Щербаков Владимир Юрьевич : другие произведения.

Эскапелья Дорельяно (Часть четвёртая)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:


Эскапелья Дорельяно
(Escapella de Aureliano)


Часть четвёртая
(Cuarta parte)


Глава 1.

Миша лежал на земле и смотрел на небо. Просто смотрел и ни о чём не думал. Просто был. Это же так прекрасно - просто побыть. Ни о чём не беспокоиться, не мечтать, не думать - никуда не спешить, не бежать, не лететь - просто застыть без движения, выгнать из головы все мысли, расслабить тело, рассеять взгляд - и отдаться сладостному чувству под названием 'soy' - 'я есть'. И всё.
Soy. Simplemente soy. En el cielo azul estoy... В синем небе вспыхну звездой. В синем небе... Да... В синем небе...
В синем небе тает мой взгляд. В синем небе солнце любви. В синем небе птицы летят. В синем небе мысли мои. В синем небе... Да... В синем небе...
Светлые мысли стали стихами - и заскользили книзу кругами. Ла-ла-ла-ла´-ла - ла-ла-ла-ла´; ла-ла-ла-ла´-ла - ла-ла-ла-ла´... Миша очнулся и огляделся. Всё очень просто. Куда тут деться? Сверху - небо, под небом - я, ну а внизу, подо мною - земля. Земля... Земля! Земля-я-я!!! ¡¡¡La tierra-a-a!!! Мать сыра земля! Не асфальт, не бетон, не линолеум, не паркет - не маска, не латы, не бронежилет - земля, земля, обнажённая земля. Душевная, чуткая, нежная, живая - волшебная, мудрая, совсем не сырая - в такую-то жару - зато настоящая - и вовсе не грешная, не грязнящая. Простая, бугристая, родная, животворная - святая, чистая, хотя и чёрная. Безмерная, трепетная, вдохновенная - чудесная, светлая, благословенная. Земля, земля - милая земля... Как же долго не грел я тебя спиной! Как же долго был в разлуке с тобой! Как же долго не лежал на твоей груди! Прости. Как же долго... Прости. Невиновен я. Всё равно прости. Я люблю тебя. Очень-очень люблю...
Миша перевернулся на живот, раздвинул руками примятую траву и ласково поцеловал землю.
- Я люблю тебя, милая, - повторил он вслух. - Очень-очень люблю.
Погладил. Расслабился. Припал ухом. Прислушался к биению гигантского сердца.
- Люблю. Очень-очень люблю.
Расправил растрёпанные травинки. Зелёные волосы земли.
- И вас люблю. Очень-очень люблю.
Поднялся на четвереньки. Увидел золотые цветы.
- И вас люблю. Очень-очень люблю.
Лютики. Маленькие, тёплые, блестящие. Люблю. Очень-очень люблю. Иван-да-марья. Звёздочки. Фиалки. Щёточки мышиного горошка. Белые венчики земляники. Как же я вас люблю! Заросли жгучей крапивы. И вас люблю. Несмотря ни на что. Кусты орешника. Люблю. Очень-очень люблю. Деревья. Липы, осины, сосны, ольха... Люблю. Очень-очень люблю. Целый мир люблю. Целую Вселенную.
Миша встал, утвердился на ногах, руки раскинул в стороны, голову запрокинул к небу и громко, восторженно прокричал:
- Я люблю тебя, Вселенная!!!
Слишком огромная. Не обнять. Ну и ладно. Обниму вот эту сосну. Как раз по моим рукам.
Обнял. Приласкался. Прижался щекой. Кожею живота ощутил шершавость коры. Лизнул языком капельку янтарной крови. Попробовал на вкус. Вдохнул аромат. Вгляделся в каждую трещинку. Только ушам ничего не досталось. Блаженная тишина. Мир совершенен.
Миша закрыл глаза...
.......................................................................................................................................
.......................................................................................................................................
.......................................................................................................................................
Снова открыл. Муравей. Бежит по стволу, преодолевая пропасти трещин. За ним другой. Третий. Четвёртый... Вереница. Где же ваш дом, ребята? А, вижу - немного в стороне. Дом из иголок. Настоящий дом... Возьмите меня к себе! Буду вам братом. Буду таскать иголки и не роптать на судьбу. Буду таким, как вы. Частью великого сообщества. Люди отвергают меня. За что?
Люди... Странные люди. Всё им не сидится, всё они бегут - бегут, бегут, бегут - а куда? зачем? Прячут лица под масками, тела - под тряпками, мысли - под черепными коробками. Прячутся за стенами и не находят убежища, строят дома и не находят приюта, создают семьи и не находят любви. Прячутся от себя и не находят истины. Прячутся в суету, в пустословие, в познание - в познание целого мира, только не собственной души. Потому что в душе - ПУСТОТА. Нет! Только не это! Лучше 'познавать мир'! Лучше смотреть наружу! В начале: 'хочу всё знать!' - в конце: 'я знаю, что ничего не знаю'. Запутывают следы. Затуманивают мозги. Отвергают идущего прямым путём. Отвергают меня. Взращивают ложь - ненавидят истину. Ненавидят того, кто показывает прямой путь. Ненавидят меня. Пишут тонны научных трудов и не понимают главного. Не понимают, что всё очень просто. Не понимают меня.
Люди... Милые люди! Всё очень просто. Посмотрите сюда! В одном лепестке вот этого лютика больше мудрости, чем во всех научных трудах. Не пытайтесь объять необъятное! Вселенную не уместить в уме - ум для этого слишком мал. Обнимать надо сердцем.
Миша встал на колени. Снова раздвинул траву, снова поцеловал землю. Мать сыра земля! Помоги мне, любимая, молю тебя! Дай мне силы дойти, дай мне силы взрасти, дай мне силы свет до сердец донести! Дай мне силы жить, дай мне силы любить, дай мне силы злобную тьму победить!
Миша посмотрел вверх. Небо! Синее небо! Чистое, высокое, ясное! Бездна света! Неиссякаемый источник! Утоли мою жажду! Дай мне свет против тьмы!
Вселенная! Огромная Вселенная! Вечная, безмолвная, совершенная! Небом и землёй обнимаешь ты меня, словно двумя ладонями. Спасибо, милая! Спасибо, родная! Обнимаю тебя всем сердцем. Дай мне твою любовь!
Так помолился Миша, ещё раз поцеловал землю, ещё раз уложил траву, а потом встал на ноги, нацепил на плечи рюкзак, выбрался на дорогу и зашагал в сторону Володиного дома.


Chico sincero, chico seguro,
Chico severo, chico maduro,
Eres un bravo, te haces mayor,
Ese verano te trae... ¡El amor!

Chico dichoso, chico bueno,
Es caluroso el día sereno,
Pero no temes ni frio ni calor,
Porque contienes tu luz de... ¡El amor!

Chico fuerte, gran peregrino,
Lleva a tu suerte ese camino,
Firme es tu paso, se ve tu vigor,
Y una vez más hallarás... ¡El amor!


(Мальчик надёжный, мальчик правдивый,
Мальчик хороший, мальчик счастливый,
Вырос и стал ты зрел и матёр -
Лето подарит тебе... ¡El amor!

Мальчик упорный, мальчик упрямый,
В пекло и в холод, в доме и в яме
Злобе и смерти даёшь ты отпор,
Светится в сердце твоём... ¡El amor!

Мальчик бродячий - сильные ноги,
Следуй к удаче этой дорогой,
Шаг твой мятежен, резок и скор -
Ты неизбежно найдёшь... ¡El amor!)


Шаг, шаг - и новый шаг! Так, так - и только так! ¡El amor!

Солнце клонилось к западу, а день - к вечеру. Миша пробирался по заросшей дороге. Миша вспоминал Эскапелью, вспоминал, как шли они по этой дороге - ночью, почти год назад. Вспоминал, какие слова говорила она там, где он шёл сейчас. На этом месте она сказала, что я силён - очень силён - просто сила моя иного рода. На этом месте посоветовала быть внимательней к людям. На этом месте пошутила насчёт разницы в возрасте. На этом месте...
Лес расступился и выплеснул Мишу в открытое небо. Здесь упала звезда! Здесь я загадал желание! Когда же оно исполнится?
Миша подошёл к Володиному дому. Дом! Настоящий дом! Место, где меня любят и понимают!
- Володя!
- Мишка! - Володя сбежал с крыльца. - Ми-и-ишка-а-а! Привет! Давай, - освободил он племянника от тяжёлого рюкзака. - Всё? Свободен?
- Да-а-а-а-а! - блаженно потянулся Миша.
- Ну и чудесно! - Володя обнял своего юного друга. - Ой! Ми-и-ишка-а-а! Как же я по тебе соскучился-а-а!
- Я тоже, - Миша прижался головою к Володиной щеке.
- Вырос-то как! Скоро меня догонишь. А был такой ма-а-аленький! На ручках тебя носил... Эх, теперь уже не получится.
- Как это 'не получится'? - возмутился Миша. - Всё у тебя получится. Бери да носи.
- Ты думаешь? Ладно, попробую, - Володя примерился и подхватил Мишу на руки. - Ого! Ничего себе! Совсем неплохо.
- Совсем неплохо, - Миша задрал подбородок и подрыгал ногами.
- Эх, поношу тебя немножко. По старой памяти.
- Да хоть и множко, - улыбался Миша. - Хоть всю ночь. Хоть до утра.
Володя закружился с Мишей на руках - как в лучшие времена.
- Мишка-а-а! Ты всё такой же! Милый, хороший, славный - самый-самый любимый!
- А я? - послышался с веранды обиженный голос.
Оба повернули головы.
На веранде стояла женщина в фиолетовом платье, увенчанная короною огненно-рыжих волос, пламенеющих в лучах вечернего солнца. Остренький лисий носик недовольно подёргивался, но зелёные глазки смотрели приветливо - обида была ненастоящей.
- Это Лера, - объяснил Володя. - Моя прекрасная Лера.
Поставил Мишу на ноги, взбежал на веранду и ласково обнял женщину.
- Лерочка? Ты чего? Не сердись. Я же тебя люблю. Очень-очень люблю. А это Миша. Тот самый Миша. Знакомьтесь.
Поцеловал. Погладил. Побежал за рюкзаком и потащил его в дом. Миша и Лера остались одни. Надо было начинать разговор. Но с чего? Да с того самого! Миша посмотрел на свои ботинки и как бы невзначай пробормотал:
- Buenas tardes, señora de las Torres. (Добрый вечер, сеньора де лас Торрес.)
- Buenas tardes, Miguelito, (Добрый вечер, Миша.) - послышался тихий ответ.
Миша поднял глаза и уставился на собеседницу.
- ¿Qué-é-é? ¿Usted es Laurencia? ¿De verdad? (Что-о-о? Вы - Лауренсия? Правда?)
- De verdad, (Правда.) - улыбнулась женщина.
- E-e-eh... (А-а-а...) - Миша застыл в широкоротом оцепенении. - ¿Usted es la mamá de Escapella? (Вы - мама Эскапельи?)
- Sí. (Да.) - снова улыбнулась та.
- E-e-eh... No creo... No puede ser... (А-а-а... Ничего себе... Быть не может...) - Миша помотал головой. - E-e-eh... ¿Y dónde está Escapella ahora? (А-а-а... И где сейчас Эскапелья?)
- Está en nuestro mundo. Vive y estudia. Está bien. Te transmitió un saludo y dijo que pronto iba a volver a ti. (Она в нашем мире. Живёт и учится. Всё у неё хорошо. Передала привет и сказала, что скоро вернётся к тебе.)
У Миши перехватило дыхание.
- ¿Pronto? ¿Cuándo? (Скоро? Когда?)
- No sé. No lo dijo. Pero dijo que pronto iba a volver. (Не знаю. Не сказала. Но сказала, что скоро вернётся.)
Миша понурил голову.
- Bien. La espero... Gracias, señora de las Torres. (Ладно. Буду её ждать... Спасибо, сеньора де лас Торрес.)
- Soy Lera, Miguelito, simplemente Lera. Antes era Laurencia de las Torres, pero los tiempos han cambiado, por eso ahora simplemente soy Lera. Y puedes tratarme de tú. (Лера, Миша, просто Лера. Это раньше я была Лауренсией де лас Торрес, а теперь времена изменились, поэтому я просто Лера. И можно на 'ты'.)
- Bien, (Хорошо.) - согласился Миша.
- Кстати, я отлично знаю твой язык. Так что не заморачивайся.
- Bien... В смысле... Хорошо.
- Вот и замечательно. Иди сюда.
Миша поднялся на веранду, Лера обняла его - нежно, как Эскапелья - вместе уселись на скамейку и продолжили беседу. Словно уже сто лет были знакомы.

- Наш мир показался бы тебе странным, - объясняла Лера. - Боюсь, ты был бы разочарован. Ты же любишь всё настоящее, а наш мир не настоящий. Искусственный.
- Искусственный? - переспросил Миша.
- Искусственный, - подтвердила Лера. - Искусственный от начала до конца. Посмотри вокруг. Что ты видишь?
- Тебя. Володю. Дом... Лес, небо, землю...
- Правильно. А кто всё это создал?
- Не знаю. Бог? Или природа?
- Не человек. Во всяком случае - не человек.
- Дом создал человек...
- ...из дерева. А кто создал дерево?
Миша пожал плечами.
- Не человек. Человек лишь использовал дерево для постройки дома. И так во всём. Все человеческие творения - из природных материалов.
- А у вас?
- А у нас наоборот, - усмехнулась Лера. - Есть пространство вещей, а есть пространство мыслей. На самом деле это одно и то же, но... Не буду усложнять. Пока тебе не понять. В общем, они взаимосвязаны. Из мыслей получаются вещи, а из вещей - мысли. Ты принимаешь пищу, пьёшь воду, дышишь воздухом - эти вещи питают твой мозг, мозг производит мысли...
- А? Надо же! Я и не думал... А у вас - наоборот? Из мыслей - вещи?
- Да, Миша. Из мыслей - вещи. Все вещи. Весь мир.
- Обалдеть! У меня в голове не укладывается.
- Уложится, Миша, когда-нибудь уложится. Я сейчас о другом. Мы все - творцы нашего окружения. Каждый создаёт в нём что-то своё. Создаёт из мыслей. У вас это называется культурой, а у нас - миром. У вас есть гении, а есть бездарности - у нас тоже. Вот я, например. Скажу тебе честно: мои способности выше средних. Я там такое вытворяю... Тебе не понять. Ладно. Выслушай меня и не злись: Эскапелья в этом смысле - полная бездарность.
- Бездарность?
- Бездарность. Полная. Другой такой не найти. Но я её понимаю: она не то что не может - она НЕ ХОЧЕТ. Она хочет НАСТОЯЩЕГО. Тёплого, живого, нерукотворного. Она чужая - чужая во всех мирах.
- Чужая?
- Чужая. Но ты не бойся: в нашем мире чужих любят. По крайней мере не отвергают, не гонят прочь. Ей хорошо. Удивительно другое: как только она вернулась, так тут же воспылала интересом к мысленному творчеству. А раньше такого не было. Раньше всё пела, танцевала, сочиняла стихи - учиться не желала совсем. А теперь всё: за учёбу засела - не оторвёшь. Серьёзная стала, ответственная. Взрослая. Твоя работа. Спасибо, Миша.
- Пожалуйста, - Миша отвернулся.
- Я её поначалу и не узнала. Сижу себе, никого не трогаю, строю 'воздушные замки' - и тут нате вам - врывается: грязная, помятая - и улыбка до ушей. 'Мама! Мама! Мама!' Мысли свои по сторонам раскидала - все мои творения вмиг порушила. 'Мама! Мама! Мама!' Как стая голубей в посудной лавке. Эх, да чего там... Разве можно на неё сердиться? Она опомнилась, попыталась восстановить - и доломала окончательно. Сиди уж, говорю, не рыпайся. Мысленно говорю, конечно. Так же мысленно почистила её, привела в порядок. Потом она мне всё рассказала - тоже мысленно. Про тебя, про лес, про Володю... Иди, говорит, к нему и будьте счастливы. Прямо-таки выпроводила. Сама за учёбу, а меня - сюда. Здесь как раз дождь закончился...
- ...и выглянуло солнышко, - улыбнулся подошедший Володя. - А на фоне заката - она. Платье фиолетовое, волосы рыжие, закатом подсвеченные - и улыбка... Боже мой, какая улыбка! Как у Эскапельи. Подошла ко мне, положила руки на плечи - и всё стало ясно - без слов. Я ведь давно уже ни на что не надеялся, и вдруг... Это ж надо, а? Воистину дар небес! Милая Лера! Чудная, восхитительная, неповторимая! Самая-самая любимая! Ладно, чайку согрею.
Пошёл разжигать костёр. Миша смотрел, как растёт и перескакивает огонь: с иголочек на веточки, с веточек на щепочки, с щепочек на тонкие полешки... Запахло дымом, запела вода, зашуршала мышка... Тихие вечерние звуки. Аромат травяного чая. Мишины бутерброды на столе.
- Ешьте, ребята, - буркнул Володя. - Вы же знаете: я мяса не ем.
- Какое мясо? - возмутился Миша. - Это же колбаса. Откуда в колбасе мясо?
- А из чего же её, по-твоему, делают?
- Из мыслей.
- Нет, не могу, - покачал головой Володя. - Если б вы знали, как ЭТО делается на мясокомбинатах - ни за что бы не стали есть.
- И я не буду, - присоединилась Лера. - Муж да жена - одна сатана.
- А ты ешь, Мишка, ешь - тебе расти надо.
Эх, ладно, в городе всё равно приходится есть мясо, - нашёл себе оправдание Миша и потихонечку умял бутерброды. Чего уж там. Володя и Лера вытянули у него по кусочку хлеба - вареньем помазали - из зимних запасов - красота!

После еды захотелось спать. Володя уже приготовил постель. Миша разделся, нырнул под одеяло. Ну наконец-то! Как же хорошо! Мягкая пуховая перина. Деревянный потолок. Деревянный дом. Место, где меня любят и понимают. El lugar donde me aman y entie-e-e-e-enden... У-у-у-у-у...
Миша зевнул. Потянулся. Лера присела рядом. Погладила. Поцеловала. Легонечко - прямо в губы.
- Совращаешь? - усмехнулся Володя.
- Люблю, - ответила Лера.
- Я тоже люблю, - обнял её Володя. - И тебя. И Мишку. Обоих.
- И я люблю, - потянулся Миша. - И тебя. И Леру. И всех-всех-всех. А иначе я просто не умею.
- Знаю, Миша, - погладила его Лера. - Ты - сама любовь.
- Да-а-а-а-а!
- А теперь спи.
- Не-е-е-е-ет! Я хочу сказать...
- Не надо, Миша. Я вижу твои мысли. Ты многое пережил. Многое понял. Многое преодолел. Ты молодец. Я восхищаюсь тобою. Спи.
- Ла-а-а-а-адно.
Миша потянулся в третий раз, повернулся к стене и уснул.

Короткая ночь растаяла росою рассвета. Розово-лазурного рассвета. Солнца рисунок разноцветный сохнет на сонном берегу. Хочется встать, да не могу.
- У-у-у-у-у!
Миша подтянул колени к животу. Глаза не открылись. Рот тоже.
- Спи, - послышался ласковый голос. - Это не твой рассвет. Твой рассвет будет завтра.
- Лера, - разлепил губы Миша. - Милая Лера! Я тебя люблю.
- Я тебя тоже, - прошептала Лера. - Спи.
Миша уснул.

Солнечные лужицы дремлют на полу.
- У-у-у-у-у!
Миша проснулся окончательно. Встал, потянулся, оделся - вышел, спустился с крыльца. Свежая летняя зелень. Море тепла и света. Золото и синева. Да уж, поспал, называется. Ничего, завтра встану пораньше. Обязательно встану. ¡El amor!
- ¡El amor! - отозвалась Лера на эти невысказанные мысли. - С добрым утром, Миша.
- Buenos días, (Доброе утро-день.) - пробормотал хитроумный засоня, словами золотого языка сглаживая разницу между давно уже прошедшим утром и наступившим дополуденным часом.
Лера усмехнулась и покачала головой - Миша этого не заметил. Миша умывался и возрождался к жизни. Остатки последнего сна стекали по пальцам капельками воды. Подошёл Володя.
- Привет! Проснулся?
- Да-а-а-а-а!
- Ну и чудесно. Сейчас позавтракаем. Я как раз поливать закончил.
- И я закончила! - с веранды крикнула Лера. - Ребята, к столу!
Миша вздохнул и поплёлся в указанном направлении. Острые зубы совести покусывали смятенное сердце. Все чем-то заняты - один лишь я - лодырь и бездельник. Ну ничего: сейчас поедим...
- ...и пойдём в лес, - объявила Лера. - А поработать ты ещё успеешь: всё лето впереди.
- Вот это правильно, - поддержал Володя. - Идите, отдыхайте. И я отдохну. А работа не волк - за вами не побежит.
Совесть угомонилась.
Поели, убрали со стола. Миша пошёл переодеваться в 'лесное': старые брюки, резиновые сапоги, лёгкую брезентовую курточку. А Лера закатала подол платья, непонятным образом закрепила на поясе - и оказалась в таком же костюме, какой носила Эскапелья. Только Володя не стал собираться:
- Идите ребята. Я дома посижу.
И то верно. Не те уже годы, чтоб бегать по жаре.

Лес! Старый знакомый лес! Знакомый до каждого деревца, до каждого кустика, едва ли не до каждого цветочка. Вот они, золотые лютики. Миша заулыбался.
- Ты, наверное, всё тут облазила? - спросил он у Леры.
- Кроме одного места. Отведи меня туда, пожалуйста.
Миша понял.
- Пошли.
Долго пробирались безо всяких дорог - по одному лишь Мише ведомым приметам. Лера держалась молодцом - прямо как Эскапелья. Миша смотрел на неё и вспоминал. Вспоминал прошлый год: прогулки, уроки языка, валяние в траве. Лера походила на свою дочь: такая же ладненькая, стройненькая, фигуристая - ну, может быть, ростом повыше и в движениях помедленнее - а ещё волосы рыжие, глаза зелёные, носик чуть более острый - как у лисички - и возраст, конечно - это да. Но свет - золотой свет, заметный в тени деревьев - этот свет не оставлял сомнений: она своя. Настоящая. Дорельяно. Более того: с неё началась вся эта история. История двух миров слилась воедино и потекла по новому руслу. Это вам не хру-мухру! Это... La nobleza obliga.
Миша отошёл в сторону и зажёг свой золотой свет. Посмотрел на Леру: 'Я такой же, как ты.'
- Да, Миша, - словами ответила она. - Ты такой же, как я. Как Эскапелья. Как Аня...
- Откуда ты знаешь? - вытаращил глаза Миша, но тут же догадался: - Мысли читаешь.
- Да, Миша. Читаю мысли. И знаю о тебе всё. Всё, что было в последний год. Но об этом позже. А сейчас... Мы пришли?
- Да. Вот сосна. Пара кустиков. Тропинка в камышах. Я пойду первым.
- Иди, - Лера двинулась за ним.
Раздвигая руками высокие стебли, по чавкающей сырости добрались до островка. Вот оно - тайное убежище! Надёжное пристанище одинокого скитальца, известное лишь ему самому, его любимой девушке и... её маме. Маме... Что-то мелькнуло в сознании - какая-то важная мысль - и тут же затерялась в лабиринте мозговых извилин. Жаль. А ведь Лера заметила - наверняка заметила - только виду не подала.
- Здесь? - как ни в чём не бывало спросила она.
- Да.
- И где же стояла Эскапелья?
- Там, - Миша махнул рукой.
Лера прошла вперёд и остановилась на указанном месте.
- Здесь? А ты?
Миша вернулся туда, где тропинка выводила на островок.
- Здесь.
Оба посмотрели друг на друга и замолчали. Миша вспоминал Эскапелью - Лера любовалась его мыслями. Наконец улыбнулась и сказала:
- Вот мы и встретились. Выведи меня отсюда, пожалуйста.
- Да, конечно, - охотно подыграл ей Миша, повернулся к тропинке и жестом пригласил следовать за собой.
- Погоди, - догнала его Лера и взяла за руку. - Только так. Мы же с тобой друзья. Настоящие друзья. Отныне - только так.
- А дальше? - поинтересовался Миша, выбираясь на сухое место. - Куда тебя отвести?
- На ту сторону леса, - ответила Лера. - Где поле и ручей. Где вы отдыхали.
- Точно! - обрадовался Миша. - Пошли.
- Пошли.

Юные берёзки плескались в синеве, бликовали листочками, перебрасывались брызгами света. Яркого золотого света... Эй, погодите, я с вами! Вот вам по лучику, вот! Только возьмите ветвями в радостный ваш хоровод!
Взяли! Волна безудержного веселья накрыла сияющего Мишу, смешала с водорослями и белой пеной, как пальмовую ветку, вознесла к небесам и выплеснула на песок золотой страны. Грянула музыка, кто-то ухватил Мишу за руки и закружил в стремительном танце. Ноги утратили опору, сердце повисло в воздухе, перед глазами замелькали пятна: синие, зелёные, белые, золотые. Мысли улетели и заметались вдали. Потоки света заполонили пространство, истончили и уничтожили ненужные одежды, стало легко и спокойно, удивительно хорошо, а хаотично мелькающие пятна сложились в образ золотой девочки. Девочка улыбнулась, взмахнула руками и...
Почему я лежу? Почему надо мной берёзы? Что происходит? Лера? Это ты? Это ты всё устроила? Зачем?
- Затем! Ты же сам просил! - упала, навалилась, прижала к земле и не позволила подняться. - Берегись желаний! Они могут исполниться!
- Ах, так? - Миша понял, что она играет, резко выскользнул, обхватил её, подмял - и покатились по траве - как год назад с Эскапельей...
.......................................................................................................................................
.......................................................................................................................................
.......................................................................................................................................
- Всё, отпусти, - запросила пощады Лера.
Миша послушался и перевернулся на спину.
- В нашем мире такого нет, - голос Леры окрасился в минорные тона. - Дети рано начинают читать мысли взрослых и сами становятся взрослыми. Чтобы в твоём возрасте так играть... Это невозможно. Эскапелья показалась тебе мудрой, но по нашим понятиям она жуткая вертихвостка.
- Потому и сбежала сюда?
- Не только. Но и поэтому тоже. Она же отчасти из вашего мира. Наследственность, понимаешь ли, гены. Играть охота.
- Тебе тоже.
- Со мной вообще непонятно. Откуда я такая взялась? В молодости хотела любви, сейчас хочу играть.
- Если бы наши взрослые были такими! - вздохнул Миша. - А то никакой жизни: то нельзя, другое нельзя - ничего нельзя. Занудство одно. Ханжество и морализм.
Миша поднялся на ноги и, неуклюже танцуя, спел для Леры Анину песню про родителей: сначала в оригинальном варианте, затем в своём - на золотом языке.
- Браво! - вскочила Лера. - Браво, Мишка! Я тоже так хочу! Хочу дружить, хочу кружить, хочу мальчишку тормошить! - и, выхватив из-за спины незаметно сорванный стебель крапивы, хлестнула юного приятеля по голой руке.
- Ай! Ты чего? - Миша отпрыгнул назад, но Лера уже бежала к выходу из леса. - Ах, так? Ну, берегись!
Миша бросился вдогонку. Лера успела выскочить на опушку и фиолетовой птицей слетела в овраг. Миша за ней - что он, хуже, что ли? Оказалось, хуже. Не рассчитал, приземлился на крутой склон и - по инерции - вперёд - через кусты - коленями - в ручей - плюх! А вредная Лера тут как тут: зачерпнула водички и налила ему на голову - бррр! Миша не обиделся. А чего - очень приятно. В такую-то жару. Тоже зачерпнул воды и плеснул на Леру. Та не осталась в долгу. Солнечные лучи не доставали до дна оврага, и золотое сияние любви сделалось ярким-ярким. Брызги, которыми перебрасывались Миша и Лера, вспыхивали всеми цветами, как пригоршни драгоценных камней, извлекаемых из бездонного сундука...
.......................................................................................................................................
.......................................................................................................................................
.......................................................................................................................................
Устали. Угомонились. Захотели пить. Поднялись вверх по течению. Нашли удобное местечко, встали на четвереньки, припали губами к воде. Красота!
Напились, вылезли из оврага, добрались до края леса, уселись в прохладной тени - спинами к стволу берёзы.
- Какие мы грязные, - пробурчал Миша.
- Да ладно тебе, отстираем, - махнула рукою Лера.
- И то верно. Играть так играть.
- Вот именно. Чего уж там. Сколько ни живи, а порезвиться охота.
- Да... А как же ответственность, серьёзность? - вспомнились разговоры в городе.
- Одно другому не мешает. Нет ничего серьёзнее детской игры. Этой зимою жили у нас два мальчика - чуть младше тебя. Я почитала их мысли. Там такое... Сколько же этим ребятам пришлось пережить! Конечно, они не обо всём говорят. Стесняются. Боятся. Я их развлекала, как могла. И бегали мы с ними, и валялись, как с тобой сегодня, только не на траве, а в снегу. И с крыши катались, как с горки. И в доме дела находились. К весне оттаяли ребята: увереннее стали, спокойнее. Почувствовали, что их любят и понимают. Разве же это не серьёзно?
- Серьёзно, - опустил голову Миша, соображая, что и с ним Лера не просто так затеяла игру.
- А что касается ответственности... Говорили мы о многом - честно и откровенно. Учились жить: они у меня, а я у них. Я их старалась расшевелить, чтобы они не скучали, не замыкались в себе. Зимою дни короткие, света мало, всюду холод, снег, безмолвие, деваться некуда - всё это очень давит на психику. Тут главное не поддаваться унынию и постоянно проявлять любовь. Погладить, поцеловать, приласкать. Обнять, улыбнуться, утешить. Сказать доброе слово. Постоянно. Быть мамой. Эти ребята... Я чувствовала за них ответственность. Я была для них мамой.
И снова та же мысль, что и на болоте - раз! - не поймал. Только хвостик остался: мама! Какое сладкое слово! Как же давно я не произносил его вслух!
- Ложись, Миша, отдохни. А я посижу рядом. Как Эскапелья.
- Нет. Ты не Эскапелья. Ты другая. Не знаю... Я тебя очень люблю, но не так, как Эскапелью. Не так, как Оксану и Аню. Не так, как других людей. Ты особенная. Я ничего не понимаю.
- Поймёшь, Миша - обязательно поймёшь. Ты уже близок к этому. Может, даже завтра. А сейчас спи.
- Не хочу. Я сегодня и так уже много спал.
- Тогда просто полежи.
- Ладно.
Миша повалился в траву и уснул.

Пышущий жаром день неохотно уступал вечеру - словно остывающий на столе пирог. Так же неторопливо возвращались Миша и Лера. А куда спешить - всё лето впереди.
- Как зовут этих ребят? - спросил Миша.
- Дима и Рома, - ответила Лера.
- Ты подарила им золотой свет?
- Нет. Это же не игрушка, а ответственность. Пусть ещё погуляют. Вот станут постарше, вернутся...
- Они вернутся?
- Обязательно вернутся. Я знаю.
- Но почему? Почему они уходят? Почему они все уходят? Почему ни один не останется до моего приезда? Ты им рассказывала обо мне?
- Рассказывала. А почему уходят? Потому что хотят чего-то необыкновенного. Не того, что у них есть. Всё им кажется, что ТАМ лучше, чем ЗДЕСЬ. Убежали однажды из дому - так с тех пор и бегут. Бегут, бегут, бегут. А куда? зачем? Сами не знают. Просто не могут остановиться.
- Но ведь так нельзя! Как же взросление, ответственность, серьёзность? Как же любовь? Твоя любовь к ним - это что, ерунда? Ничему они не научились.
- Не скажи. Я лишь посеяла семена. А будет урожай или нет... Это их жизни, Миша. Их собственные жизни. Я не вправе за них решать. И никто не вправе. Вспомни своих родителей.
- Нет. Ты не родители. От тебя бы я не убежал. И от Володи. Потому что...
- ...ты нашёл своё место. И Володя нашёл. И я. Мы все беглецы. Беглецы от непонимания и нелюбви. Бежали, бежали, бежали - но сумели остановиться - в глухом уголке бесприютного мира, на самом краю Галактики. Остановиться, чтобы собраться с силами. Остановиться, чтобы начать возвращение.
- Возвращение?
- Да. Это очень важно - начать возвращение. Дойти до края, до самого дна, до последнего предела, понять, что за ним уже НИЧЕГО нет - и начать возвращение. Мы возвращаемся, Миша. Вон он - наш дом. А вон и Володя. Он ждёт нас - всегда нас ждёт.

Вечер. Закат. Спать не хотелось. Долго сидели на веранде, пили травяной чай, беседовали, улыбались. Тихим сделался мир: нити тишины протянулись от леса к закату, от дома к небу, от сердца ко всему человечеству. Эта тишина особенная - нельзя нарушать её криком - даже словами нельзя - только словами любви. Тихими словами любви. И это правильно. Это хорошо. Это нормально. Плохо и неправильно было раньше - вся предыдущая жизнь была неправильной - все эти ссоры, скандалы, насилие - а ещё необходимость бежать - бежать неизвестно куда - лишь бы подальше, поглубже, в ничто. Бежать ненормально, а нормально вот это: сидеть на веранде, пить травяной чай и беседовать с теми, кто тебя любит и понимает. Беседовать до первых звёзд. Вон они, звёзды: треугольник на юге, звезда на западе, звезда на востоке, звезда на севере...
- Капелла!
- Да, Миша, - обняла его Лера, - это Капелла. Es Capella. ¿Me entiendes? Es-Capella. Es-capella... (Это-Капелла. Понимаешь? Эс-Капелья. Эс-капелья...)
- ¡Vaya! (Вай!) - улыбнулся Миша. - ¡Qué estupendo! De verdad es así: Es-capella. (Здорово! Так и есть: Эс-капелья.)
- Sí, es ella, (Да, это она.) - в рифму ответила Лера. - Y bien, ¿vamos a dormir? El amanecer lo esperamos mañana. (Ну чего, пойдём спать? Завтра же рассвет.)
- Bien, (Ладно.) - согласился Миша и двинулся в дом.



Глава 2.

Солнце головою страуса пряталось под горизонтом, но торчащие перья облаков окрашивались золотым сиянием.
Лера и Миша сидели на крыше - только Володя стоял в огороде.
- Пора, - скомандовала Лера. - Запевай!
- 'Друг, милый мой друг...' - разнёсся над миром неуверенный мальчишеский голос.
- '...выйди скорее,' - громко присоединилась Лера.
- 'Мы встретим с тобой новый рассвет,' - с земли поддержал Володя.
- 'Пусть тёмная ночь станет светлее, - дружно запели вместе. - Пусть солнцем весь мир будет согрет.'
Радостный гимн рода Дорельяно полетел за горизонт - навстречу восходящему солнцу. Вставай, дневное светило! Вставай, обогрей наш дом! Мы тебя любим, милое. Мы тебя ждём.
И солнце послушалось: раздвинуло верхушки деревьев, выглянуло одним глазком...
- Смелее! - закричал Миша. - Сюда! Здесь тебя любят и понимают!
Поверило. Не сразу, но поверило. Выбралось, приосанилось, поднялось. Ура-а-а!!!
- Вышло, - улыбнулась Лера. - Каждый день выходит - и сегодня вышло. В глубинах преисподней оставило оно чёрную шляпу ночи, увенчанную пером рассвета - и распустило золотые волосы...
- Как дон Хуан? - догадался Миша.
- Как дон Хуан, - подтвердила Лера. - Как ты. Я знаю твою историю... А сейчас - завтракать.

Нет уж, погуляли и хватит.
- Сегодня я буду работать, - твёрдо заявил Миша.
- Давай, - согласился Володя. - Поливом я сам займусь, а ты сорняки подёргай.
Ну что ж, работа нетрудная: на ухоженных грядках сорняков немного - мурава, лебеда, мокрица - из рыхлой земли выдёргиваются легко. Однако же спина заболела - пришлось устраивать перерывы. У-у-у-у-у! И вот те здрасьте, какие страсти: зашуршали кусты - кто-то ломился в огород. Волк? Нет, собака! Дора! Привет! Только не потопчи грядки!!!
Не потоптала - перепрыгнула - на грудь - раз! - и опрокинула - на спину - два! Вот по груди-то походила, вот по лицу-то языком... Ну хватит! Хватит, говорю! Сколько можно?
Миша вывернулся из-под тяжёлых лап - раз! - на ноги вскочил - два! - бросился из огорода - три! - прямо на дорогу - четыре! - Дора за ним - пять! Тут Миша отыгрался: за уши, за шею, за шкирку - туда-сюда, туда-сюда - привет-привет-привет! - как дела? - как дела? - как дела? Дора блаженно улыбалась...
- Привет!
Это ещё кто? Миша оторвался от Доры и повернул голову. Ничего себе! Вся семья Дорельяно! В полном составе! Александр, Сергей, Ваня, Света, Настя, Марина. Вот те на! Миша растерялся. Как это он про них забыл? Вытер грязные руки об штаны - и тут же очутился в объятиях Александра:
- Мишка-а-а-а-а! Зда-ро-ва-а-а-а-а! Приехал? Ура-а-а-а-а! Мы тебя ждё-ё-ё-ё-ём!
- Да, - пискнул освобождённый Миша. - Я приехал. Здравствуй... дон Алехандро...
- Брось, - отмахнулся 'дон Алехандро'. - Это Эскапелья нас так... Чтоб мы поняли... А вообще-то я Саша. А он - Серый...
- Серёжа, - поправил тот и, улыбаясь, обнял Мишу. - Здорово! Давно не виделись! Ты это... смелее. Мы тебя любим.
Ваня обнял Мишу без слов - но с таким теплом, что растаяли все барьеры. Миша посмотрел ему в глаза:
- Здравствуй.
- Здравствуй.
И снова - щека к щеке - не оторвёшь. После этого Миша обнялся с девочками - и те не оттолкнули его - даже маленькая Марина не оттолкнула. Стало удивительно хорошо. Где-то в глубине души зародилось и побежало по телу неведомое, тёплое, томительное чувство - чувство единения, сплочённости, неотделимости от этих ребят - сладостное чувство защищённости, уверенности, встроенности в компанию сверстников. Многое случалось в Мишиной жизни: издёвки, злые шутки, унижение - преследование, травля, отвержение - плевки в лицо, угрозы, оскорбления - жестокость, беспощадность, избиение - ногами, палками, камнями - прутами, шлангами, ремнями - предательство, обман, бросание в беде - лишение всего и вся - и даже смерть уж подбиралась близко-близко. Но было и другое. Была любовь - и скорое расставание, была дружба - и скорое расставание, было тёплое общение - и скорое расставание... с отдельными людьми. Компании время от времени принимали Мишу, но как необязательный довесок, как репей на шерсти: болтается и болтается - отцепится и ладно. А здесь его ждали, скучали, никем не заполняли пустоту - и как же обрадовались, когда он вернулся! Прошли от посёлка десяток километров - по неухоженным дорогам - ведомые лишь слабою надеждой - и всё ради него: любимого, желанного, долгожданного Миши! Да мог ли он мечтать о таком? Заплакать бы... Но нет, сюрпризы ещё не кончились.
- Народ! - скомандовал Саша. - Чего стоим? Давайте.
- Миша, мы будем тебя слушаться! - крикнули все. - Миша, мы сделаем всё, как ты скажешь! Миша, мы тебя очень любим! - раскинули руки в жесте готовности к объятиям: - ¡El amor!
- ¡Sin celos ni odio! - воскликнул Миша и тут же получил изрядную долю поглаживаний по голове, похлопываний по спине и лёгких девичьих поцелуев.
- Ну вот, - продолжил Саша, обращаясь к Мише. - Эскапелья назначила тебя ответственным за наше общее дело. А мы обещали ей слушаться тебя во всём. Командуй, Миша. Как скажешь, так и будет.
Вот это да! Час от часу не легче!
- Ну... проходите, - не зная, с чего начать, пробормотал Миша.
И все зашагали к дому.
- Садитесь.
Ребята поднялись на веранду, уселись за стол на длинные скамейки - мальчики напротив девочек. Миша оказался во главе стола - сидеть там было не на чем - пришлось стоять.
- Ну... как вы тут живёте?
- Хреново живём, - ответил Саша. - Работы нет, деваться некуда, жрать нечего - капец, в общем.
- Да ладно тебе, - вступился Серёжа. - Живём кой-как.
- Вот именно: 'кой-как'! - вскочила Света. - Кой знает как мы тут живём! Ну ничего, последний год доучимся - и всё: adiós, pueblo mío (прощай, моя деревня).
- Нам ещё год остался, - вступила в беседу Настя. - Кроме них, - кивнула она на Ваню и Марину. - А там...
- Рванём отсюда нафиг...
- В город!
- Да!
- Постойте! В городе тоже хреново, - успел вклиниться Миша. - Я знаю...
- Да не хреновее, чем здесь!
- Там хоть учиться можно и работа есть!
- А тут уж вовсе беспредел.
- Работы нет - одно хозяйство.
- Да толку от него...
- Народ звереет.
- Дерутся.
- Режутся.
- Спиваются.
- Бегут...
- ...кто может. Кто не может - подыхает.
- Останемся - с ума сойдём.
- Сопьёмся.
- Или повесимся с тоски.
- Вот так-то, Миша. В город - только в город!
- Да что там город? - разошёлся Саша. - В столицу, Светка, увезу тебя! Там заживём, как белые...
- И я! И мы с Настёной! - закричал Серёжа. - На следующее лето, вчетвером!
- Да тихо! - оборвал их Миша. - Пожалуйста, послушайте меня:


Разбойники ушли с большой дороги,
Просторы опустевшие мертвы -
В столице ныне собраны пороки,
Страна, как рыба, тухнет с головы.


- Это в одном фильме было сказано. Там, правда, про другую столицу - но какая разница, все они одинаковы: народу куча - и злоба жгучая. Я видел по телевизору...
- А ты приходи к нам! - вызывающе предложил Саша. - Вот и увидишь, как мы живём - не по телевизору.
- Точно! - поддержал его Серёжа. - Приходи. А то ты тут каждое лето торчишь - от начала и до конца - хоть бы раз пришёл, хоть бы раз поинтересовался...
- А как бы вы меня приняли? - ехидно отпарировал Миша.
- А? Ну да, конечно... - стушевался Серёжа.
- Вот так-то!
- Стойте! - воскликнул Ваня. - Остановитесь. Пожалуйста.
- Да, - воспользовался паузой Миша. - Ещё немного, и у нас начнётся то же, что и у вас в посёлке. Остановитесь. И подумайте. Если каждый едущий в столицу везёт туда вот ЭТО... Там же не продохнуть от ненависти! Как и у нас в городе. Поэтому я и бегу оттуда - каждое лето - сюда. Здесь меня любят и понимают.
- Точно, - опустил голову Саша. - С этого и начинается. Ты молодец, Мишка. Эскапелья в тебе не ошиблась.
- Да, она у меня такая, - послышался голос Леры.
Миша обернулся. Только сейчас он сообразил, что Лера и Володя куда-то делись - оказывается, ушли в дом, чтобы не мешать. И вот опять появились, сели за стол: Володя с мальчиками, Лера с девочками. Мальчики подвинулись молча - девочки заверещали наперебой:
- Ой, Лера!
- Привет!
- Наконец-то! Смотри, какая у меня вышивка! - Света продемонстрировала свою футболку. - Сегодня доделала. Вчера не успела тебе показать...
- Вчера? - удивился Миша. - Вчера ты и не могла ей показать.
- Почему?
- Потому что Лера была со мной. Весь день.
- А вот и нет! Лера была у нас. Сказала, что ты приехал - мы и пришли.
- Когда? Когда она успела? Лера? Я ничего не понимаю.
- Так-таки не понимаешь? - хитровато улыбнулась Лера.
- Не понимаю.
- А ты подумай. Откуда я взялась?
- С Капеллы.
- Вот именно - с Капеллы. В единый миг.
- И так же до посёлка?
- Наконец-то. Долго соображаешь, дружок. Уж не ошиблась ли в тебе Эскапелья?
- Нет-нет, не ошиблась! Только я всё равно не понимаю. Мы же весь день были вместе...
- ...но пару часов ты поспал.
- Блин! - Миша огрел себя ладонью по лбу. - И ты оставила меня? Одного? В лесу?
- Ну да, - пожала плечами Лера. - А чего такого? Что с тобой могло случиться?
- Да что угодно! - обиженно воскликнул Миша. - Ещё неизвестно, кто в ком ошибся!
- Стойте, - подал голос Ваня. - Опять вы за своё.
- Точно, - опомнился Миша. - Прости меня, Лера. Я был неправ.
- И ты прости, - встала из-за стола Лера. - Это я так, потормошила тебя немножко - и зря. Ладно, проехали. Чего мы тут сидим? Пошли во двор - там уже не жарко.
Да, кажется, и солнышко решило пообижаться. Перистый рисунок облаков перечёркивали серые разводы. Погода портилась.
Компания выбралась из-за стола и подошла к месту для костра, оквадраченному четырьмя брёвнами. На брёвнах и расселись: Володя с Лерой, Саша со Светой, Серёжа с Настей, а Миша и Ваня - с Мариной посередине.
- Как вы это делаете? - спросил Миша у Леры. - В смысле, туда-сюда... С Капеллы на Землю, из леса в посёлок...
- Я же говорила, - ответила Лера. - Есть пространство вещей, а есть пространство мыслей. Мысли превращаются в вещи, а вещи - в мысли. Наши тела - это вещи...
- ...которые превращаются в мысли...
- ...и обратно. Причём обратно - в любой точке пространства вещей. В нашем мире это легко, а за его пределами - сложнее.
- Но можно?
- Как видишь, - улыбнулась Лера. - Всё дело в силе желания. И ещё одна штучка нужна.
- Какая штучка? - заинтересовался Миша. - Волшебная палочка? Кольцо? Амулет? Но у тебя ничего такого... И у Эскапельи. Я не заметил.
- Не замечают того, что перед глазами, - глубокомысленно изрекла Лера. - Видишь это платьице? Оно волшебное.
- Платьице? И костюм Эскапельи?
- Ну да. Эти штучки связаны с пространством мыслей. Они меняют размеры, превращаются в скафандры, защищают от холода, жары, излучений. Во многих мирах без этого нельзя. А у вас всё просто: я предпочитаю платье, а Эскапелья - костюм. Только любимый цвет у нас один и тот же - фиолетовый.
- А я люблю золотой, - признался Миша.
- А я люблю тебя, - засмеялась Лера.
- А я тебя.
- А я тебя. А я тебя... - подключились все остальные.
- Вот это правильно, - серьёзно сказал Ваня.
- Правильно, - согласился Миша. - Вы ещё придёте?
- Как скажешь, - напомнил Саша.
- Скажу: приходите.
- Значит, придём.
- Мы уже приходили - много раз.
- Весной и осенью.
- Зимой не пройти - всё в снегу.
- Володе помогали.
- Ещё как, - подтвердил Володя. - Спасибо.
- Ай, да чего там... Мы же с радостью.
- Весною самая работа: вскопать, посеять, посадить...
- Сейчас ерунда: полить, окучить, прополоть...
- А осенью - убирать, укладывать, заготавливать...
- К зиме ребята придут - их кормить надо.
- А, точно! Дима и Рома!
- Классные пацаны! Такие мелкие, а уже из дому сбежали.
- Ну и чего хорошего? - вздохнул Володя. - Что у них за жизнь? Кем они будут, когда вырастут? Если вырастут, конечно... Плохо это всё. Остаться нельзя - и бежать нельзя. Свобода заманчива, но очень обманчива. Не знаю, что делать. Собрать бы вас вместе в каком-нибудь месте, защищённом от мирового зла - да где же его найти? Всюду одно и то же. Я пытаюсь чего-то делать - но это же капля в море.
- А море и состоит из капель, - возразила Лера. - Одна капля и ещё одна капля составляют одну большую каплю - не две. Всё море - большая капля. Весь мир - большая капля.
- Умница ты моя, - покачал головой Володя. - Что бы я без тебя делал? Я-то думал, моей заботы достаточно - ан нет. Этой зимой я многое понял. Нельзя ребёнку без женской ласки. Без женской любви нельзя. Ребёнку нужна мама.
- Мама? - переспросил Миша и посмотрел на Леру. - Мама? - и снова вчерашняя мысль - раз! - поймал: - Мама! Ты - моя мама!
Бросился вперёд - через кострище - к Лере - сбоку - оступился - упал на колени - лицом в подол - руками обхватил - вцепился:
- Мама! Ты - моя мама!
Заплакал, прижался - а чего стесняться?
- Мама! Ты моя мама! Не отвергай меня, мама! Не отвергай!
- Не отвергну, - прошептала Лера. - Не отвергну... сынок. Вот ты и догадался. У меня никогда не было сына. Ты мой сын - отныне и навсегда.
И Миша плакал - стоя на коленях, плакал, уткнувшись в подол - плакал, постигая смысл простого сокровенного слова - мальчик, у которого была мать, но никогда, никогда не было МАМЫ.
Лера ласкала его и гладила по голове. Тихо подобрался Ваня. Встал, посмотрел голодными глазами. Володя понял - и уступил ему место.
- Можно, - намекнула ему Лера. - Я вижу твои мысли. Один сын хорошо, а два лучше.
Ваня опустился на колени и тоже уткнулся в Лерин подол - с другой стороны от Миши. Миша подвинулся, и Лера погладила их обоих - как котят.
- Ну вот, теперь у меня два сына.
- Три! - поднял руку Серёжа.
- Четыре! - отозвался Саша.
- И четыре дочки! - крикнула молчавшая до сих пор Марина.
К Лере подбежала - сзади - обняла - с ходу подбородком на плечо легла - щекою к щеке прижалась:
- Мама! Ты моя мама!
- Нормальная семья, - пошутил Володя. - Мама, папа и куча детей.
- А чего, ты классный папа, - согласился Саша. - Пусть так и будет.
- Правильно, - одобрила Лера. - А вы - наши дети. Братья и сёстры Дорельяно.
- Точно! - подскочил Миша. - Так и есть! Ваня, вставай! Обними меня - ты мой брат! Mi hermano de Aureliano.
Ваня встал. Обнялись.
- Марина! Иди сюда! Ты моя сестра! Mi hermana de Aureliano.
Обняли и Марину - с двух сторон.
- Вы тоже! - крикнул Миша четырём старшим. - Наши братья и сёстры!
Те обнялись - попарно.
- А ещё Аня, Слава, Оксана, - напомнила Лера.
- Дима и Рома, - добавил Володя. - И ещё ребята...
- И будут ещё...
- Род Дорельяно бессмертен! ¡El amor...
- ...sin celos ni odio!
Тут появилась Дора. Сбегала куда-то и вернулась.
- Ещё сестричка, - улыбнулся Миша. - Что за собака: на месте не сидит - так и снуёт: туда-сюда, туда-сюда.
- У нас она тоже бывает, - сообщил Ваня. - Мы её Джулькой зовём. Подкармливаем.
- На станции её видели, - добавила Марина.
- Челнок, а не собака, - потрепал Дору Володя.
- Челнок с золотою ниткой, - уточнила Лера. - И этой золотою ниткой связывает она весь мир. Соединяет людей.
- Вот это да! - восхитился Миша. - Истинная Дорельяно! А ты? А Эскапелья? Вы связываете два мира?
- Ты тоже, - не дала ему увильнуть Лера. - И каждый из вас, ребята. Мы все - золотые нити, золотые лучи - мы сфокусируемся во Вселенной, как в капельке воды...
- ...и заиграет она всеми цветами радуги! - воскликнул Миша.
- Ура-а-а-а-а!!! - закричали все.
- Идите, - сказала Лера. - Идите домой. Но помните сегодняшний день. Помните и думайте. Ещё увидимся. Ya nos veremos.
- Ya nos veremos, - присоединился Миша.
- Ya nos veremos, - повторил дружный хор.
Миша подошёл к каждому и каждому сказал: 'Братишка' - и к каждой подошёл, сказал: 'Сестричка'. На том и разошлись - до следующего раза.

Ночью подобралась гроза: бесшумно, припадая к земле - затаилась - и вдруг зарычала, завыла, заполыхала глазищами, хвостом ударила, вскочила, заметалась, навалилась тяжёлым брюхом и пошла точить о железную крышу когти проливного дождя. К утру успокоилась, угомонилась, уснула, серою тушей загораживая рассвет. Встречать было нечего. Пришлось спать - едва ли не до полудня.

В проёме двери показалась Лера. Присела на край постели. Улыбнулась:
- Доброе утро, Миша.
- Мама! - пододвинулся ближе, прижался крепче, колени к животу подтянул и с ответной улыбкою закрыл глаза: - Мама!
- Мишенька, - погладила его Лера. - Сыночек. Такой большой - и такой маленький! Всё правильно. Всё хорошо. А как же иначе? Ребёнку нужна мама. Даже и большому - нужна. Сколько же в вашем мире таких детей: брошенных, неухоженных, лишённых настоящей любви! Я бы вас всех приласкала, всем бы стала мамой - но, увы, не смогу. Только немногим.
- Спасибо тебе, - прошептал Миша. - Спасибо огромное - за немногих. Они такие же, как я.
- Разные они, - вздохнула Лера. - Родители у них тоже разные. У Саши отец вроде бы есть, но уехал на заработки и не вернулся, у Светы и Насти - только матери, Серёжа - вообще сирота - у дяди и тёти живёт. Марине, можно сказать, повезло: у неё отличный папа - на станции работает - дочку любит, но видит редко. Маму свою она не помнит, а вот Ваня хорошо помнит свою... родительницу. До сих пор забыть не может. Жили они в городе, мать и отец постоянно ссорились, ругались, кричали друг на друга. В конце концов мать победила - и осталась одна с маленьким ребёнком. Ваня переживал, болел, умолял вернуть ему папу. Плакал тихонечко в уголочке. И мать привела ему папу - только уже другого. На одну ночь. А потом ещё одного. И ещё... Так пошло и поехало. Ваня перестал плакать. Привык. По ночам с головой накрывался одеялом и лежал тихо-тихо, чтобы ни малейшим шорохом не напомнить о себе, иначе... Иначе мать выхватывала его из постели, лупила по чему ни попадя и выбрасывала за дверь - до самого утра.
- Кошмар! - содрогнулся Миша. - Со мною всё же не так...
- Это ещё не кошмар, - поджала губы Лера. - Однажды ночью захотелось мальчику в туалет - очень захотелось - но посередине комнаты безумствовала мать с двумя очередными 'папами' одновременно. Ваня прижался к стене и никак не мог выбрать меньшее из зол: показаться на глаза или намочить матрас. Наконец, улучив минутку, он добежал до туалета, а на обратном пути был пойман. Осатанелая мать хлестала его по ушам, по щекам, по шее, ударила головой об стену, схватила за волосы, поволокла и выкинула из квартиры - только не в дверь, а в окно - раздетого, в снег, со второго этажа. А потом были звёзды. Много маленьких звёздочек и одна большая - посередине. Ваня смотрел на неё - смотрел и улыбался. Заветная золотая звезда протягивала ему тонкий спасительный луч, звала и манила за собою... А дальше... Ваня и сам не помнит. Какие-то люди отвезли его к бабушке - в далёкий посёлок.
- Ванечка, - всхлипнул Миша. - Милый Ванечка. Мне ещё повезло с родителями.
- Как утопленнику, - фыркнула Лера. - Ты лежи, лежи - я буду тебя гладить: хоть весь день, хоть всю ночь, хоть до утра. Как же холодно в этом мире, как же холодно!
- Ничего, согреемся, - вошедший Володя услышал лишь последние слова. - Сейчас печку затопим. На улице жуть чего делается. Одно хорошо - поливать не надо.
Бросил на пол охапку хвороста. Стал потихоньку разламывать и засовывать в печь. Добавил сухой коры и сосновых иголок - из домашнего запаса. Поджёг. Миша смотрел, как растёт и перескакивает огонь: с иголочек на веточки, с веточек на щепочки, с щепочек на тонкие полешки. Маленький огонёк беззащитен: любое дуновение его погасит, но уж если разгорится, берегись: при добром обращении согреет, при неосторожном - сожжёт. Так же и мы, Дорельяно: сгораем, чтобы согреть этот мир. Согреть, а не сжечь. Пожалуйста, осторожнее.
Лера принялась готовить еду. Миша вышел на улицу. Бррр! Скорее обррратно! Умылся дома - в тазике, тёплой водой.
Поели.
- Чего будем делать?
- Не знаю. Рассвет не встретили - давайте споём. Гимн рода Дорельяно. Может, и выглянет солнышко.
Спели. Солнышко не выглянуло, но печка делала своё дело. Промозглая сырость сменилась уютным теплом. Можно просто полежать, а можно...
- Лера! Я же музыку привёз. Давай послушаем.
- Давай.
Плеер стоял на полке. Миша перемотал кассету на начало, включил встроенные динамики, нажал кнопку пуска. Послышалась красивая песня - давно известная, но почти непонятная.
- Лера! Ты же знаешь язык. Помоги разобрать слова.
- Пожалуйста. Чего не сделаешь для любимого сыночка.
Взяла карандаш, тетрадку - и пошла писать замысловатым почерком - прямо как Эскапелья.
- Вот, держи.
Миша прочитал. Некоторые слова были незнакомы. Попросил перевести. Перевела. Стало понятно. Послушал ещё раз. Точно! Всё сходится. Женщина тоскует по дому. По родине. По утраченному детству. Ищет приюта. И не находит...
- Везде одно и то же - даже в золотой стране!
Началась следующая песня. Лера записала слова. Третья песня...
- Это танго, - улыбнулся Володя. - Надо же! Прямо как в лучшие времена... Разрешите вас пригласить?
Подал руку Лере. Та встала, оправила платье, кокетливо повела плечами, позволила себя обнять - слились и двинулись: вперёд - назад - обратно... Миша сидел и восхищался. Танец закончился.
- Теперь ты, - улыбнулась Лера. - Давай, приглашай меня.
Миша послушался, пригласил, обнял - танца как такового не вышло - ну ничего, в следующий раз... Тоненький лучик солнца шмыгнул им под ноги и тут же исчез - только его и видели.

Серая сырая стынь простояла неделю с хвостиком. А потом распогодилось, разведрилось, растеплилось - но прежняя жара не вернулась. Ну и не надо.
А надо было снова заниматься поливом, сорнякам напомнить, кто в огороде хозяин, проредить всходы моркови и свёклы, соорудить новые ограждения для кустов смородины и крыжовника, натянуть верёвочки для плетей фасоли и гороха. Да и картофельные грядки требовали окучивания. Лера отправилась за своими новообретёнными детьми. А чего, всё просто: раз - и там.
Сразу собраться не удалось, договорились на следующий день, ближе к вечеру. Ну и ладно.
Пришли. Принесли с собой тяпки, лопаты, грабли. Распределили обязанности, взялись за работу - раз - два - за пару часов всё вскопали, окучили, пропололи, подвязали. Сильные молодые ребята. Мальчики и девочки - любящие и любимые - имеющие ясную цель - как же отличались они от себя прошлогодних!
Закончили поливом. Помылись, причесались, почистили одежду и сели на брёвна, любуясь красотою заката. Закатную тишину нарушать нельзя - даже птицы не смели петь. Но потом, когда чёрная мантия ночи начала опускаться на плечи земли, Миша принёс плеер:
- Слушайте.
Включил. Ребята застыли. Они не понимали слов, но мысль о бесприютности, потерянности, поисках настоящего дома понеслась по воздуху и отозвалась камертоном неизбывной тоски. Вторая песня была повеселее, но и она не добавила радости. А вот третья...
- Permítame invitarla a bailar, (Разрешите вас пригласить?) - обратился Миша к Лере.
- Con mucho gusto, (Конечно.) - охотно согласилась та.
Руку протянула, кивнула, улыбнулась, вспыхнула - ярко-ярко - Миша ответил тем же - обнялись - повернулись - туда - сюда - и полетели - золотыми птицами по темнеющему небу. Лера управляла Мишиными движениями - тонко, изящно, ненавязчиво - а потом он и сам освоился, взяв на себя роль, подобающую мужчине.
- Браво! - захлопали восторженные зрители.
- А вы? - восстановив дыхание, посмотрел на них Миша. - Вы не хотите танцевать?
- Как скажешь, - пожал плечами Саша и повёл за собою Свету.
Серёжа молча пригласил Настю, а Ваню и Марину пришлось уговаривать. Они ведь даже не дружили между собой - так, увивались возле старших и всё. К тому же Ванина психика была искалечена с раннего детства, а Марина ещё толком не выросла. Но Лера знала, как действовать в таких случаях: обняла обоих, отвела в сторонку и объяснила, что это всего лишь танец и никаких последствий он иметь не будет. Маленькие стеснявки успокоились и согласились, однако Лере пришлось их учить, так что Миша остался без пары. Ничего: на третий раз танцевали все, кроме Володи, которому не очень-то и хотелось. На тёмно-фиолетовом небе вспыхивали древние звёзды, а на земле - ответом - сияли девять огонёчков нового созвездия - созвездия Дорельяно. И двигались эти огонёчки попарно - туда-сюда, туда-сюда - свети, мой друг - люби всегда - невидимыми нитями зашивая разорвавшийся мир - и звучало танго - волшебное танго из серебряной заокеанской страны:


Ах, это танго!
Ночное танго!
Застыли звёзды
В воде морской.
И только танго,
Незабвенное танго,
Мы в этот вечер
Танцуем с тобой.



Хорошо иметь кучу братьев и сестёр: собрались вместе, сделали дело - и несколько дней гуляй смело. В лесу, например - если есть желание - а у Миши и Леры оно всегда есть.
Встретили рассвет, позавтракали - и вперёд. Добрались до ручья, попили, вылезли - и улеглись на траву в тени белокорых берёз. На солнышке опять припекало.
Странно, - подумал Миша. - Мы, Дорельяно, прячемся от света.
- Ничего странного, - словами ответила Лера. - Звёзды прячутся от солнца, чтобы их было видно.
- Точно! Эскапелья говорила: 'Звёзды видны только в темноте.' Но погоди, это значит, мы ВЫНУЖДЕНЫ бежать? Вынуждены прятаться? Скрываться? Иначе никак? Выходит, мы нуждаемся во тьме?
- А она нуждается в нас, - улыбнулась Лера. - Злится, зубами скрежещет - а ничего поделать не может. В ад тебя хотела уволочь - не более того.
- Но появилась Аня и не позволила.
- Правильно! Это и есть наша задача: не позволить тьме уволочь нас в ад. Крепко держаться друг за друга. Освещать окружающий мир. Всегда и везде, несмотря ни на что. Так мы и победим тьму - победим, а не уничтожим. Потому что, если мы захотим её уничтожить, то сами станем, как она.
- Понимаю. Тот, кто сражается с драконами, не должен сам становиться драконом.
- Вот именно. Мы не уничтожаем тьму - мы дарим свет. Мы не уничтожаем зло - мы творим добро. Мы не уничтожаем наших противников - мы делаем их союзниками. Как поступила Эскапелья с ребятами из посёлка?
- Подарила им свет, сотворила добро и сделала их нашими союзниками... нет, братьями.
- Вот именно. Только так - и никак иначе. Не бойся и не сомневайся. Звёздам тьма не страшна.
- Вон оно что. Ты сбежала сюда, как в тень? Чтоб тебя было видно? И Эскапелья...
- Да, - вздохнула Лера. - Ты прав. Звезда не была бы звездой, если бы не разбегались от неё лучи света. А света в нашем мире много. Очень много.
- Погоди, - опять заволновался Миша. - Это что же получается? Ваш свет тоже искусственный? Вы делаете его из мыслей?
- Нет, - покачала головою Лера. - Свет просто есть. Всюду и везде. Все наши творения пронизаны светом и не отбрасывают тени.
- Тогда их не видно?
- Глазами - нет.
- А чем?
- Мысленным взором.
- Вот это да! Зачем же вам глаза?
- Чтобы оставаться людьми, - Лера помолчала. - Знаешь, Миша, чего я думаю? Наш мир был создан пришельцами из другого мира, похожего на ваш. Даже не пришельцами, а беглецами. Допустим, на Земле или где-то ещё появились люди, обладающие способностью проникать в пространство мыслей. Естественно, такие люди сразу же стали изгоями. Пришлось им бежать - но куда? В пространство мыслей? Утратить тело, обратиться в бесплотную идею? Но это равносильно смерти! Нет, наши предки понимали, насколько это важно - сохранить в себе человечность. Пространство мыслей стало для них океаном, который надо пересечь, дабы найти во Вселенной светлый островок и там, на 'новой земле', сотворить вожделенный рай. Создать благоприятные условия, замедлить время и слиться в порыве золотой любви... Знаешь, к чему бы это привело?
- Нет.
- Ладно, подскажу. Одна капля и ещё одна капля... и ещё много-много капель. Что это?
- Океан.
- Правильно. А если капельки мыслящие?
- Мыслящий океан! Как на планете...
- Да. Именно к этому и приводят благие намерения. К расчеловечиванию человечества. К его превращению в однородную массу. Как же хорошо, что наши предки вовремя остановились! Потому мы и сохраняем тела, хотя могли бы обойтись без них. Глаза, уши, руки, ноги, головы, желудки, сердца - всё это в нашем мире не нужно - и в то же время нужно, очень нужно - чтобы оставаться людьми. Чтобы сохранить в себе человечность. Даже смерть нужна - хотя её можно было бы избежать. Понимаешь?
- Понимаю. Выходит, каждый из вас... сам..?
- Да. Каждый сам назначает себе срок и уходит в пространство мыслей - навсегда. Чтобы освободить место детям. Кстати, рождаемся мы обычным образом - от мужчины и женщины - и в этом тоже наша человечность.
Миша задумался. Всё, что сказала Лера, было интересно, хотя и противоречиво. Вот если бы отправиться туда и посмотреть самому...
- Ты бы ничего не увидел. Ты бы ослеп. Именно поэтому Эскапелья не взяла тебя с собой. Когда света слишком много, он утрачивает ценность и становится похож на тьму. Мы вовремя остановились, но ещё не вернулись - в мир, разделённый барьерами, в мир, где свет считается ценностью, в мир, где существует любовь.
- Ты вернулась, - Миша вынырнул из травы и встал на четвереньки. - Ты вернулась, мама. Ты не сбежала, нет - ты вернулась - туда, где тебя любят и понимают. В свой настоящий дом. Мама! - и упал головою на Лерину грудь.
- Я вернулась, сынок, - погладила его Лера. - Я вернулась, милый. Все беглецы должны возвращаться.
- Да, - ответил Миша и уснул у неё на груди.
Лера улыбнулась и тоже уснула. Так и проспали до послеполудня, а потом опять гуляли по лесу. К вечеру вернулись домой - как и положено беглецам.

Через день появились ребята из посёлка. Саша принёс гитару:
- Вот, Миша. Хороша твоя музыка, только не настоящая она. Застывшая. Как каменная статуя. А мы хотим живой музыки.
- Правильно! - обрадовался Миша. - А ты умеешь играть?
- Так себе, - смутился Саша. - В детстве лабал помаленьку. Отец меня учил. Потом уехал и всё... Ладно, садитесь, чего-нибудь изображу.
'Изобразил' он совсем неплохо. Сначала сбивался, останавливался, переигрывал, а потом, что называется, поймал волну и покатился на её гребне - к бурному прибою аплодисментов.
Миша вытаращил глаза:
- Ничего себе! И ты... Чем же ты занимался вместо этого?
Саша отвернулся, а Миша вспомнил о своих обязанностях:
- Так. Ты обещал меня слушаться. Вот я и говорю тебе: играй. Играй сколько можешь. Играй, пока не упадёшь без сил. И чтобы к концу лета, ко дню рождения рода Дорельяно, ты играл идеально, как дон Хуан... Кстати! Можешь сыграть чего-нибудь танцевальное?
- Попробую, - буркнул Саша и ушёл в тихую беседу со своей гитарой.
- Ну? - раскомандовался Миша. - У кого ещё какие таланты? Выкладывайте. Я стихи сочиняю - а вы?
- Светка вышивает классно, - выдала подругу Настя. - Вон у неё цветы на футболке. Вы тогда с Лерой поцапались и не разглядели. А она так старалась!
- Извини, Света, - пробормотал Миша. - Дай посмотреть. Здорово! Надо же: роза как настоящая. И ромашки...
- Это космеи, - поправила Света.
- Ну да... И незабудки. И листики. Ровненько так. Гладенько. Сколько же надо времени и терпения...
- Да чего там. Всё равно по вечерам делать нефига - особенно зимой. Вот и вожу иголкой туда-сюда.
- Мне она тоже сделала, - похвалилась Настя. - Ландыши. А Маринке - васильки.
Миша посмотрел на Марину, хотел было что-то сказать, но в это мгновение Саша окончательно заворожил гитару и выдал нечто такое... Нечто симпатичное, быстрое, ритмичное. Ребята невольно задёргались в такт музыке, а Марина - маленькая Марина - выпорхнула на площадку перед крыльцом и закружилась на том же месте, где год назад танцевала Эскапелья. Миша любовался размашистыми движениями ручек, трогательно-неуклюжим топотанием ножек в истёртых и разбитых кроссовках, угловатыми изгибами худенького девчоночьего тельца, синими вспышками васильков на белой футболке и смугло-темноглазой улыбкой. Нет, это не Эскапелья и не Аня. Это Марина Дорельяно - самая лучшая девочка на свете! Только так.
Саша закончил играть. Марина повернулась к зрителям, поклонилась до самой земли - махнула по ней метлою чёрных волос - и убежала переводить дыхание. Вместо неё появилась Лера:
- Я тоже хочу. Отдохни, Саша, а потом... У тебя здорово получается - не хуже, чем у дона Хуана, - и поди разбери за плутоватым прищуром, правду она сказала или всего лишь комплимент.
Саша отдохнул и заиграл снова. Кажется, даже лучше, чем в прошлый раз. Впрочем, на это никто не обратил внимания, потому что все смотрели на Леру. Ещё бы! Это же не кто-нибудь, а Лауренсия де лас Торрес - пусть и утратившая молодость, но до сих пор превосходящая всех - даже свою золотоволосую дочь. Движения Леры настолько естественно вплетались в узор деревьев и облаков, что было непонятно, как он будет существовать без неё по окончании танца. Единственное, чего ей не хватало до совершенства, так это... окружающей тьмы! Звёздам нужна тьма - иначе их не будет видно. Вот на таком примере Миша и постигал величайший парадокс мироздания. А ночи, как назло, укоротились, точно полуденные тени - очень поздно стало темнеть. Только к концу лета, ко дню рождения рода Дорельяно... Эх, да чего там: до этого дня ещё дожить надо.
Танец закончился. Ребята сидели с разинутыми ртами - даже аплодисменты казались неуместными. Только Марина подскочила к Лере, обняла, прижалась:
- Мама! Ты... Такая... Не знаю... У меня так не получится.
- Всё у тебя получится, - поцеловала её Лера и погладила по голове. - Разве у такой красавицы может что-то не получиться? Я с тобой займусь - и всё у тебя получится. К концу лета будешь танцевать не хуже меня.
- Правда? - недоверчиво посмотрела на неё Марина.
- Правда. Тут же не только умение важно. Вот что на тебе надето? Маечка, брючки, кроссовки старые. А для хорошего танца нужно платье - длинное, яркое, с оборками. И туфельки блестящие. Ещё бы помост соорудить - деревянный, чтобы стучать по нему каблучками. И гвоздичку в волосы - непременно. Вот тогда и получится.
- Ой, да где же я всё это возьму? - Марина захлопала глазками и едва не заплакала от отчаяния.
- Я сошью тебе платье, - сказала Настя. - У меня полно всяких тряпок. Разрежу, подгоню - ни один парень от тебя глаз не отведёт.
- А я украшу это платье вышивкой, - сказала Света. - И ленты разноцветные тебе подарю. У меня их полно.
- А я достану тебе туфли, - сказала Лера. - Не спрашивай, где - будут. А насчёт помоста - это к Володе.
- Сделаем, - ответил тот. - Какого размера?
- Примерно так, - Лера показала руками. - Хватило было бы и стола, но он закреплён на веранде, а потолок там низкий.
- Понятно. Два на два метра хватит?
- Более чем.
- Та-а-ак... Двухметровые доски... Шириной двадцать сантиметров... Десять штук... Три поперечины... Итого тринадцать. Ножки... Не так уж и много. Найдётся. Ещё бы битумной краской снизу прокрасить - чтобы не гнило. Вот этого у меня нет.
- У меня есть, - вскочил Серёжа. - Я принесу.
- И керосинчику, чтобы развести, - напомнил Володя. - Рубанки, наждачную бумагу - побольше - и всё.
- Будет, - пообещал Саша. - Обязательно будет.
- А за гвоздичкой я сама в лес схожу, - улыбнулась Марина.
- Вместе сходим, - подал голос Миша. - Мы же одна семья.
- Вот это правильно, - заключил Ваня.

На следующий день пришли только парни - девочки остались шить платье для Марины. Лера куда-то пропала.
- Вернётся, - махнул рукою Володя. - Она всегда возвращается. А мы займёмся делом. Итак: нас пятеро, а досок десять - по две на брата. Каждую обстругать с одной стороны. Потом подогнать с боков, чтобы не было щелей. Короче, рубанки в руки - и вперёд.
Так и сделали. Расположились кто где и начали строгать. Володя и сам успевал, и за ребятами следил.
- Аккуратнее, аккуратнее. Легонько-легонько - и на сучках осторожнее. Давайте, давайте. Для наших девочек стараемся.
Ребята понимали, для кого они стараются, но не у всех получалось. Тогда Володя разделил их на две пары: одни строгали доски, другие полировали эти доски наждачной бумагой. Так и закончили самую трудную часть работы. Потом с помощью ручной дрели, отвёрток и шурупов соорудили единую конструкцию: дощатый квадрат со стороною два метра. Сбивать гвоздями Володя не захотел, дабы иметь возможность разобрать это всё к началу зимы и спрятать в сарай. Вот ведь какая предусмотрительность!
Под конец покрасили нижнюю часть битумной краской. Оставили сохнуть.
- Всё, ребята, - Володя был доволен работой. - Идите домой. Мы с Мишкой завтра ещё покрасим, ножки приделаем, вкопаем ровненько - послезавтра приходите. Думаю, и девочки закончат.

Девочки закончили. Принесли свёрток, зашли в дом и начали наряжать Марину, точно новогоднюю ёлку. Ребята в это время прыгали по помосту, испытывая его на прочность.
- Давайте, давайте, - усмехался Володя. - Акт приёмки-передачи. Полный крэш-тест.
- Ой! - Миша соскочил на землю. - Смотрите!
Все повернули головы. На крыльце стояла Марина - в новом танцевальном платье. Ну и ну! Будто оранжерейный цветок расцвёл среди дремучего леса. Невероятное количество маленьких лоскуточков было подобрано с такой тщательностью и с таким вкусом, что казалось невозможным разъединить их или соединить иначе. Розовые тона верха перетекали в малиновую бледность талии, лиловые переливы подола темнели к фиолетовому краю с ярко-золотой каймой. Всё это покрывали узоры и цветы - вышитые и набивные. Пышные короткие рукава не прятали, а оттеняли красоту тонких загорелых ручек. Яркие ленточки красного, синего и сиреневого цветов были закреплены на поясе и на плечах, чтобы развеваться во время танца, а тёмно-фиолетовая лента стягивала чёрные волосы в шелковистый хвост. Лишь туфелек не было, так что Марина стояла босиком.
- Как это 'нет туфелек'? - неизвестно откуда появилась Лера. - Вот они, держи, - и вынула обещанный подарок из глубин своего волшебного платьица.
Туфельки оказались фиолетовыми и великолепно гармонировали с новым нарядом. Да и по ноге пришлись - как раз впору.
- Одна капризная девочка, - объяснила Лера, - не любит фиолетовый цвет, а родители купили ей эти туфельки и заставили носить. Почему бы не избавить ребёнка от страданий? Надеюсь, среди нас нет моралистов?
Миша понял, о чём речь, остальные - неизвестно. Что ж, при желании можно найти оправдание...
- А ещё одна девочка, - продолжила Лера, - не любит розовый цвет... Держи, Настя. А ещё одна девочка не любит синий цвет... Держи, Света. А некоторые девочки не любят платья... Держите, дочки. Почему им можно, а вам нет? Вы тоже люди, вы имеете право красиво одеться. И никаких возражений.
Возражений не последовало. Света и Настя двинулись в дом и через несколько минут вышли на помост, как на подиум. Саша и Серёжа обалдело таращились на своих подруг:
- Вот это да!
- А всё равно у Марины самое красивое платье, - заявила Света.
- Конечно, - согласилась Лера. - Это же ручная работа. Эксклюзив. Hecho en el bosque. (Сделано в лесу.) Ну чего, приступим? Мальчики свободны, девочки - ко мне. Будем тренироваться. Сначала научимся правильно держаться на сцене...
- Пошли, ребята, - сказал Володя. - Там уже сорняков полно...



Глава 3.

Теперь они приходили каждый день. Девочки оккупировали помост и учились танцевать, время от времени хихикая и перешёптываясь с Лерой. Мальчики помогали Володе - только Саша уединялся с гитарой. Сидели до позднего вечера, до светлого летнего послезакатья.
- Как вас отпускают? - удивлялся Миша. - Меня бы ни за что не отпустили.
- Привыкли, - отмахнулся Серёжа. - Думают, мы ходим на станцию. Ну и пусть думают. А я тебе так скажу: главная доблесть ребёнка - не создавать проблем взрослым. Мы и не создаём. Мы вообще такие хорошие: курить бросили, пиво не пьём, драться... тоже некогда. Да и не ругаемся... почти. С девчонками лучшим образом - так что и за них никто не беспокоится. Нет, всё не то. Просто мы стали другими. Чужими. Непонятными. А чужих в нашем мире не любят. Стараются прогнать прочь. В лучшем случае.
- Вам угрожают? - встревожился Миша.
- Не, всё нормально. Так, косятся, мимо проходят. Ну и фиг бы с ними: через годик сбежим.
- Меня тоже отвергают, - пожаловался Миша. - Всю жизнь отвергали и теперь отвергают. И некуда мне бежать: только сюда - на лето.
- Плохи дела, - обнял его Серёжа. - Тебе ещё три года учиться. Надеюсь, вернётся Эскапелья и что-нибудь сделает.
- Заберёт нас в свой мир, - мечтательно закатил глаза Миша. - Хоть Лера и говорит, что мы там ослепнем...
- Лера много чего говорит, - послышался голос вездесущей лисички. - О мыслях и вещах, о свете и тьме, о бегстве и возвращении. О мировых парадоксах. О таком, например. Ты, Серёжа, хочешь сбежать в город. Тебе кажется, там будет хорошо. И Саша хочет. И девочки. А Володя сбежал из города - сюда. И дети от родителей бегут сюда. И Миша каждое лето бежит сюда. Так где же лучше: там или здесь?
Мальчики затихли. Мысли их разбежались и ринулись обратно, сталкиваясь на полпути. Со стороны помоста подошли девочки, со стороны кустов - Саша.
- Везде хреново, - вынес вердикт Серёжа. - За границу бы слинять.
- В золотую страну, - улыбнулась Настя.
- Можно, - кивнула Лера. - И не так уж недостижимо. Есть в городе девочка Оксана - она мечтает о золотой стране. Но дон Хуан бежал оттуда. А мальчик Миша мечтает о золотой звезде. Но я сбежала оттуда. Так где же лучше: ТАМ или ЗДЕСЬ?
- Выходит, некуда бежать, - упал духом Миша. - Только помереть.
- Помрёшь - куда денешься? Останутся от тебя мысли. Потом из этих мыслей сложатся другие люди. И всё начнётся сначала.
Миша оживился:
- Ничего себе! Выходит, и помереть нельзя?
- Нельзя. Вселенная едина - как капля воды. В одном месте что-то помирает - в другом что-то рождается.
- А где МОЁ место?
- Ты до сих пор не понял? Твоё место не ТАМ и не ЗДЕСЬ, твоё место - МЕЖДУ. Между лесом и городом, между землёй и небом, между двумя мирами...
- Между светом и тьмой, - нахмурился Миша.
- Между жизнью и смертью, - содрогнулся Саша.
- Между молотом и наковальней, - припечатал Серёжа.
- Да, - подтвердила Лера. - Между двумя противостоящими силами. Чтобы не дать им уничтожить друг дружку. Чтобы не разорвали они незримую ткань. Чтобы жизнь продолжалась. Мы всегда МЕЖДУ, мы посредники, МИРО-ТВОРЦЫ - во всех смыслах этого слова. Из маленьких лоскуточков сшиваем мы новый наряд мироздания, двигаемся как иголки: туда-сюда, туда-сюда. Наша судьба - падать и вставать, умирать и рождаться, проваливаться и вылезать, бежать и возвращаться. Вечно возвращаться.
- Вечное возвращение? - застыл в оцепенении Миша. - Вон оно что!
- Именно так, - подвела черту Лера. - Это и есть наша суть.

Девочки быстро научились танцевать. То ли они были способными ученицами, то ли Лера - хорошей учительницей, но через пару дней после разговора о вечном возвращении настало время соединить музыку и танец. Саша уже играл ровно, без запинок. Под этот аккомпанемент девичья троица лихо крутилась на помосте и весело стучала точёными каблучками. Длинные подолы вспархивали и опадали. Ленты разлетались полосами радуги. Вдохновение металось в магическом треугольнике и раскручивало спираль мастерства. Это же важно: не подвести подружек, не оступиться, не ударить лицом в грязь.
Особенно старалась Марина. Она была маленькой, а маленьким людям приходится много двигаться, чтобы их заметили. И она двигалась! Так двигалась, что несколько раз улетала с помоста - кувырком на землю. Но не плакала: вставала, отряхивалась, забиралась обратно и снова начинала танцевать. Истинная Дорельяно. В конце концов даже Лера не выдержала и предложила Марине танцевать помедленнее:
- Смотри, это тоже красиво, - показала она. - Туфли сними и послушай: ла-а-а, ла-ла-ла´-а-а... Саша, попробуй это сыграть.
Саше уже всё было нипочём. С помощью искусной наставницы он нашёл нужную музыку.
- Ещё бы бубен добавить, - размечталась Лера. - Или кастаньеты. Кстати, их можно вырезать из какого-нибудь твёрдого дерева.
- Из берёзы? - предположил Володя. - Или из дуба? Нет, лучше из берёзы. Так проще.
- Два куска дерева? - задумался Серёжа. - А ложки не подойдут? Деревянные ложки. Я ведь когда-то умел играть. Когда маленький был.
- Давай попробуем, - пожала плечами Лера. - Не знаю, что из этого выйдет. Но попробовать можно. В следующий раз. А сейчас так потренируемся.

Серёжа сдержал обещание: принёс деревянные ложки. Ловко изобразил раскатистую дробь с плавною переменой ритма - видно, уже поработал, восстановил утраченные навыки. Саша покачал головой:
- Итыть ты... раньше-то был, а? Столько лет рядом живём... Блин! Чего не показал-то ни разу?
- Не знаю, - замялся Серёжа. - Стеснялся.
- Вот-вот, - подключился Миша. - Вечно мы стесняемся. Правильно говорила Эскапелья: 'Почему вы стыдитесь самого лучшего, самого чистого, самого светлого, что есть в вашем мире? Почему вы не стыдитесь ненавидеть, злиться, насмехаться, издеваться, драться и убивать?'
- Даже мне не показал, - упрекнула Серёжу Настя.
- И вообще это никуда не годится, - окончательно добила его Лера. - Слишком быстро. Надо помедленнее. В такт музыке. И звук легковесный.
- Надо что-нибудь тяжёлое, - пришёл на помощь Володя.
- Камушки, - прошептал Ваня.
Все посмотрели на него. Что за мальчик! Молчит, молчит, но уж как скажет...
- Точно! - воспрянул духом Серёжа. - Пара камушков... Подмотать изолентой... Пошли на дорогу! Там их полно.
Мальчики двинулись в сторону дороги - девочки остались танцевать.
Щебёнки и впрямь было полно. Всех размеров: от крошек до булыжников - только выбирай. Набрали пару десятков подходящих камней. Принесли в дом. Рассортировали, помыли, повертели в руках. Оставили два лучших. Володя нашёл у себя изоленту и примотал отобранные камни к выемкам ложек - крест-накрест. Серёжа попробовал сыграть. Странно. Непривычно. Тяжело. Быстро не получается. Зато звук тяжелее - чего и добивались.
- А ещё одной ложки нет?
Ложка нашлась. Серёжа прижал её выемкой к животу - не очень плотно - чтобы образовалось замкнутое пространство, играющее роль резонатора. Звук при постукивании другой ложкой, утяжелённой камнем, получился просто обалденным - даже Лера это признала.
- Только не увлекайся, - предупредила она. - Слушай музыку, следи за танцем. Вовремя подключайся, вовремя останавливайся. Ладно, сработаемся. Здорово вы придумали.
- Голь на выдумки хитра, - кисло улыбнулся Серёжа.

Ступенька за ступенькой - к вершинам мастерства. Ещё не закончился первый летний месяц, а слаженная группа ребят уже выступала не хуже иных профессионалов. Впрочем, чему удивляться: достаточно сильное желание и не такие чудеса творит.
- Пора за гвоздичками, - сказала Лера.
Переоделись и двинулись в лес: впервые вместе - всей семьёй Дорельяно.
Миша был счастлив. Сказочно, бесконечно, чертовски счастлив. Миша метался туда и сюда, точно малый ребёнок, и восторженно показывал достопримечательности своего мира:
- Смотрите, герань! А вон колокольчики! Лютики! Фиалки! Звёздочки! Горошек! Ой, люпины! Целое море! Зонтики! Как пахнут! Куда же вы? Остановитесь! Сосны! Огромные! До самого неба! Липы! Скоро зацветут! Трава! Мягкая! Зелёная! Живая! О-о-ой! Как красиво! Постойте!
- Прав ты, Мишка, - обнял его Саша. - Прав на все сто. Так и надо. Эскапелья в тебе не ошиблась.
- Да, - поддержал Серёжа. - Чего стесняться, все свои.
- Ну и правильно, и плевать...
- Вопреки жестокой судьбе...
- 'И ребёнком должен ты стать, чтобы стыд не мешал тебе,' - торжественно процитировала Лера.
- А мы так не можем, - поджала губы Света. - И в лес почти не ходим. И вообще всё плохо.
- Почему? - удивился Миша. - Почему вы не ходите в лес? Он же у вас рядом.
- Может, потому и не ходим, - вздохнула Настя.
- И ничего не замечаем, - закончила Марина.
- Живущие в лесу не замечают леса, - закрыв ладонями глаза, проговорила Лера. - Живущие у моря не замечают моря. Живущие в свете не замечают света. Понял, Миша?
- Понял. Опять то же самое.
- Да. Поживи тут несколько лет, и тоже перестанешь замечать. Тоже захочешь сбежать - в город. А потом обратно - сюда. Поживи на Капелле - захочешь на Землю. Как я.
- А потом? Ты захочешь обратно? На Капеллу?
- Возможно. Но не сейчас. Не раньше, чем вернётся Эскапелья. Вот так-то, Миша. Ты научился выбираться из преисподней - научись спускаться из райских кущ. Это гораздо труднее. Ты бежал из тьмы - научись идти ей навстречу. Научись покидать звезду, как лучи света. А сейчас отдохни. Просто отдохни. И вы, ребята - отдохните.
Легли на землю. Поляна пестрела синими цветочками - Миша называл их 'марусиными глазками'. Хотя почему они 'марусины'? Такие глаза у Эскапельи, у Ани, у Насти... нет, у Насти бледнее. И волосы у неё бледные. Кажется, этот цвет называется шатеновым. Длинные волосы, романтичные. И вся она томительно-бледная - как белая ночь. Марина... Она другая. Маленькая, смуглая, темноглазая - нос с горбинкою, волосы чёрные - такие ночи на юге, в золотой стране. И девочки там такие же. Света... Она посередине. Волосы тёмно-серые, ровные, короткие - даже до плеч не достают - лицо овальное - почти круглое - глаза таинственные, карие с золотым отливом. Каждая девочка красива по-своему. И каждая - самая лучшая на свете.
- Слушайте, - Миша улыбнулся облакам и продекламировал первое посвящение Эскапелье.
- Здорово! - воскликнула Света. - Мне бы кто такое написал!
- И мне, - присоединилась Настя.
- Напишу, - пообещал Миша. - Обязательно напишу.
- И Маринке - она сама не попросит...
- Да, конечно.
- Угощайтесь!
Все приподняли головы и посмотрели на Ваню. Он стоял и держал в ладонях пригоршню земляники - на подкладке из листьев лопуха:
- Угощайтесь!
- Ванечка! - разволновался Миша. - Мы тут валяемся, а ты... Спасибо тебе огромное! - и первым попробовал несколько ягод.
- Спасибо! Спасибо! - разбирая угощение, заговорили остальные.
- Где? - поинтересовался Миша, заглатывая последние земляничины.
- Там, - показал Ваня.
- Пошли.
Ягод было видимо-невидимо. На сотню человек хватило бы с лихвой. И это на одной поляне! А на остальных? Эх, люди - ничего вы не замечаете!
Наелись и вспомнили свою задачу:
- Где же гвоздика?
Гвоздики не было. Пришлось искать. Так ведь всегда и бывает: когда чего-нибудь ищешь, находишь всё, что угодно - только не это самое. Однако поискали как следует и нашли. Сорвали по три цветочка для каждой девочки - перевязали нитками - чтобы букетики не рассыпались.
- Как будем закреплять? - спросила Лера.
- В смысле? - никто не понял, о чём речь.
Лера посмотрела плутоватыми глазками:
- Это же не просто так. Если гвоздика за левым ухом, значит, девушка свободна, а если за правым - увы. Решайте, - и отдала букетики Свете и Насте.
Те, не задумываясь, вручили многозначительные украшения Саше и Серёже, которые закрепили их в волосах подруг - с правой стороны.
Лера подошла к Марине и прошептала:
- Пока слева. А там посмотрим. Может, найдутся желающие переместить, - и малиновые звёздочки засияли в чёрных волосах.

Лера стала уединяться с Мариной: о чём-то они шушукались, что-то замышляли. Уходили в лес и возвращались нескоро, а однажды наоборот: Лера выгнала в лес всех остальных, а сама осталась дома с названной дочерью.
Тайна раскрылась на следующий день. Лера попросила ребят собраться у помоста и за руку привела одетую для танца Марину. Та смущалась и не хотела идти.
- Смелее, смелее, - ласково шептала Лера. - Ты всё умеешь. А мы тебя очень любим. Правда, ребята?
- Правда! - крикнул Миша. - Смелее, Марина! Мы тебя очень любим! Ты - наша маленькая звёздочка! Вперёд!
- Конечно-конечно, - подбежали Света и Настя. - Ты у нас самая красивая, самая чудесная, самая замечательная. И самая-самая трудолюбивая. У тебя всё получится, - и помогли Марине взобраться на помост.
- А если чего-то не получится, - добавил Миша, - ты всё равно самая любимая. Потому что ты - это ты.
- Играй, Саша, - скомандовала Лера и объявила: - Историческое произведение! Коплы дона Хуана! Исполняет Марина Дорельяно!
Саша заиграл на гитаре, Серёжа добавил ритма - и первые же звуки музыки смахнули стеснение Марины, точно крошки со стола. Юная красавица подняла глаза, оглядела застывших в ожидании зрителей, прочитала их мысли - приободрилась, потянулась, прогнулась, улыбнулась - повела руками, потопала ногами - поправила причёску, послушала мелодию - и - полетела, полетела - по кругу, по кругу - то приседая, то поднимаясь - будто на крыльях, будто на крыльях - ну а потом - по спирали, по спирали - в середину - раз! - остановилась и запела - трогательным детским голоском:


Yo te quiero mucho, pero
Nunca te lo digo,
Regalarte luz prefiero
Y callar contigo.

(Я люблю тебя, но это
Не скажу, а скрою -
Лишь дарить осмелюсь свет я
И молчать с тобою.)


- Ничего себе! - ребята переглянулись, а Лера задрала остренький носик: знай, мол, наших.
Танец возобновился: от середины до края помоста - и снова назад - по спирали - обратно - туда и сюда - туда и сюда - словно сжималась и разжималась пружина механических часов.
Миша ослепительно зажёг свет и столь же ослепительно улыбнулся Марине. Ну и что, что солнце - Марина поняла, остановилась, прищурилась и ответила:


Esta luz la tengo mucha
Y la doy a la gente
Cada día y cada noche
Silenciosamente.

(Этот свет дарю я людям
Днями и ночами -
От меня ведь не убудет...
Но храню молчанье.)


Миша запрыгал, вскидывая руки и мысленно выкрикивая: 'Браво!' Марина тоже подпрыгнула, продолжила танец и, уже не останавливаясь, запела:


Sólo a veces mis canciones
De lejos las canto
Para excitar pasiones
O calmar tu llanto.

(Иногда пою я песни,
Вдалеке гуляя,
Разжигаю страсть чудесно,
Плач твой утишаю.)


- Вот так, - сказала Лера. - Такая у меня дочка. Есть чем гордиться.
- Мариночка, - прошептал Ваня.
- Любишь? - спросил его Миша, но не услышал ответа.
Марина тем более не услышала. Марина ушла в перемежающийся ритм: то ускорялась, взвихривая подол - то замедлялась, чтобы перевести дыхание и спеть очередную коплу:


Para que todo el mundo
Siempre te sonría,
Para que se continúe
Esta alegría.

(Чтоб тебе весь мир прекрасный
Вечно улыбался,
Чтобы радостью всечасной
День твой наполнялся.)


Лица ребят расцвели улыбками, а сердца наполнились радостью. Светились все - и Марина меж ними, как яркая звёздочка, излучала сияние во все стороны и не пела больше, а только танцевала. Заключительная копла прозвучала нескоро, сливаясь с неистовым вращением, мельканием разноцветных ленточек и топотом каблучков:


Que sonría la alegría,
Y la pena que se vaya.
¡Habla ahora, danza mía!
¡Boca mía, calla!

(Пусть с улыбкой светит радость,
Бремя прочь и толки.
Говори теперь, мой танец,
А язык - умолкни!)


Последние две строчки Марина не спела, а выкрикнула - громко, отчаянно, на последнем пределе - и всё: они освободили её от пения. Танец и только танец воцарился на помосте, а также и вокруг него - ибо никто не устоял - даже стеснительный Ваня. Саша оставил гитару, Серёжа - ложки, все окружили помост, ладонями отбивая ритм. Это было единство - единство рода Дорельяно. Ай да Лера, ай да затейница! Знала лисичка, знала плутовка, на что способна сила искусства - отлично знала! Ишь глазки закатила невинные! И на Марину украдкой поглядывает - работой своей любуется. А Марина-то, Марина! Расцвела, распустилась, как аленький цветочек в чёрных волосах, обрела долгожданное чувство уверенности, значительности, необходимости всему миру. Она была создана, рождена для танца - и только сейчас это поняла. А если бы не Лера? Если бы не Эскапелья? Сколько никому не нужных талантов рассыпано по городам и весям огромной страны - холодной и равнодушной к своим детям!
Ребятам надоело хлопать в ладоши; словно прочитав мысли друг друга, все одновременно выскочили на помост, взялись за руки и хороводом закружились вокруг Марины. Стало удивительно хорошо, словно спустилась на землю небесная благодать - даже Мишу не мутило от быстрого движения по кругу. А когда Марина остановилась, все тоже остановились, обняли друг друга и затихли - только сердца, неспособные успокоиться сразу, стучали в едином ритме.
'Ты знала это?' - мысленно спросил Миша у Леры.
- Знала, - ответила та. - Хороший способ поломать барьеры?
- Да, - согласился Миша. - А давай в следующий раз петь буду я, а то Марине трудно? Пусть она танцует - у неё здорово получается.
- Давай, - улыбнулась Лера. - Можешь сам чего-нибудь сочинить. Так мы и находим свои места.
Ваня отвернулся. Он ещё не нашёл своего места.
Ребята тем временем спустились с помоста и сели на брёвна - отдыхать.
Сила искусства, - размышлял Миша. - Сила искусства... А что, если...
- Что, если мы пойдём в посёлок и устроим выступление? - спросил он. - Покажем людям, как надо жить. Подарим свет. Поломаем барьеры.
- Резонно, - заметил Володя. - Зажжённую свечу не накрывают горшком, но выставляют на обозрение, чтобы светила всем.
- Зажжённую звезду, - поправил Миша.
- Верно.
- Но сначала надо её зажечь, - напомнила Лера. - Пока что у нас не очень получается. Порепетируем недельку-другую, тогда и зажжём - не по-детски. А кроме того, наш танцевальный коллектив нуждается в названии. Нет, 'Дорельяно' не подходит. Не будем смешивать разные вещи. Всем задание - придумать название. А вам, ребята - подготовить площадку и будущих зрителей.



Глава 4.

Следующее утро выдалось благостным. Что-то необыкновенное чувствовалось в воздухе; травы, кусты и деревья выглядели не так, как раньше, небо приблизилось к земле и засияло иной, доселе невиданной лазурью. Даже вода в умывальнике холодила иначе - не вода, а живое существо. Живое! Мир ожил! Мир стал существом, имеющим цель и смысл. Или он всегда был таким? Кто знает? Кто ответит?
Миша умылся и застыл с раздвоенным взором: глазами наружу, сознанием внутрь... Нет, взор его не был раздвоен - просто направлен одновременно во все стороны. Зрение, осязание, слух - всё слилось воедино, и он, Миша, сделался частью большого мира. Что чувствует человек, с рождения ходивший в тёмных очках и вдруг эти очки потерявший? А ведь и на ушах бывают 'очки', и на носу, и на всём теле, даже на сознании - главным образом, на сознании. Барьеры, перегородки, шторы - их больше не было! Стеклянная стена? Исчезла! Ну и дела! Чувства не обострились - просто расправились, как крылья, пробились, точно трава через асфальт. Согретые восходящим солнцем, меняли они подземную бледность на ярко-зелёный оттенок жизни... Миша знал цену жизни! Знал и понимал, что сейчас он рождается заново - как было уже не раз. Сбрасывает старую оболочку и поднимается на сантиметр вверх. На новую высоту, на новую ступеньку, на новый этап.
Лера обняла его за плечи - Миша не вздрогнул. Миша спокойно, как должное, принимал любовь окружающего мира. Невероятно! На это способны только новорождённые дети. Все мы когда-то были детьми, все принимали любовь как должное, а потом... Нет, мы не выросли - остались такими же маленькими - просто покрылись защитной оболочкой жизненного опыта. Толстой, солидной оболочкой - бронированной, пуленепробиваемой, с торчащими во все стороны шипами. Отгородились от злобы, агрессии, ненависти... со стороны таких же отгороженных. Иначе нельзя, иначе здесь не выжить. Или можно? Попробовать? Рискнуть? Сбросить оболочку... Страшно? Нет! Кто любит, тот не боится! Вперёд!
Мишина оболочка слетела сама, и сделался он подобием новорождённого ребёнка. Так распорядилась судьба - необыкновенная судьба необыкновенного мальчика.
- Что это? - спрашивал он у Леры. - Мама, что это значит?
- Значит, что ты родился, - ответила Лера. - С днём рождения, милый.
- Но у меня уже есть день рождения...
- Есть, - кивнула Лера. - В тот день родили тебя, а в этот ты родился сам. Чувствуешь разницу?
- Да.
- Это же так важно - родиться самому. Многие люди этого не понимают и живут, как во сне - рождённые, но не родившиеся. А ты рождался уже много раз.
- Но почему сегодня? Я помню вчерашний танец, помню, как хорошо было с ребятами, помню, как обнимались, как разрушали барьеры... Так это ты устроила! Ты помогла мне родиться! Ты - моя мама!
- Правильно, сынок. Ты у меня первый. Сегодня придут твои братья и сёстры - они ещё сами не родились, но с днём рождения тебя поздравят. А сейчас мы залезем на крышу и поприветствуем солнце - раз уж пропустили рассвет.
На крышу так на крышу. Сначала крутая лестница до нижнего края, затем пологая - по скату на самый верх. Если бы она не кончалась, можно было бы залезть на небо. А что: ступенька за ступенькой, шаг за шагом... Лестница... Escalera... Что-о-о?
Миша вслушался в звучание знакомого слова. Эскалера. Эска-лера. Эскапелья и Лера! Двойная золотая звезда! И одновременно лестница - до этой звезды!
- Придумал! - закричал он, перекидывая ногу через конёк. - 'Эскалера'! Название для нашей группы!
- Я уже прочитала твою мысль, - ответила Лера. - Здорово! Лестница к совершенству. Ко мне. К Эскапелье. А скромность... Пропади она пропадом! Разве я не достойна, чтобы в мою честь называли группы, звёзды, галактики? Я же такая красивая!
- Ты самая красивая мама на свете, - прижался к ней Миша. - А Эскапелья - самая красивая дочка. Вы обе такие красивые!
- А ты - самый красивый сыночек, - поцеловала его Лера. - И самый-самый любимый. Надо же, как хорошо придумал! Ребята согласятся. А мы споём гимн рода Дорельяно. Начинай.
Миша запел, Лера присоединилась, а необыкновенно яркое в тот день солнце поднималось выше и выше - по золотой лестнице в зенит.

Ласки раскалённого неба высушили слёзы земли. Знойные завихрения паров устремились навстречу свету. Дрожание воздуха размазало картину реальности, сдвинуло незыблемые границы, поколебало устои, раскрепостило сознание, выпустило на волю запретные фантазии.
Миша погрузился в созерцание своей обновлённой сущности и не заметил, как подошли его братья и сёстры.
- Что с тобой? - удивлённо спросил Ваня. - Ты какой-то странный.
- Сегодня мой день рождения, - улыбнулся Миша. - Но не обычный, а особенный. Сегодня я родился сам. Так сказала Лера.
- Ура-а-а! - захлопала в ладоши Марина. - Давайте праздновать! Я ночью подумала... Не так надо танцевать. По-другому. Вот, смотрите...
- Да, надо по-другому, - согласился Миша. - Петь буду я - а то тебе трудно... Нет-нет, погоди: сначала название. Для нашей группы... Лера просила придумать название, и я придумал: 'Эскалера'. Понимаете? 'Эска-лера'. Эскапелья и Лера. Две золотые звезды. А вместе - лестница до этих звёзд.
- Здорово! - покачали головами все. - Мишка, ты гений!
- Да ну, - засмущался Миша. - Вон она, лестница - у дома стоит. Поднимался по ней сегодня и придумал.
- А потом - спускался, - напомнила Лера. - У лестницы два направления - вверх и вниз. Можно подниматься, можно спускаться.
- Опять то же самое, - кивнул Миша. - Вверх и вниз, вверх и вниз.
- Прожил век - вновь родись, - такой незамысловатой рифмой вывела Лера беседу на главную дорогу дня. - Что будем делать с новорождённым?
- Поздравлять, - ответил Саша. - Давайте хором: по-здрав-ля-ем!
- По-здрав-ля-ем! По-здрав-ля-ем! По-здрав-ля-ем! - выкрикнули дружно все вместе, а неугомонная Марина вылетела на помост, затанцевала и запела, прямо на ходу сочиняя первую в своей жизни коплу:


Поздравляем, поздравляем,
Поздравляем Мишу
И желаем, и желаем...


Марина задумалась, остановилась, но тут же нашла продолжение:


Подниматься выше.


- А? - Миша нагнулся за отвалившейся челюстью, приладил её на место и закричал: - Спа-си-бо!
А потом залез на помост и попытался подражать Марине. Подражания не вышло: в искусстве танца он не мог с нею соперничать, зато в сочинении стихов оставил позади:


Ай, спасибо, ай, спасибо,
Милая Марина -
На руках тебя б носил я
И цветы б дарил я.


Марина повернулась к нему, приподняла брови, покачала головой, захотела ответить... и не смогла. Это же так трудно: с ходу сочинить стихотворение - даже коротенькое, из четырёх строчек. Вместо неё ответила Лера:


Рви цветы в лесу и в поле,
Целые букеты -
И познаем мы с тобою
Радость до рассвета.


Н-да-а-а... Теперь уже Володя покачал головой: чему, мол, детей учишь? Лера показала ему ладонь на уровне плеча: спокойно, всё под контролем. Володя ответил тем же, а потом рукою махнул: чего с тобой спорить - всё равно ты всегда права. Лера прищурилась и медленно кивнула.
Марина меж тем оставила робкие попытки стихосложения и отдалась своему любимому занятию - танцу. Миша неумелыми движениями исполнял для неё роль окружающей тьмы. Другие ребята тоже времени не теряли: Саша вовсю играл на гитаре, Серёжа отбивал ритм, а Настя со Светой шушукались, пытаясь совместными усилиями соорудить продолжение Лериного ответа. Соорудили и спели - вдвоём:


На руках носи почаще
И целуй покрепче -
Будет радость настоящей,
Будет житься легче.


Спели и не заметили, как подошёл Володя к Серёже и Саше, что-то прошептал им и скрылся за их широкими спинами. Ребята переглянулись и, не прекращая играть, выдали:


Все цветы, улыбки, звёзды
Для тебя - но прежде
Дай узреть волшебный проблеск
Маленькой надежды.


После этого никто уже не мог ничего сочинить. Миша понял, что последнее слово за ним, подумал-подумал и спел:


Пусть надежды будет много,
И любви, и веры -
Пусть развеется тревога,
Рухнут все барьеры!


Нет-нет, надо ещё, ещё - до конца, до предела, до точки. Хотя бы так:


И когда на всей планете
Сгинет отчужденье,
Вот тогда мы и отметим
Светлый день рожденья!


Ребята заулыбались и зааплодировали - а Миша продолжал танцевать - рядом с Мариной - и никто не обращал внимания на его неуклюжесть, на то, что Марина не переоделась в парадное платье: так и отплясывала, как пришла - в повседневных брюках, кроссовках и футболке. Ну и пусть: это всего лишь одежда - маска, скрывающая суть. Одежда меняется - суть остаётся. На Капелле вообще всё просто: подумал - вот тебе помост, подумал - музыка, подумал - платье. Захотел - цвет поменял, захотел - фасон, захотел - рисунок. Даже кнопок нажимать не надо.
- Надо, Миша, - сказала подошедшая Лера. - Много кнопок у нас в сознании - и нажимать их надо уметь. Этому учится сейчас Эскапелья. А одежда... Она вообще не нужна.
- Как? - Миша остановился и повернулся к Лере. - Погоди. А твоё платье? А костюм Эскапельи? И потом...
- Только для путешествий в другие миры.
- Но как же...
- А вот так. Смысла нет. Каждый видит каждого - насквозь - через любую одежду. Никаких масок. Никаких барьеров. Никаких тайн. Твоя мечта, - Лера усмехнулась.
Миша задумался. То, что она сказала, следовало из всех её прежних слов, но никогда не приходило ему в голову. Надо же! Постойте...
А чего 'постойте' - все и так уже стоят - кто где. Марина закончила танцевать и спрыгнула с помоста, Саша и Серёжа отложили свои музыкальные инструменты - все смотрели на Леру и ждали, что она ещё скажет. А она смотрела на Мишу и ждала, когда он решится задать свой вопрос. А Миша не решался - но понял, что никуда не деться - и решился:
- Постой. Ты тоже видишь меня насквозь? - спросил он у Леры.
- Конечно, - ответила она.
- Нет, я имею в виду не мысли, а... тело... - Миша замялся.
- Конечно, - повторила Лера. - Это одно и то же.
- А... - Миша почувствовал себя беспомощным и беззащитным - более беспомощным и беззащитным, чем во время материнского шмона или 'наведения порядка'. Одежда не служила ему прикрытием - никогда не служила - проницательная Лера видела ВСЁ. Но даже не это вызывало желание провалиться в преисподнюю - другое:
- А... Эскапелья..?
- Конечно, - в третий раз повторила Лера. - Куда она денется?
- А мне не сказала, - Миша отвернулся и зашмыгал носом.
- Ещё бы, - в тон ему хмыкнула Лера. - Она же аристократка! Дочка самого дона Хуана! Не хру-мухру! Вся такая утончённая, деликатная. Это я - простая девчонка с Капеллы: чего думаю, то и говорю.
- И... ты хочешь сказать... у вас там все... вот так вот запросто..?
- Да. Хотя некоторые создают себе одежду из мыслей. Время от времени. Особенно женщины, - Лера усмехнулась и закатила глазки. - Но никакая одежда не скроет истинной сути человека. Для мысленного взора она прозрачна. Красивая одежда лишь дополняет естественную красоту - не более того.
- Естественную красоту? - переспросил Миша. - А некрасивых у вас нет?
- Нет, - решительно ответила Лера. - Не бывает некрасивых людей - бывает мало любви. Тот, кого мало любят, считает себя некрасивым - вот и ведёт себя некрасиво - тогда его вообще перестают любить... Кто разорвёт этот порочный круг?
- Мы, - догадался Миша. - Мы, Дорельяно. Наша задача - доказать каждому человеку, что он изумительно красив, доказать, полюбив его искренне и от всего сердца. Без ревности и ненависти. Несмотря ни на что.
- Вот именно, - кивнула Лера. - Именно поэтому я и повторяю: ты, Миша - самый красивый мальчик на свете. И каждый из наших ребят - самый красивый.
- А ты - самая красивая женщина на свете.
- Но это не всё, - многозначительно посмотрела на него Лера. - Кое о чём ты умолчал. Ну что ж, мне это нетрудно.
Она запустила руку в закоулки своего платья и принялась расстёгивать какие-то хитроумные крепления. Миша понял, что она затеяла.
- Нет! - крикнул он, спрыгивая с помоста. - Погоди! Я - ответственный за наше дело. Я - ответственный за весь мир. Я буду первым.
- Как скажешь, - Лера пожала плечами и отошла к ребятам.
А Миша пожалел о своих словах. Быть первым? А надо ли? Стоит ли ломать ЭТОТ барьер? Сильно ли он мешает? Вроде бы нет - разве что на глубинном, подсознательном уровне. Что-то совсем уж личное нельзя показывать другим, зато всё остальное можно. О чём-то постыдно-сокровенном нельзя рассказывать другим, зато обо всём остальном - можно. А если невысказанная тайна мучает, жжёт, разъедает душу, приводит к чудовищным желаниям, к жестоким поступкам, к насилию, к убийствам? Ради избежания этого - стоит ли сломать барьер, нарушить запрет, преодолеть впечатанный в сознание стыд?
Миша вспомнил, как несколько месяцев назад раздевался перед Славкой. Было ли ему стыдно? Было. Но сильнее стыда оказалось желание помочь другу, показать ему пример, убедить не бояться и сбросить с себя маску молчания. А теперь? Вот они, братья и сёстры - смотрят на него - пристально, неотрывно, затаив дыхание - так смотрят на того, кто готовится сделать что-то очень важное.
Чего они ждут? Примера? Или интересного зрелища? Поди прочитай их мысли. А Лера молчит - сама невозмутимость. Ну ты попал, чувак - конкретно попал.
Со Славкой было легко - а здесь... Столько народу... И девочки... Н-да-а-а... Но кто-то же должен быть первым. Кто-то должен сорвать с этого мира тесную одежду всевозможных запретов, барьеров, границ. В сущности, что такое одежда? Маска. Чёрная защитная маска. Маска на лике незрелости. Люди боятся друг друга, скрываются друг от друга, не знают, не понимают, не видят друг друга - не видят и не хотят видеть. Люди не видят людей - они видят только маски - а маски невозможно любить. Ну что же: значит, вперёд! Кто любит, тот не боится! Вот она, маска - срывай! Вот он, барьер - ломай! Вот она, правда, вот! Долой любые границы!
Миша нагнулся, развязал шнурки, высвободил ноги из носков и ботинок. Начало положено. Жёсткие стебли подорожника соединились с нервными окончаниями ступней - щёлк! - и Миша оказался подключён к Земле, точно к гигантскому аккумулятору. Это добавило решимости. Миша ногой отодвинул ботинки, носки положил на помост и принялся за рубашку. Пуговица, другая, третья - раз! - и всё. Рубашка легла поверх носков. Далее брюки. Тоже ничего страшного - все уже видели его без брюк - и девочки в том числе. Раз, два - и на помост. Остались трусы. Маленький кусочек ткани, которому люди придают огромное, первостепенное, прямо-таки всеобъемлющее значение. Вспомнилось раннее детство: строгие правила и странные исключения, грозные окрики и грязные шуточки, прямые вопросы и кривые ответы, злые насмешки и затаённый страх. А потом, когда пришло время... Нет, не надо об этом думать.
Миша остановился, огляделся, сосредоточился. Ребята смотрели на него спокойно, безо всякого осуждения. Солнечные лучи ласкали обнажённую кожу - безо всякого отвращения. Отвращение... Отвращение к человеку. Это последний грех, и если избавиться от него, можно стать... подобием солнечного луча? Капелькою воды, полной золотого света? Звездой, которую не накрывают горшком, а выставляют на всеобщее обозрение... Или ребёнком? Ребёнком, играющим с огромным миром, точно с капелькою воды, полной золотого света. Ребёнком, ответственным за этот мир. Как там сказано: 'И ребёнком должен ты стать, чтобы стыд не мешал тебе.'
Миша прислушался к собственным ощущениям. Робость, нерешительность, предчувствие, что ещё чуть-чуть и они будут преодолены, а там... - жуткая смесь, от которой подбирается всё внутри - да и снаружи тоже. Точке невозвращения предшествует другая точка, откуда ещё можно вернуться, но уже крайне невыгодно: всю жизнь потом будешь жалеть. Значит, вперёд!
Миша спокойно снял трусы и бросил на помост. Всё. Ничего не случилось. Солнце не померкло, небо не упало, земля не треснула. Удача сопутствует тому, кто делает непривычное дело так, точно делал его сто раз, кто отправляется на звезду, как к себе домой.
Что-то всё-таки изменилось. Мир перестал существовать? Или Миша перестал существовать? Нет, Миша перестал существовать отдельно от мира. Синее небо, зелёная трава, белые облака, золотые лучи - всё это сделалось продолжением Мишиного тела и Мишиной души. Вот что такое разрушение барьеров! За что боролся, на то и напоролся. Но не жалел об этом. Он вообще ни о чём не жалел и ничего не чувствовал - просто был. Это же так прекрасно - просто побыть.
- Браво, - ласковый голос Леры вытянул Мишу из отрешённости, а мягкие ладони погладили плечи и стряхнули остатки сомнений. - Браво, Миша. Я знала, что ты это сделаешь. С днём рождения, сынок.
- А? - Миша вспомнил свои утренние ощущения. Точно! Всё сходится. Видно, и впрямь он сегодня родился. Новорождённый ребёнок. Вот это да! 'И ребёнком должен ты стать...' Ну, а раз так, то и стесняться нечего.
Но что же дальше? Ребята? Они по-прежнему чего-то ждут. Каких-то слов - или действий?
- Они не решаются, - подсказала Лера. - Скажи им, о чём ты думаешь.
Миша развёл руками и произнёс:
- Ребята. Сегодня у меня день рождения. Я - новорождённый ребёнок.
Лера оказалась права. Именно эти слова разрушили стену молчания.
- Мишка! - подскочил к нему Саша. - Ну ты даёшь! И чтоб никто... - обернулся он к остальным.
- Не надо, - мягко перебила Лера. - Они не думают ничего плохого.
- Не думаем! - закричал Серёжа. - Ничего плохого! Ты молодец, Мишка!
Дальнейшие слова пролетели мимо ушей. Внутренний мир оказался интереснее внешнего. Там, в глубине, кипела титаническая работа - такая работа кипит в глубине сознания каждого младенца. Ещё бы: столько всего постигнуть за кратчайший срок - да у младенца просто нет времени на такую ерунду, как стеснение. Это потом, когда захочется отдохнуть, остановить мгновение, когда появится лень - первый признак взросления - тогда можно и постесняться. А сейчас - ни-ни! Сейчас нужно утвердиться в новом качестве. Ну и что, что ребята, ну и что, что девочки, ну и что, что слова, поцелуи, объятия - всё это не имеет значения. Чуть позже, милые мои, чуть позже. Я быстро вырасту. Полчасика...
Легко сказать: 'полчасика' - а сколько на самом деле? Кто знает? Кто ответит?
Миша опять очнулся - и увидел перед собой Марину. Как не вовремя! Детство закончилось, начался подростковый возраст, а вместе с ним... О-о-о-о-о! Какой кошмар! И никуда не денешься - поздно. Осудят и отвергнут.
- Мир - театр, - пришла на помощь Лера. - Кто-то отсиживается в зрительном зале: одетый, замаскированный, скрытый в темноте. Поди разгляди его там, прочитай его мысли, осуди хоть за что-нибудь. Не за что его судить: ничего он не делает - ни хорошего, ни плохого - только сидит и судит других - тех, что играют на сцене - обнажённые, освещённые, видимые насквозь до малейшего завитка души. Да, их есть за что осудить - но если бы не они, мир превратился бы в кладбище. Ты хорошо сыграл свою роль, Миша. Наши зрители тебя не осудят.
- Не осудим! - закричал Серёжа. - Никогда не осудим! Мы же сами... - он запнулся. - Девчонки! Ну вы чего? Давайте, поддержите его!
- Ты молодец, Миша, - откликнулась на этот призыв Света. - Ты смелый.
- Решительный, - добавила Настя. - Самоотверженный.
- И очень-очень красивый, - кокетливо подмигнула Марина.
Вот это уже лишнее: Миша опять засмущался, но тут Саша выкрикнул нечто иное:
- Ты герой, Мишка!
- Точно, - улыбнулась Настя. - Древний герой. Или бог...
- ...любви, - уточнила Света.
- Только крылышек не хватает.
- И лука со стрелами.
- Зачем ему стрелы: золотой свет - наше единственное оружие.
- Правильно. ¡El amor...
- ...sin celos ni odio!
- Другие осудят, - подал наконец голос Миша, но так тихо, что только Лера услышала его.
- Другие? - переспросила она. - Кто? Моралисты? Ханжи? Так они давно уже тебя осудили и к высшей мере приговорили. За что? За то, что ты не они - вот за что. За то, что ты не можешь быть таким, как они. Что бы ты ни сделал, как бы себя ни вёл, никогда ты не станешь одним их них, всегда будешь осуждён. Страшно? Хочется спрятаться, убежать? Не делай этого - настигнут и растерзают. Иди им навстречу - сквозь слёзы, стыд, смущение, страх. Сама беззащитность твоя послужит тебе защитой. Они будут злиться - а ты молчи. Они будут насмехаться - а ты молчи. Они будут говорить миллионы слов - а ты молчи. Дай им высказаться. Не возражай. И когда у них закончатся все слова, ты скажешь им своё слово.
- Спасибо, мама, - успокоился Миша. - А вы, ребята? Сделаете, как я?
- Сделают, - прошептала Лера. - Потом. Они ещё не родились. Они ещё в утробе, во тьме. Родиться им ещё предстоит. И сделаться родом им ещё предстоит.
- Ладно, - Миша присел на край помоста и опустил голову. Разнообразие чувств сменилось одним-единственным чувством - усталостью...
.......................................................................................................................................
.......................................................................................................................................
.......................................................................................................................................
- Иди, отдохни.
Миша вынырнул из полудрёмы. Кроме Леры и Володи никого не было. И усталость - жуткая усталость.
- Иди, отдохни, - повторила Лера.
Миша помотал головой. Отдохнуть хотелось, идти - нет.
Володя подхватил его на руки, в дом отнёс и в постель уложил:
- Горячий ты, Мишка. На солнышке перегрелся и переволновался. Ничего, пройдёт. Полежи, отдохни, успокойся. Всё хорошо. Я же знаю, какая у тебя жизнь: то нельзя, другое нельзя - ничего нельзя. С рождения зашельмовали. Как и меня. А ребята, которые тут зимуют, наоборот, ничего не стесняются. Тоже не здо´рово: многое повидали... Где б золотую середину найти? Чёрт её знает. Я никому ничего не запрещаю: ни им, ни тебе. Будьте счастливы, как умеете. Главное, не ссорьтесь, держитесь вместе. Зимой на улице холодно, снегу полно, в доме теснота, мыться, опять же, приходится - какие уж там стеснения. Мальчики, девочки... Нельзя в таких условиях отчуждаться. Это рассказ такой есть: остались два человека на долгую зиму в одной избушке, еды у них было вдоволь, только рассорились они насмерть и зарубили друг друга топорами. И это не шуточки. Зима - дело серьёзное. Так что я слежу внимательно - все ссоры пресекаю в зародыше. Бывает, и упущу, конечно: подерутся - мальчик с девочкой - запросто. Что ж: разниму, успокою, выясню, что к чему, дам по конфетке. Так мальчик свою не съест, а потихонечку девочке подсунет - той девочке, которую лупил только что. Такие дела.
- Откуда у тебя конфеты? - спросил Миша.
- К зиме на станции покупаю. И много чего ещё. Деньги-то от прошлой жизни остались. А так, на одном огороде, я бы не протянул.
- Выходит, и здесь ты связан с людьми?
- Выходит, так. Все мы заперты на одной планетке - холод кругом и тьма - все связаны друг с другом - куда убежишь? Хочешь, не хочешь, а так оно и есть. Нельзя нам ссориться и стесняться не нужно. Будь счастлив, Мишка. Ломай барьеры. Я тебе никогда ничего не запрещал и плохо о тебе не думал. Как любил тебя с самого рождения, так и буду любить: всегда и несмотря ни на что. Может, ещё сильнее, чем раньше.
- А если это плохо кончится? Люди разные.
- Здесь тебя все любят...
- Нет, погоди, - прервала Володю Лера. - Этот мальчик не о себе беспокоится, а о нашем деле. Да, Миша, ты прав: люди разные. Одни недостаточны и стремятся брать. Другие избыточны и стремятся давать. Одни подобны космическим 'чёрным дырам': они вбирают в себя свет и превращают его в тьму. Другие подобны звёздам: они поджигают тьму и превращают её в свет. 'Чёрные дыры' знают о своей черноте и стыдливо прячут её - звёзды знают о своей чистоте и бесстыдно показывают её. 'Чёрные дыры' кутаются в одежды - звёзды светят безо всяких одежд. 'Чёрные дыры', как затаившиеся хищники, подстерегают во тьме - звёзды, как маяки, протягивают лучи на миллиарды километров... Ты подобен звезде, Миша. Тому, кто подобен звезде, тьма не страшна. Тому, кто подобен звезде, одежда не нужна. Понимаешь, Миша, на какую ступеньку поднялся ты сегодня? А сколько ещё ступенек впереди! Сколько братьев и сестёр поднимается сзади!.. Такая вот лестница: ступенька за ступенькой - нельзя их переставлять, нельзя перескакивать и останавливаться нельзя. Ни одна из ступенек не является целью - наша цель...
- ¡El amor...
- ...sin celos ni odio! Засыпай, Миша. Завтра мои слова станут твоей сутью.

Сразу уснуть не удалось. Целый вечер и целую ночь ворочался Миша туда и сюда - с боку на бок - снова и снова - стирая границу бдения и сна. Рассвет подарил успокоение: сладкое забытьё без грёз и сновидений - белым туманом над озером понимания. Солнечный ветер рассеял туман - Миша проснулся, выбрался из постели, встал и, не одеваясь, двинулся умываться. Раз! раз! раз! - брызгами в лицо - плесь! плесь! плесь! - каплями по телу - шлёп! шлёп! шлёп! - руками по бокам - о-о-о-о-о! - бррр! - крррасота-а-а! Так непривычно, свежо и прохладно - свободно, беспечно, легко и отрадно...
- О-о-о-о-о! Ах! Доброе утро, Лера!
- Доброе утро, Миша!
Чёрт! Стоило подумать о приятии - только лишь о приятии! - как тело...
- Миша! Ну что ж такое? Зачем ты думаешь, что я тебя осужу? Да ни за что на свете! Мальчик ты мой золотой! Учись быть любимым. Вот тебе ещё одна ступенька. Ты умеешь принимать людей, но не умеешь быть принятым людьми. Ты умеешь любить, но не умеешь быть любимым. Учись.
- Мишка, привет! - вынырнул из-за угла Володя.
- Тебя это тоже касается, - повернулась к нему Лера. - А ты, сынок, полезай на крышу. Да, прямо так. Безо всяких одежд. Не бойся. Учись быть любимым. Вперёд!
Солнце взошло над горизонтом, но пока что не вышло из-за леса. Хватит времени спеть гимн рода Дорельяно. Первый лучик... Ура-а-а-а-а! ¡El amo-o-o-o-or!
Нет, это какой-то невообразимый восторг. Утренняя свежесть и золотые лучи - по голому телу... Что-то запредельное. Такая свобода... Хочется летать. Жаль, нету крыльев! Зато есть коврик. Миша взял его с собой на крышу, чтобы не холодно было сидеть. Это, конечно, не ковёр-самолёт, но...
- Во-ло-дя-а-а-а-а!!! Дер-жи-ме-ня-а-а-а-а!!!
Миша ухватился за край коврика, ногу перекинул через конёк - обратно - и покатился - точно на санках - по железному скату крыши:
- У-ра-а-а-а-а!!!
По воздуху - к Володе - в объятия - плюх!
- Ну, Мишка, ты даёшь! Всегда ж боялся. Зимою с горки съехать не мог. А тут...
- Все страхи - от недостатка любви! - воскликнула Лера. - Все болезни - от недостатка любви! Ты не боишься, Миша! Ты здоров! Летай!
- Да-а-а-а-а!!! - Миша заулыбался, свернул коврик и снова полез на крышу. - У-ра-а-а-а-а!!! - ветер в ушах. - Я-здо-ро-о-о-о-ов!!! - солнце в глаза. - Я-не-бо-ю-у-у-у-усь!!! - надёжные руки. - Я не боюсь, Володя! Я не боюсь! - и слёзы - выразительнее слов. - Я не боюсь! Ещё! Да!
Забрался по лестнице - на самый верх - и снова вниз:
- Я-не-бо-ю-у-у-у-усь!!! ¡¡¡El-a-mo-o-o-o-or!!!
- Хватит, - взмолился Володя. - Я устал тебя ловить.
- А меня - не устал! - крикнула Лера и полетела вниз - на своём коврике.
Володя поймал её - из последних сил...
.......................................................................................................................................
- Зимой мы с ребятами так катаемся, - отдышался он. - Только там проще: никого ловить не надо. Снегу навалил повыше - и летай: хоть до вечера, хоть всю ночь, хоть до утра... Ну чего, поедим?
Вместе приготовили еду, позавтракали, посидели.
- Наши сегодня не придут, - сказала Лера. - Я узнала. Это же легко: раз - туда, два - сюда, секунда - мысли прочитать. Вы и не заметили. Они уже встали, готовят площадку для выступления. Молодцы. А мы с тобой, Миша, пойдём в лес.
- Но... Тогда придётся одеться.
- Конечно. Куда ж без этого? Одежда бывает нужна - главное, чтобы её в любое время можно было снять. А если одежду нельзя снять - значит, это не одежда...
- А что?
- Удавка, - фыркнула Лера. - Смирительная рубашка. Это как настоящий дом: захотел - вошёл, захотел - вышел. А если из дому выйти нельзя, значит, это не дом, а тюрьма.

- Черника! - Миша упал на землю и принялся объедать с кустиков тёмно-лиловые ягоды. Всё остальное отодвинулось на второй план.
Лера поступила иначе: широкой дугою обогнула черничник, легла на землю и поползла навстречу Мише. Наевшись, они столкнулись носом к носу.
- Привет.
- Привет.
- Ты чего?
- Ничего. У тебя губы синие.
- А у тебя щёки.
- А у тебя - нос.
- А у тебя...
- Вя-я-я!
- Бя-я-я!
- Мя-я-я!
- Да-а-а!
- Я тебя...
- А я тебя!
Сцепились. Покатились. Замерли.
- Пусти!
- Не пущу!
- Ах, так?
- Так!
- А я вот так!
Миша обомлел. Только что он прижимал Леру к земле - и вот она уже над ним! Стоит у сосны. Жуёт травинку. Смеётся.
- Ну чего? Понял, как это делается?
- Понял, - Миша захлопал глазами.
- Вставай, - Лера протянула ему руку.
Миша встал и отряхнулся.
- Ничего себе!
- А то! Как, думаешь, ускользать от толпы на постоялом дворе? А танцевать быстрее зрительного восприятия? Всю ночь, до утра? Без устали? Да ещё и зависая в воздухе? Только через пространство мыслей. Сотни перемещений в секунду. Туда-сюда, туда-сюда: исчезла - появилась, исчезла - появилась... Дону Хуану я этого не сказала, Володе не сказала, тебе говорю - ты мой сын.
- Спасибо! Давай потанцуем?
- Давай.
- Только не на черничнике.
- Конечно.
Отошли, обнялись, двинулись - просто так, безо всякой музыки. Впрочем, почему без музыки? Ветер перебирал ветви деревьев, и каждое дерево отзывалось по-своему: ива - взволнованной арфою, берёза - сентиментальной гитарою, ель - печальной виолончелью. Скрипкою всхлипывала липа - этот инструмент был явно чем-то расстроен. Трещоткою трепетала осина, а две обнявшиеся сосны стучали восторженными кастаньетами. Густые кусты, как нотные листы, шелестели то там, то тут. Орга´ном перекликались насекомые - от комаров до шмелей - птичий ансамбль, наоборот, распадался на партии - от флейты-пикколо до барабана. Музыка была - естественная, природная - и танец под неё вышел естественным - красивым, как сама Вселенная.
- Мама! Это чудо! Ты мне душу открыла, ты С НЕЁ одежду сорвала! Я не знаю...
- Зато я знаю. Дети не растут, Миша. Им не дают расти. Как только они рождаются, их тут же заворачивают в пелёнки. Пелёнки сменяются ползунками, распашонками, штанишками, юбочками, брюками, платьями... Так же и на души надевают запреты: то нельзя, другое нельзя, третье нельзя... А потом наваливают обязанности: надо, надо, надо... Взрослые подобны кочанам капусты: сотни слоёв снаружи, а внутри - новорождённый ребёнок - маленький и беззащитный - его надёжно укутали, но не дали вырасти, не дали развиться. Только боль и страх ведомы ему - оттого он так отчаянно сражается за свою жизнь и в сражении этом бывает запредельно жесток. Ты не такой, Миша. Ты всегда оставлял на себе только внешние слои, а под ними освобождал пространство для роста. Ты уходил в это пространство и не хотел вылезать наружу - за это тебя били, преследовали, считали чужим. Потом пришла Эскапелья и сказала, что ты прав, а они неправы. Она осветила твой путь, подарила тебе друзей, отправила вас вперёд. Я разрушила некоторые барьеры, сорвала тесную одежду, сбросила тяжёлый груз. Теперь тебе станет легче. Теперь ты сможешь расти.



Глава 5.

Прошло три дня. Миша привык к свободе от одежды и без малейшего стеснения встретил ребят из посёлка:
- Привет!
- Привет!
- Здорово, Мишка!
- Тебя и не узнать!
- Загорел-то как!
- А мы площадку подготовили. С народом поговорили. Можно выступать.
- Вот, - Ваня вышел вперёд и развернул принесённый рулон бумаги.
- Круто! - пригляделся Миша.
Развёрнутый рулон оказался не цельным листом, а тетрадными страничками, склеенными прозрачным скотчем. Странички были изрисованы цветными карандашами и, точно детали головоломки, складывались в единое изображение: лестница, стоящая на земле и уходящая к двум звёздам - жёлтой и оранжевой. Ступени лестницы чередовались полосами радуги, а выше звёзд сияли половинки радужной надписи: 'ЭСКА-ЛЕРА'. Имелись и менее существенные детали: бледно-голубой фон, белые облака, бабочки, стрекозы, цветы, травинки... Каждый предмет был выписан тщательно, со всеми подробностями. Три дня не пропали даром.
- Ваня! Ты так рисуешь?
- Да, - юный художник опустил глаза.
- Что же ты молчал? Чего стеснялся? Это же так красиво! Да ты... Ты сам красивый - очень-очень красивый - любая девочка тебе это скажет. Правда, девочки?
- Правда. Правда. Правда, - кивнули поочерёдно Света, Настя и Марина.
- Правда, - присоединилась Лера.
- Вот видишь! - воскликнул Миша. - Учись быть любимым.
- Это тебе, - вместо ответа Ваня полез под рубашку и достал ещё один тетрадный листок.
Миша взял его в руки. С помятого кусочка бумаги смотрела Эскапелья. Жёлтые волосы - цветным карандашом невозможно передать их истинный цвет - светло-бежевая кожа, синие глаза и взгляд... Игривый, плутовато-прищуренный и одновременно задумчивый - очень серьёзный. Особенный взгляд. Неповторимый. Единственный.
Миша метнулся в дом, оставил рисунок, выбежал обратно, обнял Ваню, трижды расцеловал и шепнул на ушко:
- Я тебе помогу. Марина твоя.
Ваня улыбнулся благодарной улыбкой. Миша ответил тем же.
- А теперь за работу! - скомандовала Лера. - Три дня репетируем и идём выступать.
- Придётся одеться, - вздохнул Миша. - Нельзя же идти в таком виде.
- Нельзя, - согласилась Лера. - Нельзя ничего навязывать - можно только дарить. Брать или не брать пусть решают сами.

Третий день репетиций омрачился дождём. Одна капля, и ещё одна капля, и ещё много-много таких же капель составили жуткий ливень: пришлось укрыться в комнате и думать, думать, думать...
Всё готово. Выступление отрепетировано и назначено. Отменять его из-за погоды? Ведь дождик не унимается: чем дальше, тем сильнее. Похоже, всю ночь будет лить, до утра. А то и утром не кончится.
- Сделаем так, - сказала Лера. - На ночь оставайтесь у нас, а там видно будет. У меня хорошие предчувствия.
- У меня тоже, - улыбнулся Миша. - Оставайтесь, ребята.
Подумали-подумали - и остались. Расположились кто где. В Володином доме для всех место нашлось. Так и уснули - под колыбельную дождя.

Миша проснулся рано. Выбежал из дома и... встретил рассвет! Ни одного облачка! Небо такое чистое, словно его не только отмыли дождём, отдраили ветрами и оттёрли тучами, но и выкрасили заново - даже высохнуть не успело. А листики? Так и блестят, так и переливаются. На тоненькой веточке две капельки: одна жёлтая, другая оранжевая - игрушками радужного светоразложения. А прямо под ними - лестница - дальше, конечно, возле дома - но кажется, что под ними. Как на рисунке...
- Ваня! - Миша забежал в дом. - Ванечка! Вставай! Иди посмотри!
Ваня долго не просыпался, не понимал, где находится, потом увидел улыбку брата и улыбнулся в ответ. Вылез из-под одеяла, выбрался на улицу, удивился перемене погоды.
- Сюда, - за руку поволок его Миша. - Вот он - твой рисунок.
- Точно, - Ваня посмотрел на капельки, а они возьми да поменяй цвета - на синий и фиолетовый.
- Ну и что? Зато наши звёзды неизменны.
- И всегда с вами, - возникла за спинами Лера. - Даже если и далеко. Будите остальных - пора.

Володя идти отказался. Не красота природы волновала его, не переливы света в капельках воды, а полёгшие стебли картофеля, оборванные нити гороха, растрёпанные кусты...
- Идите, ребята. Я уже видел ваши выступления. Думаю, не в последний раз.
- Я тоже останусь, - присоединилась Лера. - А вы идите, идите. Тут работы на пару часов - я буду к началу выступления.
Подумали и пошли - четыре мальчика и три девочки.

Чем ближе к посёлку, тем выше солнце - чем выше солнце, тем жарче день. Капельки исчезли, ветки не окатывали душем, травы не мочили штанин. Лужи на дороге съёживались, обнажая влажную щебёнку. Место прошлогодней встречи осталось позади: Миша не узнал его, а ребята не напомнили. Запах навоза возвестил о приближении посёлка, а серые заборы обозначили его начало. За заборами виднелись дома: деревянные, разной степени ухоженности. В каких-то из них жили братья и сёстры Дорельяно - Мишина память не сохранила подробностей того ночного визита.
- Ну как же не помнишь? - показал Саша. - Вот тут - я. Вон там - Света. Остальные дальше. Сейчас к Марине зайдём, сам всё увидишь.
Зашли. У Марины оказался красивый дом: коричневато-рыжий, с белыми резными наличниками, витыми столбами возле крыльца и лошадиной головой на крыше.
- Это мой папа вырезал, - похвасталась Марина. - Он у меня супер.
Папа выплыл из-за угла: большой, загорелый, усатый. Медленно подошёл к ребятам, поздоровался, выделил одного - незнакомого:
- Так вот ты какой, Миша! Ну-ну, - усмехнулся и пошёл прочь.
Ни слова о ночном отсутствии дочери, ни слова о её похождениях, ни слова о сегодняшнем выступлении... Ну-ну.
- Я же говорила: супер, - просияла Марина. - Ни одного лишнего вопроса. Посмотрел на тебя и всё понял.
- Чего понял? - не понял Миша.
- Да так, вообще... - стрельнула глазами Марина.
- Хватит, - оборвал её Саша. - У нас ещё дел полно. Вот, Миша, смотри, чего мы соорудили.
А соорудили они помост - как у Володи, только из гладких половых досок и не вкопанный в землю. Надо было отнести его на место выступления. Четыре парня с четырёх углов - раз-два-взяли! - и потащили - до калитки - там перевернули на бок и перекатили на улицу - раз! - точно гигантское колесо. На улице снова взяли и понесли: сначала прямо, потом налево, мимо заборов, мимо деревьев, за пределы посёлка, на заранее выбранное место. Место оказалось натоптанным и благоустроенным: стол и две лавки под навесом, качели, кострище, куча мусора...
- Это наша площадка, - объяснила Настя. - Мы тут собираемся...
- ...когда делать нечего, - добавил Серёжа.
Вкапывать помост не стали - установили поустойчивее и камушки подложили - для надёжности. Удобно получилось: спереди поляна для зрителей, сзади - огромные ивы, а за ними...
- Пруд! - разглядел Миша. - Ух ты! Здорово! Купаться можно.
- Можно, - согласился Серёжа. - Только не хочется. Цветёт...
- ...и пахнет, - добавила Настя.
- Некоторые рыбу ловят, - поморщился Саша. - Но это на любителя.
- А там чего? - Миша показал рукой на другой берег.
- Там... - все замялись.
Странная реакция на простой вопрос. На другом берегу виднелись краснокирпичные здания - три двухэтажных и одно трёхэтажное, увенчанное тремя железными трубами. Были и деревянные домики - как и на этом берегу.
- Что это? - переспросил Миша и опять не получил ответа.
Н-да-а-а... Пришлось напомнить, кого Эскапелья назначила ответственным и кого они обещали слушаться. Это подействовало: языки развязались, хотя и с трудом.
Выяснилось следующее. Трёхэтажное здание с тремя трубами, тёмными окнами и обшарпанными стенами было когда-то текстильной фабрикой, вокруг которой и возник посёлок. Маленькую речушку перегородили плотиной, вследствие чего образовался пруд.
Шли годы, посёлок разрастался - по обоим берегам пруда. Две половины: фабричная и заречная - смотрели друг на дружку через полосу воды - и взгляды эти не всегда были дружелюбными. Дело в том, что на фабричной стороне жили в основном 'пролетарии', не имеющие ничего, кроме зарплаты - заречная сторона противостояла им садами и огородами, владельцы которых считались 'куркулями'. Хотя и на фабричной стороне имелись 'куркули', а на заречной - 'пролетарии', на это не обращали внимания по принципу 'плохой, да свой'. Вне зависимости от классовой принадлежности, жители другой стороны считались 'чужими' - а чужих в нашем мире не любят.
Впрочем, нелюбовь эта редко выходила за пределы ворчания и словесных перепалок, порою заканчиваясь совместным распитием спиртного - а там уж как сложится: либо слезливые объятия, либо кровавый мордобой.
Но это у взрослых - у молодёжи свои законы: жестокие, беспощадные, не ведающие милосердия. Две группировки: фабричная и заречная - встречались лишь для того, чтобы подраться и утвердить своё превосходство. В одиночку на другую сторону не ходили - только толпой, да и то нечасто. Скажем, на дискотеку - в единственный клуб на фабричной стороне. Последствия дискотек были неизменны и печальны. Заречные, в свою очередь, контролировали дорогу: она проходила со станции через их владения - только затем, по плотине да мимо фабрики, выводила на главную площадь. Фабричным, чтобы попасть в 'большой мир', приходилось или дожидаться автобуса, или рисковать. Такое положение вещей сплачивало каждую из группировок, заставляло объединяться, гасить внутренние ссоры, стоять друг за друга стеной и дорожить каждым членом, даже самым слабым. Поэтому и не отвергли стеснительного Ваню, как не отвергали ранее подобных ему ребят.
Развал великой страны изменил многое. Фабрику закрыли, и все её работники оказались выброшены на ветер национальной идеи: 'Спасайся кто может!' Многие разъехались по городам и весям - к родственникам, знакомым, просто так... Кто-то спился, кто-то заболел и умер, кто-то покончил с собой, кто-то 'раскулачил' соседа и угодил за решётку - в общем, за годы разрухи население посёлка сократилось раза в четыре или в пять. Остались в основном 'куркули' - те, кто имел хоть какое-то хозяйство.
Следом за фабрикой закрылись магазины - в том числе и единственный на заречной стороне. Пришлось ходить на фабричную - всем, независимо от возраста. Так было установлено правило: кто объяснял своё появление на чужой территории крайней необходимостью, того не трогали. Вражда поутихла: не до того стало, да и ряды поредели. Если в лучшие времена каждая из сторон могла выставить до полусотни бойцов, то теперь и десяток считался великой армией. А после того как закрыли клуб, исчезла и главная зацепка для столкновений.
Последним ударом по вековым традициям стало закрытие заречной школы. Всех оставшихся учеников перевели в фабричную - тоже изрядно опустевшую. Злейшие враги оказались за одними столами. Но и в таких условиях они сохраняли дистанцию, а все заречные ходили в школу исключительно вместе.
Прошлая осень преподнесла ещё один сюрприз. Саша и Серёжа - лучшие бойцы заречных - а также Ваня и три девочки - ударились в какую-то мистику и стали подолгу пропадать неизвестно где. Хуже того, даже будучи дома, они наотрез отказывались драться. Это был конец. Заречная группировка в качестве боевой единицы прекратила своё существование. Фабричные возликовали и объявили себя властителями противоположной стороны, но скоро выяснилось, что властвовать там не над кем, да и невозможно: пару зарвавшихся хулиганов поймали и отметелили взрослые - вот и всё. Не солоно хлебавши убрались оккупанты домой, с наигранной деловитостью продолжая охранять свою территорию, на которую никто не покушался. А нивы чахли, сады осыпались, души пустели...
Что за люди? - сокрушался Миша. - Хлебом не корми - дай прочертить границу. Любую речушку, любой ручеёк, любую сточную канаву готовы они назвать Рубиконом. 'И всяк, переступивший воды, лишён был жизни иль свободы.' Какой кошмар!
Тем временем подошли ещё ребята - с этой, заречной стороны: только для них, оказывается, предназначалось выступление. 'Только для белых'...

- Штырь! - протолкался к Саше запыхавшийся мальчишка. - Ой! Саша... там... на плотине... Батон... и другие... тебя... требуют...
- А? - Саша напрягся и побагровел. - Чего ему надо? Скажи: я занят. В другой раз... Ладно, сам скажу. Пошли, - и быстрым шагом двинулся по берегу пруда.
Остальные - человек пятнадцать - потрусили за ним.
- Кто такой Батон? - на ходу спросил Миша.
- Центровой у фабричных, - не останавливаясь, ответил Саша.
- Он хочет драться?
- Узнаем. Ты не высовывайся. Говорить буду я.
Вот и плотина - а вот и противник - границу не переходит - демонстративно. Их тоже пятнадцать - и тех же лет: кто-то хочет драться, а кто-то нет. Кто-то слабее, кто-то сильнее, кто-то хитрее, кто-то мудрее... В общем, обычные ребята, хорошие, простые: различные - и всё же похожие. Повыше, пониже - нормальные вполне. Такие же, как и на этой стороне. Такие же, как и во всей стране.
Саша остановил своих и сделал несколько шагов вперёд. Тот, кого называли Батоном, ответил тем же. Можно было начинать переговоры.
- Здорово, Батон!
- Здорово, Штырь! Чего там у тебя?
- В смысле?
- Чего-то вы там хренью какой-то маетесь. Доски какие-то таскаете. Носитесь туда-сюда. Давай, колись, чего там у вас?
- Не твоё дело.
- Не моё? Ну смотри... Чё-то вы в последнее время стухли. Я и решил: мож, затеваете чего? Мож, помахаться хотите? Как раньше? Мы готовы.
- Не хотим.
- Обмочились?
- Нет. Просто не хотим.
- А мы хотим. Слышь, убери девок - поговорим.
- Говори.
- Ты чё, не понял?
- Понял. Но драться не хочу.
- А я хочу. Давно тебе морду не бил. Слышь, давай один на один? Прямо тут? А?
- Не хочу.
Батон, ища поддержки, оглянулся на своих, Саша - на своих.
Так, - подумал Миша, - сейчас ЭТО произойдёт и я не смогу остаться в стороне, потому что какой же я тогда ответственный. С Батоном я, конечно, не справлюсь, но его возьмёт на себя Саша, а мне, судя по всему, достанется вон тот парнишка, который растерянно хлопает глазами и явно не хочет драться. И я не хочу. Так почему, чёрт возьми, мы должны уродовать друг друга, если ОБА этого не хотим? Почему бы нам не познакомиться, не обняться, не спеть, не станцевать?.. А что, это идея! Нет, не идея - озарение! Вспышка золотого света!
Мишину голову посетила гениальная мысль. Соседей в нашем мире зачастую не любят сильнее, чем 'совсем чужих'. Для прекращения локальных войн используются миротворческие войска из далёких стран. Жаль, нет под рукою голубой каски или хотя бы белой повязки! А впрочем - фиг бы с ними.
- Как его зовут?
- Батон, - ответил Ваня.
- Нет...
- Дима.
- Понятно. Ну, как говорили древние: за столом или на столе!

Никт
о ничего не понял. Никто не успел помешать. Никто не успел крикнуть: 'Стой!' - Миша уже стоял - точно посередине между Сашей и Димой. Надо было что-то говорить, а слова рассыпались по дороге и превратились в камни. Отзвуки шагов затихали в ушах. Поднятая пыль оседала на землю. Миша почувствовал себя зеркалом - сейчас на него станут пенять, а зеркала - они такие хрупкие!
И этот Батон - такой здоровенный! Больше Серёжи, больше Саши, больше Валерки даже. Просто гора мяса. Ещё бы в голове чего-нибудь присутствовало, а главное - в душе. В душе... Где же моя душа? А, вон она - в пятки ушла. Миша достал её оттуда, расправил - и вдруг ему сделалось так хорошо, так легко и свободно, словно он стоял обнажённым в перекрестии миллиона взоров, беззащитным посреди молчания толпы... То, о чём говорила Лера! 'Сама беззащитность твоя послужит тебе защитой, и когда у них закончатся все слова, ты скажешь им своё слово.' Вперёд!
- Дима! Здравствуй! Меня зовут Миша. Я приехал из города. Приглашаю тебя на концерт.
- Куда? - усмехнулся Дима. - В город?
- Нет, на нашу сторону. Туда, где мы установили сцену.
- А-а-а, так это сцена, - разочарованно прогудел Дима, словно ожидал какого-то другого объяснения.
- Да. Приходи. Пожалуйста, - повторил Миша. - И вы, ребята - приходите.
- А? Да ты чё...
Будь Миша один, Дима-Батон переломил бы его пополам - двумя пальцами - хрясь! - и всё - но за спиною сопливого наглеца стояла толпа заречных - это меняло дело.
- Приходи, - в третий раз предложил Миша. - А подерётесь потом. Если захотите.
Так просто. Даже зацикленный на одной идее Батон не нашёл, что возразить. Только спросил удивлённо:
- Чё, прям щас?
- Нет, чуть позже. Народ надо собрать. Кстати, вы же тут тоже не все? Давайте и по вашей стороне пройдёмся, желающих соберём. Можно, я к тебе подойду?
- Ну, подойди, - насмешливо бросил Дима в полной уверенности, что Миша испугается.
Ага, щас! Не к таким подходили.
- Здравствуй.
- Здравствуй, - Мишина лапка утонула в Диминой ладони. - Ты чё, не боишься?
- Нет, - улыбнулся Миша. - Я не боюсь. Я люблю.
- Кого?
- Тебя. Его. Всех.
- А-а-а-а-а - вон оно что. Значит, это ты их испортил?
- Кого?
- Штыря. Свина. Всех.
- Да, это я. Хочешь, тебя испорчу?
- Ха-ха-ха-ха-ха! - захохотал Дима. - Ой, не могу! Ну ты клёвый чувак! Давай так: если сегодня к вечеру я расхочу набить тебе морду - значит, ты меня испортил, а если не расхочу... Ха-ха-ха-ха-ха! Испорчу тебя.
- Давай, - согласился Миша и ещё раз позволил пожать свою ручонку. - Ну чего, пошли?
- Пошли.
Компания фабричных расступилась, пропуская Мишу вперёд. Миша оглянулся, посмотрел на своих друзей, рукою махнул: всё хорошо, не беспокойтесь - и скрылся за Диминой тушею, точно солнце за тучею.

Дорога огибала фабрику и шла на подъём. Старое трёхтрубное здание торцом утопало в склоне, будто гигантский пароход, столкнувшийся с айсбергом во тьме. Тьма глядела из окон - спокойно, бесстрастно - словно говоря: 'Быть может, сегодня ты победишь. Быть может, победишь и завтра. Быть может, победишь и сто, и тысячу раз. Неважно. Окончательная победа будет за мной.'
Подъём закончился. Дорога вывела на главную и единственную площадь посёлка. Миша остановился, осмотрелся. Жаркая тишина лежала на площади и мешала дышать. Кругом ни души - кроме ребят. Им тоже жарко. Устали. Молчат.
Автобусная остановка. Пыль. Каменные дома, растерявшие своих жителей. Лапчатка, мурава, подорожник, розовые вьюнки. Асфальт.
Миша пересёк площадь. Там стояло здание администрации - жёлтое, двухэтажное, украшенное флагом из трёх разноцветных полос. Возле входа возвышался памятник маленькому лысенькому человечку с протянутой рукой. Его короткая кличка, выбитая на постаменте, не ввела Мишу в заблуждение.
- Здравствуй, Каменный Гость! - сказал он. - Ты всегда был каменным, даже при жизни. Тяжёлыми шагами притопал ты из дальнего преподземья, забрался на броневик, протянул руку и уволок в преисподнюю нашу страну. Камни выше людей, взрослые выше детей, прошлое выше будущего... Почему?
- Чё ты к нему привязался? - проворчал Дима. - Стоит и стоит.
- Вот именно, - обернулся Миша. - Стоит и стоит. В каждом городе стоит, в каждом посёлке. Над каждой живою душой стоит Каменный Гость. Стоит на страже и мешает жить. Я пришёл его сокрушить.
- Тебя посадят, - усмехнулся Дима.
- Ничего ты не понял, - покачал головою Миша. - Ладно, пойдём.

Дальнейший путь пролегал по улочкам и переулочкам. Останавливались то тут, то там, заходили в дома, объясняли, приглашали. Кого-то не было, кто-то отказывался, кто-то обещал прийти, кто-то присоединялся... Девочки появились - красивые - все до одной - а как же иначе? Возле высокого забора Дима остановился.
- Это мой дом. Ща заскочу и вернусь.
Вернулся быстро - но не успел закрыть калитку, как из неё вылетела собака.
- Чара! - прикрикнул на неё Дима.
- Дора! - удивлённо воскликнул Миша.
Вышло одновременно, а последние слоги и вовсе слились воедино. Миша и Дима посмотрели друг на друга, а Чара-Дора бросилась ласкаться - то к одному, то к другому - туда-сюда, туда-сюда - словно челнок с золотою ниткой.
- Ты её знаешь? - спросил Дима.
- Да, - улыбнулся Миша. - Мы её Дорой зовём, потому что она золотая.
- Кто это 'мы'?
- Я, мой дядя, ребята... с той стороны. Она у нас часто бывает.
- Где это 'у вас'?
- По дороге на станцию, на половине пути - налево, там ещё лесом...
- Обалдеть! Там чего, деревня какая?
- Нет, только один дом - моего дяди. Я у него летом живу, а так - в городе.
Дима растерял слова.
- А Дора у тебя живёт? - спросил Миша.
- Чара, - поправил Дима. - Недавно её подобрал. Собака приличная, без ошейника - значит, моя. Привязал её дом охранять.
Шею Доры затягивала верёвочная петля.
- Зачем? - жалобно всхлипнул Миша. - Она же не сможет. Ей свобода нужна. Видишь, перегрызла и вырвалась. Отпусти её. Она сама к тебе прибежит, когда захочет. Она же тебя любит - несмотря ни на что.
- Всех она любит.
- Конечно! Как я! Она такая же испорченная.
- Значит, в охрану не годится, - подал голос парнишка, которого Миша приметил на плотине. - Ишь как лижется. Никого не укусит - хоть весь дом вынеси. Только зря кормить будешь.
- Вот именно, - воспрянул поддержанный Миша. - Я же говорю: испорченная. Отпусти её! Ты же не каменный, ты живой! Не стой на страже, не мешай ей жить!
- Пожалуйста, - согласился Дима.
Мишины слова он пропустил мимо ушей, а вот аргумент подчинённого показался ему весомым.
- Спасибо, огромное спасибо! - Миша упал на колени и обнял Дору.
Попытался снять с неё верёвочную петлю - и не смог.
Чик! - взмах перочинного ножичка - и петля на земле. Сообразительный парнишка сбегал к себе домой - прямо напротив - и вернулся с ножичком. Миша поднялся и протянул руку:
- Миша.
- Паша.
- Ты тоже испорченный?
- Ага, - хитровато улыбнулся Паша.
Миша играючи пихнул его плечом. Паша ответил тем же. Миша пихнул ещё. Паша - ещё... Миша обнял его - словно лучшего друга.
- Лёша, - подошёл мальчик помладше.
- Вова.
- Слава.
- Олег...
Миша едва успевал их запоминать.
- Маша.
- Оля.
- Вероника...
- Знаешь, - поморщился Дима, - чё-то мне расхотелось бить тебе морду. Кажется, ты меня испортил.
- Мир? - недоверчиво спросил Миша.
- Мир, - махнул рукою Дима и в третий раз пожал его маленькую лапку.
А Дора бегала вокруг - всех облизала и всех связала - длинной золотою ниткой.

Дружною толпой спустились вниз и перешли на заречную сторону. Дора впереди всех - с высунутым языком и прищуренными глазами. За нею Миша - с гордо поднятой головой. Справа и слева от него - Дима и Паша. Остальные - чуть позади. Мальчики, девочки - старшие, младшие - шесть десятков ног растоптало ненужную более границу. Ненужную? Как бы не так! Добравшись до концертной площадки, фабричные не бросились обниматься с заречными, а демонстративно расположились отдельно. Миша понял, что Диме расхотелось бить морду только ему, но не его друзьям. Значит, надо начинать концерт - и немедленно. Зрителей уже много, все изнывают от жары. Миша посмотрел на небо. Какой-то древний герой ради достижения победы копьём остановил заходящее солнце. Будь у Миши такое копьё, он бы ради достижения мира подтолкнул солнце вперёд. Но копья нет - даже обыкновенного.
Дора облизала всех и с сознанием исполненного долга улеглась в тени развесистой ивы. Миша взобрался на помост, подозвал к себе братьев и сестёр, всё им объяснил и потребовал начинать - прямо сейчас. Те повиновались: после сегодняшних событий Мишина звезда взошла выше всех светил. Саша и Серёжа приготовились играть, Ваня укрепил свой рисунок на тонких ивовых ветвях, девочки стояли в парадных платьях. Тут появилась Лера.
- Гвоздички забыли, - напомнила она, протягивая дочкам букетики малиновых цветов.
Девочки укрепили их в волосах: Света и Настя с правой стороны, Марина - с левой. Лера улыбнулась Мише:
- Ну как?
- Ты всё знала! - догадался тот. - Знала и ничего не сказала!
- Не всё, - склонила голову Лера. - Я же не предсказательница, а только ведьма. А вот ты всё сделал великолепно. Эскапелья в тебе не ошиблась.
- Где Володя? - Миша смущённо перевёл разговор на другую тему.
- Сюда идёт, - ответила Лера. - Скоро будет. Так что я вас покину и присоединюсь к нему. Начинайте без нас.
- Ладно.
Миша оглядел зрителей. Кажется, их стало больше. Дети, молодёжь, взрослые - ну а как же, им же тоже интересно. Всё, пора.
Миша вспомнил, как это делают телеведущие, выстроил на сцене свою группу, вышел вперёд и сказал:
- Здравствуйте.
Тихо получилось, неубедительно. Ещё бы: там, в телестудиях, всюду микрофоны напиханы, а здесь приходится по старинке, как древнему оратору.
- Здравствуйте, - повторил он громче. - Давайте знакомиться. Наша группа называется 'Эскалера', что на языке золотой страны означает 'лестница'. Вон она, эта лестница, - Миша показал на висящий за его спиной Ванин рисунок. - По ней мы сегодня поднимемся до звёзд - земные проблемы покажутся мелкими и легко разрешимыми - но при одном условии: если мы будем держаться вместе. Итак, позвольте представиться. Меня зовут Миша, я приехал из города и со многими уже знаком. Остальные участники группы - ваши друзья, товарищи, родственники, соседи - просто замечательные люди: Саша со Светой, Серёжа с Настей, Ваня - он немного стесняется - и, конечно, Марина - маленькая танцующая звёздочка.
Марина не удержалась, сорвалась с места и лихо протанцевала вдоль переднего края сцены - справа налево и обратно. Зрители наградили её аплодисментами.
- Видите? - улыбнулся Миша. - День обещает быть интересным. Первым номером нашей программы исполняется гимн рода Дорельяно. 'Друг, милый мой друг...'
- '...выйди скорее,' - подхватили остальные под музыку и ритм Саши и Серёжи. - 'Мы встретим с тобой новый рассвет.'
Так и допели до конца:


Верь, развеет бред прежнего бремени
Той яркой звезды свет золотой.
Тот первый рассвет нового времени
Мы будем встречать вместе с тобой.


- Давайте с нами! - подзадоривал Миша зрителей. - Они такие же, как вы! Ничем не лучше! Смелее!
Эти уговоры подействовали только на детей. Выбежали два мальчика и две девочки младшего школьного возраста. Миша уселся на краю сцены, подозвал их поближе и без слов запел:
- Ла´-а-а! Ла´-ла, ла-ла´-а-а! Ла´-ла, ла-ла´-а-а!
- Ла´-а-а! Ла´-ла, ла-ла´-а-а... - ответили привычные к послушанию дети.
- Ла´-а-а! Ла´-ла, ла-ла´-а-а... - Миша улыбнулся. - Видите, как просто. Не хуже старших. Как тебя зовут?
- Женя.
- А тебя?
- Лена.
- Ваня. Серёжа, - сами представились мальчики.
- Надо же, даже имена совпадают! Есть тут ваши родители?
- Есть. Вон моя мама...
- Уважаемые родители, ваши дети великолепны! Любите их так, чтобы они это чувствовали!.. Нет-нет, ребята, не уходите, вы нам ещё понадобитесь. Сегодня вы все понадобитесь - и нам, и друг другу. Сегодня никто не будет отвергнут. 'Знай: настанет день, светлый и радостный...' Но, кажется, наша звезда сияет слишком ярко. Попробуем её пригасить.
Миша поднял руку, а зрители - глаза. Лёгкая белая вуаль занавесила солнце, и стало немного прохладнее. Вообще-то она появилась раньше - просто все были так увлечены выступлением, что никто её не заметил. Многие 'чудеса' происходят исключительно из-за человеческой невнимательности.
- А сейчас, - объявил Миша, - танцы! Три грации на сцене останутся!
Спрыгнул с помоста; Саша, Серёжа и Ваня последовали за ним. Девочки встали по углам равностороннего треугольника: Света и Настя сзади по краям, Марина - спереди посередине. Начали танцевать - как на репетициях, только лучше. Миша ритмично хлопал в ладоши - потом четырёх малышей к этому делу подключил - к зрителям повернулся, руками замахал: давайте, присоединяйтесь. Хлопать не петь - присоединились.
Ура! - подумал Миша. - Завязываются узелочки!
Саша и Серёжа перестали играть - всё равно их никто не слышал - а девочки, наоборот, задвигались быстрее, словно подпитываясь энергией зрительского восторга, словно волны хлопков колыхали их лодки-подолы. Мише пришлось утаскивать Марину за руку и уговаривать отдохнуть перед следующим танцем. Света и Настя танцевали до изнеможения. Буря на море стихла не скоро.
- Коплы дона Хуана! - объявил Миша.
Марина только этого и ждала: выскочила на помост и затанцевала. Миша выдержал паузу и запел:
- Yo te quiero mucho, pero... (Я люблю тебя, но это...)
Народ затих. Пение на неизвестном языке не вязалось с повседневной речью, но звучало красиво. И танец был красив - Марина старалась вовсю. Четыре коплы она, так и быть, уступила Мише, но пятую спела сама, громко выкрикивая слова и припечатывая их каблучками:


Que sonría la alegría,
Y la pena que se vaya.
¡Habla ahora, danza mía!
¡Boca mía, calla!

(Пусть с улыбкой светит радость,
Бремя прочь и толки...
Говори теперь, мой танец,
А язык - умолкни!)


И ушла в узор замысловатых телодвижений.
- Вот это да! - не выдержал кто-то из зрителей.
- Чего 'да'? - проворчал другой. - Тоже мне... Всё у них иноземное... Вы чего, по-нашему петь не можете?
- Можем, - ответил Миша. - Уже спели и ещё споём. Да, мы любим песни и танцы золотой страны - но поём их для вас и танцуем для вас. А ТАМ бы мы пели и танцевали что-нибудь наше, здешнее. Как же ещё навести мосты? Мы любим свою страну и хотим, чтобы у неё были друзья.
- Ты же хочешь, чтобы у твоих детей были друзья? - провела аналогию одна из женщин.
- Да у него самого машина иноземная, - разоблачил провокатора Саша, и тот заткнулся. - Давай, Миша, наводи мосты! Мы тебя очень любим!
И Миша наводил: долго, упорно, старательно. Зрители расходились и возвращались. Кто-то уже был пьян, кто-то принёс баян и устроил гуляние на поляне. А Паша принёс гитару.
- Ты умеешь играть? - обрадовался Миша.
- Так себе...
- Отлично! Иди сюда! Саша, Паша - знакомьтесь. Будете играть вместе. Да обнимитесь уже - сколько можно?
- Мы знакомы...
- Тем более, - Миша втолкнул более лёгкого Пашу в Сашины объятия. - Наконец-то! Володя! Ура! Ты пришёл! Лера! Но что же дальше?
- Пусть уже как хотят. Иди, отдохни, - и увела сыночка под ветви ивы - туда, где лежала Дора.

К вечеру возникла идея разжечь костёр. Поначалу хотели разжечь два костра: один для фабричных, другой для заречных - но Миша решительно воспротивился. В конце концов согласились на один: заречные - великодушно, фабричные - вынужденно: не хотелось им бежать на свою сторону за дровами. Дрова принесли из ближайшего сарая, но они оказались сырыми: видимо, ночью через прохудившуюся крышу натекла вода, а для солнечных лучей дырки оказались слишком малы. Такие дрова гореть не стали - пришлось принести другие - из добротного сарая Марины.
- Вот так, - приговаривал Миша, складывая костёр. - Сначала щепочки, тонкие веточки, иголки сосновые подойдут. Теперь полешки потолще - но тоже сухие. А эти, сырые, пусть рядышком полежат да высохнут.
Чиркнул спичкой и поднёс её к кучке иголок. Огонёк почуял добычу и пошёл перескакивать: с иголочек на веточки, с веточек на щепочки, с щепочек на тонкие полешки... Так и охватил весь костёр.
- Всё делается постепенно, - объяснял Миша. - Эти сырые дрова не плохи - просто их надо подсушить, - Миша задумался. - Смотрите, - озарилось его лицо вспышкою разгоревшегося костра. - Вот спичка. Она такая маленькая, но в ней - потаённый огонь. Чиркни - и вырвется наружу. Можно поджечь иголки и щепки - они тоненькие, сухие. Потом полешки потолще. Потом ещё толще. Потом... Потом подсыхают сырые дрова. Понимаете? Если их положить сразу, они затушат огонь, а если сейчас - поддержат его.
Ребята начали догадываться.
- Это как лестница, - продолжал Миша. - Ступенька за ступенькой: нельзя их переставлять, нельзя перескакивать, нельзя останавливаться. И тот, кто поначалу казался врагом, подсохнув, окажется другом. А вы? Вы за сегодняшний день достаточно подсохли?
- Ещё как! - вспомнили все недавнюю жару.
- И что? Саша, иди сюда! Вот Дима, которого ты называл Батоном. Утром он нам обоим хотел набить морду. Днём - только тебе. Сейчас вечер. Что скажешь, Дима? Достаточно ли ты подсох?
- Достаточно, - буркнул тот. - Испорчен по самое некуда. Не буду я с тобой драться, Штырь.
- Саша.
- Ладно. Ты Саша, я Дима. И всё.
Саша протянул руку, Дима пожал её. Многолетняя вражда закончилась. Кто-то закричал: 'Ура!', а Миша наклонился к костру. Камень свалился у него с души - даже не камень, а Каменный Гость.
Кто-то о чём-то говорил, кто-то с кем-то обнимался - Миша смотрел в огонь и думал, думал, думал... Огонь танцевал, огонь извивался, огонь поднимался к небу - туда, где сияли звёзды.
- Смотрите, - снова заговорил Миша. - Это очень просто. Сырые дрова подсыхают и становятся хорошим топливом. Но если пойти дальше? Если разжечь большой костёр? Очень большой костёр? Термоядерный костёр? Если зажечь звезду? Сама вода станет топливом, понимаете? Камни, железо, песок - всё станет топливом. Всё, что якобы не горит. Все враги станут друзьями. А если ещё сильнее? Можно зажечь саму тьму! Можно превратить её в свет!
Ребята оцепенели.
- Да ведь это же путь! - втолковывал им Миша. - Лестница к звёздам! Понимаете? Кто-то умный сказал: 'Ты должен делать своё добро из зла,' - вот только не сказал, КАК его делать. Я говорю вам, как: надо зажечь звезду.
- Ну ты даёшь, - обнял его Серёжа. - Скажи, мы всё сделаем.
- Ладно. Вырасту, книжку напишу: 'Пособие по зажиганию звёзд'... Пошли танцевать.
Теперь танцевали все: мальчики, девочки, вместе, отдельно - а взрослые пытались их увести:
- Поздно уже. Спать пора.
Дети плакали, подростки злились - уходить никто не хотел. Много в этом мире непонимания.
Миша опять тут как тут: выскочил на помост и запел:


Слушайте, родители, кончайте мученья,
Нас уже достали ваши нравоученья,
Дайте ребёнку повертеться волчком,
Дайте побыть лопоухим дурачком,
Дайте потусить, дайте стильно одеться,
Дайте насладиться остатками детства,
Радостями жизни молодой:
Чистой, светлой, золотой!


- Да-а-а-а-а!!! - завопила довольная молодёжь. - Да, да, да-да-да´! Да, да, да-да-да´!
Миша присоединился, а потом и слова подобрал:
- ¡Bailad y cantad - viva la libertad! ¡Viva la libertad! (Танцуйте и пойте - да здравствует свобода!)
Язык золотой страны оказался не таким уж трудным - во всяком случае, эту фразу быстро выучили все. Дети держались за руки и не позволяли себя увести. Родители сдались, а потом и сами решили остаться. Интересно же.
- Ну, Мишенька, ну, сынок, - покачала головою Лера. - Кажется, ты их всех перепортил.
- Детская революция в отдельно взятом посёлке, - заметил Володя.
- Только не ставьте мне памятник, - попросил Миша. - Не ставьте камни выше людей - камни должны быть под ногами. Выше себя зажигайте звёзды, ставьте цели и поднимайтесь к ним. На страже не стойте - просто живите: танцуйте, пойте, радуйтесь, любите! ¡Bailad y cantad - viva la libertad! ¡Viva la libertad!

Всё-таки усталость взяла своё. Далеко за полночь разошлись по домам. Мишу, Леру и Володю приютила у себя Марина. Её папа не возражал:
- Заходите, заходите, места хватит. Дочка довольна - и я доволен. Чего ещё желать?
- Правильно, - кивнул Володя. - Счастье ребёнка превыше всего.
- Ваню пригласи, - попросил Миша Марину.
- Зачем?
- Надо.
- Вот ещё.
- Он тебе не нравится?
- Ой, ну ты...
- Я? Я год назад был таким же. А потом пришла Эскапелья, полюбила меня - сильно-сильно - вот я и вспыхнул - ярко-ярко.
Марина вспыхнула - ярко-ярко - и выбежала за дверь.
- Да, ты изменился, - покачал головой Володя. - Увереннее стал, мудрее. Слова умные говоришь. Откуда они к тебе приходят?
- Из пространства мыслей. Наверное, я сломал барьер между ним и мной.
Вернулась Марина - вместе с Ваней.
Расположились, улеглись, погасили свет. Тьма окружила Мишу и зашипела в уши:
- С-с-сж-ж-жеч-ш-шь меня з-з-захотел? Не выйдет! С-с-скорее с-с-сож-ж-жгут тебя с-с-самого!
- Нет. Они меня любят.
- Не обольщ-щ-щайс-с-ся! С-с-сегодня они тебя любят, а з-з-завтра...
- Завтра будет завтра, - отрезал Миша и уснул.

Утром Володя и Лера отправились к себе, а Миша остался в посёлке. Люди узнавали его и зазывали в свои скромные жилища. Миша с радостью принимал их приглашения и, переходя из дома в дом, неизменно говорил им так:
- Превыше всех богов на свете вознёс я человека и человеческую любовь. Но я не проповедую вам эту любовь, не учу вас любви и не требую её от вас. Просто всех вас вместе и каждого в отдельности я очень сильно люблю.
А люди не верили, люди настораживались, люди привыкли поклоняться богам, вернее, одному богу - тяжёлому и старому Богу Страха, почему-то называемому Богом Любви. Нет, бог любви не такой: маленький, голенький, беззащитный - новорождённый ребёнок. Этот бог не требует поклонения, не возносится над людьми, а если и взмывает на коротеньких крылышках, так только лишь для того, чтобы осветить и обогреть - всех вместе. Любовь же он дарит каждому в отдельности: стреляет из лука, и разбивает барьеры, и соединяет сердца. Не где-то в загробном мире, а здесь: равный среди равных - ответственный за человеческий род - невинно-плутоватый малыш. Вот истинный бог любви, и я, Мигель Дорельяно - пророк его.

Неделю спустя Миша вернулся к Володе. Ребята не последовали за ним: дела по хозяйству - но обещали заглянуть через несколько дней. Миша знал, что так оно и будет - а ещё он знал, что его всегда ждут в посёлке - как доброго друга и дорогого гостя - эта тёплая мысль котёнком мурлыкала в голове. Солнечная погода, лес вдоль дороги, бабочки, колокольчики, иван-да-марья... Тихое пение синего неба - благословения светлая нега - нити из золота - связи с людьми - нет одиночества в мире любви. Десять километров танцующей походкой...
- Мама!
- Мишенька!
- Володя!
- Привет! Рад тебя видеть!
- И я тебя! Жаль, что ребята со мной не пошли. Я же вас всех люблю - всех до единого. Кого-то не видно - уже плохо. Собраться бы вместе в каком-нибудь месте - и никогда, никогда не расставаться. Вы, я, Эскапелья, Саша, Света, Серёжа, Настя, Ваня, Марина - а ещё Паша, Вова, Олег, даже Дима-Батон и Дима, который с Ромой - а ещё Аня, Слава, Оксана... Я бы и Валерку взял, и всех таких же, как он: отчаявшихся, опустошённых, отсыревших. Куда же без них: пусть обогреются, подсохнут. Никого нельзя потерять - ни единого человека - иначе его место займёт тьма.
- Мы и так собраны, Миша. В маленьком домике под названием Земля.
- Точно! Только не видим друг друга - потому что отгородились. Масками, одеждами, стенами, границами, патриотизмом... Слово-то какое! Что оно означает? Любить прихожую и ненавидеть чердак? Отпилить кухню и поставить отдельно? Поджечь угол дома, чтобы спасти другой угол? Но так же нельзя! Так мы развалим и сожжём весь мир! Надо зажигать сердца - золотым светом любви... Извините, это очень важно, но я ещё не подобрал слова...
- Подберёшь, Миша - обязательно подберёшь. А сейчас отдохни.



Глава 6.

Миша отдыхал. Помогал Володе и не считал это работой, с Лерой ходил за ягодами и за грибами - они уже появились: лисички в основном - рыжие, как...
Лисичка собирает лисички, - подумал Миша.
Вижу я твои мысли, вижу, - чуть заметно кивнула Лера.
Всё-то она видит, лисичка улыбчивая. Мягко, ненавязчиво подводит меня к очередному шагу - и предоставляет сделать его самостоятельно. Так поступают мудрейшие из женщин.
- Лера, ты меня ведёшь?
- Нет. Я показываю путь, по которому ты идёшь сам.
- А если я пойду своим путём? Если сверну?
- Сверни.
- Но я не хочу сворачивать. Ты меня гипнотизируешь?
- Нет.
- А что?
- Люблю.
- Да, - задумался Миша. - Я ещё не научился быть любимым... Ты не позволяешь мне падать?
- Нет, я помогаю тебе вставать.
- Не надо. Я тебя очень люблю, но со своими проблемами справлюсь сам.
- Теперь справишься. А раньше не мог.
- Когда?
- В яме. Сел, ручки сложил... Я встала на краю, крикнула: 'Иди!'...
- Чего-о-о??? - Миша разинул рот. - Это была ты? Но как...
- А так.
- Нет, погоди. Перемещение, это да... Но как ты узнала? Выходит, ты следила за мной? Весь год?
- Следила. И помогала. Не надо было?
- Надо, - Миша опустил голову. - Но теперь я хочу сам.
- Сам так сам. Но путь-то указывать можно? Я же всё-таки звезда.
- Хитрая ты звезда. Ни разу я тебя не видел.
- Видел.
- Когда?
- Когда был пьян и держался за столб. Я прошла мимо...
- Это была ты??? Извини, я не помню...
- Ещё бы.
- Я не хотел пить. Меня заставили.
- Значит, тебя можно было заставить.
- Да, - вздохнул Миша. - А ещё что ты для меня сделала?
- А ещё я слепила снежную бабу.
- Которую разрушил Славка???
- Да.
Миша замолчал - слишком велико было потрясение...
.......................................................................................................................................
- ...но... зачем?
- Чтобы Славка не разрушил тебя.
- Да, он хотел...
- Очень хотел.
- Потом тоже хотел...
- Но уже не так сильно.
- Выходит, ты меня спасла?
- Выходит.
- А я был неправ. Мне нужна твоя помощь. Спасибо, мама. Спасибо за всё. Но почему он хотел меня убить?
- Долгая история.
- Расскажи.
- Ребята придут - расскажу. Всем.
Ребята пришли к полудню. Лера указала им на брёвна, сходила за Володей.
- Итак, все в сборе. Ну что, Миша, отвечу коротко: Славка хотел убить тебя, потому что ревновал Оксану. Это правда.
- Ну урод! - Саша вскочил с бревна.
- Сядь, - скомандовала Лера. - Миша рассказал тебе о своих похождениях - хочешь узнать больше?
- Хочу, - пробормотал Саша и сел на место.
- То-то же. Славка любил Оксану, но она не отвечала ему взаимностью. Более того, вела распущенный образ жизни... Не отворачивайся, Марина, так бывает... Славка терпел. Но когда она сошлась с последним ничтожеством, с изгоем школы... Извини, Миша, но в его глазах ты выглядел именно так... Да не просто сошлась, а полюбила - по-настоящему - Славка не выдержал и захотел отомстить. Будучи трусоватым, он решил воспользоваться силой более сильного. Валерка - гроза района - считал Оксану своей - ему Славка всё и рассказал. Тот не поверил: чтобы какой-то чудик... Ещё раз извини, Миша... К тому же Валерка чувствовал: не надо с тобою связываться. Вот не надо - и всё. Короче, послал он Славку подальше. Тот не угомонился и решил добыть доказательства. После Нового года Оксана устроила вечеринку. На этой вечеринке должен был присутствовать Валерка, но не мог, потому что скрывался от армии в другом городе. Однако дружки его были приглашены. Славка попросил их об одной услуге - за хорошее вознаграждение. Те согласились и, когда Оксана была пьяна, уговорили её позвать тебя...
- Точно! - Миша хлопнул себя ладонью по лбу. - Это они! Один меня подначивал, а другой подливал.
- Да, напоили тебя как следует - на Славкины деньги. Потом устроили чтение стихов - чтобы ты разошёлся и осмелел, а потом предложили поцеловать Оксану. Это и было их главной целью - сфотографировать ваш поцелуй, а если повезёт, то и ещё что-нибудь - и показать фотографии Валерке. О, Славка - смесь хитроумия и наивности. Валерка не так высоко ценил Оксану, чтобы из-за какой-то... переживать. Да у него таких девок... Но Славка считал иначе и был взбешён, узнав, что фотографии не получились.
- Не получились?
- Конечно, - улыбнулась Лера. - Одновременно со вспышкою фотоаппарата вспыхнул твой золотой свет - и всё изображение оказалось испорчено.
- Надо же! Кто бы мог подумать!
- А тут ещё ты подлил масла в огонь, рассказав Славке о том, что видел, как его били. Тогда он и решил тебя прикончить. Позвал на пустырь, предварительно подговорив Валерку...
- И Валерка пришёл. Значит, Оксана была ему небезразлична.
- Погоди. Это другое дело. Валерка действительно встречался с Оксаной, многое узнал и страшно разозлился. Как думаешь, отчего?
- От ревности?
- От ревности особого рода. От ревности к ней самой.
- Не понимаю.
- Вы с Оксаной учили наш язык. Вы говорили о звёздах, о музыке, о золотой стране. Ты полюбил Оксану. Ты сочинил для неё стихи. Она воспрянула духом. Она почувствовала себя человеком. Именно это разозлило Валерку. Ибо всё готовы простить мужчины женщинам, кроме одной-единственной вещи - превосходства женщин над ними, мужчинами. Вот истинная причина Валеркиной злости, а ревность - всего лишь маска. В общем, эти двое сошлись - на пустыре, на ненависти и на желании убить тебя.
- Но Славка повёл себя странно.
- Вначале он боялся. Одна промашка уже вышла - с фотографиями - а вдруг ты и вправду заговорённый? Вдруг Валерка переменит решение? Мало ли что. Трусоват Славка, оттого и жесток. Разломал снежную бабу, взялся за тебя - но ты поступил великолепно. Отдался в полную его власть и при этом сохранил достоинство. Не испугался и не унизился. Проявил сочувствие, понимание и любовь. Славка отступил и вернулся к первоначальному плану мести с помощью Валерки. Но и в стороне не остался: тот молчаливый напарник - как думаешь, кто это был?
- Я догадался.
- Правильно догадался. Дальше ты всё знаешь. От самого себя, от Ани, от того же Славки. А вы, ребята, знаете от Миши.
- Подлец! - презрительно сплюнул Серёжа и шёпотом выругался.
Кто-то недовольно заворчал. Пыль полетела в глаза. Листья зашелестели, ветки метнулись по сторонам. Западную часть горизонта заволакивала тёмно-серая туча.
- Начинается, - помрачнел Володя. - Сегодня день грозового пророка. Он ездит по небу в огненной колеснице, грохочет и мечет молнии.
- Точно! - улыбнулся Миша. - Ровно год назад мы с Эскапельей вымокли в лесу. А потом она нарисовала радугу и подарила мне золотой свет.
На горизонте бабахнуло, и новый порыв ветра пригнул деревья к земле.
- Ого! - оценил Володя силу надвигающейся грозы. - Пойдёмте-ка в дом.
В доме расположились со всеми удобствами, заперли окна и дверь. Теперь никакая гроза не страшна.
- Это ещё не всё, - продолжила Лера. - Славка знал, что поступает подло, но всякий раз успокаивал собственную совесть. Вспомни, Миша, как он предупреждал тебя об опасности - исключительно для самооправдания: 'Я не виноват. Это он меня не слушал.' И даже ведя на смерть, делал вид, что спасает.
- Дважды подлец, - заскрежетал зубами Серёжа.
- На каждый удар у него поглаживание. На каждую обиду - извинение. На каждую боль - утешение. Предать до семидесяти семи раз и остаться другом тому, кого предал - это надо уметь.
- Трижды подлец!
- Я уж не говорю, как он добывает деньги, как изворачивается в школе - боюсь, после этого приличных слов у вас не останется.
- Ну и ну, - покачал головой Володя. - Видал я трудных детей, но таких...
За окнами потемнело - туча наползла на солнце.
- Серый, - пробормотал Саша. - Поехали завтра в город. Есть вещи, которые прощать нельзя.
- Нет! - воспротивился Миша. - Это моё дело.
- Поезжайте, - разрешила Лера. - Но до завтра ещё куча времени, так что я продолжу рассказ. Думаете, Славка таким родился? Представьте себе новорождённого вора, бандита, подлеца... То-то и оно. Славка - мальчик из благополучной семьи... Знаете, что такое благополучная семья? Это место, где родители пожирают детей и получают от этого благо. Место исключительно светлое снаружи и исключительно тёмное внутри. Там всё уравновешено. На каждую улыбку в гостях - зверская гримаса дома. На каждую похвалу перед людьми - ругань за закрытыми дверями. На каждое поглаживание на улице - подзатыльник в квартире. Мише это знакомо, и Володе знакомо, но у Славки всё гораздо хуже. Его родители 'делают карьеру', то есть, оттирая других, продвигаются по службе, добиваются больших денег и этими деньгами откупаются от ребёнка. Славка усвоил одну простую вещь: главное в жизни - не создавать проблем родителям; всё остальное - можно. Что внешне благопристойно, то и хорошо, а тому, что плохо, надо придать видимость благопристойности.
Стало так темно, что Володя зажёг свечку и поставил на стол. Гигантские тени заплясали по стенам. Гроза притихла в ожидании повелителя.
- На пороге второго десятка жизни Славка подружился с Оксаной - просто от нечего делать: летом остальные ребята разъехались кто куда. Однако дружба эта окрепла и не распалась с началом учебного года. Дабы избежать подозрений, стали встречаться на пустыре - в яме со ступеньками, которую ты, Миша, облюбовал ПОТОМ. На твоё счастье - потом.
Слушатели пододвинулись к рассказчице. Даже туча опустила ухо: чёрная, зловещая, охочая до жестокостей.
- Это случилось накануне осенних каникул. Их было трое: Валерка и пара его дружков. Раньше они часто собирались в яме, а став постарше, перебрались в развалины. Но и на прежнее место иногда заглядывали. Так и встретились: три здоровенных отморозка и два беззащитных ребёнка.
Лера остановилась, медленно обвела взглядом застывшие лица.
- Что было дальше? Догадайтесь! - молния отразилась в её глазах и с треском разорвала небесную ткань. - Оксану насиловали самым чудовищным образом, а она боялась пикнуть, потому что её грозили убить. Они не торопились, они были уверены в своей безнаказанности. Наигрались и бросили: избитую, окровавленную, потерявшую сознание. Славке тоже было очень больно... Вот правда, которую ты, Миша, хотел узнать.
Пламя свечи поднималось вертикально - ничьё дыхание не колыхало его. Ветер перестал шевелить листву. Туча ругалась вполголоса.
- Оксана, как ни странно, восстановилась относительно легко. Её родители даже не заметили, что с дочкой что-то случилось. Даже синяков на лице не заметили. Впрочем, она воспользовалась наступившими каникулами и уехала к подруге. Там сделала вид, что заболела по приезде - и отлежалась недельку. Потом вернулась домой, сделала вид, что заболела по возвращении - и отлежалась ещё недельку. Так и смирилась со своей участью. Валерка поджидал её у школы, за руку тащил к себе и теперь уже был ласков - боялся, что она всё-таки проболтается. А она боялась его - и молчала. Только мечтала о золотой стране, где её поймут и полюбят. Через пару месяцев Валерка нашёл себе другую игрушку и выкинул Оксану 'в запас', подсказав ей 'хороший' способ зарабатывания денег.
Туча разразилась потоками слёз.
- Славке было сложнее - его родители замечали всё. Не для того, чтобы пожалеть, а для того, чтобы обвинить, унизить и тем самым возвыситься самим. Если бы они узнали, то в течение многих лет тыкали бы ему в лицо - за закрытыми дверями, разумеется - потому что это проще и безопаснее, чем предавать дело огласке и порочить репутацию семьи. Не создавать проблем родителям - ни в коем случае не создавать проблем родителям - вот главная доблесть ребёнка. Делать вид, что всё хорошо. Любой ценой. Славка прокрался в дом, привёл себя в порядок, выстирал одежду, а вернувшимся с работы родителям сказал, что подрался и упал в яму. Они не очень-то поверили - но он врал так убедительно, таких подробностей насочинял, что в конце концов от него отстали. Как было жить дальше? Молчать: огласка - это смерть. Дабы вконец запугать и без того запуганную жертву, Валерка потребовал ещё - но тут Славке, можно сказать, повезло: краем уха он услышал, как подручные его мучителя затевают 'дворцовый переворот', тут же 'слил' полученные сведения и удостоился должности тайного информатора. Валерка быстро сообразил, что в этом качестве Славка ему гораздо полезнее - прямо-таки прирождённый шпион. Всё разузнает, подслушает, донесёт - а в случае чего можно и припугнуть. Впрочем, в конце концов Славка узнал так много, что сам уже мог диктовать Валерке свои условия, но не смел - боялся. Так и жили они: повязанные насмерть, боящиеся и ненавидящие друг друга.
Туча заволокла всё небо, сгустилась и навалилась на землю. Дождь усилился. Стало трудно дышать.
- Однажды Славка засыпался. Подслушивал у заброшенного гаража, в котором собралась компания ребят, и был пойман на месте преступления. Суд оказался недолгим: шпиона схватили и поволокли... к той самой яме. Туда, где сидел ты, Миша. Они ничего не знали - ничего из того, что сейчас рассказала я - но Славка решил: раз волокут ТУДА, значит, знают ВСЁ. Как же он испугался! Как же он кричал! Как же умолял его отпустить! Перед стеной упёрся, повалился на снег и забился в истерике. Именно поэтому они не сделали последних шагов и не наткнулись на тебя, Миша. Просто избили Славку там, где он упал, и ушли.
- Вот как? - Миша задумался. - Выходит, он меня спас? Взял на себя предназначенную мне боль?
- Можно сказать и так, - наклонила голову Лера, - хоть он и не знал об этом. А вот за то, что Валерка больше не ходил к той яме и не встретил тебя, благодари Славку и Оксану - их судьба послужила твоему спасению.
- Значит, я перед ними в долгу? - пробормотал Миша. - Что ж, тем лучше. Я вытащу их обоих - любой ценой, несмотря ни на что. Поняли? Все? Никто мне не помешает, никто! Да заткнись ты, пророк хренов! - выкрикнул он в ответ на очередной удар грома. - Тоже мне...
Туча озарилась багровым отсветом, раздался топот копыт и грохот огненной колесницы.
- Убить гада, - процедил Саша, потирая ладонью кулак.
- Кого? - спросила Лера.
- Валерку.
- Хочешь, расскажу про его детство?
- Нет!!!
- Тогда про сегодняшний день. В армии с ним сделали то же самое. Потому что на всякую силу другая сила найдётся.
- Поделом!
- Поделом? - Лера вспыхнула ослепительным сиянием.
Только тут все сообразили, что зря зажигали свечу.
- Кто сказал 'поделом'? Ты, Саша? Или ты, Серёжа? Ах, не сказал - только подумал. А ты, Ванечка? Тоже подумал 'поделом'? Все вы подумали 'поделом'. Вы, собиравшиеся сделать ЭТО с моей дочерью.
- Ха-ха-ха-ха-ха! - разнёсся в вышине чей-то издевательский хохот. - Ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха!
Дождь ливанул водопадом. Железная крыша задрожала от жажды мщения и загудела трубою Страшного Суда. Ребята не знали, куда деваться. Лера была ужасна. Испепелит на месте и будет права. Поделом.
- Ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха!
Миша вскочил с дивана:
- А со мной? Со мной бы вы тоже это сделали? Если бы не Эскапелья? Если бы на её месте была обыкновенная девочка?
- Ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха!
- Что же вы молчите? Саша? Ты бы смог? Вот так? Со мной? Серёжа! Ты схватил меня первым! Ваня! Братик! Неужели и ты? Просто за компанию? Лера! О чём они думают?
- Ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха!
- Молчите? Да пропадите вы пропадом! Знать вас не желаю! - Миша с нечеловеческой силой пнул входную дверь и вылетел на улицу - под плети проливного дождя.
- Ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха!
- Пропадите вы пропадом, - шептал он, стягивая с себя намокшую одежду. - Пропадите вы пропадом. Знать вас не желаю. Тоже мне, братья.
Дождь хлестал по обнажённому телу. Миша выпрямился, поднял голову и закричал, превозмогая холод, обиду, страх:
- Эй, ты! Как тебя там? Давай поговорим - как пророк с пророком! Твой бог - Бог Страха - но ты человек и я человек - поэтому я говорю с тобой, а не с Ним. Ты всё слышал, да? Я хочу, чтобы на земле не было насилия! Никогда! Твои условия?
Хохот превратился в глухое ворчание.
- Я понимаю, надо заплатить. У вас там всё продаётся и покупается. Твоя цена?
Ворчание усилилось.
- Ладно, не будем мелочиться. Вот тебе я. Тело, душа, без масок, без одежд. Можешь поразить меня огненной стрелой!
Огненная стрела просвистела мимо. Удар грома потряс основания земли.
- Не хочешь? Тогда расколи эту твердь и сбрось меня в преисподнюю!
Ещё одна стрела и ещё удар - громче прежнего. Но твердь не раскололась.
- Опять не хочешь? Тогда возьми меня на небо - живым - как взяли тебя самого!
Две огненные стрелы - крест-накрест - нет.
- Что, мало? Но это всё, что у меня есть!
- Не всё! - выскочил из дома Саша. - У тебя есть я!
Миша остановил его пылающим взором и зажёг свой золотой свет.
- Вернись, Александр! Вернись домой! Это моё дело!
Саша испугался и убежал.
- Чего ты хочешь?
Молчание.
- Забери меня отсюда! Я не могу здесь жить!
Дождь ослабил напор. Туча отлегла от земли. Миша закрыл глаза. Ненадолго. Послышались шлёпающие шаги. Со стороны дома приблизилась процессия. Мальчики, девочки, Лера с Володей позади всех. Ваня заговорил со слезами:
- Миша! Ты прав... Мы хотели... Сами не знаем... Прости нас... Пожалуйста!
Нелегко ему, - подумал Миша. - Даже ценою собственной жизни готов он искупить вину. Как я только что. Как я...
- Раздевайся!
Ошеломлённый Ваня безропотно подчинился. Миша посмотрел на него, потом на себя:
- Ты такой же, как я. А я такой же, как ты. Ну и чего нам скрывать друг от друга?
Они и впрямь были похожи.
- А вы чего стоите? Раздевайтесь! Да! Сейчас! Идите сюда! Ко мне! Хватит сидеть в зрительном зале - пора выходить на сцену! Хватит сидеть в утробе - пора рождаться на свет!
Никто не возразил. Одежды полетели к ногам - прямо на мокрую траву. Только Лера свернула своё волшебное платье и положила на помост.
Миша оглядел каждого - и каждую оглядел - спокойно, безо всяких постыдных мыслей.
- Что и требовалось доказать, - сокрушённо заметил он. - Похожи как капли воды. В сущности, мы и есть капли воды - с примесью всякой грязи. Красивые? Безобразные? Осуждаем злодеев, а сами на их месте поступили бы так же. Каждый из нас способен на зло. Ты, Саша, способен на зло. Ты, Серёжа, способен на зло. Ты, Ваня, способен на зло. Ты, Света... Ты, Настя... Ты, Марина... И ты, Володя. И ты, Лера. Ты подобна звезде, но и на звёздах бывают пятна. Я, Мигель Дорельяно, способен на зло. На самое крайнее зло. Я тоже радовался возмездию, я тоже думал 'поделом'. Я хотел убить Славку - много раз. Я хотел убить Валерку - весной и сейчас, когда узнал правду. Я хотел убить вас - тогда, на дороге, год назад. Короткий миг - но хотел. И если бы у меня были силы... Я такое же чудовище - просто у меня нет когтей и зубов. Сама беззащитность моя служит мне защитой. Ты это имела в виду, Лера? Ты снова поблизости, когда меня тошнит от самого себя. Ответственный за весь мир! Эталон человечности! Бодливая корова, которой не дали рогов!
Миша брезгливо поморщился.
- А что Валерка? Обыкновенный парень. Вчера он считал игрушками других людей, а позавчера его самого считали игрушкой. Сегодня история повторяется. А завтра? Это же так приятно - иметь кого-нибудь в своей власти! В полной, абсолютной, неограниченной власти! Животное. Раба. Ребёнка. Ученика. Подчинённого. Страну. Другую страну. Весь мир. Женщину. Или хотя бы снежную бабу. Так и живём: сначала нас насилуют, потом мы отыгрываемся на других. Потом другие отыгрываются... Зло громоздится на зло, месть на месть, насилие на насилие. Из глубины веков ползёт эта чёрная змея - ползёт и не думает заканчиваться. Кто остановит её? Кто разорвёт порочный круг? Кто вонзит в разъярённую глотку золотое копьё любви?
- Мы, - прошептал Ваня. - Больше некому.
- Больше некому, Миша, - развела руками Марина. - Только мы, Дорельяно.
- Дорельяно. Дорельяно. Дорельяно, - волною закивали все.
- Дорельяно, - согласился Миша. - Больше некому. И потому особенно мерзко, что мы забываем о своей миссии. Начинаем искать лёгкие пути. Сворачиваем в стороны. Допускаем в головы злые мысли. Прячемся во тьме и зажигаем свечи. Забываем про золотой свет... Свет!!! - яростно выкрикнул он. - Где ваш свет? Сюда его! Ярче! Ещё ярче! Встаньте ближе! Ещё ближе! Мы, Дорельяно - одно целое! Никаких одежд! Никаких масок! Никаких границ! Ещё бы мысли научиться читать! Выволочь оттуда всю грязь и сжечь на общем костре!
- Смотрите! - показала Марина.
Радуга окольцевала их - необыкновенно яркая - рождённая слезами неба и золотым светом любви. Такое могли сотворить только все вместе - даже у Эскапельи год назад получилось бледнее. Миша улыбнулся:
- Вот так! Поняли? Держаться поблизости! Не разбредаться! Не сворачивать! Не забывать про золотой свет! Любить каждого, несмотря ни на что! Поверять друг другу все мысли! Не носить масок! Не носить одежд! Каждый из нас способен на зло, но вместе мы его не сотворим! Эй ты, пророк! Видишь радугу? Это тебе и твоему Богу - подарок от рода Дорельяно!
Пророк пророкотал что-то невнятное, хлестнул коней и загромыхал на восток. Туча потянулась следом, освободила солнце, и ответная радуга вспыхнула на ней - знамением Золотого Завета.

Миша заболел. От холода, от дождя, от переживаний. Слёг в постель и метался: то в сон, то в явь, то в полное забытьё. Сам не понимал, где находится. Мчался через пустырь, проваливался в яму, поднимался по лестнице, блуждал по коридорам, протискивался в двери, вокруг лежали люди, кто-то подползал, хватал за ноги, приходилось отбиваться, бежать по этажам, по лестницам - выше, выше, выше - выпрыгивать в окно и лететь, лететь, лететь - а сзади настигал пророк на огненной колеснице, вспыхивал золотым сиянием - и превращался в Леру. Лера говорила ласковые слова, целовала и пропадала - вместо неё появлялась тюрьма для несовершеннолетних преступников, из которой во что бы то ни стало надо было сбежать. Мальчик, похожий на Мишу, подменял его собой - и Миша обретал свободу - мчался через поля и железнодорожные насыпи - оказывался в лабиринте из проволочной сетки - слышался лай собак - собак не было, но они могли появиться в любую секунду. В одном из тупиков лабиринта сидел человек за компьютером и в ответ на просьбу о помощи требовал ответить на три вопроса, но не торопился их задавать. А лай собак всё ближе и ближе... Снова потолок и постель, Володя поглаживал по голове, помогал подняться и подносил к губам кружку травяного чая с вареньем. День перемешался с ночью, тьма со светом - но свет победил и Миша поправился.
Начал вставать, ходить по комнате, выбираться на улицу. Погода стояла хорошая: тёплая, но не жаркая - лёгкие облачка и ветерок. Как же приятно вернуться к жизни: посидеть в тенёчке, потрогать ногами траву, рукою провести по перилам крыльца! Почему люди этого не понимают, почему им обязательно надо кого-то мучить, насиловать, причинять боль? Непостижимо.
Лера внимательно следила за Мишиным выздоровлением и, когда сочла возможным, позвала ребят. Те явились: довольные, сияющие, счастливые, неспособные на зло. Или способные? Надо проверить, поговорить...
- В другой раз, - прочитала его мысли Лера и ещё три дня не допускала серьёзных разговоров.
На четвёртый день заговорила сама:
- Кое о чём я не успела рассказать. Как прятался за углами Славка, выслеживая Мишу с Оксаной, как слушал их беседы и стихи, как наблюдал объятия и поцелуи...
- Так вот какие у него источники информации! - воскликнул Миша.
- Да. Холодные углы, ледяной ветер, жгучая ревность и невозможность подойти к Оксане. После того случая они не разговаривали, даже не смотрели друг на друга. Только один раз, когда она заинтересовалась тобою, Миша, Славка не выдержал и попытался вас разлучить. Оксана обругала его, но не выдала постыдной тайны, потому что... Потому что она тоже его любит.
- Вот как? - обрадовался Миша. - Тем легче будет свести их друг с другом.
- Не скажи. Любовь Оксаны очень болезненна. Будь осторожен. А Славка... Представь себе: каждую минуту бояться разоблачения, держать в голове кучу информации, строить хитроумные комбинации, просчитывать варианты, следить, подслушивать, просачиваться между людьми, как между капельками дождя... Да ни один взрослый такого не выдержит - только ребёнок, и то не всякий. Славка не выдержал: начал срываться, грубить родителям... И что же они сделали? Правильно, повели его к психологу. Психолог задавал много вопросов, пытался втереться в доверие, но Славка был начеку. Ни на какие уловки не вёлся. Выкручивался с блеском - даже удовольствие получал. Кругом одни враги! Весь мир против меня, а я против мира! Посмотрим, чья возьмёт! Психолог признал своё поражение. За ним другой, третий, четвёртый... Ибо не родился ещё тот психолог, который сумел бы расколоть Славку. Тогда настал черёд психиатров. Частных, разумеется, которые делают всё по-тихому и не порочат репутацию семьи. Тут уже в ход пошли таблетки - особые такие...
- Знаю, - перебил Володя. - Проходил со своими родителями.
- А мне ничего не сказал, - упрекнул его Миша.
- Ну, ты же был маленький, да и зачем... В общем, от этих таблеточек всё тело бьёт мелкая дрожь - постоянно, днём и ночью: дома, на улице, в школе, на работе - везде - никуда не деться, не убежать. Мерзкая штука.
- Вот-вот, - согласилась Лера. - Славка, конечно, сопротивлялся, пытался выплёвывать эту дрянь - но родители были начеку: не зря же они платили деньги. Таблетки буквально впихивали сыну в горло - догадайтесь, какие воспоминания вспыхивали у него в мозгу...
- Хватит! - взмолился Миша. - Это ужасно!
- Идиоты, - проворчал Володя. - Родители, врачи, учителя... Так мучить ребёнка! Да этого мальчика сюда, ко мне - на зиму или на лето - и все дела. Пожил бы по-человечески, успокоился, отдохнул...
- Хорошая идея, - поддержал Серёжа. - Я бы попросил у него прощения за 'подлеца'.
- А я за 'урода', - добавил Саша.
- И Оксану сюда же, - предложила Настя.
- Я бы её приласкала, - всхлипнула Света. - Такая девочка! Мне её жалко.
- А я бы Валерку взял, - неожиданно выдал Миша. - Ну чего так смотрите? Опять думаете 'поделом'? А я думаю иначе. Бороться со злом при помощи зла - плохой способ, хотя и единственно возможный, когда не хватает сил. Так выигрывают сражения, но не войны. А если в одном месте создать перевес, если нас девять, а Валерка один - ничего ему не объяснять, не навязывать - просто окружить светом и любовью - тогда он со временем подсохнет и вспыхнет сам. С каждым 'злодеем' вот так - в отдельности - слабо´? Хочется сразу всех? Нет, милые мои, не получится. Это для каменных гостей важна масса - для нас, Дорельяно, важен человек.
- Можно ли назвать человеком того, кто насилует детей? - спросил Володя.
- Придётся ещё кое-что рассказать, - вздохнула Лера. - Про дона Хуана. Он и соблазнял, и убивал...
- Но не насиловал! - воскликнул Миша.
- В зрелые годы, - уточнила Лера. - А в юности...
- Что-о-о???
- То. Одной девочке было очень мало лет. И ещё одной...
- Кошмар!
- Кошмар. Но не будь этого человека, не было бы Эскапельи, ты, Миша, провёл бы свою жизнь в одиночестве, ты, Володя, не встретил бы меня, я бы не встретила тебя, а вы, ребята, ничем не отличались бы от Валерки.
- Надо же, - задумался Миша. - Как же всё в мире переплелось!
- А мир куда интереснее, чем может показаться, - улыбнулась Лера. - Думаю, каждому человеку он интересен настолько, насколько интересен сам человек.
- Это слова Анны Владимировны!
- Вот-вот, - Лера перестала улыбаться. - Про Анну Владимировну я тоже хочу рассказать. Ты имеешь право знать, Миша. После того как ты попал в больницу, классная руководительница вызвала в школу твою мать, отчитала за плохое воспитание ребёнка и сообщила, в частности, о ваших занятиях с Анной Владимировной и о твоих походах к ней в гости. Ну, руководительница у тебя действительно классная - рядом с этой мегерой даже чёрт покажется ангелом. Мамочка твоя стояла перед ней как оплёванная, а вот на Анне Владимировне отыгралась. Кто разрешил, да по какому праву, да почему не поставили меня в известность, да в суд, в милицию, в тюрьму... Ну, ты можешь себе представить. После той беседы Анна Владимировна с трудом добралась до дома и легла в постель. А вечером всё поняла. Надела парадное платье, взяла ключ от квартиры и пошла к соседке. Остальное ты знаешь.
- Убийца, - прошептал Миша.
- Она не хотела, - поспешила добавить Лера. - Она искренне сожалеет.
- Убийца!
- Но не будь этой женщины, не было бы тебя.
- Да что ж такое? - Миша уже не знал, куда деваться. - От кого мы все произошли?
- От людей, Миша - от самых обыкновенных людей. Я могла бы ещё многое рассказать. О матери дона Хуана - единственной женщине, которая его отвергла. О матери твоей матери - ты плохо её помнишь - а Володя помнит отлично - она ведь и ему была матерью. Все мы несём в себе одно и то же, только проявляем по-разному. Помнишь снежинки? Все они - замёрзшие капельки воды - но каждая неповторима. У каждой снежинки - свои грани, у каждого человека - свои достоинства, а недостатки... У всех людей один недостаток - недостаток любви.
- Все пороки - от недостатка любви, - вспомнил Миша. - Вся тьма - от недостатка света. Все злодеи - лишь нелюбимые дети, а дьявол - всего лишь падший ангел. Бог Страха не любил его, отверг от себя, сбросил в преисподнюю - мы, Дорельяно, так поступать не должны. Нашей любви хватит на всех. И дьяволу встать поможем, и Бога обогреем, чтобы Он и сам не боялся, и других не пугал. Мы никого не отвергнем, никого не прогоним, ни перед кем не закроем двери. Кто хочет быть с нами - будет с нами, кто не против нас - тоже с нами, и даже тот, кто против нас - всё равно с нами.
- Ну ты и мудрец, - покачал головой Серёжа.
- Я не мудрец, - развёл руками Миша, - просто я сломал барьер между собой и пространством мыслей. Ломая барьеры, мы связываем людей - связывая людей, мы строим миро-здание - и если раствор окажется недостаточно крепким, если начнут выпадать кирпичики, оно окажется под угрозой. Строить его и беречь - вот что такое ответственность. Выбросишь кирпичик - разрушишь миро-здание. Отвергнешь одного - отвергнешь весь мир. Не любишь одного - не любишь никого. Но это так трудно - быть ответственным, так трудно любить каждого, несмотря ни на что! Чем ближе узнаю людей, тем лучше это понимаю. Мне одному не справиться. Помогите, ребята! Отныне каждого из вас я назначаю ответственным - за наше дело и за весь мир.
- Браво! - зааплодировала Лера. - Золотые слова. Именно этого ждала от тебя Эскапелья.
- Я принимаю ответственность, - сказал Ваня - именно он сказал первым.
Встал, подошёл к Мише и протянул ему ладони, обращённые вверх. Миша накрыл их своими - словно передал что-то важное.
- Я принимаю ответственность, - сказал Серёжа и получил свою долю.
- Я принимаю ответственность...
- Я принимаю...
- Я принимаю...
- Я...
- Я не снимаю с себя ответственность, - закончил Миша, - я делю её с вами. Теперь мы единый род - и никто нас не одолеет, никто.
- El pueblo unido jamás será vencido, - улыбнулся Володя.
- ¿Qué has dicho? (Что ты сказал?) - заинтересовался Миша. - Repite otra vez. (Повтори ещё раз.)
- El pueblo unido jamás será vencido.
- Объединённый народ никогда не будет побеждён? Здорово! Так и есть.
- Это песня такая была, - объяснил Володя. - Во времена моей молодости. Другие слова поди разбери, а эти знали все: 'Пока мы едины, мы непобедимы.'
- Здорово! Вот бы весь текст раздобыть! Лера?
- А чего Лера? Я только мысли читаю - чего там нет, того я знать не могу. Разве что по свету прошвырнуться.
- Не надо. Я сам найду - в Интернете. Одной строчки достаточно.
- Но Интернет только у Славки.
- Вот и хорошо. Ещё один повод для сближения.
- Песня сближает людей? - просиял Володя. - Вот это действительно здорово. А звучит она так: ла-ла´, ла-ла´, ла-ла´-ла-ла´-ла-ла´...
- Спасибо. Теперь я обязательно найду. ¡El pueblo unido jamás será vencido!
- ¡El pueblo unido jamás será vencido! - хором ответили ребята.
- ¡Muy bien! (Очень хорошо!) Дора! Ты уже здесь? Опять вовремя? Иди сюда - ниточка ты моя золотая! Умничка! Их вон тоже оближи - чтобы они знали. Чтобы не сворачивали в стороны. Вот так! Вот так! Не сбиться чтоб с пути нам, свяжи нас воедино! ¡El pueblo unido jamás será vencido!



Глава 7.

Суматошное лето подошло к концу. Осталось отметить день рождения рода Дорельяно и вернуться в город. Нынешнее возвращение будет иметь смысл: надо помочь Славке и Оксане найти взаимопонимание, но в первую очередь - самих себя. Подарить им золотой свет и восстановить из обломков потерпевшие крушение души, а потом соединить эти души нитями любви - на веки веков.
Но сначала праздник. День рождения рода Дорельяно. 'Не забывайте отмечать его без меня,' - так сказала Эскапелья... Блин! - только сейчас до Миши дошло. - Она не собиралась возвращаться - ни в этом году, ни в следующем! 'Не забывайте отмечать' - очаровательная формулировка. Лет этак... много - 'не забывайте'. А Лера говорила: 'Скоро вернётся.' Что значит 'скоро'? Там, на Капелле, месяц, другой, а здесь годы пройдут. Я стану взрослым, и это хорошо, потому что... Миша отпустил на волю постыдные фантазии и вызывающе посмотрел на Леру: 'Да, я этого хочу.'
- Я тоже этого хочу, - усмехнулась та. - Сам понимаешь, от меня ничего не укроется - но лишь бы вам было хорошо.
- А я и не собираюсь ничего скрывать, - прижался к ней Миша. - Ты моя мама, а я твой сын. Я уже научился быть любимым. Видишь, о чём я думаю?
- Вижу. Эскапелью ждёт неописуемое удовольствие.
- Хоть бы она поскорее вернулась!
- Я тоже этого хочу.

Праздничный день выдался погожим. Как и год назад, - отметил про себя Миша. - Облака разбегутся, а ночь будет ясной. Как и год назад...
- Хороший день, - согласилась Лера. - Все слова сказаны, все выводы сделаны, все тайны разгаданы - можно и отдохнуть. Жаркий полдень спит на нивах. Мир совершенен.
- А вечером будут у меня танцы, - улыбнулся Миша.
- Ещё какие!
- Музыка, песни, гости... Кстати, мы же не позвали фабричных ребят! Пойду прогуляюсь - заодно и наших проведаю.
- Зачем? Давай я.
- Нет, я сам.
- Сам так сам. Иди.

Миша пошёл по заросшей дороге. Скосить бы эту траву! Как до сих пор не догадались? Ладно, зато между собою мы всё расчистили - барьеров нет. Желанным гостем, а вовсе не каменным, войду я сегодня в посёлок. Ради этого стоило постараться.
Что-то коснулось волос. Миша потрогал их и снял берёзовый листок - маленькое золотое сердечко. Первый подарок наступающей осени. Мой портрет. Другие листики ещё зелёные - а этот пожелтел и упал. Выходит, падение - признак зрелости? Надо будет подумать.
Грусть разлита повсюду - осенняя грусть. Вроде тепло ещё, даже жарко - ан нет, что-то уже случилось. Что-то неуловимое. Лето улетает в историю, зелёная страница закрывается... Как-то там Анечка поживает? ...и открывается золотая... Эскапелья, я тебя очень жду! Кого ещё не вспомнил? Оксану? Увижу её через три дня. Марину, Свету, Настю? Увижу сегодня. Леру? То же самое. Какие они красивые! Не бывает некрасивых женщин - бывает мало любви.
Несколько золотых листочков упало под ноги.

Добравшись до посёлка, Миша не стал заходить к своим братьям и сёстрам, а прямиком направился на фабричную сторону. Вспомнить бы ещё, кто где живёт... Ладно, это потом - сначала одно маленькое дельце.
Навстречу протягивал руку Каменный Гость. Миша поприветствовал его ответным жестом:
- Всё стоишь? Осенью, летом, весною, зимой... И не надоело? Сходил бы погулял, что ли. Праздник у нас сегодня - я тебя приглашаю. Весело будет, душевно. Или за свой постамент боишься? Да кому он нужен, твой постамент? Приходи, не пожалеешь. Ты и окаменел-то от недостатка любви.
- Опять пристаёшь? - раздался за спиною добродушно-насмешливый голос Димы-Батона. - Чего привязался, не понимаю?
- Привет! - повернулся Миша и протянул руку. - О, вы опять вместе! Паша, Лёша, Вова, Олег... Привет, привет, привет... И снова я приглашаю вас на концерт... вернее, на праздник... Ровно год назад я... мы с одной девочкой испортили заречных ребят. Это надо отметить. Только по-нашему, по-испорченному: песни и танцы безо всяких пьянок и драк. Короче, сегодня вечером приходите ко мне в гости. По дороге на станцию поворот налево - я там золотую ленточку привяжу - а дальше прямо и прямо. И девочек берите. На закате начнём.
- Ну ты даёшь! Переться в такую даль!
- В какую даль? Наши каждый день ходят. Почти.
- Меня не отпустят, - вздохнул Паша. - И Лёшку. И девочек.
- А вы скажите, что я отвечаю за всё. Могу расписку написать.
- Не надо, - смутился Паша. - Что мы, вещи какие? Сдал, принял... Сами разберёмся. Кто сможет, придёт.
- А кто не сможет, останется, - Миша показал на памятник. - Высокое положение, полная безопасность и невозможность пошевелить пальцем - вот чего хотят родители своим детям. Я же хочу превратить камень в человека. Свести его с постамента.
- Ой, не могу! - захохотал Дима. - Ну ты прикольный чувак! Давай, валяй! Если он сойдёт, я займу его место. Ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха!
- Не советую, - серьёзно заметил Миша, снова повернулся к памятнику, протянул к нему руку и торжественно продекламировал:


Hoy día te invito a verme
Si quieres tarde o temprano.
Pues jamás podrás cogerme
Porque de piedra es tu mano.

(Сегодня, раньше или позже,
Приди, поговори со мною -
Ведь ты схватить меня не сможешь
Своею каменной рукою.)


Памятник промолчал. Миша надул губы:
- ¿No me respondes? Como quieras. ¡Adiós, Comendador Mayor! (Не отвечаешь мне? Как хочешь. Прощай, Великий Командор!)
Махнул рукою и пошёл прочь. Компания фабричных окаменела у него за спиной.

На заречной стороне Миша заглянул к Марине. Та оказалась дома.
- Привет! С праздником!
- Привет! Ща, погоди, руки вытру. Платье своё постирала. Вечером буду великолепна.
- Ты и сейчас великолепна. Самая красивая девочка на свете. Только так.
Марина смутилась.
- Ты чего, одна?
- Одна. Папа редко дома бывает.
- И тебе не скучно?
- Не, я привыкла. То одно, то другое. К тебе, опять-таки, хожу. Скучать некогда.
- Пошли к Ване.
Марина хитровато прищурилась - прямо как Эскапелья:
- Ты мне его сватаешь?
- Да. Но не навязываю. Просто подумай.
- Вот ещё, скажешь тоже... Он, конечно, хороший...
- Очень хороший. И тебя любит. Так смотрит, что и мыслей читать не надо.
- Выдумываешь ты всё, - фыркнула Марина и отвернулась.
- Не выдумываю. Меня Эскапелья попросила быть внимательней к людям - я и стараюсь. Многое замечаю. Пошли? Или сюда его привести?
- Веди, - покоряясь неизбежному, вздохнула Марина. - Куда ж от тебя денешься?
- Никуда, - улыбнулся Миша и добавил: - Мне через неделю Славку и Оксану связывать - должен же я на ком-то потренироваться.

Тренировки не вышло. Сидя по разные стороны стола, Ваня и Марина общались без слов. Миша направился к остальным и проследил, чтобы они взяли всё необходимое. Вернулся через два часа. Ваня и Марина сидели за столом. Они так и не сказали друг другу ни слова - но разочарованными не выглядели. Миша попросил Марину найти золотую ленточку, чтобы привязать на повороте - Ваня схватил его за руку и прошептал: 'Спасибо.' Через несколько минут то же самое сделала Марина и добавила лёгкий поцелуй в щёчку. Миша остался доволен.

В золотой час межполуденнозакатной зрелости семеро братьев и сестёр Дорельяно вышли в направлении Володиного дома. Теперь Миша узнавал всё: и особое освещение сосновых стволов, и неповторимую окраску неба, и воздух - вязкий и густой, как мёд. Ребята тоже узнавали - это отражалось на их лицах.
- Здесь, - Миша остановился. - Здесь вы получили золотой свет.
- Точно, - улыбнулся Ваня и посмотрел наверх. - Спасибо тебе, Эскапелья!
- Спасибо тебе, Эскапелья! - повторили остальные. - И тебе, Миша, спасибо!
- И вам спасибо, милые мои! - прослезился Миша. - С этого места начался род Дорельяно. Давайте вспомним о хорошем. Давайте признаемся друг другу в любви. Я люблю тебя, Ваня! Я люблю тебя, Марина!..
- Я люблю тебя, Миша!
- Я люблю тебя...
Каждый признался каждому - не забыли и про отсутствующую Эскапелью. Где-то она там - в синем небе, на золотой звезде?
Те же слова сказали Володе и Лере, когда добрались до дома. Ответ был таким же. Попили чаю, посидели в тишине. Солнце ласкало лица, спускаясь по золотой лестнице к западному горизонту. Тень далёкого леса дотянулась до ног. Миша встал и сказал:
- Пора. Идите сюда, садитесь на траву. У меня для вас сюрприз.
Влез на помост и начал читать стихи:


Говорят, настало время
Не смиренья - озверенья,
Говорят, настало время
Изнуренья, одуренья.

Говорят, настало время
Не даренья - потребленья,
Безнадёжности, безверья,
Быть влюблённым неуменья.

Говорят, настало время
Не творенья - товаренья
Для продажи и обмена -
Всё теперь имеет цену.

Только за какие деньги
Купишь душу ты живую -
Без обмана, без подделки,
Настоящую, родную?

Сколько стоит пониманье?
А вниманье сколько стоит?
Что отдашь за обожанье,
И возможно ли такое?

Купишь ли за миллионы
Сердце девочки влюблённой
Или за алмазов тонны
Поцелуй её смущённый?

Да какие там алмазы:
Царства мира, власть и славу -
Всё затмит улыбкой сразу
Та, которой ты по нраву.

Не найти улыбки краше,
Взгляда не найти дороже...
Обними же Свету, Саша!
Настю обними, Серёжа!

Вы богаче всех на свете -
Вам всё это подарили
Две красавицы... и третья -
Несравненная Марина.

О, Марина - это чудо:
Чернокудра, загорела,
Парой тёмных изумрудов
Смотрит пристально и смело.

В танцах края золотого
Обрела своё призванье,
Белозуба, тонкоброва -
Обрати вниманье, Ваня!

Не стесняйся, посмотри на
Этот мир как на витрину,
Где под ритмы тамбурина
Маневрирует Марина.

Танец Марины подобен скитанию,
Поискам истины, произрастанию
И расцветанию новых, невиданных
Ярких цветов и чудес неожиданных.

Танец Марины подобен пророчеству,
Страстной молитве во тьме одиночества,
Сольное творчество, стильное, сильное,
Солнце полночное неугасимое.

Танец Марины - разбег и вращение,
Странствие вечное и возвращение,
Словно пружина часов разжимается,
Снова сжимается - всё повторяется.

Танец Марины - движения плавные,
Самоуправные и своенравные;
Самое главное в этих движениях -
Мира забавное изображение.

Танец Марины - фантазия бурная,
Многофигурная, сложноструктурная,
Неподцензурная импровизация,
Мыслей запутанных реализация.

Танец Марины - идея потрясная -
Пластика властная - маскам опасная;
В зале скрываться - затея напрасная:
Маски срывает Марина прекрасная.

Вместе с Мариной танцуют без устали
Девицы милые, дивы искусные;
Светлые, страстные, неутомимые:
Света и Настя - подруги любимые.

Света душевна, тепла и отзывчива,
Помнит добро, на обиды забывчива,
Волосы серые и шелковистые,
Искорки в карих глазах золотистые.

Вольнолюбивая и грациозная,
Претенциозная, но виртуозная,
На репетициях очень серьёзная -
В танце работа видна скрупулёзная.

Настя другая: немного печальная,
Точно вечерняя песня прощальная;
Бледная кожа и глазки поблекшие,
Белые волосы, на´ плечи легшие.

Только в игре перемена свершается:
Девочка бледная преображается;
В жизни спокойная, скромная, смирная -
В танце работа видна ювелирная.

Дружно и слаженно кружатся грации -
Нужные, важные ловят вибрации,
А с удивлённых небес декорации
Яркая светит звезда - всегда.

Не одною лишь игрой
И не танцами одними
Живы девочки - порой
Простираются над ними

Крылья белые любви
Кружевными облаками,
Отрывая от земли,
В пену перьев облекая;

Через неба океан,
Через бездны отчужденья
Унося в далёкий стан
Неземного наслажденья.

Но не к славе, не к венцам
И не к царствам тридевятым -
К добрым, любящим сердцам,
К замечательным ребятам.

С ними вместе не страшны
Сабли, пули, пистолеты,
И становятся смешны
Всевозможные запреты.

Ни зимою, ни в ночи,
Ни в морях оледенённых
Никому не разлучить
Навсегда соединённых.

Но и сами по себе
Эти девочки способны
Дать отпор слепой судьбе
И её ударам злобным.

Света любит вышивать
Кропотливо, сидя дома;
Настя любит подгонять
Лоскутки один к другому.

Вот из этих лоскутков,
Сшитых Настей воедино,
Да из вышитых цветков
Вышло платье для Марины.

А она, заполучив
Удивительное платье,
Быстро на ноги вскочив,
Припустилась танцевать в нём.

И подружек увлекла
В этот танец за собою -
Вот такие вот дела
Совершаются порою.

Вот такие вот они,
Три девчонки-балерины -
Точно звёздочки в тени:
Света, Настя и Марина.


- Ой! - после нескольких мгновений тишины воскликнула Света.
- Миша! - с невыразимой благодарностью выдавила из себя Настя.
А Марина едва ли не с начала стихотворения танцевала на помосте вокруг Миши и движениями - то резкими, то плавными - иллюстрировала его слова. Она же первая и бросилась к автору, и всё лицо его покрыла поцелуями. Света и Настя вдохновились её примером. Миша смущённо посмотрел на Сашу и Серёжу, но те лишь руками махнули:
- Валяй, Мишка!
- Какая там ревность...
- Мы тебя очень любим!
- Эскапелья нас целовала...
Так был закрыт этот деликатный вопрос, и ничто не мешало Свете и Насте выразить свои чувства:
- Ой, Мишка!
- Спасибо!
- Я же обещал, - отказывался Миша от превознесения своих заслуг. - К тому же одно на всех. Больше не успел.
- Зато какое! - продолжали ласкаться девочки. - Из трёх частей!
- Да не по одной на каждую, а все три на всех трёх!
- Это чтобы мы никогда не разлучались.
- Концерт, - подал голос Володя. - Так пишутся музыкальные концерты: три части - и каждая в своём роде: одна помедленнее, другая побыстрее...
- Лесной концерт, - взглядом обведя окрестности, уточнила Света.
- Concierto de bosque, - улыбнулся Миша.
- Так и назовём, - обняла его Настя.
Марина соскочила с помоста и убежала в дом. Никто и удивиться не успел, как она вернулась: дверью - хлоп! - на землю - скок! - на помост - прыг! Что-то принесла. Ножницы, ручку и листок бумаги. Девочки поняли.
- Режь, - наклонила голову Света и оставила в руках подруги короткую прядку тёмно-серых волос.
Настя добавила свою: шатеновую, длиннее, чем у Светы. И у Марины прядку отрезали: чёрную, длинную, блестящую. Сели писать записку, но от волнения ничего не придумали, только это:

¡Gracias, Miguelito!
¡Gracias por todo!
¡Te amamos mucho!
Siempre tuyas:
Sveta
Nastia
Marina

(Спасибо, Миша!
Спасибо за всё!
Мы тебя очень любим!
Вечно твои:
Света
Настя
Марина)

Сложили все прядки и начали заворачивать в записку.
- Стойте! - крикнул Миша. - Стихи!
Бросился в дом и вернулся со стопкой исписанных тетрадных листочков:
- Держи, Света! Держи, Настя! Держи, Марина! И ещё... вот... смотрите...
Не только новые стихи принёс он из дома, но и старые записки с завёрнутыми в них прядками волос. Все развернул и разложил на краю помоста в безопасном вечернем безветрии. Каждую погладил.
- Эскапелья... Оксана... Оксана без краски... Аня... - взял новые, недавно отрезанные, и положил продолжением ряда: - Света... Настя... Марина... Надо же! Как ступеньки! Как полосы радуги! Каждая неповторима!
- Угу, - послышалось за спиною, и следом за чёрною прядкой легла рыжая.
Миша повернул голову:
- Лера?
- Угу, - повторила та.
- Но я для тебя ничего не написал...
- И не надо. Зато для Эскапельи написал дважды. И вообще, чего считаться: написал, не написал... Ты мой сын - и дело с концом.
Взяла последнюю записку и добавила свою подпись: Lera. А потом достала фиолетовую ленточку с золотой каймой и заплела в отрезанные волосы Марины, точно последний лучик солнца в чёрные верхушки леса. Стало темнеть. Лера зажгла свой золотой свет. Только сейчас до Миши дошло:
- Ты научилась его гасить?
- Угу, - ярко засияла Лера. - Ты научился зажигать, а я научилась гасить. Очень полезное умение в вашем мире. Позволяет избегать лишних вопросов.
Миша понял намёк и замолчал. Все прядки завернул обратно и унёс в дом. А когда вернулся, Саша, Серёжа и Ваня уже стояли на помосте. Саша играл на гитаре.
- Тот самый час, - объяснил он подошедшему Мише. - Солнце уже за лесом, но ещё не за горизонтом.
Миша понял.
- Это для неё, - Саша посмотрел на небо. - И для тебя.
Миша уселся на траву - рядом с девочками. Саша сыграл ещё несколько тактов, а потом все трое начали петь. Пели протяжно, неторопливо, обстоятельно - после каждой строки останавливались, и Серёжа восемь раз ударял своими импровизированными кастаньетами:
- Та-та´, та-та´! Та-та´, та-та´!
Так, вероятно, исполняли сказания - в те времена, когда люди никуда не спешили и времени хватало на всё.


Мы жили, как снежинки на ветру:
Без радости, стремления и цели,
В судьбы замысловатую игру
Вмешаться своевольно не хотели.

Судьба за нас решала, что и как
Должны мы делать с самого рожденья,
Со всех сторон давил тяжёлый мрак
Насилия, диктата, принужденья.

И даже осознать мы не могли,
Что можно жить не так, пока однажды
Внезапно свет любви не обрели,
Не утолили вековечной жажды.

Среди высоких бронзовых стволов
Бродили мы с досадою и грустью,
Никак не находя приличных слов,
Чтоб выразить болезненные чувства.

В пурпурно-золотом сиянье дня
За лес садилось солнце понемногу,
Когда частица звёздного огня
Упала на проезжую дорогу.

Из тёмной неприветливой дали
Космического моря-океана
На благо и спасение Земли
Явилась Эскапелья Дорельяно.

Стройна, миниатюрна и легка,
Изящна, грациозна и пластична,
Подвижна, оживлённа и ловка,
Кокетлива, хитра и артистична.

Улыбчива, душевна и мила,
Насмешлива, игрива и задорна,
Решительна, отважна и смела,
Настойчива, горда и непокорна.

Учтива, деликатна и скромна,
Вынослива, сильна и неустанна,
Находчива, смышлёна и умна,
Причудлива, свободна и спонтанна.

В тени суровых сосен и берёз
Она стояла в тот нелёгкий вечер,
И струи золотых её волос
Стекали на божественные плечи.

Был взор её задумчив и угрюм,
На нас из-под бровей она глядела,
Блестящий фиолетовый костюм
Скрывал безукоризненное тело.

С тоскою, но с надеждой на успех,
Благим небесным светом осияна,
Кривые наши мысли без помех
Читала Эскапелья Дорельяно.

А с нею рядом Миша был тогда,
Любил её он страстно и безмерно,
Она ему светила, как звезда,
И за собой вела к победе верно.

Не мог её одну он отпустить
В опасный путь, страданьями грозящий,
Не мог он даже мысли допустить,
Что с ней беда случится в этой чаще.

Что злые люди боль ей причинят,
Что ей познать на опыте придётся,
Что страшный этот мир похож на ад,
И с тьмою бесполезно в нём бороться.

Был Миша нерешителен и слаб,
Людьми осатанелыми напуган,
В посёлок не пошёл он никогда б,
Но что же делать, коль пошла подруга?

Да только лишь идти за ней вослед
Готовым к унижению и боли,
Закрыть её от горестей и бед
И, может быть, пожертвовать собою.

И вот им повстречались на пути
Три глупых и жестоких хулигана...
Прости за всё, пожалуйста, прости,
Святая Эскапелья Дорельяно!

Прости за наши дерзкие слова,
Прости за издевательские позы,
Прости за плотоядность торжества,
Прости за оскорбленья и угрозы.

Прости за наших мыслей черноту,
Прости за наши скотские желанья,
Прости за глухоту и слепоту,
Прими, святая, наши покаянья.

Не знаем сами, что на нас нашло -
Наверно, безнаказанность и сила
Во тьме наружу выпустили зло,
Которое душа в себе таила.

И если уж по-честному, до дна:
Возможная и нас пугала драка...
Жестокость - лишь другая сторона
Тоски, опустошённости и страха.

И ты прости нас, Миша, за наезд,
За то, о чём и думать-то противно...
Не знаем, как так вышло... Совесть ест,
И слёзы на глаза волной приливной...

Простите озверевших дикарей,
Простите отморозков окаянных,
Простите нас, пожалуйста, скорей,
Мигель и Эскапелья Дорельяно!

Вы дали нам пример такой любви,
Что силою великой и свободной
Способна даже мёртвых оживить,
Пропащих возвратить из преисподней.

С любовию нам бросила в глаза
Слова тяжёлой правды Эскапелья,
И лучше не могла она сказать -
Иначе б никогда мы не прозрели.

И каждому свой поцелуй один
Невинная святая подарила,
И сердце прожигая до глубин,
Волшебный свет любви туда впустила.

Весь свет свой, без остатка, до конца,
До капельки последней, на дороге
Вложила в наши чёрствые сердца
И замертво упала нам под ноги.

Во тьме лежала белая как мел,
Далёкая от радости и боли,
Лишь Миша догадался и сумел
Вернуть ей свет, подаренный дотоле.

И нас просил: с надеждою, без зла -
Мы сделали - и встала, как ни странно,
И властно за собою повела
Всех вместе Эскапелья Дорельяно.

И мы пошли дорогою прямой,
Как луч всепобеждающего света -
Вот так был создан род наш золотой
В конце того блистательного лета.

Вот так идём мы вместе до сих пор
И будем впредь идти, пока есть силы,
Без ревности, без споров и без ссор,
К далёкому небесному светилу.

Туда, где Эскапелья родилась,
Туда, куда ушла и где смеётся,
Таинственным премудростям учась,
Туда, откуда снова к нам вернётся.

Вернётся непременно в добрый час -
В сердцах несокрушима эта вера,
Ведь Миша здесь остался среди нас,
И с ним очаровательная Лера.

Пускай же нас теперь ведут они
Незримыми путями в поднебесье,
Туда, где драгоценные огни
В мерцающие собраны созвездья.

Туда, где свет струится золотой,
Туда, где не ни боли, ни обмана,
Туда, где путеводною звездой
Сияет Эскапелья Дорельяно.


Долго звучала эта песня - до первых звёзд. Капелла ещё на севере, но ближе к востоку и выше, чем в середине лета.
Подошли фабричные ребята - тихо, без единого слова - расселись и стали слушать. Даже прибежавшая с ними Дора не бросилась никого облизывать, а тихонечко улеглась под помостом.
- Вот, значит, как было, - высказался Дима-Батон после окончания песни.
Миша подобрался к помосту:
- Спасибо, ребята. Просто нет слов. И... знаете... я вас давно уже простил, а за Эскапелью - вот, Лера...
- Она простила, - кивнула та. - И я. В общем, этот вопрос закрыт.
- Не совсем, - остановил её Саша. - Спасибо, Лера, за то, что помогла нам написать эту песню. Без тебя бы у нас ничего не получилось.
- Вот ещё, - фыркнула Лера. - Всё у вас получится, если захотите. Всё дело в силе желания, только в силе желания. И давайте уже, зажигайте свет - чего в темноте сидеть? Пусть наши гости полюбуются.
Зажглись ещё восемь огонёчков - вдобавок к девятому, Лериному. Фабричные ребята не удивились, а почувствовали себя в тепле и уюте, словно попали в настоящий дом - место, где их любят и понимают.
- Теперь ваша очередь, - обратилась к ним Лера. - Спойте нам что-нибудь, станцуйте.
- Только повеселее, - попросил Миша. - Праздник же.
- Можно, - из темноты отозвался Паша и подошёл поближе. - Но сначала... - он замялся, посмотрел на свои ботинки, а потом решительно глянул Мише в глаза. - Подари мне золотой свет.
Миша заколебался.
- Подари, - настаивал Паша. - Я хочу быть с вами. Хочу быть как вы. Неужели из-за того, что я живу на другой стороне... Помнишь? - метнул он взгляд под помост - туда, где, свернувшись, дремала Дора.
Миша помнил.
- Что ж, до сих пор я подарил этот свет только одному человеку... Одной девочке... Ты будешь вторым... дон Пабло Дорельяно.
Обнял Пашу и положил ему руку на грудь. Паша засиял золотым светом.
- И мне, - попросила Вероника.
- И мне!
- И мне!
- И мне...
Миша посмотрел на Леру: чего, мол, делать-то?
- Что будет, если попытаться поджечь сырые дрова? - вслух спросила та.
- Они не загорятся, - ответил Миша.
- Только и всего, - подмигнула Лера.
- А тот, кто не предназначен для миссии Дорельяно...
- ...просто утратит подаренный ему свет.
- Выходит, Эскапелья зря беспокоилась?
- Вот именно. Поняла она, что многого ещё не знает - потому и не спешит возвращаться. Самонадеянности-то поубавилось... А ты дари, Миша, дари. На трёх-четырёх человек тебя хватит - остальных предоставь мне и ребятам.
Миша подозвал к себе Веронику, хотел её обнять, но передумал.
- Паша! Сделай это ты. У тебя получится. Сейчас - получится. И не задавай лишних вопросов. Кое-какие мысли я умею читать.
И подарил Паша Веронике золотой свет любви, ещё не успевший уйти в глубину. А Миша подозвал к себе Лёшу, Вову и Олега - и каждому из них подарил свой золотой свет.
- Идите. У вас тоже получится.
И ещё три девочки засияли во тьме. Саша, Серёжа, Ваня, Света, Настя, Марина и Володя тоже нашли, с кем поделиться светом. А Диму взяла на себя Лера:
- Большому человеку и света нужно много. Как ты себя чувствуешь?
- Непривычно, - пробормотал Дима, опустился на колени и уткнулся в Лерин подол.
- Что и требовалось доказать, - вздохнула та. - Ребёнок. Маленький ребёнок под здоровенной оболочкой.
Дима не обиделся и не возразил. А Миша удивлённо огляделся. На площадке перед домом стало светло, как... ну, не как днём, конечно, а как ночью на центральной улице города... или даже столицы.
- Ого! Вот это мы зажгли!
- То ли ещё будет, - отозвалась Лера, поглаживая Димины волосы.
- Друзья! - воскликнул уже освоившийся с новым приобретением Паша. - Братья и сёстры! Сегодня - в день рождения рода Дорельяно - для вас - танец - ламбада. Саша, - поднял он над головой принесённую с собою гитару, - давай вместе.
- Давай, - согласился Саша и долго наблюдал за Пашиными пальцами, излучающими свет и перебирающими струны.
Попытался воспроизвести запомненные движения - и всё у него получилось - такой волшебной была эта ночь. Заиграли вдвоём, а Паша ещё и запел:


Страшно ночью нам,
В темноте разбросанным по снам.
Так давай пойдём -
В гости отовсюду приведём
Братьев и сестёр -
Разожжём спасительный костёр.
Станем у костра
Танцевать до самого утра.

Взгляд глаза в глаза,
В тишине голоса,
Поцелуи, объятия, жар.
Пусть ночная тьма -
И глуха, и нема -
Разбивается звоном гитар.

Выдох на руке,
А рука - на щеке,
Колдовская улыбка в ответ.
А настанет срок -
Запылает восток -
И мы встретим с тобою рассвет.


Все уже танцевали - кто с кем - прижимаясь друг к другу - кожею к коже, дыханием к дыханию, мыслью к мысли - ломая барьеры - безо всякой ревности. Лера оторвалась от Володи, подошла к Саше и Паше, попросила их играть дальше, а сама запела только что сочинённые слова:


Тёплыми волнами,
Волшебными снами
Нас дарит судьба иногда -
Это временами
Восходит над нами
Любви золотая звезда.


Ай да Лера, ай да лисичка хитрющая! Миша сразу понял, что´ она хотела сказать. Все эти 'временами', 'иногда' должны замениться на 'постоянно' и 'всегда', а золотую звезду любви следует поместить в зенит и разжечь до ослепительной яркости. Только так. А как пела-то она, как пела! Ласково, задушевно - мягко-премягко, точно крадущаяся хищница. Только жертвою будут не люди, а тьма. Так ей и надо! Самому, что ли, чего-нибудь сочинить? Миша покрепче прижался к Веронике, не опасаясь ревности Паши, а тот уже снова пел:


Если б целый мир
Про вражду и ненависть забыл,
Если бы задир
Полюбили мы изо всех сил,
Если бы изгой
Стал повсюду принят, точно свой,
То над всей землёй
Свет распространился б золотой.

Значит, хватит спать
И пора выступать
На защиту добра и любви.
Вместе надо встать
И терпеть перестать
Унижение братьев своих.

Каждому льстецу,
Лицемеру, лжецу
Показать мир без масок и штор,
Каждого глупца,
Самодура, слепца
Полюбить, несмотря ни на что.


Так, так, - думал Миша. - Мне тоже приходят в голову похожие слова. Немного подровнять и готово. Выпустил Веронику, выскочил на помост и запел - громко, жизнеутверждающе:


Братья Дорельяно,
Клянёмся мы рьяно
Прославить великий наш род.
Верить постоянно,
Любить неустанно
И вечно стремиться вперёд.


Все остановились, посмотрели на Мишу и хором выкрикнули:
- Клянёмся! Клянёмся! Клянёмся!
Миша почувствовал себя главою армии конкистадоров, готовых по его приказу сокрушить любого врага. Ого! Это вам не хру-мухру!
- Рано, - шепнула подкравшаяся Лера. - Нас ещё очень мало...
...и мы ещё очень слабы, - додумал её мысль Миша. - Костёрчик наш только кажется большим - а чуть ветерок подует - и разлетятся полешки по космосу... Надо скрепить их получше, а не то...
- ¡El pueblo unido jamás será vencido! - выкрикнул Миша с гребня волны всеобщего возбуждения.
- ¡El pueblo unido jamás será vencido! - откликнулись те, кто знал эти слова, а кто не знал, очень быстро выучили:
- ¡El pueblo unido jamás será vencido!
Так, так, - отметил про себя Миша. - Узелки на будущее.
- А сейчас - танцы! ¡Bailad y cantad - viva la libertad! ¡Viva la libertad! (Танцуйте и пойте - да здравствует свобода!) Хотите, плеер принесу?
- Давай! - послышались крики согласия.
Миша сбегал за плеером, поставил его на верандный стол, включил и сделался рядовым участником праздника.
Танцы, танцы, танцы... Один, другой, третий... А потом по второму кругу. А потом записанная музыка надоела, и её заменили живой. А потом был коронный танец Светы, Насти и Марины - в ярко освещённых разноцветных платьях, с развевающимися лентами и стучащими каблучками. А потом - танец Леры - воздушный, неземной, запредельный - тайна его ведома была лишь Мише - но и он не мог прийти в себя так же долго, как и остальные зрители. Так же, как и дон Хуан... Нет, Эскапелья пока не в силах тягаться со своей мамой. А ещё... Много чего было ещё. Только одного не было - того, что повергло бы в шок придирчивых, злобных, бесцеремонных ханжей и моралистов. Ибо там, где есть любовь - настоящая, искренняя, великая любовь - нет и не будет места разврату. В ослепительном сиянии любви догорали остатки скрытых пороков, а золотая звезда Капелла восходила выше и выше: от северо-востока к востоку - пологой дугою вверх. А когда на востоке загорелся другой свет - вестник окончания ночи - все обратили к нему счастливые лица и запели гимн рода Дорельяно. Так и встретили новый день - предпоследний день уходящего лета.
- Помните эту ночь, - нарушила молчание Лера. - Помните, но не обольщайтесь. Нас ещё очень мало - любой ветерок задует наш костёр, любой дождик его зальёт. Впереди у нас много работы и много ответственности - вы сами приняли её, не ропщите.
- Не будем, - улыбнулся Паша. - Мы сами приняли её. Спасибо.
- Спасибо. Спасибо. Спасибо, - прокатилось рассветной волной.
- Какие вы красивые, - с нежностью произнёс Володя, вглядываясь в сияющие лица. - Мальчики, девочки... Девочки, конечно, в особенности. Просто сокровища несметные в глубинах тёмного леса. Но сокровища живые - помните об этом, ребята. А вы, девочки, любите их - сильно-сильно. Им это очень нужно, поверьте. Они же не говорят, стесняются, всё в себе держат. Вы слово сказали и через пять минут забыли, а мужское сердце до конца дней кровоточить будет...
- Ты чего? - одёрнула его Лера.
- Да так, воспоминания, - смутился Володя и переменил тему: - Устали мы за ночь. Идите, поспите. Много нас, но места хватит. Заходите. Мой дом - для детей.
Зашли, улеглись - кто где: на диване, на Мишиной постели, на полу... Володя и Лера прикорнули на улице и проспали до послеполудня, Миша - до самого вечера, остальные в течение дня вернулись в посёлок. А потом была ночь - тихая спокойная ночь - и рассвет - последний летний рассвет.

Прямо как в прошлом году, - вспомнилось Мише. - Только вместо Эскапельи - Лера. И ребята, наверное, придут.
Ребята пришли. В полном заречно-фабричном составе. По очереди пропустили Мишу через объятия. По очереди потащили его тяжёлый рюкзак по заросшей дороге.
- Скосить бы эту траву, - предложил Миша. - Не сейчас, на следующий год. Нас уже достаточно много...
- Нельзя, - возразил Володя. - А то всякий сброд шляться будет. У дома-то я прокашиваю, а здесь не трогаю. И вы не трогайте.
- Маленький костёр, - напомнила Лера. - Пока что приходится его заслонять.
- Но когда-нибудь... - мечтательно закатил глаза Миша.
- Когда-нибудь, - зашуршали над ним ветки берёзы и подарили ещё один золотой листочек.
- Когда-нибудь, - повторил Миша, по-прежнему глядя вверх. - Когда-нибудь ты вернёшься. А сейчас возвращаюсь я. В город, - опустил он глаза и передёрнул плечами. - Вечно возвращаюсь в город.
- А на следующее лето - сюда, - погладила его по голове Лера.
- Да, конечно... А вот и перекрёсток. Пора прощаться.
- Пора, - Саша поставил Мишин рюкзак и первым обнял уезжающего брата.
За Сашей последовали остальные. Марина тихонько всхлипнула.
- Не плачь, - поцеловал её Миша. - Я ещё вернусь.
- Но мы уже, наверное, уедем, - покачала головою Света.
- Нет. У вас экзамены будут.
- У тебя тоже.
- Но у меня они быстрее закончатся. Значит, ещё встретимся. На неделю. Или на две.
- Ура! - Света улыбнулась.
Настя отразила её улыбку. Марина вытерла слёзы.
- ¡El amor... - крикнул Миша, раскидывая руки в стороны и вверх.
- ...sin celos ni odio! - симметрично ответили остальные.
- Идите домой, - сказала Лера. - Я вас сегодня навещу. И ты иди, - обратилась она к Володе. - Я тебя догоню.
Все разошлись. Остались Миша и Лера.
- Ну что, сынок, - заглянула она ему в глаза. - Ты многому научился, многое понял, многое узнал. Иди, делай своё дело. А я буду тебе помогать.
- Не надо, - каким-то новым, неожиданно низким голосом попросил Миша. - Не надо, мама. Я сам. У меня всё получится.
- У тебя всё получится, - согласилась Лера. - Иди вперёд, чудесный мальчик. Иди и не оглядывайся. И не сворачивай. Тогда дойдёшь.
Миша поцеловал её - резко, порывисто - быстро подхватил рюкзак и, не оглядываясь, зашагал прочь. Утреннее солнце подмигивало ему из-за деревьев, лес расступался, точно волны океана - а он продвигался по ним - вперёд и вперёд - удачливый первооткрыватель новых земель - и трюмы его кораблей были полны золота.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"