- Вот здесь, здесь заворачивайте! - женщина чуть не подпрыгивала на облучке, её горящие глаза, казалось, прожигали стену елей, плотно обступавших тракт со всех сторон. Фёдор потянул вожжи и фургон углубился в лес по еле приметной дорожке.
- Это на покосы дорога! - лихорадочно поясняла Алёна - в сезон тут деревенские ездят, а сейчас пока что трава не поднялась, дорога заросла...прибавь ходу, а? Ещё немножко, медленно едем! Там же дочка моя!
- Лошадей загоним, лучше не будет - буркнул Фёдор - сиди спокойно, доедем!
- Фёдор, расскажи мне, чего ждать от кикиморы? Так сказать - боеспособность... - обратился Андрей к товарищу, одновременно надевая на себя куртку подбитую изнутри кольчугой и стальными пластинами, а также проверяя перевязь с метательными ножами.
- Дааа? Неужели заинтересовался? - ехидно спросил старый солдат - раньше надо было спрашивать, прежде чем вызываться на это дело и давать надежду бабе! Честно говоря, я не знаю, как ты с ней справишься - её надо брать тяжёлыми стрелами издалека, и наконечники из серебра, или тяжёлые копья, тоже с наконечниками из серебра! Куда ты-то сейчас прёшь с этой сабелькой? Да с кинжальчиком?
- Хорош глумиться - рассердился Андрей - я тебя прошу рассказать о её боеспособности и чего от неё ожидать, а не тупых рассуждений на тему: "Дурак и не лечится"!
- Хорошо - получи: кикимора - человек, который заражён нечистой силой, и по своему желанию может превращаться в некое подобие то ли волка, то ли пантеры, то ли...не знаю, как это назвать - в общем семьдесят килограммов плоти, украшенной стальными клыками, когтями и ещё более стальными мышцами, выдающими такую скорость, что трудно уследить глазом. Впрочем - вес её зависит от веса того человека, который является носителем нечистой силы. Любит убивать - в основном домашних животных, скот, ну и всех, кто попадётся под руку. На людей нападает редко - но есть отдельные особи, которые совсем спячивают и убивают людей. Почему-то предпочитают детей - воруют их, после чего, наигравшись, убивают и пожирают. (Алёна при этих словах Фёдора горько заплакала). Как получаются кикиморы? По рассказам и легендам - после укуса или царапины таких же кикимор, а также по наследству, от отца и матери - видимо, что-то входит в кровь, что делает её такой, какая она есть. Убить её очень трудно, практически нереально - только большим отрядом, специально подготовленный к борьбе с этой нечистью. Достаточно?
- Какие шансы убить эту пакость? - Андрей угрюмо задумался - шансы убить этого оборотня, как он понял, сводились к нолю. Но и проехать мимо и не оказать помощь он не мог...
- Минимальны. Даже если мы вдвоём с тобой примемся эту пакость искоренять. Можно сказать, что наш жизненный путь заканчивается. Ну что же, я хорошо пожил, много видел - даже дракона видел, любил женщин, они меня любили, обретал и терял друзей, имел врагов...не страшно умирать! - Фёдор флегматично пожал плечами и хлопнул вожжами ускоряя замедливших шаг лошадей - что же сделаешь, если бог мне послал друга с наклонностями самоубийцы? Значит такая моя судьба!
- Хватит каркать! - жестко оборвал его монах - своим карканьем ты заранее настраиваешься на проигрыш! И вообще - ты не пойдёшь со мной к кикиморе - встанешь поодаль и будешь пускать в неё стрелы - эдак будет больше толку! Я запрещаю тебе со мной идти! А если со мной что-то случится - помни, куда мы ехали и зачем и сделай всё без меня. Тебе ясно?
- Угу...
- Чётче, чётче скажи!
- Ну что ты как капрал в армии! Сразу видать, армейская душа! - усмехнулся Фёдор, зорко глядевший вперёд на дорогу - ну сказал же - всё сделаю. Помирай спокойно!
- Тьфу на тебя! Вот ты язва хренова! Ну что, я должен был проехать и не попытаться помочь?! Нахрена тогда я такой нужен? Погибну, значит погибну! Со смыслом погибну! А не на жертвенном камне у этих придурков!
- Тсссс! - Фёдор обернулся показал глазами на женщину, сидящую рядом с ним и укоризненно покачал головой.
Но Алёна даже и не слушала разговоров мужчин - она вцепилась в скамью побелевшими от напряжения руками и чуть не выпрыгивала из фургона, всем своим существом пытаясь ускорить движение.
Наконец, дорога вывела на большой луг, метров пятьсот в длину и метров двести в ширину, он упирался одним краем в болото, с окнами чистой воды и плавающими на нём кувшинками.
Трава на лугу была невысокой - видимо её не так давно выкосили и она ещё не успела отрасти. Пахло сеном, с болота доносился запах тины и где-то в глубине болот кричала какая-то птица - то ли выпь, то ли ещё какая-то - она ухала, скрипуче вопила так, что казалось, будто вся нечистая сила со всего мира собралась тут, чтобы устроить свой пир на костях случайных прохожих.
- Вон, туда! - показала рукой Алёна - там есть брод на ту сторону - шагов сто через болото, и будет такой же луг, как и тут, а за ним лесок, за леском гора в которой пещера - люди говорили, там логово кикиморы! На фургоне не проедем, надо оставлять у брода!
Фёдор кивнул головой и молча направил лошадей к указанному месту. Через несколько минут они были у брода и Гнатьев молча стал распрягать лошадей.
- Зачем распрягаешь? - не понял Андрей - ааа...ты не рассчитываешь вернуться, и хочешь чтобы они не померли с голода? Может оставим тут Алёну, пусть присмотрит на лошадьми, а если не вернёмся...
- Нет! - перебила женщина - я с вами пойду, даже не удерживайте! Дайте мне оружие! Я из лука умею стрелять, и неплохо, меня отец учил! На охоту с ним ходила, пока отца медведь не задрал. Я не в тягость буду, я помогу!
- Почему и нет? - пожал плечами Фёдор - может и правда шанс какой-никакой будет. Андрей, ты тоже лук возьми, будем вначале стрелами давить, ну а не получится...в общем вот ещё что - эта пакость восстанавливается очень, очень быстро. Чтобы она не могла восстановиться, ей нужно отрубить башку. Если она уйдёт с повреждениями - отлежится и восстановится, практически в прежнем виде, только ещё злее и пакостнее. Сразу скажу - сам не встречался с такой гадостью, только лишь читал в руководстве для военнослужащих - как себя вести при встрече с кикиморой.
- И как? Что там пишут ваши умные военные стратеги? - Андрей осмотрел себя - перевязь с ножами на месте, сабля на месте, лук со стрелами приготовлен - всё, можно идти.
- Наши стратеги советуют бежать. И как можно быстрее. А тех, кто был поранен кикиморой, держать в карантине и при первых же признаках заражения - убивать, иначе они потом уничтожат своих товарищей.
- Обнадёживающие! - хмыкнул Андрей - ну что, пошли? Кстати - а почему её зовут кикимора? А не оборотень?
- Не знаю - пожал плечами Фёдор - кикимора и кикимора, никогда не задумывался над этой проблемой. А тебе не всё равно, как называется то, что тебя будет рвать? Да хоть макимора или хренимора! Лишь бы сабля не сломалась, да кинжал не подвёл...
Наконец, Фёдор освободил лошадей и надел на них путы - если они погибнут, лошади на лугу с голоду не помрут, а потом кто-нибудь их подберёт, а если вернутся - далеко не уйдут, путы не позволят.
Чавкающее болото хотело утянуть сапог Андрея, и он с трудом вытянул ногу из вонючей, пузырящейся жижи - "Хорошенький брод! Как бы тут с головой не уйти в трясину, будет, как с той девчонкой из "А зори здесь тихие"...
Как будто услышав его мысли, Алёна, перемазанная с ног до головы в грязи, успокаивающе сказала:
- Тут неглубоко, не утонем, самое большее по колено - если бы мы объезжали болото по дороге, верст пять пришлось бы лишних отмахать.
Действительно - под дикой грязью было довольно твёрдое, только очень уж скользкое дно - Алёна успела плюхнуться в жижу раза два, превратившись из привлекательной женщины в совершеннейшую нищенку.
"Надо отдать её должное" - подумал монах - "вся в грязи, а лук со стрелами держит над головой сухими! Молодец, баба!"
Брод вывел на красивейший луг, тоже недавно скошенный, напоминавший своим видом футбольное поле. Алёна указал рукой:
- Туда, вон за тем леском! Видите, вон тут горушку? Верхушка за деревьями торчит? Вот там и пещера! Она там, тварина! Давайте быстрее, мужики, а? Солнце уж совсем низко, что там с дочкой - не знаю!
- Да что там..небось в живых уже нет - угрюмо и тихо сказал идущий сзади Фёдор - и мы скоро поляжем.
- Не говори так! - ощетинилась Алёна - жива она, жива! Я бы почувствовала, если бы они погибла! А ты накаркаешь, старый дурак!
- Ну вот, теперь и дураком стал - хмыкнул Фёдор - что дальше-то будет?
- Заслужил - кашлянув, подытожил Андрей - какого рожна под руку каркаешь? Может и жива ещё, почему нет? Давай-ка наддай, а то тащишься как на похоронах! Тьфу! Вот сорвётся же с языка! А ты всё ты со своим карканьем!
Мужчины ускорили ход, и теперь Алёна едва поспевала за ними, передвигаясь сзади то быстрым шагом, то трусцой, но женщина не жаловалась, а только стиснула зубы и неслась, как олениха, спешащая к своему оленёнку, попавшему в беду.
Скоро они вступили в лес, через который вела почти незаметная тропа, выводящая к подножию горы. Собственно говоря, это была и не гора, в понимании этого слова - в этом месте скалы как будто выпучило из земли, выдавило под натиском каких-то процессов, происходящих в пластах, и полосатые глыбы песчаника валялись повсюду - в лесу, через который они проходили, и у самого подножия горы, в которой и чернело отверстие, образованное изогнувшимися пластами горных пород.
Андрей прикинул - до пещеры было метров сто, и вход в неё хорошо просматривался из-за стволов елей, растущих у подножия горы. Он подал знак спутникам и сам тоже приготовил свой лук, наложив на его тетиву стрелу и сдвинув колчан так, чтобы удобно было достать содержимое. Фёдор и Алёна последовали его примеру, и через минуту они двинулись вперёд, внимательно осматривая окрестности и следя за пещерой.
- Идите позади меня, я пойду ко входу в пещеру, вы зайдите с флангов, так, чтобы я не перекрывал вам сектор обстрела спиной и вы видели цель, если она появится из отверстия! - скомандовал Андрей, дождался, когда его команда переместится к флангам и медленно, целясь в пещеру, пошёл вперёд.
Ничего не происходило, было очень тихо - пели птицы, в кустах у болота заливался песнями соловей, в болоте изредка квакали лягушки, идиллия, да и только!
Монах не позволял себе расслабиться - он знал, как быстро тишина может взорваться грохотом выстрелов и разрывами гранат, так что она не могла его обмануть.
Подойдя к устью пещеры на расстояние десяти шагов, Андрей остановился, посмотрел на своих спутников - они тоже встали - справа и слева, изготовившись к стрельбе, подумал, и не нашёл ничего лучшего, как крикнуть:
- Эй, ты, кикимора болотная, выходи! - и тут же, со смешком, подумал про себя: "Да что за хрень вышла - как будто из русской народной сказки - "Выходи, биться будем или мириться?!" - и тут же забыл о своих мыслях - произошло нечто такое, что просто обалдел, у него даже челюсть отвисла: из пещеры, как будто на прогулке по нудистскому пляжу, вышла абсолютно обнажённая красотка - зелёные глаза этой особы смотрели на мир невинно, как у ребёнка, длинные чёрные волосы струились по плечам и спине пышной гривой, соски полной груди вызывающе торчали вперёд, сморщившись на прохладном вечернем ветерке, длинные ноги, стройные и мускулистые, как у модели или спортсменки, плавно несли её гладкое тело с плоским животом и твёрдыми даже на взгляд ягодицами, по грешной земле так, как будто утверждались над несовершенством этого мира.
Она обворожительно улыбнулась монаху и звучным грудным голосом сказала:
- Приветствую, воин! Чего это ты целишь в несчастную девушку? И не стыдно - на женщину с оружием? Ну никакого воспитания!
От неожиданности и нереальности происходящего Андрей опустил лук и ослабил тетиву, вытаращив глаза и не зная, как ему поступать - он ожидал увидеть страшное чудовище, состоящее из зубов и клыков, а тут...он с изумлением почувствовал, что при виде этой красоты кровь прилила у него к низу живота и его охватило возбуждение, которого он не испытывал уже несколько лет.
Красотка сделала несколько шагов к Андрею и уже находилась на таком расстоянии от него, когда он мог отчётливо видеть маленькую родинку под левой грудью девицы.
Положение спасла Алёна - уж она-то разбиралась в ситуации лучше двух мужиков, сражённых красотой объекта:
- Не верь ей! Это она, кикимора! Стреляйте в неё! Осторожно!
Алёна выпустила стрелу из своего лука, но, то ли от волнения, то ли от неопытности, но только она промахнулась и стрела лишь пробороздила кровавую черту по плечу красотки, ударившись в скалу у входа в пещеру и уйдя рикошетом в сторону болота.
Эффект от выстрела был потрясающим - через секунду перед Андреем была не сексуальная мечта всех половозрелых и не очень мужчин, а стоял клубок ярости, когтей, зубов - всё то, что он ожидал увидеть, идя сюда, и гораздо хуже.
Его куртка была вспорота во мгновение ока, и если бы не стальная кольчуга с нашитыми пластинами (спасибо Гнатьеву!), кишки монаха уже были бы разбросаны по ближайшим кустам, а так он только лишь отлетел метра на три, и валялся на земле, не в силах вдохнуть, с кровавыми кругами перед глазами и звоном в ушах.
Андрей не знал, сколько времени он был в полной прострации и не мог контролировать свои действия - видимо недолго - кикимора ещё готовилась к прыжку, после своего победоносного апперкота, когда в неё врезались две стрелы, пронзив плечо и сбив влёт, уже после её прыжка на лежащего монаха.
Андрей не дожил бы до сорока лет, если бы не умел быстро восстанавливаться после ударов и оценивать ситуацию - кикимора только ещё отрывалась от земли в прыжке, когда он уже откатывался в сторону с того места, где, предположительно, она должна была приземлиться.
И всё бы ничего, он бы избежал удара, но удары стрел его спутников слегка изменили траекторию полёта кикиморы и нечисть приземлилась одной лапой точно на плечо воина, разорвав рубаху, куртку и кожу лежащего, как будто они были из папиросной бумаги.
Он взвыл, схватившись за лапу кикиморы, обхватил её за мускулистое тело и погрузил кинжал в шею чудовищу, повиснув на ней как наездник под шеей скачущей лошади.
Кикимора, с восьмидесятикилограммовым грузом на шее, прыгала по площадке, будто огромный мохнатый кузнечик, одновременно пытаясь сорвать с себя опасный груз, но Андрей не давал ей это сделать, обхватив её руками и ногами, как детёныш обезьяны свою мать.
Только при этом, вот этот самый детёныш всё больше и больше перепиливал шею своей "матери", преодолевая сопротивление стальных мышц и сухожилий.
С боков в кикимору били и били стрелы, и она уже была похожа на дикобраза из-за торчащих в стороны стрел - но Андрей этого не видел, он сосредоточился на том, чтобы перерезать шею кикиморы как можно глубже и быстрее, не обращая внимания на то, что она рвала ему спину, уже оголённую, кровавую, со свисающими с неё лохмотьями кожи и мяса. Уже последним усилием умирающего тела, он напрягся и со скрежетом по кости перепилил позвонки, соединяющие голову кикиморы с туловищем - чудовище сразу ослабло, немного постояло на ногах и свалилось, завалив собой человека.
Ещё пару движений, голова кикиморы отвалилась от плеч, покатившись я сторону, цепляясь за камни и кусты длинными, блестящими волосами.
Из отрубленной шеи, с торчащими белыми позвонками и кровавыми лохмотьями мышц, на Андрея лился фонтан крови, залив его лицо и грудь горячим потоком с железистым привкусом. Часть крови влилась ему в рот, он непроизвольно закашлялся и сглотнул, с отвращением чувствуя во рту солоноватую чужую кровь.
Столкнув с себя тело, уже полностью ставшее человеческим, Андрей тяжело поднялся на локоть, со стоном перевалился на колени и посмотрел вокруг - невдалеке от него стояли Алёна и Фёдор, с ужасом глядя на него и держа стрелы наложенными на тетиву.
- Эй, вояки, луки-то опустите! Ненароком отпустите тетиву, а я не хочу получить в брюхо эту деревяшку!
Фёдор первым опустил лук и с облегчением сказал:
- Живой? Неужели? Я думал тебе конец...ты бы на себя глянул - лица не видать, всё кровью залито! Непонятно, как ты ещё дышишь-то?
- Дышу. Помоги-ка мне подняться, что-то совсем хреново мне - Андрей попытался встать, но ткнулся носом в землю и ободрал себе скулу под глазом - ноги его не держали совершенно.
- Сейчас, сейчас! Осторожненько, давай, давай, вот сюда, на камень...ой, мама рОдная! Да у тебя спины-то нет! Месиво какое-то! Андрюха, как ты ещё жив-то?! Вот несчастье...говорил тебе, не надо было идти сюда...ой, беда-то!
- Хватит причитать, как баба...я ещё не собираюсь помирать, не дождётесь! Кстати, бабах - а где Алёна? Куда Алёна-то делась? Дочку пошла забирать? Погляди, что там и как...я подожду...вроде кровь не течёт уже.
- Ясно, что не течёт! У тебя вся спина в земле и в прилипших лохмотьях! Ой-ёй, как бы заразу не зацепил....
- Иди, говорю, посмотри, что там с Алёной! Мы зачем сюда шли? Что там с девчонкой узнай, я подожду...
Фёдор молча кивнул головой и исчез в пещере.
Потянулись мучительные минуты ожидания - у Андрея мутилось в голове, его лихорадило и он стал замерзать - сказывалась потеря крови.
Монах прижал руки к груди и сосредоточился, отбрасывая от себя холод, дикую боль в спине и разбитом лице - главное было отрешиться от неудобств, от боли, от всего того, что мешает выполнять задание - так учил его когда-то инструктор. Это было на уровне берсерка, когда человек не ощущает боли и думает только о том, чтобы убить противника.
Подождав минуты три, Андрей тяжело встал, вынул из ножен саблю и опираясь на неё, пошатываясь ,пошёл к пещере, где чуть не столкнулся с вышедшим оттуда Фёдором.
Старый солдат держал на руках маленькую девочку, года три от роду, сладко спавшую на руках и не знавшую - не ведающую, какие страсти творились вокруг.
Фёдор посмотрел на Андрея и хмыкнул:
- Ну куда, куда ты собрался? Хватит с тебя уже! Как труп ходячий, а туда же! Алёна, держи девчонку, мне тут нашего воителя надо тащить... ты сам-то не дойдёшь до фургона, похоже на то! Пошли потихоньку - спустимся к лесу, там я волокушу сделаю!
Андрей, поддерживаемый Фёдором, медленно потащился к лесу. Его знобило, голова кружилась и он привычно определил - сотрясение мозга, большая потеря крови, болевой шок.
В его голове было мутно и горячо, он то выныривал из забытья, то погружался в него, осматриваясь на предмет опасности - в бреду ему казалось, что он опять на войне, и вокруг подкрадываются враги, готовые перерезать ему глотку. В моменты просветления он ощущал, что его куда-то волокут, и он лежит на палках, связанных друг с другом, перетянутый поперёк груди и неподвижный.
В очередной раз открыв глаза после потери сознания, он увидел, как над головой качаются ветки деревьев и он подумал: "Из зелёнки выносят...к вертушкам? Где они тут сядут? Как меня зацепило - на растяжку, что ли, наступил? Спина как болит...наверное осколками посекло..."
Снова погрузившись в забытье он очнулся уже перед фургоном, под бурчание Фёдора:
- Здоров же ты, бугай! Вроде худой, а тяжёлый! Ты слышишь меня? Андрей, живой? Ага - глаза открыл! Алёна, быстро давай из фургона бутылки с вином, воду давай - там из бочонка налей! Девочку оставь в фургоне, пусть спит, скорее, скорее давай, пока ты ходишь он сто раз загнётся! Да, вот эту бутыль. Воду принесла? Давай, помоги мне - сажаем его, ты держи, а я буду снимать с него кольчугу и все лохмотья! Да не делай такое лицо мать-перемать! А ты что думала, так просто кикимору забить? Держать! Мать...мать...мать...в дышло! Говорю - ровнее держи! Осторожно! Уххх...зараза! Андрюха, это мы! Твою мать! Мать...мать...мать...хррррр....
Андрей, когда его сажали, внезапно очнулся, и вообразил, что его захватили чеченские боевики и собрались над ним глумиться, срывая с него одежду - он двинул рукой, и державшая его Алёна улетела под колёса фургона, навалившегося на него Фёдора он подмял, вцепился ему в глоту и стал душить, сжимая стальные пальцы в последнем усилии так, что тот мог только хрипеть и закатывать глаза в попытке освободиться от захвата монаха.
Спасло Фёдора то, что Андрей от напряжения потерял сознание, но и после этого разжать его окостеневшие пальцы стоило большого труда.
Фёдор отдышался, выдал очередную порцию мата и позвал боязливо смотревшую на происходящее Алёну:
- Чего встала-то?! Иди сюда, держи! Со спины держи, раз боишься!
- А чего он набросился-то?
- Чего-чего...видишь, не в себе он. Воюет. Кажется ему что он среди врагов! Давай, поддерживай его вот так, я мыть спину буду.
Фёдор стал лить на спину Андрея воду из бутылки, смывая корку из грязи и запёкшейся крови и аккуратно стирая всё это намоченной тряпочкой. Скоро спина обнажилась, и стали видны полученные раны - мускулы были исполосованы так, как будто их резали ножом на полоски - некоторые разрезы доходили до кости, и сквозь них были видны рёбра.
После того, как грязь и кровь были смыты, из ран снова обильно потекла кровь.
Фёдор схватил бутыль с крепким вином и стал лихорадочно промывать раны, стараясь вымыть остатки земли из разверстых разрезов.
Скоро вино в бутыдке закончилась, и он послал Алёну за новой бутылью, приговаривая:
- А ты говорил вино не нужно было брать! Вот как бы сейчас мы промыли квасом? Ох, Андрюха, Андрюха...не знаю, как ты выживешь! Эй, Алёна, тащи сюда мой вещмешок, серый такой, с завязками! Там у меня нитки с иголкой! Да поторопись, а то он кровью истечёт...впрочем - он и так истёк. Ну давай, давай, что ты глаза вытаращила! Быстро мешок сюда, демон тебя задери! Пошевелишься ты или нет? Из-за тебя ведь мужик помирает, торопись!
Алёна принесла мешок, вино, и Фёдор занялся зашиванием ран.
Уже темнело, и стояли густые сумерки, и Фёдор, чертыхаясь пытался рассмотреть, куда воткнуть иглу:
- Алёна, разведи костёр! Я ничего не вижу! Давай по-быстрому, я не могу оторваться от дела, надо раны стянуть, иначе кровь не остановить, он и так уже бледный, как мертвец!
Фёдор продолжал шить, практически уже на ощупь, а женщина побежала собирать валежник и ломать сухие ветки от засохшего дерева на краю болота.
Скоро возле фургона пылал костёр, зажжённый от кресала Фёдора, а он всё продолжал шить и шить длинные страшные разрезы, нанесённые когтями кикиморы.
Андрей всё это время был без сознания, что уберегло его от страшной боли во время обработки ран и после, при зашивании.
Наконец, часа через полтора после начала обработки ран, всё было закончено. Фёдор вздохнул, отложил иглу, нитки, вытянул усталые руки, положив их на колени и расслабился на чурбаке, рядом с распростёртым на животе Андреем.
Он сомневался, что тот выживет - после таких ран, да ещё и забитых грязью - мало кто мог выжить - только если чудом. Оставалось на него, на чудо, и уповать.
Солдат посмотрел на Андрея и у него защипало глаза - после сорока лет трудно найти друга, практически невозможно - груз жизненного опыта, груз предательств и людской неблагодарности давит на душу, обжигает её и человек уже не может принять в неё кого-то другого, не может обрести друга.
Много ли людей могут похвастаться, что у них есть друзья, после сорока или пятидесяти лет? Приятели - да. Знакомые, собутыльники - да. Но человек, который может отдать за тебя жизнь, который не побежит, спасая свою и встанет с тобой плечо к плечу навстречу любой опасности - есть такие? Если есть - вы счастливые люди.
Фёдор беззвучно плакал, глядя на умирающего мужчину, поняв в одночасье, как был дорог ему этот человек, так странно и неожиданно ворвавшийся в его скучную пьяную жизнь.
Он поднялся, подошёл к Андрею и положил руку ему на шею - пульс в сонной артерии бился неровно, как будто сердце не справлялось со своей задачей, или ему не хватало той жизненно важной жидкости, которую оно должно было протолкнуть к органам этого тела.
- Он живой? - раздался сзади женский голос и Фёдор с ненавистью обернулся, гневно скривив губы и желая сказать что-то гадкое, резкое, злое, и потом опомнился - ну причём она? Так сложилась жизнь... Она всего лишь спасала свою дочь и была готова погибнуть, пойти в пещеру и биться насмерть с чудовищем - можно ли было её винить в том, что случилось? Андрей, как настоящий мужчина, встал на защиту невинного существа, это его, мужское дело, и она совсем ни при чём. Он таков, каков он есть, и другим ему не быть. Может быть за то Фёдор его и уважал. Уважал? Уважает!
Он рассердился на себя за эти мысли - старый дурак! Он жив, а пока жив - есть надежда! Он сильный, очень тренированный, очень крепкий мужик, видавший виды, вполне возможно, что выживет! Ведь чудеса случаются - например то чудо, из-за которого он попал в этом мир - ведь зачем-то это было сделано провидением? Или богом - как хочешь это назови!
Фёдор успокоился и откашлявшись, хриплым голосом сказал:
- Принеси мне вина, слабого, вот в тех глиняных бутылках, только это...разбавь его водой - две части воды, часть вина. В глотке пересохло, еле языком шевелю.
Алёна ушла в фургон, а Фёдор сел у костра и снова расслабился и стал размышлять:
"И правда ведь странно - этот парень из разряда таких, которых убить совсем не просто, у них, как у кошек, девять жизней! Сколько раз он уже мог погибнуть - и ничего, живёт! А не успокаиваю ли я сам себя? Ну и успокаиваю! Что ещё остаётся делать? Иначе хоть вешайся... Если...нет, он выживет! Когда он встанет на ноги, красавцем ему уже не быть - она порвала ему лицо от волос до самого подбородка - будто серпом полоснула, как это ещё глаз уцелел! Шрам будет - как молния, через всю левую сторону - хоть бы уж не перекосило лицо...да вроде основная часть мышц цела, не должно бы. Хорошо хоть, что я не волынил на курсах первой помощи в солдатской учебке, умею с ранами обращаться - сколько раз это спасало жизнь и мне, и моим приятелям - тогда, капралу Вейводе копьё бок распороло - если бы не я, он бы истёк кровью и умер от заражения..."
Его мысли прервала Алёна, принесшая кувшин с разбавленным вином - Фёдор жадно присосался и выпил сразу половину, так, что у него забулькало в животе.
- Оххх, благодарю! Надулся - аж раздуло! Ну что, подруга, как там твоё сокровище?
Алёна просияла и радостно ответила:
- Спит, и всё тут! Я осмотрела её - царапин, ничего нет - синяки небольшие, видимо когда она её тащила, и всё, больше нет повреждений! Я боялась, что она её убьёт - и зачем она её вообще утащила?
- Ну как зачем - мы же любим цыплят...
Улыбка Алёны сразу потухла, её просто затрясло:
- Я как представлю - меня начинает...ох, не могу даже говорить об этом! Одно не пойму ещё - почему она всё время спит? Меня это беспокоит!
- Я слышал, что некоторые кикиморы - не все, и я не знаю от чего это зависит - умеют одурманивать жертву взглядом. Ну, взглядом не взглядом, но жертвы засыпают, и спят какое-то время... Пройдёт это всё, и без последствий. Давай-ка на ночь становиться - ехать сейчас куда-то поздно, в темноте ещё глаз выколем веткой, да и трогать его я боюсь. Сделаем так - вы с дочкой спите в фургоне, а мы с Андреем будем тут, у костра. Принеси сюда одеяла - я его укрою, да и сам тоже накроюсь. Там ещё копчёное мясо - немного, брал в дорогу, да съели почти всё по пути, тащи всё сюда, ужинать будем.
Алёна ушла, а Фёдор ещё раз пощупал Андрея - пульс был, ничего не изменилось - так же неровный, но довольно чёткий, не как у умирающего. Он повернул мужчину на бок и осмотрел грудь - там тоже были два глубоких пореза от когтей - самый первый удар, сокрушивший кольчугу, но спасли стальные пластины нашитые впереди - только два когтя прошедшие рядом с ними, порезали кожу и мышцы, и то не очень глубоко.
Фёдор достал из вещмешка полулитровую банку с какой-то вонючей мазью - открыл, занюхал содержимое, передёрнулся и с отвращением сплюнул, потом опустился на колени рядом с раненым и стал осторожно втирать мазь в зашитые рубцы и царапины, приговаривая:
- Ничего, ничего, чем вонючей, тем действеннее! Подымем тебя, парень, держись! Мы ещё должны всех врагов победить, всё вино выпить...хммм...ну неважно, я за тебя выпью! Держись, Андрюха!
Закончив втирать, он обернулся, увидел, что Алёна смотрит за его действиями, и спросил:
- Принесла? Бросай тут, я сам всё расстелю. Вот что - там в конце фургона раскладной столик деревянный и два стула - тащи их сюда, ну что мы как дикари будем на земле есть! Правда особо и есть-то нечего...завтра съезжу в трактир, накуплю съестного, а пока что будем есть что судьба послала.
- А ты не хочешь его перевести на постоялый двор? Впрочем - чего я говорю, поняла...только...тебя Фёдор звать, да? Я слышала как тебя он звал, а его Андрей? Ага...так вот, я поняла - ты не хочешь показывать его, раненого, местным? Чтобы не знали, что его кикимора ранила? Чтобы не подумали, что он может быть заражённым?
- Верно подумала...умная девочка... - Фёдор пристально посмотрел в глаза Алёне - да, я не хочу, чтобы ваша шайка знала, что он получил раны в драке с кикиморой. И хочу тебя спросить - ты как к этому относишься, и что ты будешь делать завтра? В принципе - ты получила что хотела и можешь идти домой, но я не хочу, чтобы ты на каждом перекрёстке кричала об увиденном - что будет с Андреем я не знаю, но когда он встанет на ноги, не желаю, чтобы каждая собака знала о том, что он стал оборотнем. Ну так что ты думаешь делать?
- А возьмите меня с собой? - нерешительно ответила Алёна - прислуживать буду, работать на вас буду, а?
- Ты чего несёшь-то? - развёл руками Фёдор - ты откуда нас знаешь? Может мы ненормальные, любим насиловать и убивать? Может разбойники с тракта? Может убийцы и нас разыскивает власть? Как так можно с первыми встречными уезжать куда глаза глядят?
- А куда мне деваться? - тихо и горько сказала Алёна - возвращаться в село? Они говорят - помогали мне! Как же! Сколько я полов перемыла, сколько прислуживала в их домах - да они бесплатно кусочка не дали, я голодная ходила, дочери всё отдавала! Как мой муж пропал на охоте, якобы его медведь порвал - так мы и впали в нищету - распродали всё, что было - они скупали у нас за медяки нажитое отцом и мужем. Староста - строит из себя благодетеля...сучонок! Всё норовил по заду меня погладить, за грудь ущипнуть, когда я у них в доме прислуживала - пока жена не видит. А дочка его - видела я, как у вас челюсти отвисли - да, красавица, наградила её судьба красотой...и пометила, нечистой силой. Давно уже поговаривали, что её мамаша была кикиморой, только никто не мог поймать за этим делом - сама куда-то исчезла, вроде как утопла в болоте - сдаётся мне, что прибили её где-нибудь, вот и дочка от неё такая же. А староста любит её..любил, вот и прикрывает, как может. И все молчат...и я молчала, да - когда отец пропал и потом нашли растерзанным - молчала, когда мужа, якобы, медведь задрал, тоже молчала, а когда Настёна пропала - вот тут уже терпение лопнуло! А они все молчат, только рыла свои прячут - знают ведь, твари, что происходит. Не хочу я к ним возвращаться, возьмите меня с собой - мне всё равно там не жить! То из меня проститутку сделать пытаются, то в прислуги, на самую грязную работу норовят засунуть - не хочу туда опять! Что мне там терять? Дом? Что мне этот дом, когда там есть нечего и тоска по углам - барахло? А нет у меня ничего, поизносилась вся, поистрепалась...нищая я. Только и осталось, что моё тело, да дочка моя.
Алёна помолчала и потупив глаза сказала:
- Хочешь...можешь жить со мной, как с женщиной...только не оставляйте меня в деревне. Я красивая, правда, только грязная сейчас, болотом пахну, а так я не хуже этой Марвины, кикиморы, смотри!
Алёна скинула с себя платье и осталась в одной нижней юбке, потом сняла и её. Даже в неверном свете костра она была прекрасна - действительно, её тело мало чем отличалось от тела убитой кикиморы, только грудь поменьше, да бёдра чуть полнее - но от этого ничуть менее соблазнительные.
Фёдор впился глазами в Алёну, от неожиданности даже охрип и изменившимся голосом сказал:
- Не надо. Ты прекрасна, да, я понимаю толк в женщинах, но я не такой подлец чтобы воспользоваться твоим телом, вот так, в уплату. Иди-ка, лучше, выстирай платье, вымойся - а то и правда пахнет от тебя дурно - возьми там у меня в фургоне рубаху, штаны, сапоги - правда они тебе не пойдут по размеру, но ничего, на время сойдут - переоденься - а платье с юбкой вывеси посушиться. Заберём тебя, да, обещаю. Поедешь с нами, будешь работать - готовить, ухаживать за лошадьми - всё что мы делаем, то и ты будешь делать, как член команды. Доедем до города - там что-нибудь придумаем, как тебя пристроить, с нами ехать нельзя - опасно. Рассказывать тебе ничего не буду это не твоё дело. Но жизнь твою постараемся устроить - слово даю. Иди. Поухаживай за собой.
Алёна смущённо кивнула, стесняясь, натянула на себя своё платье и полезла в фургон искать одежду. Через десять минут у водяных окон на краю болота послышался плеск и звук текущей воды - новый член экипажа смывала с себя засохшую грязь.
Фёдор усмехнулся в усы и обратился к бесчувственному товарищу:
- Видишь, Андрюха, как дурно ты на меня влияешь? Такая красотка - любой мужик бы не устоял против такой - а всё ты! Нет бы мне утащить её в кусты и заставить извиваться от страсти - а я играю в благородство! Сейчас ты бы сказал, что и без тебя я не стал бы пользоваться слабостью несчастной женщины...возможно...кто знает? Ну уж больно красотка! Ты-то вон, повалялся под красоткой, так, что она в страсти тебе всю спину ободрала, до костей, понимаешь! А я вот теряюсь! Ладно, что там у тебя?
Фёдор опять пощупал шею раненого - показалось ему, или нет, но пульс стал немного ровнее...а может только показалось.
Вот только не понравилось то, что шея была очень, очень горячей, раненого лихорадило так, что того и гляди кровь свернётся...фигурально выражаясь.
Лицо больного было красным - различимо даже в полумраке. Фёдор нахмурился и осторожно накрыл Андрея одеялом, отогнав вьющихся комаров.
На удивление, несмотря на близость болота, комаров было довольно мало - отметил себе солдат - возможно костёр отгонял их дымом, а может просто место открытое и продуваемое.
Выбросив из головы комаров, Фёдор полез в фургон, забыв про спящую там девочку и чуть не наступил на неё, тихо выругался, осторожно достал столик и стулья, вылез из повозки и расставил мебель у костра. Вытряс продуктовые запасы, выложил кусок мяса, чёрствый хлеб, вино, кинжалом нарезал, как мог, следя за тем чтобы не поцарапать стол - он ему очень нравился, остался ещё от отца. Лакированное дерево было искусно соединено медными петлями так, что в сложенном состоянии он занимал очень мало место, становясь плоской доской, которую можно было уложить на дно фургона. То же самое и стульчики - откидные, со спинкой, могущие выдержать не только хрупкое женское создание, но и таких здоровых мужиков, как Фёдор и Андрей.
Сзади послышались лёгкие шаги, и Фёдор сказал:
- Найди там, спереди в фургоне, стаканы - забыл взять, и садись за стол, вечерять будем. Ты вино пьёшь?
- Нет, если только немного...
- Давай тебе разбавим водой - да наверное и я разбавлю, а то мой друг всё меня ругает за пьянство. Я и правда что-то лишнего пью последние годы, надо кончать с этим делом. Нашла? Молодец. Давай, жуй - завтра без завтрака поедем. Я вот что думаю - не будем мы ни в какие трактиры заезжать, чёрт с ними, дотерпим до города? Остаётся двадцать вёрст - четыре часа езды...забыл! Вот что - отложи кусок хлеба и мяса девчонке - она-то терпеть не может без еды, ну а мы с тобой потерпим, да?
- Конечно - Алёна благодарно кивнула и убрала в чистую тряпицу кусок мяса с ладонь и кусок хлеба, потом уселась, глядя в огонь и отвернувшись от стола.
- Эй, ты чего, мать твою за ногу! Ну-ка жри давай! - рассердился Фёдор - свою долю, типа, дочери отдала? Так бы и врезал тебе! Ешь, говорю! Хватит нам - заморим червячка, и всё - ночью всё равно спать надо, а не жрать! И вина хватани всё-таки, разбавь пополам и попей - легче будет, нервы отпустит.
- Боюсь вино пить - несмело ответила женщина - на голодный желудок, да после этой всей...опьянею.
- Пару глотков - ничего не будет. Доедай, пей, и давай в фургон, а я с Андрюхой останусь. Давай, давай, а то девчонка проснётся в чужом месте, перепугается, она ведь помнит только что её похитили, может крепко напугаться.
Алёна ушла в фургон, а Фёдор улёгся рядом с другом, глядя на языки костра.
В голову лезли всякие гадкие мысли - например - что будет с Андреем если он выживет? Он ведь обязательно заразится от кикиморы - его раны были залиты её кровью так, что он буквально плавал к крови. Это стопроцентная гарантия заражения. И что дальше? Ну вот превратится он в кровавого монстра, и что тогда? Неужели и правда он не сможет сдержать свою убийственную натуру - ведь и тогда, когда он был якобы обычным человеком, более страшного бойца Фёдор не видал - он не разъярялся, не пускал пену и слюни, не орал для поднятия боевого духа - спокойно и эффективно убивал.
А если к этому присоединится жажда крови, жажда убийства, а более всего - невероятная скорость, сила, реакция, регенерация кикиморы - что получится? Кто сможет с ним совладать? А если в момент "озверения" радом окажется некий усатый друг? Куда только усы полетят... ну друг-то ладно - а если посторонние, совершенно невинные люди? Ох, Андрей, задал ты мне задачку! Что делать, а? Ну что делать?! Может отрезать ему голову, пока он без сознания? Рраз! - и нет проблемы! А как я буду потом жить с мыслью, что убил беспомощного друга? Зачем тогда я его вообще лечил? Ну - лечил-то по инерции - друг, в беде, раненый, а сейчас вот задумался - а может зря он мучается, а если выживет - скажет ли он мне спасибо за то, что дал ему превратиться в дикого зверя?
Фёдор поднялся с одеяла, наклонился над Андреем, вынул кинжал, попробовал на остроту его лезвие и замер с клинком в руках, как изваяние - внешне спокойный, как смерть, а внутри раздираемый противоречивыми мыслями и сомнениями.
Вдруг, резко, он отбросил кинжал и тот воткнул в землю, уйдя в заросший плотной травяной порослью дёрн более чем до половины:
- Нет, не могу! - солдат закрыл лицо руками и замер над больным, дрожащим в лихорадке.
Фёдор прислушался - Андрей что-то бормотал на неизвестном языке - вроде напоминающем местный, но непонятном.
Послушав, пошёл, взял своё одеяло и накрыл дрожащего мужчину:
- Тепло сегодня, да и костёр - перебьюсь.
Он лёг на подстилку и замер, глядя в звёздное небо - ему было грустно и хорошо - за последние годы впервые он находился в компании людей, которым мог доверять, и с кем ему хотелось жить рядом...увы, всё так иллюзорно - думал он, но буду жить этим днём, брать всё хорошее, что могу, а там будь что будет. Скоро его глаза стали смыкаться и он заснул тяжёлым, тревожным сном.