Аннотация: Журнал "Три желания" номер 86 2017г. ISSN 2221-7800
За Мишку!
Пусть ярость благородная
Вскипает, как волна, -
Идёт война народная,
Священная война!
(В. Лебедев-Кумач)
Ленчик попал в третью штрафную роту. Она состояла из четырех взводов: три стрелковых и один санитарный. Разные люди были здесь: воры, бандиты, рецидивисты, прибывшие из тюрем и лагерей; вышедшие из окружения или побывавшие в плену солдаты и сержанты. Находились и случайно оступившиеся, а порой и безвинно пострадавшие и оклеветанные люди.
Ленчик был вором. Ни карманником, ни домушником. Квалифицированным бухгалтером- казнокрадом. На фронт попросился сам. "Это лучше, чем в тюряге прозябать, - решил он. - Буду там, где сейчас все нормальные мужики. Снимут судимость, и я снова - вольная птица".
В отделении, куда он попал, было пятнадцать человек. Командовал ими бывший сержант Макар Братков, разжалованный в рядовые и отправленный в штрафную роту за нарушение воинской дисциплины. Ходила молва, что повздорил он со своим лейтенантом и врезал ему. За что и попал в штрафную роту. И этому вполне можно было поверить. Он и здесь, снова став сержантом, занимался рукоприкладством. Когда вор, по кличке Рябой, попытался подмять под себя отделение, Братков быстро сбил с него спесь.
Но совсем-то Рябой не сдался. Время от времени возникал и показывал, что и он здесь что-нибудь да значит.
- За что сидел? - спросил он сразу у Ленчика.
- За растрату. Бухгалтером я работал.
- А растрата-то хоть приличная была? - деловито осведомился Рябой.
- Приличная... Мы такую свадьбу с Лизкой отгрохали...- проговорил Ленчик и виновато улыбнулся.
- Бухгалтер, - сказал с усмешкой Рябой и, сплюнув, добавил:
- Это и будет твоей кликухой.
Оглядев пришедшее пополнение, ткнул пальцем в молодого парнишку лет девятнадцати.
- Ты как тут оказался, малявка?
- Как все, - ответил он.
- А как зовут?
- Мишка. Михаил Добрынин.
- За что тебя загребли? - не унимался Рябой.
- За стихи.
- Во! Будет у тебя кликуха - поэт. Таких у нас еще тут не было.
Так все в отделении с его легкой или нелегкой руки получали прозвища.
- Я не спрашиваю, братва, какой у вас срок. Потому что он теперь у всех одинаковый: три месяца совместного пребывания в этом кошмарном аду или, кому повезет - госпиталь, кому не повезет - погост. Вы теперь бойцы-переменники - переменный состав третьей штрафной роты.
Состав менялся часто. Порой люди даже не успевали запомнить, кого как зовут. Но рота всегда была укомплектована. В ней неизменно было от 150 до 200 человек. На место убитых сразу поступало пополнение.
* * *
Уже через месяц от первоначального состава отделения почти никого не осталось.
Но Ленчик, Рябой и Мишка выжили. Они теперь были, как кровные братья. Всегда находились вместе и во всем поддерживали друг друга. Командовал отделением, как и прежде, Макар Братков.
Не всегда были бои, случались и затишья. Тогда все отсыпались или, разбившись на маленькие группки, говорили о любви, о войне, о том, что будут делать, когда она закончится.
Как всегда, во время затишья, сержант достал кисет, отсыпал моршанской* махорки для самокрутки. Оторвал кусочек старой газеты, свернул ее кульком, перегнул, отделяя мундштук от "табачной части". Насыпал махры. Получилась изящная "козья ножка" с коленкой. То же проделали Рябой и Ленчик. Закурили.
Мишка, лежа на спине и глядя в безоблачное чистое небо, мечтательно произнес:
- Поступлю в институт, буду учиться...
- В какой институт-то? - спросил Рябой.
- В литературный.
- Будешь стихи писать?
- И стихи - тоже.
- А я опять бухгалтером буду работать, - сказал Ленчик. - А что? Неплохая специальность.
- Опять воровать будешь? - спросил сержант.
- Не... Хватит одного раза. Попробовал...
- А я не знаю, чем буду заниматься... Надоело по тюрьмам... А после этого ада, вообще, хочется чего-то светлого, - мечтательно проговорил Рябой. И вздохнув, попросил:
- Мишка, почитай стихи...
- Какие?
- Хорошие, добрые.
- "Ты жива еще, моя старушка?
Жив и я. Привет тебе, привет!
Пусть струится над твоей избушкой
Тот вечерний несказанный свет...
" - мягким голосом задушевно наизусть начал декламировать Мишка, вызывая у сидевших рядом бойцов воспоминания о доме, о матери.
И сразу к ним потянулись и остальные солдаты отделения. Мишку любили все. Он не в первый раз уже в часы затишья читал стихи любимых поэтов.
- А про любовь знаешь? - спросил верзила, по кличке Длинный, попавший в штрафную роту после немецкого плена.
- Знаю.
- Почитай.
- "Ты сказала, что Саади
Целовал лишь только в грудь.
Подожди ты, Бога ради,
Обучусь когда-нибудь!"
** - продекламировал Мишка начало стихотворения.
- Ишь, ты в грудь... - мечтательно проговорил Длинный. - А я свою Нюрку только в губы...
- В какие? - хрипло спросил Рябой и грубо засмеялся.
- Как, в какие? - удивленно переспросил Длинный.
Раздался дружный хохот.
- Ну, и чего? Им нравится? - нагнувшись к Рябому, шепотом спросил белобрысый боец небольшого роста.
- Попробуй, узнаешь...- Рябой снова засмеялся.
- Нельзя делом, так хоть словами побаловались, да? - произнес ворчливо сержант.
- Не делом, а телом, - осклабился Рябой. А поцелуй, Макар... - это как удар тока.
- Вот, сейчас нас фриц как поцелует миной...- проговорил кто-то из бойцов.
И тут... Как ухнуло... Потом еще раз. Немцы начали артиллерийско-минометную подготовку.
* * *
В тот день штрафная рота получила приказ: взять укрепленную высоту 207 и удерживать рубеж до подхода главных сил.
А немцы, словно чувствуя опасность, без передышки шпарили минами. Полыхали оранжево-красные взрывы. Земля перед окопами дрожала, вздымаясь вверх черными "облаками" с неровными рваными краями.
Командир штрафной роты лейтенант Иванов был боевым офицером, уже имел ранние и награды: медаль и орден. Он понимал, что поднять людей в атаку при непрекращающемся артиллерийско-минометный обстреле, практически невозможно, но необходимо. Рота должна была выполнить этот приказ. Штрафников всегда ставили на наиболее трудные участки. Их не зря окрестили "смертниками".
Оставалась надежда на правильную организацию атаки и счастливый случай. Собрав низовых командиров, он определил задачу каждого отделения.
Обстрел не прекращался. В траншее где-то близко разорвалась мина. Ленчик бросился на дно окопа, обхватив голову руками. А когда, преодолев страх, приподнялся, то увидел, что Мишки рядом нет.
- Мишка! - закричал он, стараясь преодолеть звук воющих мин.- Мишка! - Вскочил на ноги, огляделся.
Друг лежал чуть поодаль на спине. Глаза его были широко раскрыты, как тогда, когда он читал стихи и, мечтая, глядел в небо. На груди алело большое мокрое пятно.
Ленчик склонился над ним:
- Санитара, мать вашу! Санитара сюда! - прокричал он. Никак не мог поверить, что Мишка мертв, что его больше нет.
- Не нужен ему санитар. Что, не видишь? Мертвый он, - зло проговорил Рябой.
- За Родину! - крикнул Макар Братков, подымая штрафников своего отделения в атаку.
Но только он один и выскочил из окопа... Никто не хотел умирать...
Ленчик посмотрел безумными глазами на мертвого Мишку, потом на стоящего во весь рост сержанта.
- За Мишку! - скрежеща зубами, прокричал он , выскакивая вслед за Макаром из укрытия.
Навстречу им летели мины. Одна, разорвалась совсем рядом. Ленчика подбросило взрывом и плашмя опустило на землю. Поднялся... И снова побежал... И только тут понял, что бежит на укрепления врага без винтовки: "Потерял при взрыве, мать твою..." - промелькнула мысль. Промелькнула, не заставив остановиться.
- Убили Мишку! - снова закричал Ленчик. И добавил к своим словам любимое выражение Рябого:
- Разорву, гады!!!
И без винтовки, только со своей злостью и жаждой мести бросился к вражеским окопам. Вокруг свистели пули, рвались мины. А он бежал и бежал дальше среди этого жуткого марева. Ни одна пуля, ни один осколок мины не задели его. Казалось, что они сторонились, давая ему проход, обходили его стороной.
Вслед за ним и другие выскочили из окопа. Бежали и падали, шли и взлетали на воздух бойцы-переменники третьей штрафной стрелковой роты.
Ленчик первым ворвался в окоп, схватил за горло попавшего под руку немца. Давил, давил изо всех сил, как автомат повторяя:
- За Мишку, за Мишку, гад...
Глаза у Фрица вылезали из орбит. Он задыхался, отбивался руками и ногами. И наконец, затих и обмяк. А руки Ленчика, клещами державшие горло немца, одеревенели и не хотели распрямляться.
- Чего застыл? - рявкнул Рябой. - Сдох он, сдох.
Руки Ленчика разжались. Схватив валявшуюся около немца винтовку, он побежал вдоль окопа вслед за Рябым, работая штыком и прикладом.
- Я вас гадов ... я вас гадов... - кричал он, нанося смертельные удары.
"Главное быстрота и натиск, как говорил лейтенант", - быстрей, чем Ленчик, бежали его мысли.
- Второй, третий, четвертый, пятый...- подбивал он баланс.
Ленчик был бухгалтером и любил во всем точность.
* * *
Штрафная рота отбила высоту. Командир роты лейтенант Иванов докладывал по телефону:
- Мишкину высоту отбили, товарищ генерал!
- Что отбили???
- Виноват. Высоту 207.
- А при чем тут Мишка?
- Если б не он, не отбить бы нам ее.
- Представить к награде, - раздался в трубке голос.
- Убили его, товарищ генерал, - лейтенант хотел рассказать подробности этого боя. Но генералу было некогда.
- Представить посмертно, - проговорил он и связь прервалась.
Лейтенант Иванов представил к награде двоих: Мишку и Ленчика.
Наградили одного Михаила Добрынина, посмертно медалью за отвагу.
Рядового Леонида Небогатого после госпиталя перевели из штрафной роты в нормальную воинскую часть.
Сержант Братков в этом бою погиб, кровью искупил свою вину... Да так ли уж велика была его вина? Может он за дело врезал лейтенанту?
Рябой после этого боя остался жив и получил кликуху Счастливчик. Ему, еще месяц оставался до снятия судимости, если, конечно, в следующем бою не убьют и не ранят.
Лейтенанту Иванову присвоили звание старшего лейтенанта.
** *
Свято место пусто не бывает. И уже на следующий день в штрафную роту пришло пополнение. Сержант, которого все звали Счастливчиком, принимал в свое отделение новых штрафников-переменников.
Примечание: * Моршанская табачная фабрика в г. Моршанске Тамбовской области помимо нескольких сортов сигарет, фабрика пополняла стратегический запас махорки.