивился обилию шума. Обилию out noise ("внешнего шума"), как называл этот шум Ларри и влиянием которого так озаботился. Может, Ларри и прав, но в любом случае надо бы поработать с этим.
Так он и сделал. В последующие несколько дней Годен собирал данные. Честно сказать, собирать не хотелось, но долг обязывал (сам ведь затеял), да и разбираться с данными будет не он (что утешало). Разбираться будет Лоуренс Стэнли из Нью-Йорка (если захочет, и вообще - Паскалю нет никакого дела до мистики).
В Matra Marconi он выписал было широкополосную деку, но тут же отказался от неё (плёнка не пишет необходимых ему частот) и раздобыл компактный анализатор спектра с макбуком. Вполне хипстерский набор: в рюкзаке анализатор (с памятью и микрофоном), в сумке макбук (для отображения и обработки данных). С этими "аксессуарами" Паскаль и вправду выглядел хипстером (но хипстером весьма деятельным и активным). Он шатался по городу и тщательнейшим образом фиксировал окружающие его звуки. Как и планировал, он записал звуки в квартире, звуки, доносящиеся из окна, звуки в пути (от Lake до Milton Road), у сухого дока и звуки у дома Диккенса.
Рюкзак и сумка прочно приклеились к его образу. Десятого марта Годен закончил запись, одиннадцатого выделил и систематизировал треки, а двенадцатого отправил их по электронной почте Ларри. Слушать не стал и вообще мечтал поскорей избавиться от навязчивой темы.
Получив треки "внешнего шума", Ларри сопоставил их с февральскими ощущениями Паскаля, и вот что получилось. Во-первых, чем ближе Паскаль приближался к дому Диккенса, тем интенсивней он перемещался в "пустые коридоры". Во-вторых, по мере его прогулки от Lake Road через Anglesea и вплоть до Gisors звуки неслышимого спектра приобретали всё более гармоничный характер. Иными словами, сочетание этих звуков напоминало мелодию. Некую пьесу в диапазоне инфра- и ультразвуков. В-третьих (и что самое загадочное), ритм неслышимой "пьесе" задавали новости о событиях в Украине. Новости исходили из радиоприёмника в квартире Годена и давали по сути исходный импульс для всей последующей "музыки".
Именно музыки. Альбом Марка Дауна мало того, что сам содержал неслышимый спектр, он ещё и каким-то образом складывался с "альбомом out noise", условно говоря. Комбинация внешнего шума (если таковая действительно имела место) возникала случайно, и опять же - на фоне политических новостей, что казалось безумием.
Безумием настолько, что Ларри сник.
Ларри осознал вдруг свою беспомощность: каким бы талантливым он ни был, вряд ли ему совладать с гигантской силой ничтожно вероятного события. "Альбом out noise" возник сам собой. Возникнув, он случайно совпал с альбомом Дауна "Пустые коридоры". Эта случайная комбинация совпала с Годеном. Совпала с его настроением, его прогулками к доку и дому Диккенса. Совпала с Евромайданом и с российской оккупацией Крыма.
Совпадения наводили на размышления. Размышления утомляли, пугали и уж никак не придавали сил. Ларри представил, как он будет биться над этой задачей, и, признаться, приуныл. От безысходности он попросил Паскаля ещё раз проделать свой опыт (опыт с "перемещением" в другое измерение). Тот согласился, но прежнего эффекта не получил. В какой-то момент Паскаль увидел пустые коридоры и даже услышал скрип открывающейся двери, но внутрь так и не проник.
Шестнадцатого марта в Крыму состоялся референдум о присоединении к РФ. Референдум незаконный и наглый. Изменилась также и интонация новостей (вместо "русских бьют" - "Крым всегда был наш"), а лайнер, пропавший над Южно-Китайским морем, так и не нашёлся.
Не нашёлся, зато нашёлся Ларри.
Как жаль, что он не обучен музыке, мелькнула мысль, и в тот же миг он отчётливо представил себе пианино, воспроизводящее неслышимый спектр. Ту самую "пьесу" в диапазоне инфра- и ультразвуков, которую Лоуренс считал "гигантской силой ничтожно вероятного события". На таком пианино он наиграл бы тысячу "альбомов out noise" и не нужно было бы ждать случайных совпадений.
Инструмент явно пригодился бы, решил Ларри, и уже в ближайшие дни отправился в Рокленд (штат Мэн) к своей подруге Кэт Скович по прозвищу "Лесбиянка Кэт".
III. Lesbian Kat ("Лесбиянка Кэт")
Кэт Скович - настоящая профи. В 2012 году она окончила Литовскую академию музыки и театра по классу фортепиано. После окончания академии (и вопреки желанию родителей) уехала в США - вдруг повезёт. Не повезло: осень и зиму она перебивалась частными уроками, а в тринадцатом познакомилась по Интернету с Ларри. Ступак писал и по-английски, и по-русски, его блог пользовался популярностью, он был свободен и интересен - так почему бы нет?
Постепенно они привязались друг к другу. С блога перешли на Скайп и вскоре встретились. На Рождество он приехал к ней в Рокленд, где Ларри и Кэт провели незабываемые каникулы. Как ни странно, ожидания не обманули их: тот редкий случай, когда реальная связь адекватна виртуальной.
По поводу "лесбиянки" - на деле Кэт оказалась вполне себе "гетеро", если не "би" (о чём Ларри мог бы догадаться и раньше). Догадка влечёт, рождает образы, а то и вовсе - новую реальность.
За этой реальностью Ларри как раз и приехал к Кэт 18 марта, во вторник. В машине он ещё раз послушал Empty Corridors Дауна, ощутил лёгкий гул в голове - вот и весь эффект. Эффект и вправду был слабый, как будто не хватало исходных данных, настроения, какой-нибудь мутации - Ларри и сам не знал. А потом - акустика. Акустика Mini (Mini Cooper Countryman), как он понял, была слишком хороша для галлюцинаций. "Вызывает галлюцинации. Не рекомендовано детям..." - припомнил он надпись на конверте. Зато (надо же!) пережил настоящий стресс, услышав по радио заявление Путина о Крыме. Президент РФ не скрывал радости: отныне Крым считался территорией России (блядь).
По CNN показали восторженных жителей Симферополя. Если верить официальным данным, этих "восторженных" в Крыму набралось аж 94 процента. Референдум о присоединении к РФ был проведён в спешке, под контролем военных, но беспокоило другое.
Ларри с грустью подумал о положении остальных жителей автономии - тех самых шести процентах, а ведь это около 120 тысяч ни в чём не повинных граждан Украины. Теперь они будут причислены к "врагам народа" и, несомненно, подвергнуты мучительному "перевоспитанию". "Стоять смирно, говорить по-русски!" - образно выражаясь. Этот слоган Ларри подхватил на "Эхе Москвы", а когда выяснил, что за херь такая, оказалось - заставка. Безобидная на первый взгляд заставка к передаче о русском языке. Вот этим шести процентам и не позавидуешь теперь.
Впрочем, и крымским русофилам придётся несладко. На смену эйфории явятся будни, сомнения, а позже и удручённость. У русофилов теперь не будет ни честных выборов, ни свободных СМИ, ни справедливого суда. Останется лишь "свобода" любить родину (Путин научит). Да и богаче никто не станет. Пройдёт время, но, даже сделав правильные выводы, репутации не вернёшь.
В пути Ларри не раз останавливал машину и с минуту-другую сидел как пришибленный. Если их действительно притесняли и они так хотели в Россию (а русских в Крыму немало - это правда), то почему бы не заявить об этом раньше? Почему бы не обратиться в ООН, в правозащитные организации, к журналистам, наконец? В том-то и дело - ни в Крыму, ни в остальной Украине никто никого не притеснял. Разве что надпись на заборе "Геть москалi!", и то - лишь после начала жесточайшей антиукраинской пропаганды.
Относительно России: Россия, конечно, обозлилась. Обозлилась на Майдан (да на всех обозлилась, включая саму себя) - что не сможет больше держать Украину в повиновении, и когда стало ясно, что та уходит, решила отомстить. Так что Крым - это месть (месть и урок). Урок всем, кто захочет свободы (в том числе и в России), а никакая не забота о русских в Крыму.
Миновав Эймсбери, Ларри притормозил и, чуть помедлив, выключил двигатель. Сгущались сумерки. В небе покачивалась луна, будто кто-то неведомый дул на неё, а на деле покачивался сам Ларри - он устал от дороги, устал от новостей.
Спасибо Кэт - она ждала его, и уже через час-полтора они поужинают в "Миранде" (Caf? Miranda, 15 Oak Street), постоят на набережной в Lermond Cove, а ближе к утру (пьяные и счастливые) займутся сексом.
Так и вышло. Секс выдался бурным и продолжительным. Подобно выступлению Путина в Кремле, секс Ларри и Кэт сопровождался повторяющимися оргазмами, счастливым шумом, радостной болью и в итоге - экстазом ("Крым наш, добро пожаловать в родную гавань!"). Над Роклендом навис туман. Но уже с рассветом задул ветер, и к обеду туман рассеялся.
Туман рассеялся, Кэт сварила кофе. Прекрасный кофе, как, впрочем, и Кэт, и её турка, явно приобретённая с рук.
- На распродаже, - кивнула Кэт.
А вот он свою турку забросил и теперь держал там всякую всячину: пакетик сахара, карандаш Faber-Castell, авторучку с логотипом HP (HP invent), доллар, свёрнутый в трубку, катушку ниток, иголку и упаковку CANNABIS incense sticks. Туркой, короче, Ларри не пользовался и предпочитал ей кофейную машину.
- Куда проще, - подытожил он и перешёл к делу.
Он поведал Кэт историю Годена (пустые коридоры, другая реальность) и раскрыл свою догадку о произвольном соединении звуков неслышимого спектра (out noise) с композициями Марка Дауна.
- Думаю, этот noise - тоже музыка, - промолвил Ларри и предложил Кэт представить пианино, но не привычный для неё инструмент, а пианино, настроенное на неслышимые частоты.
- Не могла бы ты поиграть на таком "пианино"?
- Игра в бисер? - Кэт улыбнулась.
В каком-то смысле это и была "игра в бисер". Накануне Ларри изготовил 24 специальных тон-генератора, настроил их на соответствующие частоты и подсоединил к MIDI-клавиатуре. Получились две полноценные октавы: левая "издавала" инфразвук, правая - ультра. Подключив клавиатуру к компьютеру, можно было сдвигать октавы в слышимый спектр, контролировать мелодию визуально, а также запоминать её, обрабатывать и совмещать с любой другой мелодией.
"Бисер" же заключался в следующем: сочинить как можно больше неслышимой музыки. Иначе говоря, Кэт предлагалось заняться композицией. Игра ума и воображения по Герману Гессе. Для решения задачи, поставленной Паскалем, Ларри нуждался в мелодиях Кэт. Предположительно эти мелодии должны были стать своеобразным фоном для альбома Дауна. Фоном, в сочетании с которым его "Пустые коридоры" давали бы эффект "параллельной реальности".
- Что скажешь? - Ларри взглянул на Кэт.
Кэт потянулась за чупсом.
Как исполнитель она была так себе и прекрасно знала об этом. В Вильнюсе Катя скорей развлекалась, нежели училась. По окончании академии самое большее, на что она могла рассчитывать, - это работа в каком-нибудь захудалом театре (в Гомельском театре кукол, к примеру), а то и вовсе учителем в средней школе. Кэт с ужасом представляла провинциальные театры музкомедии, устроенные по всей Беларуси, и буквально тряслась от страха при мысли о так называемом "народном театре" в Барановичах.
Тем не менее Кэт не мыслила себя без музыки. Она с детства сочиняла мелодии, а её особым пристрастием были Шопен и блюз. Шопен - благодаря мазуркам (Скович как-то послушала их и запала). К тому же, как и Шопен, она родилась в Польше и невольно романтизировала эту страну. Что же до блюза - блюзом её увлёк Рэй Чарльз, когда ещё в школе она посмотрела фильм "Рэй" (Ray, режиссёр Тэйлор Хэкфорд, в роли Рэя Чарльза - Джейми Фокс, США, 2004). Удивительно - с тех пор Скович то и дело выискивала что-нибудь о блюзе, разучивала стандарты и даже коллекционировала передачу "Весь этот блюз" на "Эхе Москвы" (с Андреем Евдокимовым).
"Из патрульной машины, лоснящейся на пустыре, звякают клавиши Рэя Чарльза", - нередко перечитывала Кэт "Колыбельную трескового мыса" Бродского (но уже значительно позже - по приезде в Америку). Более того - мазурки Шопена Кэт воспринимала тоже как блюз. По меньшей мере, их настроение ассоциировалось с плачем (как и композиции Рэя Чарльза) - плач приличного человека.
Примерно в том же интервале (интервале плача) находился и Даун. Марк Даун - музыкант, автор соул-альбомов и псих из Приднестровья. Голос Дауна узнаваем, он тих и печален - что боль, идущая из глубины. Глубины сознания, океана чувств, безысходности, надежды, наконец - поди разберись.
Но лучше так, чем, к примеру, Рахманинов. Кэт и не помышляла понять Сергея Васильевича. Во-первых, сложен (невероятно сложен технически), а во-вторых, русский (хоть и умер в Беверли-Хиллз). С русскими всегда так - даже простые вещи они ухитряются запутать, и тогда уже всё равно: коммунисты они или демократы. В этом смысле предстоящая работа с Ларри выглядела предельно ясной: "подыграть" Дауну. Найти правильную тональность, ритм, мелодию (весь этот блюз). "С Ларри хорошо", - рассуждала Кэт. С ним она ощущала себя и Рэем Чарльзом, и подвижницей науки.
Правда, и Ларри был русским. Но странно - Ступак хоть и имел русские корни, был напрочь лишён "русского мировоззрения" - презирающего всех и вся, лукавого и гениально дьявольского. По-хорошему, такое мировоззрение нуждалось в суде - открытом и честном (по типу суда над нацистами в Нюрнберге). Но возможно ли это? Кэт сомневалась. В соответствии с демократическими принципами любая идея считалась проявлением свободомыслия - даже самая лукавая и дьявольская. Тут так: нет жертв - нет суда. Хорошо бы сначала дождаться жертв (причём много - чем больше, тем лучше), а там посмотрим. В представлении Скович был лишь один способ покончить с "русским мировоззрением" - всячески противостоять ему и ни в коем случае не сотрудничать с властью.
Оккупация Украины во всей красе показала убогость русского сознания. Весь мир увидел единство их нации: рейтинг Путина зашкалил за 80 процентов, и ни одного протеста внутри страны.
Кэт нахмурилась.
- Что скажешь? - переспросил Ларри.
Пока Кэт размышляла, он всё поглядывал в окно. Пошёл дождь, море билось о камни, ветер явно усилился и трепал теперь всё подряд: баннер напротив, светофор на растяжке, провода и навес у кафе Brown Bag.
Кэт согласилась, и следующие две недели пролетели как один день. К каждой вещи из "Пустых коридоров" она подобрала с десяток "неслышимых" мелодий и даже упорядочила их по степени, как Кэт выразилась, "проникновения в другой мир". Отдельные сочетания казались ей наиболее сильными, и тогда Скович немедленно связывалась с Ларри. Тот изучал полученный эффект, вносил необходимые правки и предлагал новые решения.
В целом его идея подтверждалась: само наличие "неслышимой" музыки и гармоничное её сочетание с композициями Дауна словно перемещали вас. А куда перемещали - каждый ощущал сам.
К примеру, на композиции Polyphonic Plan в сочетании с неслышимым плагином "Ветер мартовской ночью" (названия придумывала Кэт - подчас смешные и чуть простоватые) Ларри переместился в будущее. Нью-Йорка в традиционном понимании там не было, зато было море, его прежний дом в Провинстауне, и опять же - дождь. Ларри стоял у окна, смотрел на дождь и слушал, как тот стучит, ударяясь о крышу.
При таком же сочетании Скович переместилась в совершенно неизвестное ей место, и скорей это был вымысел, существовавший лишь в её воображении. Кэт кружила в воздухе, а под нею располагались карты Google. Время от времени карты Google сменялись снимками из космоса, но тут же и возвращались вновь, на этот раз в более крупном масштабе - масштабе улиц или даже зданий.
Что до Паскаля, тот вновь переместился в коридоры (пустые коридоры, как и прежде) и, пока длилась запись, успел и Эмили разглядеть, и пейзаж за окном. Очуметь! За окном светилась галактика. Формой она напоминала М 81 (такая же впечатляющая, спиральной формы и с активным галактическим ядром), а в непосредственной близости от Годена располагалась планета 47 Ursae Majoris C - одна из тех экзопланет, которыми Паскаль как раз и занимался в Matra последние полгода.
Как понял Ларри, каждый перемещался, куда хотел: будь то воспоминание (куда хотелось бы вернуться) или вымысел (то идеальное место, о котором мечтаешь, - лишь бы убраться из реальности). Пока же Кэт подбирала музыку, Стэнли размышлял, как быть дальше. А тут и в самом деле было над чем подумать.
IV. Polyphonic Plan ("Полифонический замысел")
Одна лишь музыка может сделать видимой скрытую печаль.
Милан Кундера, "Встреча"
"Музыкальная полифония, - прочёл как-то Ларри у Милана Кундеры, - это одновременное развитие двух или более голосов (мелодических линий), которые хотя и связаны между собой, сохраняют тем не менее относительную независимость" ("Искусство романа").
Площадь Независимости в Киеве при таком подходе как раз и являла собой арену самой что ни на есть полифонии. Ларри нет-нет, а и убеждался в этом, слушая новости и сопоставляя факты. Мысленно, считай, он давно уже жил на Майдане, побывав в Крыму (где тихо хуел - "крыматорий"), а заодно и в России, где насмотрелся на русских (ничтожных безумцев).
Полифония же Майдана заключалась в следующем: протест объединил наиболее активных и совершенно разных по характеру, решимости и убеждениям людей - от очкариков-интеллигентов до храбрецов из "Правого сектора". Весьма разноголосый оркестр, но тем и хороша его музыка - она была сильной. Сильной - благодаря как раз полифонии. Кто хотел - играл на пианино (в буквальном смысле - настоящее пианино красовалось посреди площади), кто-то пел, а кому-то нравились струнные или даже ударные инструменты. Благодаря именно ударным, не сомневался Ларри, революция в Киеве и победила.
Вряд ли линейное изложение темы в случае с Майданом имело бы успех. "С самого своего возникновения, - пишет Кундера, - роман пытается избежать линеарности и пробить брешь в непрерывном изложении истории". Размышляя об этой "бреши", Ларри непроизвольно сравнил Майдан с постмодернистским романом. Он бы и сам хотел написать такой, но что толку - полифония даётся не каждому, а заниматься "линеарным" захватом Крыма - удел бесталанных. Бесталанных скотов и, как показывает практика, большей частью русскоязычных: сначала Приднестровье, затем Абхазия с Южной Осетией, а теперь и Крым.
Печально, но в "линеарность" вполне вписалось и убийство Александра Музычко. Сашко Билый - один из активистов "Правого сектора" - был застрелен своими же (майданскими) милиционерами. Сообщение пришло 25 марта, и, узнав новость, Ларри ощутил разочарование: революция занялась своими. Концерт закончен, но "роман" ещё не дописан. Как заметил (опять же в "Искусстве романа") всё тот же Кундера, "Брох восхищает нас не только тем, что довёл до благополучного конца, но и тем, что он наметил, но не достиг".
Этим недостигнутым Ларри и утешался.
Несмотря на chaos revolution, полифонический замысел Майдана по-любому был лучше "линеарности" русской оппозиции. В Москве, к примеру, то и дело случались антипутинские протесты, но толку от них как не было, так и нет. Там все ненавидели всех: коммунисты демократов, демократы либералов, либералы нацистов и так далее. Каждый играл свою партию, и лишь романтики (мысленно, виртуально, во сне - но хотя бы так) занимались общим либретто.
Похоже, из всех именно эти "очкарики" и знали цену истинных перемен - разочарованные, находившиеся по митингам, избитые и сообразившие наконец, что выхода нет. В реальности их ожидал долгий период деспотии. Рассчитывать на эволюцию сограждан у них не было времени - вот они и писали "полифонический роман", воссоздавая свои "майданы", протестуя, обороняясь и наступая мысленно.
Почему он так уверен в будущем РФ (диктатура, разбой, агрессия)? Из-за людей. Главным "достижением" путинского режима Ларри считал поколение идиотов, воспитанных на ненависти к Западу и без малейшего представления о подлинной демократии. Они родились в середине 90-х, к 2000-му начали соображать, а к 2012-му вполне сформировались как послушное большинство. Более того - к 2024-му они произведут одного, двух или даже трёх новых идиотов, и этого "ресурса" вполне хватит до сороковых (при любом развитии политического сюжета). Даже если в 36-м, когда будет переизбран преемник Путина, начнутся серьёзные преобразования (декоммунизация, суд над путинскими преступниками, возврат Крыма и так далее), потребуется ещё лет 20 для нового поколения плюс 30-40 лет, чтобы умерли прежние колорады, родившиеся в 90-х. Итого: 2036+20+30=2086.
В контексте полифонии Ларри, естественно, размышлял и о "Пустых коридорах" Дауна. Марк ведь тоже был из "романтиков-русофобов" и, как следовало из его немногочисленных интервью, искренне ненавидел путинский режим. Что же до музыки (и текстов) - он ясно давал понять, откуда черпает силы и вдохновение. "Возможность острова, - Марк словно цитировал Уэльбека, - на сегодня единственный способ противостоять диктатуре или хотя бы спрятаться от неё".
Таким образом, у Ларри появилась версия: что если Даун намеренно "подмешивал" в свои композиции неслышимый спектр? Некоторая часть звуков при записи терялась, но даже тех, что оставались, вполне хватало для перемещения в другую реальность.
Догадку подтверждали и опыты Кэт. Сочинённые ею мелодии усиливали эффект полифонии, словно компенсируя непреложность физики, а заодно и специфику самого музыканта.
В том, что Даун был специфической личностью, Ларри не сомневался. Даже отрывочных сведений о нём вполне хватало. Замкнутый, разочарованный и устремлённый внутрь. О том же свидетельствовали и его тексты. К слову сказать, свои английские тексты Марк неизменно сопровождал переводами на молдавский, румынский или даже русский язык - в зависимости от настроения, как понял Ларри, и исходя из гармонии самого стиха. Переводы присутствовали и в буклетах и почти всегда на концертных выступлениях.
Взять тот же Polyphonic Plan - четвёртую композицию из "Пустых коридоров". Русский текст "Полифонического замысла" производил гораздо более сильное впечатление, нежели английский. Казалось, именно русский вариант был исходным, а никак не переводом.
"Укрыться от дождя в кафе у моря - полифоничней моря, кафе и самого дождя", - писал Даун (псих из Приднестровья). И дальше:
Навес, кафе, заправка, небо.
Отель, две книжки, жалюзи.
Снаружи надпись "Не входи!".
"Не выходи!" - надпись по стенам.
Отчётливо представив себе эти стены, надписи, придорожный отель и бензоколонку на окраине Брума (штат Западная Австралия), Ларри задумался. "Почему бы и нет?" Он опьянел от этой мысли и уже на следующий день отправился в Брум повидать Марка. (Если не повидать, то хотя бы взглянуть на загадочный для него Австралийский Союз - Commonwealth of Australia.)