Поезд летел стрелою любви. Миша сидел у окна и думал, думал, думал... Мысли не размывались, не растекались, не размазывались - стрелами летели они рядом с поездом, готовые сокрушить любой барьер. 'Славка-Оксана, Славка-Оксана, Славка-Оксана, Славка-Оксана...' - отстукивали колёса по рельсовым стыкам. 'Славка-Оксана, Славка-Оксана, Славка-Оксана, Славка-Оксана...' - подхватывали колёса встречных поездов. 'Славка-Оксана, Славка-Оксана, Славка-Оксана, Славка-Оксана...' - из этих имён состоял весь мир. Вязкий воздух, грязные стёкла, сине-зелёные виды за окном - всё осветила двойная золотая звезда. Миша смотрел на неё - смотрел и улыбался. Заветная золотая звезда протягивала ему тонкий спасительный луч, звала и манила за собою...
Миша уже не сидел в вагоне - Миша обозревал окрестности - Миша собирал донесения и строил планы - Миша распоряжался и командовал - Миша летел на коне перед строем золотых воинов, которым завтра предстояло перейти в наступление - в решающую битву против ненависти и ревности, против зависти и жестокости, против злобы и разрушения - против всех богов на свете - за человека и человеческую любовь... Нет, битва предстоит уже сегодня - против родительского непонимания и неприятия сына. Что ж, ничего страшного - лёгкая разминка перед генеральным сражением... У меня всё получится! ¡El amor!
- ¡El amor! - пронеслось по рядам бойцов, и Миша очнулся.
Ну вот, обломали! Опять духота, теснота, замкнутые в себе пассажиры... О чём они думают? Каждый о своём: об умственном, сердечном, желудочном, кишечном... - и далее вниз - до самого дна преисподней. Подумали бы о высшем - выше себя - станцевали бы над собой! Это же видно, когда человек танцует над собой. Такой человек светится изнутри... Показать им, как это делается? Нет, не надо, не время ещё...
Миша уставился в окно и рассеял взгляд. Так и просидел до самого города.
Город. Самодовольный железобетонный дракон. Ценности всех вещей блестят на нём чешуйками стёкол. 'Ты должен, ты должен, ты должен...' Крепка броня трусливого зверя, но она же - его тюрьма, и она же - его гроб. Огромный размалёванный гроб... Эй, ты, чудовище! Что, спряталось, да? Как бы не так! Я - Мигель Дорельяно - вижу тебя насквозь - всю бездну твоего великоглазого страха. Обнажённый и безоружный, выхожу я против тебя в золотом сиянии любви. Пяль на меня испуганные глазища, покуда не ослепнут они. Сама беззащитность моя служит мне защитой. ¡El amor!
Вокзал. Неизбежный вокзал. Тот же, что и в прошлом году, тот же, что и в позапрошлом - тот же, что и всегда. Та же платформа, тот же асфальт, те же трещины. Тот же рюкзак за спиною - 'ты должен' - та же остановка трамвая, тот же дом... Место, где меня не любят и не понимают... Тот же подъезд...
Чёрная молния - под ноги - раз! Миша отшатнулся - что за бред? Яркая пара зелёных глаз...
- Лучик? Привет!
- Мя-я-¡hola! (Мя-я-ово!) - как-то уж очень по-человечески закончил своё приветствие Лучик и обхватил Мишину ногу загнутым набок хвостом.
- ¡Hola, hola, amigo! (Здорово, здорово, дружище!) - заулыбался Миша - скинул с себя рюкзак, поставил его на скамейку и взял Лучика на руки. - ¡Ay! ¡Cuánto tiempo hace que no te veía! (Ой! Как же долго я тебя не видел!) - щекою к пушистой мордочке, глаза закрыл и сам замурлыкал - от удовольствия: - ¡R-r-r-u-u-u-n-n-n! ¡Casi todo el verano! ¡Y creciste tanto! ¡Dios mío! (М-м-м-у-у-у-р-р-р! Почти целое лето! И как ты вырос! Боже мой!)
- Mi bueno, mi querido amigo, (Мой милый, мой хороший.) - ласкался Миша и с Лучиком на руках уселся на скамейку. - Ой! Ты же перешёл мне дорогу! Ну дела! Хорошо, что мне - а если бы другим? Люди - они же так напуганы - они же куста боятся - а уж чёрного кота и подавно. Оттого и жестоки бывают - запредельно жестоки. Я тебя ещё маленького предупреждал: не смей переходить им дорогу - затопчут!
Лучик сделал вид, что не расслышал.
- Ну и правильно, - согласился Миша. - Пусть другие боятся, а мы не будем. Я тебе очень рад! О-о-о-о-о! Ты не представляешь, как я тебе рад! Мне же сейчас к родителям идти, лекции выслушивать и всё такое... Знаешь, как тяжело одному - против ненависти и ревности..? Ты-то знаешь, конечно. Ты мой брат. А ещё у нас много-много братьев и сестёр - пусть и далеко отсюда. Целый род Дорельяно! ¡El amor! В общем, прорвёмся! ¡Pasaremos! Вот, послушай:
Если чёрный кот
Дорогу перешёл,
Значит, целый год
Всё будет хорошо.
- Это я сейчас сочинил - для напуганных людей. Впрочем, они не поверят. Они привыкли бояться. Чёрный кот - это страх. Въевшийся в душу страх. А ты приласкай его, погладь - он тебе песенку споёт и сказку расскажет. Только на цепь не сажай - цепей никто не любит - даже золотых - если их невозможно снять.
Миша положил Лучика на колени и убрал руки:
- Можешь идти. Я тебя не держу. Не хочешь? Другое дело. Никаких цепей. Никаких барьеров. Никаких страхов... Люди, посмотрите сюда. Вот он - ваш страх. Чёрный клубочек - лапки подогнул, когти подобрал, глазки закрыл и мурлычет. А вы боитесь. Обходите его за три версты. Вот он и кидается вам под ноги: 'Погладь меня, приласкай!' А вы идёте другим путём - но и там притаился страх: 'Погладь меня, приласкай!' Тогда вы бежите, а страх - за вами: 'Погладь меня, приласкай!' А вы всё бежите, бежите, бежите - пока не упадёте. А страх останется - непринятый, неприласканный, нелюбимый.
Миша опустил глаза и вздохнул:
- Может, и я такой же. Тоже бегаю за людьми и прошу: 'Примите меня, приласкайте!' А люди не понимают, шарахаются... от своего зеркального отражения. Ну да, они ведь такие же. Тоже бегают и кричат: 'Примите меня, приласкайте!' А им в ответ: 'Будешь хорошим, послушным, смиренным - тогда может быть...' 'Нет, примите меня сейчас - таким, какой я есть! Пожалуйста!' 'Нет.' 'Ах, так? Ну, берегитесь: сам возьму - и ласку, и любовь, и понимание - насильно!' И берут, берут, берут... Насильно. Всё насильно. Всё только насильно. Даже то, что предлагается добровольно. Они не могут иначе. Они не просят - даже не требуют - они врываются, хватают и отбирают - насильно. Только дети иногда пищат - всё реже, всё тише, всё безнадёжнее: 'Примите меня, приласкайте!' Но нет, куда там... Вот он, корень зла! А я собирался сражаться! Против чего? Против ненависти и ревности, против зависти и жестокости, против злобы и разрушения? А что, если эти чудовища только и хотят, чтобы их приняли и приласкали? Опять то же самое. Все пороки - лишь неприласканные добродетели. Зачем же с ними сражаться - их полюбить надо - вместе с людьми, которые носят их в себе. Любишь людей - люби и их пороки - только искренне, от всего сердца, несмотря ни на что - тогда они улягутся, подогнут лапки, уберут когти и замурлычут. Что там котята - тигры и пантеры лягут к ногам созидателя новых ценностей... Спасибо, Лучик! Вовремя подвернулся ты, вовремя перешёл мне дорогу. Я не отказываюсь сражаться, но тактика моя будет иной... А сейчас мне надо идти. Извини, что не покормил: еды с собой нет, а с рюкзаком в магазин не попрёшься. Приходи завтра. Пока.
Снял Лучика с колен, посадил на скамейку, погладил в последний раз, закинул за спину рюкзак и скрылся в подъезде.
Лифт, этаж, дверь, кнопка звонка... Нет, сначала надо спрятать вещи.
Миша снял рюкзак, развязал его и вытащил уложенный сверху чёрный полиэтиленовый пакет. В пакете находился 'криминал': девчоночьи записки и прядки волос, осколок зелёной бутылки, кассета Анны Владимировны и плеер, которым можно было пользоваться дома, но нельзя было возить к Володе. Пакет надо засунуть в электрощиток - чтобы не отшмонали родители - а потом при случае забрать. Дверца заперта, но замок простейший - Миша давно уже сделал для него отмычку - изогнутый кусочек проволоки, не привлекающий внимания родителей. Раз-два - и готово. Завязал рюкзак, надел его на себя и позвонил в дверь.
Открыла мать. Парою бронебойных взглядов затолкала в Мишино горло почти уже вырвавшиеся оттуда слова приветствия, повернулась и ушла в комнату. Отец посмотрел иначе: долго, неотрывно, с головы до ног и обратно - туда-сюда - точно гусеницами проутюжил - а потом повернулся и ушёл - следом за матерью.
Миша оторопел. Это чего - всё? Ни ругани, ни угроз, ни оскорблений - ни единого слова! Простите, не поверю. Так не бывает.
Оказывается, бывает. Родители ездили на море - как собирались - вернулись месяц назад: довольные, отдохнувшие, подобревшие - они ещё не накопили злобы, чтобы срывать её на сыне. Тучами походили, поклубились - и все дела.
Нет, не все. Мать не утерпела и полезла в рюкзак. Ну и ладно: 'криминал' запрятан, а остальное пусть перерывают - оно там как лежало, так и лежит.
- Иди, мойся, - накопавшись в куче барахла, прогудела мать.
Миша понял, что приём окончен, улыбнулся и пошёл мыться. Ванная, парикмахерская, школа... Был бы у подъезда Лучик, Миша забежал бы ещё в магазин за колбасой - но Лучика не было - значит, в следующий раз.
А вот достать пакет из электрощитка - это отдельная история. Можно было бы подождать до завтрашнего возвращения из школы, но Миша ждать не хотел: мало ли чего. Слишком уж ценные вещи там припрятаны. Когда родительское внимание ослабло, Миша начал действовать по давно отработанной программе.
Раз: как бы невзначай пройти мимо входной двери и осторожно повернуть рычажок замка - так, чтобы не попасть под родительские взгляды.
Два: спустя некоторое время повторить то же самое, поскольку замок закрывается на два оборота.
Три - самое главное: дождаться, когда родители будут увлечены разговором на кухне, или один из них будет в туалете, а другой на кухне, или ещё чего-нибудь в этом роде - короче, будет полная уверенность, что в ближайшие полминуты ни один из них не заглянет в прихожую. Очень-очень осторожно нажать на ручку, очень-очень тихо приоткрыть дверь, змейкою просочиться в щёлку, дверь прикрыть, чтобы не стукнула и не пошёл сквозняк, отпереть щиток, достать пакет, запереть щиток - и обратно - тем же путём - к себе в комнату - пакет под диван - шух! Раньше, когда Миша был ещё мал и неопытен, родители слышали звуки его третьего этапа, настораживались, прибегали, зыркали по сторонам - но уже ничего понять не могли.
Четыре-пять: то же, что и 'раз-два', только в обратную сторону, в один присест и без особых церемоний: дело сделано и никто ничего не узнает.
Шесть: через полчасика переправить вещи в тайник. Всё.
Впрочем, на этот раз получилось ещё круче. Отец у себя в комнате смотрел телевизор, мать на кухне мыла посуду. Миша спокойно открыл дверь, вышел на лестничную площадку, сделал своё дело и вернулся. Расчёт оправдался: отец подумал, что это мать пошла выносить мусор, мать подумала, что это отец пошёл проверять почту - и оба остались на своих местах. Эх, Анечку бы сюда - отличный материал для её 'Пособия по декоративно-прикладному лоховодству в домашних условиях'! А теперь спать: завтра же в школу - чёрт бы её подрал!
В школе ничего не изменилось. В школе ничего не меняется: ни за год, ни за двадцать, ни за сто... Страна меняется: кризисы, баррикады, реформы, революции, стройки, перестройки - школа не меняется никогда. Разве что внешне - самую малость - а внутренняя сущность - насилие - неизменна во веки веков.
Насилие. Всюду насилие. Всё через насилие. Даже то, что даётся добровольно.
Вот они, первоклассники. Маленькие, наивные, любознательные. Они, как ни странно, ХОТЯТ УЧИТЬСЯ! Волнуются, конечно, стесняется кое-кто - ещё бы: такая ступенька во взрослую жизнь! - но не боятся - наоборот, стремятся к знаниям! Все дети стремятся к знаниям - пока не попадут в школу. Потому что школа не открывает знания, как сундуки с сокровищами, а вбивает в головы, как тупые гвозди, чтобы носители этих знаний сами стали такими же тупыми. Все знания - только через насилие. Попробуй, отступи на лишнюю клеточку, зачеркни лишний крючочек, произнеси 'не такое' слово, задумайся о чём-то своём - мигом тебя вернут на землю и объяснят, кто ты есть и где твоё место - причём в выражениях стесняться не будут. Это потом уже, сделавшись злобными старухами, станут ворчать училки о падении нравов современной молодёжи - а пока что вовсю способствуют этому падению - ибо нравы детей падают под тяжестью творимого над ними насилия.
Вот ученики второго класса. Год назад они шли сюда, как на праздник, сейчас - как на каторгу. Они уже всё поняли и если ещё на что-то надеются, так только на то, что закончится когда-нибудь эта чёртова школа и настанет свободная взрослая жизнь. Наивные! Там, за порогом школы, такое же насилие - только в более 'зрелых' формах. Насилие и страх. Страх и насилие. Страх порождает насилие, а насилие - страх. Замкнутый круг, прикрытый стыдливою маскою лжи. Есть ещё немного любви. Очень-очень мало любви. Слишком мало любви...
Вот и Мишины одноклассники. Эти уже сами творят насилие и наводят страх. Могут и учительницу послать подальше, могут и закурить в открытую, могут и с ножичком в класс припереться. Не все, конечно, но кое-кто уже осмеливается. А чего там: ещё три года - и adiós - а некоторые через год уйдут. Оксана точно уйдёт - а не уйдёт сама, 'уйдут' насильно, вздыхая с облегчением: 'Наконец-то!' Ох, эти добрые святоши, ох, эти праведные ханжи! Плевать вам на эту девочку и на остальных плевать. Плевать вам на боль, на слёзы, на нервы, на кровь, на судьбу детей. Дети для вас - расходный материал, источник доходов, которые и доходами не назовёшь. Во имя собственного благополучия сжигаете вы детские души на алтаре священных принципов морали. Вы так возвеличили своего Бога, что под Ним уже не видно человека.
Вот и Оксана. Измождённая, измученная, измочаленная; накрашенная небрежно, с явным расчётом на отвращение. Одинокая, страшно одинокая. Ни к кому не подошла - молча закурила в сторонке. И к ней никто не подошёл: кому такая нужна? Все ухажёры разбежались. Миша тоже решил подождать, присмотреться, приласкать пороки. Впрочем, не так всё и безнадёжно: вместе с огоньком сигареты зажёгся в глазах Оксаны блеск отрешённой целеустремлённости. Стало быть, жизнь продолжается. La vida continúa.
А вот и Славка. Совсем даже не забитый. Держится развязно, руки в карманах. Тут же влился в компанию мальчишек и растворился в ней. Словно не было человека.
Они не знают его страшную тайну, - подумал Миша, - потому и принимают за своего. А если бы узнали? Бросили бы, отвергли - как Оксану? Нет, гораздо хуже... О лживые лицемеры! Вам тоже плевать на человека! Вы видите только маску, которая должна соответствовать общепринятым нормам. Того, кто покажет вам истинное лицо, вы готовы убить - потому что лицо это смахивает на ваше собственное... Эх, люди - обогреть бы вас, подарить вам золотой свет... Ладно, это потом. Сейчас - наблюдать и строить планы.
Миша так и поступил. Присматривался, наблюдал, строил планы... День, другой, третий... С кого бы начать? Со Славки. Это труднее, зато надёжнее. И никакой ревности. Миша вспомнил, что так же он действовал неделю назад, в день рождения рода Дорельяно: дарил золотой свет мальчикам, чтобы те дарили его девочкам.
Славка, естественно, начнёт брыкаться, встанет на дыбы, может и по морде съездить - ничего, пусть - лишь бы не замкнулся наглухо. А для этого очень важно подобрать слова - точно отмычку к замку - да ещё и момент поймать, когда никого не будет поблизости. Трудная задача. Миша не решался к ней подступиться, но баловница-судьба преподнесла ему сюрприз.
Глава 2.
Как-то раз, возвращаясь из школы, Миша обнаружил в почтовом ящике письмо, адресованное ему. Ему! Не родителям! Такого ещё не бывало! Вот уж сюрприз так сюрприз!
Миша взял письмо, повертел, посмотрел на обратный адрес. Название города почему-то знакомо; улица, дом и квартира - нет; а вот фамилия отправителя... Аня? Аня! Анечка!!! Милая весняночка! Наконец-то, наконец-то, наконец-то - ура-а-а-а-а!!!
Письмо - в карман - по лестнице - бегом - с налёту - ключ - в замок - легко - раз! - два! - ключ - обратно - в другой - замок - раз! - два! - всё - дома - наконец-то! - ура! - дверь - бабах! - замок - щёлк! - щёлк! - сумку - в угол - плюх! - всё - фффу-у-у-у-у...
Вперёд - не снимая - ботинок - на диван - аккуратно - край - конверта - оторвал - раз-раз-раз-раз - письмо - наружу - наконец-то! - ура! - вот оно! - глазами - впился:
Миша! Здравствуй! Даже не знаю, с чего начать. Так много всего! Но ты же каждому слову моему рад будешь, да? Мишка! Милый ты мой! Как же я тебя люблю! Как же я тебя люблю! Знаю: Эскапелья - но мне же и крупицы твоей любви на десять жизней хватит! Давно хотела написать - нет, думаю, подожду до осени. Может, всё-таки уехал куда. А у меня потрясающие новости! Папа вернулся! Живой, здоровый - только другой какой-то. Будто и не он вовсе. Целыми днями сидит и молчит. Голову ладонями обхватит, смотрит в себя и думает, думает, думает. Часами! Напролёт! Из армии уволился, работу ищет - тогда хоть на человека бывает похож, а так... Даже не знаю, что и думать: радоваться или с ума сходить? Он и раньше почти не говорил, а теперь вовсе замолчал. Уставится на меня и плачет - представляешь? - большой, сильный, взрослый - и плачет! Как ребёнок! Я подойду, поцелую, поглажу - успокаивается. Снова сидит и думает, думает, думает. Что-то с ним ТАМ приключилось - не такое, как раньше. (А я знаю, что он был ТАМ - знаю, и всё!) Сегодня историю рассказал. Так неожиданно! Сидел, сидел, сидел - голову поднял и говорит: 'Была гроза. Все попрятались, а я нет. Вдруг - не поверишь - явился передо мною отрок обнажённый, сиянием золотым окружённый - руку протянул и крикнул: 'Вернись, Александр! Вернись домой! Это моё дело!' Я как стоял, так и упал на колени. Лицом в землю - точно ослеп. А потом попривыкли глаза, поднял я голову, глянул на отрока - и узнал. Мишу. А он исчез. Словно не было человека... Я вернулся. Всё исполнил, как он велел. Пусть не сердится. Передай ему, пусть не сердится. Передай...' Несколько раз повторил, а потом встал - пойду, говорит, в церковь - и ушёл. Ну и чего мне думать? Никогда у нас не было, чтобы в церковь... Даже разговоры не велись. Ой, Мишка! Может, это болезнь какая? Чего делать? Вот он ушёл, а я письмо села писать - чтобы с ума не сойти, а заодно и просьбу его исполнить... Да ты-то живой или нет? А то, может, уже в раю или на Капелле? Напиши мне или позвони. Вот телефон:... Да что ж такое-то, а? В конце-то концов? Кругом столько взрослых: умных, бывалых, опытных - а как до дела, так никого! Знакомые разбежались, бабушка в растерянности. Мы, дети - малые, глупые, несмышлёные - всё мы должны брать на себя! Всю тяжесть мира - на наши детские плечи!
Извини, Миша, я немного поплакала, успокоилась, продолжаю. В остальном у меня всё хорошо. Это же мой город. Я тут, можно сказать, родилась и выросла. До того ничего не помню, а после - одни разъезды. Это не считается. Моя родина - здесь. Здесь я и в школу пошла - в ту же школу и сейчас пойду, как учёба начнётся - в тот же класс. Прежних подружек встретила. Рассказала про папу. Сочувствуют - спасибо им огромное. И про тебя рассказала. Завидуют!!! И про Эскапелью. Не верят. Ну и не надо. Зато я верю. Кстати, сегодня же день рождения рода Дорельяно - ты говорил, я помню. Поздравляю нас всех. Неужели когда-нибудь встретимся - все вместе, а? Ревнивое море, верни мне Мигеля - пока я не превратилась в белую скалу, покрытую зелёными волосами водорослей! А ты, Мишенька, рвись на свободу, рвись, обдавай меня солёными слезами! Смотрю я вдаль - и жду, и жду, и жду. И плачу, и плачу, и плачу...
Твоя Анита
Миша отложил письмо и перевернулся на спину. Так, успокоиться, не спешить, привести в порядок разбежавшиеся мысли. Что мы имеем? Аня жива и здорова. Её папа жив и... болен? Что значит 'болен'? Все болезни - от недостатка любви. За любовью он и пошёл в церковь. Не к врачам, не к психологам, не к холодным профессионалам, а в церковь, к Богу Любви. Да только не даром даёт этот Бог свою любовь - требует полного самоотречения и самопожертвования - Ему, Всевышнему. Иначе нельзя, иначе наказание, иначе гнев и геенна огненная. Прямо как родители - образы и подобия... Да разве настоящая любовь требует оплаты? Настоящая любовь рвётся из глубины сердца, как свет из глубины звезды - ослепительно, мощно, властно, неукротимо - сжигает болезни, пороки, недостатки, грехи... А религия как наркотик, опиум для народа: снимает боль, но не излечивает болезнь.
И что же делать? Как говорил пророк сверхчеловека: 'Одно бывает необходимее другого.' Про Славку и Оксану придётся забыть: Ане и Александру Васильевичу помощь нужна сейчас, немедленно - иначе может быть поздно. Но как помочь? Письмо шло почти две недели - и столько же будет идти ответное? Да уж, в позапрошлом веке письма ходили быстрее. Позвонить? Но это же междугородный звонок, за него придётся платить: кому деньгами, а кому и своей шкурой. Да фиг бы со шкурой - за любимого человека и жизни не жалко - но сказать-то по телефону - что? Какие слова? Нет таких слов и не будет: здесь нужен свет - золотой свет любви! Золотой свет любви? Ну-ка, ну-ка, ну-ка... Вот так, вот так и вот так... Нет-нет, ещё и ВОТ ТАК! Постойте... да это же... блин... Эврика!!!
Миша вскочил с дивана и забегал по комнате. Так просто? - повторял он про себя. - ТАК просто??? Но это же сверхгениально! Это не могло прийти в голову МНЕ! Это не я, это кто-то другой. Кто-то обронил, а я подобрал... Так, погоди: успокойся, подумай, прими решение. Тебе подарили суперидею - изволь воплотить её лучшим образом. Помнишь, как в день возвращения ты перехитрил обоих родителей - одновременно? Вот и на этот раз: две проблемы, каждая из которых почти неразрешима в отдельности, легко решаются вместе. Прямо сейчас!
Миша сунул письмо в карман, схватил ключи, выскочил из квартиры, запер дверь и побежал... к Славке.
Лестница, выход, поворот, переулок, двор, подъезд, лестница - без лифта - на этаж - бегом... Фффу-у-у-у-у... Сердце, сердце, погоди, не вылетай из горла! Ой-ёй-ёй, как же я тебя загнал-то, а? Ща, ща, погоди, токо отдышусь маленько... Всё, всё, пора! Звонок. Ну! Ну! Ну! Давай, давай, давай - где ты там - чёрт бы тебя подрал! Давай, давай, давай - открывай, открывай, открывай... Бы!-стре!-е-е-е!!!
Славка открыл. Увидел. Оторопел. Наверное. Миша не заметил. Миша ворвался и заорал:
- Давай! Телефон! Быстро! Позвонить! По межгороду! Да! Сейчас! Надо! Всё! Вопрос! Жизни! И! Смерти! - прижал руки к груди и заговорил спокойнее. - Слава! Пожалуйста! Очень надо! Из дома мне нельзя, а больше неоткуда. От тебя - можно? - и, не встречая сопротивления, потянулся к телефонному аппарату.
- Нет, нет, - испуганно забормотал Славка. - Нельзя, нельзя! - загородил собою домашний телефон. - Вот, вот, - протянул мобильный.
Миша взял эту штуковину и повертел в руках. Своего мобильного телефона у него не было - по той же причине, по которой не было компьютера, Интернета, игровой приставки - а также братика, сестрички, кошечки, собачки, разрешения на работу и учебника любимого языка.
- Помоги!
Славка нажал нужную кнопку, Миша достал из кармана письмо и набрал указанный номер. Гудок, другой, третий... Давай, давай, давай!
- Алло?
- Аня! Это я, Миша! Ми!-ша! Дорельяно! Да, всё в порядке! Погоди, погоди - потом объясню! ПА!-ТОМ! Слушай, не перебивай! Я у Славы. Звоню с его мобильного. Долго говорить не могу. Самое главное: подари папе золотой свет! Слышишь? ПОДАРИ! ПАПЕ! ЗОЛОТОЙ! СВЕТ! Да, да, да! У тебя внутри золотой свет! Ты можешь дарить его другим, как я подарил тебе! Да, ты должна извлечь его наружу! МО!-ЖЕШЬ!!! Ты всё можешь! Всё, что захочешь! Поняла? Желание должно быть достаточно сильным! Ты вся должна перелиться в это желание! Вся! Без остатка! Поняла? О себе забудь! Обо мне забудь! Думай только о папе, только о том, как помочь папе! У тебя всё получится! У ТЕБЯ! ВСЁ! ПА!-ЛУ!-ЧИ!-ЦА! Свет наружу и руку на сердце! Всё! Это самое лучшее, что ты можешь сделать! Нет, другого пути нет! Что? Так ведь он же теперь не в армии, теперь можно! Всё! Пока! Да, напишу, сегодня, обязательно! Через две недели дойдёт. Всё! Нет, не вернулась. Да! Я тебя тоже! Очень-очень! Всегда и несмотря ни на что! Пока!
Миша вернул Славке забрызганный слюною телефон, заодно и письмо протянул. Славка взял и то, и другое, постоял, почесал голову, подумал, двинулся в комнату, Мише рукою махнул: заходи уж, чего там. Миша снял ботинки, зашёл, примостился на краю дивана. Славка уже сидел на другом краю и читал письмо. Закончил. Посмотрел на Мишу. Покачал головой:
- Ну ты, блин, даёшь! Являешься как святой, орёшь как ненормальный, людей пугаешь...
- Слава...
- Меня чуть заикой не оставил. Придурок.
- Слава, погоди. Я и сам не понимаю. Всё ведь так и было: ливень, гроза, золотое сияние. И кричал я именно это - только другому человеку и в другом месте. Как ТУДА передалось, не знаю. Наверное, через пространство мыслей... Нет, нет, погоди, я не сумасшедший. Послушай... - Миша рассказал о разговоре с пророком - без предыстории этого разговора.
Славка слушал. Не перебивал. Может, и хотелось ему выгнать Мишу, но привычка добывать информацию оказалась сильнее. Миша на это и рассчитывал. Рассказал, встал, забрал у Славки письмо, сунул его в карман, сделал вид, что собирается уходить, но вдруг обернулся и вместо благодарности выдал:
- Слава, я всё знаю.
- Чего? - Славка не понял. - Чего ты знаешь? - фыркнул насмешливо, однако с любопытством.
Мишины слова падали шагами Каменного Гостя. Раз - бой! Раз - гром! Резко - вдруг - потемнело - за окном. Раз - гул! Раз - гон! Голый гулкий железобетон. Комната наполнилась могильным холодом. Славка побледнел, как снежная баба.
- А-а-аткуда-а-а? - пролепетал он, выдавая себя с головой.
- Ну-у-у... - Миша закатил глаза к потолку. - У меня свои источники информации... Сядь! - скомандовал он, останавливая Славкин порыв. - Мы одни. Нас никто не услышит. Я никому не говорил и не собираюсь говорить. А вот тот, кто мне рассказал, и те, кто слышал - за них я ручаться не смогу... если со мной что-нибудь случится. Понял? Так что сиди и не дёргайся. Это в твоих интересах.
Славка сник. Руки упали меж колен, голова - на грудь, а голос - до всхлипывающего шёпота:
- Чего ты хочешь?
- Хочу помочь тебе, Слава. Хочу соединить тебя и Оксану. Хочу, чтобы вы были счастливы.
- Ай, - Славка махнул рукою, но Миша не отстал:
- Нет, не 'ай'! Слушай сюда. Я сейчас уйду, а ты посиди и подумай. Хорошо подумай. И пойми одну простую вещь: кроме меня, тебе никто не поможет. Понял? Никто. Всё, бывай. Спасибо за телефон.
Миша надел ботинки и открыл дверь. Славка вылетел в прихожую:
- Почему? Почему ты это делаешь? Почему не сдаёшь меня? С потрохами? После всего? После того, как я... Почему?
- Потому что я человек, Слава, - ответил Миша, переступая порог.
- Ты? Человек? - Славка завизжал как ужаленный. - Ты - человек? А я? Я, по-твоему - кто?
- Решай сам, - Миша повернулся и захлопнул за собою дверь.
До дома - бегом - не снимая - ботинок - за стол - писать - письмо - Ане.
Так: сначала короткое приветствие, потом длинное признание в любви - всегда и несмотря ни на что - потом длинный-длинный рассказ обо всех событиях минувшего лета - обо всех, без утайки - не только о событиях, но и о мыслях, догадках, выводах, планах на будущее. Кстати, о будущем: всё это придётся рассказывать Славке, причём в ближайшее время, может, даже завтра, так что полезно сформулировать на письме. Опять то же самое: две проблемы вместе решаются легче, чем каждая в отдельности.
Миша писал. Писал, писал и писал. Тетрадные листочки в клеточку - один, другой, третий - мелким убористым почерком - на каждой строчке - иначе не влезет в конверт. Про Леру, про ребят из посёлка, про новую семью, про Славку и Оксану, про разговор с пророком... Добрался до возвращения в город и до сегодняшнего дня. Выразил надежду, что, когда Аня получит это письмо, Славка и Оксана будут уже вместе. Попросил пожелать ему удачи. Ещё раз повторил всё, что сказал по телефону. Объяснил, что из дома звонить не сможет, да и со Славкиного мобильного часто не получится - даже при благоприятном исходе дела - но она, Аня, может звонить ему сколько угодно - правда, желательно в рабочие дни и в послешкольное время - чтобы родители не узнали. На сём закончил и подписался:
Твой Мигель
Выскочил из-за стола и побежал на почту. Купил конверт, запихнул в него исписанные листочки, заклеил, написал Анин адрес, фамилию, имя, свой адрес, фамилию, имя, засунул письмо в щель почтового ящика - всё. До вечерней выемки больше часа - значит, доставка начнётся уже сегодня. Ура! Успел!
Успеть-то успел - до вечерней выемки - а до возвращения родителей - нет. Мать уже расхаживала по квартире, накручивая километры злобы.
- Явился, - просипела она. - Опять где-то шляется, чёрт бы его подрал! И уроки не сделаны - как всегда! Что? А ну показывай! Точно - ни черта не сделал! Так я и знала! Господи, ну за что мне такое наказание? Это же застрелиться легче! Думала, нагуляется за лето, человеком станет - нет, опять за своё!
Мать полыхнула глазами и приготовилась съездить сыну по щеке. Ещё мгновение... - но тут зашуршал замок и в квартиру вошёл отец. Фффу-у-у, пронесло - хотя и не совсем. Угроза физической расправы миновала, а вот словесный ливень обрушился с удвоенной силой.
- Что я говорил? - торжествовал отец. - Что я тебе всё время говорил? Он же совсем от рук отбился. Он же совершенно не ценит хорошего к себе отношения. Чуть волю дашь - тут же распоясывается. Нет, всё, хватит, пора кончать: жёсткая дисциплина, строгий контроль и никаких поблажек. Приказано - 'есть!' - доложить о выполнении. Всё.
- Да ты что? - орала мать. - Я же с ума сойду! Что тут, армия, что ли? Хочешь - отдавай его в военное училище - и дело с концом!.. Нет, ты посмотри! - взвизгнула она. - Ты только посмотри! Видишь, как он смотрит? Видишь, КАК он смотрит??? Он же нас во сне зарежет и из дому сбежит!!!
- Сбегу, - тихо вставил Миша, не опровергая и первой части материнского утверждения.
- Что-о-о??? - мать едва не взвилась до потолка. - Сбежишь? Ну так беги, я тебя не держу! Давай, давай! - и открыла дверь.
Вот только на этот раз произошло не то, на что она рассчитывала. Миша спокойно перешагнул порог и двинулся вниз по лестнице.
Так, - думал он, - сейчас на вокзал, потом на поезд - 'зайцем' - к Володе и Лере - дождусь зимы, познакомлюсь со сбежавшими из дому ребятами, сойдёмся, а по весне куда-нибудь рванём.
- Стой! - отец догнал и ухватил за руку. - Ты чего это удумал? А?
- Приказано - 'есть!' - докладываю о выполнении, - вызывающе повернулся к нему Миша.
- Нет... ты... чего? - отец растерялся, но тут же овладел собой. - А ну вернись! Я кому сказал? Сейчас же вернись!
- Ой, да пусть идёт куда хочет! - истерично вопила мать.
Миша посмотрел на неё, потом на отца, потом снова на мать - усмехнулся, пожал плечами: ну и кого прикажете слушать?
- Вернись, - настаивал отец. - Вернись по-хорошему. А то с милицией вернём. Хуже будет.
Миша выдержал многозначительную паузу. Победа была за ним - хотя и не полная. Нельзя сейчас убегать: надо дожить до совершеннолетия, окончить школу... или дождаться Эскапелью. Однако родители получили хороший урок. Старые методы воспитания ещё работают, но уже со сбоями - и чем дальше, тем больше будет этих сбоев.
Миша вернулся в квартиру. Отец молча закрыл дверь. Мать ещё долго ворчала насчёт военного училища, интерната, тюрьмы и прочих подобных заведений - но то были отголоски гонимой за горизонт грозы. На чёрной туче уходящего детства вырисовывалась радуга новой жизни.
Однако же всё великое совершается постепенно. Пришлось делать уроки - долго, почти до полуночи. Родители ушли спать, а Миша закрылся у себя в комнате, нарушив неписаный семейный закон. Ну и правильно, чего там: на волне развернувшегося наступления надо продвинуться как можно дальше. Так и лёг, не открывая двери. Утром родители увидали - и не сказали ни слова. Позорный закон был растоптан и предан забвению - навсегда.
Но прежде чем лечь, Миша открыл окно и окунулся в тихую тёплую темень. Звёзды! Милые звёзды! Небо ясное, а я и не заметил. Ещё бы: такой напряжённый день. А следующий будет ещё напряжённее... Вот жизнь-то пошла: раньше не знал, куда время девать, а теперь только успевай поворачиваться. Так это же хорошо: это не суета, не карьера, не carreras (скачки лошадей по кругу) - каждое сегодняшнее действие приближало меня к цели. Жаль, Капеллы не видно - она по другую сторону дома. А ТЫ? - ТЫ меня видишь? - сейчас? - мысленным взором? Кажется, я неплохо справляюсь с твоим поручением? Да? Спасибо тебе огромное! Я ведь почему сегодня победил? - потому что не одинок, потому что есть у меня те, кому я могу помочь, и те, кто может помочь мне. А вы, злобные ханжи и моралисты - вы обречены на поражение - потому что, чем больше вы отвергаете детей, тем больше становится нас, отвергнутых детей - тем больше НАША семья, НАШ род, НАША республика... Республика Дорельяно! Республика без границ! Только так и никак иначе!.. Эх, завтра в школу и ещё...
Миша разделся и плюхнулся в постель.
Утро началось с яркого света и злобных родительских взглядов по поводу закрытой двери. Ничего, пусть привыкают - то ли ещё впереди. Родители зубами заскрежетали, прочитав в Мишиных глазах эту чудовищную мысль, но не сказали ни слова: мало ли, чего доброго, и в самом деле сбежит. Он шебутной, он может.
Школа, уроки, Славка... Миша подошёл к нему по окончании учебного дня:
- Поговорим?
- Конечно! - даже обрадовался тот. - Пошли ко мне.
Дома у Славки уселись на диван - как и вчера, с разных концов. Миша молчал, и Славка не выдержал, спросил первым:
- Кто ещё знает?
Ох, с тайным умыслом он это спросил: надо же оценить реальную опасность, прежде чем соглашаться на те или иные условия.
Миша усмехнулся, давая понять, что подоплёка этого вопроса ясна ему, как небо за окном, несколько секунд помучил Славку молчанием, а потом заговорил. Тут-то и пригодился отложившийся в голове текст вчерашнего письма. Миша будто читал возникающие перед мысленным взором тетрадные листочки. Впрочем, читал он не всё, безжалостно вычёркивая слова, предложения и целые абзацы, точно настоящий писатель. Всего Славке знать не надо. Пока, во всяком случае.
А вот то, что касается самого Славки, Миша рассказал без купюр, хотя и без подробностей - зато уделил особое внимание Славкиным мыслям, чувствам и переживаниям - то есть тому, чего не мог знать ни один обыкновенный человек - даже если бы стоял рядом и 'держал свечку'. Тут Славка и поверил: и в инопланетян, и в чтение мыслей, и во всё остальное, рассказанное Мишей - поверил и понял, что игра окончена: надо выходить с поднятыми руками и сдаваться на милость победителя.
- Да-а-а... Я в твоей власти. Можешь делать со мной что хочешь. Можешь объявить в классе... а можешь сам... хоть каждый день. Мне уже всё равно.
- Слава! - Мишу передёрнуло от такого предложения. - Зачем ты так? Я же говорил, чего хочу.
- А, ну да, ты же возвышенный, - кисло усмехнулся Славка. - Ты же не от мира сего. Тебе не нужно тело - тебе душу подавай. А по мне, пусть лучше меня всем классом... пусть лучше убьют, чем...
- Слава! Как ты можешь? Зачем мне твоя душа? Да я тебе сам свою душу выверну - хочешь? А хочешь... тело... хоть каждый день?
Славка опять усмехнулся: злорадно и бессильно:
- Да... стоило бы тебя... чтобы ты понял. Только легче мне от этого не станет.
- А от чего - станет? Слава? Что нужно сделать, чтобы тебе стало легче?
Славка махнул рукой.
- Нет, погоди, - продолжал наступать Миша. - Не отмахивайся. Я хочу тебе помочь. Я рассказал тебе про Валерку. Ты отомстил, Слава. Ты рассчитался с ним по полной программе. Неужели тебе не стало легче?
Славка помотал головой.
- Ах, да, - вспомнил Миша. - Остались ещё те двое. Но их тоже скоро заберут. А там - кто знает...
Славка скривился.
- Не хочешь? А кто ж тебе ещё виноват? Родители? Так зарежь их во сне и сбеги из дому. Я даже скажу куда.
Славка посмотрел испуганными глазами, и Миша понял, что затронул верную струнку.
- А хочешь, раздобудь автомат. С твоими-то способностями это раз плюнуть. Представляешь, как будет сладко: выйти с автоматом на улицу и стрелять, стрелять, стрелять в этот чёртов мир, пока не кончатся патроны. Или прийти в школу...
Славкины глаза выкатились из орбит. Рот приобрёл такую же округлую форму. А Миша продолжал:
- А хочешь, посвяти свою жизнь продвижению по карьерной лестнице. На старости лет сделаешься президентом, получишь ядерный чемоданчик и утянешь за собою всё человечество. Тогда тебе станет легче?
Славка впал в ступор.
- И этого мало? Тогда займись изобретением оружия, способного зажигать звёзды, взрывать галактики, уничтожать пространство и время. Чтобы всей Вселенной мало не показалось.
Славка будто исчез. Миша подошёл и потряс его за плечо. Славка очнулся. Миша протянул руку:
- Вставай. Пора выбираться из ТОЙ ямы.
Славка, как загипнотизированный, ухватился за Мишину руку и позволил помочь себе встать. Миша понял, что на сегодня достаточно.
- Слава! Я сейчас уйду, а ты подумай, что нужно сделать, чтобы тебе стало легче. Чтобы ты перестал бояться. Раз и навсегда. Подумай, скажи. Я для тебя готов на всё.
- Ты? Готов для меня на всё? Почему?
- Потому что я человек, Слава, - повторил Миша свою вчерашнюю фразу, надел ботинки и вышел за дверь.
Дома уселся делать уроки. Ну а чего: не всё же бунтовать - надо и о будущем думать. Будущее... Тёмное смутное будущее. Будущее пугало Мишу - с раннего детства. Лучше не думать. Просто делать уроки.
Сделал. Родители ещё не пришли. Можно подумать о чём-нибудь более близком. Скажем, о завтрашнем дне. Завтрашний день будет решающим. Славка, наверное, тоже сидит и думает. Интересно, о чём?
Вернулись родители. Показал им сделанные уроки. Это было как лакомство после дрессировки, как ласково-примирительное поглаживание по шерсти, как великодушная уступка победителя побеждённому - чтобы тот не чувствовал себя униженным и растоптанным, чтобы сохранил достоинство. Нельзя растаптывать достоинство человека - каким бы он ни был.
Утром возникло странное предчувствие: будто сейчас, сию минуту произойдёт что-то важное. Быстро умылся, поел, собрался... О, чёрт! Шнурок порвался! Как же не вовремя! Раз, раз, раз - ну почему сейчас? Два, два, два - давай, давай, давай! Обрывки - увязал - вскочил - ба-бах! - вылетел - за дверь - по лестнице - жах! - в школу - бежал - бегом - не чуя - ног - успел - ворвался - в класс...
Все ученики сидели на местах. Именно так: сидели на местах - тихо, как во время урока - хотя звонок ещё не прозвенел и учительницы в классе не было. Вместо учительницы у доски стоял Славка - бледный, как меловые разводы у него за спиной - и неповоротливым языком выталкивал из себя слова:
- Послушайте... Это... очень важно... Я... Хочу... Чтобы вы... знали... Хочу, чтобы вы всё знали... Можете убить меня... прямо сейчас... потому что я...
Вот оно что! Вот он чего удумал! Вот от чего ему станет легче!
- Не-е-е-е-ет!!!
Миша на ходу скинул сумку и, как ворвался, так, не останавливаясь, бросился на Славку. Тот повернулся, хотел отскочить, но поздно: Миша налетел, подпрыгнул, левой рукой обхватил за шею, а правой - со всего маху - по зубам - раз! Будь в нём побольше весу, Славка опрокинулся бы навзничь, а так - устоял. Миша не стал повторять удара: обеими руками ухватился за Славку, лицо приблизил к его лицу и сквозь зубы зашипел:
- Не смей! Не смей!
Славка вырывался с отчаянием самоубийцы, которому помешали сделать последний шаг - Миша вцепился в него с отчаянием спасателя, удерживающего самоубийцу от последнего шага. Остальные вскочили с мест и окружили... кого? Дерущихся? Или нет? Никто ничего не понимал. Никто не сказал ни слова.
Только Оксана всё поняла - одна-единственная всё поняла и сказала - своё слово. Никем не замеченная, не остановленная, шмыгнула она к двери, приоткрыла её, выглянула в коридор, тут же захлопнула дверь, припёрла её спиной и заорала:
- Идёт!!!
Народ ломанулся на места. Миша ослабил хватку - Славка оторвал его от себя и отшвырнул в проход между рядами столов. Миша полетел - спиною - вперёд - затылком - об пол - ба-бах! - и в эту секунду в класс вошла учительница. Вошла, посмотрела на растрёпанного Славку, на лежащего на полу Мишу, приготовилась метнуть пару молний - но тут перед нею нарисовалась Оксана - в изящном очаровании непристойности. Точно чёрная кошка, перешла она дорогу учительнице, насмешливо-презрительно глянула на неё, скривилась, фыркнула - в медленном полуобороте прогнулась - и - правой рукою - по бедру - вверх - задирая край коротенькой юбочки и выставляя напоказ округлую упругость, обтянутую тёмными колготками. Учительница остановилась и заморгала, как сова при полуденном свете. Оксана выпрямилась и дерзко глянула ей в глаза: ты бы и в молодости на такое не осмелилась, а уж теперь... Учительница прочитала эту мысль и сникла. Миша тем временем поднялся, подобрал свою сумку и проскользнул за стол. Славка проскользнул ещё раньше. Убедившись в безопасности обоих, Оксана снова улыбнулась учительнице, надменным взглядом потрепала её по щеке и под задорную музыку звонка провиляла на своё место. Только тут учительница опомнилась, сообразила, что произошло, налилась гневом, хотела взорваться... и передумала. Ещё девять месяцев - и этой шалавы в школе не будет. Про Мишу и Славку она и не вспомнила.
Во время урока Миша украдкой поглядывал на Оксану. Милая, - думал он. - Чудная, восхитительная, неповторимая. Самая лучшая девочка на свете. Вот ты и сказала своё слово. Единственное слово, которого оказалось достаточно. Заслонила меня собой. Меня и Славку... Скоро и я тебе помогу, но не сегодня. Не сегодня... Извини, Оксаночка, сначала этого дурошлёпа вразумить надо... А? Что? Звонок? Вот и займусь... О! На ловца и зверь бежит. Только бы с ног не сбил.
- Ты чего? - налетел разъярённый Славка.
- А ты чего? - осадил его Миша. - Жить надоело?
- Да! Надоело! Надоело так жить!
- Надоело жить? Тогда прыгай в окно!
- Прыгну! Но сначала всё расскажу! Всем! Пусть меня запомнят! Пусть запомнят - какой я есть!
- Был, - тихо поправил Миша.
- А? - Славка оторопел, точно врезался в стену. - Блин! Умеешь ты доброе слово сказать... И появляешься вовремя. И вломил-то как - до сих пор болит, - потрогал он слегка опухшую губу. - Кто бы мог подумать!
- Ты тоже много чего умеешь, - Миша погладил ушибленный затылок. - Всю жизнь меня по голове бьют. А я встаю и иду дальше. Потому что у меня есть цель - а у тебя нет. Вот ты и падаешь: из окна - вниз, перед народом - в грязь, из грязи - в никуда. Прячешься от дождя на дне болота. Дурак.
- Сам дурак! Ты понимаешь, что мне уже пофигу? Понимаешь? Блин! Убью тебя, и ничего мне не будет! Хуже, чем есть - не будет!
- Лучше тоже не будет.
- А мне плевать! На тебя плевать, на себя плевать, на всех плевать!
- И на Оксану плевать? А она так старалась! Тайну твою сохранила. От училки тебя прикрыла. Собою прикрыла, между прочим! Сделала всё, что могла. А тебе плевать? Ну и подыхай! Знать тебя не желаю! Скотина неблагодарная! Мне на тебя - плевать!
Миша сделал вид, что сплюнул - повернулся и пошёл на следующий урок. Славка посеменил следом.
- А? Ты чего? Ты это... погоди... э-э-э... это... Ксюха... в смысле... Оксана...
- Значит, так, - остановил его Миша. - После уроков идём к тебе. Говорим начистоту. И если сегодня мне не удастся тебя убедить, я от тебя отстану. Совсем. И делай что хочешь. Ну?
Славка безмолвно согласился.
Вошли в квартиру. Славка уселся на том же конце дивана, что и в предыдущие дни, а Миша поступил иначе: взял стул, сел напротив - почти вплотную - и спросил:
- Знаешь, что такое смерть?
- А? - Славка от изумления вытаращил глаза. - Ну-у-у...
- Большое упущение с твоей стороны, - заметил Миша. - Собрался умирать и даже не поинтересовался, что тебя ждёт.
Славка открыл рот... и не ответил.
- Нет, - разочаровал его Миша, - что тебя ждёт ТАМ, я не знаю - зато хорошо знаю, что тебя ждёт НА ПУТИ ТУДА. Хочешь, расскажу?
- Хочу, - еле выговорил Славка.
- Тогда слушай. Во-первых, это совсем не страшно. Страшно только до тех пор, пока есть надежда вернуться. Во-вторых, это совсем не больно. Больно только до тех пор, пока ты здесь, в этом мире. А дальше... дальше свобода. Полная, безграничная свобода... которая не стоит ломаного гроша. Знаешь, почему? Как бы тебе объяснить... Читал, как один мужик оказался с кучей денег на необитаемом острове? Ну вот и здесь то же самое. Ты можешь всё - и ничего не можешь. Потому что это 'всё' не имеет смысла. Ты словно зависаешь в бесконечном пространстве и времени. Космос - только без звёзд - вот что это такое. У тебя есть всё - и нет ничего. Делай что хочешь, двигайся куда хочешь - но зачем? Да и как узнать, что ты куда-то двигаешься? Да и как двигаться, если ничто тебя не притягивает и не отталкивает, если ничто тебе не мешает, если тебе на всё плевать? Тогда-то и начинаешь мечтать хотя бы о страхе, хотя бы о боли - потому что даже страх и боль лучше этой бесконечной бессмысленности. Понимаешь, Слава? Сейчас тебе страшно и ты хочешь убежать от этого страха - туда, где его нет. Сейчас тебе больно и ты хочешь убежать от этой боли - туда, где её нет. Но поверь: как только ты убежишь, так тут же захочешь обратно. Если успеешь... А ещё ТАМ холодно, одиноко и тоскливо. Знаешь выражение: 'смертная тоска'? Ну так вот, это не пустой звук. Уж я-то знаю.
- Откуда? - Славка обалдело таращился на Мишу.
- От тебя, - последовал неожиданный ответ. - Там, на пустыре, в яме, вы с Валеркой предоставили мне возможность... узнать. А помнишь, как вы с ребятами закопали меня в сугроб - да ещё и сверху навалились, чтобы я не мог вылезти? Сначала мне было страшно, я задыхался, а потом... Потом появилось много пространства и времени... А ещё меня однажды чуть не утопили. Но это другие - в лагере.
Славка закрыл глаза и опустил голову.
- Ну вот, - продолжал Миша, - а когда возвращаешься... Когда потерял надежду и всё-таки возвращаешься... Знаешь, что тогда чувствуешь? Любовь! Любовь к жизни, к миру, к солнцу, к земле, к людям - любовь ко всему и ко всем. Даже к тем, кто хотел тебя убить. Любовь несмотря ни на что. Понимаешь? Будто со всего тела, со всех нервов, со всех чувств сорвали маски, оболочки, одежды, будто ты новорождённый ребёнок, будто весь мир... настоящий. Начинаешь понимать истинную цену жизни, и каждое ЗДЕШНЕЕ мгновение кажется в миллиарды раз ценнее всей ТАМОШНЕЙ вечности. А люди кажутся глупыми-глупыми, потому что не понимают такой простой вещи. Хочешь им это объяснить, и не находишь - ни слов, ни знаков, ни жестов - просто улыбаешься, как дурак - и всё. Понимаешь, Слава: свобода - она как деньги. Деньги хороши только тогда, когда их можно обменять на нужную вещь. Свобода хороша только тогда, когда её можно обменять на любовь.
Славка ничего не понял.
- А мне-то чего делать? - пожав плечами, спросил он.
- А что может делать ЛЮБОЙ человек при ЛЮБЫХ обстоятельствах? - задал Миша ещё один странный вопрос.
- Не знаю.
- А ты подумай. На что способен слепоглухонемой парализованный идиот?
- Сдохнуть! - заорал Славка. - Да! И как можно скорее!.. Чего тебе надо? Чего ты ко мне привязался?
- Не только, - проигнорировал Миша последние вопросы. - Есть кое-что, на что способен КАЖДЫЙ человек - даже слепоглухонемой парализованный идиот. КАЖДЫЙ ЧЕЛОВЕК СПОСОБЕН ЛЮБИТЬ.
- Ну и что?
- То! - Миша начал терять самообладание. - Посмотри на себя! Разве ты слепоглухонемой парализованный идиот? Руки на месте, ноги на месте, уши, глаза, нос, язык... всё остальное... голова на месте, мозги... дурные... тоже на месте! Да знаешь ты, сколько людей об этом только мечтают и никогда, никогда не будут иметь? А у тебя это есть - сейчас, даром! - а ты не ценишь, выбрасываешь в окно! Да ты... ты... Знаешь, ты кто? Ты расточитель, понял? Мультимиллиардер, топящий печку алмазами! И даже хуже! В миллиарды раз хуже!
Славкин взгляд вместил в себя всю мировую скорбь. Миша смягчился.
- Слава! Ты уже на краю пропасти. Дальше НИЧЕГО нет. Возвращайся.
- Ка-а-ак? - Славка прижал ладони к груди и застонал от бессилия.
- Ты ещё не понял?
- Не-е-ет! Я ничего не могу. Всё имею: и руки, и ноги, и голову, и... ничего не могу. Прямо как в космосе, о котором ты говорил.
- Ты можешь любить, - тихо подсказал Миша.
- А? - Славка растерялся.
- Ты можешь любить, - медленнее и громче повторил Миша.
- Ну и что?
- Ты. Можешь. Любить, - впечатал Миша в Славкино сознание.
То ли паузы между словами сыграли роль, то ли внушающий тон, то ли гипнотизирующий взгляд - но именно в эту минуту Славка начал догадываться.
- Я? Могу? Любить? - переспросил он робко, но отчётливо, точно произносил первую в жизни фразу на незнакомом дотоле языке.
- Да, ты можешь, - улыбнулся Миша. - Ты можешь любить.
- Я могу любить? - Славка, как камушки, перекатывал слова во рту. - Я могу любить... тебя? - добавил он ещё одно слово.
- Да, ты можешь, - просиял Миша. - Ты можешь любить меня.
- Я могу... носить тебя на руках? - неуверенно предположил Славка.
- Да, ты можешь. Ты можешь носить меня на руках.
- Я могу... гладить тебя по голове?
- Да, ты можешь. Ты можешь гладить меня по голове.
- Я могу тебя целовать! Сколько захочу, столько и буду целовать - хоть всю ночь, хоть до утра - и никто мне не помешает, никто!
Славка вскочил с дивана, подхватил Мишу на руки и закружился по комнате - а потом принялся целовать - резко, отрывисто, не разбирая куда: в щёки, в нос, в глаза, в шею, в губы... Миша не сопротивлялся. Миша хорошо знал, что чувствует человек, возвращающийся ОТТУДА. Ханжи, которые этого не знают, могут отвернуться.
- Да, ты можешь, - произносил Миша в промежутках между поцелуями. - Ты можешь носить меня на руках. Ты можешь гладить меня по голове. Ты можешь целовать меня - сколько угодно, хоть всю ночь, хоть до утра - и никто тебе не помешает, никто. Ты всё можешь, Слава. Всё, что захочешь. Ты хочешь любить, ты можешь любить, ты знаешь, как любить. Теперь знаешь... Ты - человек.
- Я - человек? - Славка в недоумении посмотрел на потолок. - Я - человек? - снова опустил он глаза. - Такой же, как ты?
- Не совсем, - разочаровал его Миша. - Кое-чего тебе не хватает. Вот этого, - зажёг он свой золотой свет.
Славка зажмурился, а Миша предложил:
- Хочешь, подарю его тебе? Тогда ты станешь таким, как я.
- Хочу, - твёрдо заявил Славка.
И Миша, как был у него на руках, так повернулся, левой рукой обхватил за шею, а правую положил ему на грудь - туда, где взволнованно билось сердце. И Славка засиял, как звезда...
- За то, что вернулся. За то, что не отказался от золотого света. И за то, что впервые в жизни назвал меня по имени.
- Точно! - Славка обежал закоулки памяти. - Впервые в жизни! Это ж надо, а? Миша... Миша! Миша!!! Как же я тебя люблю! Как же я тебя люблю! Милый ты мой!
Славку было не узнать. Окружённый золотым сиянием, стоял он посреди комнаты, держал на руках своего спасителя, и слёзы его катились на Мишину грудь радужными самоцветами.
- Миша! Миша! Миша! Как же я тебя люблю! Как же я тебя люблю! И всегда любил! Всегда! Когда избивал... когда закапывал... когда сдавал... когда хотел... убить...
- Знаю, Слава. Тебя научили языку ненависти - но не научили языку любви. Как и других людей.
- Миша!!! Что ты за человек?
- Дорельяно. Мигель Дорельяно. А ты мой брат - Слава Дорельяно.
- Слава Дорельяно? Как звучит! Слава роду Дорельяно!