Октябрь 1955 года был теплым и сухим. На улицах буйствовал карнавал осеннего многоцветья.
По аллее парка брела молодая женщина, смуглая миловидная брюнетка с карими глазами. Касаясь волос, плеч и рук ее, багряные листья медленно опускались на землю, шурша под ногами.
Звали женщину - Нина Одинцова. Она шла, понуро опустив голову, не разбирая дороги, с единственной мыслью, которая, как раненая птица, билась, отдаваясь в висках и затылке: "Что делать? Что делать? Что делать?"
Ей надо было принять решение, срочно найти выход из создавшегося положения, которое, вообще-то, было самым обычным. Она ждала ребенка.
Беременность - светлый момент в жизни женщины. Но, увы! Далеко не каждой. Вся сложность состояла в том, что Нина не была замужем.
На мучивший ее вопрос, было два ответа: оставить беременность или избавиться от нее.
* * *
По трудовому соглашению, после окончания учебы в институте, она приехала работать на Дальний Восток в город на Амуре. В далекий суровый край, где выплачивали "северные", где один год работы приравнивался к двум. Трудовое соглашение было сроком на три года. Местных кадров в городе не было, Судоверфь, куда она получила назначение, держалась на приезжих молодых специалистах.
Встретили ее хорошо. Обеспечили не только работой, но и жильем. Она отработала положенный срок и осталась еще на один. Вот уже и он подходил к концу. А сама Нина за это время от рядового инженера проектировщика доросла до уважаемого всеми начальника техотдела. И близкий друг у нее появился, ее Володя, потомок амурских казаков, по фамилии Приходько. Красивый, лицом и телом, богатырь, которого она любила. Было ему 26 лет, учебой он себя особенно не обременял, работал на Судоверфи электриком. Жил с родителями, а к Нине захаживал вечерами, и ночевать частенько оставался. Он и был отцом этого ребенка.
* * *
Листья падали, кружились, мысли бежали, неслись, летели. Нина вспомнила, как прошлой осенью, под таким же дождем багряно-золотистой листвы, они шли с Володей по этой самой аллее... Все сияло волшебной красотой... Парившие в воздухе листочки ложились на волосы, трепетно опускались в подставленные ладони, весело пролетали мимо... Володя целовал ее, называл ласковыми словами. И она чувствовала себя самой красивой, самой счастливой женщиной на свете.
И вот снова осень... та же аллея ... и листопад. Но нет в душе счастья. Только горечь и тревожные мысли. Они, как маленькие острые кинжалы, ранили душу: "Два варианта... два варианта... Первый - оставить ребенка. Для этого надо, чтоб Володя предложил... или, хотя бы, согласен был на мне жениться... - Нина остановилась. Багряно-золотистый водопад листвы раздражал, мешал думать. - Можно, конечно, и без его согласия...- Она горько усмехнулась.- Родить ребенка не будучи замужем? Но это же позор! И как к этому отнесется Володя?"
Листья кружились в диком танце. Беззащитно качались на ветру потерявшие крону голые ветки. И Нине казалось, что с каждым падающим с дерева листочком в ней что-то теплое, живое умирало. И в уме всплыл второй страшный кровавый вариант: " Сделать аборт... - По телу пробежала дрожь. - Нет, это просто невозможно!"
О втором варианте даже подумать было страшно. Аборты еще с 1936 года были запрещены законом. И преступником становился не только тот, кто производил его нелегально, но и та несчастная, которая решилась на это. Ей выносилось общественное порицание. По существу, это была судимость. Допрашивали обвиняемую, свидетелей, зачитывали приговор. А потом шла бумага еще и на работу. Там собирали общее собрание. И все повторялось, только уже в своем рабочем коллективе. Выспрашивали: "Как? Почему? Кто отец?" И это общественное порицание оставалось в личном деле, как судимость..
"Хорошо было древним римлянкам", - думала Нина,- никто не обращал внимания на то, что незамужняя женщина прерывала беременность. Эмбрион считался частью ее тела, и она сама решала избавляться от него или нет".
Да, так, действительно, было у древних римлян. Но цивилизация с тех пор "продвинулась далеко вперед" и в 1955 году, не в Риме, а в ее родной стране, такие вопросы решали не женщины, а государство.
* * *
Большие надежды Нина возлагала на сегодняшний вечер. Приготовила ужин, купила пол-литра водки. Сама она её не любила, ей нравилось белое виноградное сухое и полусладкое вино. Но сегодня она будет пить водку, Володя любил, когда она составляла ему компанию. Он говорил, что водка освобождает ее от постулатов ложной морали и Нина становится сама собой, такой, как Бог ее создал. Он делал с ней тогда все, что хотел, и ласково называл: "Моя Ева, моя любимая Ева". Нет, Володя не обижал ее. Просто у него были свои оригинальные проявления любви. Так реализовывалась его страсть. А сегодня "Ева" сделала бы все, что угодно, лишь бы он предложил ей выйти за него замуж.
Нина готовилась к его приходу. У нее было красивое, еще ни разу неодеванное белье. Володя любил раздевать ее сам. Ему это доставляло удовольствие.
Все его привычки и причуды Нина знала наперечёт. Вот только не знала, когда лучше сказать о беременности: до свершения любовного таинства или после. Думала, думала и решила, что лучше всего во время этого...
Так и сделала и была очень удивлена, что он никак на ее слова не отреагировал. Ласкал, целовал, называл любимой, а о беременности и рождении ребенка не сказал ни слова. "Не торопится Володя делать мне предложение. Не умолять же его об этом?" - думала Нина, хотя была полностью готова и на это.
А Владимиру, когда она сообщила ему эту новость, было не до ее беременности. У него и мысли-то нормально не работали в тот момент. Только инстинкт, животный инстинкт.
И решила Нина, что поговорит об этом еще раз "на трезвую голову".
* * *
На другой день Владимир вспомнил ее слова, но не обрадовался этому известию. О детях он, вообще, еще не думал. Но сообразительность проявил: "Когда женщина говорит, что должен родиться ребенок, она намекает, что мужчине пора на ней жениться", - сделал он для себя вывод. Да в принципе, он и не исключал такую возможность, проанализировав всё с помощью поставленных самому себе вопросов и ответов на них. " Красивая? - Красивая. Меня любит? - Любит. Зарабатывает хорошо? - Даже очень. Чего мне еще нужно?", - так он мысленно порассуждал и пошел к родителям сообщить, что у любимой женщины от него скоро должен родиться малыш, и он, наверное, должен жениться на ней.
- Появится казак! - сказал отец. - Еще один Приходько. От це гарно!
- Рано ему жениться,- возразила мать.
- Раз женилка выросла, пусть женится,- высказал свое мнение отец, уходя на работу. - А ли мы не казаки, а ли мы не амурцы...
Иначе думала мать.
- Не твоя это судьба, сынок, - стала она отговаривать его. - Посмотри вон какая у соседа Антонюка деваха выросла... Красавица... А какие борщи варит! А Нина? В заводской столовке питается... И старше тебя на три года. Да и не останется она здесь жить, уедет на Большую землю.* А ты как же? С ней же, ведь, поедешь...
- Конечно, с ней.
- Здесь ты свой. Тебя все знают. Здесь ты нужный специалист. А там кем будешь? А она и там будет начальником. Бросит она тебя.
- Не бросит, - самоуверенно произнес Владимир.- Таких, как я, не бросают.
Увидев, что ее слова не очень подействовали на решение сына, мать привела последний довод:
- И на кого ты нас оставишь?- запричитала она, пустив слезу, чтобы разжалобить сына.- Mы уже старые с отцом. Как мы тут одни без тебя будем?
И слезы, слезы, слезы... Володька любил свою мать. Не мог он допустить, чтоб она из-за него плакала. И поэтому быстро поменял первоначальное решение. Только спросил:
- А как быть с беременностью?
- Как, как? А как другие поступают? Пусть ноги попарит, да попрыгает с табуретки, волчком покрутится. Выкидыш и случится.
- Ей будет больно?
- Да нет. Ну, так, самую малость.
* * *
А Нине, когда пришел к ней вечером после работы, сказал:
- Зачем нам ребенок, Нинок? Нам хорошо и вдвоем. Ведь верно?
На ее глаза набежали слезы, но она с улыбкой ответила:
- Да, хорошо.
- Мама сказала, что нужно ноги попарить, да попрыгать с табуретки, волчком покрутиться. Выкидыш и случится.
"Мама, мама... Вот о ком мне нужно было помнить. А я и забыла про его маму. Теперь никакие мольбы мои не помогут. Он не пойдет против своей матери", - с горечью и обидой подумала Нина, против своей воли подчиняясь решению этой женщины.
Ноги парила, с табурета прыгала, волчком крутилась. Выкидыш не случился.
- Пусть выпьет отвар полыни. Поможет. Хинин можно принять. Тоже способствует.
И это все проделала. Не помогло.
* * *
И пошла Нина к бабке-знахарке. Адрес этой лекарки дал ей Володя,а ему - его мать.
- Вернулась твоя Нина? - спросила она вечером у сына.
- Вернулась.
- Дошла своими ногами?
- Своими.
- Значит, все будет нормально.
- Сдурела старая... Это твои штучки... Девчонку к бабке направила, - ворчал на жену старший Приходько.
Ворчи-не ворчи, а поганое дело уже было сделано. Третий день Нина лежала с большой температурой, в лихорадке, истекая кровью. Владимир бегал от нее к матери, от матери снова к ней. Менял кровавые простыни, говорил утешающие слова. Врача не вызывали. Боялись. Он сразу бы установил незаконное прерывание беременности.
И от этого матери Владимира было страшно. Ведь цепочка бы дотянулась и до нее. Она направила Нину к этой бабке. Да и Нина сама, и в первый день, и на второй, не хотела обращаться к врачу, боялась суда, общественного порицания. А потом ей стало так плохо, что не пугало уже предстоящее наказание за подпольный аборт.
- Володя, я больше не могу... Мне очень плохо... Давай вызовем врача, шептала она посиневшими губами.
И он снова бежал к матери.
- Пройдет! - успокаивала она сына.- Нечего колготиться. Пусть потерпит. Не она первая, не она последняя.
И Владимир передавал эти слова Нине. Сначала она верила, что так у всех бывает, надеялась, что кровотечение остановится само собой. И лихорадка пройдет. А потом впала в забытье и как бы уснула. Уснула и больше не проснулась.
* * *
Много народу провожало ее в последний путь. Была пора багряного листопада. Осень танцевала свой прощальный танец. Каждый шаг людей сопровождался предсмертным шелестом опавшей листвы.
Женщины шли, тихо переговариваясь между собой:
- А от чего умерла-то? - спросила одна.
- Было у нее сильное кровотечение, и еще сепсис.
- Сепсис? А что это такое?
- Заражение крови.
- А отчего кровотечение-то началось?- спросила опять первая.
- Мне врачиха по секрету сказала, что умерла она от подпольного аборта. Спицей ей бабка выкидыш сделала,- ответила та, что все на свете про всех знала.
- А кто сделал-то?
- Много будешь знать, скоро состаришься...
- В тюрьму ее за такие дела...
- В тюрьму, в тюрьму... А как без них-то, без этих бабок. Сама знаешь, в жизни все бывает...
- Умершая-то была полюбовницей Володьки электрика?
- Да.
- Говорят, его мать была против ребенка...
- Да, ну? Грех это...
- Бога не побоялась девка...
- Людского пересуда испугалась. Бог далеко. А люди - вот они, рядом.
Случилось это в октябре 1955 года, а в следующем месяце, в ноябре, государство сняло запрет на аборты. Решили, что рождаемость достаточно поднялась и жесткий закон можно отменить.
Примечание: * Гарно - хорошо - на украинском языке.
**Большая земля - так дальневосточники называли центральную часть страны, где проживало основное население.