Если честно, то разговора с родителями Саша немного побаивалась. Не самого разговора, а его результата. И начало этого собеседования не предвещало ничего хорошего.
- Я могу понять, что ты не хочешь сейчас поступать в институт и учиться дальше. Понять, но не одобрить, - сердито сказала мама. - Но при чём тут геологическая экспедиция? И при чём тут горы? Ты хоть представляешь себе, что это такое?
- Представляю, - с вызовом ответила Саша, хотя в душе она была согласна с мамой, что имеет и о том, и о другом весьма смутное понятие.
- Нет, не представляешь. Ты никогда не ходила на далёкие расстояния пешком, никогда не ездила на лошади. А придётся делать и то, и другое. Тебе будет очень трудно.
" Чуть раньше, то же самое мне сказала Зоя", - подумала Саша.
- Не пробовала, целый день находится в седле? - поддержал маму Владимир. - Будет очень больно, когда твоя попа покроется большими красными волдырями, а потом станет жесткой, как подошва, - добавил он. Саша быстро представила себе то, что сказал брат, и поморщилась, как от боли, но не дрогнула под натиском приведённых доводов.
- Хочешь, я тебя устрою на курсы бухгалтеров? - уже не сердитым, а ласковым голосом спросила мама.
- Нет,- твердо ответила Саша.
- Не женское это дело, - поддержал маму и дедушка. - Работа в геологической экспедиции - это не увеселительная прогулка на лоно природы. Хочешь, помогу тебе, начнешь работать помощником экскурсовода в музее?
- Нет,- тихо ответила Саша.
- Женщина не должна скитаться в горах. Она - хранительница домашнего очага, - продолжал убеждать её дедушка.
- Но у меня нет своего очага, а наш общий надёжно охраняет бабушка, - парировала Саша. И получила в награду от нее улыбку. А дедушка только крякнул.
- В горах холодно, нет никаких удобств, а ты чистюля, любишь комфорт, тепло, - продолжала мама. И это тоже было сущей правдой.
- Тебе придётся спать на земле и есть с колена. А по ночам твои ноги будут гудеть от усталости, - снова вставил свою реплику Владимир.
Самое неприятное заключалось в том, что они все были правы. А мама ещё и добавила:
- Там никому не будет дела до того, что ты молоденькая девушка, почти ребёнок. А если и обратят на тебя внимание, то это будет совсем другой, ненужный тебе интерес.
" А вот в этом мама не права", - подумала Саша. - Я уже не ребёнок. - От одной только мысли, что такие серьёзные люди, как геологи, могут проявить к ней интерес, у Саши замирало сердце.
- Ты ещё не нюхала настоящей взрослой жизни и не знаешь, что она полна дерьма, - как-бы прочтя её мысли, сказал молчавший до сих пор отец. - Хочешь, я возьму тебя к себе? - предложил он.
- Нет, - упрямо ответила Саша. Все были против её решения. Одна бабушка не отговаривала. Вздохнув, она произнесла только ей одной понятную загадочную фразу:
- Душа свободы просит.
Взрослая жизнь, по сравнению с её собственной, казалась Саше праздником. Там, в этой новой жизни, её ждало столько интересного и необычного... А то, что предлагали мама, дедушка и папа было, во-первых, таким будничным, обыкновенным, а во-вторых, она опять осталась бы под присмотром и опёкой родных.
" Ну, какая же это самостоятельная взрослая жизнь, если тебя будут опекать, следить за каждым твоим шагом?" - подумала Саша. А что это так и будет, она не сомневалась.
"Ну а если есть дерьмо, то оно есть везде", - решила девочка.
- А кто знает, где дерьма больше: в горах или в бухгалтерии? - сказала она вслух то, что подумала, и попала в самую больную точку. Лицо мамы покрылось румянцем, у папы на щеках заходили желваки. Наступило тягостное молчание.
Все приведенные взрослыми доводы не дали нужного результата. Саша не сдавалась.
- Душа свободы просит, - повторила бабушка свою фразу. Мама с раздражением посмотрела на неё.
Все аргументы были исчерпаны. Наступило молчание.
- Хочешь, чтобы я поговорил с Иваном о твоём устройстве в геологическую экспедицию? - после долгой паузы спросил отец.
- Да, - тихо сказала Саша, озадаченная тем, как внезапно быстро в её пользу закончился этот длинный, трудный разговор. Нелегко было сломить возникшее сопротивление, но Саша боролась за свою мечту, как могла, и победила. Однако радоваться было всё же рано. Она понимала, что одного согласия родителей мало. Ведь это ещё не место в геологическом отряде. Окончательное решение вопроса зависело от дяди Ивана.
* * *
Но и здесь все завершилось благополучно.
" Закончу ли я когда-нибудь эти сборы? Эти первые, очень важные сборы в моей жизни? Резиновые сапоги, кеды, шерстяные носки... Конечно, две пары простых носок, смена белья... Штормовка... Где моя штормовка? Мыло, полотенце, зубная щётка, паста, зеркальце. Солнцезащитные очки... Большая соломенная шляпа... Брать или не брать шляпу? Что ещё мне просто необходимо взять с собой? Открытый сарафан? У меня нет никакого опыта", - метались в Сашиной головке обрывки мыслей: " Что ещё мне просто необходимо взять? Тетрадку, ручку... Я буду вести дневник".
Металась и сама Саша по комнате в поиске нужных вещей. Это был её первый, очень серьёзный отъезд из дома. И не куда-нибудь, а на Главный Кавказский хребет. И не отдыхать, а трудиться. Сбылась её заветная мечта.
Когда позвонил дядя Иван и сказал, что она будет работать в Приэльбрусье, Саша даже растерялась. Так трудно ей было в это поверить.
- Будешь искать и изучать целебные минеральные воды - лекарства, которые создала Природа, - сказал он ей. И очень серьёзным голосом добавил:
- Не подведи меня, девочка. Я за тебя поручился. Сказал, что ты умная, смелая и не неженка. Ты такая? - спросил он с улыбкой. Но Саша его улыбки не видела.
- Я постараюсь быть такой,- сильно волнуясь, сказала она.
Саша была зачислена коллектором в один из отрядов гидрогеологической экспедиции, которой руководил друг дяди Ивана доктор геолого-минералогических наук Иван Павлович Горный. На сборы ей было отпущено двадцать восемь часов. Всего двадцать восемь часов, включая ночь, когда она, конечно, должна спать, а не собираться. Иван Павлович разговаривал с ней, как со взрослой, и сказал, что ждёт её завтра в час дня на вокзале. Поезд "Москва-Минводы". Отправление состава в тринадцать часов тридцать минут, вагон пятый, место седьмое.
Само Приэльбрусье представлялось Саше сказочным миром. И поездку туда она воспринимала, как захватывающее, волнующее приключение. И была так счастлива, что без конца делилась со всеми этой новостью и не пыталась сдерживать свою радость в предвкушении чего-то необыкновенного, таинственного и немного пугающего.
- Бабушка, я еду в горы! Буду искать минеральные источники, вода которых лечит болезни. Её можно назвать "живой водой". Это лекарства, которые создала Природа.Я еду за "живой водой", еду! - весело кричала Саша, обнимая бабушку.
- Смотри, не научись там пить "мёртвую воду",- с улыбкой произнесла та, помогая Саше собирать и укладывать вещи.
- Нет, нет! Конечно, нет! - со смехом говорила девочка, снова обнимая и целуя бабушку.
Успела Саша поделиться своей радостью и с подругой:
- Главный Кавказский хребет! Дух захватывает, даже когда произносишь эти слова. А я буду там работать! - воскликнула Саша, обняв Зою и закружившись с ней по комнате.
Подруга разжала ее руки, повернула Сашу к себе лицом и серьезно произнесла:
- Я не одобряю твоего решения. Ты могла бы стать моделью, актрисой, поэтессой. Жизнь - это мир упущенных возможностей...
- Вот, вот, - прервала ее с улыбкой Саша, - следуя твоей теории, я и не хочу, просто не могу, упустить появившуюся у меня возможность провести лето в горах Кавказа. Я такая счастливая, что мне хочется петь, танцевать, читать стихи!
Саша отступила на три шага от подруги и с чувством продекламировала:
Хотя, я судьбой на заре моих дней,
О, южные горы, отторгнут от вас,
Чтоб вечно их помнить, там надо быть раз:
Как сладкую песню отчизны моей,
Люблю я Кавказ!
Голос ее звенел, глаза сияли. Она любила стихи Лермонтова, вообще любила поэзию и даже пробовала писать сама.
Однако Зоя не разделяла её радости.
- Умный в горы не пойдёт, умный горы обойдёт, - сказала она сухо. И, посмотрев как-то странно на Сашу, уже другим, мягким голосом тихо произнесла:
- А мне нравится больше другое стихотворение Лермонтова:
- Ночевала тучка золотая на груди утёса великана, - тихо продекламировала Зоя, потом сделала большую паузу и добавила:
- Тучка - это я, а великан - Игорь.
- Что? - вырвалось у Саши.
- То, - многозначительно произнесла Зоя, всем своим видом показывая, что никаких дальнейших разговоров на эту тему она продолжать не собирается. Потом обняла Сашу, поцеловала, и уже в дверях, наградив её своим красивым заразительным смехом, и как бы дразня, ещё раз произнесла:
- Умный - в горы не пойдёт, умный горы обойдёт.
" Не понимает меня моя лучшая подруга. А я? Я понимаю её? Это многозначительное "то", о чём она не хочет рассказывать мне, - это что? Ещё одна "бабочка", которую она поймала? Или это Игорь поймал её, как бабочку?" - думала Саша, продолжая собираться в дорогу. Перед отъездом она очень нервничала, так как боялась, что что-нибудь или кто-нибудь помешает осуществлению её мечты.
* * *
В последний день перед отъездом внучки бабушка, как всегда, легла спать позже всех. Но кроме ежедневных вечерних обязанностей на этот раз у нее было ещё одно важное дело. Не только важное, но и секретное. Она должна была сделать оберег для Сашеньки, которая впервые в жизни надолго уходила из дома. В силу его бабушка верила, как веровали когда-то и владели этой тайной её мама, бабушка, прабабушка... Одним из наиболее сильных оберегов в их краях считалось растение белая кувшинка или водяная лилия. С незапамятных времён, когда славянин отправлялся в дальний путь, он обязательно брал с собой ладанку с кусочком корневища этого растения. Так делали бабушкин отец, её деды, прадеды.
Такие амулеты сделала она своим сыновьям Ивану и Андрею, когда в Великую Отечественную войну они ушли бить немцев и их пособников. Они не верили в оберег, в заговор, но ладанки, сделанные руками матери, вложившей в них своё сердце и душу, носили. И вернулись домой живыми.
В доме всё затихло. Одна лишь бабушка бодрствовала наедине со своими мыслями. Она делала ладанку. Теперь для Сашеньки. Только не была уверена, будет ли девочка носить её. Вот брат её, Владимир, наотрез отказался взять амулет, когда первый раз надолго уезжал из дома. Ничего страшного не произошло. Нет, он вернулся живым, только стал частенько выпивать с тех пор.
Обо всём этом думала бабушка, сидя на кухне и держа в руках кусочек корневища белой кувшинки и ладанку. Для Саши она сделала ее в виде красивого сердечка, сплетённого из бисера.
- Ну, вот и готово, - тихо произнесла бабушка, бережно разглаживая пальцами свое рукоделие. Но это было не самое главное. Надо было ещё проговорить над ладанкой магические слова. И в этот старинный заговор, который передавался в её семье женщинами из поколения в поколение, бабушка вложила свое сердце и душу. Склонившись над своим рукоделием, она шептала заветные слова:
- Одолень-трава! Помоги Саше одолеть горы высокие, долы низкие, озёра синие, берега крутые, леса тёмные, пеньки и колоды.- Бабушка вытерла скатившуюся по щеке слезу. - Спрячу я тебя, одолень-трава, у ретивого сердечка Сашеньки на весь её путь, на всю дороженьку, - закончила она заговор.
Что тут было главным: кусочек ли корня белой кувшинки или та положительная энергия, которой бабушка окутала его, читая свой заговор, она не знала. Но твёрдо верила, что эта ладанка поможет её девочке.
Провожать Сашу собралась вся семья.
- Я сделал то, что обещал, - сказал папа. - Захотела быть взрослой? Будь ею, - добавил он весело.
- Только не забывай, что по существу, ты ещё ребёнок, - проговорила мама, целуя Сашу в щёчку.
- Да, всё течёт, всё изменяется, - произнёс дедушка. Он не одобрял то, что происходило сейчас, и был всё ещё против отъезда любимой внучки. - В наше время молодые девушки сидели дома, вышивали, занимались домашним хозяйством, - сказал он ворчливо.
- А в наше время им пришлось наравне с мужчинами бить фашистов, окунуться с головой во все ужасы войны. Саша у нас не неженка. Захотелось поработать с геологами? Пусть поработает, - возразил сын отцу.
- Сашка - геологиня! - засмеялся брат Володя, тихонько щёлкнув её пальцем по носу. - Не обижайся, не обижайся! Это я любя. А вообще то, я хоть и не понимаю тебя, но желаю удачи!
- Вот и вырвалась наша птичка на свободу... Как же я теперь буду без тебя, Сашенька? - сказала бабушка, обнимая девочку.
- Бабушка, я же не навсегда, - проговорила Саша, целуя её.
- Пиши нам, Сашенька чаще. Не так, как Володя это делает, уезжая надолго, - произнесла бабушка, незаметно смахивая появившуюся в уголке глаза слезу.
- Ну, конечно, у Сашки в каждом ущелье по два-три почтовых ящика будут прибиты. Выбирай любой. А письма из них будет забирать горный орёл, - попробовал шутить Владимир. Но засмеялся только один папа.
- Я постараюсь, бабушка, При первой возможности перешлю вам письмо, - сказала Саша.
- Постарайся, деточка, постарайся, - произнесла бабушка, поправляя на ее шее штормовку и, как бы невзначай, проверяя, надела она оберёг или нет. -" Надела..." - Бабушка облегчённо вздохнула.
- Эх, в наше время... - сказал дедушка и, не закончив фразы, махнул рукой и буднично произнёс:
- Присядем на дорожку.
Все сели. Помолчали минуту. Первой встала Саша.
- Провожать не надо, - сказала она. И виновато улыбнувшись, добавила:
- Я сама.
Ей не хотелось на вокзале перед Иваном Павловичем Горным выглядеть ребёнком, которого взрослые провожают в дальнюю дорогу.
- Ну, конечно, конечно, дочка! Я тебя понял, - сказал папа.
Последние объятия, поцелуи, а дальше - рюкзак на спину, дорожную сумку в руку и в путь-дорогу. В большую взрослую жизнь.