"Нет ничего тайного, что не сделалось бы явным; и ничего не бывает потаённого, что не вышло бы наружу."
Евангелие от Марка, гл. 4-22
... Ты так сурово жил, и до конца донес . Великолепное презренье.
.................................
.................................
И гостью страшную ты сам к себе впустил
И с ней наедине остался.
Анна Ахматова Памяти Булгакова. 1940 г.
К настоящему времени о жизни и творчестве М.А.Булгакова существуют сотни статей и книг, как отечественных, так и зарубежных авторов. Судя по последнему обзору литературы на эту тему - И.Л.Галинская "Наследие Михаила Булгакова в современных толкованиях",М. 2003, изд-во ИНИОН РАН, тираж 450 экз.- вполне обоснованная версия, предлагаемая нами, не выдвигалась ни в советскую эпоху (что печально, но вполне естественно), ни в постсоветскую (что автора настоящей работы, опять же естественно, и печалит, и радует, ибо ставит в позицию первооткрывателя, со всеми её плюсами и минусами). Со времени написания данной работы во взгляде автора на прошедшую эпоху, произошли некоторые, не слишком серьезные, перемены, отразившиеся в двух последующих книгах, для журнальной публикации не предназначенных. И для интернета великоваты... Ни в семитизме, ни в антисемитизме прошу Булгакова, как и меня, кстати, - не обвинять. Хотя непосредственная связь с еврейской темой в предлагаемом труде присутствует... Сейчас в интернете по этому поводу идут дискуссии (не слишком горячие). Этот вопрос гораздо сложнее, рассматривается в других моих изысканиях, в коих совместно с понятием "избранного народа", присутствует ключевое понятие - успешно завершенное "осеменение" мира - основная тема моих неопубликованных книг, не окрашенная ни любовью, ни ненавистью, попытка объективного рассмотрения исторического процесса как воплощения пророчеств Библии... Пока что избранный народ, со многими жертвами, довел цивилизацию до космических высот ... /Прошу не бросать книгу после этих слов - данная работа не о том.../ Судьба этих опусов темна... Во всяком случае, уверенный в грядущей (неважно, когда) публикации всей трилогии (к настоящему времени она разрослась до 6 книг) - автор сможет дать читателю возможность проследить за развитием его мысли /вполне вероятно, не столь уж и оригинальной, разве что, ранее, невозможной для публикации/)
Тема взаимоотношений писателя с властью уже всплывала - назовем хотя бы последнюю книгу В.Сахарова "Михаил Булгаков - писатель и власть", М. "ОЛМА-ПРЕСС", 2000 - обильно уснащенную документацией о роли Политбюро, ОГПУ-НКВД и лично Сталина в судьбе писателя.(Эта книга основана на материалах из архива КГБ /открытых ныне лишь до 1936 года/ и рассекреченных архивах Политбюро /степень открытости коих неопределенна/). Идя по тому же пути несколько дальше, автор рискует выдвинуть свою версию развития событий после 1936 года, в корне отличающуюся от благостной картины мирной смерти от унаследованной болезни - нефросклероза...
В литературе укрепилось прочное мнение, будто М.А. Булгаков умер естественной смертью. Конечно, бесконечно жаль, что так рано, ему еще пятидесяти не стукнуло - но что поделаешь? Все мы смертны. Опять же - наследственность - вот, и отец его тоже рано умер. Полвека прилежных трудов известных булгаковедов крепко-накрепко утвердили это мнение в наших умах. Попробуем доказательно опровергнуть это утверждение. Выдвинуть новую версию. Для чего нам даже не потребуется закапываться в дебри архивов. Достаточно будет простой логики, известных ныне новых исторических фактов, касательно многострадального советского периода, вкупе с переосмыслением старых, добавив к тому же вроде бы несовместимую с логикой - интуицию. Дабы не утомлять читателя - доказательную базу составят постраничные ссылки на одно-единственное издание, вполне доступное даже в сельских библиотеках - "Дневник Елены Булгаковой" М. Изд-во "Книжная палата", 1990. Анализ этих дневников составляет первую часть нашего исследования. В цитатах и сносках к ним указаны страницы только этого издания. Нами использованы также и многое другое - письма Булгакова, воспоминания о нем, обширные литературные источники, материалы из интернета (ныне успешно заменяющие невозможное для автора проникновение в архивы). Следует заранее оговориться - при раскрытии темы многие известные имена и некоторые не столь известные проблемы, упомянуты лишь бегло - они требуют отдельного рассмотрения...
Цитаты из многократно изданных и известных чуть ли не наизусть произведений М.А., рассматриваемых и дешифрованных нами во 2-й части, постраничных ссылок не требуют, достаточно указать произведение и главу. Постоянно повторяемые литературоведами толкования "сюрпризов" М.А., почти не упоминаются - предпочтение отдается нашим собственным комментариям и трактовкам, пусть иногда и спорным. Филологический разбор произведений Булгакова уже совершен, на нем основательно потолкались и литературоведы и философы - пора бы внести лепту и независимому историку... Бытовые детали жизни тоже широко известны и нами не рассматриваются (хотя и тут возможны сюрпризы - Булгаков был человек сдержанный и не любил излишнего внимания к своей персоне). Читателя, заинтересованного жизнью и творчеством писателя, и не имеющего доступа к интернету - отсылаем к "Жизнеописанию Михаила Булгакова" Мариэтты Чудаковой, М. 1988, - книге, доступной по тиражу, возможно, еще имеющейся в скудных нынешних библиотечных фондах.(Пусть у нее и острые разногласия с не менее известным текстологом-булгаковедом Л.М.Яновской, вынужденно пребывающей ныне в Израиле, - работы которой мною тоже использовались /преимущественно, в интернете - в российских издательствах ее не баловали никогда, даже когда она была гражданкой СССР/ ). Из иных современных булгаковедов - часты упоминания работ А.Сахарова, В.Шенталинского и др. ...
Наше исследование ограничивается лишь последними годами жизни и гибелью Булгакова, рассматриваемыми с точки зрения историка, не пребывающего на казенной службе, не стесненного рамками официальной историографии, и - как ныне выясняется в издательствах - по ошибке, ознакомленного с некоторыми, недавно еще секретными, архивными данными. То, что Булгаков - писатель политический, ни у кого сомнений не вызывает. Поскольку здесь анализируются взаимоотношения писателя с властью, а, точнее, противостояние Булгаков - Сталин, связанное преимущественно с политикой, - повествование можно начать с 1926 года, когда это противостояние резко обострилось. Понимая, конечно, что и прежде отношения с власть имущими вовсе не были идиллическими.
____________________
1.
Как известно, дневников Михаил Афанасьевич Булгаков потомкам не оставил. Причиной тому был неожиданный (а, возможно, не столь уж неожиданный) визит ОГПУ на его квартиру 7.5.1926. После скоропостижной кончины Ф.Э. Дзержинского это славное ведомство возглавлял до 1934 года Вячеслав Рудольфович Менжинский (именуем его полностью не из большого уважения, а единственно потому, что так или иначе это имя, а вернее, отчество, будет обыгрываться Булгаковым в его последующих произведениях. Впрочем, такой сомнительной чести удостоится не он один. Увековечены будут и Г.Г. Ягода, и Н.И. Ежов, и Л.П.Берия - все те, кому Хозяин поручил неусыпный надзор и контроль за гениальным, но несоветским, по понятиям властных органов, писателем.)
Вот как этот визит описан второй женой писателя, Л.Е.Белозерской-Булгаковой в ее воспоминаниях шестидесятых годов:
" На пороге стояли двое штатских: человек в пенснэ и просто невысокого роста человек - следователь Славкин и его помощник с обыском. Арендатор пришел в качестве понятого. Булгакова не было дома, и я забеспокоилась: как-то примет он приход "гостей", и попросила не приступать к обыску без хозяина, который вот-вот должен придти. Все прошли в комнату и сели. /.../ И вдруг знакомый стук.
Я бросилась открывать и сказала шепотом М.А.:
- Ты не волнуйся, Миша, у нас обыск.
Но он держался молодцом (дергаться он начал значительно позже ). Славкин занялся книжными полками. "Пенснэ" стало переворачивать кресла и колоть их длинной спицей.
И тут случилось неожиданное. М.А. сказал:
- Ну, Любаша, если твои кресла выстрелят, я не отвечаю. ( Кресла были куплены мной на складе бесхозной мебели по 3 р. 50 коп. за штуку).
И на нас обоих напал смех. Может быть, и нервный."
Прежде всего, рассмотрим вероятные причины столь интригующего интереса ОГПУ к еще малоизвестному публике писателю (как драматург, Булгаков в Москве был еще не известен тоже). В 1924-1925-х годах в печати появляются его первые прозаические произведения (газетные фельетоны не в счет), вызвавшие большой интерес не только у рядовых читателей, но и у известных писателей, а, также у ГПУ... Как далее выясняется - и у Политбюро, и у большого любителя литературы - товарища Сталина. Конечно, для Иосифа Виссарионовича художественная литература была хобби, его основным занятием была политика и экономика. Но у этой прозы была характерная особенность, несомненно могущая его заинтересовать - в прозе Булгакова политика превосходно уживалась с художественностью, и политика эта могла вызвать и у Политбюро, и у товарища Сталина вполне обоснованную настороженность. А ГПУ присматривалось к писателю уже давно - по всей вероятности, с 1922 года, когда Булгаков поступил в газету, только вступал в литературу и пробовал составить "Словарь русских писателей"...
Явных признаков антисоветской деятельности в квартире у писателя сотрудниками секретной службы обнаружено не было. Ну, переворошили квартиру, прощупали, оставили все вверх дном... А в остальном существенного ущерба не нанесли (судя по поздним воспоминаниям Л.Е.Белозерской, написанным совсем в другую эпоху). Булгаков в 1926 году ее мнения разделять не мог - ОГПУ унесло 2 экземпляра его последней повести "Собачье сердце" и 3 тетради его дневников - и то, и другое о политической благонадежности автора не свидетельствовало.
Впрочем, нужно отметить уже существовавшую в тайной полиции железную дисциплину - законность (советского образца) при этом обыске следователи соблюдали. Но, по-видимому, придерживаясь известного принципа: "кто не спрятал - я не виноват", возвращать изъятое не спешили. Булгакову потребовались три года неустанных хлопот и хождений по инстанциям, чтобы спасти свои рукописи, вытащить их из цепких лап ОГПУ. Наконец, с помощью А.М. Горького (в то время обитавшего, преимущественно, в Италии) и его жены, Е.П.Андреевой, (по мнению издателей "Дневника Елены Булгаковой", помогли именно они, а, поскольку издатели имели доступ к сохранившемуся архиву писателя, возможно, справедливому - и имя Горького имело значительный вес, и Андреева помогала интеллигенции общаться с ГПУ в конфликтных ситуациях - ей тоже партия была многим обязана), все взятое было ему возвращено в целости и сохранности. Порядок, значит, все-таки был (чему в наши либеральные и просвещенные времена как-то и не верится). Но неблагодарный писатель, похоже, этого не оценил, после нескольких повторных вызовов в ОГПУ в том же 1926 году и унизительных допросов там, проклял это учреждение, демонстративно уничтожил возвращенные дневники (сжёг) и поклялся никогда их больше не вести.1/
Конечно, по нашим нынешним меркам, времена тогда еще были "вегетарианские", как шутила А.А.Ахматова, тогда еще не знакомая с писателем, но достаточно хорошо разбиравшаяся в политике, а, в частности, и в практике ЧЕКА-ГПУ... Уже тогда существовало мнение, что пресловутые органы интересовались Булгаковым и раньше - хотя бы в начальный московский период, когда он переходил от фельетонов к более серьезной прозе, посещал Никитинские субботники, бывал в богемной писательской среде, шутливо предлагал даже учредить некий писательский орден. Но при следующей дружеской встрече ревнителей изящной словесности, от идеи ордена отказался, сообщив собравшимся, что органы не рекомендуют. Поскольку те же Никитинские субботники, как и прочие интеллигентские кружки, подозрительные по части идеологии, привлекали внимание чекистов - неудивительно, что их интерес вызвали и откровенные высказывания Булгакова... Например, в начале 1926 года в ОГПУ поступил донос, в котором освещалось выступление Булгакова на одном из литературных диспутов и приводились такие его слова :
"... Пора перестать большевикам смотреть на литературу с утилитарной точки зрения. Надо дать возможность писателю писать просто о человеке, а не о политике...".
Правда, в одном из доносов, поступившем в те дни в ГПУ давалась и такая характеристика Булгакова, как вскоре выяснилось, действительности не соответствующая :
"Что представляет он из себя? Да типичнейшего российского интеллигента, рыхлого, мечтательного и, конечно, в глубине души "оппозиционного"..."
Возможно, после этого доноса (а таких доносов в интеллигентской среде, как мы вскоре убедимся - было достаточно много, как во времена тогдашние, так и в грядущие) и последовал обыск в мае 1926 года...
При последовавших затем вызовах на допросы, Булгаков, понимая, что следователям многое известно из захваченного дневника - не стал вилять и выкручиваться, отвечал откровенно и сразу же обозначил свою писательскую позицию, отчасти подтверждающую мнение о мягкотелой интеллигенции :
"Я остро интересуюсь бытом интеллигенции русской, люблю ее, считаю хотя и слабым, но очень важным слоем в стране. Судьбы ее мне близки, переживания дороги..."
В подтверждение и дополнение приведем отрывок из допроса Булгакова в ОГПУ осенью 1926 года -следователю, интересовавшемуся политическими симпатиями писателя, Булгаков откровенно отвечает :
"...Мои симпатии были всецело на стороне белых, на отступление которых я смотрел с ужасом и недоумением...
- Укажите фамилии лиц, бывших в кружке "Зеленая лампа"?
--
Отказываюсь по соображениям этического порядка"
Получать такого рода ответы от начинающего драматурга и писателя - достаточно редкое явление, тем более, в те времена, отнюдь не освещенные чрезмерным гуманизмом. (Хотя, в интеллигентской /и не только/ среде - такие случаи бывали - вспомним хотя бы поведение Бердяева на допросе у Дзержинского перед высылкой на философском пароходе...) Во всяком случае, если все действо происходило не по прямому указанию сверху - то слух о дерзком начинающем писателе быстро распространился, из ГПУ дошел до членов Политбюро, коим услужливое секретное ведомство тут же подготовило аппетитную выжимку из дневников Булгакова - преимущественно с антисемитским уклоном, то бишь откровенные высказывания писателя о евреях, к коим он не питал никакой симпатии... (Добавим от себя - в Библии тоже масса критических божественных высказываний об избранном им народе... Однако, в Политбюро Библию, похоже, детально изучал лишь товарищ Сталин, верный ученик Ленина, в очень скором будущем ставший единоличным правителем - отсюда его роковой пристальный интерес к Булгакову во все последующие годы...)
Кстати, к евреям отношение у писателя было разное, отнюдь не всегда окрашенное антисемитизмом - вот он достаточно тепло поминает в ранней московской прозе привлекшего его в "Гудок" в 1922 году Арона Эрлиха (Похоже, в целях конспирации, именуя его "Абрамом"...) Но уже и в ранний фельетонный период в прозе Булгакова, в описании Москвы сорока сороков, появляются строчки щемяще-печального провидения: "На душе у меня было радостно и страшно. Москва начинает жить, это было ясно, но буду ли жить я?" Булгаков начинает печататься в сменовеховском берлинском журнале "Накануне", хотя отнюдь не заблуждался относительно среды, в которую он попал. Характерна запись от 26.10.1923 в его дневнике:
"Мои предчувствия относительно людей никогда меня не обманывают. Никогда. Компания исключительной сволочи группируется вокруг "Накануне". Могу себя поздравить, что я в их среде. , Мне очень туго придется впоследствии, когда нужно будет соскребать накопившуюся грязь со своего имени. Но одно могу сказать с чистым сердцем перед самим собой. Железная необходимость вынудила меня печататься в нем. Не будь "Накануне", никогда б не увидали света ни "Записки на манжетах", ни многое другое, о чем я могу правдиво сказать литературное слово. Нужно было быть исключительным героем, чтобы молчать в течение четырех лет, молчать без надежды, что удастся открыть рот в будущем, Я, к сожалению, не герой"
Чуть позже, в записи 23.12.24, он верно предрек печальную судьбу сменовеховцев, в которых его особенно возмущала откровенная двойная мораль их политики. Об одном из них он записывает в свой дневник:
"... Но все-таки поймите. Старый убежденный погромщик, антисемит pursang (чистокровный - В.Щ..) пишет хвалебную книгу о Володарском ( Гольдштейне - В.Щ.), называя его "защитником свободы печати". Немеет человеческий ум..."
Хотя насчет антисемитизма Булгаков и сам не безгрешен (сказывалось, возможно, влияние отца, профессора Духовной академии, знатока Библии, тоже грешившего антисемитизмом - но, может быть, в беседах с первенцем, глубже касавшимся этой темы...) - в дневнике высказывается откровенно на эту опасную тему, подчеркивает еврейскую национальность несимпатичных ему людей, вроде заграничного издателя "Белой гвардии" З.Л.Каганского (в переписке с которым пытается отстаивать свои авторские права), или иных видных деятелей. - так об Эд.Эррио (тогдашний французский премьер) уверенно записывает: 21.12.1924:
"У меня нет никаких сомнений, что он еврей. .Люба мне это подтвердила, сказав, что она разговаривала с людьми, лично знавшими Эррио. Тогда всё понятно....."
О только что упомянутых "Никитинских субботниках" в записи от 28.12.1924 подчеркнуто отзывался: "... затхлая, советская, рабская рвань, с густой примесью евреев...". А в донесениях агентов секретных служб, уже вовсю клубившихся вокруг Булгакова, находим и подтверждение такому нелестному отзыву - 10.11.1928 анонимный сотрудник службы Менжинского доносил - "... о "Никитинских субботниках" Булгаков высказал уверенность, что они - агентура ГПУ..." Так что, у Булгакова были основания опасаться излишней огласки содержания своих дневников.
Неизвестно, каким образом - но отдельные, наиболее выразительные места из его дневников, попали в Политбюро... Впрочем, это и не удивительно, если учитывать состав тогдашнего Политбюро, вкупе с составом секретного ведомства, возглавляемого признанным эрудитом, полиглотом и знатоком финансов В.Р.Менжинским (а при его общеизвестном весьма болезненном состоянии - заместителем Г.Г.Ягодой). Понятен и подбор сотрудников ГПУ, и тенденциозный подбор фрагментов изьятого дневника, представленных на Политбюро... Особенно, если учитывать остроту, которую приобрел еврейский вопрос после Октябрьской революции - всякие высказывания на эту тему пресекались в корне - вплоть до расстрела... Впрочем, в данном случае о расстреле речи пока не было... Но кое-какие выводы из прочитанного Политбюро все-таки сделало... Политический портрет начинающего писателя для коммунистов был ясен - незамедлительно последовали и административные выводы...
Как известно, в 1924-25 гг. Булгаков как писатель еще в Москве (а тем более в России) неизвестен. Читателям газет (в том числе и "Гудка", где он трудился) известны его фельетоны, рассказы и более крупные произведения только начинают печататься - и сразу же к молодому писателю возникают претензии идеологического характера. В 1924 году выходит сборник рассказов и повестей "Дьяволиада", тут же конфискованный, за ним следуют "Роковые яйца", другие рассказы, а затем в 1927 году в журнале "Россия" появляется первая часть романа с вызывающим названием "Белая гвардия"... Начинающего писателя заметила и критика, сопровождающая его публикации преимущественно разгромными статьями. Продолжение романа света уже не увидело (полный текст позднее будет опубликован в Париже), рекомендации Политбюро соблюдались свято, журнал был закрыт а редактора (Лежнева-Альтшулера) отправили в берлинское торгпредство для укрепления советской торговли (кстати, рядом находилась и берлинская резидентура Разведупра)...
(Если заглянуть чуть вперед - похоже, что молодого писателя тогда же отметил и профессиональный знаток Библии, пока еще рядовой, но весьма перспективный член Политбюро Иосиф Виссарионович Сталин - также присутствовавший на чтениях фрагментов из дневника писателя. По еврейскому вопросу позиция у него была сложная. В начале своего знакомства с социал-демократией, в 1907 г., познакомившись с Лениным на 5-м съезде РСДРП и заметив, что в руководстве у меньшевиков преобладают евреи, он шутливо предлагал учинить погром - но быстро отказался от этой мысли, обратив внимание на ленинское окружение. До революции, в многочисленных ссылках старался держаться в стороне от видных собратьев социал-демократов... В дальнейшем усвоил ленинскую мысль, что "русский умник - это почти всегда еврей или человек с примесью еврейской крови" - и , не афишируя ее, руководствовался в своей дальнейшей политике, в отличие от Ленина, преимущественно полагаясь на людей с примесью... Во всяком случае, если первоначальные стеснения в публикациях исходили из идеологической цензуры, затем последовало внимание ГПУ и указание Политбюро - основной запрет на печатание произведений прозаических (после 1928 года не напечатано ни строчки) или драматургических (кои очень выборочно допускались лишь к постановке) - следует целиком отнести к отеческой заботе всемогущего Сталина, хорошо понимавшего, что выпускать в свет писателя столь дерзкого, не уважающего власти, пусть ему и симпатичного - не следует... А тогда, на чтениях дневника 1926 года, под хохот всех членов Политбюро, не избалованных откровенными признаниями запуганных интеллигентов - Сталин запомнил это имя...)
Однако, вернемся к выводам Булгакова после обыска в мае 1926-го.
Писатель понял, что его прозаические опыты власти неугодны и в своем основном творчестве переориентировался на драматургию, к которой также обращался не впервые. Естественно, понимал он это и раньше, и драматургия всегда присутствовала на равных правах с прозой (с нее-то и с газетной публицистики он и начинал, будучи врачом в деникинской армии и находясь во Владикавказе...). Но до середины 20-х годов в его творчестве превалировала проза, которую он публиковал, пользуясь НЭПом, в частных издательствах. Не успев расцвести, НЭП клонился к закату, вместе с ним и частные издательства, ставшие в то время его единственной надеждой на публикации - в государственных цензура свирепствовала строже.
Во всяком случае, характерно такое совпадение, что "театральный" Булгаков, с громадным успехом дебютировавший в Москве, начался именно в пятилетие 1925-1930 года. И первый вызов в ОГПУ, сразу после обыска, и унизительный допрос там, совпал для Булгакова с знаменательной датой первой репетиции "Дней Турбиных" в МХАТе.1/ А в прозаических вещах наступил вынужденный перерыв, правда, непродолжительный, уже в 1929 он набрасывает неоконченную повесть "Тайному Другу", тогда же начинает свой последний и самый знаменитый "роман о дьяволе", о котором мы поговорим во 2-й части нашего исследования. Сейчас же отметим, что после 1926 года ни одной строки своих крупных прозаических произведений Булгаков в печати уже не увидел до самой смерти, да и после смерти потребовалось долгих два десятка лет, пока, наконец, с большой неохотой, не была опубликована его проза. Переизданий его ранних прозаических вещей тоже не было. И пьесы, ранние или поздние, хоть и ставились иногда на сцене, опубликованы в печати так и не были, вплоть до конца 50-х годов. Запрет на печать, наложенный еще ленинским Политбюро и товарищем Сталиным, действовал долгое время и после его смерти. (Столь длительное постоянство запрета, наложенного в столь ранние годы, свидетельствует о личной заинтересованности в этом самого вождя, хотя, со временем, и отправившего в ад "ленинскую гвардию", но неуклонно пресекавшего всякую "дьявольскую" тематику в советской литературе - весьма практичный прагматик, вождь мистицизмом не страдал...)
Вопрос о том, кто именно способствовал возврату архива из ОГПУ - принципиального значения не имеет, хотя мы полагаем, что именно Сталин, которому запомнилось имя смелого писателя, отдал соответствующий приказ и где-то в августе 1929 архив был возвращен писателю. Дело в том, что общеизвестное "Письмо Правительству, датированное мартом 1930 года, было отнюдь не первым обращением писателя к власти 1. В значительно менее известном июльском обращении 1929 года к Сталину, арестованные у писателя архивы и его хлопоты по их возвращению, еще упоминаются. А уже в сентябрьских обращениях того же, 1929 года, к Енукидзе и Горькому, речи о них уже нет. По содержанию своему, эти письма, в общем, аналогичны, и, не желая повторяться и утомлять читателя, приведем лишь краткую выдержку из письма Булгакова брату в Париж от 24.8.1929:
"...Теперь сообщаю тебе, мой брат, положение мое неблагополучно.
Все мои пьесы запрещены к представлению в СССР, и беллетристической ни одной строки моей не напечатают.
В 1929 году совершилось мое писательское уничтожение. Я сделал последнее усилие и подал Правительству СССР заявление, в котором прошу меня с женой моей выпустить за границу на любой срок.
В сердце у меня нет надежды. Был один зловещий признак - Любовь Евгеньевну не выпустили одну, несмотря на то, что я оставался (это было несколько месяцев тому назад).
Вокруг меня уже ползает темной змейкой слух о том, что я обречен во всех смыслах.
В случае, если мое заявление будет отклонено, игру можно считать оконченной, колоду складывать, свечи тушить.
Мне придется сидеть в Москве и не писать, потому что не только писаний моих, но даже фамилии моей равнодушно видеть не могут.
Без всякого малодушия сообщаю тебе, мой брат, что вопрос моей гибели - это лишь вопрос срока, если, конечно, не произойдет чуда. Но чудеса случаются редко." ( выделено нами - В.Щ.) 2/
Уже в этом письме Булгаков пророчески предвидит свою судьбу. Способность предвидения проявлялась и раньше - вспомним те же ранние его повести, навсегда определившие его основную тему противостояния дьявольской напасти, и писатель хорошо понимал, чем оно может окончиться. Один из вариантов концовки "Роковых яиц"" (не опубликованный по цензурным соображениям, так же, как снято было первоначальное название "Рокковы яйца" - обыгрывалось имя товарища Рокка, виновника всей фантасмагории)) - гигантские удавы захватывают Москву и никто не может им противостоять. Тогда же, проницательный критик и литературовед Р.В.Иванов-Разумник в письме 10.10.1926 года к А.Белому, подметил такую деталь в опубликованном варианте:
"В повести молодого (не без таланта) Булгакова рассказывается, что Мейерхольд был убит во время постановки в 1927 году "Бориса Годунова", сцены Боярской думы, когда его зашибли насмерть сорвавшиеся с трапеции голые бояре. Не так неправдоподобно, как кажется"
Шутливое пророчество это сбылось (правда, через десяток дет после назначенной даты, но зато совершенно при тех же, метафорически понятых, обстоятельствах. "Голые бояре" тогдашнего разлива действительно сорвались с трапеции и зашибли несметное количество, как знатного, так и простого народа. Попал под них и Мейерхольд3/). На эту тему (о пророческом даре), можно было бы еще порассуждать, но она здесь не главная. Пока лишь отметим, что предвидение собственной гибели было у Булгакова отнюдь не мистическим прозрением, а вполне обоснованным логическим следствием его писательской позиции.
И вообще, в "Роковых яйцах" слишком прозрачна антисоветская направленность повести начинающегося писателя - что не укрылось от рапповской критики и, возможно, уже тогда повторно привлекло внимание к Булгакову Иосифа Виссарионовича... Запрет повести исходил скорее всего из все еще ленинского Политбюро, в котором все больше определялось руководство Сталина... К тому же, слишком уж явно в образе Владимира Ипатьевича Персикова, гениального ученого-теоретика, раскрывающего тайну животворных красных солнечных лучей - проглядывает иной образ, в подобном контексте, никогда не упоминавшийся (правда, тогдашний читатель вряд ли рискнул бы публично проводить сравнения с Владимиром Ильичом...)
Не чуждому литературы, будущему вождю, товарищу Сталину, знатоку Библии и гениальному организатору, возможно, интересно было узнать, кого же имеет в виду столь дерзко начинающий писатель, рисуя образ практически воплощающего теорию в жизнь товарища Рокка?... Тем более, что товарищ Сталин уже сделал заявку на эту роль, и активно работает, имея в виду обязательное исполнение этой заявки. К тому времени вождь привык к новому дню рождения (об этом ниже) и всячески пресекал досужие разговоры о собственном детстве и молодости... (Интересно, удалось ли кому-либо из нынешних потребителей всезнающего интернета повидать хоть самую завалящую фотографию отца товарища Сталина, почти им не упоминаемого? Впрочем, чтобы сравняться корнями с Лениным - кровное происхождение которого было ему известно - достаточно было и рыжеволосой красавицы матери из грузинского селения Диди Ладо - с которой он почти не виделся ни до революции, ни после...) Вряд ли ему товарищу Сталину понравилось роковое значение, которое писатель придал этому товарищу Рокку - судя по быстрому запрещению не только этой повести, но и всех начинаний Булгакова в прозе. Однако талант молодого писателя лишний раз оценить мог...
Однако, возвратимся к дневниковой теме... Спасибо Елене Сергеевне, сохранились ее дневники с 1933 по 1940 год, которые велись очень прилежно и, по нашему мнению, не без поощрения самого писателя. А если еще точнее - по нашему мнению, Е.С. и начала вести их по настоянию Михаила Афанасьевича, который иногда диктовал ей, что именно следует обязательно отметить в ее дневнике. Писатель отчетливо сознавал, что "под колпаком у Мюллера", используя современную терминологию, быть ему до самой смерти. И до самой смерти сохранилась у М.А. насмешка и презрение по отношению к ОГПУ-НКВД, как это ведомство именовалось в 1926-1940 годах.
(Конечно, насмешек хватало и раньше - вспомним хотя бы один из знаменитых псевдонимов Булгакова - фельетониста начала 20-х годов - Г.П. Ухов. Имя Булгакова ко времени ареста его собственных дневников, было настолько известно среди руководящей верхушки, что, по словам В.М.Молотова, дошедшим до нас из уст нашего официального булгаковеда М.О. Чудаковой, - читало их тогда "всё Политбюро" /"Лотмановский сборник", 1995, стр.550 - укажем источник и страницу, сделаем исключение для подтверждения столь важного факта - В.Щ./. И, несомненно, первым читателем всего дальнейшего творчества писателя стал И.В.Сталин - общеизвестный ценитель слова и дела).
Естественно, возврат рукописей и дневников Булгакова не успокоил. Он понимал, что заведенное на него дело отнюдь не будет закрыто этим августовским возвратом 1929 года. И представлял себе, из каких документов складывается такое дело - донесения некоторых "друзей", прислуги, прослушивание телефона, внешнее наблюдение, перлюстрация всей корреспонденции и т. п... - все эти признаки мы постараемся проследить в ходе нашего дальнейшего расследования. Впрочем, судя по современным архивным публикациям, в том числе и из архивов КГБ, такого "дела", вроде бы, и не существует... Хотя, при нынешнем состоянии библиотековедения, книговедения, пребывая в провинции - немудрено что-либо и пропустить...
(Здесь придется сделать небольшую вставку автобиографического характера. Основная идея этой работы возникла перед мысленным взором автора (он тогда был слеп - катаракту устранили позже) в начале 2003 года, когда он уже почти 10 лет был почти обездвижен, не имел доступа к библиотекам, тем более, к интернету, едва им представляемому... Сейчас доступ имеется, идея подтверждается - и многие архивные цитаты, почерпнутые из Сети, (об архивах думать не приходится - да и архивы КГБ после 1936 года предусмотрительно закрыты для ознакомления, судя по тому же интернету) приводятся в нашей переработанной редакции 2005 года ...
Отказ от собственного дневника говорит о многом. Понимая, что борьба с дьяволом чревата неизбежной гибелью, отлученный от типографского станка, писатель надеялся, что не пострадают хотя бы записи жены. Конечно, М.А. и Е.С. предупредил, чтобы соблюдала осторожность в записях - вполне вероятно, что такой визит мог повториться и, за неимением его собственных, дневники могут изъять и у жены. Хотя узнать наверняка это ему уже не удалось, дожил он лишь до начала 1940-го года, при перестройке 90-х годов такое "дело" или, во всяком случае, остатки его, относящиеся к начальному периоду писательской деятельности Булгакова - все же на свет появилось.
С выразительным заголовком "Под пятой" опубликованы были его арестованные и собственноручно уничтоженные после возврата в 1929 г. дневники - как ныне выясняется, не полностью, только "филейные части" из них. , - вернуло, но копию с них сняло (для надежности даже в 2-х экземплярах, фотокопия и машинописная перепечатка) Как ни странно, наслаждалось ими (а вернее, хохотало над ними) тогдашнее Политбюро, еще не предвидевшее грядущих событий... Во всяком случае, не чуждый литературе Каменев (Розенфельд), политическая карьера которого клонилась уже к закату - недаром впоследствии он заведовал издательством "Академия"...
Очень может быть, заведенное в ОГПУ "Дело" целиком и не сохранилось, но ведь не уборщица же нашла эти листочки в каком-то пыльном закоулке КГБ во время чистки времен перестройки? (Действительно, не уборщица, в чем нас убеждает новомировская публикация Виталия Шенталинского 1997 года тогдашних доносов врагов и друзей Булгакова, ближних и дальних - в равной мере считающих своим долгом оповестить компетентные органы. Наиболее просвещенные, как и всё руководство, были искренне убеждены, что при такой грандиозной цели, поставленной перед страной партией, оправданы любые средства... )
"Дело", несомненно, существовало, и спрессованные выдержки из него регулярно подавались на стол Хозяину. То же относится к его произведениям. Например, среди первых ценителей романа "Мастер и Маргарита", по мнению автора, был и Иосиф Виссарионович 1/. Правда, оценивал он роман прежде всего с точки зрения политики, в чем сам был безусловным мастером. (Кстати, мастером героя закатного романа Булгакова, в одной из ранних редакций назовет именно Воланд - Сталин, в нашей интерпретации : "... такова ночь, мой милый мастер..." - Вспомним и телефонный разговор 1934 года Сталина с Пастернаком о судьбе Мандельштама, когда вождь всё допытывался - "мастер" ли тот?.. Хотя, не лишенный поэтической жилки, отлично знал цену поэзии Мандельштама...) И уже с первых редакций (на этом утверждении мы не настаиваем - возможно, первые редакции были ему незнакомы) вождь пришел к тому же выводу, что и Булгаков с друзьями - роман для опубликования абсолютно не пригоден... Впрочем, как и всё творчество писателя... Но автор, пусть он и белогвардеец, слишком талантлив... Надо его использовать... Впрочем, мы забегаем вперед... А сейчас уместно будет привести краткий набросок портрета Иосифа Виссарионовича описываемых нами времен, каким он представляется нам с высот ХХ1-го века. Естественно, портрет далеко не полный, ограничимся литературно-политическим уклоном.
Утвердившееся было одно время в литературе мнение о коварном, жестоком политике и палаче, кутившем с собутыльниками ночи напролет, а затем их расстреливающем, хотя отчасти и допустимо, но действительности не вполне соответствует, особенно, в период его восхождения к абсолютной власти. И он, и его соратники - обитали тогда, в 20-е - 30-е годы, в Кремле в достаточно скромной обстановке. И глобусом в войне он не пользовался, хотя в сталинском кабинете глобус стоял очень долго, вероятно, как символ мира, который нужно было завоевать (фетиш мировой революции постоянно довлел над ним - хотя, на словах, он, создатель первой социалистической державы, приписывал его лишь заклятому оппозиционеру Троцкому... Подозреваю, что в 40-х годах, после крушения многих планов - глобус исчезал - но в начале 50-х должен был вернуться...). А вот советников и литературу различных отраслей Сталин использовал всегда. На первом плане в его деятельности стоит создаваемое им невиданное прежде государство - и ради этой цели он не жалеет ничего и никого. И не на последнем месте сложный еврейский вопрос, хотя евреев он не любит - но Ленин с долей еврейской крови - гений. И он не хуже - возможно, тоже помесь - но обыграет всех этих явных умников...
Понимая, что он уступает в образованности и красноречии другим вождям революции, Сталин наверстывал упущенное упорным трудом и своим возвышением в немалой степени обязан усидчивости, работоспособности, терпению, феноменальной памяти и разнообразнейшему чтению. После дневных государственных трудов, его ночные бдения посвящались, в основном, экономической литературе, а отнюдь не пьянке (как можно было понять из литературы хрущевских времен). Вероятно, тяга к чтению осталась у него еще с семинарских времен - многие нарекания семинарских духовных попечителей вызывала его тяга к литературе - и отнюдь не только к духовной, спасительной... А определенный подход к философской, политической и художественной литературе, утвердился вместе с усвоением марксизма, в качестве всеобъясняющей и решающей философии. Немаловажную роль сыграло и то, что марксизм у Сталина утвердился на почве, обильно орошенной Библией (Библия неоднократно упоминается не зря - объяснение в других работах автора) - что вовсе не мешало продолжать ленинскую линию жестокого преследования церкви. Да и изгнанию всех прочих философских систем объяснения мира, хотя бы в чем-то отклоняющихся от марксизма. И не только философских учений... Во всяком случае, в 1922 году именно ему больной Ленин поручил организацию отправки за границу так называемого "философского" парохода, на который Булгаков, к сожалению, не успел, так как был тогда неизвестен... (Как не попал на батумский пароход, отправлявшийся в Турцию в конце гражданской войны - помешала болезнь и отсутствие денег) - тогда он только начинал писать кое-что в газетах Владикавказа, к тому же времени относятся и первые пробы в драматургии. После многих странствий, в начале 20-х годов, он только начинал обживаться в Москве, писателем он стал позже. Пусть Сталин в то время (как и впоследствии) и не слыл большим знатоком философии - в начале 30-х его советником и учителем в этой сложной науке стал Ян Стэн,* один из "бухаринских мальчиков" (расстрелянный, как и почти все они, в 1937-м).
Конечно, основное место в сталинском чтении составляли государственные бумаги. Все прочее - постольку-поскольку... А художественную литературу Сталин читал не только для развлечения - и не только классику. Будучи рачительным Хозяином страны он следил за тем, какой духовной пищей потчуют народ подведомственные ему идеологические органы. Вознаграждал писателей талантливых и успешно справлявшихся с трудной задачей духовного перевоспитания. И строго взыскивал с провинившихся. Он успевал читать не только книги, но и текущие литературные журналы, особенно следил за творчеством выдающихся писателей, хотя бы еще и не именитых. Если читателю современному кажется невероятным, что Сталин в конце 20-х годов заметил не только пьесы, но и прозу молодого Булгакова, приведем известный литературный пример - судьбу только начинающего тогда писателя, Андрея Платонова (Андрея Платоновича Климентьева), во многом определили именно в то время появившиеся в сборниках и журналах рассказ "Усомнившийся Макар"(1929) и бедняцкая хроника - повесть "Впрок"(1931).
Не так уж важно, кто первый обратил на них внимание - рапповская критика, атаковавшая эти вещи, или Сталин, науськавший эту пристрастную критику. Важно, что Сталин рассказы прочел и составил себе о писателе определенное мнение, даже оставил на полях свою резолюцию - "сволочь!", вкупе с прочими нелестными выражениями - фактически решил дальнейшую судьбу Платонова в литературе. Правда, в последующем разносе провинившихся редакторов вождь несколько смягчил формулировку, учитывая пролетарское происхождение автора и близость по духу - подчеркивал "двусмысленность" - во всяком случае, именно так передавал слова Сталина его верный рупор, А.А.Фадеев (Булыга), тогдашний редактор журнала, где печатался "Впрок" 1/.
Двусмысленность, двойственность была присуща и самому Фадееву - с одной стороны, придерживаясь руководящих указаний, он не допускал публикации романов писателя, с другой, помогал в быту - полученной квартирой Платонов был обязан именно ему. После обнадеживающего взлета, его крупные произведения тех лет - роман "Чевенгур" и повесть "Котлован", так и не были опубликованы и, похоже, писатель остался в живых в период предвоенной чистки лишь потому, что его имя не мелькало в печати. По-видимому, вождь также допускал некоторую двойственность, сомнения - но лишь до принятия окончательного решения...
В быту Сталин неприхотлив - максимальная простота и никаких претензий. Будучи на гособеспечениии, к деньгам равнодушен. К богатству не стремится и других не поощряет. Пищу предпочитает простую. В браке верен и самоубийство жены в 1932 году расценивает как предательство, все более замыкаясь в себе и ожесточаясь к другим. Успеха у женщин не добивается и к ним вообще равнодушен. С подчиненными ровен и терпелив, с руководящим составом взыскателен и требователен. Немногословен. Выслушав многие мнения, принимает собственные решения, как правило, от них не отступает и добивается неукоснительного исполнения. Цена роли не играет - для него важен лишь результат. Долгое время находясь на вершине власти Сталин не спал безмятежно - он в постоянных трудах, в учебе; не держал при себе людей никчемных, бесполезных - подыскивал наиболее энергичных и знающих; не терпел никакого блата - даже среди собственной родни никаких предпочтений не оказывал; никаких выгод не искал - превыше всего ставил государственный интерес. Его богом было государство и ему он преданно служил всю жизнь. Частную собственность презирал - пользовался всем казенным - и детей воспитал в том же духе. По современным понятиям - и поверить нельзя, что он ограничивался положенной ему зарплатой - но это так. И никаких накоплений...
Это один лик "двуликого Януса", как назвала его жена перед смертью (по свидетельству кого-то, сохранившегося из семейства Аллилуевых), лик, обращенный вовне - суровый, но справедливый государь - правитель, для которого примером являются Иван Грозный, Петр 1-й, Владимир Ленин... С обратным знаком видится его иной, внутренний лик, для обозрения внешним миром не предназначенный - облик жестокий и многогранный, определяемый политикой и природой - впрочем, побережем эпитеты, написано об этом уже много (хотя объективности от этого многоголосия ожидать трудно), мы же попытаемся кратко обозначить, каких же целей добивался он, принося в жертву миллионы. Отметим лишь 4 стойких отрицательных черты - и все с приставкой "сверх" - подозрительность, безжалостность, злопамятность и мстительность - их с лихвой хватило, чтобы зачернить все положительные...
Вслед за Лениным, основной политической целью Сталин считает мировую революцию, (хотя, дабы отличаться от Троцкого, цель эту скрывает) - неуклонно стремится к ней, устраняя соперников, сначала из политики, потом и из жизни, считая все промежуточные этапы лишь необходимым и неизбежным дополнением к основной цели. Правда, эта мировая революция представляется ему уже не "перманентной" - постоянной атакой на капитал, как предлагал Лев Давыдович. Столь же постоянно такие попытки терпели неудачу. Целью Сталина становится строительство государства с мощной военно-промышленной базой, создание могучей армии - и лишь с ее помощью захват Европы и торжество социализма в ней. Средств для выполнения этой цели не выбирает, жертв не считает, достижения её добивается любой ценой. Революция и гражданская война для него не закончены, мирное строительство - лишь краткая передышка, СССР лишь плацдарм для окончательной атаки на капитализм. Как писал позднее поэт Наум Коржавин (Мандель) - "Последняя битва, последняя свалка, /А в ней ни врага и ни друга не жалко".
Еще со времен Владимира Ильича зная, что для успеха европейской революции необходима мировая война, поддержанный ленинской гвардией", он оказывает военную помощь Германии - раздавленной, разоренной, оскорбленной Версальским договором и жаждущей реванша. Впрочем, здесь он продолжает политику Ленина, закрепленную договорами в Генуе и Рапалло. В конце 20-х - начале 30-х годов делает ставку на растущее нацистское движение, помогает Гитлеру прийти к власти, верно рассчитав, что тот будет добиваться передела мира. Похоже, в СССР он был чуть ли не единственным читателем гитлеровского труда "Майн Кампф" (переведенного в 1927 г. специально для него и для партийного руководства), и сделал, в основном, правильные выводы - одной из первых жертв станет Франция... Хотя и возможно движение на Восток, но впереди еще вся Европа, Польша... Во всяком случае, в Европе война вряд ли кого обойдет... А там посмотрим... По мере развития сюжета мы еще неоднократно возвратимся к портрету Сталина. А пока...
В июле 1927 ОГПУ получает подробную информацию о таком заявлении Булгакова :
"... Меня считают контрреволюционером, ну, так я напишу им революционную пьесу..."
После чего Булгаков уезжает в Крым писать пьесу "Бег"... Представленная им во МХАТ пьеса вызвала скандал не только в театре... Два раза - 14-го и 30-го января 1929 года пьеса обсуждалась на заседаниях Политбюро - где создается даже специальная комиссия - К.Е.Ворошилов, Л.М.Каганович, А.Смирнов (состав смешанный, подчеркивая объективность комиссии...) - призванная решать судьбу пьесы драматурга, уже скандально прославившегося в Политбюро своими антисоветскими и антисемитскими высказываниями... Похоже, точку в этой комиссии поставил т. Сталин,выступивший в феврале в "Правде" публично, в первый и в последний раз, высказавшись относительно творчества Булгакова... (Фактически, не в последний - об этом еще будет сказано - но иные высказывания будут происходить не публично).
Хронологически, наш рассказ остановился на 1929 годе. С него и продолжим. В историю этот год вошел как " год великого перелома".В судьбу Булгакова этот год вошел как год "великой катастрофы" - положение его, как писателя, да и в чисто житейском плане, действительно было катастрофичным, и он уже подумывает о повторном обращении к Правительству. Публиковать его прозу перестали, его пьесы также не печатались - единственные средства к существованию приносил театр - а постановки были так редки, и подчинялись прихотям власти, желающей сломить писателя. В одном из сообщений Секретного отдела ГПУ можно прочитать :
"Писатель Булгаков говорит, что занимается правкой старых рукописей, и закрывает драматургическую лавочку..." - однако о лавочке прозаической речи нет...
( Характеризуя то время, чуть забежим вперед... За несколько лет, начиная с 1929 года, прикончив НЭП, ликвидировав ростки капитализма, Сталин переломил хребет крестьянству - основному населению тогдашней России. С его точки зрения - воспринятой еще от Ленина - это мелко-буржуазная стихия, поминутно рождающая капитализм... Для построения социализма требовалось обуздать собственнические инстинкты - пусть для крестьянства это означало катастрофу... Но партия наша - пролетарская... Катастрофа эта растянулась на годы, потребовала миллионы жертв, но достигнуто главное, с точки зрения вождя - процесс пошел... Усмирена мелкобуржуазная стихия, ежеминутно рождающая капитализм... Согнанные с земли крестьяне пополнят трудовые резервы рабочего класса - на очереди индустриализация... Проблема продовольственного снабжения решается бесплатным трудом бесправных колхозников. И все это проделано чужими руками, вину за перегибы и преступления можно свалить на наркома земледелия Яковлева-Эпштейна, на тех же "ленинцев" среди партийных вождей и на головотяпов-руководителей среднего звена. Обстановка в стране накаляется... Пора искать козлов отпущения... Хотя бы указать... А со временем и наказать... А пока, пора бы подумать об идеологии и о себе - вожде и строителе беспримерного в истории социалистического государства... Конечно, из истории его уже никто не выкинет, как бы об этом не мечтало троцкистское охвостье, так называемая "ленинская гвардия"... Со временем он со всеми разберется, компромата на всех хватит... Но кому поручить увековечить социализм и его вождя - в литературе?.. Это должен быть настоящий писатель, профессионал, мастер своего дела, всякая шушера не годится... Вот Горький подошел бы... Недаром товарищ Сталин его недавно из Италии выманил... В революцию нашкодничал, со своими "Несвоевременными мыслями" выступал, Ленин дал ему возможность отдохнуть в Италии, ныне фашистской - пусть теперь пролетарскому делу послужит... Хотя, по правде говоря, не столь уж он теперь влиятелен... Но слава у него мировая... хотя товарищ Сталин давно уже рекомендовал его в архив списать... как списали в свое время Плеханова...
/Как ни интересна эта тема, но к нашей не относится - вынуждены ее оставить. Скажем лишь, что с Горьким у Сталина не совсем сложилось, и в 1936 году, естественно, после тяжелой и продолжительной болезни, - Горький умирает при весьма загадочных обстоятельствах, пережив своего сына, скончавшегося при подобных же обстоятельствах, всего на два года. Возможно, читатель, воспитанный на истории хрущевского разлива, сочтет, что автор однозначно намекает на Сталина... Должен его разочаровать - я вовсе не исключаю иных причин, в том числе и естественных... Кстати, в случае с сыном - похоже, весьма заинтересованным лицом был Г.Г.Ягода.../.
Во всяком случае, кроме Горького, для дальнейшей разработки Сталин наметил еще одну кандидатуру, с его точки зрения весьма перспективную. В талантливости Булгакова Сталин убедился лично, ознакомившись с его дневниками, с прозой, неоднократно бывая в театрах - и читая материалы, доставляемые из цензуры или ОГПУ. Пусть и ершистый писатель, с гонором, ничего, стерпится - слюбится... Пусть и бывший белогвардеец - тем ценнее будет признание закономерности победы социализма и товарища Сталина, как признанного вождя... Да и насчет евреев он смело выступает... Надо попытаться использовать... Талант явный... Во всяком случае, пробный шар закинуть надо... Может быть, он не осознал еще, что возврат архивов из ОГПУ - от Хозяина зависит... Вот как раз и случай удобный представляется...)
И 2.2.1929 года в "Правде" появляется сталинская статья "Ответ Билль-Белоцерковскому". Судя по заглавию, это ответ пролетарского вождя пролетарскому писателю, автору известной тогда пьесы "Шторм", озабоченному проблемами литературы при социализме.(А скорее - озабоченному крупными заработками контрреволюционного драматурга Булгакова, пьесы которого охотно посещает публика). А по содержанию статья производила довольно странное впечатление личного обращения вождя к драматургу и писателю отнюдь не пролетарскому, не обозначенному в заголовке и почти неизвестному широкой публике. Значительное место в ней Сталин уделяет М. Булгакову. Присоединяясь к общераспространенной тогдашней критике Булгакова в литературных и театральных кругах, Сталин назвал его еще не поставленную, а, значит, прочитанную им в рукописи (для этого не обязательно было прибегать к помощи ОГПУ - достаточно востребовать у театрального начальства), пьесу "Бег" - "антисоветской", а стало быть "попыткой оправдать или полуоправдать белогвардейское дело".
Впрочем, далее следовала оговорка "... я бы не имел ничего против постановки "Бега", если бы Булгаков прибавил к своим восьми снам еще один или два сна..." - тем самым, предоставляя писателю возможность откликнуться, завязать диалог. Драматургу-рапповцу, Билль-Белоцерковскому, которому не давали покоя лавры "правого" драматурга М.Булгакова, любимца театров и публики, "либеральный" Иосиф Виссарионович разъясняет:
"Почему так часто ставят на сцене пьесы Булгакова? Потому, должно быть, что своих пьес, годных для постановки, не хватает. На безрыбьи даже "Дни Турбиных" - рыба".И далее уточняет, что "попутчики" нужны для соревнования с пролетарской литературой, которой и предстоит создавать настоящие художественные советские произведения. Относительно художественности или не художественности Сталин особо не высказывается. Предоставляет решать театральным и литературным критикам - они свое дело знают...К тому же в статье выясняется, что Сталин предпочитает делить писателей не на "левых" и "правых", а на "советских" и "антисоветских".
А вообще-то, считает Сталин, пьеса "Дни Турбиных", с политической точки зрения, "не так уж плоха, ибо дает больше пользы, чем вреда", в том смысле, что "если даже такие люди, как Турбины, вынуждены сложить оружие и покориться воле народа, признав свое дело окончательно проигранным, значит, большевики непобедимы..."
Свое отношение к культуре Иосиф Виссарионович высказывал не раз. Так, летом 1930 года на 16-м съезде ВКП(б) он говорил:
"Жернова нашей революции работают хорошо. Они берут все годное и отдают Советам, а отбросы выкидывают...."
Причем, как вскоре выяснится, в случае с Булгаковым о "выкидыше" за границу речь не идет. Особо приглянувшихся вождю писателей Иосиф Виссарионович на волю не выпускает, держит под рукой. До поры, до времени... Здесь уместно будет определить отношение Сталина к людям, добивающимся выезда за границу - хотя бы временному. Железная граница для того и поставлена, чтобы оградить советский народ от тлетворного влияния Запада. Иосиф Виссарионович поставил себе задачей воспитать советских людей, вообще лишенных инстинкта собственности. В полном соответствии со своим учителем, Владимиром Ильичем, вождь стремился не допускать уступок в вопросе о собственности. Разве лишь допускал некоторые послабления людям, в знаниях и умениях которых ощущал государственную необходимость. Выдающимся людям искусства, науки, культуры, признанным мастерам... В остальном полагал, что каждый, начинающий заботиться о личной собственности - кончит погоней за наживой. Заботило его не возрастание благосостояния населения, а рост мощи государства. Для него бухаринский лозунг "Обогащайтесь!" - равноценен призыву к контрреволюции. Отсюда и его тезис об обострении классовой борьбы по мере продвижения к коммунизму, по мере роста благосостояния... Отсюда и подозрительное отношение к заграничным поездкам, доступным, конечно, лишь людям определенного положения в партии и государстве... Понимая, что сравнение на бытовом уровне будет не в пользу социализма, Сталин автоматически считал ненадежными всех, побывавших на Западе, и судьба их, рано или поздно, принимала печальный оборот - длительность жизни определялась, преимущественно, степенью полезности. А теперь вернемся к вопросам культуры и литературы...
Первый явный шаг к возможному сближению писателя с властью Сталин сделал. Для осмысления предлагавшихся возможностей, Булгакову потребовалось время и выводы его, в кратком пересказе, были неутешительны...
Каких-либо перспектив ни в житейском, ни в творческом плане у него ни в прошлом, ни в настоящем нет, и в обозримом будущем не предвидится... Портить "Бег" переделками он не собирается... О прозе речь вообще не идет...Похоже, им всерьез заинтересовалось ОГПУ - последствия предсказуемы... Нужны переговоры с Хозяином...
Такого рода размышления, возможно, одолевали Булгакова в начале 1930 года. В конце лета 1929 власть возвращает архив... Возможно, это еще один шаг Сталина к сближению... А что он, собственно, теряет?.. Не к ОГПУ же ему обращаться?.. Писать нужно Хозяину, решения принимает только он...В июле 1929 М.А. уже писал ему... Хотя прямого ответа и не было, дневник и повесть все-таки возвратили...А сейчас Сталин явно обращается к нему... Правда, Булгаков уже, наряду с пьесами, тайно возвращается к прозе, а в ней все та же дьявольская тема, весьма недвусмысленно намекает на товарища Сталина, имеющего характерный дефект, отразившийся и в предполагаемых названиях романа, связанных с "копытом дьявола"... Ничего, он вполне откровенно опишет свое нынешнее положение, и не погрешит против истины, если отметит, что отказался от прозы и демонстративно бросит начатый роман в огонь. (Булгаков честно выполнит это обещание, огонь часто пожирал его начинания, но не всегда безвозвратно, как в случае с дневниками).
28 марта 1930 Булгаков пишет общеизвестное теперь "Письмо правительству", фактически - обращение к Сталину. Письмо предельно откровенное. В обстановке дикой травли Булгаков вновь ходатайствует о выезде за границу:
"...Я прошу Советское правительство принять во внимание, что я не политический деятель, а литератор, и что всю мою продукцию я отдал советской сцене... Я прошу Правительство приказать мне в срочном порядке покинуть пределы СССР в сопровождении моей жены Любови Евгеньевны Булгаковой... Я обращаюсь к гуманности Советской власти и прошу меня, писателя, который не может быть полезен у себя, в отечестве, великодушно отпустить на свободу.... Если же и то, что я написал, неубедительно... Я прошу о назначении меня лаборантом-режиссером в 1-й Художественный театр... Если меня не назначат режиссером, я прошусь на штатную должность статиста. Если и статистом нельзя - я прошусь на должность рабочего сцены..."
.Сталин мог быть вполне довольным собой. Лед тронулся... Коготок увяз - всей птичке пропасть... Ведь он рачительный Хозяин - талантами не разбрасывается... Писатель понимает ситуацию, просит его великодушно отпустить... Насчет великодушия он загнул - еще со времен товарища Ленина это не наш принцип... И отпускать нельзя, и слишком обнадеживать не стоит...Что ж, хоть он и не наш человек, попробуем его со временем перевоспитать... А пока дадим по телефону какую-то надежду на лучшее, но по существу ничего не скажем...
Ответ его последовал уже 18 апреля 1930 года - через десять дней после отправки "Письма к Правительству СССР и на следующий день после похорон Маяковского, лишний раз напомнивших, что мастеров нужно беречь - знаменитый телефонный звонок.
Вот более поздний рассказ об этом Е.С., от 4.1.1956.
"Он лег после обеда, как всегда спать, но тут раздался телефонный звонок и Люба его позвала, сказав, что из ЦК спрашивают.
М.А. не поверил, решил, что розыгрыш ( тогда это проделывалось ) и взъерошенный, раздраженный взялся за трубку и услышал:
--
Михаил Афанасьевич Булгаков ?
--
Да, да.
--
Сейчас с Вами товарищ Сталин будет говорить.
--
Что ? Сталин ? Сталин ?
И тут же услышал голос с явным грузинским акцентом.
--
Да, с вами Сталин говорит. Здравствуйте, товарищ Булгаков ( или - Михаил Афанасевич - не помню точно)
--
Здравствуйте, Иосиф Виссарионович.
--
Мы ваше письмо получили. Читали с товарищами. Вы будете по нему благоприятный ответ иметь... А, может быть, правда - вас пустить за границу? Что - мы вам очень надоели ?
М.А. сказал, что он настолько не ожидал подобного вопроса ( да он и звонка вообще не ожидал ) - что растерялся и не сразу ответил :
--
Я очень много думал в последнее время - может ли русский писатель жить вне родины. И мне кажется, что не может.
--
Вы правы. Я тоже так думаю. Вы где хотите работать ? В Художественном театре ?
--
Да, я хотел бы. Но я говорил об этом, и мне отказали.
--
А вы подайте заявление туда. Мне кажется, что они согласятся. Нам бы нужно встретиться, поговорить с вами...
--
Да, да ! Иосиф Виссарионович, мне очень нужно с Вами поговорить.
--
Да, нужно найти время и встретиться, обязательно. А теперь желаю вам всего хорошего.
_______________________
Но встречи не было. И всю жизнь М.А. задавал мне один и тот же вопрос: почему Сталин раздумал ? И всегда я отвечала одно и то же. А о чем он мог бы с тобой говорить ? Ведь он
прекрасно понимал, после того твоего письма, что разговор будет не о квартире, не о деньгах, - разговор пойдет о свободе слова, о цензуре, о возможности художнику писать о том, что его интересует. А что он будет отвечать на это ?
На следующий день после разговора М.А. пошел во МХАТ и там его встретили с распростертыми объятиями. Он что-то пробормотал, что подаст заявление...
- Да боже ты мой ! Да пожалуйста !... Да вот хоть на этом... ( и тут же схватили какой-то лоскут бумаги, на котором М.А. написал заявление ).
И его зачислили ассистентом-режиссером в МХАТ..."( стр.299-300 ) 1/
И в самом деле - это обращение к Сталину кое-что хорошее принесло. Житейские проблемы были решены (разве не напоминает случай с Платоновым - романы задавить, квартиру дать - хотя там речь шла о пролетарском писателе и вершителем судеб, по видимости, был Фадеев.) Но и только. О судьбе булгаковского творчества в СССР речи не было. Будто и не говорилось в его письме о том, что в стране сложилась обстановка, когда "никакая настоящая (проникающая в запретные зоны) сатира в СССР абсолютно немыслима. Будучи подготовлен к разговору гораздо лучше Булгакова, Сталин сумел провести его по своему плану, значительно укрепив свои позиции.
Позволительно будет и нам прокомментировать это письмо и телефонный звонок вождя, обладая ныне достаточно большой информацией и не только по этому конкретному поводу. Упомянув сталинские позиции, необходимо разъяснить их и заодно внести еще кое-какие новые штрихи в предполагаемый нами набросок портрета Сталина, ни в коей мере не претендующий на полноту. Примеры приведем опять же из области литературы и политики.
Как известно, открытой лжи Сталин не допускал - да и кто бы мог солгать ему, глядя в его тигриные глаза, зная, что у вождя есть и другие источники информации, он всегда может перепроверить и сурово наказать виновного. Но и правда должна быть подана умело - головы лишиться можно было и в том и в другом случае. Огромное значение имело - кто именно преподносит горькую правду, его происхождение, политическая ориентация, известность.
Вот например, в 1929 году, и позже, пишет Сталину Михаил Шолохов, сообщает горькую правду о страшной картине коллективизации на Дону, где-то в начале 30-х встречается с ним на даче у Горького, а вскоре, в начавшийся период Большой Чистки, преследуемый местными энкаведистами, вновь тайно приезжает в Москву и добивается приема у Сталина. Для писателя, родственного по духу (в 1921 юный Шолохов тоже комиссарил и, по собственному признанию, дров наломал немало) и уже известного автора "Тихого Дона", пусть еще не завершенного, и 1-й части "Поднятой целины" - это оказывается не такой уж сложной проблемой. Сталин успокаивает Шолохова, разъясняет, что это - местные перегибы, делает вид, что наказывает виновников и восстанавливает справедливость - на деле оставляя все, как есть, разве лишь с некоторыми послаблениями в отношении родной станицы писателя. Сцена восстановления справедливости срежиссирована очень умело - присутствуют и истцы, и ответчики, в глаза тех и других Сталин всматривается долго и вдумчиво - и решает дело в пользу Михаила Александровича.1/ Но и чекистов понимает и не слишком наказывает (их время еще не пришло)...
(Возможно, пресловутый еврейский вопрос и русскофамильность сыграли свою роль и тут... Шолохов поначалу был тоже очень дерзким писателем... Достаточно сказать, что первоначально героя "Тихого Дона" он назвал Абрамом Ермаковым - что в корне расходилось с трактовкой казачества в советской истории - и было сразу же снято ревнителями идеологии... Впрочем, героя второго романа, коммуниста, он гораздо более зашифрованно, назвал Давыдовым... )
Иное дело с Булгаковым. Писатель, безусловно, талантливый, русскофамильный, но по духу и происхождению чуждый... Из духовного сословия... Товарищ Сталин, правда, тоже как-то к попам причастен был в молодости, но, ведь, преодолел... К тому же Булгаков когда-то в Белой армии служил... Хотя и врачом - но все же... С такими разговор должен быть короткий... Еще Владимир Ильич завещал ликвидировать всех чуждых по духу... иначе социализм не построишь... А писатель в своем послании, похоже, гордится тем, что он не за Мировую Революцию, а за Мировую Эволюцию... С такими не вождям беседовать, а в ОГПУ отправлять...
А с другой стороны... В Москве он уже известен, и не только в Москве... Вредную прозу его перекрыли, и впредь в печать не пустим... Похоже, он и сам это понимает - вот пишет, начал было какой-то роман о дьяволе, и в печку бросил... Правильно сделал... А пьесы даже полезны - всему миру показывают нашу терпимость... Опять же, всегда есть возможность постановки регулировать... Да и драматурга тоже - то придушим, то приотпустим... В конце концов, жизнь сама покажет, что ему нужно писать, а что не следовало бы... Воспитывать их надо...
Вот он на встречу надеется... И что могло бы из этой встречи выйти?.. Его позиция ясна и для товарища Сталина неприемлема... Писатель на своем будет стоять... вряд ли его переубедишь с моим-то красноречием... Останется только ликвидировать... А мне он нравится - в отличие от других, не врет, не подличает, не фарисей... И пишет хорошо... Надо сохранить... хотя бы для себя... А ОГПУ пусть присматривает, но тайно... Ни к чему нам скандалы... Да и имя мое впредь не должно упоминаться в какой-либо связи с его именем... вряд ли он в нашей среде уживется, ликвидировать все равно придется, рано или поздно... а в театре, похоже, быть ему новым Мольером, известности ему не избежать...
Здесь пора бы в комментарии историка упомянуть и малоизвестные публике факты. Дело в том, что к этому известному большому письму Булгакова примыкает еще почти неизвестное, краткое, написанное в начале мая 1930-го. О нем свидетельствует Л.М.Яновская, которой очень помогло замечание Любови Евгеньевны Белосельской-Булгаковой (2-й жены писателя) - "... вообще, восстановлению истины... очень помог бы архив Сталина, который, я уверена, сохраняется в полном порядке..."
И письмо это, действительно, нашлось - очень краткое, без всяких упоминаний о загранице :
"Генеральному секретарю ЦК ВКП(б)
Многоуважаемый Иосиф Виссарионович!
Я не позволил бы себе беспокоить Вас письмом, если бы меня не заставила сделать это бедность.
Я прошу Вас, если это возможно, принять меня в первой половине мая.
Средств к спасению у меня не имеется.
Уважающий Вас Михаил Булгаков.
5. V. 1930
Казалось бы, телефонный звонок вождя и устройство на работу во МХАТ - решает все проблемы... Но уже через пол-месяца Булгаков обнаружит, что, в сущности, все остается по-прежнему, творческой работы ему опубликовать - не дозволено, рутинная суета театров напоминает бег белки в колесе и выхода для него никакого нет. Он оказался в тупике, а через год даже вместе с труппой МХАТа не может выехать за границу на гастроли. Сталин цепко держит его в своей власти, пользуясь его минутной растерянностью, спонтанно вырвавшимися словами. Впредь уже Хозяин может позволить себе продемонстрировать ему свое собственное чувство юмора. Оказывается, он тоже может шутить. И очень зло. К сожалению, Булгаков осознал, что совершил серьезную ошибку, слишком поздно. Впрочем, не будем забегать вперед и подсчитывать мнимые булгаковские ошибки. При такой писательской позиции, с такими учителями - Гоголем и Салтыковым-Щедриным, с неистребимой склонностью, смеясь, писать правду - гибель его была неизбежна при любом варианте развития событий. А измениться Булгаков не мог.
Но сейчас пока идет лишь 1930-й год, писатель еще молод, полон творческих планов, даже если пришлось отказаться от дьявольской темы, к нему, похоже, благосклонен сам Сталин. И ОГПУ, вроде бы, поджало хвост - не видно его, и не слышно...Конечно, оно существует, Москва полна слухов о лубянских подвалах, о прошедшем при НЭПе "золотом потоке"... Талантливых литераторов преследуют... академиков разгоняют... историю прикрыли... инженеров сажают... вот еще для технарей какую-то Промпартию выдумали...интеллигенцию гонят... Да и у крестьян, говорят, катастрофа... начинается коллективизация... ВКП себе подстать ТКП изобрела...1/ Ничего, он еще будет писать - и не только в стол.... Ведь не вечна же эта напасть!.. Переживем... В прозу не пускают - в драматургии свое слово скажем... Тем более, есть что сказать...
( В прояснение, нам придется несколько отклониться от описания судьбы М.А. Булгакова и, хотя бы конспективно, обозреть судьбу страны в годы постигшего ее лихолетья, какой эта судьба представляется нам сейчас... Как читатель уже понял из предыдущих страниц, для лучшего уяснения психологии Иосифа Виссарионовича, мы попытаемся изложить этот конспект, как бы его словами. Не претендуем на высокую художественность, ибо перед вами не выдумка, а публицистическое историко-политическое исследование, в котором предпочтение отдается точности. Заранее предупреждаем читателя - как ранее, так и впоследствии, предполагаемые мысли основных персонажей, а это Булгаков и Сталин, выделяются в нашем тексте троеточиями. Как бы ни самоуверенно это звучало, но постараемся следовать принципу - "словам тесно, а мыслям просторно")... Итак - очень конспективно :
1917-1924. Грандиозный ленинский план мировой революции провалился... Миллионы жертв... Ничего - идеология позволяет... Придется возрождать страну и начинать сначала... Но как?.. Укрепим захваченный плацдарм... Военный коммунизм оказался негоден - попробуем НЭП... Для начала - создадим СССР... А там посмотрим...
1925-1930. Казна пуста... Откуда взять деньги?.. НЭП поможет - бараны слегка обрастут - пострижем... Мало... Коммерсантов растрясем... а потом вообще частную собственность ликвидируем, покажем нэпманам, кто здесь хозяин... Музеи почистим - тракторы важнее... Надо еще поскрести и у мещан - наверняка где-то золотишко припрятано... Крестьяне упираются - коллективизировать... Искореним мелкобуржуазную стихию, зато рабочий класс умножится... Кампанию надо провести грамотно... Правда, помощнички у меня... И тут много напортачили... Зря погубили самых трудолюбивых... Впредь учесть... Расстрелами не увлекаться = пусть поработают сначала...
1931 - 1940. С крестьянами разобрались вроде...Тяжелая была работа, не зря ее назвали "кладбище суровой школы"...На очереди - индустриализация... Ускоренная... За 10 лет надо управиться - иначе опоздаем... Немцам с армией помогли - пусть они нам с производством помогают...Технологии новейшие - немецкая, американская... Расплатимся... И Эрмитаж продадим, если понадобится - танки и заводы нужнее... Нужно решать с кадрами... Ставить своих... Прежние -сплошь троцкисты, Лениным только прикрываются... Да и вороваты...Товарищ Ленин терпел - товарищ Сталин все взыщет... Приструнить жестким законом... Всех... Придется и своими пожертвовать... Ничего... По грехам - заслужили... Опять же, вспомним Достоевского - каждые 20 лет встряска нужна...Народ поймет и одобрит... Социализм будут строить все - кто хочет и не хочет... Упростим суд... Освоим Сибирь, Север, Дальний Восток... Рабочую силу - по разнарядке Госплана, через ОГПУ-НКВД... Перевоспитаем врагов трудом... Будут вымирать - новых пришлем... Врагов не хватит - придумаем что-нибудь, сколько праздного народа без дела шатается... Великая цель все спишет... А укрепимся - атакуем снова... Уже по-своему, по-сталински... На сей раз, если Германию правильно подтолкнуть, Европа не устоит... Восток нейтрализуем - там тоже наши товарищи работают... А , со временем, глядишь, и до Америки доберемся...).
Возможно, теперь читателю будет легче представить себе ход событий, побывав попеременно, то в шкуре Сталина, то Булгакова, то в своей собственной, читателя уже 3-го тысячелетия. Впрочем, нынешнему читателю, если он сохранился в наш просвещенный телевизионный век, наплевать и на события далекого прошлого, и на Сталина, и на Булгакова - у него достаточно и своих забот. И развлечений хватает, масса сериалов о красивой американской, мексиканской, русской жизни - сколько слез пролито по поводу жизни и смерти молодых, прекрасных, поначалу чистых и благородных ребят, по недоразумению ставших бандитами ? Ведь будущее принадлежит молодежи. Несомненно. Но и прошлое вспоминать иногда не мешает - вдруг пригодится? Неизвестно еще, куда спираль истории вывернет, и чем обернется широко рекламируемый технический и технологический прогресс - в сфере духовной, моральной, как показала история ХХ века, он может вполне обернуться жесточайшим регрессом. И миллионы жизней теряются не только в результате войн и репрессий - методика совершенствуется...
Вернемся к Булгакову. 1930 принес ему надежду. В конце концов, и с этой властью можно поладить... Пусть она жестокая, кровавая, и его травит всю жизнь - но со Сталиным хоть разговаривать можно по-человечески... Не то, что с ОГПУ... С теми каши не сваришь... И впредь - все вопросы лучше решать с Хозяином... Нужно только все тщательно продумывать и четко сформулировать... Хоть наверху и Дьявол, словом его не проймешь, но противостоять злу писатель обязан... если он настоящий писатель... От прозы нельзя отказываться - да ведь он и не обещал отказываться... А с романом поосторожней надо, "копыто" убрать - слишком прозрачно... И так со всех сторон грызут... На своей родине, чувствуешь себя затравленным волком... Конечно, путь гибельный, но мы еще поборемся...
О тогдашнем, вроде бы благосклонном отношении Сталина к Булгакову Е.С. вспоминала впоследствии, в январе 1956 года, приводя рассказ А.Н.Тихонова, встреченного ею в Ташкенте, в 1942 году :
"... Он (Тихонов) как раз поехал с Горьким (он при нем состоял ) к Сталину хлопотать за эрдмановского "Самоубийцу". Сталин сказал Горькому:
Да что! Я ничего против не имею. Вот - Станиславский тут пишет, что пьеса нравится театру. Пожалуйста, пусть ставят, если хотят. Мне лично пьеса не нравится. Эрдман мелко берет, поверхностно берет. Вот Булгаков!.. Тот здорово берет! Против шерсти берет! ( Он рукой показал - и интонационно )
Это мне нравится !" (стр.301)
( Разговор об известном драматурге Николае Робертовиче Эрдмане еще впереди - скоро он нам встретится вновь. В данном случае Сталин имел в виду пьесу Эрдмана "Самоубийца")
Воспоминания эти и рассказы относятся уже к позднему периоду, и для Булгакова лишним подтверждением благожелательного отношения к нему Вождя, конечно, не являлись. Известно ему было и коварное лицемерие Лукавого. В то время тема Дьявола его все больше занимает, он уже начинает писать второй, после "Белой гвардии", роман, ставший впоследствии "закатным". Красноречивы его первоначальные наименования - "Консультант с копытом", "Копыто инженера"... (Памятуя, что сросшиеся пальцы ноги - примета вождя - в народе именуют "копыто дьявола". Естественно, и примета эта тогда отнюдь не афишировалась и всякое упоминание о ней каралось жестоко - да и не находилось смельчаков, чтобы упоминать об этом в печати!..)
И в то же время писатель, окруженный сетью добровольных информаторов, отчетливо сознает, насколько опасна избранная им тема... Об этом поведает сохранившийся в его архиве набросок стихотворения "Funeraille" - "Похорона" (до чего похоже на "Мои похорона" В.Высоцкого!), которое он пишет в канун 1931 года. В этом стихотворении есть строки, красноречиво говорящие об отчетливом понимании им окружающей обстановки :
В тот же миг подпольные крысы
Прекратят свой флейтный свист,
Я уткнусь головой белобрысою
В недописанный лист...
Упоминаемые им "подпольные крысы" только начинали свой "флейтный свист" - и окажутся они в непосредственной близости от него, среди его друзей, а в последние годы - даже среди семейных родственников... Булгаков знал об этом после 1926 года, после обыска и допросов, после доносившихся до него слухов об особом внимании к нему Политбюро - тем не менее упорно развивал "дьявольскую тему"...
Неоднократно Булгаков упоминает Дьявола в своем наброске повести 1929 года "Тайному Другу", наброске, ставшем впоследствии несколькими главами его "Записок покойника" - "Театрального романа" (как назван он был при первой публикации в середине 70-х, в журнале "Новый мир")... Отчетливо сознавая гибельность пути переговоров с Нечистой Силой, Булгаков все же решается вновь обсудить свою судьбу с Князем Тьмы. Обстоятельства, приведшие к такому решению, нам пока не совсем ясны. Скорее всего подействовал совет Е.И.Замятина, рекомендовавшего с самого начала резко и недвусмысленно обозначить свою позицию - необходимость загранпоездки.
Вот как запомнились слова Замятина С.Ермолинскому, близкому знакомому Булгакова, свидетелю их встречи:
"Вы совершили ошибку - поэтому Вам и отказано. Вы неправильно построили свое письмо - пустились в рассуждения о революции и эволюции, о сатире!.. А между тем надо было написать четко и ясно - что Вы просите Вас выпустить - и точка! Нет, я напишу правильное письмо!"
Во всяком случае, обращение к Сталину 1930 года никаких ощутимых последствий в творческой судьбе не принесло, да и в житейском плане помощь эфемерная... Пьесы как не ставили, так и не ставят, о прозе вообще речи нет, травля продолжается, за границу ему хода нет - сам виноват, нужно было все-таки настаивать... Вот и Замятин со своим "Мы", Пильняк со своим "Красным деревом" тоже за границей издаются, но на выезде настаивают и, скорее всего, своего добьются... (И тот и другой погибнут в 1937-ом - один, автор "Мы" и неоконченного "Бича Божьего", умрет от загадочной болезни в Париже, другой, автор столь же крамольных повестей и близкий друг А.Ахматовой - будет расстрелян в СССР). Да и ожидаемый разговор с генсеком так и не состоялся... Ведь он сам, как помнится, предложил встретиться, поговорить... Может, и договорились бы... Или в самом деле, Булгаков вечный узник здесь, и света ему не увидать...Хотя бы в отпуск вырваться...
Во всяком случае, ему совершенно естественным показалось вновь поговорить на эту тему со Сталиным. И вот, 30 мая 1931 г. Булгаков пишет очередное письмо Сталину.
В этом письме вождю, не столь пространном, как предыдущее обращение к Правительству 1930 года, Булгаков в первых же строках, после эпиграфа из Гоголя на ту же тему, о необходимости для писателя заграничных путешествий и впечатлений, сразу обозначает свою основную просьбу, снабдив ее конкретными датами:
"Я горячо прошу Вас ходатайствовать за меня перед Правительством СССР о направлении меня в заграничный отпуск на время с 1 июля по 1 октября 1931 года...
Не удручая читателя полным текстом, приводим важные для раскрытия нашей темы отрывки:
" С конца 1930 года я хвораю тяжелой формой нейрастении с припадками страха и предсердечной тоски, и в настоящее время я прикончен. Во мне есть замыслы, но физических сил нет, условий, нужных для выполнения работы, нет никаких. Причина болезни моей мне отчетливо известна. На широком поле словесности российской в СССР я был один-единственный литературный волк. Мне советовали выкрасить шкуру. Нелепый совет. Крашеный ли волк, стриженый ли волк, он все равно не похож на пуделя. Со мной и поступили как с волком.
И несколько лет гнали меня по правилам литературной садки в огороженном дворе. Злобы я не имею, но я очень устал и в конце 1929 года свалился. Ведь и зверь может устать. Зверь заявил, что он более не волк, не литератор. Отказывается от своей профессии. Умолкает. Это, прямо скажем, малодушно..."
Вспомним его обращение к Сталину прошлого, 1930-го года. Тогда он просил - или выслать его за границу (позже он назовет это "выходом в свет" - не зная еще, что "свет" этот очень относительный, хотя физической гибелью не грозит), или устроить режиссером в театр. Иной возможности - опубликовать его творчество в СССР - при столь недвусмысленной травле, он не предлагал. Сталин этой возможности предпочел не заметить, сохраняя столь откровенного писателя лишь для себя. И сейчас, в новом обращении к вождю, Булгаков говорит, что жизни без творчества для него, настоящего русского писателя и драматурга, не существует:
"... Нет такого писателя, чтобы он замолчал. Если замолчал - значит, был не настоящий.
А если настоящий замолчал - погибнет.
Причина моей болезни - многолетняя затравленность, а затем молчание... (Далее - отчет о его театральной деятельности) ... А по ночам стал писать. Но надорвался. Я переутомлен... Сейчас все впечатления мои однообразны, замыслы повиты черным, я отравлен тоской и привычной иронией.
В годы моей писательской работы все граждане беспартийные и партийные внушали и внушили мне, что с того момента, как я написал и выпустил первую строчку и до конца моей жизни я никогда не увижу других стран.
Если это так - мне закрыт горизонт, у меня отнята высшая писательская школа, я лишен возможности решить для себя громадные вопросы. Привита психология заключенного...
Перед тем, как писать Вам, я взвесил все. Мне нужно видеть свет и, увидев его, вернуться. Ключ в этом.
Сообщаю Вам, Иосиф Виссарионович, что я очень серьезно предупрежден большими деятелями искусства, ездившими за границу, что там мне оставаться невозможно."
И в заключение письма Булгаков вновь вспоминает о несостоявшейся беседе с вождем:
"... заканчивая письмо, хочу сказать Вам, Иосиф Виссарионович, что писательское мое мечтание заключается в том, чтобы быть вызванным лично к Вам. Поверьте, не потому только, что вижу в этом самую выгодную возможность, а потому, что Ваш разговор со мной по телефону в апреле 1930 года оставил резкую черту в моей памяти. Вы сказали:" Может быть, Вам действительно нужно ехать за границу?"
Тронутый этой фразой, я год работал не за страх режиссером в театрах СССР".
Булгаков знал, к кому он обращается - к той сатанинской силе, которая, к несчастью, овладела его страной. Но он, откровенный с властью, еще не вполне сознавал дьявольское хитроумие Лукавого. Булгаков, воспитанный в понятиях чести и рыцарства, обращался к власти, напрочь лишенной этих понятий. Сталин воспитывал свои управленческие кадры в совсем других понятиях - если ты облечен властью, а к тебе обращаются с просьбой - будь уверен на 95%, что тебя хотят обмануть. Такова была сталинская позиция, таков был непреложный закон всех советских управленцев - и таким же он остается у управленцев постсоветских. Сталин единожды допустил промашку, выпустил Троцкого, десять лет мучился от сделанной ошибки, и достиг успокоения лишь, когда добил его в 1940 году.
Слух о таком письме Булгакова Сталину, естественно, быстро распространился среди столичной интеллигенции. Не зная точно его содержания, публика приблизительно представляла его в том виде, какой представил нам В.Шенталинский (не слишком отличающемся от реального) :
"Дорогой Иосиф Виссарионович!
Я писатель и мои произведения не печатают, пишу пьесы - их не ставят. Разрешите мне выехать из СССР, и я даю слово, что никогда против СССР - моей родины - не выступлю, иначе Вы всегда сумеете меня моим письмом разоблачить как проходимца-подлеца"
Во избежание недоразумений, вынужден повториться, что таким образом содержание письма Булгакова представало в сознании интеллигентной публики, это был лишь один из тогдашних мифов - ныне читатели могут сравнить его с настоящим письмом Булгакова в мае 1931-го... По мнению автора, слух о таком письме был пущен компетентными органами с высочайшего позволения вполне сознательно - и столь же сознательно не упомянуты некоторые детали его болезненного состояния - их вождь собирался использовать, в крайнем случае...
Булгаков был гениальным писателем, мудрым провидцем, опытным врачом, дальновидным политиком и хорошо понимал, какая судьба ждет человека, осмелившегося противостоять Вождю. Вернее, он совершенно точно предвидел ее в своем письме к брату от 24.8.1929 года. И уже в 1932 году, готовясь предложить Е.С. руку и сердце, знал, что ему предстоит "очень тяжело умирать". А сейчас он совершил, возможно, важнейшую ошибку. В своем слишком откровенном письме, он собственноручно описал, какие симптомы будут предшествовать его смерти.
Иосиф Виссарионович высоко ценил такую откровенность. Правда, сейчас он еще не планирует смерть писателя - М.А., по его плану, еще предстоит послужить пролетарскому делу, пусть он и белогвардеец, и, вообще, сомнительного происхождения, но равных ему среди советских литераторов пока нет... Нужно заставить его, в прозе ли, в драматургии ли - восславить социализм и лично его, мудрого строителя... А там посмотрим, как с ним поступить... Когда придет время - это письмо еще пригодится... Спрячем пока в сейф...вместе с предыдущим...
Насколько нам известно, никакого отклика на это письмо Булгакова со стороны Сталина не последовало. Во всяком случае, прямого отклика... Это не так уж важно. Важно, что в мае 1931 Булгаков, казалось, не ощущал еще столь явно нависшей над ним угрозы, во всяком случае, возможно, забыл о ней, предпочитая считать действительным, воспитанное с детства убеждение, что "правду говорить легко и приятно"... Вот только не Отцу Народов, Князю Тьмы!.. Сталин в то время уже был всесилен, уже погубил многие миллионы - и останавливаться не собирался. Возможно, уже тогда укрепилась привычка, использовать для казни или наказания когда-либо случайно или неслучайно оброненные слова самой жертвы. Шутки Сталин любил - только не над собой... Этот прием - шутка на пороге казни - повторяется неоднократно. Его невозможно не заметить. В дальнейшем рассказе постараемся это доказать.
(Булгаков, как известно, тоже любил шутки - любил рассказывать в семейном кругу различные шутливые истории - некоторые, известные, мы приведем в "Приложении"... А сейчас вспомним малоизвестную историю о якобы написанной им антисоветской пьесе "Блин" (похоже, по аналогии с известной "Баней" Маяковского, где Булгаков перечисляется совместно с другими мерзостями на букву "б"...), и о переполохе, вызванном ею в театральных кругах... Возможно, под этой вымышленной историей скрывается и реальная основа - история с "Багровым островом", тоже вызвавшем немалый переполох... Прочитавший ее товарищ Сталин высказался кратко - "макулатура"... )
А пока что нам предстоит ненадолго отступить от темы, ради описания одного события, случившегося летом 1931 года, тоже имевшего литературное и политическое значение. Мы имеем в виду организованный Сталиным визит в СССР Бернарда Шоу. Иосиф Виссарионович рассчитывал, что, при должном показе, у писателя мирового масштаба тоже можно будет вытянуть похвалу достижениям СССР, что, конечно, повысит авторитет Вождя и смягчит критику все еще злобствующего Запада. Но этот престарелый хитрюга, хотя кое-что и признал, от явных восхвалений увильнул...Предложение переехать окончательно в СССР тоже отверг... Мол, он старый грешник, всю жизнь варится в капиталистическом аду, к социалистическому раю не привыкнет...О Вожде вообще как-то витиевато высказался, сразу и не поймешь...:
"Он странным образом похож и на папу римского, и на фельдмаршала.
Я бы назвал его побочным сыном кардинала, угодившим в солдаты. Его манеры я бы счел безупречными, если бы он хотя бы немного постарался скрыть от нас, как мы его забавляли".
Похоже, товарищ Сталин тонкость английского юморапонял... (Конечно, если до него дошел этот отзыв.) А мы дадим волю интуиции - предположим, как бы он реагировал на такие строки... - Издевается...Юморист чёртов... У нас свой юмор... И собственные юмористы есть... Вот приручим - тогда посмотрим, кто лучше...
Впрочем, от мысли использовать зарубежных литературных светил, Сталин не отказался. Свои пролетарские писатели славят - в порядке вещей... Куда они денутся... Вот если во вражеском лагере нас славить будут... Или этого белогвардейца недобитого заставить... Писать-то он может...
Ошибки свои Булгаков признавал. В апреле 1932 г. в письме к другу признал целых пять ошибок. Но, возможно, среди тех неназванных пяти не было той, важной, которую мы только что отметили. Судите сами:
"Проклинаю я только те два припадка нежданной, налетевшей как обморок робости, из-за которой я совершил две ошибки из пяти. Оправдание у меня есть: эта робость была случайна - плод утомления. Я устал за годы моей литературной работы. Оправдание есть, но утешения нет" / стр. 23 /
Впрочем, как Булгаков не спешит с уточнением своих ошибок, так и мы, похоже, поторопились, назвав указанную нами такой уж важной. Важна она оказалась лишь для определения вида смерти - в той или иной форме, казнь, как результат сложившихся событий, - была неизбежна. Теперь уже не важно, в какой она могла последовать форме, с каким извращенным юмором проведена - решающее значение обретает кара . Как правило, когда в деле замешан Иосиф Виссарионович, преимущественная кара - смерть. Как известно, он не раз высказывался в том смысле, что смерть снимает все проблемы...
И нельзя с уверенностью отмечать, будто ответа на письмо к Сталину от 31.5.1931 не было. Ни телефонным звонком, ни письмом, ни каким-либо иным явным способом Сталин не ответил. Слишком велика разница между корреспондентами... Не стоит торопиться... Клиент должен дозреть... А то, ведь, может догадаться, что он тоже товарищу Сталину нужен... Ответ последовал не сразу и был он косвенным. Иосиф Виссарионович предпочел действовать через Главрепертком /очевидно, для нынешнего читателя придется расшифровать - Главный репертуарный комитет. Кстати, одним из членов его был отец, или другой какой-то родственник, - нынешнего рьяного разоблачителя сталинизма, телеведущего "Особой папки", Млечина/. Это советское учреждение, до сих пор дружно травившее Булгакова, 3 октября 1931 года неожиданно разрешило к постановке его многострадальную пьесу "Кабала святош". Хотя, подчеркивая самостоятельность и независимость своих решений, переименовало пьесу - она стала именоваться "Мольер". И, по тем меркам почти сразу же, 20-го октября, МХАТ подписал с Булгаковым договор на постановку пьесы.
На этом чудеса не прекратились. Описание дальнейшего развития событий приводится и со слов очевидца, и со слов самого Булгакова. Разница только лишь в некотором сдвиге дат. Приведем здесь оба свидетельства.
Очевидец:
... На премьере "Страха" /24 декабря 1931 года/ Сталин спросил: "А почему у вас не идут "Дни Турбиных?" - "Да запретили... И даже декорации уничтожили..." Назавтра позвонил Енукидзе: "Сколько вам нужно времени, чтобы восстановить спектакль?" - Ну, тут, конечно, сами понимаете... Одним словом, через месяц спектакль шел." / стр. 23 /
Из письма Булгакова его другу, литературоведу П.С.Попову от 30.1.1932.:
"... В половине января 1932 года, в силу причин, которые мне неизвестны и в рассмотрение коих я входить не могу, Правительство СССР отдало по МХТ замечательное распоряжение пьесу "Дни Турбиных" возобновить.
Для автора этой пьесы это значит, что ему, автору, возвращена часть его жизни..." / стр. 23-24/
Конечно, относительно неизвестности причин Булгаков лукавил - он их прекрасно знал, но вот входить в их рассмотрение, действительно не мог - по разным причинам афишировать свои обращения к Князю Тьмы Булгаков не мог и не хотел. Достаточно с него и слухов...Какой конец сулил ему этот диалог (впрочем, скорее - монолог, ибо с некоторых пор Иосиф Виссарионович предпочитал отвечать не словом, а делом), Булгаков не знал еще в точности, хотя и догадывался, во всяком случае, пока что для него все оборачивалось благоприятно. Травля, вроде бы, затихает, пьесы на сцене пошли, в жизни тоже намечаются счастливые перемены - близится брак с Е.С... И в то же время, в другом письме по тому же поводу он сделал приписку о том же радостном известии о восстановлении на сцене пьесы :
" Мне неприятно признаться, сообщение меня раздавило. Мне стало физически нехорошо. Хлынула радость, но сейчас же и моя тоска... Кончилось все это серьезно: болен я стал..." И писатель признавался, что закрадывается уже "ядовитая мысль - уж не совершил ли я в самом деле свой круг?"
Попробуем сейчас представить себе тогдашнее состояние Булгакова. Похоже, товарищ Сталин ответил... как всегда, косвенно... О загранице и не мечтай... Дам я тебе возможность творить - но под моим контролем... Как говорится, пойдешь налево - коня потеряешь, пойдешь направо - жизнь потеряешь... Выбор невелик...
В обширном письме к Вересаеву 22-28.7.1931 Булгаков пишет:
"Есть у меня мучительное несчастье. Это то, что не состоялся мой разговор с генсекром. Это ужас и черный гроб. Я исступленно хочу видеть хоть на краткий срок иные страны. Я встаю с этой мыслью и с нею засыпаю...
... Но упала глухая пелена. Прошел год с лишним.... Ответа не было. Сейчас чувство мрачное. Один человек утешал:" Не дошло". Не может быть. Другой, ум практический... подверг мое письмо экспертизе. И совершенно остался недоволен."Кто поверит, что ты настолько болен, что тебя должна сопровождать жена? Кто поверит, что ты вернешься?.."
Я с детства ненавижу эти слова:"Кто поверит?.." Там, где это "кто поверит?" я не живу, меня нет. Я и сам мог бы задать десяток таких вопросов:"А кто поверит, что мой учитель Гоголь? А кто поверит, что у меня есть большие замыслы? А кто поверит, что я - писатель?..
Ныне хорошего ничего не жду..."
Возможно, сейчас самое время нам немного отвлечься от хронологического развития событий в жизни наших героев и прояснить наше к ним отношение. Наши герои - и М.А., и Е.С. - вовсе не безгрешные рыцари в белых одеждах, смертью своей побеждающие сатанинское средоточие зла. В житейском быту им так же трудно, как обычным людям, и ссорятся они, и мирятся, разве только больше любви и юмора в их взаимоотношениях. М.А. и Е.С вступают в свой третий брак. И всё у них, как у простых людей. И любовные романы у них были, есть и еще будут у Е.С. после смерти мужа. Наше повествование было бы несравненно привлекательнее для многих, скоре всего читательниц, если бы мы в деталях расписали: что, где, сколько и когда. Или живописали роман Е.С. в середине 20-х годов с Михаилом Тухачевским, как он сказался на военной карьере ее тогдашнего мужа, Е.А.Шиловского, от кого у нее младший сын, Сережа, и т.д. ( Кстати - трудно удержаться - М.А., поддразнивая Е.С. и пасынка, высказался однажды, обращаясь к маленькому Сереже: "Ты понимаешь, Сережа, - ты, Немезида!" А тот в ответ оскорбленно защищался: " Мы еще посмотрим, кто из нас Мезида, а кто не Мезида".)
Жизнь трудна и пройти ее в незапятнанных белых одеждах никому не удается Но в жизни они совершили главное - М.А. в гибельном противостоянии исполнил свой писательский долг, воплотил в слове, данный ему от рождения великий дар, а Е.С. донесла его творения людям, несмотря на все препятствия... И никакие бытовые детали не могут затмить этого основного и решающего факта.
А могущественный их противник, Сталин, тоже имевший в юности некоторый поэтический дар, не сумел его развить, ушел в политику, решив стать освободителем человечества. Этот путь выбирали многие - от теоретика Маркса, до политиков, воплощавших его теории в жизнь - Ленин, Сталин, Мао-дзе-дун, Пол Пот... В конце ХХ-го века мировое содружество ученых определило, что во всем мире практическое осуществления социализма стоило жизни 95 миллионов жертв, и 20 миллионов из них относятся к России.. Как известно, благими намерениями вымощена дорога в ад. На этом пути и развились истинные дарования Иосифа Виссарионовича, определившие, в конечном счете, и его собственную судьбу. Среди них особо выделялись жестокость, мстительность, подозрительность, склонность к изощренной политической интриге, актерско-режиссерские способности, сопровождаемые извращенным юмором. Недаром, по некоторым слухам, его излюбленным чтением в 30-х годах был "Князь" Никколо Маккиавелли...1/
К Булгакову отношение у Сталина двойственное, он и завидует этому мастеру, его светлому искусству, и пытается доказать свое превосходство, властителя жизни и смерти миллионов, при этом окончательно превращаясь в Дьявола. Кстати, судьба его младшего близнеца-брата, можно сказать, политического протеже, ставшего смертельно опасным могущественным врагом - Гитлера, очень похожа, у того тоже в юности был некоторый художественный талант.2/ Но мы отвлекаемся и забегаем вперед... Вернемся в год 1932-й...
А чудеса продолжают изливаться, как из рога изобилия. Булгакову предлагают писать прозу. Похоже, власть начинает ценить его и как прозаика... Может быть, удастся, наконец, полностью опубликовать и "Белую гвардию"... Ведь роман в России так и остался до конца не опубликованным... Хотя за границей его знают весь, в Париже вышел двухтомник, спасибо Николу, помогает мне вести дела с заграницей... (Поясним - Николай Афанасьевич Булгаков, брат М.А., врач-бактериолог, эмигрант, жил в Париже, переписка между ними велась постоянно до середины 1939 г., когда вдруг была прервана по причинам, тогда для обеих сторон необъяснимым. Хотя мы уверены, что Булгаков об этих причинах догадывался, просто не мог о них никому сказать - тем более жене !.. )1/
В июле 1932 с издательством "Молодая гвардия" подписан договор на книгу о Мольере в серии "Жизнь замечательных людей"... Началась, похоже, полоса удач... А, может, и "Бег" удастся поставить...А, может, зря сожжен начатый было "роман о дьяволе"... Не так уж и страшен черт, как его малюют...
А с другой стороны его одолевали черные мысли... Этот рог изобилия можно трактовать и иначе... Похоже, за границу его не выпустят никогда...В предыдущем обращении к Правительству он говорил о многом, а Сталин, хотя и ответил по телефону, пообещал встретиться, поговорить, но ничего не сделал, разве что во МХАТ меня определил... Ни о публикациях, ни о постановках и речи с его стороны не было... Хоть сейчас, вроде бы, и задабривают, но ведь не об этом он просил в своем последнем обращении...Речь шла только о трехмесячной поездке за границу... И конкретные сроки назвал... Выходит, он в руках Сталина - пленник...Хочу - казню, хочу - милую...Хорошо, хоть от "Копыта" отказался... Слишком уж в лоб... но от дьявола не откажусь... А с этой сатанинской властью рано или поздно - гибель неизбежна... Слишком уж мы разные... Тут и свои братья-писатели загрызть готовы ... что уж о власти говорить...( Кстати, среди писателей у Булгакова близких друзей почти не было. Из "старых" - Волошин, Вересаев, Замятин, Ахматова; из "молодых" - Ильф, ранние Петров, Олеша (насчет Олеши образца 1936 года он высказывался весьма неприязненно - об этом ниже...) Во всяком случае, Булгаков хорошо понимал, что писатель, решивший писать на такую гиблую тему, не должен обременять себя многими друзьями - в случае плохого оборота событий, он никого за собой в бездну не потащит. Да и человек он был достаточно скрытный и осторожный, фамильярности не терпел, со всеми вел себя ровно. Если уж охарактеризовать его в быту, что нашей задачей не является, то лучше всего к нему подошло бы киплинговское - "кошка, которая гуляет сама по себе").
4-го октября 1932 года М.А. и Е.С. " обвенчались в загсе".К этому времени Булгаков уже знает, что ему предстоит трудная смерть и рано или поздно, но гибель придет к нему в виде тяжелой болезни. Об этом его предчувствии вспоминает Е.С в одном из поздних писем к Николу в 60-х годах. Оно будет процитировано нами через десяток страниц. Дневников М.А. не вел. Дневники Е.С. сохранились и опубликованы. Записи в них начинаются с 1.9.1933 года. Из житейской суеты выделим записи, относящиеся к нашей теме - взаимоотношения писателя и власти, а точнее, противоборство Булгакова и Сталина.
Относительно опубликованной версии дневников Е.С., используемых нами в качестве исторического источника, следует сделать некоторые оговорки. Опубликована 2-я, наиболее полная версия дневников. 1-я редакция частично утеряна, частично переработана при подготовке к печати в 60-х годах. Стараясь честно сохранить первоначальные записи, как исторический документ, к которому, возможно, еще обратятся грядущие историки, Е.С. должна была учитывать, в какое время готовится опубликование ее дневников, не повредит ли это публикации основных работ Булгакова, еще не напечатанных к тому времени. В каком направлении шло редактирование, можно догадаться, например, по такой снятой при подготовке к печати записи:
"Я не знаю, кто и когда будет читать мои записи. Но пусть не удивляется он тому, что я пишу только о делах. Он не знает, в каких страшных условиях работал Михаил Булгаков, мой муж..." (стр.6 )
К тому же, возможны и некоторые утери при хранении...Например, в перечне поступлений в фонд хранения одна цифра, а в фактическом наличии уже другая... (На эту тему - об утрате некоторых частей архива Булгакова, переданного Е.С., незадолго до смерти, в Отдел рукописей библиотеки Ленина, - ныне существует любопытный диалог между Саррой Владимировной Житомирской, тогдашним главой отдела, и Лидией Марковной Яновской, посвятившей жизнь исследованию творчества Булгакова - интересующихся адресуем в интернет...) Впрочем, теперь это уже не так важно - в нашем распоряжении наиболее полная редакция дневников, сохранившиеся письма Е.С., отрывки из ее воспоминаний (имею в виду доступное мне издание 1990 года - надеюсь, записи Е.С. представлены достаточно полно...) Как мы уже упоминали, цитирование с указанием страниц происходит только в особо важных местах, в остальном ограничимся собственным пересказом. Разумеется, не в ущерб точности. Итак:
ГОД 1933
6.9.33. - Е.С. описывает визит во МХАТ Эд. Эррио, его разговор с М.А. за кулисами, его приглашение посетить Францию. Реакция Немировича-Данченко - уж не сделал ли он политическую ошибку, представив Булгакова французу?..
12.10. 33." ...арестованы Николай Эрдман и Масс... Говорят, за какие-то сатирические басни. Миша нахмурился. /.../ Ночью М.А. сжег часть своего романа." / Очевидно, здесь потребуется некоторый комментарий, довольно обширный/
Николай Робертович Эрдман, друг Булгакова, и к 1933 году - очень известный драматург. Его пьесы - "Мандат" и "Самоубийца" - пользуются огромным успехом. Тоже юморист и сатирик. В то время по известности, скорее всего, равен Булгакову, по таланту, возможно, тоже. Просто, кислород ему перекрыли в самом расцвете сил и по нелепой, казалось бы, случайности. По какому-то поводу состоялся концерт известных московских артистов перед членами Правительства. И на беду, не только свою, знаменитый артист и мастер разговорного жанра, Василий Качалов (Шверубович) решил позабавить публику шутливыми баснями Эрдмана. Не учел, что публика особая, шуток не понимает, а если и понимает, то реагирует весьма своеобразно
В этой басне, насколько помнится, речь шла о сонном царстве какого-то леса - что-то, вроде, "... спит лиса, медведь сопит..." Но завершалась басня неожиданно - "Лишь один товарищ Сталин / В глубине Кремля не спит."
Товарищ Сталин шутку оценил. Но он тоже любил пошутить. Его товарищи по Кремлю уже хорошо знали эту слабость вождя, и от шуток старались воздерживаться. По крайней мере, на его счет. Эрдман, вероятно, этого еще не знал.
В это время он был в Гаграх. Там в октябре снимался фильм "Веселые ребята", одним из сценаристов которого был Эрдман. Впоследствии этот фильм имел громадный успех, смеялась вся страна, а вместе с ней смеялся и товарищ Сталин, - только имени Н. Эрдмана в титрах уже не было.. Он был арестован и по приговору Особого совещания при НКВД отправлен на три года в ссылку в Енисейск. Пусть поспит в тайге три годика, охладится, впредь наука будет... Пусть знает, что в правительстве тоже есть веселые ребята... Ничего страшного, в свое время товарищ Сталин тоже там побывал... Три года на природе - смешной срок... Не о чем и говорить...