Червяк полз поперёк тротуара, никого не трогая и не причиняя вреда, мне вдруг захотелось его раздавить. Откуда такое желание возникло сказать определённо нельзя, - наверное, раздавить гада время от времени хочется каждому, - и это желание было таким сильным, что противиться я не стал. Занёс над червём ногу, с секунду поразмышлял и со злорадством, обычно мне не присущим, накрыл тварь подошвой ботинка.
Рассчитывал я, как рассчитывал бы на моём месте любой, что раздастся чавкающий звук и, поднявши ногу, я с брезгливой радостью обнаружу гадкое месиво. Но произошло событие другого рода: я провалился. Если быть точнее, подчиняясь неведомой силе, втянулся внутрь того, кого хотел расплющить. Всё событие уложилось в доли секунды - и вот уже я стою внутри кольчатого цилиндра, стенки которого покрывает розоватая слизь.
Странно, но паники или даже удивления не испытывал, только подобие любопытства, да и то не особенно сильного, потому что оно, любопытство, пребывало в апатии на манер мухи, попавшей в кисель. При всём этом способности мыслить я не растратил и, как мне казалось, рассуждал здраво. Рассуждения же мои были такими: когда оказываешься непонятно где, следует искать выход. А для этого надо найти начало или, на крайний случай, конец.
Задача казалась вполне выполнимой, потому что путей было два: двигаться в одну сторону червя или в другую. Единственно, что смущало, какое направление выбрать, ведь двигаясь вперёд, можно с лёгкостью очутиться в заднице.
Впрочем, раздумывал я недолго, потому что понял, что надо дождаться, когда червь начнёт двигаться: куда поползёт - туда и следует топать. Я ждал, но червь не шевелился. Тогда мне показалось логичным поступить так, как обычно поступают все паразиты, коим я сейчас, без сомненья, являлся, а именно - вытворять различные бесчинства и непотребства, да ещё так, чтоб тот, в ком я очутился, почувствовал себя неуютно.
Я топнул, червяк встрепенулся, но с места не сдвинулся. Тогда я принялся прыгать, пинать, ковырять находящуюся подо мной субстанцию. Наконец, мои усилия дали плоды - червь шевельнулся и пополз. Вскоре остановился, но меня это не огорчило, так как направление было определено.
Обрадованный, я направился по ходу движения, но смог сделать лишь пару шагов, потому что навстречу из темноты червячного чрева вышел... я сам. Я второй показался мне бодрым и жизнерадостным, каковым, по моему убеждению, можно быть где угодно, но уж никак не в червячной утробе. Однако ж, всё именно так и обстояло: мой двойник стоял с самой невинной миной и улыбался, будто встретил старого друга.
- Туда, - он махнул себе за спину, - идти бесполезно - тупик, только что проверял, - добавил он, заметив моё замешательство.
Не скрою, я был обескуражен, опять же не оттого, что встретил себя самого, а потому, что выбрал неверный путь.
- Что теперь делать? - спросил я упавшим голосом, уверенный, что выбираться следует вместе.
- Как что? - изумился двойник. - Надо завершить начатое.
- Начатое? - не понял я.
- Ну да! Ты ведь хотел его, - "второй я" повёл рукою вокруг, - раздавить, вот и надо закончить, потому что нет ничего хуже недодавленной твари.
Горячность, с какой двойник провозгласил это, без сомнения, спорное утверждение, показалась мне чрезмерной, и я хотел возразить, но вдруг вспомнил об одном обстоятельстве.
- Я не могу его, - мой взгляд указал на красный тоннель, - раздавить, потому что провалился.
Данное замечание ничуть не обескуражило собеседника, казалось, он его ждал. Поэтому ответил с твёрдостью, присущей людям, уверенным в собственной правоте.
- Это произошло потому, - сообщил он, - что ты сомневался - стоить давить или не стоит. Когда давишь, - он воздел указательный палец, - колебаться нельзя. Иначе, - двойник философски вздохнул, - можно попасть впросак. Где ты сейчас и находишься, - добавил он в довершение.
- Но размер, - возразил я, - не могу же я расплющить того, кто больше меня.
- Размер - вещь нестабильная, - ответил мой собеседник, - следовательно, изменяемая. Смотри, - он согнулся к самому основанию, на котором мы находились, и которое являлось не чем иным, как плотью огромного червяка, оторвал заметный кусок и, сунув в рот, стал жевать.
В ту же минуту двойник стал расти, а червяк уменьшаться - тоннель, где мы находились, сделался уже.
- Видишь, - сказал "второй я", ковыряя в зубах, - всё просто, так что можешь смело давить, - он глянул себе под ноги, там возник новый червяк - маленький.
Двойник собрался его растоптать, подавая пример, но мелкий червяк впился в плоть большого собрата и принялся её сосать. В ту же минуту он стал расти и за считанные мгновенья достиг таких габаритов, что раздавить его нечего было и пытаться. Чтобы вернуть себе преимущество "второй я" стал отрывать куски плоти от пола и торопливо жевать, но и дубликат червя не отставал, он сосал пол с жадностью алкаша, доставшего пива на опохмел. Неизвестно, чем бы закончилось состязание, если бы не послышался голос. Казалось, он раздавался отовсюду и вещал:
- Извиняюсь, что вмешиваюсь, но я против, когда меня употребляют. К тому же неприятно пожирать себя самого. Так что, - стенки тоннеля качнулись, и послышался вздох, - вынужден принять меры. Прошу понять правильно, - голос сделался доверительным, - ничего личного, обычный инстинкт сохранения.
После этих слов послышался громкий шорох, дышать стало труднее - тоннель наползал на нас своей массой, при этом он не сужался, а становился короче. Чтобы этого достичь, большой червь сунул оба своих конца внутрь себя, на манер того, как мы выворачиваем носки, пытаясь определить, где изнанка, а где приличная сторона. И эти концы стали двигаться навстречу друг другу, чтобы нас раздавить. Положение казалось безвыходным, только не для моего близнеца.
- Надо вырасти! - сообщил он так спокойно, будто ничего особенного не происходило.
- Как? - меня заинтересовал механизм предлагаемого акта.
- Очень просто, - последовал ответ, - не будь мелочным и старайся возвыситься.
Я попытался, но ничего не вышло. Не потому, что не доставало желания, этого было хоть отбавляй. Просто, чтобы возвыситься, нужны те, над кем следует возвышаться. "Второй я" для этой цели подходил едва ли, потому что практических выгод, равно как и моральных, из подобного действия извлечь довольно сомнительно. Конечно, расти над собой хорошо, спору нет, но в то же самое время приходится мельчать, а это уже никуда не годится.
- Не могу, - признался я двойнику.
- Тогда надо прогрызть дырку, - последовал новый вариант, - если грызть в одном направлении можем успеть, - и с энтузиазмом, свойственным всем увлекающимся натурам, вгрызся в стенку червя.
Второй червяк, тот, что помельче, и о котором я забыл начисто, присоединился к моему двойнику, и также стал отрывать куски плоти от большого собрата. По всему, мне бы следовало присоединиться к компании, но мешал ком, застрявший в горле. На счастье, стенки большого червя оказались не толстыми, и через мгновение в сумрак тоннеля ворвался луч света. Мелкий червяк выбрался первым и, не прощаясь, уполз через дырку. Двойник, обернувшись ко мне, велел:
- Сиди тут, я осмотрюсь, потом вернусь за тобой.
С этими словами он исчез сквозь отверстие. Между тем большой червь сплющил своё внутреннее пространство настолько, что его почти не осталось, а близнец всё не возвращался. Мне показалось правильным выглянуть наружу, я подобрался к дыре и высунул голову. Случилось это в тот самый момент, когда чей-то гигантский ботинок завис прямо над червяком, в котором я находился. Последней моей мыслью была мысль о том, что я доверился проходимцу.