Щербаков Владимир Юрьевич. Эскапелья Дорельяно (Часть шестая)

Эскапелья Дорельяно (Escapella de Aureliano)

Часть шестая (Sexta parte)

Глава 1.

Ко´ротки осенние каникулы - не успеешь проникнуться, войти во вкус, как уже опять: учиться, учиться и учиться. Вставать ни свет ни заря, просыпаться во время умывания, напяливать на себя одежду, вешать на плечо сумку, точно хомут на шею - и вперёд. Adelante, короче говоря.

Выпавший на каникулах снег растаял, и мир погрузился в серое уныние. Даже очаровательные девушки спрятались под ворохами тряпок, а лица завесили паранджами неприступности. Что уж говорить о стариках и старухах... Старое-старое небо закуталось в саван, скрывающий ночные звёздочки и ослепительную дневную звезду. Позднеосенний север замкнулся в себе, отгородился от естественного света, предпочитая ему другой: искусственный, электрический, идентичный натуральному. И радостно-расточительное солнце, обидевшись на такое отношение к себе, с каждым днём уходило всё дальше и дальше от этой закутанной печали - на знойный юг - туда, где боги, танцуя, стыдятся всяких одежд.

- Ничего, - поддерживал Миша приунывших друзей. - Оно вернётся. Недолго уже осталось. Осень заканчивается - скоро весна.

- И то: - улыбалась Оксана, - три с половиной месяца...

- ...которые надо употребить с пользой, - добавлял Славка, доставая учебник языка.

Впрочем, одного учебника уже не хватало - требовалось купить дополнительную литературу. С этой целью в первый выходной день зимы все трое отправились в книжный магазин.

Намерение купить определённые книги давно угнездилось в Мишиной голове. Ещё в конце весны, после расставания с Аней, заглянул он в магазин, посмотрел, полистал, даже почитал кое-что - но так и не решился купить: во время запланированного отцом ремонта квартиры мог обнаружиться тайник, и тогда... Но теперь уже ничего не помешает!

- Вот, - Миша подошёл к полкам и в минуту отыскал три примеченные весною книги. - Эта - про дона Хуана, - показал он друзьям. - Без неё, сами понимаете, никак. Это стихи. А это - интересная история. Книжки тонкие и недорогие...

- Миша, прекрати, - буркнул Славка.

- Молчу, молчу, - успокоил его Миша и продолжил: - Три книги на троих. Про дона Хуана - мне, стихи - Оксане, приключения - Славе. Потом поменяемся. Потом ещё раз. Главное, читать самостоятельно, без подсказок, незнакомые слова подчёркивать карандашом, а потом искать в словаре.

- ¡Sí, señor! (Ясно, сеньор!) - шутливо отрапортовал Славка.

- Ну, а теперь, - скомандовал Миша, - переходим в следующий отдел.

На этот раз поиски оказались долгими. Миша тщательно осматривал полку за полкой, но требуемая книга никак не попадалась на глаза. Славка и Оксана стояли молча, лишних вопросов не задавали.

- Вот, - не веря своему счастью, выдохнул наконец Миша. - Это она. У моих родителей такая есть, но поди возьми... Хоть и не читали они её, и читать не будут. А я читал - от начала и до конца - трижды. И вы должны её прочитать - обязательно.

- Про что она? - спросила Оксана.

- Про человека, который говорил умные вещи.

- Про тебя, что ли? - прикололся Славка.

- Куда мне, - опустил голову Миша. - К тому же я с ним во многом не согласен. То он восхваляет войну, то призывает сурово обращаться с женщинами, а главное, всё время твердит о каком-то сверхчеловеке и этого сверхчеловека ставит превыше всего. Да что ж такое? Что такое сверхчеловек? Видел его кто-нибудь - сверхчеловека? Никто не видел, потому что нет его и никогда не было. Как Бога. Никто не видел Бога, но миллиарды людей верят в Него, - Миша помолчал. - А по-моему, нельзя ставить выдумку превыше того, что есть. А что есть? Есть ты, Оксана - живая, тёплая, настоящая - самая лучшая девочка на свете. Есть ты, Слава - живой, тёплый, настоящий - очень хороший человек. Есть они, - Миша показал рукой на немногочисленных посетителей и продавцов магазина, - очень хорошие люди. Живые, тёплые, настоящие. И каждый из них - превыше всех богов и сверхчеловеков - сколько бы их ни развелось на свете.

Так говорил Миша, и никто из слышавших его не возразил ни единым словом.

- Зачем же нам читать эту книгу? - спросил Славка.

- Затем, что в ней россыпи золотых слов. Видели по телевизору, как промывают золото? Вот так, - Миша покрутил руками. - Вся легковесная муть выплёскивается с водой, а тяжёлый благородный металл оседает на дно. Послушайте, - Миша открыл книгу, перелистнул страницы и прочёл: - '...изгнан я из стран отцов и матерей. Так что люблю я ещё только страну детей моих, неоткрытую, лежащую в самых далёких морях; и пусть ищут и ищут её мои корабли.' Понимаете, ребята? Это про нас! Про детей, отвергнутых отцами и матерями. Про детей, севших на корабли и плывущих к своей цели. И пусть кругом одна солёная вода, но настанет день, и покажется желанный берег, и взойдёт звезда золотой любви - звезда рода Дорельяно - Республики Дорельяно.

- Республики отвергнутых детей, - через некоторое время произнёс Славка.

- Вот именно, - согласился Миша.

- Ты не понял, - объяснил Славка. - Это я расшифровываю слово РОД: Республика Отвергнутых Детей.

- Здорово! - улыбнулся Миша. - Ну, Слава, ты гений! Пусть так и будет: Республика Отвергнутых Детей. Однако пора домой.

- Пора, - закивал Славка и полез за кошельком.

Так началась зима, а снега всё не было и не было. Ни снега, ни солнца, ни звёзд - чёрная земля и серое небо. И с каждым днём всё темнее и темнее.

Миша не унывал. Миша читал книгу про дона Хуана. Время от времени заходил к Славке и смотрел в электронном словаре незнакомые слова. Но и тут сплошное расстройство. Автор не пожалел чёрной краски и изобразил дона Хуана грязным развратником, обманщиком, убийцей; всех же остальных - невинными жертвами его выходок (кажется, так можно перевести слово 'burlas'?). Позвольте, но так не бывает! Не может в атмосфере всеобщей добропорядочности вырасти закоренелый негодяй. А если такое случилось, значит, не настоящая это добропорядочность, показная, фальшивая - и стоит поискать в книге признаки этой фальши. Да чего там искать - вот, на первой же странице: юная герцогиня развлекается со своим женихом до свадьбы и в темноте не замечает, что это не её жених. Как это 'добропорядочно'! А вот юная рыбачка: отвергает любовь простого рыбака, но вешается на шею занесённому морем дворянину. Ну и на что она рассчитывает? Правильно: что должно было случиться, то и случилось. А вот маркиз: желает поразвлечься со своей двоюродной сестрой - и ничего, никого это не шокирует, не возмущает. А вот женишок: верит поклёпу на свою невесту и тут же отказывается от неё. А вот... А ещё дипломатия, политика, дворцовые интриги. А ещё... В общем, сплошная 'добропорядочность'. А вот тут, в сноске, сказано, что до поры до времени дон Хуан был очень доверчивым ребёнком - тогда всё ясно: в один 'прекрасный' день пришло понимание, разочарование и желание показать людям, какие они на самом деле - что женщины, что мужчины. Именно так рассказывала Лера, а уж она-то знает. Именно поэтому её 'убрали' из книги - как нежелательного свидетеля. Что ж, господа хорошие, пора и мне показать вам, какие вы на самом деле - что женщины, что мужчины. Но я не повторю ошибок дона Хуана - я покажу вас так, чтобы вы приняли и полюбили - себя и друг друга - во всей красоте вашего безобразия и во всём безобразии вашей красоты. Это мой долг перед памятью великого человека и перед тобой, Эскапелья Хуановна - или как тебя там называть?

Наконец-то пришло письмо от Ани с приложением трёх фотографий: Аня у себя дома, Аня на улице, Аня с подружками на крыльце школы. Красивые девочки, но Аня красивее всех. На этой фотографии её зелёные волосы спрятаны под бело-синей вязаной шапочкой, как и на другой, 'уличной' фотографии. На 'домашней' фотографии волосы открыты, да и сама Аня выглядит... более привычно, что ли? Старается улыбнуться для любимого Миши, только грустная выходит улыбка, усталая. Ещё бы: так волновалась за папу. А вот и письмо. Пишет, что всё в порядке, что теперь у неё есть фотоаппарат, а скоро будет мобильный телефон и разрешение на междугородные звонки с обычного телефона. Ну и замечательно, вдоволь наговоримся! Даже писать не надо: все новости можно будет сообщить в разговоре. Фотки, конечно, сделаем и пошлём - так, без письма. Звони, милая, звони - чем скорее, тем лучше!

Аня позвонила на следующий день: в послешкольное время, когда родителей не было дома.

- Алло?

- Миша!

- Аня?

- ¡Sí, sí, soy yo! (Да, да, это я!)

- Ya he adivinado que eres tú. (Да я уже догадался, что это ты.)

- Ладно, не будем... Рассказывай, чего у тебя?

- Ну а чего рассказывать? Письмо твоё вчера получил, фотки видел. Ты так похорошела!

- Ой, правда? А мне кажется, наоборот.

- Правда, правда! Ты научилась управлять своим светом - это заметно. Я от твоих фоток оторваться не мог! Такая ты красивая!

- Ой, Мишенька! Спасибо тебе огромное!

Вот бы её сейчас сфотографировать! - подумал Миша.

- Ну чего замолчал? - вывела его Аня из задумчивости. - Рассказывай ещё.

И Миша рассказал: про осенние каникулы, про вторую поездку в лес, про беседу с Виктором и Борисом, про покупку книг, про свои впечатления от одной из них.

- Чушь! Так облить грязью дона Хуана! Да я бы этого автора... У-у-у-у-у! Твой папа сказал бы, что он журналист, а я говорю: моралист!

- А как его имя?

- Тирсо де Молина. Да не имя это, а кличка... простите, псевдоним.

- Говорящий псевдоним, - усмехнулась Аня. - Мелет всякую чушь. ('de molina' = 'с мельницы')

- Ха! Точно! Пусть мелет. Пустомеля - пусть мелет, а я верю - Эскапелье и Лере. Вот! От волнения стихами заговорил.

- А ты напиши стихами, как было на самом деле.

- Ну-у-у... - Миша задумался. - Это очень трудно. Но кое-чего попробую. Спасибо за идею.

- Пожалуйста.

- И звони почаще. Парой фраз перебросимся - целый день великолепное настроение. А если меня нет, значит, я у Славы или у Оксаны - можешь звонить туда. Всё, пока.

- Пока, любимый!

Аня звонила почти каждый день, за исключением выходных. Просто так, безо всяких новостей:

- Привет!

- Всё хорошо?

- Конечно. Claro que sí. ¿Y tú? (А у тебя?)

- También. (Аналогично.)

- Muy bien. (Ну и отлично.)

- ¿Es todo? ¡Habla más! Te escucho. (И это всё? Ещё, дружочек!)

- Te quiero mucho y mucho y mucho... (Тебя люблю я очень-очень...)

- ¡Ah, ya lo sé! Y cada vez me es agradable oírlo. (Ах, знаю я! Но каждый раз мне это слышать так приятно!)

- Me es agradable decirlo. (А мне приятно говорить приятно.)

- ¡Querido, quiero encontrarte! (Любимый, встретить бы тебя!)

- Tenemos que vivir aparte, pero después... (Приходится нам жить в разлуке, но после...)

- ¿Después de qué? (После чего?)

- ...de la niñez sin falta nos encontraremos... (...после того как станем взрослыми, мы обязательно увидимся...)

- ...sin falta juntos estaremos... (...и обязательно останемся...)

- ...por siempre, hasta la vejez. (...с тобой вдвоём до самой старости.)

- ¡Querido, quiero que me beses! (Хочу, чтоб целовал меня ты!)

- ¡Mil veces! ¡Un millión de veces! (Хоть тыщу раз... Нет, миллион!)

- ¿Verdad? ¿Mil veces cada día? (Тысячу раз? На протяженье дня?)

- Claro que sí, querida mía. (Конечно, милая моя!)

- ¿Y hasta la vejez? (До самой старости?)

- ¡No, hasta la muerte! (До самой смерти!)

- La hora es... ¡Buena suerte! (Пора прощаться... Пусть тебе удача светит!)

- ¡Buena suerte, doña Ana! (Конечно! И тебе удачи, Аня!)

- Hasta mañana. (До завтра! До свидания!)

Этот диалог (и несколько таких же) Миша сочинил заранее и выучил Аню предназначенным для неё репликам, чтобы 'разыграть спектакль' по телефону. Ну а чего бы не позабавиться, если целый вечер, целую ночь и целую вереницу школьных уроков настроение - выше небесного савана? А всего-то пять-десять минут междугородного разговора! Разве это дорого? Хорошо, что Анин папа всё понимает, а вот Мишиным родителям объяснять бесполезно: так занудят, что мало не покажется... Скорей бы это детство закончилось! Ладно, главное, Аня довольна: так живо участвует в игре! И ведь сама подала идею: стихи на тему... Вот тебе стихи, Анечка! Пусть не совсем на тему - ну и что? А некоторые древние авторы могут от зависти хоть тысячу раз перевернуться в гробу.

Невидимое за облаками солнце достигло южного тропика и готовилось повернуть обратно. Северную половину земного шара накрыла самая длинная ночь. Снег так и не выпал. Влажно-туманное тепло разбудило уснувшую траву, и очищенные от опавшей листвы газоны зазеленели по-летнему. Этого ещё не хватало! Что-то неладное творится в природе, какая-то запущенная болезнь. Может, и виновато человечество со своими производствами, может, не виновато - какая разница? Пока не дойдёт дело до крайней точки, пока не повернёт обратно, как солнце в эту ночь, ничего предсказать нельзя. Эх, ладно, не будем о грустном.

Миша позвонил Оксане:

- Привет! Помнишь, что было год назад? Приходи на то же место.

- На какое место? - не поняла Оксана.

- Не помнишь, - сделал вывод Миша. - Подсказываю: одинокий фонарь...

- А-а-а, - вспомнила Оксана. - Жди, приду.

Разговор со Славкой вышел ещё короче:

- Привет! Через десять минут у одинокого фонаря.

- Есть, сэр!

Славке нравилось подчиняться тому, кто знает, что хочет, делает, что хочет, и знает, что делает.

Первым на указанное место подошёл Миша, через пару минут - Оксана, ещё через пару минут - Славка.

- Ровно год назад, - торжественно начал Миша, - под этим фонарём я читал Оксане свои стихи. А ты, Слава, подслушивал. Где?

- Там, за углом, - показал Славка.

- Теперь всё будет по-другому, - улыбнулся Миша. - Ты, Слава, даёшь мне свой фотоаппарат - очень кстати ты его прихватил - и становишься рядом с Оксаной под фонарь... Обними её. Вот так. Я встаю напротив, читаю стихи и фотографирую вас. Поехали.

Миша отступил, нашёл хорошую точку для съёмки и начал читать по памяти своё прошлогоднее посвящение Оксане, глядя в счастливые лица друзей и фотографируя их через каждые две досены. Получилось шесть фотографий: похожих, но всё-таки разных. Если на первых ребята стоят в демонстративно-фронтальных позах, то на следующих расслабляются, отворачиваются от объектива, последний же снимок просто шедевр: Оксана отрешённо-возвышенным взором смотрит над собой, а Славка с таким же выражением лица - на её освещённый фонарём профиль. 'Она смотрела вверх, а я смотрел в неё,' - кажется, так сказано у великого поэта? Самый подходящий заголовок для последней фотографии. Впрочем, почему последней? Меня тоже поснимайте! И так, и сяк, и повсяк: прямо как в лесу. Вот и хорошо: будет, чего Ане послать. Совсем не то, что в прошлом году, правда? Так и надо жить: без страха, без ненависти, без насилия. Помогать друг другу, поддерживать друг друга, радоваться друг за друга. Одно плохо: снега нет. Когда же уже выпадет снег?

Снег выпал перед Новым годом - в первый день зимних каникул. Вроде бы и в небе ничего не изменилось - та же серая муть - а поди ж ты: просыпалось оттуда несколько сантиметров белого порошка. Именно порошка: не хлопьев, не крупы, не иголок, не завораживающих красотою снежинок. Похоже, это бог любви опять постарался: прилетел ночью и продырявил мешок Верховного Скупердяя. Ну, берегись, малыш: страшен высочайший гнев! Точно: что-то наверху зашевелилось, завозилось, заворочалось, заворчало, завыло, засвистело. Показались кусочки синевы. А потом опять всё успокоилось, улеглось, угомонилось, потому что укрылся виновник суматохи в самом надёжном и защищённом месте - в сердцах влюблённых людей - а сердца влюблённых неподвластны ни страху, ни его Разгневанному Насылателю. Ха-ха-ха!

- Ха-ха-ха! - весело смеялся Миша. - Не достанешь, не достанешь, не достанешь! Сеется снег - селится смех - в наших сердцах - вовсе не страх - а маленький бог, свет и любовь! ¡El amor!

- ¡El amor! ¡El amor! ¡Sin celos ni odio! - нестройно ответили Славка и Оксана.

- Вот именно. Вся ненависть и ревность - в этой серой маске, - Миша показал на небо. - Но ничего, видите - она уже даёт трещины. Ещё немного - и в той стороне воссияет солнце! Оно возвращается, оно идёт к нам! Ура-а-а!!!

- Мишка! - умилительно простонала Оксана. - Ты как ребёнок.

- Почему 'как'? - засмеялся Миша. - Самый настоящий ребёнок. Помните: 'И ребёнком должен ты стать, чтобы стыд не мешал тебе.'? Дочитали до этого места?

- Дочитали, - закивал Славка.

- Вот и замечательно. Будьте как дети - и все царства мира приложатся вам: и небесное, и земное, и хрен знает какое.

- Н-да, - призадумался Славка. - Мы пока так не умеем.

- Значит, у вас ещё всё впереди, - не огорчился Миша. - Весна, солнце, детство - всё впереди... Оксана! Помнишь, как год назад падал снег - много-много снежинок? А сегодня не падает - но я заставлю его падать!

Миша нагнулся, обеими руками зачерпнул побольше снега и насыпал его на вязаную шапку Оксаны. Потом - ещё раз. Потом - ещё. Потом...

- Оксана! Зажигай свет! Смелее - народу никого! Вот так! Слава! Смотри, как переливается снег на голове Оксаны! Как бриллианты! Бриллиантовая корона! Оксаночка! Теперь ты настоящая королева - всех небесных и земных королевств!

Оксана стояла и млела от Мишиных слов. А Миша осыпа´л снегом Славкину шапку.

- Теперь и ты настоящий король. Стань возле Оксаны и свет зажги. Вот так. А я - ваш сын, - Миша набросал снега на свою шапку, присел возле ног Славки и Оксаны и тоже зажёг золотой свет. - Так бы и встретить Новый год! Но нет, придётся сидеть с родителями, - Миша скорчил ханжескую физиономию и придал голосу назидательно-моралистическую интонацию: - 'Семейный праздник.' Конечно - если семья настоящая. А если фальшивая...

- Миша, не расстраивайся, - погладила его по плечу Оксана. - Праздник закончится, а там каникулы - оторвёмся по полной.

- Конечно, - Миша посмотрел на неё снизу. - Завтра увидимся, а послезавтра нет: надо помогать родителям по дому. Потом бессонная ночь, день отоспаться, потом... Потом мы снова будем вместе! Ура-а-а!!! - Миша вскочил и запрыгал на месте, потрясая поднятыми вверх и в стороны руками. - Ура-а-а!!! ¡Ya nos veremos! (Ещё увидимся!) Ну а пока - с Новым годом!

- С Новым годом! С Новым годом! ¡Feliz Año Nuevo! - в тон ему ответили Славка и Оксана.

Год закончился, и вот: здравствуй, ёлка, Новый год. В последний день перед праздником родители не работали и заставили работать Мишу. То в магазин с отцом иди, толкайся там, таскай тяжёлые сумки, то у себя в комнате убирайся (а то мать живо 'наведёт порядок' - мало не покажется!), то наряжай искусственную ёлку. В детстве Миша любил наряжать ёлку, да и сейчас любил бы, не будь рядом злобных, недовольных, придирчивых, дотошных, суетящихся, контролирующих родителей. Вечно им всё не так. Ладно, вот и вечер: можно поспать пару часиков или просто поваляться. Просто побыть...

Уснул. Разбудили. Зовут накрывать на стол. Из комнаты в кухню, из кухни в комнату - туда-сюда, туда-сюда - сталкиваясь то с матерью, то с отцом. Уж места на столе не осталось, а они всё чего-то тащат и тащат! На стулья ставят, на табуретки. И всё это придётся впихивать в себя - с трудом, через силу - да ещё и благодарить за 'хлеб насущный'. О-о-о-о-о! Ну всё, кажется, закончили. Теперь одеваться. Белую рубашку, чистые носки, жёсткие парадные брюки. А потом за столом поверх всего этого - старый засаленный фартук - чтобы ничего не испачкать. Н-да, комментарии излишни. Эх, скинуть бы с себя вообще всякую одежду, но это, конечно, из области фантастики.

Отец предлагает налить шампанского. Изыди, лукавый! Забыл, как меня напоили на вечеринке почти год назад? Что, скажешь, другое дело? Нет, не другое. Сколько законченных горьких пьяниц первый глоток вина сделали в своих 'благополучных' семьях - именно в этом возрасте и даже раньше - намного раньше!

Включают телевизор. Поток идиотской рекламы. Сколько можно? Выступление президента. Пусть выступает, а я окину взором уходящий год.

Трудный он был, уходящий год. Очень болезненный, очень опасный - и очень счастливый. Надеюсь, следующий год будет лучше: для этого есть все основания!

Наливают стакан сока. Ладно, пускай. Стрелки часов на экране телевизора сливаются воедино. Стул - назад, тело - на ноги, улыбку - на лицо. С Новым годом! С Новым годом! С Новым годом! Ура-а-а!!!

Вот и всё: можно снова присесть. Теперь еда. Медленно, понемногу, отговариваясь тем, что ещё несколько часов впереди. В телевизоре уже пьют, гуляют, поют. На улицах народ. Под окнами песни. Взрывы петард и фейерверков возобновляются с новой силой, сливаясь в оглушительную канонаду. Лают потревоженные собаки, мечутся в небесах перепуганные птицы. Привыкай, дружок: в золотой стране это называется 'jaleo' и продолжается КАЖДУЮ ночь - от заката до рассвета.

Всё смешалось в Мишиной голове - да и в животе много чего успело смешаться. Не оригинально? Зато верно. Тем не менее потихонечку, помаленечку из спутанного клубка мыслей выпуталась одна-единственная. Молча, не спрашивая разрешения у родителей, Миша встал со стула, подошёл к телефону и позвонил Оксане.

- Алло?

- Привет, Оксана! С Новым годом!

- Привет, Миша! С Новым годом!

- Всего тебе самого лучшего! Этот год у тебя решающий.

- Спасибо, Миша! Спасибо за добрые пожелания! Спасибо за всё, что ты для меня сделал!

- Не плачь, Оксаночка, - Миша почувствовал, как дрожит голос подруги.

- Ничего, это я так... Всё в порядке. Желаю тебе... чтобы ОНА вернулась. В этом году. Чтобы вы были счастливы.

- Спасибо, Оксаночка. А у тебя как дела? Чем занимаешься?

- Сижу под ёлочкой, телевизор смотрю.

- С родителями?

- Не, они уехали - как всегда.

- Погоди, - сообразил Миша. - Ты чего, одна? Совсем-совсем одна?

- Совсем-совсем одна, - усмехнулась Оксана. - Да не переживай, всё хорошо. К тому же у меня это первый раз и, надеюсь, последний. В следующий Новый год я не буду одна.

- Всё равно, - не успокоился Миша. - Неправильно это. Ненормально. Эх, если бы не родители... - Миша не только не понизил голос, но и опалил родителей испепеляющим взором. - Ничего, скоро увидимся. Послезавтра... нет, уже завтра. Пока, Оксаночка!

- Пока, Миша.

Тут же, не кладя трубку, позвонил Славке - не на домашний телефон, а на мобильный, чтобы не иметь дела с его родителями. А свои родители потерпят - это из-за них Оксана сидит одна.

- Алло? - еле слышно прошептал Славка.

- Привет, Слава! С Новым годом!

- С Новым годом.

- Удачи тебе во всём!

- Тебе тоже.

- Ты чего, за столом с родителями?

- Да.

- Аналогично. То-то ты еле шепчешь.

- Ну-у-у... Да-а-а...

- А ты знаешь, что Оксана сейчас одна?

- Вот как? - Славка тяжело вздохнул.

- Вот так. Но я понимаю - у самого те же проблемы. И Оксана понимает. Так что не горюй, прорвёмся.

- Да, конечно.

- Пока, братишка.

- Пока.

Ну ладно: семь бед - один ответ. Миша опять не положил трубку и позвонил Ане. По межгороду! При родителях!

- Алло?

- Аня? Привет! С Новым годом!

- Миша? Это ты?

- Я.

- Ой, я и не ожидала! С Новым годом, любимый!

- Миллион поцелуев по тонкому проводу! Самые лучшие пожелания! Пусть у твоего папы всё будет хорошо... и у тебя.

- Спасибо! И тебе от меня - миллион поцелуев! Надеюсь, они не столкнутся с твоими?

- Не, не столкнутся. Там же два провода: по одному мои к тебе, по другому твои ко мне.

- А, ну ладно... Ой, они уже доходят! Ой, как приятно!

- А вот и твои! Ловлю их, ловлю! Ни одного не уроню!

- Лови-лови!

- А ты знаешь, что Оксана сейчас одна? - через пару секунд спросил Миша.

- Правда? - огорчилась Аня.

- Правда. Как закончим разговор, позвони ей, пожалуйста.

- Обязательно позвоню. Слушай, тут папа хочет с тобой поговорить.

- Да, конечно.

- Миша?

- Здравствуйте, Александр Васильевич! С Новым годом!

- С Новым годом, Миша. Слушай, ты же меня знаешь, да? Я слов на ветер не бросаю. Так вот, Миша, похоже, ты спас мне жизнь. И не один раз. И не только мне... Не спорь, я знаю, что говорю. И запомни: есть вещи, за которые не благодарят, но о которых помнят до последней минуты. Вот так. Всё, больше я тебе ничего не скажу... А, нет, вот ещё, - голос Александра Васильевича потеплел. - В ваши отношения с Анюткой я больше не вмешиваюсь. Как между собой решите, так и будет. Хочешь, приезжай в гости. Хоть сейчас, хоть летом, хоть ещё когда.

- Спасибо! - обрадовался Миша и уточнил: - За приглашение.

- Пожалуйста. Всё, даю Анюту.

- Миша! Неужели это возможно? Приедешь?

- Нет, Аня, сейчас не смогу. Но потом...

- Понимаю. Значит, летом?

- Ну-у-у... возможно. Ещё поговорим.

- Да, конечно. Про Оксану помню. Сейчас ей позвоню.

- Позвони, обязательно позвони. Ну что, пока?

- Пока, любимый.

Миша положил трубку и тут же, не дожидаясь родительских высказываний насчёт его поведения, удалился к себе в комнату. Дверь закрыл, постель постелил и спать лёг - а они там пусть как хотят. В конце концов, чего они сделают? Наорут? Плевать. Разговаривать перестанут? Отлично. Из дома выгонят? Ещё лучше. Уйду к Оксане, а летом поедем в столицу и Славку заберём. Пусть они попляшут, пусть локти себе до костей сгрызут! Ишь разобщают нас, разделяют и властвуют! Ничего не выйдет, господа хорошие! Род Дорельяно бессмертен! ¡El amor!

В первый день наступившего года Миша спал долго: дольше, чем обычно после новогодних ночей. Солнце дошло до полудня и направилось к западу - в своём заоблачном мире. Выпало немного снега. Ну и хорошо.

Миша выполз из постели, умылся, оделся, разогрел себе еду и сел за праздничный стол в комнате родителей. Те сделали вид, что не замечают сына - этого и следовало ожидать. Миша ел медленно, сосредоточенно глядя в тарелку. Доев, остался за столом, посматривая на экран включённого телевизора. У родителей был выбор: либо устроить скандал, либо смириться с Мишиной победой. Вечно делать вид, что не замечают сына, они не могли. Миша это понимал и сидел молча. Родители тоже понимали и тоже сидели молча, дабы хоть как-то 'сохранить лицо'. Не хотелось им портить СЕБЕ праздник - вот и не решились они на НЕМЕДЛЕННЫЙ скандал - а устраивать ЗАПОЗДАЛЫЙ скандал просто глупо. Всё, победа. Ещё до захода солнца обычное скудное семейное общение возобновилось. Эх, знал бы заранее, что так легко сойдёт, ушёл бы в новогоднюю ночь к Оксане... Но вот это уже могло бы и не сойти! Так что всё правильно, всё надо делать постепенно, через ступеньки не перескакивать. И не жалеть о минувшем. Первая ночь и первый день наступившего года - уже история, а второй день ещё только предстоит.

Во второй день года Миша встал относительно рано, проделал стандартные утренние телодвижения, поел, оделся, бросил родителям, что идёт к Оксане, и выскользнул за дверь.

- Ксюшка! Привет! С Новым годом!

- Мишка! Пусти! Раздавишь!

- Не пущу! Сто лет тебя не видел!

- Два дня!

- Два дня? А кажется, сто лет... Ой! Что-то не так, - Миша выпустил Оксану и огляделся. - Ничего не понимаю. Что-то не так.

- Что-то не так, - хитровато прищурилась Оксана. - Давай, соображай.

- Ты навела порядок! - наконец догадался Миша.

- Сообразил, - удовлетворённо закрыла глаза Оксана и склонила голову набок. - Целый день убиралась перед праздником. Родители уехали, а я за уборку. И вчера целый день. А чего, самое оно: никого нет, никто не мешает.

- Я бы по доброй воле ни за что не стал убираться, - честно признался Миша.

- Стал бы, - закивала Оксана. - Год бы не убирался, два не убирался, три не убирался - а на четвёртый уже бы не выдержал. Или на пятый. Или на шестой. Как я.

- Н-да, - почесал голову Миша. - Стало быть, начинаешь новую жизнь?

- Точно! - улыбнулась Оксана. - С Нового года - новая жизнь.

- И я, - поведал Миша о событиях минувшего дня. - Очередная победа над родителями. Новый год начинается великолепно! Ура-а-а!!!

- Ура-а-а!!! - присоединилась Оксана и на этот раз сама бросилась в Мишины объятия.

- Ой! Какая ты красивая!

- Мишка, ты опять за своё?

- Конечно! Вот встану сейчас на колени и буду тобой восхищаться!

Оксана плюхнулась на тахту, откинулась спиною к стене, на которой висел фиолетовый флаг с золотой звездой, закатила глаза и выдохнула:

- Восхищайся.

Миша встал на колени и затараторил:

- Умная, добрая, ласковая, чудесная, светлая, изумительная, восхитительная - самая-самая ценная, самая-самая нужная, самая-самая лучшая - само совершенство! Уникальная, необыкновенная, неподражаемая, несравненная - как снежинка на стекле - и вся такая чистая-чистая - как твоя комната после уборки!

- Ну и комплименты у тебя, Мишка, - покачала головой Оксана.

- А как же, как же? - сильнее зачастил Миша, от волнения путая, проглатывая и повторяя слова. - Конечно, конечно - обязательно, обязательно - сейчас, сейчас, се... - ком... - по... - потому - потом, потом - не бу... - не бу... - не будет - меня-теня - тебя-меня - обу... - обу... - обоих... Да бу... - да бу... - да будь моя воля, я бы стоял, стоял - на коленях - год, век, век, вечность - и говорил, говорил бы - самые-самые лучшие слова - и ничего, ничего мне больше не надо - честно-честно!

- Верю, - серьёзно посмотрела на него Оксана. - Ты готов это сделать. Ты любишь - причём не меня, не Аню, не Эскапелью, даже не всё человечество, даже не весь мир - а просто вообще любишь - любовь изливается из тебя, как свет из глубины звезды.

- Сейчас она изливается на тебя, - прижался Миша щекою к левой ноге подруги. - Разве эта нога не прекрасна? А эта - разве не ещё прекраснее? Сколько вынесли они на себе, сколько исходили дорог - и сделались глаже и стройнее всех подиумных дрыгалок. А этот изгиб руки? Разве от такой красоты не упал бы в обморок любой художник? А эти золоторунные переливы волос? А эти упругие ресницы? А эти розовые ручейки в заснеженных равнинах глаз? А эта парочка родинок возле правого уха - точно двойная звезда...

- Ох, Мишка! - вздохнула Оксана. - Я поражаюсь твоей способности из каждой мелочи делать шедевр! Из каждого прутика - цветущее дерево, из каждой веточки - небесную кисть, из каждого листочка - трепещущее сердечко, из каждой снежинки - драгоценный камень, из каждой пылинки - пёрышко ангела...

- Нет, Оксана, - возразил Миша. - Я ничего не делаю, я вижу.

- Чтобы видеть, надо смотреть, - заметила Оксана. - А чтобы видеть, как ты, надо смотреть, как ты. А это... Не знаю... - помотала она головой. - Так, наверное, Бог смотрит на своё творение. Или смотрел бы...

- Что ты, что ты, Оксаночка! Я человек, просто человек. И вовсе не эталон человечности. Ну, если хочешь сделать мне комплимент, скажи, что я пророк. Маленький пророк маленького бога любви. Поэтому и замечаю маленькие вещи.

- Миша, - вновь серьёзно посмотрела на него Оксана. - Я ведь тоже кое-что замечаю. Ты не можешь простить себе, что я в новогоднюю ночь осталась одна?

- Точно, - смутился Миша.

- Ты боялся, что со мной что-нибудь случится? Боялся никогда меня больше не увидеть? Боялся не запомнить меня до мельчайших подробностей? Боялся не успеть сказать мне заготовленных слов?

- Да, - признался Миша. - Когда я прощался с Аней, я тоже смотрел на неё очень внимательно.

- Ну вот, - погладила его Оксана. - Я тоже всё замечаю и мысли читаю. Но теперь ты успокоился?

- Успокоился. Но потом я тебе ещё много-много хороших слов буду говорить! И смотреть на тебя очень-очень внимательно! Потому что любое мгновение может оказаться последним.

- Ну, не знаю, - поморщилась Оксана. - Лично я собираюсь жить долго и счастливо. Пойдём на улицу, - встала она с тахты. - Погода отличная.

- Пойдём, - согласился Миша и тоже поднялся. - Жаль, Славы нет. Нашего хорошего, светлого, чудесного, необходимого Славы.

- Да, ему трудно, - поджала губы Оксана. - Но не век же его будут держать, отпустят когда-нибудь...

- Скорей бы уже, - вздохнул Миша.

Оделись и вышли на улицу.

- Красота! - восторженно воскликнул Миша, оказавшись на свежем воздухе.

- Не ори, - одёрнула его Оксана.

- Буду орать! - Миша раскинул руки в стороны-вверх и громко, протяжно, по-оперному закричал: - ¡El amo-o-o-o-or!

Прохожие обернулись на крик, покачали головами, но не сказали ни слова.

- ¡El amo-o-o-o-or! - нимфою Эхо ответила Оксана.

На этот раз никто не обернулся: мало ли чего там в башке у этой отвязной современной молодёжи. Миша победно глянул на Оксану: вот так, знай наших! Та задрала нос и расплылась в широкой улыбке.

После такого жизнеутверждающего начала прогулка сложилась великолепно. По улицам, по переулкам, по скверам... Присели на скамейку. Стайка синиц украсила собою ветки ближайшего дерева и стряхнула на ребят рассыпавшиеся в воздухе полоски снега.

- Фу! Фу! Фу! - Миша раздул снежинки по бежевой куртке Оксаны. - Это ожерелье, - показал он на её грудь. - Это браслеты, - показал он на рукава. - Это... - не донёс он руку до её головы. - Это корона, но тебе не видать... Красавица! Только свет не зажигай - народу полно. Зачем нам лишние вопросы? Лучше я для тебя потанцую.

Миша забежал за спинку скамейки и там, на нетронутом пятачке снега, изобразил нечто отдалённо похожее на танец: хаотичную последовательность прыжков, остановок, оглядываний, разворотов, приседаний и прочих замысловатых телодвижений - однако в конце концов 'танцплощадка' украсилась вытоптанной в снегу надписью: '¡El amor!'. Оксана заметила и улыбнулась. Миша заметил, что она заметила, и поцеловал её в щёчку.

- Ребёнок! - в сладкой истоме закрыла глаза Оксана.

- Ребёнок, - поддержал её Миша. - Твой ребёнок - пока не найдёшь другого. - Миша помолчал и добавил: - Ты говорила, у тебя никогда не будет детей? А я говорю: у тебя всегда, всегда, всегда будут дети - и я - первый из них.

- Спасибо, Миша, - прослезилась Оксана.

- Не за что, - буркнул тот. - И запомни: есть вещи, за которые не благодарят, но о которых помнят до последней минуты. Вот так. Больше я тебе ничего не скажу.

Глава 2.

Славка появился только через два дня.

- С Новым годом! - поприветствовал его Миша.

- С Новым годом.

- Ты чего такой грустный? - Миша потрепал его по волосам. - Давай, просыпайся! Видишь, какой у Оксаны порядок? Как думаешь, для кого она старалась? Давай, соображай. Новый год, новые планы, новая жизнь! Я уйду, а вы останетесь...

- Можешь не уходить, - многозначительно прищурилась Оксана.

- Нет, ну как же... - смутился Миша.

- А вот так.

- Постой, - Миша уже принял твёрдое решение. - В этом деле тоже надо навести порядок. Приятие - для всех, любовь - для всех, а ЭТО - только для двоих. Иначе нельзя. Иначе - однородная масса. Иначе - мыслящий океан. Как бы не утонуть в этом океане! Различия... Уничтожаем барьеры, но сохраняем различия. Вот так.

- Ты не понял, - усмехнулась Оксана. - Тебя просто никто не гонит.

- А, вот ты о чём, - догадался Миша. - Вообще, интересный вопрос. Но я не готов...

- Я тоже, - тихо вставил Славка.

Ох, как изломана его душа! - с горечью подумал Миша. - Сколько же там руин, пожарищ, заносов, завалов... В одночасье не разгребёшь, не наведёшь порядок. Да если их сейчас оставить одних, у них же ничего не выйдет! Хуже того: они разбегутся, замкнутся каждый в своей скорлупе - не только друг от друга, но и от всего мира! Так уже было однажды. Значит, нельзя уходить: именно сейчас - нельзя. А надо...

- Слушайте, ребята. Я сказал, что ЭТО - только для двоих. Но я же сказал, что любовь для всех и приятие для всех. Ну так любите меня и принимайте - таким, какой я есть.

С этими словами Миша за полминуты скинул с себя всю одежду, стараясь ни о чём не думать: задумаешься, остановишься - и всё, пиши пропало.

- Вот вам я, - выпрямился он в полный рост. - Такой, какой есть. И вы такие же - под одеждой. Простая истина, которую надо признать. Ну так признайте её! Смотрите на меня, смотрите на себя, любите, принимайте, признавайте!

- Миша! - обалдело вытаращилась Оксана. - Ну ты даёшь! Ты это сделал! Однако... есть вещи, за которые благодарят. Спасибо.

- Спасибо, - отозвался не менее обалделый Славка. - Я принимаю тебя таким... какой ты есть.

- Хороший способ читать мысли, - усмехнулся Миша. - Ты не находишь?

Славка замялся.

- Может быть, именно этого боятся ханжи? - с тонким намёком посмотрел на него Миша. - Боятся, что окружающие прочитают их мысли? Боятся, что увидят их такими, какие они есть? Боятся, что отвергнут от себя прочь? - Миша помолчал. - Ну, если кто и отвергнет, так только такие же ханжи, как они сами. Мы-то не отвергнем, да?

- Да. Да, - закивали Оксана и Славка, и обстановка разрядилась.

- Я уже говорил, - продолжил Миша. - Они хотят 'облагородить' человека, сделать его 'лучше' - отрезая, выжигая, выкалывая всё 'злое', 'греховное', 'порочное'. А что нельзя отре´зать, надо прикрыть, замолчать, сделать вид, что этого не существует. Напялить на человека маску. Но если ты принимаешь маску без человека и не принимаешь человека без маски - значит, ты принимаешь только маску. Значит, человек тебе не нужен - нужен лишь манекен для ношения маски - робот, имеющий 'правильный' вид, произносящий 'правильные' слова и делающий 'правильные' движения. Вещь, принадлежащая по праву собственности. В крайнем случае - покорный раб. А если человек противен тебе без одежды, значит, он тебе и в одежде противен. Значит, НЕ противна тебе только одежда - без человека... Ладно, хватит - завтра продолжим. А сейчас - гулять.

Миша вернул на себя всё, что снял, сунул ноги в ботинки, руки - в рукава куртки - шапку, шарф, перчатки надел - Славка и Оксана уже стояли, готовые к выходу - и все трое двинулись на улицу.

Теперь Миша вёл себя по-другому: постоянно куда-то убегал: то кустик рассмотреть, то надпись прочитать, то поинтересоваться, что продают в киоске - оставляя Славку и Оксану наедине друг с другом. И возвращаясь, замечал очередную трещину в последнем барьере: рука Оксаны под Славкиным локтем - рука Славки на талии Оксаны - соприкосновение голов - остановка - объятия - и - наконец-то! - первый открытый поцелуй - на улице - при всех! Ура-а-а!!!

- Вот так, милые мои. Сохраняем различия, но уничтожаем барьеры.

- Ах ты паршивец! - притворно возмутилась Оксана.

- Извалять его, чтоб не подглядывал! - продолжил её шутку Славка.

- Кто бы говорил о подглядывании! - присоединился Миша, но был уже схвачен за руки, за ноги, раскачан в воздухе - туда-сюда - брошен - в сторону - от тротуара - плюх!

Снегу за два дня - вернее, за две ночи - подвалило уже порядком, так что падать было не больно. Наоборот, грозила другая опасность...

- Только не зарывайте меня в сугроб! Это очень неприятно, - пытаясь выбраться, стонал Миша. В ответ получил две протянутые руки, схватился за них и встал на ноги. - Первый раз в жизни вы поцеловались на улице, - удовлетворённо заметил он, отряхивая от снега куртку и брюки. - Фотоаппарат с собой?

- Нет, - развёл руками Славка.

- Завтра принеси. Продолжим наши развлечения.

Назавтра Славка принёс не только фотоаппарат, но и дополнительную карту памяти к нему - в тонком пластмассовом футляре. Вытащил старую, повседневно используемую карту и заменил её новой, сокровенной, тщательно оберегаемой от перезаписи и от родительских глаз.

- Вот, - показал он Мише и Оксане. - Это из Интернета. Смотрите, как люди живут.

На экране фотоаппарата в режиме замедленного слайд-шоу стали появляться изображения счастливых людей. Именно так: счастливых людей. Это же видно, когда человек счастлив, а когда лишь притворяется счастливым, скрывая в себе тёмные, подспудные, нереализованные желания и въевшиеся в душу страхи перед разоблачением и наказанием. Люди на фотографиях были счастливы. Они ничего не скрывали и не пытались скрыть. Они были полностью обнажены, считали это естественным и не бросали по сторонам высокоморально-осуждающих взоров. Они принимали друг друга такими, как есть - оттого и были счастливы. Белые, чёрные, смуглые, узкоглазые - снятые в разных странах - мужчины, женщины, юноши, девушки, дети, старики - толстые, тонкие, хилые, мускулистые, бледные, загорелые - с разными характерами и настроениями. Кто-то улыбается - кто-то серьёзен, кто-то сосредоточен - кто-то рассеян, кто-то глядит в объектив - кто-то в сторону - но ни одного злобного лица, ни одного испуганного лица, ни одного похотливого взгляда на обнажённые тела окружающих. Люди отдыхали: играли, гуляли в садах, парках, лесах, полях, купались в морях, озёрах, реках, бассейнах, катались на велосипедах, танцевали, беседовали или просто лежали на песке.

Первые фотографии Миша смотрел бездумно, не видя почти ничего, словно выведенный из тёмного подвала на яркий свет. Внутри всё подобралось, сжалось, сосредоточилось в малом объёме - освободившееся место заняла пустота. Знакомые ощущения. Потом появились мысли. Другой мир. Мир понимания, мир приятия, мир... Что-то не так. Чего-то не хватает этому миру - но чего? Чего может не хватать счастливым людям? 'Счастье найдено нами...' Вот оно!

Снимок за снимком, кирпичик за кирпичиком - в основание, в стены, в своды великой мысли. Эти люди никуда не движутся, потому что им некуда двигаться. Эти люди ничего не хотят, потому что им нечего хотеть. Эти люди не стремятся к цели, потому что достигли всех целей. Эти люди никого не любят. Принимают, но не любят. Потому что любовь - это радость излучения переполняющего душу света - а эти люди не излучают свет - они поглощают его, подобно космическим 'чёрным дырам'. Они ничего не излучают, ничего не созидают, ничего не творят - только поглощают, потребляют, думают только о себе, о собственных удовольствиях. И если один из них исчезнет, кто обратит на это внимание? ''Что такое любовь? Что такое творение? Устремление? Что такое звезда?' - так вопрошает последний человек и моргает.' А эти люди не вопрошают - они, кажется, и моргать разучились. Они словно выпали из времени, привыкли, что каждый день похож на предыдущий, они уверены, что так будет всегда. Но это постоянство обманчиво. Заброшенный дом быстро превращается в развалины, невозделанное поле быстро зарастает плевелами, неухоженный асфальт быстро покрывается трещинами...

Миша ужаснулся и провёл рукой по глазам. Все эти чудные, манящие картины, все эти роскошные парки, сады, бассейны, все эти залитые солнцем песчаные пляжи, всех этих счастливых обнажённых людей покрывала невидимая сеть изломанных трещин, и из каждой трещины смотрела... тьма! Смотрела спокойно, уверенно, по-хозяйски - без малейшего сомнения в своей окончательной победе. И Миша понял, что проиграл. Болезни, войны, убийства, насилие, пытки, костры инквизиции - всё это игры, забавы тьмы. Когда же ей надоедает играть, она позволяет людям стать счастливыми. И люди застывают в счастье, и умирают, не замечая этого. Им кажется, ничего не произошло, ничего не изменилось, они по-прежнему живы - как день, месяц, год назад - а на самом деле они мертвы - давно мертвы! Ходячие мертвецы! Застывшие изваяния! Каменные гости!

Да, ты попал, чувак. Несчастным быть не хочется, а счастливым - нельзя. Что же делать, что же делать, что же делать? Миша почувствовал себя ничтожеством, щепкой на волнах океана. Такие вопросы, такие проблемы, такие противоречия - и он - глупый мальчишка, которого не менее глупая девчонка назначила ответственным за весь мир. А волны вздымаются и швыряют: вверх, на пенные гребни - вниз, в зияющие провалы. Помогите! Хоть кто-нибудь! Подайте идею, киньте спасательный круг откровения!

'Вечное возвращение,' - послышалось в голове. Лера? Ты? Твой голос! Я узнал его - из всех голосов! Ты не только читаешь, но и внушаешь мысли?

Но голос Леры продолжал звучать, и Миша понял, что это всего лишь воспоминания, что эти слова он слышал от неё и хорошо запомнил:

'Девочка Оксана мечтает о золотой стране - но дон Хуан бежал оттуда. А мальчик Миша мечтает о золотой звезде - но я бежала оттуда. Так где же лучше: ТАМ или ЗДЕСЬ?.. Вот так-то, Миша. Ты научился выбираться из преисподней - научись спускаться из райских кущ. Это гораздо труднее... Твоё место не ТАМ и не ЗДЕСЬ, твоё место - МЕЖДУ...'

Вот оно что! Туда и сюда! Волны, швыряющие вверх и вниз! Это подсказка - а я не понял! Идиот!

Миша хлопнул себя ладонью по лбу. Давай, соображай! То, что ты видишь - мир Капеллы, отражённый в капельках воды. Счастливые люди среди золотого света. И этим людям грозит опасность. Или не грозит? Ведь они чем-то занимаются, что-то творят из мыслей. А люди на фотографиях не только отдыхают - когда-то им и работать приходится. И любят они, наверное - немногих, но любят. Хотя бы своих детей. Дети у них красивые - принятые, понятые, обласканные - не то что я...

В общем, не всё так плохо. Рано тьме торжествовать победу. Просто нельзя замыкаться в достигнутом счастье. Надо всё время двигаться: от счастья к большему счастью, к ещё и ещё большему счастью. От света к яркому свету, к ещё и ещё более яркому свету. От нынешней любви к большей любви, к ещё и ещё большей любви. От золотой страны к более золотой стране - к более и более золотой стране. Долгий путь - остановка - отдых - наслаждение - и снова подъём - и снова путь - вперёд! ¡adelante! - к новому, более далёкому берегу. Путь корабля лежит в океане, а путь звезды - во тьме. На долгие месяцы вокруг - только солёная вода. Штормы, скалы, рифы. А в космосе - 'чёрные дыры', искривления пространства, загадочная 'тёмная материя'. Зато какие сладкие слёзы польются из глаз, увидевших на горизонте полоску земли! Каждая слеза будет сверкать бриллиантом! Каждая песчинка на берегу покажется золотой!

Фотографии накатывались, как волны на песок, а с ними - новая мысль: знают ли эти люди, что они счастливы? Взрослые знают, потому что им ведомы трудности, а дети... Дети просто живут, не чувствуют неудобств и воспринимают это как должное. Просто играют, веселятся, возятся в песке. Лишь некоторые стоят в стороне и смотрят, смотрят, смотрят - в щёлку между землёй и небом - с непонятной тоской по чему-то неведомому. Чего-то им не хватает - но чего? Разве ж могут они это объяснить? Так стояла когда-то на Капелле рыжеволосая девочка с зелёными глазками. Одетая в чистоту хрупкого детского тела, смотрела, смотрела, смотрела она в тонкую щёлку между светом и тьмой. А потом подросла и отправилась искать СВОЁ счастье. А потом этот путь повторила её золотоволосая дочь. А потом... После долгих поисков мама нашла своё счастье - и застыла в нём, как пчела в меду. Больше она не двинется - останется в лесном уголке с любимым человеком - до самой смерти. Не надо её винить - просто она стала взрослой. А дочка её - ребёнок - ещё не достигла СВОЕГО счастья, СВОЕГО берега, СВОЕЙ земли. Она ещё в поиске, в странствиях, в постижении мира. Как я. Вот и ответ на Славкин вопрос: когда заканчивается детство? - когда ты перестаёшь искать. Когда перестаёшь хотеть большего, чем у тебя есть. Когда останавливаешься и говоришь: 'Всё, дальше не пойду. Вот моя земля - здесь я построю дом, посажу дерево и рожу ребёнка.' Ребёнка! Жизнь продолжается - в ребёнке! Ребёнок движется вместо взрослого, не давая тому погибнуть от счастья! Взрослый, нашедший своё счастье, свой берег, свою землю, должен построить для ребёнка корабль, на котором тот отправится к СВОЕМУ счастью, СВОЕМУ берегу, СВОЕЙ земле. Причём необязательно для 'своего' ребёнка - можно и для 'чужого', сбежавшего из дому и попросившего убежища. Или для неизвестного ребёнка, который будет читать книгу, написанную задолго до его рождения. И покуда продолжается путь корабля, продолжается жизнь взрослого, построившего этот корабль. А когда путь корабля закончится, его создателю будет позволено умереть.

Вот интересная фотография. Обнажённая семья на берегу моря. Муж и жена влюблёнными глазами глядят друг на друга и радуются своему счастью. А ребёнок на плечах отца указывает рукою вдаль, за спину фотографа, туда, где небо и вода оставляют между собой чуть заметный проход в неизвестность. Именно на таких детях держится мир! Покуда существуют глаза, глядящие на горизонт, покуда существуют мальчики и девочки, стремящиеся к цели, покуда плывут корабли и движутся звёзды - жизнь продолжается и будет продолжаться - и никакая тьма не одолеет её!

Вот и всё. Фотография оказалась последней. Миша вздохнул, расслабился и осознал, что за время просмотра у него не возникло ни одной 'постыдной' мысли.

- Ничего себе! - подтянув отвисшую челюсть, воскликнула Оксана. - Живут же люди! Я знала это, но не видела. Бли-и-ин... Всё, - выпрямила она спину и поджала губы. - Я своего добьюсь. Землю грызть буду, но стану такой, как они. Буду гулять среди бела дня - голая - по берегу моря - пусть на меня смотрят и завидуют. Лет через пять... или через десять... Да я и через двадцать лет буду классно выглядеть. Что, не верите?

- Верим, верим, - успокоили её Миша и Славка.

- То-то же. Я самая красивая девочка на свете. Самая стройная, самая гибкая, самая женственная. Нечего мне скрывать - пусть мужики таращатся - авось не ослепнут.

- Самая-самая красивая, - Миша обнял её, прошептал на ушко и зарылся лицом в шелковистые волосы, пахнущие мятным бальзамом.

- И детей буду так воспитывать, - продолжила Оксана. - Чтобы ничего не боялись, ничего не стеснялись, делали всё, что им хочется, были свободными счастливыми людьми. Которых подберу, - уточнила она. - И Мишку, Мишку первого! - в ответ обняла и расцеловала она любимого 'сыночка'. - Мой ребёнок - что хочу, то и делаю! - обернулась она к Славке. - Давайте, раздевайтесь! Здесь не море, не сад, не дворец, но мы и в квартире оторвёмся по полной.

- Стоп! - Мише пришла в голову гениальная идея. - Не сегодня. Завтра.

- Почему? - недовольно поморщилась Оксана.

- А помнишь, какой завтра день? Вспоминай! Ровно год назад в этой самой квартире... Вспомнила? Отлично! Завтра мы устроим вечеринку. Только по-нашему, по-дорельянски: безо всяких пьянок и драк, безо всякого курева и разврата - зато с великой любовью и полным взаимоприятием.

- Мне поздно нельзя, - проворчал Славка.

- Зачем поздно? Устроим вечеринку днём. Да и стемнеет рано, так что и вечера кусок прихватим. Не робей, прорвёмся! А сейчас - гулять.

Миша не стал сообщать, что ему надо привести в порядок очень и очень далеко разбежавшиеся мысли.

День запланированной вечеринки оказался неожиданно ясным. Миша проснулся, открыл глаза - и не поверил им. По противоположной стене комнаты почти от самого потолка ниспадала на письменный стол полоса яркого солнечного света! Мало того: свет был рассеян повсюду миллиардами миллиардов частичек - будто светилась в отдельности каждая молекула комнатного и заоконного воздуха. А вчера было пасмурно. И позавчера. И много-много дней подряд...

Миша выметнулся из постели, подскочил к окну... Хмарь не исчезла, а разорвалась на длинные полосы, между которыми ширились полосы чистого неба: сочно-синие в зените - бледно-голубые у горизонта. А внизу, на нетронутом снегу, между серыми тенями деревьев тянулись золотые полосы, инкрустированные бриллиантами. Полосы на земле, полосы на небе, полосы на стене - точно координатные оси трёхмерного пространства. Полосатый день. Отличный день! Всё у нас получится! ¡El amor!

Умылся, позавтракал, оделся выходить, возле двери бросил родителям:

- Я сегодня надолго. У нас будет вечеринка.

- Что-о-о? - ужаснулась мать. - Опять пьянствовать?

- Ни в коем случае, - успокоил её Миша. - Никакого пьянства. А также курения, наркотиков и беспорядочных отношений. Никогда. Так что не волнуйтесь: вернусь здоровым и трезвым - но поздно.

- Можешь вообще не возвращаться, - проворчала мать. - И так уж домой дорогу забыл.

- Совсем распустился, - поддержал её отец. - Что хочет, то и вытворяет.

- А всё ты виноват...

Миша не стал дослушивать и выскользнул за дверь.

Ну всё, свободен - теперь до Оксаны добраться...

- Привет! Слава ещё не пришёл?

- Нет.

- Ладно, подождём. Без него нельзя.

Славка появился через час.

- Ну что? Отпустили?

- Отпустили, - вздохнул Славка. - Помурыжили, но отпустили. Допоздна.

- Ура-а-а!!!

- Сегодня наш день!

- ¡El amor!

- Но что же дальше? - поинтересовалась Оксана. - С чего начнём?

- Не знаю, - Славка покосился на Мишу.

- Я знаю, - заявил тот. - Я уже всё распланировал. Сначала мы пойдём в магазин и купим еды. Потом будем эту еду готовить. Потом... Собирайтесь и пошли... Ой! Слава... А-а-а... у тебя с собой есть деньги?

- Есть! - улыбнулся Славка, похлопывая себя по карману. - Я это предвидел.

- Ну, молодец! - восхитился Миша и переменил тему: - Помоги Оксане. Подержи куртку.

- Я сама, - попыталась возразить Оксана, но Миша так на неё посмотрел, что она замолчала и приняла Славкины ухаживания. - Пошли.

В магазине возник вопрос: что покупать?

- Я уже всё распланировал, - гнул свою линию Миша. - Нам нужен рис. Вот этот - белый и длинный. Теперь морковь. Вот эта - ровная, тонкая, не очень длинная и примерно одинаковая. Пять штук. Почему пять? Узнаете. И лимоны. Тоже пять штук. Нет, шесть. Теперь курага. Немного. Вот упаковка - более чем достаточно. Теперь... Миша задумался, посмотрел на полки, двинулся вперёд, вперёд - медленно, медленно... - Мёд! - крикнул он на весь магазин. - Нам нужен мёд! Такая вот баночка, - показал он Славке. - Потянешь?

- Миша, - надулся Славка. - Не обижай меня.

- Ладно-ладно, - примирительно выставил ладони Миша. - Это я так, не сдержался. Понимаете, - посмотрел он на Славку и Оксану, - мёд - он такой вязкий, сладкий, золотой. Пища зрелых людей. К тому же на нашем языке он рифмуется с моим именем (la miel и Miguel). И я его очень люблю. И родители знают, что я его люблю - потому и не покупают.

- Мишка очень любит мёд, - пошутила Оксана.

- A Miguel le gusta la miel, - тут же перевёл Миша.

- Porque su vida es mal construida, (Тот любит сладость, чья жизнь - не радость.) - объяснил Славка. - Попить возьмём?

- Не-е-ет, - помотал головою Миша. - У нас лимоны и мёд, а в кране вода. Из этого мы соорудим отличное питьё. А из всего остального - отличную еду. Как видите - никакого мяса. Пусть пожиратели трупов сидят у мясных котлов - а мы, Дорельяно, будем вкушать светлую пищу.

- Ну, вы, - послышался недовольный голос сотрудницы магазина, - чего тут разорались?

- Мы радуемся, - улыбнулся ей Миша. - Сегодня такой прекрасный день! Такая чудесная погода! Смотрите! - показал он рукой на стеклянную стену магазина. - Потоки света заливают пространство! Такого не было месяца два и наконец свершилось! Это же чудо! Порадуйтесь, улыбнитесь!

- Вот ещё, - фыркнула сотрудница и отошла прочь.

Погода и впрямь была чудесная. Серые полосы не исчезли с неба - но сделались белыми, полупрозрачными. Солнце светило вовсю. Снег на открытых местах начал подтаивать, а изумлённые синицы звенели весенним хором. Да это и была весна - перерыв на весну, который затейница-природа устроила посреди зимы.

С пакетами в руках вышли из магазина и направились к дому Оксаны.

- Стойте, - остановился Миша возле цветочного киоска. - Купим Оксане цветы. Не спорь, Оксаночка! Сначала куплю я. Чего так смотрите? У меня тоже есть деньги. Мне дают немного - боятся, что воровать начну, - Миша подошёл к киоску и купил одну золотую хризантему. Держи, Оксана. Она похожа на звезду - и на тебя похожа. А теперь, Слава, твоя очередь. Купи одну гвоздику - одну красную гвоздику. Потом объясню, зачем. Возьми покрупнее, самую распустившуюся. Во-во, эта подойдёт. Не отдавай Оксане! Послушай. Эту гвоздику надо укрепить в её волосах - прямо над ухом. Так носят женщины в золотой стране... Погоди, дослушай! Если гвоздика за левым ухом, значит, девушка свободна, а если за правым... Понял? - Миша многозначительно посмотрел на друга. - Действуй.

Славка отломил длинный стебель, подошёл к Оксане и прядью её волос попытался привязать гвоздику над её правым ухом. Оксана блаженно щурилась, а у Славки ничего не получалось: упругие волосы не желали завязываться узлом.

- Жаль, заколки нет, - поняла Оксана бесплодность Славкиных усилий.

- Зато есть вот это! - Миша вытащил из кармана ключи от Оксаниной квартиры, связанные золотой ленточкой.

- Точно! - улыбнулась Оксана. - В самый раз. А тебе я новый кусок отрежу - у меня этой ленты завались.

Миша развязал ключи, протянул ленту Славке, и тот укрепил гвоздику в волосах подруги, завязав по-женски, на бантик - чтобы было красиво. Оксана достала мобильный телефон, откинула крышку с зеркальцем на внутренней стороне, оглядела собственное отражение и несколько раз поправила волосы и цветок.

- Mujeres, mujeres, (Женщины, женщины.) - с видом прожжённого знатока вздохнул Миша и получил ладонью пониже спины. - Да ладно тебе! - засмеялся он. - Пошли домой.

Дома у Оксаны рассортировали покупки и принялись готовить еду. Вернее, принялся Миша, а Славка и Оксана помогали ему.

- Так, - распоряжался самозваный шеф-повар. - Сначала питьё. Воду в кастрюлю и на плиту. Пусть закипит, а я почищу морковку. Присоединяйтесь. Очень хорошо. Вода закипела - пусть остывает. Теперь лимоны. Режем пополам. Берём половинки и выдавливаем сок в тёплую воду. Аккуратнее, чтобы не брызгало. Вот так. Теперь я ложкой остатки выжму. Всё, корки в мусор. Добавляем мёд: полбанки, даже меньше. Размешиваем. Пусть остывает. Остынет - поставим в холодильник.

- Где ты научился так готовить? - удивилась Оксана.

- Дома. Мне в детстве делали такую штуку, когда я болел, и РАСКАЛЁННУЮ заливали в горло, чтобы я подольше помучился. И это ещё ничего: поначалу они на МОЛОКЕ готовили - вот это был кошмар! О-о-о-о-о! Как вспомню, так вздрогну. Только когда меня вырвало им на одежду раза четыре или пять, они заменили молоко водой. Но однажды, когда я был постарше, часть этого пойла остыла, я попробовал... и мне понравилось. После этого перестали покупать мёд... Ладно, теперь еда. Берём другую кастрюлю и варим морковь. Ещё одну кастрюлю - в ней будем варить рис. Промоем, чтобы муть сошла - и на огонь. Нет, на огонь чуть позже - пусть морковь закипит. Она дольше варится. Всё, закипела, ставим рис. Следите, чтобы не убежало, а я отдохну. Ура, морковь готова. Сливаем воду - пусть остывает. А вот и рис готов. Тут и сливать не надо - вся вода выкипела. Ну, а теперь - самое главное.

Миша загадочно улыбнулся, потёр ладони одна о другую, взял большую тарелку и выхватил на неё исходящую паром варёную морковину.

- О-о-о-о-о! - помотал он пальцами в воздухе. - Горячая, зараза! Пусть ещё остынет... Кстати! Питьё - в холодильник. Уже можно.

Когда лежащая на тарелке морковина перестала обжигать пальцы, Миша взял маленький нож, разрезал её вдоль пополам, занёс половину морковины над кастрюлей с рисом, что-то прикинул в уме, что-то подсчитал, что-то отметил ногтем, снова взял нож, укоротил половину морковины и заострил её конец - так заостряют топором колья. Потом заострил другой конец - но под бо´льшим углом. Так же поступил со второй половиной морковины и с другими морковинами, лежащими в кастрюле. На неглубокой тарелке измельчил обрезки и ложкой замешал их в гущу варёного риса.

- Теперь курага.

Вскрыл упаковку, вытряхнул курагу на освободившуюся тарелку, хорошенько промыл под струёй воды и тоже замешал в рис. Туда же вылил оставшиеся полбанки мёда и снова перемешал - следя, чтобы все кусочки моркови и кураги оказались скрыты под ровной бежевой поверхностью. На эту поверхность легли одна за другой девять приготовленных половинок моркови - девятью лучами золотой звезды. Славка и Оксана ахнули.

- 'Звезда Дорельяно'! - торжественно объявил Миша, держа кастрюлю на вытянутых руках. - Наше родовое блюдо. С потаённым смыслом, - хитро подмигнул он. - Помните, какой сегодня день? Сегодня все верующие ждут появления первой звезды - только после этого начнут есть. А мы, Дорельяно, не ждём звезды - мы делаем звезду своими руками. Сами делаем и сами едим - когда захотим. Кто упрекнёт нас, что мы не дождались звезды, если эта звезда у нас на столе?

- Вот это да! - разинул рот Славка.

- Мальчик мой золотой! - приласкалась к Мише Оксана.

- Ну а теперь - готовить стол! - скомандовал Миша.

Да чего там готовить: вынесли на середину, накрыли белой скатертью, расставили тарелки, стаканы, разложили вилки - кастрюлю с едой, кастрюлю с питьём, три стула... и всё. Нет, не всё: на середину - хрустальную вазу с золотой хризантемой.

- Теперь, - провозгласил Миша, - избавимся от одежд. Никаких масок, никаких тайн, никаких барьеров. Полное взаимоприятие. Согласен быть первым, - и тут же за полминуты стянул с себя всё до последней нитки, аккуратно уложив на диван.

Так просто. Никакого стеснения, никакого смущения - только блаженное ощущение - а ещё лёгкость - спокойная лёгкость привычного действия. Пройденный путь легче непройденного.

- Кто следующий?

- Я, - поняла Оксана Славкино состояние и тоже начала раздеваться.

Тоже привычным путём? Нет! Сейчас не ради грязи, но ради красоты. И кое-что на себе оставила - гвоздику над правым ухом, привязанную золотой ленточкой к свободно распущенным русым волосам. Так это же не маска, а украшение! Впрочем... Нужны ли Оксане украшения?

Миша впервые увидел её безо всяких одежд и всё понял. Какая совершенная красота! Какая завершённая, сформировавшаяся, созревшая ЖЕНСТВЕННОСТЬ! Какие плавные линии плеч, какая бледная кожа, какая тонкая талия! А всё остальное... О-о-о-о-о! Вот почему ОНИ ЭТО делали! Не только из-за низменных инстинктов, но также из-за высокого стремления к красоте. Потому что даже в самом гадком, подлом, оскотинившемся человеке живёт высокое стремление к красоте. Закоренелый грешник, распростёртый на дне преисподней, глядит на золотую звезду, мечтая выбраться наверх. Карабкается по уступам, цепляется за выступы, срывается, падает, снова карабкается, снова падает, отчаивается - но если желание достаточно сильное, оно приведёт к цели.

- Оксаночка! Ты... такая... красивая! - Миша упал на колени, приник головою к ногам подруги, внезапно повлажневшими глазами провёл по подъёмам её ступней, волосами размазал солёную влагу от кончиков пальцев до лодыжек. - Оксаночка! Прости НАС! Прости нас всех! Всех, кто тебя обижал, всех, кто тобою пользовался, всех, кто смотрел на тебя как на вещь, принадлежащую по праву собственности. Всех, кто сейчас на тебя так смотрит, кто прячет в штанах свои гнусные, грязные, похотливые мысли. Всех мужиков - прости! Право же, мне так стыдно, мне очень стыдно, что я принадлежу к этой грубой, нахрапистой, агрессивной половине человечества! - и новые потоки слёз омыли Оксанины ступни.

Та наконец пришла в себя.

- Миша! Зачем? Ты не такой, как ОНИ.

- Такой, - настаивал Миша. - Такой, как они. Во мне тот же зверь. И это бывает заметно.

- Ну, если ты такой, как они, - нашла выход Оксана, - значит, и они такие, как ты. И если в каждом из них есть хоть частичка твоего золотого света - значит, для них не всё потеряно. И для тебя не потеряно. Ты ни в чём не виноват. Тебе не за что просить прощения.

- Всё же ты имеешь право отомстить, - не отступался Миша. - Хоть сейчас, хоть потом, хоть когда захочешь. Отомстить всему, что есть на свете мужского - наглого, самодовольного, подминающего женщин - в моём лице. Растоптать меня ногами, размазать по полу и убить головой об стену. Я весь для тебя.

- Ладно, там видно будет, - неопределённо завершила этот разговор Оксана.

Миша оторвался от её влажных ступней, задрал голову, посмотрел на двойную звезду сияющих золотом глаз - и боковым зрением заметил Славку. Оставленный без внимания, тот проникся словами друзей, избавился от низменных мыслей, успокоился, решился и тоже разделся - вещи уложил на диван, прошёлся по комнате, обретая привычку, и с некоторым смущением приблизился к Оксане. Тут на него и упал краешек Мишиного взгляда.

- Слава! Ты это сделал! - Мишины мысли изменили направление. - А ведь ты тоже красивый - не то что я. Именно поэтому... Да, именно поэтому! Слава! Прости меня, пожалуйста!

- За что? - не понял Славка.

- За то, что ты красивый, а я - нет. За то, что мне повезло, а тебе - нет. За то... - Мишины глаза больше не источали слёз, однако всё ещё были влажными. Слегка повернувшись, Миша вытер их о подъёмы Славкиных ступней.

- Ты чего? - обалдело вытаращился Славка. - Кончай! А то с ума сойдёшь.

- Оставь его, - вмешалась Оксана. - Не видишь: ребёнок растёт.

- А? - захлопал ресницами Славка.

- Ребёнок растёт, - повторила Оксана. - Это мы с тобой почти взрослые - а он ребёнок. Ему расти и расти. И когда он вырастет, мы будем смотреть на него снизу вверх.

- А я чего, я ничего, - задёргался Славка. - Пусть растёт - сюда, к нам. А то неудобно. Праздновать собирались - и на´ тебе.

- Точно! - улыбнулся Миша, вытирая глаза тыльными сторонами ладоней. - Праздновать! - поднялся он на ноги, жестом пригласил друзей садиться за стол, сам же остался стоять. - Итак, начинаем вечеринку, - поднял он кастрюлю с питьём и налил из неё три полных стакана. - Этот напиток - творение наших рук. В нём нет ни капли спиртного, никаких консервантов и антиоксидантов, никаких загустителей и подсластителей, никаких нормализаторов, стабилизаторов и ароматизаторов, идентичных натуральным. В нём только мёд и лимон - сладость и кислота - и в этом сочетании глубокий смысл. И в том, что я делю этот напиток с вами - глубокий смысл. Слушайте:

Медовой сладости избыток,
Лимонный сок, что очень кисл,
Соединяются в напиток,
Имеющий глубокий смысл.

Ведь в нашей жизни от рожденья
До перехода в мир иной
Соединились наслажденье
С терзаний крепкой кислотой.

Но если мёда слишком мало,
И всё не ладится житьё,
То, чтоб немного слаще стало,
Мы делим кислое питьё.

И право, не без основанья
Стремленье к помощи такой
Мы называем состраданьем
И ценим очень высоко.

Однако всё-таки впридачу
Дерзну сорадость восхвалить:
Любовь, блаженство и удачу
Куда приятнее делить.

Вот с этой мыслью на подмогу
Иду я к вам, друзья мои:
Пускай ведёт меня дорога
От сострадания к любви.

Дорога в гору неуклонно
Взбирается среди камней:
Всё выше скалы, круче склоны,
Всё холодней и холодней.

И страх назад зовёт порою,
Но я исполню, что решил:
Источник радости открою
Вблизи заснеженных вершин.

И свалятся с души оковы,
Свершится чудо наяву,
И к вам, друзья, вернусь я снова,
И вас с собою позову.

Подымемся мы вместе в гору,
Где наша чистая вода
От брошенных в источник взоров
Не помутится никогда.

Там наша радость, наша пища,
Там наша родина и высь,
Там наши светлые жилища
Из снега к небу вознеслись.

Лишь тот, кому это по нраву,
Лишь тот, кто всё это поймёт,
Делить со мной имеет право
Надежду, пиршество и мёд.

- А теперь - пейте! - и в несколько глотков осушил свой стакан.

Славка и Оксана последовали его примеру.

- Кисловато, - поделились они первыми впечатлениями.

- Кисловато? Исправим, - Миша поднял кастрюлю с едой, вывалил на тарелки порции варёного риса с морковью, курагой и мёдом и по одному морковному 'лучику' сверху положил. - Ешьте.

Славка и Оксана принялись за еду. Миша последовал их примеру. Некоторое время слышалось тихое жевание и редкое постукивание вилок о тарелки. Потом каждый сам налил себе второй стакан напитка.

- А ничего!

- Не кисло!

- Здорово!

- Мишка, ты молодец!

- Ай, да чего там... Ешьте, ешьте. Следующим номером нашей программы - умные беседы и постижение высоких истин. Ладно, ладно - это я так, шучу. Однако в каждой шутке, как известно...

- Известны нам твои шутки, - проворчал Славка. - Опять откровения выдавать начнёшь.

- Какие откровения? - пожал плечами Миша. - Всё и так открыто. Мы сидим за столом безо всяких одежд и чувствуем себя свободно.

- А? - Славка и Оксана мыслями вернулись к тому, от чего их до сих пор так умело отвлекал Миша.

- Точно!

- Прямо как люди на фотографиях!

- Они выглядят счастливыми? - задал Миша наводящий вопрос.

- Да.

- Похоже, они и впрямь счастливы?

- Да.

- И убеждают в этом безо всяких слов?

- Да.

- Так почему бы нам не последовать их примеру? Выглядеть счастливыми, быть счастливыми, убеждать в этом безо всяких слов. Дарить своё счастье - безо всяких слов. Увеличивать в мире количество счастья. Увеличивать в мире количество любви. Но никакого насилия - только пример. Не будем уподобляться верующим. В их священной книге сказано, что зажжённую свечу надо ставить на видное место, но нигде не сказано, что этой свечой надо тыкать всем людям во все места. От этого и свеча погаснет, и люди отвратятся от религии - как мы с вами. А ты зажги свечу, поставь на стол и распахни двери, а лучше зажги костёр и принимай желающих погреться - только не затаскивай их в костёр - это уже будет инквизиция. А ещё лучше - зажги звезду. Кому надо, поднимет глаза. Вот и всё. Можете считать это откровением.

- Так просто, - подвела итог Оксана. - Просто быть счастливым и тем самым убеждать других, что быть счастливым - просто.

Славка покачал головой.

- Однако тут есть опасность, - предупредил Миша. - Делая счастливым себя, можно сделать несчастными других людей. За этим надо следить. А можно и себе нанести вред. Грубо говоря - обожраться. Или подсесть на наркотики. Или удариться в разврат. Это ведь так заманчиво - правда, Оксана?

- Правда, - вынужденно согласилась та.

- Но, убегая от опасных удовольствий, лишаешь себя счастья, - напомнил Миша. - Так как же быть?

- Следить, - проворчал Славка. - И думать, прежде чем делать. Думать головой.

- Одна голова хорошо, - улыбнулся Миша, - а две - лучше.

- А три - ещё лучше, - угадала Оксана направление его мысли.

- Открытость, - произнёс Миша заветное слово. - Отсутствие барьеров. Отсутствие масок, тайн, тёмных заплесневелых уголков. Отсутствие одежды. Ханжи-моралисты поставят нам это в вину - но именно под одеждой кроются самые грязные мысли, именно под масками благочестия - самые отвратительные пороки. Понимаете, ребята? Пороки - всегда под масками. Пороки не любят открытости, не любят света - потому что на свету видно их уродство. Пороки - всегда в одеждах добродетелей. Пороки - всегда в закрытых помещениях, как ядовитые бактерии в закатанных консервных банках...

- Кончай! - оборвал Славка поток Мишиного красноречия.

- Да я бы с удовольствием, - неожиданно согласился Миша, - но, к сожалению, приходится говорить слова, потому что мы не умеем читать мысли. А так бы хотелось! - Миша мечтательно закатил глаза к потолку. - Если бы все люди умели читать мысли, они бы ничего не могли скрыть. Они были бы вынуждены прощать друг другу 'постыдные' мысли, как вынуждены прощать 'постыдные' части тела. Они были бы вынуждены принимать друг друга такими, какие они есть. Они были бы вынуждены быть счастливыми. Но, к сожалению...

- Кончай! - настойчивее потребовал Славка.

- Пусть говорит! - зыркнула на него Оксана. - Мне лично очень интересно. Я никогда не задумывалась над такими вопросами.

- Да я же ради него самого, - пошёл на попятный Славка. - Ты же посмотри: он от этих откровений совсем отощал. Пусть лучше поест как следует.

- И то верно, - согласился Миша, раскладывая по тарелкам вторую порцию риса и разливая по стаканам лимонно-медовое питьё.

Снова воцарилось молчание, и снова Миша нарушил его, отодвигая опустевшую тарелку.

- Я ещё немного поговорю? - виновато посмотрел он на Славку и, не слыша возражений, продолжил: - Всё-таки отсутствие одежды позволяет читать кое-какие мысли. И если они не всегда 'правильные'... Думаю, это не повлияет на наши отношения?

Славка заёрзал.

- Не повлияет, - заявила Оксана. - Полное приятие и любовь - всегда и несмотря ни на что.

Славка успокоился.

- И последний вопрос, - внутренне подобрался Миша. - Самый трудный. Самый деликатный. Насчёт 'свободной любви' и всего такого... Я долго размышлял, с вами делился, с Аней мы об этом говорили. Думаю, это всё-таки можно - но только в атмосфере всеобщей любви - когда любовь каждого к каждому станет единственно возможным состоянием. Ну а пока лучше не рисковать. Как говорила Эскапелья, здесь самый тонкий лёд - и я не решаюсь по нему идти. Открытость открытостью, приятие - приятием, любовь - любовью, а если вы соберётесь... - Миша перевёл взгляд с Оксаны на Славку и обратно, - я вас покину... на это время. Пусть будет так.

- Пусть будет так, - снова заявила Оксана.

- Пусть будет так, - не поднимая головы, пробормотал Славка.

Миша вздохнул с облегчением:

- Вот и всё. Это же так трудно - идти к нашей цели и нигде не увязнуть, никуда не свалиться! Слева - болото ханжества, справа - пропасть разврата, а между ними - узенькая тропа любви. Шаг влево, шаг вправо - и пропал! Да нет, какая 'тропа' - мост! Узенький мостик! Даже не мост - канат! Прямой и тонкий - как луч света! 'Опасно прохождение, опасно быть в пути, опасен взор, обращённый назад, опасны страх и остановка...'

- Где-то я это читал, - задумчиво проговорил Славка.

- Книга, которую мы купили, - напомнил Миша. - Очень полезная книга. Очень хорошие образы, очень верные сравнения. Правда, цели у нас разные - ну так мы и не обязаны с ним соглашаться. И кончить, как он, тоже бы не хотелось.

- А что с ним стряслось? - поинтересовался Славка.

- Сошёл с ума, - вздохнул Миша. - Последние десять лет провёл в психушке.

- Свалился со своего каната, - Славка многозначительно посмотрел на Мишу.

Миша ответил таким же взглядом:

- Я не свалюсь. Во-первых, моя цель не 'сверх', а просто человеческая, а во-вторых, у меня есть вы - уде´ржите, если что.

- Только тем и занимаюсь, - проворчал Славка. - А стихи твои тоже из той книги...

- Это мои стихи! - вскинулся Миша. - Хотя по мотивам, да. Но я их уже давно написал, а сейчас пишу другие, по мотивам другой книги. Они ещё не готовы... Ладно, довольно философии - теперь у нас будут танцы!

Миша встал из-за стола и жестом показал, что стол надо отодвинуть к стене. Славка тоже встал, взялся со своей стороны - и через пару секунд стол вернулся на обычное место. Оксана разнесла стулья по углам комнаты.

- Включай музыку, - обратился к ней Миша.

- Какую музыку? - не поняла Оксана. - У меня ничего нет.

- Есть, - настоял Миша. - В мобильном телефоне.

- Точно! - просияла Оксана. - Только он разрядился, - через некоторое время добавила она.

- А у тебя? - Миша посмотрел на Славку.

- Тоже, - неохотно заметил тот. - Блин, надо было мобилы зарядить.

- Ничего страшного, - успокоил его Миша. - У меня же тут где-то плеер и кассета с музыкой. Будем под неё танцевать - а вы телефоны заряжайте. Один зарядится немного - включим его, затем второй, а первый - снова на зарядку.

- Ну, Мишка! - покачала головой Оксана. - Ты из любой ситуации выход найдёшь.

- А то! - Миша горделиво выпятил грудь. - И выход найду, и по канату пройду, и в камни вцеплюсь, и никуда не свалюсь - а свалюсь, так вылезу. С вашей помощью.

Славка понял намёк.

Однако после уборки найти Мишин плеер оказалось нелегко. Но Миша не унывал: в его комнате мать 'наводила порядок' гораздо чаще, и после этого найти что-нибудь было вообще невозможно. А тут пять минут - и вот он, плеер. Включили - и вперёд. А танцевать при желании можно под любую музыку, даже самую что ни на есть 'нетанцевальную'.

Но этим дело не кончилось. Точно желая подвергнуть испытанию Мишину самоуверенность, трудности посыпались как из рога изобилия. Во-первых, на двух мальчиков одна девочка - значит, кто-то из двоих должен 'отдыхать'. Во-вторых, разный уровень мастерства: Оксана танцевала прилично, Миша - 'на троечку', а Славка и вовсе не умел, так что именно ему на первых порах выпала роль 'отдыхающего', что противоречило Мишиным планам свести ребят поближе, а самому отдалиться. В-третьих, при отсутствии одежд обниматься с девочкой и удержаться от 'неправильных' мыслей... Н-да... Легче удержаться на канате. И только полное приятие друг друга помогло одолеть все эти трудности. Сидя на стуле, Миша смотрел, как Славка и Оксана с возрастающей уверенностью танцуют волшебное танго из серебряной заокеанской страны, и радовался, радовался, радовался - безумно радовался за своих друзей. А солнце, зависшее над крышей соседнего дома, смотрело с другой стороны и прощальными лучами золотило тела танцоров. Миша встал и подошёл к окну. Ни одной полосы! Чистое небо! Лазоревый колокол! Бездна света! Источник радости! Вечное Да и Amor!

А вот земные радости не вечны. И танец закончился, и солнце закатилось в положенный срок, напоминая, что до настоящей весны ещё далеко. Стало темнеть, но прежде чем Миша успел произнести слово, Оксана подошла к выключателю и зажгла электрический свет. Миша зажмурился. Перед включением света он смотрел в сторону люстры, а люстра в родительской комнате Оксаниной квартиры имела прозрачные плафоны, направленные вниз широкими раструбами, и лампочки в ней были прозрачными, так что на сетчатке Мишиных глаз остался ослепительный образ нити накаливания. Этот образ послужил рождению новой идеи.

- Смотрите, - дождавшись, когда пройдёт слепота, показал Миша на люстру. - Там два провода. Если их изолировать друг от друга, никакой ток по ним не потечёт. Так поступают ханжи и моралисты. Если же провода соединить напрямую, будет короткое замыкание и они сгорят. Так поступают развратники. А вот если между проводами натянуть в пустоте металлическую нить, если ввернуть электрическую лампочку - тогда будет свет. Так поступаем мы, Дорельяно.

- Однако! - разинули рты Оксана и Славка.

- Самое наглядное объяснение, - торжествовал Миша. - Ради такой идеи мы не будем зажигать наш свет, а удовольствуемся электрическим. Кстати, ваши телефоны зарядились.

- Точно! - Славка и Оксана кинулись проверять свои мобильные. - С которого начнём?

Начали с телефона Оксаны. Там была исключительно лёгкая музыка, рассчитанная на невзыскательных слушателей. Но и под неё с удовольствием подёргались. А в Славкином телефоне нашлись более продвинутые композиции: что-то классическое, что-то полувековой давности - правда, на нелюбимом 'торгашеском' языке, но ничего, сойдёт - пара популярных песенок... а вот что-то интересное! Что-то энергичное, будоражащее кровь, зовущее на подвиги... Что-то из золотой страны! Правда, без слов, но слова можно и самим придумать. Такие вот, например:

Va la corrida y nadie entiende lo que siento
Mirando abajo y reteniendo mi aliento.
Temblando arde entre mis manos un clavel
Y sólo yo sé que esta flor es para él...
......................................................
¡Ta-tá, ta-tá! ¡Ta-tá, ta-ta-ta-tá!
¡Sin falta mi torero vencerá!

(Идёт коррида, и никто не замечает,
Что я дрожу, моё дыханье замирает.
В моих руках гвоздика полнится огнём,
Я на Него смотрю, я думаю о Нём...
......................................................
Та-та´, та-та´! Та-та´, та-та-та-та´!
Тореро мой - с победой, как всегда!

Именно эта музыка помогла сломать очередной барьер в отношениях Славки и Оксаны. Они уже не смотрели на Мишу - только друг на друга - и танцевали, танцевали, танцевали - стремительно, страстно, самозабвенно - вдохновенно и дерзновенно - старательно, истово, без остановки - без всякой сноровки и подготовки - без всякого знания и понимания - по собственному умению и разумению - танец обласканного любовью тореро - победный танец paso doble - 'двойной шаг'. Музыка создавала нужное настроение и подсказывала правильные движения. Славкина спина выпрямилась, плечи расправились, грудь подалась вперёд, а во взгляде появилось желание властвовать - но не прежнее, подавленно-агрессивное, а новое - спокойное, сильное, уверенное в скором осуществлении. Глаза в глаза - на мгновение - раз! - ещё на мгновение - два! - ещё на мгновение - три! - и в каждое из этих мгновений Оксана посылала безмолвный сигнал, что готова уступить и отдаться - по доброй воле - не как игрушка, не как вещь, принадлежащая по праву собственности - но как зрелая Женщина - La Mujer - и алая гвоздика в её волосах говорила: 'Да!' Танец равноправных партнёров - с оттенком противостояния, противоборства, противопоставления - и в то же время - неудержимого влечения. Они не расходились, но и не сливались, держа короткую дистанцию, соединяя руки в тонкую нить накаливания. Вот на что способна удачно подобранная музыка! Вот чего не хватало этим ребятам!

Миша, оставшийся не у дел, тоже не терял времени: осторожно, чтобы не мешать, расставил стулья возле стола, разложил по тарелкам последние порции еды, разлил по стаканам остатки питья - так что, когда Славка и Оксана - выжатые, как лимоны, и сладкие, как мёд - захотели отдохнуть, все условия для этого были созданы. Молча уселись в ряд: Миша и Славка по краям, Оксана - посередине. Склонили головы, посидели, успокоили дыхание, глотнули напитка, принялись за еду, вглядываясь в себя и пытаясь разобраться в своих чувствах.

Простите меня, ребята, - думал Миша. - Кое-что я от вас утаил. Быть счастливым - не для меня. Для большинства - но не для меня. Я не могу быть счастливым. Доплыв до очередной золотой страны, я тут же стану мечтать о другой - более золотой - и так далее - до бесконечности. Но вас это не касается - по счастью. Такой вот каламбур.

Доели, допили, убрали со стола, сели на диван. Славка и Оксана влюблёнными глазами глядели друг на друга и не могли наглядеться, а Миша смотрел вдаль - туда, где воображаемые небо и вода оставили между собой чуть заметный проход в неизвестность. Долго смотрел, пытаясь узреть своё будущее, а потом встал:

- Я пойду. Сидите-сидите. Не одевайтесь. У вас достаточно времени. Найдёте, чем заняться.

Оделся, вышел и запер за собою дверь.

Глава 3.

В оставшиеся дни каникул Миша не общался с друзьями: он знал, что они сломали между собой последний барьер, и не хотел им мешать. Несколько дней в свободной квартире - и снова учёба, да и родители Оксаны вернутся. И это ещё цветочки. Летом, когда закончатся экзамены, Оксана уедет в столицу. Так что пусть ребята порадуются, недолго им осталось. К тому же у Славки многие дни уйдут на добывание денег, да и язык учить придётся - вместе с Мишей. А предложи он им учить язык одновременно с другим занятием, они согласятся и его не прогонят - своего друга и 'ребёнка'. Но нет, нельзя: здесь самый тонкий лёд...

С такими мыслями гулял Миша по улицам, скверам, пустырям. Вновь похолодало, запасмурнело, редкими хлопьями посыпался снег. В такую погоду приглушаются звуки, что радовало Мишу. Блуждая среди людей или сидя в уголке, сочинял он очередное стихотворение, о котором упомянул во время вечеринки. К началу учёбы работа была закончена.

- Вот, - сказал Миша друзьям, когда в первый учебный день те затащили его в квартиру Оксаны. - Моё новое стихотворение. По мотивам книги про дона Хуана. Помните, как он отвечает, когда ханжи-моралисты пытаются его 'наставить на путь истинный'? '¡Qué largo me lo fiáis!' ('Как долго вы мне это внушаете!') Примерно так и называется моё стихотворение: 'Как долго вы мне внушали...' Слушайте:

Как долго вы мне внушали,
Что надо смиренным быть,
Как долго вы мне мешали
Свободу себе добыть.

Подняться с колен и с ветром
Затеять безумный спор,
Навстречу дневному свету
Орлиный уставить взор.

Увидеть свою дорогу
И, волю свою любя,
Отбросив служенье Богу,
Найти самого себя.

Изведать, познать, проникнуть,
Удачу схватить за хвост,
Добраться до горных пиков,
До самых далёких звёзд.

До самой заветной цели,
До самой святой мечты,
И в каждом великом деле
Оставить свои следы.

Но нет, отовсюду жалят:
'Не думай! Не смей! Не знай!'
Как долго вы мне внушали!
¡Qué largo me lo fiáis!

Как долго вы мне внушали
Себя у семьи не красть,
Как долго провозглашали
Древнейших традиций власть.

Традиций патриархальных,
Из тех, что сменить пора б,
Гласящих: 'Родитель - барин,
Ребёнок - рабёнок, раб!'

Как долго меня хлестали
Зависимости кнутом,
Топтали и рокотали:
'Мы - боги, а ты - никто!

Тебя для того мы кормим,
Чтоб в старости нас кормил,
А нынче чтоб был покорным,
Чтоб волю в себе томил!

Тебя мы содержим, чтобы
Не смел ты протестовать,
Чтоб нашу тупую злобу
Нам было на ком срывать!

Тебя для того рожали,
Чтоб молча терпел наш лай!'
Как долго вы мне внушали!
¡Qué largo me lo fiáis!

Как долго вы мне внушали,
Что младший всегда неправ,
Как долго меня лишали
Свободы, путей и прав.

Лишали большого мира,
Лишали иных небес,
Лишали ориентиров,
Лишали красивых мест.

Лишали часов рассветных
С подругой, что мне мила,
Лишали плодов запретных
Познанья добра и зла.

Хотя, надо думать, сами
Отведали тех плодов
Не раз и не два - часами,
Годами - без лишних слов.

Меня же, мудря лукаво,
Скрывая свои грехи,
Лишали влюбиться права
И права писать стихи.

Зато как слугу держали:
'Поди! Принеси! Подай!'
Как долго вы мне внушали!
¡Qué largo me lo fiáis!

Как долго вы мне внушали,
Что найдены все пути,
Как долго не разрешали
Дорогой своей идти.

'Кругом миллион тропинок,' -
Вещали вы, суть тая -
'Но все - на гигантский рынок
Невольничий,' - думал я.

А вы мне: 'В конце - награда,
Шагай - будешь всё иметь.'
А я отвечал: 'Не надо:
Шаг влево, шаг вправо - смерть.'

Задушат ростки свободы,
Задавят любой протест
Новейших законов своды
И древних скрижалей текст:

'Не веруй в иного бога,
Кумира не сотвори,
Чужого добра не трогай,
Родителей чти, не ври...'

'А женщин, - гласят скрижали, -
И в мыслях не пожелай!'
Как долго вы мне внушали!
¡Qué largo me lo fiáis!

Как долго вы мне внушали
Заветы 'святых отцов',
Как долго вы мне дышали
Моралью гнилой в лицо.

Как долго вы мне твердили,
Что суть открывать нельзя,
Как долго меня стыдили,
Загробным судом грозя.

Как долго меня лечили
Потоком снотворных фраз,
Как долго меня учили
Во всём походить на вас.

На тех, что бегут искусов,
Сражений и мятежей,
На злобно-бессильных трусов,
На судей и на ханжей.

На тех, что глядят рабами
На древний 'святой престол',
На тех, что крутыми лбами
Колотят церковный пол.

На тех, что шуршат мышами
И верят в дешёвый рай.
Как долго вы мне внушали!
¡Qué largo me lo fiáis!

Как долго вы мне внушали,
Что всякий гордец - злодей,
Как долго преуменьшали
Значенье таких людей.

Людей, увлечённых делом,
Влюблённых в свою звезду,
Отважных, прямых и смелых,
Готовых гореть в аду,

Но Богу не покориться,
Угрозами пренебречь
И тьму вековых традиций
Гореньем своим зажечь.

Вот это - моя основа:
Срываюсь во глубь огня
И снова горю, и снова
Природа родит меня.

И снова - стремленье к цели,
И снова - любовь и свет,
И снова моё веселье -
На вашу мораль ответ.

Задорный, влюблённый, шалый,
Иду я в счастливый край.
Как долго вы мне внушали!
¡Qué largo me lo fiáis!

- Фу-у-у... - Миша читал с таким жаром, с таким напором, с таким вдохновением, что в конце едва восстановил дыхание. - О-о-о-о-о!

Славка и Оксана не могли сдержать восхищения:

- Ну и ну!

- Класс!

- Вот те на!

- Здорово ты их!

- Правильно, будут знать!

- Нечего...

- Ой, да ладно, - отдышался наконец Миша. - Это я так, вообще: не то чтобы про дона Хуана, не то чтобы про себя или про вас. Многие дети узна´ют свою судьбу...

- ...а многие взрослые - своё детство, - добавила Оксана.

- Точно, - согласился Миша. - Володя... и другие.

- Здорово, короче, - подвёл итог Славка. - Пошли ко мне - выложишь в Интернет.

Миша виновато глянул на Оксану, но та лишь рукой махнула: всё понимаю, идите и не переживайте. И впрямь, что поделаешь - пришлось оставить её одну.

На улице Славка ухватил Мишу за руку:

- Спасибо! Это... не знаю... никаких слов! Я же и сам не знал, чего хочу! С одной стороны, хотел, а с другой... Так сложно... А теперь... Я себя человеком почувствовал! Таким, как ты! Не объяснить... Слушай, я хочу, чтобы и у тебя это было - но как? С Оксаной ты не захочешь, Аня далеко, Эскапелья ещё дальше. Не знаю. Сделаем по-другому. Ты не отказывайся, ни от чего не отказывайся! Не смей отказываться! Я должен... Иначе я не смогу быть человеком! Понимаешь?

- Понимаю, - серьёзно посмотрел на него Миша. - Делай. Не откажусь.

- Отлично, - с облегчением вздохнул Славка. - Я тебе кое-что обещал - и сделал. Пошли ко мне - сам увидишь.

- Пошли, - заинтересовался Миша.

Славкина благодарность обнаружилась в Интернете: куча рецензий на Мишины стихи - разной степени хвалебности, но в общем и целом доброжелательных.

- Вот, - удовлетворённо вздохнул Славка за спиною сидящего на стуле Миши. - Я обещал тебе сделать анонс - и я его сделал. Три раза. Держи - толпы читателей и почитателей. Можешь им ответить.

Миша прочитал рецензии и занялся написанием ответов - на это ушёл целый час или даже больше. А потом набирал на клавиатуре новые стихи, распечатывал, выкладывал в Интернет. А потом заглянул на Славкину страницу. Там были те же два стихотворения, а вот количество рецензий существенно увеличилось: своё творчество Славка продвигал ещё активнее, чем Мишино. Но содержание рецензий...

Миша хотел было возмутиться, однако заметил, что Славкины ответы на эти рецензии тоже не отличаются деликатностью, как, впрочем, и его рецензии на произведения других авторов. Словесная война. Однако, чем дальше Миша читал эту жаркую переписку, тем отчётливее понимал...

- Слушай, - обернулся он к Славке, - а ведь это несчастные люди! Они хотят понимания, но не находят его: ни у родных, ни у близких, ни у друзей. Тогда они пишут стихи, выкладывают в Интернет - но и там не находят понимания. Тогда они начинают злиться...

Славка задёргался.

- Ну да, - заметил Миша, - и ты такой же. Тебе было больно, но ты не мог сказать об этом прямо - тогда ты выразил свою боль в стихотворении и выложил в Интернет. Тебя не поняли и обругали. Тогда ты написал новое стихотворение, пытался объясниться - тебя снова не поняли и снова обругали. Тогда ты бросил писать свои стихи и начал ругать чужие - от этого тебе стало легче, но ненадолго.

- Угу, - промычал Славка.

- И я такой же, - признался Миша. - Моё последнее стихотворение - это ведь тоже крик от боли. И на него рецензии не будут доброжелательными.

- Но прошлые стихи у тебя о любви, - возразил Славка. - Женщинам это нравится, да и мужикам...

- А может, это потому, что я до сих пор не знал настоящей любви? - пришла Мише в голову новая мысль. - Каждый раз это получается неожиданно, быстро, в суете: не успеешь полюбить, выразить свою любовь, как тут же приходится расставаться - или ещё что-нибудь. А лучшие стихи о любви пишут те, чья любовь осталась без ответа. А самые весёлые стихи - те, кому приходилось много плакать.

- Я читал об этом, - склонил голову Славка.

- Каждый то сочиняет, чего ему не хватает, - нашёл объяснение Миша. - И каждый пытается освободиться от боли - по-разному. Трагедия - попытка презреть боль, комедия - попытка убить боль смехом, фантастика и романтика - попытка отрешиться от боли...

- ...а критика - попытка сделать другим ещё больнее, - закончил Славка.

- Вот именно, - проворчал Миша. - Все мы тут этим занимаемся. Каждый кричит от боли, и никто никого не слушает, потому что слушать - значит, брать на себя чужую боль - а у нас и своей достаточно. Каждый мечтает, чтобы кричал он один, а остальные - внимали и сочувствовали. На худой конец, чтобы крикунов было меньше, а слушателей - больше. Именно для этого создаются правила стихосложения, именно для этого создаётся клуб крикунов от боли - вот тут, на главной странице - и попасть в этот клуб сложнее, чем в правительство. А не членов клуба - давить, давить, давить - критикой, редакцией, цензурой... Вот что такое литература! Это отчаянная борьба за право кричать от боли. И если кто-то кричит по правилам, ему не помогут унять боль - напротив, им станут восхищаться: 'Ах, как талантливо он кричит! Ах, какая утончённая изысканность! Ах, какие гармонические переливы! Ой, нет, вот тут неправильно! И вот тут ошибочка! А вот тут - совсем плохо! Давайте укажем ему на это, поможем ему здоровой критикой, сделаем ему ещё больнее, доведём до безумия - тогда, быть может, он выучится, наконец, кричать гениально.' А кто нарушает правила, тому приговор: 'Молчать!' Скоро они начнут затыкать рты новорождённым младенцам: 'Какое вы имеете право? Вы не прошли обучение в Институте Крикунов от Боли! Вы не знаете основ крикосложения! Молчать!' Да если бы я... если бы мне позволили записать пункт в Декларацию Прав Человека, я бы записал именно это: 'Каждый человек имеет право кричать от боли - сколько угодно и как умеет.'

Миша остановился и посмотрел на Славку. Славка неодобрительно качал головой, и глаза его были влажны:

- Опять откровение!

- Точно, - согласился Миша. - Знаешь, как это происходит? Я начинаю говорить - говорю, говорю, а потом - раз! - и будто говорю уже не я, а кто-то другой - но я всё слышу и понимаю. Очень странное состояние.

- Как бы тебя от этого избавить? - потряс кулаком Славка. - Сорвёшься же, блин! Как ты говорил: пусть другие восхищаются твоими криками, а я избавлю тебя от боли! Слово даю - избавлю! Пусть ты не будешь говорить умных мыслей, не будешь писать стихов - но пусть тебе станет легче.

- Да! - зацепился Миша за Славкины слова. - Не говорить умных мыслей и не писать стихов - вот признаки счастливого человека! Поэтому я и говорю: все мы на этом сайте - несчастные люди. Счастливые люди - там, на твоих фотографиях. Они играют, радуются, не говорят умных мыслей, не пишут стихов...

Раз! - Миша и опомниться не успел, как полетел со стула - спиною - вперёд - затылком... нет, не об пол - о вовремя подставленную Славкину ладонь. В следующее мгновение Славка восседал на нём, как на лошади, и небольно хлестал по щекам:

- Кончай! Кончай! Кончай! - Я! Кому! Сказал! - Кончай! Свои! Чёртовы! Откровения!

Два! - Миша вывернулся из-под Славки, опрокинул его на спину и уселся верхом. Нет, чуда не произошло - просто оба они находились в том шальном переходном возрасте, когда тело развивается не по дням, а по часам, когда время от времени в нём пробуждаются новые силы - именно в этом возрасте вчерашний задохлик сегодня даёт отпор - причём безо всяких тренировок - а тот, кто считал себя сильным, оказывается сильно удивлён.

Славка был сильно удивлён, но ещё сильнее радовался за друга. А тот прижимал его к полу и кричал:

- Что? Сильный? Да нифига подобного! Я тоже сильный! Будешь знать, как со мною связываться! Будешь знать! Будешь знать! Будешь знать! - три раза по щекам - небольно.

- Знаю, - улыбался Славка. - Знаю, как избавить тебя от откровений.

Однако в последующие дни Славка не обнаруживал новообретённого знания. И на откровения Мишины внимания не обращал. В школе вместе с Оксаной они обсуждали, как проведут время после уроков. То ли разойдутся, то ли соберутся для изучения языка, то ли Славка и Оксана предадутся взаимным ласкам. Говорили спокойно, безо всякого стеснения и безо всяких пошлостей.

Прошло полторы недели. Однажды Славка заговорил с Мишей в туалете - значит, не хотел, чтобы слышала Оксана:

- Помнишь, какой завтра день?

- Какой? - с ходу не сообразил Миша.

- Пустырный, - намекнул Славка.

- А-а-а! Точно! Ровно год назад! И что?

- Сходим ТУДА? - предложил Славка. - Вечером, в то же время?

- Зачем?

- Узнаешь, - по старой привычке затемнил Славка. - Да не боись, ничего плохого не будет.

- Я и не боюсь, - по старой привычке ответил Миша.

Оксане решили не говорить - сегодня разойтись по домам и сделать как можно больше уроков, а завтра собраться втроём не столько для изучения языка, сколько для выполнения всех домашних заданий на послезавтра. А поздно вечером...

Поздно вечером следующего дня Миша со Славкой встретились у школы и отправились на пустырь. Так же, как и год назад.

Нет, не так. Год назад было много снега, сильный мороз и ясное небо - а сейчас тепло, пасмурно и снега меньше - так что по пути от тропинки до разрушенной стены проваливались не по колено, а до половины голени. Да и Славка на этот раз шагал впереди, а Миша сзади. Мишины предчувствия были странными, но не плохими.

- Всё, - выдохнул Славка возле разрушенной стены. - Пришли. Давай отдохнём. Всё будет хорошо. Всё будет очень-очень хорошо.

Оба замолчали, наслаждаясь тишиной. Свежая влажность малоснежной зимы поглощала звуки оставшегося позади города. Лёгкий ветерок приятно холодил кожу лица. Затянутое пеленою небо отражало и рассеивало городской свет. Редкие разрозненные снежинки опускались то тут, то там, а на душе было так спокойно, будто само время решило отдохнуть.

- Всё, - снова нарушил тишину Славка. - Пора. Пора заканчивать эту историю, - он повернулся и неопределённо обвёл рукою вокруг себя.

- Разве она не закончена? - удивился Миша.

- Нет. Остался один вопрос. Самый важный, - Славка от волнения говорил короткими фразами, а для изложения сути дела требовались длинные. - Пожалуйста. Послушай. Постарайся понять. Это очень важно. Эти ребята... Витя и Боря... они передо мной виноваты... но я их простил... И я виноват перед ними... потому что закладывал их Валерке... а они меня тоже простили. Понимаешь? Ты говорил о милосердии и справедливости - вот тебе милосердие и справедливость - в одном флаконе. Понимаешь? Одно не исключает другого. Именно от этого мне становится легче. Что-то заживает внутри, что-то срастается... и когда они вернутся... быть может, я даже смогу с ними дружить, - Славка перевёл дыхание. - А с тобой не так. Я перед тобой виноват - и ты меня простил. Но ты передо мной не виноват - и я не могу тебя простить. Понимаешь? Я не могу ответить тебе тем же! И от этого - понимаешь? - именно от этого! - мне не может стать легче!!!

Миша молчал. Он не понимал, что пытается втолковать ему Славка.

- Как бы тебе объяснить? - продолжал тот. - Выходит, мы не равны. Выходит, ты лучше меня. Выше, чище, безгрешнее... Это как в религии: есть Бог - чистый, святой, безгрешный - и есть людишки - мерзкие, грязные, порочные. Бог прощает людям их грехи - а люди не могут ответить Ему тем же, потому что у Бога нет грехов! Между Богом и человеком не может быть равноправных отношений!

- И что? - Миша растерянно хлопал глазами.

- Как что? - в отчаянии выкрикнул Славка. - Да ведь у нас с тобой то же самое! Ты, конечно, не Бог, у тебя есть грехи - но я о них ничего не знаю! Ты, может, и виноват - но не передо мной! По отношению ко мне ты всё равно, что Бог по отношению к человеку! И равноправных отношений у нас с тобой быть не может! А хотелось бы! - Славка мечтательно вздохнул.

Миша начал догадываться.

- И что? - повторил он, разводя руками.

- Согреши! - в лицо ему крикнул Славка. - Провинись передо мной! Сделай что-нибудь, за что я мог бы тебя простить!

- Что сделать? - Миша смотрел на Славку, как смотрит на утопающего не умеющий плавать человек.

- Избей меня! - конкретнее выразился Славка. - Избей! Здесь и сейчас! На этом месте! Смотри! - Славка улёгся на спину возле Мишиных ног. - Помнишь? Так уже было! Я лежу - ты стоишь! Я беспомощен - ты силён! Я виноват - ты невиновен! Избей меня, Миша! Рассчитайся за всё! Только тогда мне станет легче, - немного помолчав, добавил он.

- А-а-а... Я не могу тебя ударить, - едва сумел выговорить Миша.

- Можешь! - лёжа на снегу, кричал Славка. - Ты всё можешь! Всё, что захочешь! Помнишь, тогда... в классе... когда я хотел... Кулаком по морде! А весной? Когда спрашивал, где Оксана - как хлестал меня по щекам! Ты можешь ударить меня, Миша - МО-ЖЕШЬ! И не отвертишься!

Н-да... Миша почувствовал себя в ловушке. Славка был прав - на все сто - и всё же... Ударить человека? Лежащего? Ногами? Человека, которого любишь, которого давно простил, которому подарил золотой свет, человека, с которым хочешь иметь дружеские... нет, братские отношения? Ради таких отношений - ударить? Ничего себе! Зря Славка говорил, что всё будет хорошо - всё гораздо хуже, чем год назад. Тогда Мише грозила всего лишь смерть, а сейчас - нечто более страшное.

- Бей, - настаивал Славка. - Бей, Миша. Это судьба. Ты пытался убежать от неё и прибежал - к ней же. От судьбы не убежишь, Миша. Бей.

- А что будет со мной, Слава? - пролепетал Миша. - Ты об этом подумал? Тебе станет легче - а мне? Кем я буду, если ударю человека?

- Человеком! - крикнул Славка. - Не Богом, не ангелом - человеком! Таким, как я!

- Человеком? - задумался Миша. - Чтобы стать человеком, надо ударить человека?

- Да! Именно так! Тебе - именно так! - Славка внимательно посмотрел на друга. - Знаешь, в чём твоя беда? Ты слишком высоко забрался. Ты весь где-то там - среди звёзд и ангелов. А мы, люди - здесь, на земле. Ты любишь нас, ты даришь нам свет, указываешь нам путь, зовёшь к себе, протягиваешь руку - но ты не спустишься к нам - потому что боишься стать таким, как мы. Боишься испачкаться в нашей грязи. Умереть не боишься, упасть не боишься, унизиться ниже плинтуса не боишься, а испачкаться - боишься. Ты слишком чист, поэтому слишком одинок. Спустись, Миша. Согреши. Испачкайся. А потом покаемся - вместе. А потом отмоемся - вместе. А потом поднимемся - вместе.

- 'Научись спускаться из райских кущ,' - так говорила Лера, - Миша опустился на колени и оказался лицом к лицу с лежащим на снегу Славкой. - Может, она это имела в виду? Может, потому и сошла на Землю? И Эскапелья? А ведь здесь, на Земле, не только опасности, но и грязь. Не только пропасти, но и болота... Болота! Посередине болота встретила меня Эскапелья - и вывела оттуда - за руку! Не я её вывел, а она меня! Вот оно что!

Миша наклонил голову, и дыхание его, смешиваясь со Славкиным дыханием, согрело лица обоих. Взгляд смешался со взглядом, мысли с мыслями, слова со словами - безмолвие с безмолвием - рождая новое, небывалое, СОВМЕСТНОЕ откровение.

- Что же выходит, Слава? Выходит, всю свою жизнь я считал себя лучше, чище, выше остальных - и даже не знал об этом, не понимал, не задумывался? Я уходил от грязи - и ушёл от грязных людей. Не ногами, а мыслями. 'И когда я жил у них, я жил над ними. Оттого и невзлюбили они меня.' И так объясняли мне это, что я уходил ещё дальше. Я говорил о разрушении барьеров, а сам воздвигал огромный, здоровенный, чудовищный барьер между собой и людьми! Но с другой стороны: как сохранить себя, как не раствориться в океане, как защитить от ветра маленький костёр? Ох, Слава - как же это сложно! И как же я виноват перед тобой - сильнее, чем ты передо мной - во много раз! Как же я унижал тебя, не зная этого! Тебе есть за что простить меня, Слава. И бить мне тебя не нужно.

- Нужно, - возразил Славка. - Я тоже унижал тебя - не только бил. За то, что ты меня унижал - прощаю, а за то, что я тебя бил - бей.

- И не отвертеться? - кисло усмехнулся Миша.

- Не отвертеться, - помотал головою Славка.

- Но у меня не получится, - выдвинул Миша последний аргумент. - Я слабее...

- Нет! - решительно возразил Славка. - Ты очень сильный...

- ...просто сила моя иного рода, - повторил Миша слова Эскапельи.

- Нет! - Славка упорно гнул свою линию. - Не иного! Обыкновенного! Недавно меня подмял - я и охнуть не успел. И по зубам врезал - дай боже. И по щекам. Слушай, Мишка, хватит прибедняться! 'Слабый, слабый...' Никакой ты не слабый! Просто драться ты не хотел, потому что боялся испачкаться - вот и придумал отговорку: 'Слабый, слабый...' Ну, а мы-то, конечно, рады стараться - ещё бы! А ты бы не слушал - врезал бы кому-нибудь по морде - сразу, как только в школу пошли - тебя бы и зауважали. Иначе нельзя. Сначала надо показать силу, а потом уже быть добрым.

- Сначала силу, потом добрым? - уцепился Миша за эти слова. - Иначе нельзя? Иначе добро и милосердие примут за слабость и трусость?

- К сожалению, - вздохнул Славка.

- А может, и правильно примут, - опустил глаза Миша. - Поди разбери, настоящие это добро и милосердие или маски, прикрывающие слабость и трусость? Поди разбери, кто я: эталон человечности или бодливая корова, которой не дали рогов? Только сила установит истину. И знаешь, Слава - по-моему, вы хотели, чтобы мои добро и милосердие оказались настоящими. А если они лишь маски - чтобы СТАЛИ настоящими. Вам так надоели лживые слова взрослых, вы так хотели НАСТОЯЩЕГО добра, НАСТОЯЩЕГО милосердия, НАСТОЯЩЕЙ любви, что были готовы сотворить их из подделки. А как сотворить настоящее из подделки? Заставив проявить силу! 'Стань сильным! Стань сильным! Стань сильным!' - вот смысл каждого вашего удара! 'Слабое, готовое упасть, подталкивай к пропасти - чтобы оно ВЫНУЖДЕНО было, чёрт возьми, сделаться сильным - или не жалко...' - вот смысл слов философа! Вот чего ты хочешь, Слава! Чтобы я стал сильным.

- Да, Миша, - просиял Славка, ибо почувствовал, что наконец понят.

- И все остальные этого хотели, - продолжал Миша. - Потому что я разделился надвое: одна половина поднялась к звёздам - другая опустилась ниже плинтуса - и надо подтянуть эти половины - одну к другой - соединить их на уровне человека. Спасибо, Слава! Что бы я без тебя делал? Одной моей половине ты сказал: 'Не будь ангелом!' - другой половине скажи: 'Не будь овцой!'

- Не будь овцой, - охотно повторил Славка. - Будь человеком.

- Будь человеком, - отозвался Миша. - Именно этого хотели вы от меня. И не только от меня... Оксана... Я вижу! Она хватает Машу за волосы, окунает головой в унитаз и мысленно приговаривает: 'Не будь овцой! Не будь овцой! Будь человеком! Дай мне по морде!' А потом, оставшись одна, мучается, переживает, не может ничего понять. И ты, Слава, тоже мучился, да? Мучился оттого, что ВЫНУЖДЕН был меня бить? Мучился так, как мучаюсь теперь я? Вот оно что! Вот она - справедливость! Вот оно - 'поделом'! Как же я виноват перед тобою, Слава, как виноват! О-о-о-о-о! Прости меня, пожалуйста - прости!

- Прощаю, - с улыбкою ответил Славка. - Но теперь уж домучивайся до конца - бей.

- Тебе будет больно.

- Иначе будет ещё больнее.

Миша задумался.

- Ударить - милосердие?

- И милосердие, и справедливость - в одном флаконе. По отношению к нам обоим. Будь человеком, Мишка - дай мне по морде!

- На! - Миша размахнулся и со всей силы хлестнул Славку по щеке.

- Да! - закричал Славка. - Ещё!

- Вот! - удовлетворил его просьбу Миша. - Вот тебе, вот тебе, вот!

- Да! - кричал Славка. - Так его! Так! Чтобы знал, чтобы понимал, чтобы никогда! - не смел! - бить! - слабых!

- Кто тебе тут слабый? - возмутился Миша и заехал Славке кулаком в зубы.

- Ого! - пробормотал Славка. - Вот это я понимаю! Давай ещё. Не бойся.

- Не боюсь, - ответил Миша и повторил удар.

- Ногами! - потребовал Славка. - Как я тебя.

- Ладно, - Миша встал на ноги и ударил Славку в бок.

- Сильнее! Переживу!

Миша ударил сильнее. А потом ещё раз. И ещё... А потом перешагнул через Славку и несколько раз ударил по другому боку. Надо же! Вот что чувствует человек, избивая другого человека! Противную запретную сладость - от которой хочется избавиться, и которую хочется вкушать ещё и ещё.

Славка раздвинул ноги:

- Бей.

Миша остановился. А не слишком ли будет?

- Ничего, - прочитал его мысли Славка. - С тобой ничего не случилось - и со мной не случится.

Однако Миша не сразу решился на удар.

- Сильнее! - потребовал Славка, превозмогая боль. - Один разок дай мне как следует.

И Миша дал. Славка долго не мог прийти в себя...

.......................................................................................................................................

- Ничего, ничего, - стонал он сквозь зубы. - На пользу пойдёт. Другие били сильнее - и ничего.

- Хватит, - Миша подождал, пока Славка очухается, и добавил: - Вставай. У меня есть идея получше.

Отошёл в сторонку, зачерпнул ладонями влажный снег и слепил из него комок. Нагнулся и покатил по снежной целине, пока тот не превратился в увесистый шар. Славка всё понял, поднялся, таким же образом изготовил второй шар - поменьше - и с размаху опустил его поверх Мишиного шара. Миша изготовил третий шар - ещё меньше. Славка - четвёртый. Миша - пятый - последний, самый маленький. Так соорудили снежную бабу. Миша указательным пальцем нарисовал ей ухмыляющееся лицо, подозвал Славку и сказал:

- Бей.

- На! - так же, как и год назад, Славка ударом кулака снёс бабе голову.

На сей раз Миша не остался в стороне и ударил снежную бабу в грудь:

- Получай!

- Вот тебе! - продолжил Славка.

- Будешь знать!

- Будешь помнить!

- Будешь задираться!

- Гадина!

- Скотина!

- Мразь!

- Сдохни!

- Навсегда!

Последний, самый большой шар разнесли ногами и растоптали подчистую. Только тогда успокоились, отошли от вытоптанной площадки и повалились - спинами вперёд - в нетронутый снег.

Долго лежали молча. Миша улыбался, и Славка улыбался, но поскольку оба смотрели в небо, ни один не видел улыбки другого.

- Миша, - заговорил наконец Славка. - Мне стало легче. Ты себе не представляешь! Так легко! Так ещё никогда не было! Спасибо, Миша! Я знал, что ты это сделаешь. Ради меня ты не побоялся испачкаться. Настоящий друг! Пусть ханжи-моралисты тебя осуждают, а я говорю: спасибо! Я могу простить тебя, Миша - и я тебя прощаю. Теперь равны. Теперь вместе - навсегда.

Миша открыл рот... и сказал не то, что собирался сказать:

- Слава! А ведь и мне стало легче! Ты себе не представляешь! Оказывается, до сих пор я тащил на себе огромную тяжесть и даже не знал об этом - только сейчас узнал - когда она свалилась с меня! Надо же! Так легко! Это... как новый день рождения! Спасибо тебе, Слава!

Славка придвинулся к Мише, просунул руку ему под шею и обнял за плечо:

- Давай помолчим.

- Давай. Мир совершенен.

Молчали недолго - пока одна из снежинок не опустилась Мише на кончик носа.

- Ф-фу!

- Ты чего?

- Да так. Снежинка.

- А вот ещё одна.

- Красиво падают.

- Красиво.

- Как звёзды.

- Точно.

- Не совсем, - Миша зажёг свой золотой свет - неярко, чтобы засияли ближайшие снежинки. - Теперь - как звёзды.

- Здорово! - Славка тоже зажёг золотой свет. - Красота!

- Мы счастливые люди, Слава.

- Счастливые.

- И не надо никаких стихов, никаких умных мыслей, никаких откровений... Ой! Слава! Я понял, что свалилось у меня с души! Откровения! Ты добился своего!

- Ну да, - усмехнулся Славка и потёрся щекой о Мишину щёку.

- Так ты нарочно это устроил? - догадался Миша. - Чтобы избавить меня от откровений?

- Ну да, - с улыбкою повторил Славка.

- Ах ты... - Миша перевернулся на живот и улёгся на своего хитроумного друга. - Вот тебе, вот тебе, вот! - пару горстей снега этому другу в лицо, потом за шиворот. - Будешь знать, будешь знать, будешь знать! - и ещё парою горстей по ушам - туда-сюда, туда-сюда - играючи, конечно.

Славка в свою очередь обхватил его руками - и покатились, осыпая друг друга ласковыми словами:

- Самый умный, да?

- Да! Тоже мне!

- Чёрт бы тебя подрал!

- Ага! Как же, как же!

- Отпусти!

- Не отпущу!

- Блин, с тобой связываться...

- Да пошёл ты...

- Идиот!

- Сам дурак!

.......................................................................................................................................

- Слушай, может, хватит, а?

Но Славка не выпустил Мишу из объятий:

- Вот таким ты мне нравишься!

- Каким?

- Нормальным. Безо всяких откровений. Таким, как я. Слушай, Мишка, да с чего ты взял, что ты какой-то пророк или кто там ещё? Ты просто отличный парень, Мишка! Отличный парень! Был бы таким с самого начала...

- Но тогда бы ты остался со своей болью и без Оксаны.

- Точно, - опомнился Славка. - Извини.

- Брось. Проехали.

- Ладно. Всё.

- Я люблю тебя, Слава.

- Я люблю тебя, Миша.

Ханжи, отвернитесь.

.......................................................................................................................................

- Эх, Оксану бы сюда! - Миша раскинулся на снегу и смотрел в широкое небо. - Материализовать из воздуха - раз!

- Легко, - отозвался Славка и из внутреннего кармана куртки достал мобильный телефон.

- А? - вытаращил глаза Миша. - А если бы я его разбил?

- Ну и что, - не смутился Славка. - Подумаешь. Родители бы новый купили. Поорали бы, вломили бы пару раз, а потом всё равно бы купили - куда они денутся? Алло? Оксана? Привет! Мы с Мишей на пустыре. Нормально. Приходи к нам. Да, прямо сейчас. Да, только тебя и не хватает... любимая. Сейчас придёт, - Славка нажал кнопку и убрал телефон в карман.

- Ну, ты даёшь!

- А то!

Оксана появилась через пять минут. Растрёпанная, взвинченная, запыхавшаяся - одевалась наспех, бежала быстро.

- Мальчики! Вы чего? Меня ваши предки чуть не растерзали! Звонят и звонят! А я ничего не знаю! Слава! Где твой телефон? Ты чего, его выключил?

- Ага, - расплылся Славка в широкой улыбке.

- Идиот! - накинулась на него Оксана. - Отдувайся тут за тебя! - она перевела дыхание и сменила тон: - Да вы чего тут вообще делаете?

- Счастьюем, - изобрёл Славка необходимое слово.

- Nos enfelizamos, - перевёл его Миша на золотой язык.

- Оно и видно... - Оксана начала успокаиваться, но тут же опять всполошилась: - Слава! Почему у тебя губа разбита?

- Разбита? - потрогал Славка. - Да не, ничего, это так... Зато в душе - красота! Видишь, какой я счастливый?

- Вижу, - признала Оксана. - И Миша счастливый. Я ничего не понимаю.

- И не надо, - Славка обнял её и поцеловал. - Будь счастливой - как мы.

- Вместе с нами, - уточнил Миша.

- Точно, - согласился Славка. - Сегодня наш день рождения - и мы его празднуем! - он нагнулся, слепил снежок и замахнулся на Мишу: - Убегай!

Миша бросился наутёк и спрятался за разрушенной стеной - но Славка успел в него попасть.

- Ах, так? - Миша высунулся из-за стены и запустил ответный снежок: - Вот тебе! Будешь знать!

И началась перестрелка - бесполезная, потому как снежкам препятствовала стена. Тогда Славка забежал сбоку - Миша повернулся, оступился и по засыпанным снегом ступенькам покатился в яму. Славка понял, что обстреливать его сверху будет нечестно, и сам спустился туда же - в несколько прыжков.

- Оксана! Иди к нам!

И вот уже в яме все трое. Зажгли золотой свет - в полную силу - а чего? - всё равно никто не увидит - и продолжили перебрасываться снежками. Оксана подумала и присоединилась - лишь головой покачала:

- Как дети, ей-богу.

- Как дети! - кувыркаясь в снегу, закричал Миша. - Счастливые дети со Славиных фотографий! Ура-а-а!!!

У Оксаны зазвонил мобильный.

- Выключи, - приказал Славка, и Оксана послушалась.

- Ну, вы даёте, мальчишки! С вами всё забудешь!

- Правильно! - поддержал её Миша. - Кто мы: забитые овцы или свободные люди? Мы свободные люди! Мы имеем право быть свободными - и мы свободны! Мы имеем право быть счастливыми - и мы счастливы! А с родителями... разберёмся.

- Разберёмся, - присоединился Славка. - Достали уже - сил нет.

- Ребята! - спохватился Миша. - Где же это мы с вами играем? В каком чудовищном месте!

- Отныне это место - самое счастливое, - твёрдо заявила Оксана.

- Только так, - без колебаний согласился Славка.

И снова продолжили игру: трое счастливых детей в золотом свете любви...

.......................................................................................................................................

- Пора, - остановился Миша, стряхивая с себя снег. - А то они всю милицию на уши поднимут.

- И то, - проворчал Славка. - От них жди. Ничего, братишка, прорвёмся.

- Моя комната - для вас, - напомнила Оксана.

- Спасибо.

- Спасибо, Оксаночка.

- ¡El amor!

Вылезли из ямы и разошлись по домам.

Глава 4.

Дома всё пошло по обычному сценарию. Сначала - сипение матери:

- Явился.

Потом - лавина стандартных воплей:

- Ночь на дворе! Где тебя черти носят? Я тут бегаю из угла в угол, места себе не нахожу - а он опять где-то шляется! Чёрт бы его подрал! Скотина неблагодарная! И мокрый весь! Опять - весь мокрый! С ног до головы! И уроки не сделаны! Господи, за что мне такое наказание? Хоть бы уже поскорее сдохнуть!

Однако ударить не осмелилась. Сказала ей Оксана кое-что по телефону - причём спокойно, без оскорблений - вот что самое обидное.

Миша об этом не знал, но когда наступило затишье, так же спокойно ответил:

- Уроки я сделал. Можете посмотреть. А что касается моего позднего возвращения, то я написал вам записку и положил её на стол. Я обещал вернуться... Вот часы. Я успел.

Мать подавилась собственным гневом:

- Что-о-о??? Ты мне ещё будешь условия диктовать? Щенок паршивый! Не дорос ты мне условия диктовать, понял? Тебе сказано: к нашему возвращению быть дома! Всё! Никаких записок!

- К вашему возвращению я почти всегда бываю дома, - возразил Миша. - Но сегодня мне надо было отлучиться по делам. Именно так я и написал в записке.

Мать не поверила своим ушам, вытаращила глаза и разинула рот:

- Что-о-о??? По каким делам? Какие у тебя могут быть дела? Ночью! Чёрт знает где!

- Да, у меня могут быть свои дела, - утвердил Миша новую реальность. - В любое время и в любом месте.

Повисла напряжённая тишина. Время забилось в паутине натянутых отношений и не могло двинуться дальше. После таких слов должно было случиться что-то ужасное: сожжение, четвертование или как минимум расстрел на месте. Миша увидел нацеленное на него дуло материнского рта, едва заметно повернулся к двери и многозначительно глянул на отца. Тот понял и отрезал:

- Хватит. Всем спать.

- Что-о-о-о-о?????? - мать изменила направление выстрела. - И ты туда же???

- Хватит, - повторил отец. - В конце концов... и я в его годы...

- Вот-вот! - мать исходила бессильной злобой. - Яблоко от яблони...

- Всё! - отец властно обнял её за плечи, увёл в большую комнату и закрыл за собою дверь.

Мише была предоставлена свобода раздеваться, пить чай и ложиться спать.

Славкина беседа с родителями протекла не так гладко: к побоям, полученным на пустыре, добавились новые, домашние.

- Как и у меня в прошлом году, - поморщился Миша. - Справедливость - чёрт бы её подрал!

- Ничего, - похлопал его по плечу Славка. - Прорвёмся. Наврал им с три короба - пусть переваривают.

А вот Оксане рассказали всё, как было. Ух, и возмущалась она! Долго не могла успокоиться. Требовала объяснений - и не желала слушать никаких объяснений. Дулась, отворачивалась, демонстративно молчала. Единственное, что убедило её - цветущий жизнерадостный вид обоих мальчиков, которых она любила всем сердцем - несмотря ни на что. Славка улыбался припухшими губами, а Миша забыл свои откровения - и все разговоры сосредоточились на текущих земных делах.

А текущие земные дела всё дальше и дальше уходили в тень надвигающихся экзаменов. Экзамены сделались богами, которым необходимо поклоняться и приносить жертвы. Именно так провозглашали учителя и приносили в жертву учеников. Количество заданий выросло, а количество свободного времени - уменьшилось. Какие уж тут откровения - быть бы живу.

Ничего, справлялись - общими усилиями - даже язык успевали учить. А там подоспел и очередной праздник - День Всех Влюблённых - но Миша отказался его праздновать:

- Мы - Дорельяно. Для нас каждый день - праздник любви. А ещё я терпеть не могу 'мужских' и 'женских' праздников - по той же причине. Каждый день, каждый час, каждую минуту - любить друг друга, поздравлять друг друга, желать друг другу самого-самого лучшего - только так. Но один праздник мы всё же отметим - день начала весны. В этот день мы встанем пораньше, соберёмся и пойдём встречать восход солнца. Год назад я сделал это один, а сейчас - вместе с вами. Через две недели.

Однако радостному дню начала весны предшествовал день скорбный - годовщина смерти Анны Владимировны. В школе давно забыли эту дату - а Миша помнил - помнил вечной памятью - и утром, перед началом занятий, в углу вестибюля, где год назад стоял траурный постамент, положил на подоконник две красные гвоздики, перевязанные чёрной ленточкой - а рядом, на стене, скотчем прилепил листок-напоминание. Гвоздики Миша купил накануне и отдал на хранение Оксане, а листок напечатал Славка на своём принтере. Молча стояли все трое - и никто им не помешал: ни учителя, ни ученики. Потом отправились на уроки, а после уроков собрались на том же месте и увидели, что гвоздик стало четыре. Кто-то поддержал начинание. Спасибо.

Выбрались на улицу и направились к дому, где жила когда-то Анна Владимировна. Поднялись на этаж, постояли у двери. Здесь не оставили цветов - зачем портить настроение новым жильцам?

Пошли к Оксане - слушать кассету Анны Владимировны. Всё, что осталось от человека... В другое время под эту музыку танцевали, а сейчас слушали молча, со слезами на глазах. Славка и Оксана не очень любили Анну Владимировну при жизни - но Миша передал им своё настроение. Это настроение, однако, не помешало выполнить домашние задания - тут уж никуда не денешься.

А вечером пристали родители:

- Чего такой хмурый?

- Год назад умерла Анна Владимировна, - ответил Миша.

Родители заговорили по-другому: быстро, отрывисто, скороговоркою, пряча равнодушие за лживыми словами соболезнования. А Мише так хотелось, чтобы эти слова оказались настоящими, что он заставил себя в это поверить, со слезами приблизился к матери - но вспомнил, о чём рассказывала Лера - и отшатнулся от матери, как от чумы.

Так и закончилась зима - странная безморозная зима эпохи глобального потепления. За три долгих месяца ни разу не похолодало по-настоящему - да и снегу на весеннее таяние осталось немного - только на газонах да на пустыре - а по тротуарам можно было идти смело, не боясь поскользнуться и упасть. Смело - вперёд - навстречу - первому - рассвету - весны!

Ясное утро, не стыдящееся собственной наготы - но опять у горизонта какая-то хмарь, мешающая разглядеть новорождённое солнце. Ладно, ничего страшного: скоро оно вырастет, окрепнет, поднимется - тогда никакие маски, одежды, покровы не помешают ему дарить золотой свет.

Миша, Славка и Оксана двигались на восток - по разбитому тротуару длинного широкого проспекта. Двигались медленно, ожидая увидеть хотя бы краешек давно уже взошедшего солнца. Медленный ход - не быстрый ход: на медленном ходу замечаешь выбоинки под ногами, камушки и кусочки асфальта, грязные бока проносящихся машин, линии проводов и узоры веток, на которых золотыми колокольчиками звенят непоседливые синицы. Медленный ход - погружение в другой мир, из которого странной и нелепой выглядит суета спешащих людей. Может, потому и замедлили время мудрые жители Капеллы?

Может быть, может быть. Может быть, жителям Земли тоже приходят в голову такие мысли - но нельзя, нельзя, нельзя... Нельзя замедляться, нельзя останавливаться, нельзя выпадать из ритма - нельзя ни на шаг отступать от вековечных, исконных, раз и навсегда заданных стандартов поведения. Хотя, если порыться в истории - не такие уж они и вековечные, эти стандарты, не такие уж исконные и заданные навсегда. Многое бывало в разные времена и в разных местах, всё менялось миллионы раз, и нет ничего вековечного, кроме любви - мысль, ненавистная ханжам, моралистам, почитателям 'священных книг' и прочим охранителям устоев.

Медленно идущий человек подозрителен. Такого человека норовят толкнуть - якобы потому что он мешает движению, а на самом деле - потому что нарушает правила. Не верите - можете убедиться сами. А Миша, Славка и Оксана в то первое весеннее утро убедились неоднократно. Однако в ответ на якобы случайные толчки прохожих лишь снисходительно улыбались: всё мы понимаем и всех любим - несмотря ни на что.

Мост через железную дорогу. Краешек солнца! Ура!!! Ла´-а-а! Ла´-ла, ла-ла´-а-а! Ла´-ла, ла-ла´-а-а!

Первые слова гимна рода Дорельяно вырвались непроизвольно и одновременно:

Друг, милый мой друг, выйди скорее:
Мы встретим с тобой новый рассвет.
Пусть тёмная ночь станет светлее.
Пусть солнцем весь мир будет согрет.

Ну и так далее - до конца:

Знай, настанет день, светлый и радостный:
В день этот весна снова придёт,
В день этот для всех, грешных и праведных,
Над миром звезда счастья взойдёт.

Верь, развеет бред прежнего бремени
Той яркой звезды свет золотой.
Тот первый рассвет нового времени
Мы будем встречать вместе с тобой.

- Как хорошо! - потянулся Миша. - Спасибо, ребята, что вы у меня есть!

- Тебе спасибо, - пробормотал Славка.

- Спасибо, Миша, - приласкалась Оксана. - Спасибо за всё!

Обняла и поцеловала в губы. Славка лишь одобрительно покивал.

А солнце тем временем выбралось из серой мути, осевшей на горизонт, выросло из пурпурной стыдливости и засияло золотой зрелостью. Неровные золотые полосы протянулись между тенями от ребят. Раз! - все трое переглянулись, убедились, что поблизости нет ни одного прохожего, и зажгли свой золотой свет. Никаких теней! Внизу, под мостом, загромыхал товарный состав.

- ¡¡¡El amo-o-o-o-or!!! - крикнули ребята ему вдогонку.

В ответ послышался протяжный гудок тепловоза.

- Красота! - блаженно простонал Миша, облокачиваясь на ограждение моста. - О-о-о-о-о! Так бы и полетел...

- Время! - опомнился Славка. - В школу опоздаем!

- Точно!

Погасили свет и ринулись: вниз по мосту, далее по проспекту, лавируя между прохожими, но никого не толкая. Быстрее, быстрее, быстрее! Родной квартал, переулок, школа, дверь - куртки - на вешалку - быстрее! - в класс - прямо - перед носом - учительницы - раз! - по местам - и сразу же - звонок - фффу-у-у-у-у... Успели! Учительница покачала головой, но ничего не сказала: успели - ваше счастье. К доске, конечно, вызвала - всех троих - поочерёдно - но втайне ожидаемого незнания не обнаружила. Ещё бы! В день начала весны Дорельяно неуязвимы! ¡El amor!

После уроков Миша и Славка опять подарили Оксане по одному цветочку: красную гвоздику в волосы и золотую хризантему в руки. А наступивший затем женский праздник проигнорировали - тем более что его надо было отмечать с родителями. Однако за этим праздником следовали два обычных выходных дня - эти дни прошли в совместных занятиях: прогулках, беседах, танцах, изучении языка. Устроить вечеринку, как зимой, не получилось, потому что родители Оксаны никуда не уехали - но тем не менее...

- Скоро мы расстанемся, Оксаночка, - говорил Миша во время прогулки. - Но ничего: впереди ещё три месяца - целое время года! - самое лучшее время - весна! Мы со Славой тебя обнимем - с двух сторон - чтобы тебе было хорошо. Ты у нас самая-самая любимая!

Оксана блаженно щурилась.

- Только так, - продолжал Миша. - Смотрите, какой день! Солнышко светит - красота! Птички поют - весна! Ещё две недели - и каникулы! И мы с вами - все вместе! Прочувствуйте каждое мгновение этого дня - оно неповторимо, как снежинка, и прекрасно, как ты, Оксана!

- О-о-о-о-о! Я сейчас растаю, как снежинка, - Оксана кокетливо повела плечами.

- И превратишься в капельку воды, - вспомнил Миша свои прошлогодние развлечения. - Будешь переливаться у меня в ладони.

- Я уже переливаюсь! - Оксана едва не воспарила к небу, но всё-таки удержалась на земле и, не обращая внимания на прохожих, принялась танцевать - плавно, легко, изящно - точно снежинка в воздухе.

Миша и Славка восхищённо смотрели на неё...

.......................................................................................................................................

- Ну что, - спросил Миша, когда Оксана закончила танцевать, - это лучше откровений?

- Лучше! - улыбнулся Славка.

- Я тоже так думаю, - согласился Миша. - Спасибо тебе, - и обнял его. - Постой! - спохватился он. - Ты, кажется, собирался записывать мои откровения?

- Собирался, - поморщился Славка. - Но почти ничего не записал.

- Выброси! - приказал Миша и топнул ногой. - А лучше сожги нафиг!

- Ты же сам просил... - залепетал Славка.

- Это я осенью просил, - смягчился Миша, - когда становилось темно и у меня было плохое настроение. А сейчас весна - с каждым днём всё светлее и светлее - моё настроение поднимается к звёздам - а со звёзд нисходит ко мне последнее откровение, затмевающее остальные. Я сам напишу священную книгу рода Дорельяно! Прямо сейчас!

Миша огляделся, подобрал отколовшийся кусочек асфальта, подошёл к стене ближайшего дома и тремя резкими движениями изобразил на ней большую ровную букву A.

- Вот, - удовлетворённо заявил он. - Этого достаточно. С этой буквы начинается алфавит, с этой буквы начинаются слова 'любовь' и 'Дорельяно' ('el Amor' и 'de Aureliano'), с этой буквы начинается всё, - помолчал и добавил: - С этой буквы начинается имя девочки, которую я люблю.

- Умно, - Славка склонил голову на бок. - Ты дал нам первую букву, а остальные пусть каждый дописывает сам. Никаких догм, никакого учения, никакого извращения. Класс!

- Ты гений, Мишка! - восхищённо выдохнула Оксана.

- Такой же, как вы. Все люди рождаются гениальными. Вся бездарность - от недостатка любви. Само слово говорит об этом: без-дарность - без дара - без любви. Если ребёнка с рождения окружить любовью, он вырастет гением. Да что там: несколько тёплых слов, и ты, Оксаночка, танцуешь, как снежинка! А если бы тебе с рождения говорили только такие слова - искренне, от всего сердца - как бы ты танцевала? А ты, Слава - какие бы ты писал стихи? Вы гениальны, ребята! Это не откровение - теперь я говорю от себя, - Миша прослезился.

- Пойдём, - обняла его Оксана. - Мы уже поняли. Пойдём погуляем.

Возле Мишиного подъезда встретили Лучика.

- Привет!

Пара зелёных глаз на чёрном фоне:

- Мя-я-яу!

- Привет, привет, дружище! - Миша взял Лучика на руки. - Ну всё, весна! Будем жить!

Лучик потёрся мордочкой о Мишину шею и замурлыкал.

- Я его всю зиму подкармливал, - объяснил Миша друзьям. - То колбаски, то сметанки, то сосисочку, то молочка. То утром, то после уроков. Конечно, не каждый день. Да и он не каждый день здесь бывает. Я тогда просто оставляю - там, за скамейкой. Кому-нибудь... Да не доесть - фигня - главное, чтоб родители не заметили - это самое трудное. К счастью, его не только я подкармливаю: то он хрящики грызёт, то корки от сыра. Оставляют. Да и морозов в эту зиму не было. Пережил, прорвался. И вырос - правда, Лучик? - Миша заулыбался и едва не замурлыкал. - У-у-у-у-у, пра-а-авда, пра-а-авда! Скоро в силу войдёшь: будешь гулять по ночам, любоваться луной и петь серенады под окнами красивых кошечек. Или уже гуляешь? Колись, не стесняйся - все свои. Летом будет много-много маленьких Лучиков... Красота! Если бы люди не боялись чёрных котов!

На следующие выходные все трое отправились в магазин тканей. Идею подала Оксана:

- Чего это у меня швейная машинка простаивает? На один раз её купили, что ли? Уеду - и предкам останется? Ну уж нет! Подарить бы кому-нибудь - но кому? Соседок нет подходящих, знакомых - тоже, в школе - вообще молчу: эти дурищи и с вибратором-то не справятся - куда им до сложной техники. Мишка, ну не смущайся ты - чего делать, если так оно и есть?

- Отвезти в посёлок? - глядя на фиолетовый флаг, пробормотал Миша. - Света и Настя любят шить. О-о-ой, они же тоже уедут! Тогда Марине? Или ещё кому? Нет, чего я думаю! - пришла ему в голову идея. - Ане! Она же меня приглашала! Если родители отпустят, поеду к ней и швейную машинку возьму.

- Гениально! - просияла Оксана. - Анечке - за все побои, царапины, выдранные волосы...

- А нас с Мишей за это ругала, - напомнил Славка.

Оксана предпочла сменить тему:

- Давайте я сошью вам плащи. Длинные золотые плащи. Будете надевать их по праздникам и посылать мне фотографии.

- Давай, - не возразили Миша и Славка.

- Тогда вперёд - за золотой тканью!

- Вперёд!

В магазине их ждало разочарование: последний кусок золотого крепа длиною чуть более полутора метров. На один плащ.

- Что будем делать? - спросила Оксана.

- Добавим фиолетового, - не растерялся Миша.

Но фиолетового крепа не было вообще.

- Ладно, - махнул рукою Миша. - Пусть будет один плащ - для Славы.

- Почему для меня? - вскинулся Славка.

- Потому что деньги твои.

- Деньги общие. А ты у нас главный - тебе и плащ.

- Почему я главный?

- Потому что без тебя бы ничего не было, - Славка обвёл рукою вокруг себя. - И вообще ты лучше всех.

- Это ты лучше всех, Слава!

- Мальчики! - пресекла Оксана их бессмысленный спор. - Сейчас нам вообще ничего не достанется!

- Верно, - вынимая из кармана деньги, проворчал Славка.

В соседнем отделе купили немного 'липучки' - почти такого же цвета, что и ткань.

- Так надо, - сказала Оксана.

У себя в комнате она поставила ребят по стойке 'смирно' и тщательно обмерила их сантиметром, делая записи и рисунки на тетрадном листке.

- Обоим будет, - выдала она вместо объяснения. - Идите - без вас поколдую.

И снова неделя ожидания - до самых каникул. Зато на второй день каникул...

- Вот, - протянула Оксана каждому из ребят нечто из золотой ткани. - Сейчас покажу, как это надо носить.

Носить 'это' оказалось легко: накинуть на плечи и застегнуть на 'липучку' - возле самого горла. Что-то вроде короткого плаща.

Фигня, - подумал Миша.

Раз! - лёгким движением обеих рук Оксана превратила 'фигню' во что-то похожее на рубашку без рукавов, но с покрытиями для плеч. Хитрости кройки, в нужных местах пришитые 'липучки' - и никакого мошенства.

Миша хлопал глазами, а Оксана взялась за Славку. Потом опять за Мишу. Потом опять за Славку. И так, и сяк, и повсяк. Что-то подбирала, что-то отпускала, что-то соединяла, что-то разъединяла - и всякий раз любовалась своей работой. Хитрое оказалось изделие, способное менять форму - в пределах реальности, разумеется.

- Ну да, это не платьице Леры или костюм Эскапельи, - прочитала Оксана Мишины мысли. - Но уж как могла.

- Что ты, Оксаночка! - остановил её Миша. - Спасибо тебе огромное!

- Ты у меня единственная и неповторимая! - обнял её Славка.

- Чудесная!

- Замечательная!

- Великолепная!

- Мальчики, мальчики, хватит! Я и сама не ожидала. Слава, принеси завтра фотоаппарат.

Следующий день оказался первым рабочим днём каникул - то есть родителей Оксаны в квартире не было. Ура!!!

Пофотографировались всласть - в новых одеждах - дабы напечатать и послать Ане. Совсем без одежд тоже пофотографировались, но уже не для печати. Фирменного блюда готовить не стали - перекусили чем бог послал и ладно. А танцы... Танцы это святое. После танцев отдыхали. Славка отобрал самые удачные фотографии, побежал домой, скопировал их на отдельную карту памяти и побежал отдавать в печать. Миша и Оксана тем временем писали письмо Ане. Обо всём написали - подробно, без утайки. А вот и Славка со стопкою фотографий. Оксана достала два конверта: в один - письмо и три фотографии, в другой - ещё шесть фотографий - итого девять - по числу лучей золотой звезды.

Зазвонил телефон. Оксана взяла трубку:

- Алло? Аня??? Привет, хорошая! А мы тебе письмо написали! Только что! Представляешь? Нет, ещё не отправили. Не успели. Пару минут не успели. Да, все здесь. Все трое. А, ну да, конечно, - Оксана протянула трубку Мише.

- Анечка?

- Мишка! Привет! - послышался в трубке взволнованный голос. - Мишка! У меня потрясающая новость! Папа женился! Представляешь? Три дня назад! Перед самыми каникулами! Я знала, но не хотела говорить, боялась, вдруг сорвётся... Нет, Мишка, не сорвалось! Не сорвалось, не сорвалось, не сорвалось! Всё получилось, всё получилось, всё получилось! Да! Да! Да! Погоди, не перебивай - сама расскажу. Они работают вместе - там и познакомились. Её зовут Оля. Как мою маму... - голос Ани задрожал от слёз. - Она и есть моя мама! Настоящая! Она вернулась, вернулась, вернулась! Да! Сейчас, Мишенька, я успокоюсь... - Аня перестала плакать и продолжила: - Она молодая - вдвое старше меня - это же совсем немного. Она мне и мама, и подруга, и старшая сестра. Тем более что на свои годы она не выглядит, - Аня помолчала. - Она такая красивая! Я тебе фотки послала. Папа подарил ей золотой свет: увидел её и тут же извлёк его наружу. Влюбился по уши - я сразу поняла. Нас, женщин, не обманешь. Посмотрела я на него и сказала: 'Приводи.' Он и привёл. Да-а-а... В неё невозможно не влюбиться! Она вся такая... такая... Ангел неземной красоты! И ко мне - как родная мама! Это и решило дело. Папа... он же из-за меня не женился... боялся, что будет как в сказке... про злую мачеху. А увидел - и перестал бояться. И бабушке она понравилась. А уж как она с папой... С ним же так трудно, у него столько воспоминаний... А она как-то чувствует: то словами утешит, то просто посидит, то отойдёт, чтобы не мешать. У меня так не получается, я ещё маленькая, - Аня опять заволновалась. - Мишка! Я же только сейчас поняла, как это - НАСТОЯЩАЯ МАМА! Это женщина, рядом с которой можно быть маленькой! Маленькой-маленькой! Безо всякого страха! Безо всякого стеснения! Можно рассказать о своих проблемах - и она выслушает. Можно рассказать о своих оплошностях - и она не обругает. Можно рассказать о самом сокровенном - и она поймёт. А можно ни о чём не рассказывать - подойти, приласкаться - и она не прогонит. Мишка! Я же так и делаю! Ложусь на диван, сворачиваюсь клубочком, голову ей на коленки - а она меня гладит, волосы перебирает - каждую волосиночку! - отдельно! - и целует - как маленькую - но так приятно, Мишка, так приятно! - воздух в Оксаниной комнате очистился грозою Аниных слёз. - Вот что такое настоящая мама! И неважно, она тебя родила или нет!

- Знаю, Анечка, - вставил слово Миша. - У меня тоже есть настоящая мама - Лера.

- Да, ты рассказывал, - Аня протиснула радужную улыбку сквозь тонкий телефонный провод. - Но твоя Лера далеко, а моя Оля - рядом.

- Рядом? - удивился Миша. - Она что, слышит всё, что ты говоришь?

- Нет, - ответила Аня. - Они с папой на работе. Такие у них порядки: лишний денёк отдохнуть не дадут. Зато платят хорошо. Так что медовый месяц отложен до лета - а там - все трое - на море!

- А я? - Миша почувствовал себя отвергнутым. - Вы же меня приглашали.

- Но это же только на месяц, - напомнила Аня. - Даже с учётом экзаменов половина лета останется. Созвонимся, уточним. Я тебе буду рада! Очень-очень рада! Любимый... С Олей познакомишься. Будет у тебя ещё одна настоящая мама.

- Спасибо, Анечка, - Миша протиснул сквозь телефонный провод ответную улыбку.

- Пожалуйста, Мишенька. Мне сейчас так легко, так легко! Точно камень с души! Наконец я могу побыть ребёнком! Просто ребёнком! Не женщиной, ответственной за папу, не матерью-женой-подругой - а просто маленькой девочкой! Ма-а-аленькой такой девочкой, о которой заботятся другие! Маленькой девочкой, которую любят и понимают! Маленькой девочкой, которой есть с кем поговорить о женских делах... Да, а колечко в пупке я больше не ношу. И вообще... Как легко сделать ребёнка послушным - нужно позволить ему побыть ребёнком! Если бы все взрослые это понимали!

- Если бы да кабы, - вздохнул Миша. - Ты моя маленькая девочка, маленькая сестричка. Приеду и буду о тебе заботиться. Буду тебя любить и понимать. И о женских делах... Нет, это у меня не получится... А потом вернётся Эскапелья, прочитает наши мысли... - Миша замял конец фразы.

- Всё хорошо, любимый, - голосом приласкала его Аня. - Я уже выговорилась, успокоилась. Давай прощаться - потом ещё позвоню. Мне теперь можно сколько угодно звонить. Пока.

- Пока.

Миша положил трубку и посмотрел на друзей. Те стояли в растерянности. Аня говорила так громко, что они не могли её не слышать. И скрыть своей зависти тоже не могли. Настоящая мама! Рядом! Каждый день! Оказывается, такое бывает: не только в сказках, не только по телефону - а здесь, прямо сейчас!

Миша подошёл к Оксане, взял её за руку, довёл до тахты, усадил, сам лёг рядом - головою на её колени, свернулся клубочком и закрыл глаза. Не ради себя - ради неё. И Оксана поняла. И погладила его. И поцеловала. А потом взялась перебирать волосы. Миша мурлыкал - долго-долго - и нескоро сказал:

- Ты настоящая мама, Оксаночка. Это я тебе говорю - твой первый ребёнок. А потом скажут другие. И неважно, что не ты родишь их на свет.

Оксана прослезилась:

- Спасибо, Мишенька.

Славка бесшумно скользил из угла в угол, снимая эту сцену. Он знал, что завтра они с Оксаной останутся одни, лягут в постель... Нет, всё не то. Никакая жена, подруга, любимая не заменит настоящую маму, которой у этого мальчика никогда не было.

Славка и Оксана... Пусть побудут наедине.

Миша гулял по улицам и сочинял стихи. Снега уже почти не осталось, всюду текла вода, а на пустыре появились первые цветы мать-и-мачехи. Мать-и-мачеха... Кто придумал это название золотому весеннему цветку? Миша постоял, почесал голову, вспомнил свою мать, матерей Славки и Оксаны, сравнил с тем, что рассказала Аня про свою новую мачеху... Н-да... Вряд ли это имел в виду автор названия цветка.

Каникулы пролетели быстро. Началась последняя четверть.

Однажды Славка спросил:

- Почему нас никто не поддерживает? Почему никто не хочет быть с нами?

- Почему никто? - удивился Миша. - Аня с родителями, Володя с Лерой, ребята из посёлка... ну и эти... Витя и Боря. Ах, да - Эскапелья! Просто я не отделяю её от себя - даже в мыслях, - объяснил он свою забывчивость.

- Но это всё где-то, - упорствовал Славка. - А здесь? В школе? Почему никто не берёт с нас пример? Почему нас вообще не замечают? Мы что-то делаем не так?

Вот оно что! Вот он о чём беспокоится! Не сбились ли мы с пути?

Миша задумался.

- Ну а как это всё происходило раньше? - начал вспоминать он вслух. - Сначала Лера, вернее Лауренсия де лас Торрес, подарила золотой свет дону Хуану Дорельяно. Она прочитала его мысли и узнала тайные желания. Потом родилась Эскапелья, выросла, пришла на Землю и подарила золотой свет мне. То же самое: прочитала мысли и узнала тайные желания. Потом - трое ребят из посёлка. Что это было? Неизбежное насилие или тоже чтение мыслей и тайных желаний? Потом - три девочки. Увидели мальчиков и взяли с них пример. Потом снова пришла Лера и подарила золотой свет Володе. Тоже чтение мыслей. А ко мне пришли вы. Сначала ты, Оксана, потом ты, Слава, через полгода - Аня. Сами пришли! Почему? Оксана? Ведь язык был только предлогом? Ты почувствовала что-то во мне?

Теперь уже задумалась Оксана.

- Похоже на то, - поджала она губы. - Да, ты показался мне... особенным. Не таким, как раньше. Захотелось тебя... Нет, даже не так. Захотелось быть как ты. Захотелось уцепиться за тебя и вылезти. Так, наверное.

- Внутреннее чутьё, - кивнул Миша. - Ну а ты, Слава? То же самое? Не только ревность?

- То же самое, - сознался Славка. - Захотелось быть как ты. Нет, не так: захотелось быть ТОБОЙ. Чтобы Оксана не к тебе, а ко мне...

- Внутреннее чутьё, - вторично заметил Миша. - Аня - то же самое. Её папа. Тут всё сразу: и загадочное видение, и внутреннее чутьё, и пример близкого человека... а может, и насилие ради спасения. Оля - внутреннее чутьё. Остальные ребята из посёлка последовали примеру товарищей. Витя с Борей - неизбежное насилие. Пока всё, - Миша улыбнулся и продолжил: - Итак, способы увеличения нашей численности. Первый - чтение мыслей. Нам не подходит - мы этого не умеем. Второй - внутреннее чутьё. Самый лучший способ. Если человек подойдёт и скажет: 'Подари мне золотой свет!' Но не всякий подойдёт - я бы не осмелился. Да и не знают они о золотом свете. Однако намёки, взгляды, желание подружиться... Тут нам следует быть внимательнее. Заметить, обогреть, не отвергнуть. Вы что-нибудь подобное замечали?

- Нет, - буркнул Славка.

Оксана покачала головой.

- И я не замечал, - поморщился Миша. - Похоже, им этого не надо. Они и без того счастливы. Да! Вот оно что! - Миша проткнул воздух указательным пальцем. - Чтобы быть такими, как мы, необязательно быть с нами. Можно зажечь много-много маленьких костерочков и только потом... Отличный путь! А то представляете, третий способ - пример: мы приходим в школу, зажигаем свой золотой свет и читаем проповедь. Все 'обращаются в нашу веру', ничего в ней не понимая - всеобщее ликование - большой костёр - и мы на этом костре. Оно нам надо?

Славка передёрнул плечами. Оксана опять покачала головой.

- Ну и четвёртый способ, - заключил Миша, - насилие. Только в самых крайних случаях - а лучше вообще не применять. 'Огнём и мечом' - это не по мне.

- Опять откровение, - вздохнул Славка.

Миша подскочил к нему, встал напротив, положил ему руки на плечи, заглянул в глаза и внушающим тоном произнёс:

- Нет, милый мой. Откровений больше не будет. Теперь я говорю от себя. Пусть не так умно, как раньше - зато от себя. Я беру власть над собой в свои руки. Поняли? Все? - Миша повернулся к Оксане. - Это единственная власть, которую я признаю - власть человека над самим собой.

Славка и Оксана поняли и больше вопросов не задавали.

Глава 5.

Весна продолжалась. Весна обнимала землю и согревала её тёплым дыханием. Весна дарила земле зелёный цвет. Дарила не сразу, не надевая, как одежду, но выращивая внутри и выманивая наружу - так истинная любовь рождает и выращивает робкое доверие в оледеневшем сердце.

Так происходит каждый год. Несколько месяцев подряд земля окрашена в чёрный и белый цвета. Где-то они чередуются - пятнами и полосами - где-то смешиваются в серый - только на небе порою - золото и синева. И вдруг - перемена. Это ещё не цвет, даже не примесь цвета - это тоненький-тоненький налёт на голых ветвях, едва заметная аура, сияние новой жизни. Это сияние набирает силу и превращается в листву, но не сразу, мало-помалу, а пока... Пока это чудо! Целая неделя чуда!

Миша стоял на крыльце школы и любовался зелёным чудом. Другие ученики пробегали мимо, торопясь домой или куда-то ещё, а Миша стоял и смотрел. Смотрел и улыбался. Улыбался и вспоминал. 'Verde que te quiero verde, ('Зелена любовь моя - зелень.') - звучали в голове строки великого поэта. - 'Verde viento. Verdes ramas.' ('Зелень ветра в зелени веток.') Анечка! Зелёная весенняя любовь! Волосы твои, как веточки на ветру: вроде обычные, серо-коричневые - но поверх - тоненький-тоненький налёт, едва заметная аура, сияние новой жизни! Милая! Уже целый год... Год и сто дней...

Славка и Оксана ушли вдвоём, а Миша задержался. Пусть побудут наедине. Стёртые ступеньки, знакомые до последней трещинки, дворовый асфальт, бордюры, забор. И какая-то смутная тревога.

Миша опять остановился. Постоял, подумал, перебрал свои ощущения. Слух! Тревога проникала в уши! Откуда? С улицы! Миша поспешил туда.

Улица была небольшой, и народу на ней было немного. Парень с девушкой, старушка с палочкой, мама с колясочкой, дядька с собакой... Нет, они ни при чём. Тревожные звуки доносились с газона. Галдение ватаги младших школьников. Нехорошее галдение. Миша подошёл и увидел...

В некоторых фантастических книгах описано интересное устройство - машина времени. Эта штука перемещает героев либо в будущее, либо в прошлое. Иногда, к сожалению, ломается, и герои не могут вернуться. К ещё большему сожалению - а может, и к счастью - в реальном мире не существует. Даже на Капелле. Хотя её нетрудно создать: чтобы попасть в будущее, надо разогнаться почти до скорости света, а чтобы попасть в прошлое - превысить её. Всего-то делов. А бывает, и с места сходить не надо - достаточно увидеть...

Миша увидел. На зелёном газоне, подтянув колени к животу и прикрыв голову руками, лежал мальчик - по виду едва достигший второго десятка жизни - а ватага озверевших сверстников закидывала его камнями. Прохожие не обращали на это внимания. Как и тогда... Машина времени! Миша смотрел на самого себя - прошлого себя! Миша чувствовал боль этого мальчика - свою тогдашнюю боль! Время остановилось на этой боли и не двигалось дальше. Не было следующих лет, не было рода Дорельяно, не было золотого света!

Боль, страшная боль! Боль, не оставляющая места ни для чего иного! Боль, заполняющая всё!

.......................................................................................................................................

Кое-что всё-таки изменилось.

- Стоять! - Миша подскочил к одному из хулиганов, схватил его за руку и резким движением заставил выронить камень.

В детстве даже год возрастной разницы даёт старшему преимущество в силе. А уж если таких лет несколько...

- Убью гада!

Дальнейшие Мишины слова приводить не стоит - они оскорбительны для утончённого слуха моралистов и ханжей - зато эффективны в подобных ситуациях и доступны пониманию отморозков любого возраста и любого уровня интеллекта.

Зверёныш перепугался. Жестокие люди трусливы - чуть кто-то их сильнее или хотя бы смелее, решительнее, увереннее в себе - и они готовы ползать в грязи, только бы их пощадили. Миша знал об этом - очень хорошо знал - и ТАК посмотрел на своего противника, что тот понял: ударит. Ещё секунда - и ударит. А потом ещё. И ещё. И не остановится. Пока не убьёт. И Миша понял, что зверёныш понял. И выпустил его руку. И скомандовал:

- Пошёл..!

Зверёныш попятился - назад, назад - повернулся и побежал, испуганно озираясь: не догонит ли Миша, не отвесит ли пенделя. Лишь издали, почувствовав себя в безопасности, крикнул обиженно и сварливо:

- Я папе скажу! Он тебя убьёт!

Миша поднял камень и запустил ему вслед. Эх, жаль, не докинул!

Двое мальчишек убрались сами. Оставшаяся троица раздумывала, не оказать ли сопротивление.

- Ну а вам чего? - заорал Миша. - Особое приглашение? - и со всей силы запустил второй камень в лоб одному из них.

Тот заревел, схватился за ушибленное место и бросился наутёк. Остальные следом. Один, правда, огрызнулся. Пусть. Не имеет значения.

Невидимая машина времени вернула Мишу в настоящее, а видимые камни под ногами и грязь на руках напомнили о путешествии в прошлое. Вот ведь подарок судьбы - возможность расквитаться со СВОИМИ обидчиками! Возможность стать таким, как они...

Супермен, - с горькой иронией подумал о себе Миша. - Молодец среди овец.

До ушей донеслись всхлипывания побитого мальчика. Миша протянул ему руку:

- Вставай.

Мальчик сдвинул ладони с заплаканных глаз, испуганно посмотрел на Мишу, потом - по сторонам, оценил обстановку, всё понял и медленно поднялся без Мишиной помощи. Закончил плакать, вытер слёзы тыльными сторонами запястий, собрался уйти, но Миша ему не позволил:

- Ты весь грязный. Отряхнись.

Мальчик посмотрел на свою курточку, брюки и ботинки, скривился, махнул рукой, повернулся и вновь собрался уйти, и вновь Миша остановил его:

- Давай провожу. Где живёшь?

Мальчик понял, что от такого предложения лучше не отказываться - и не отказался. Махнул рукой в сторону своего дома и вновь посмотрел на Мишу - на этот раз вопросительно. Миша прочитал его мысли и ответил словами:

- Хочешь знать, почему я это сделал? Потому что несколько лет назад на этом месте лежал другой мальчик - его тоже били камнями, он тоже подтягивал колени, он тоже закрывал голову руками, ему тоже было очень больно...

Миша дёрнулся и поджал губы. Только тогда спасённый мальчик вымолвил первое слово:

- Ты?

- Я, - кивнул Миша. - И люди так же шли мимо, - сквозь зубы добавил он. - Ни один не остановился, ни один! - Миша помолчал. - Они не понимают, что это такое, они не знают, КАК ЭТО! А я знаю! И никому не позволю, никому... - Миша от волнения сжал кулак.

Заплаканные глаза спасённого мальчика подёрнулись налётом доверия. Ещё бы: в холодном равнодушном мире нашёлся человек, который ПОНИМАЕТ! Это вам не хру-мухру! И снова Миша прочитал его мысли:

- Мы с тобой товарищи по несчастью. Братья. Хочешь, будем братьями? Я старший, ты младший. И я, как старший брат, буду тебя защищать. Всегда и везде. Больше тебя никто не ударит. Хочешь?

Мальчику понравилась эта идея. Он даже нашёл в себе силы улыбнуться - а ведь ему всё ещё было больно! Миша снова протянул руку:

- Давай знакомиться, брат. Меня зовут Миша. А тебя?

- Вадик, - смущённо соединил тот свою руку с Мишиной.

Рука с рукою, со взглядом взгляд - полный доверия и безмолвного понимания, взгляд, сокрушающий барьеры, взгляд родных, нашедших друг друга посреди ревущего мира-океана. А потом - объятия - крепкие, тёплые, дружеские - хотя и несимметричные - из-за существенной разницы в росте. А потом - признания, ещё более сблизившие ребят:

- Знаешь, Вадик, я всю жизнь мечтал о маленьком братике - таком, как ты. Чтобы я заботился о нём, защищал его.

- А я мечтал, чтобы меня кто-нибудь защищал. Большой и сильный.

- Да какой я сильный, - отказался Миша от незаслуженного комплимента. - Просто старше, вот и всё. С ровесниками мне не справиться.

- Ну и что? - дрожал в его объятиях Вадик. - Всё равно с тобою не страшно.

- Ладно, показывай, где живёшь.

- Пошли.

Пока шли, Миша рассматривал новообретённого братика. Вот ведь игра природы! При схожести судеб и положения среди сверстников ребята отличались, как странствующие герои известного романа: Миша был худ и относительно высок - Вадик был толст и относительно низок. Разница в росте - из-за разницы в возрасте, а вот комплекция - это да... Толстое тело - дополнительный повод для издевательств. Кроме того, большие тёмные глаза Вадика и особая форма носа выдавали в нём принадлежность к гонимому народу.

Трудно тебе придётся, - подумал Миша. - И мне. Ну и пускай. Я тоже чужой в этом мире, меня тоже никто не любит - кроме братьев и сестёр Дорельяно. И тебе, Вадик, я тоже подарю золотой свет, когда ты об этом попросишь. А ты попросишь - обязательно попросишь! Клянусь всеми звёздами Вселенной!

С такими мыслями приблизился Миша... к дому Анны Владимировны! Вместе с 'братишкою' зашёл в подъезд, поднялся на этаж, и когда Вадик открыл ключом знакомую дверь, не удивился, а подумал: 'Это судьба. Когда-нибудь ему расскажу.'

Впрочем, на старой двери знакомая обстановка и закончилась. Сразу за этой дверью оказалась другая дверь: тяжёлая, толстая, пуленепробиваемая - суперпупернавороченная. Умно, - подумал Миша. - Никакие злоумышленники не догадаются.

А догадываться было о чём. Миша переступил порог - и застыл. Ничего знакомого! Квартира была переделана полностью, разве что планировка сохранилась. Новые обои, новый паркет, новые окна, новые двери, идеально покрашенные потолки. О мебели и говорить не приходится. А когда, сняв куртку и ботинки, Миша заскочил в туалет, то и там обнаружил всё новое. Хорошо, что здесь нет моего отца с его идеей ремонта, - мелькнула очередная мысль, а за нею ещё одна: как у Славки... Нет, не так. Славкина квартира была устремлена в будущее, а квартира Вадика - в прошлое. Славкина квартира напоминала офис, а квартира Вадика - музей. Разлапистые 'старинные' люстры, сияющие хрустальной радугой, мебель антикварная или подделанная под антикварную, полные шкафы однообразных книг с тиснёными золотыми надписями, на стенах картины (репродукции?) в тяжёлых вычурных рамах и тканые ковры с рисунками без ворса, называемые гобеленами. Были и ковры с ворсом - на полу, под ногами. Даже приметы современности: телевизор, телефон, сантехника - были втиснуты в 'старинные' маски - один компьютер нарушал гармонию.

'Здесь живут культурные люди, понял? - кричал на Мишу слаженный хор вещей. - А не понял, можешь идти...' 'Понял, понял, - мысленно успокаивал их Миша. - Разрешите остаться?' 'Хрен с тобой, плебейская морда,' - культурно отвечали вещи.

Миша пришёл в себя и вновь обратил внимание на Вадика. Тот переминался с ноги на ногу, не зная, что делать с этим 'неформатным' гостем. А Миша всё ещё терзался мыслями о совершённом им насилии: 'Они же хорошие ребята! Как бы загладить свою вину?' Тут его посетила гениальная идея. Как всегда: две огромные проблемы легко решаются вместе.

Миша опустился на колени и скомандовал:

- Возьми меня за волосы.

Вадик от неожиданности вытаращил глаза.

- Давай, - настаивал Миша. - Иначе тебя будут бить всю жизнь.

Привыкший к послушанию Вадик запустил руку в Мишину шевелюру.

- Рви! - потребовал Миша.

Вадик легонечко дёрнул.

- Сильнее! Ещё сильнее! Ещё! Вот так! И ещё! Вот так! А теперь - за уши! Обеими руками! Рви! Как хочешь, лишь бы я почувствовал. Вот так! И ещё! Вот так! А теперь - за нос! Двумя пальцами! Сильнее! Вот так! А теперь ударь меня по щеке! Нет, со всего маху! Боишься, что я тебя ударю? Нет, милый мой, я ударю тебя, если ты меня НЕ ударишь! Понял? Давай! Сильнее! Ещё сильнее! Вот так! А теперь - по другой щеке! Вот так! А теперь вцепись обеими руками в волосы и рвани со всей силы! Я сказал: со ВСЕЙ силы! Да! Вот так!

Миша оставил Вадика и закрыл глаза. Всё, - с облегчением подумал он. - Я заплатил за своё насилие. На сегодня. Завтра пойду к ним...

- И ЭТО ты можешь проделывать со мною, сколько хочешь, - добавил он вслух. - И я НИЧЕГО тебе не сделаю, понял?

- Странно, - пробормотал Вадик. - Ты такой большой, сильный...

- Да-а-а!!! - вскакивая на ноги, заорал Миша. - Я большой и сильный! Вот какой сильный! - сгрёб он Вадика в охапку.

Тот и не подумал сопротивляться: видимо, такое обращение было для него нормой.

- Вадька-а-а!!! - орал Миша, мотая его в объятиях из стороны в сторону. - Братик мой чудесны-ы-ый!!! Мы же сто лет знакомы-ы-ы!!!

- Нет ещё, - выговорил сдавленный и оглушённый Вадик.

- А чего тянуть? - Миша загадочно улыбнулся и выпустил его из объятий. - Год назад я познакомился с одной девочкой... - Миша остановился: как бы чего не ляпнуть, не оказать дурного влияния на мальчика из благополучной семьи. - Через несколько минут мы были как... брат и сестра. Будто знакомы уже сто лет. А потом она уехала в другой город. Но мы переписываемся.

- По электронной почте? - спросил Вадик.

- По обычной, - усмехнулся Миша. - Представь себе, не у всех в этом мире есть компьютеры. И по телефону разговариваем.

- По мобильному?

- У меня нет мобильного, - признался Миша.

Вадик вытаращил глаза.

- У тебя тоже... отобрали? - в смятении прошептал он.

- Как это 'отобрали'? - не понял Миша. - У меня его никогда и не было.

Всё-таки понимание в главном не исключает непонимания во второстепенном. С большим трудом уяснил себе Вадик, что у кого-то в этом мире нет и никогда не было мобильного телефона, а Миша - что этот мобильный телефон могут отобрать хулиганы - именно такая участь постигла телефон Вадика полчаса назад. Но к этой потере Миша остался равнодушен: превыше вещей он ставил человека.

- Болит? - погладил он по голове 'младшего братишку'.

- Не очень, - поморщился Вадик.

- Будем надеяться, - оставил эту тему Миша. - А брюки твои надо выстирать. Снимай. Снимай, не бойся - мы же родные братья.

Только сейчас до Вадика начал доходить истинный смысл последних Мишиных слов. Родные братья! Это значит... Всё, что угодно - несмотря ни на что! ВСЁ! ЧТО!! УГОДНО!!!

Вадик неуверенно поднял руку и взялся за Мишино ухо. Миша наклонил голову и ободряюще кивнул. Вадик улыбнулся, отступил и спокойно снял брюки. Ну и ну! Все его ноги были покрыты созвездиями синяков: старых, жёлтых, и новых, фиолетовых!

Уроды! - забыв о недавнем раскаянии, подумал Миша, подхватил снятые Вадиком брюки и понёс их в ванную - стирать. Вадик посеменил за ним. Миша уже хозяйничал в ванной. Нашёл затычку, вставил в сливное отверстие раковины, в раковину положил брюки и пустил из крана прохладную струю воды. Когда брюки намокли, Миша закрыл кран и, воспользовавшись куском мыла, устроил стирку. Вадик подсовывался ему под локоть и таращил глаза. ТАК в этом доме никогда не стирали - только в стиральной машине. За неимением бельевых верёвок Миша установил на середину ванны специальное сидение, перебросил через него выстиранные брюки и скомандовал:

- Куртку!

Вадик принёс куртку. Очень скоро она легла на сидение рядом с брюками.

- Ботинки!

Через пять минут чистые ботинки стояли в прихожей на законном месте.

Вадик тем временем облачился в мягкую домашнюю рубашку и такие же мягкие спортивные штаны.

- Ну, как живёшь, чем занимаешься? - поинтересовался Миша.

Вадик проявил высшую степень доверия. Полез в глубину шкафа и извлёк величайшую драгоценность - телескоп.

- Ух ты! - едва сумел произнести Миша. - Настоящий?

- Настоящий, - выпятил грудь Вадик.

- Твой?

- Да.

- И ты... увлекаешься астрономией?

- Да, - Вадик показал рукою на книжный шкаф.

Две полки этого шкафа занимали книги по астрономии, а над письменным столом красовалась карта звёздного неба.

Рассказать? - подумал Миша. - Нет, потом. Не сегодня.

- А ещё чего у тебя есть?

- Культура, - вздохнул Вадик.

- Чего? - не понял Миша.

- Культура. Музыка, книги, картины...

- А нормальных игрушек у тебя нет?

Вадик задумался над смыслом слов 'нормальные игрушки', догадался и ответил:

- Не-ет. Родители говорят, это для плебеев.

- А вы, стало быть, аристократы?

- Типа того.

Так живо, солнечно, по-весеннему прозвучало это 'типа того' посреди 'гробницы древнего фараона', что Миша не выдержал, засмеялся и снова сгрёб Вадика в охапку. Вадик засмеялся в ответ.

- А компьютер? - продолжил Миша свои расспросы.

- Нельзя, - вздохнул Вадик. - Только при родителях. И сайты игровые они позакрывали...

Не только игровые, - догадался Миша. - Впрочем, для Вадика ЭТО пока не актуально. Эх, сюда бы Славку - он бы живо разобрался со всякими закрытиями сайтов!

- Ладно, показывай культуру.

Вадик неохотно включил сиди-плеер и вставил туда первый попавшийся диск. Из динамиков потянулась заунывная музыка. Миша понял, что все остальные диски тоже забиты подобной лабудой.

- Выключай. Посмотрим картины.

На картинах были изображены развалины древних сооружений, дворцы, парки, соборы, улицы средневековых городов, берега южных морей, пышно разодетые всадники и всадницы, а на гобеленах - идеализированные сцены охоты и крестьянской жизни. Тоска.

- Вот ещё, - издевательски протянул Вадик толстый глянцевый альбом.

Миша уселся на диван и стал переворачивать страницы. Переворачивал и смотрел. Смотрел и улыбался. Улыбался и вспоминал.

Давным-давно, когда ему не было ещё столько лет, сколько сейчас Вадику, родители решили устроить 'приобщение сына к культуре'. Ну, раз решили, значит, решили - куда ж от этого денешься? Сначала на целый месяц отправили в лагерь, потом все вместе поехали 'приобщаться' - в далёкий северный город, называемый культурной столицей страны.

'Приобщение' происходило следующим образом. Каждое утро с помощью далёких от культуры выражений Мишу поднимали с постели, заставляли умываться и завтракать, потом везли - долго-долго: сначала на автобусе, вызывавшем головокружение и тошноту, затем на метро, вызывавшем тоску среди нескончаемых тёмных стен. По выходе из метро волокли за руку в очередной музей, которых там было видимо-невидимо - некоторые такие огромные, что жизни не хватит их осмотреть. Родители торопились. Подобно ненасытному скряге, которому было обещано столько земли, сколько он обежит от восхода до заката, бежали они по бесконечным залам, увлекая за собою сына. Миша терпел. После того, что с ним делали в лагере, музейные забеги казались пустяками. Но в конце концов уставал даже он. И тогда уже не видел ни картин, ни статуй, никаких других экспонатов - ничего, кроме имеющихся в некоторых залах скамеечек для посетителей. Но сидеть было нельзя: родители тащили вперёд - вперёд, вперёд и вперёд. Иногда прокатывала маленькая хитрость: остановиться у какой-нибудь картины и, делая вид, что она тебя очень интересует, немного передохнуть. Тем более что от подобной 'тяги сына к культуре' родители приходили в восторг - но только в тех случаях, когда картина соответствовала их вкусам. Нужда заставила выучить эти вкусы. Лучшим поводом для остановки служили изображения отечественной природы. Возле таких изображений можно было стоять минуты три под восхищённые объяснения родителей, как мастерски выписана каждая травиночка, каждая веточка, каждый листочек... И Миша соглашался: мастерски. Единственное, чего он не понимал - зачем всё это надо? Не лучше ли поехать в лес, сесть на полянке и целый день, никуда не спеша и даже не сходя с места, совершенно бесплатно любоваться травиночками, веточками, листочками, нарисованными самым гениальным художником на свете - природой? А ещё родителям нравились изображения моря. Как живо, как достоверно запечатлел художник тончайшие, неуловимейшие оттенки цвета морской воды! Однако не лучше ли поехать и посмотреть на настоящее море - тем более что оно тут где-то недалеко? Но родители, как всегда, отмахнулись от предложений сына, и никакого моря он так и не увидел.

Картины, картины, картины... Портреты, пейзажи, натюрморты... Художники, страны, времена... Всё смешалось в Мишиной голове. Мысли наталкивались на мысли. Казалось странным, что некоторые картины, а также статуи, изображали голых людей и это никого не смущало. Спросить бы у родителей, но Миша, будучи зашуганным вконец, даже не подумал об этом. Он и сам чувствовал себя голым, безгласным, выставленным на всеобщее обозрение, втиснутым в раму окна - а оттуда, с другого берега широкой реки пялила на него гранитные бастионы серая крепость, со дня основания ставшая тюрьмой.

Только одна картина потрясла Мишу - взаправду, по-настоящему, всерьёз - до самых печёнок, поджилок, потрохов - до самых тончайших нервных окончаний - до самой глубины души. Человек, прибитый гвоздями к деревянному кресту. Миша и раньше видел такие изображения, но они не трогали его, потому что на них не было нарисовано крови - здесь же была кровь - тёмная багровая кровь, льющаяся из ран - а где кровь, там и боль - это Миша знал хорошо и не понаслышке.

Время остановилось. Миша не мог оторваться от картины. В расширенные глаза его вливался ужас происходящего. В кино и по телевизору показывали фильмы, в которых людей убивали всеми возможными способами: резали, кололи, рубили, давили, душили, топили, морозили, рвали, ломали, травили, стреляли, взрывали, сжигали заживо, скармливали хищникам, закапывали в землю, сбрасывали с высоты... Всего и не перечислить. Но прибить гвоздями и выставить перед толпой? Как такое могло прийти кому-то в голову? Ведь человек в таком положении абсолютно беззащитен! Каждый может подойти и ударить, кинуть камнем, плюнуть в лицо - сделать всё, что угодно - а он не в силах даже пошевелиться! КАЖДЫЙ может осуществить свои тёмные, грязные, подспудные желания и не получить ни малейшего отпора - чудовищное отличие от обычных казней и убийств! Вон там, напротив, стоят люди, и один уже ткнул копьём в бок - и течёт кровь - тёмная багровая кровь... Миша вспомнил, как недавно в лагере четверо мальчишек держали его за руки и за ноги, а пятый со всей силы бил кулаком в живот. О-о-о-о-о! Боль ещё таились внутри. И эта картина... Миша физически ощущал, КАК больно изображённому на ней человеку. Миша спросил дрожащим шёпотом:

- За что они его так?

Родители пустились в успокоительные объяснения: это было давно и неправда; это не человек, а Бог, а богам не бывает больно... Негодные объяснения: ребёнок не знает, что такое Бог - ребёнок видит человека - просто человека в беде. Родители!!! Неужели вы не понимаете??? И эти люди напротив... Неужели они не понимают, что, поступая так, они ПЕРЕСТАЮТ БЫТЬ ЛЮДЬМИ? Не человека прибивают они к кресту, а собственную человечность! Нет, не только собственную, а человечность как таковую, человечность всего человечества! Миша осознал это гораздо позже, а тогда просто ощущал: нервами, поджилками, печёнками - всем существом. Смерть человечности - это страшно.

Родители отчасти поняли Мишу и добавили, что Бог сам пожелал себе этой участи, что с помощью своей божественной силы он мог отцепиться от креста, заживить раны и раскидать врагов - но почему-то этого не сделал. Н-да... Миша так бы и не получил ответа на свой вопрос, если бы не последнее отцовское объяснение: это не совсем Бог, а только сын Бога - кроткий и послушный сын, которого Отец Небесный послал к жестоким людям на мучения и страшную смерть. Миша посмотрел на отца, вспомнил, как немногим более месяца назад тот посылал его в лагерь - на мучения к жестоким людям - и всё понял. Человек на картине сделался товарищем по несчастью, чем-то вроде старшего брата.

Впоследствии Миша прочёл много книг, пересмотрел свои взгляды - но детское впечатление не стёрлось из памяти - и не сотрётся - никогда.

Миша сидел на диване и листал альбом. Картины, картины, картины... Художники, страны, времена... Миша бродил по бесчисленным залам огромного музея - но теперь останавливался перед теми картинами, которые впечатляли не родителей, а ЕГО САМОГО. Что же это были за картины? Портреты, пейзажи, натюрморты? Нет - всё 'идентичное натуральному' Мишу не интересовало. Абстракция, сюрреалистические фантазии? Нет - слишком оторваны они от жизни, да и не было в том альбоме ничего подобного. Может, обнажённые женщины? Нет, даже не они.

Вот обезумевший бог с выпученными глазами откусывает голову собственному сыну. А вот другой Бог, более могущественный, объявивший себя единственным Богом и запретивший поклоняться иным богам. Нет Его на картине - есть человек, которому Он велел зарезать сына - и лишь в последнюю минуту отправил ангела перехватить занесённую над юношей руку с ножом. Да и своего сына этот Бог послал на мучения к жестоким людям. Жестокие люди... Вот обезумевший царь с выпученными глазами обнимает умирающего сына, которому пробил голову тяжёлым жезлом. А вот другой царь - сидит и допрашивает бледного юношу с опущенной головой - своего единственного сына. А вот ещё один бледный юноша с опущенной головой - в грудь ему направлено отцовское ружьё, а в уши - последние слова: 'Я тебя породил, я тебя и убью.'

- Они нас убивают, - сквозь зубы прошептал Миша. - Они рождают нас, чтобы убивать.

И - контрастом - женщина кормит грудью старого отца, заключённого в тюрьму.

- Хватит! - Миша перевернул последнюю страницу и захлопнул альбом. - Хватит с нас этой 'культуры'! Вадька! Чего заскучал? Весна на дворе! Не убьют они нас - жить будем! Вот как будем жить! - Миша ткнул сидящего рядом Вадика двумя пальцами в округлый бок.

- А-а-а-а-ай! - заверещал Вадик и вцепился в Мишину руку.

- Давай, давай! - подначивал его Миша. - Завали меня, - нарочно уступил, опрокинулся боком на диван, а потом вырвался и побежал на кухню: - Догоняй!

Вадик почувствовал азарт и бросился следом. На кухне сцепились, Миша несильно оттолкнул 'братишку' и метнулся в большую комнату. Вадик за ним - и - с разбегу... Не-е-е-е-ет!!!

Поздно. Надо было отставить ногу назад, но не получилось: нога встретила на пути край дивана, а живот - налетевшего со всего маху Вадика. Миша потерял равновесие и почувствовал, что падает - спиною вперёд - на диван - затылком - в едва прикрытую гобеленом стену... О-о-о-о-о!

Перед глазами возникла радужная картина, а на заднем плане - женское лицо.

- Ты попал, чувак! - каркнула в голове чёрная ворона. - Конкретно попал!

Вадик перепугался. Но куда сильнее перепугался он, когда повернулся к двери. Тут с ним случились все неприятности: смертельная бледность, расширенные глаза и едва не остановившееся сердце. Страшны были школьные обидчики, но родная мать - куда страшнее. Да ещё в такой ситуации. Недетским усилием воли вывел он себя из ступора и пустился в отчаянные объяснения:

- Мама! Это Миша! Он меня спас! Меня били! Вот, вот! - потыкал он пальцем в опухший лоб и свежие ссадины на щеках и на шее. - Вот, вот! Били! Камнями! Отобрали! Телефон! А он! Меня! Спас!

- Отобрали телефон? - выудила его мать важные для себя слова. - Вот почему я не могла до тебя дозвониться! И городская линия испортилась - как всегда. Я звонила на узел. Пришлось убегать с работы, - она остановилась, довольная тем, что видит сына живым, а потом заголосила: - Били? Опять? Что за люди! Что за район! Вот где приходится жить! - и тут наконец обратила внимание на Мишу.

Миша пришёл в себя и смотрел на неё с дивана. Снаружи эта женщина казалась увеличенной копией своего сына: толстая, приземистая, круглолицая. А внутри...

Некоторые люди подобны газам: они заполняют собою всё доступное им пространство. В этом пространстве не может существовать ничего, кроме них. Все остальные мгновенно, не осознавая причины, порой не осознавая даже следствия, делаются безмолвными слушателями и покорными исполнителями. Даже если такой человек молчит, что бывает крайне редко, само присутствие его задавливает малейшие проявления чужой воли. А если дорывается до власти, что бывает сплошь и рядом - пиши пропало. Нужно быть очень сильным, чтобы под чудовищным давлением сохранить себя. Нужно выказывать покорность и втайне гнуть свою линию. Нужно поддаться, чтобы победить. А прежде всего - рассмеяться - хотя бы в глубине души. 'Убивают не гневом, а смехом,' - знал философ, о чём писал.

Миша рассмеялся в глубине души, и это его спасло. Слишком забавно повторяется история. И слишком забавно выглядит мать Вадика в своей неуклюжей властности. Миша представил на её месте свою мать: она бы нацепила 'гостевую' улыбку и рассыпалась в фальшивых любезностях. Так, вероятно, поступила бы и эта женщина, если бы гость её был солидным, уважаемым человеком - не Мишей.

- Что ж ты не отобрал у них телефон? - тяжёлыми шагами добубухала хозяйка до дивана, и в голосе её звучал такой упрёк, будто Миша был личным телохранителем её сына и получал за это жалование.

- Я не знал... - шёпотом оправдался Миша. - У меня нет телефона.

- Нет телефона? - удивлённо надулась мать Вадика и упёрла пухлые руки в толстые бока.

- Нет, - подтвердил Миша. - Родители не покупают. Я и не думал... Увидел, что его бьют... Меня самого били - на том же месте.

Мать Вадика не выразила сочувствия, но и не выставила за дверь - что было верхом её благосклонности - только потребовала:

- Встань с дивана! Ишь как помял!

Скажи спасибо, что не сломал, - мысленно ответил Миша. - Крепкая у вас мебель, однако.

Мать выяснила у сына, что тот ещё не обедал, и повела его на кухню - кормить. Но сначала в ванную - мыть руки. Миша остался в комнате и слышал доносящиеся из ванной обвинения в свой адрес: хозяйка обнаружила последствия недавней стирки.

Скоро, однако, всё затихло. Миша стоял посередине комнаты, не зная, куда себя деть. На диван опуститься он не решался, к чему-либо прикоснуться - тоже. Хотелось уйти - но как уйти, не попрощавшись? Пришлось докрасться до кухни.

Мать и сын поглощали пищу - в неимоверных количествах. Причудливая смесь аппетитных запахов вызывала желание присоединиться к трапезе - но об этом, конечно, и речи быть не могло.

- Кушай, Вадичек, кушай, солнышко, - мать обнимала сына пухлой рукой, гладила по голове, а другой рукой подкладывала ему на тарелку разнообразные вкусности.

Вадик обречённо закатывал глаза и послушно отправлял в рот кусок за куском. Миша поймал его жалобный взгляд, ответил сочувственным взглядом, подумал: 'Вот почему они такие толстые,' - робко проговорил: 'Ну-у... я пойду?' - и махнул рукою в сторону двери.

Мать Вадика с трудом повернулась на стуле, едва не смахнув со стола парочку тарелок: ты чего, мол, ещё здесь?

Уже нет, - мысленно ответил Миша, скользнул в прихожую, сунул ноги в ботинки, руки - в рукава куртки, присел завязать шнурки, а когда поднялся...

Хозяйка стояла напротив и смотрела не так, как раньше, пристальным взглядом выворачивая душу. Миша вконец растерялся, серией незавершённых жестов и неопределённых междометий призывая помочь ему открыть хитроумные замки. Хозяйка помогла, но со странной неохотой, будто не она сама толсто намекала на нежелательность его присутствия в квартире.

Выйдя на улицу и подставив лицо весеннему ветру, Миша почувствовал, как в него по капельке возвращается жизнь. Чёрт бы её подрал! - подумал Миша о матери Вадика. - Так задавить прекрасного мальчишку! Ничего, мы ещё повоюем!

Дома посидел, привёл в порядок разбежавшиеся мысли, с удовольствием пообедал. В кои-то веки с удовольствием - обычно еда эмоций не вызывала.

К приходу родителей сделал уроки, показал, отчитался и закрылся у себя в комнате.

Ну и денёк! Такого ещё не было! Чтобы я - против целой банды? Вот жизнь-то пошла! Круче и круче забирает! Славке и Оксане расскажу - то-то они удивятся! А потом разыщу обидчиков Вадика и попрошу у них прощения, иначе не будет мне покоя. Хреново с ними вышло... А Вадик хорош! Младший брат, о котором я мечтал всю жизнь! Если бы не его мамочка... - Мишины мысли упёрлись в её необъятную фигуру и застыли, не в силах двинуться дальше.

Глава 6.

Славка и Оксана удивились. Ещё как удивились. Миша рассказал обо всём, но очень коротко, чтобы уложиться в перемену. А на следующей перемене пошёл искать Вадика.

- Я с тобой, - присоединился Славка.

- И я, - подхватила Оксана.

Втроём поднялись на последний этаж, где располагались младшие классы. Вадика разыскали быстро: заметная личность. А вот и его враги. Зверёныш увидел Мишу со Славкой и от страха втянул голову в плечи. Можно представить себе его мысли до и после Мишиных слов:

- Прости меня, пожалуйста.

Растерянное молчание, вытаращенные глаза и отвисшая челюсть.

- Прости меня, пожалуйста, - повторил Миша. - Я был неправ. Можешь меня ударить.

Какое 'ударить' - мальчишка и слово-то еле из себя выдавил - только чтобы Миша отстал:

- А-а-а... прощаю.

Миша попросил прощения и у второго мальчишки с распухшим после вчерашнего попадания лбом. Славка обнял за плечи обоих пацанчиков и отвёл в сторонку - на серьёзный разговор.

- Никакого насилия, - потребовал Миша.

- Однозначно, - заверил его Славка.

А Оксана обняла Вадика - по-матерински, то есть не так, как его мать.

Миша заговорил с 'братишкой':

- Ну как? Мама сильно ругалась?

- Да не, нормально. Ты ушёл, а она бросилась перерывать вещи: не спёр ли ты чего? Всё нашла и успокоилась.

А могла бы и 'не найти'! - со страхом подумал Миша.

Нет, не могла: даже для такой несимпатичной женщины это было бы слишком. Не стоит обвинять человека в чужих грехах.

- Но сказала, чтобы тебя больше не было, - с грустью поведал Вадик.

Этого и следовало ожидать, - подумал Миша.

- Ты не обижайся, - извиняющимся голосом добавил Вадик. - Она хорошая.

- Знаю, - покивал Миша. - Не бывает плохих людей - бывает мало любви.

- Время! - подскочил Славка.

- Пока! - крикнул Миша и вместе с друзьями бросился по лестнице вниз.

- Я их знаю, - на следующей перемене сообщил Славка. - У первого отец алкаш, у второго отца и вовсе нет. Так что не бойся, ничего они тебе не сделают. И Вадьку пальцем не тронут.

Успокоил, называется! Мише захотелось броситься наверх и слезами омыть ноги этим несчастным ребятам. Удержался. А то мало ли чего подумают.

На следующий день под наблюдением Миши, Славки и Оксаны юные хулиганы вернули Вадику его мобильный телефон, попросили прощения и пообещали оставить в покое.

- Если что, я на месте, - предупредил Славка.

Вадик простил и обнял своих недавних врагов.

Наш человек, - подумал Миша. - Я в нём не ошибся. И с ЭТИМИ я поступил правильно. 'Добрым словом и револьвером добьёшься большего, чем одним револьвером,' - кто-то сказал, не помню кто. Ладно, неважно. Главное, Вадику станет легче.

Прошли выходные. Увидев Мишу, Вадик сказал:

- Мама разрешила тебе приходить. Она обрадовалась, когда увидела мой телефон и узнала, что меня перестали бить. Сказала, пусть ходит и тебя охраняет. В смысле, ты меня.

Телохранителя наняла, - мысленно усмехнулся Миша. - За право посещать квартиру и общаться с сыном. Ладно, пусть так, а там посмотрим.

- Слушай, Вадик, твои уроки заканчиваются раньше - я не могу провожать тебя из школы. Давай так: ты сам возвращаешься, сам обедаешь, делаешь задания, а потом прихожу я.

- Давай, - согласился Вадик.

Следующие Мишины дни потекли однообразно: возвращение домой - быстро - обед - быстро - часть уроков - и - к Вадику. В гостях допоздна, возвращение домой, ужин, оставшиеся уроки, спать. Родителям сказал правду и дал телефоны 'братика' - домашний и мобильный. Мать поначалу обрадовалась: пусть лучше сын общается с приличным мальчиком, чем со всякой... - но, поговорив по телефону с матерью Вадика, раздражённо бросила трубку:

- Снобка богоизбранная!

Миша дёрнулся и поджал губы. Родители то и дело говорили гадости о других народах. Когда-то Миша не понимал этих слов, но потом разобрался что к чему и - отчасти в пику родителям - занял твёрдую интернационалистическую позицию. Как можно говорить о народе 'они все', если даже члены одной семьи разительно отличаются друг от друга - к чему далеко ходить за примерами? И как мне не любить чужих, если я сам чужой - во всём мире? Я и в своём народе чужой. И в своей семье...

После этой материнской реплики Миша готов был защищать Вадика даже ценою собственной жизни - даже его властную, подозрительную, высокомерную мамашу - только бы противостоять заразе межнациональной розни. Защиты, однако, не требовалось: Вадика оставили в покое окончательно и навсегда.

Миша проявил интерес к астрономии - просто чтоб было о чём поговорить - но Вадик воспринял это всерьёз. Он засыпа´л ошеломлённого 'брата' лавинами всевозможных сведений, названиями звёзд и созвездий, именами учёных, сложными формулами, специфическими терминами...

Сколько же он всего знает! - удивлялся Миша. - В его-то годы!

Миша тоже кое-что рассказал. Вадик не поверил: 'Фантастика.' Пришлось предъявить доказательства: прядку золотых волос, записку, фиолетовую ленточку... Ничто не убедило завзятого скептика: 'Фантастика.'

Чёрт возьми! - в отчаянии подумал Миша. - Кто из нас ребёнок: я или ты?

- Доказательства, - требовал юный зануда.

Миша прочёл своё первое посвящение Эскапелье.

- Это не доказательство, - поморщился Вадик.

Не доказательство? Ну, держись! Есть у меня одно доказательство - самое надёжное - и оно тебе сейчас будет предъявлено!

Миша вышел на середину комнаты и зажёг золотой свет.

Вадик зажмурился. Нескоро вернулась к нему способность видеть и говорить. С опаскою двинулся он вокруг Миши, протягивая руку в золотой ореол и ощущая приятное тепло. Убедившись, что это ему не снится, остановился и пробормотал:

- А-а-а... пра-а-авда-а-а???

- Правда, - ответил Миша и погасил свет. - Только не говори никому, а то начнутся вопросы.

Вадик кивнул.

После такого доказательства роли поменялись и рассказчиком большей частью выступал Миша.

Когда возвращалась с работы мать Вадика, тому позволялось включить компьютер и под её строжайшим наблюдением посетить астрономические сайты и специальные форумы. Миша присоединялся: садился по другую сторону от 'младшего брата' и смотрел на экран, восхищаясь виртуальными беседами маленького учёного и его способностью хранить тайну: 'Молодец! Я в нём не ошибся!'

Мало-помалу выяснилось, чем было для этой женщины увлечение сына: возможностью продемонстрировать его перед солидными уважаемыми гостями и поднять репутацию семьи на астрономическую высоту. Этой цели служила вся обстановка квартиры, все собранные в ней предметы. Ребёнок был одним из этих предметов, вещью, принадлежащей по праву собственности, вещью, которой можно гордиться, показывать её значительным людям и получать от них заслуженные похвалы. Едва ли не с рождения Вадика мать пыталась занять его чем-нибудь серьёзным: танцами, музыкой, рисованием... Увы, ни к чему из этого способностей у сына не обнаружилось. Последним его 'увлечением' стало фигурное катание. Однако мать не учла, что фигурное катание и усиленное питание - две вещи несовместные - в общем, и это занятие пришлось бросить. Только в школьные годы Вадик нашёл своё призвание - астрономию.

Неправильно это всё, - думал Миша. - Вроде бы и внимания достаточно, а что-то не так... Детство! - отыскалось нужное слово. - У этого мальчика никогда не было детства!

А ещё Миша рассказал - матери и сыну - что уже бывал в этой квартире:

- Здесь жила наша учительница. Я её очень любил. Она приглашала меня к себе. Два раза. А потом она умерла.

- От чего? - поинтересовалась мать Вадика.

- Переволновалась, - вздохнул Миша. - В пожилом возрасте...

Узнав, сколько лет было Анне Владимировне, мать Вадика отбросила возникшие у неё подозрения относительно смысла тех Мишиных визитов. А тот продолжал, показывая руками в разные места большой комнаты:

- Тут стоял комод. Тут - книжный шкаф. Тут - диван...

- Верно, - соглашалась хозяйка квартиры, видевшая эту незатейливую обстановку.

- А вот тут лежала кошка...

При слове 'кошка' мать Вадика буквально подпрыгнула на месте - всем своим десятком пудов - и, наверное, схватилась бы за пистолет, если бы он у неё был. Сам же Вадик обречённо закатил глаза, только так и осмелившись выразить своё несбыточное желание. 'У меня то же самое,' - взглядом ответил ему Миша.

В выходной день состоялось знакомство с отцом Вадика. Тот возвращался с работы очень поздно, и застать его дома в будние дни было практически невозможно. Невысокий мужчина в очках и сером костюме - встретишь такого на улице и не заметишь, что кого-то встретил - меж тем на его деньги были куплены собранные в квартире предметы культуры. Однако сейчас ему нелегко: пашет с утра до ночи, и жена его работает, а ведь наверняка бы предпочла сидеть дома с ребёнком. И Вадику приходится ходить в обычную школу, а не в специальную, как он того заслуживает. И жить им приходится не в самом лучшем городе и не в самом лучшем районе. Но 'культуры' не продают: что угодно, только не уронить репутацию семьи. Или не так? Ладно, не будем лезть в чужие тайны.

Такие вот разные люди соединились в одну семью, и противоречия этого соединения понёс в себе Вадик: внешность от матери, характер от отца. Дети рождаются для уничтожения барьеров - поймите это, взрослые!

На следующей неделе - последней неделе месяца - Миша продолжил свои рассказы - одному лишь Вадику. Об Эскапелье, о её маме, о доне Хуане, о Володе, о сбежавших детях, о ребятах из посёлка, об Ане, о Славке и Оксане, о роде Дорельяно. Не всё рассказывал: Вадик, конечно, умный, очень даже умный, но ещё ребёнок - всего ему знать не надо. Стихи свои почитал - впустую. Вадик не понимал такого страстного возвеличивания представительниц противоположного пола.

Поймёшь, - мысленно отвечал ему Миша. - Недолго тебе осталось... не понимать.

Однако именно это непонимание помогло Вадику проникнуться идеей любви человека к человеку - любви, свободной от ненависти и ревности - детской любви. И вот в конце недели:

- Подари мне золотой свет!

Миша поднял руку... и остановился. Только сейчас он вспомнил рассказ Леры о том, как она НЕ подарила золотой свет Диме и Роме - потому что они ещё маленькие, они ещё не способны осознать всю ответственность - для них этот свет был бы забавной игрушкой, не более. А Вадик-то ещё младше. Что же делать? Рискнуть? Или подождать? Летом рассказать Лере, спросить у неё совета, а осенью... К осени Вадик подрастёт. Немного, но подрастёт. Да, лучше так.

- Не сейчас. Ты ещё маленький.

Вадик надулся. Дети не любят, когда им говорят, что они маленькие.

Ладно: не золотой свет, так язык рода Дорельяно. Миша прочитал записку Эскапельи. Вадик навострил уши:

- Ты это понимаешь?

- Понимаю, - с гордостью ответил Миша.

Вадик заинтересовался. Он уже неплохо знал один иностранный язык - тот, который не нравился Мише - и даже переписывался на этом языке с некоторыми участниками астрономических форумов - но там он учился под давлением матери, а тут... Не дорос ещё Вадик до протестного возраста, но кое-что уже взыгрывало в душе:

- Расскажи!

Миша рассказал о своих занятиях: с Эскапельей, в одиночку, с Оксаной, со Славкой. Научил Вадика некоторым словам и простейшим вопросам: '¿Cómo te llamas? ¿Cuántos años tienes? ¿Dónde vives?' ('Как тебя зовут? Сколько тебе лет? Где ты живёшь?') Ответам на эти вопросы тоже научил... на свою голову. Вадик вцепился в него мёртвой хваткой:

- Ещё!

И снова тот же вопрос: что делать? Мать Вадика явно не одобрит такого занятия. А Вадик не отстанет: целеустремлённый, блин - как я.

Миша подкладывал ему новые слова, как кусочки еды на тарелку. Вадик тут же усваивал и требовал:

- Ещё!

Ну что за мальчик!

Закончилась неделя, а с нею и месяц. Пришли весенние праздники. Миша, Славка и Оксана поехали в лес. Вадика с ними не отпустили, чего и следовало ожидать.

В лесу было уже достаточно сухо, чтобы ходить спокойно, не перепрыгивая с кочки на поваленный ствол, а со ствола - на следующую кочку, и не рискуя в любую минуту набрать полные ботинки воды. Попадались, конечно, сырые места, но ребята обходили их стороной. Обходили они и весёлые сборища.

Это уже традиция: с наступлением весенних праздников люди устремляются в леса - жечь костры, жарить шашлыки, пить водку и горланить песни. К лету ажиотаж спадает, а весной приходится терпеть. Лесу приходится терпеть. Опушкам и полянкам, заваленным кучами мусора. Новорождённым росткам, уничтожаемым палами сухой травы. Мышам, вынужденным прятаться от огня в глубоких норах. Прочему зверью, напуганному (не)человеческими выкриками. Птицам, чьи песни заглушает рёв (млеко?)питающих(ся). Деревьям, на стволах которых вооружённые ножами грамотеи увековечивают свои 'великие' имена. Весной люди особенно агрессивны и лучше держаться от них подальше.

Точно дикие звери, забились Миша, Славка и Оксана в самую глубину леса, куда не проникали вопли отдыхающих и дым костров. Расслабились, вдохнули полной грудью и вдоволь налюбовались одной из великолепнейших картин на свете - картиной весеннего пробуждения природы.

Оттенки зелёного цвета заняли основные места в палитре гениальной художницы. Первыми изобразила она перистые листья рябины, робкими мазками покрыла ветки бересклета и других кустарников. Потом освоилась и пошла рисовать всё подряд: клейкие липучки тополей, младенческие ладошки клёнов, желтоватые флажки осин. Про берёзы не забыла: среди тонких серёжек рассыпала парочки остроконечных сердечек. Липы... Липы в последнюю очередь. Розовые оболочки почек, а меж ними - самое сокровенное... Ничего не стыдится природа: что хочет, то и рисует, где хочет, там и кладёт свои краски. Только сосны не трогает - они и так зелёные. И ёлки - но ёлок в этом лесу нет. Верба! Золотая верба! Как хорошо, что не добрались до неё люди, не обломали к своему вербному празднику!

В зелёной траве - золотые цветы. Не мать-и-мачеха - та на опушке, среди бутылок и полиэтиленовых пакетов - другие цветы - с блестящими остренькими лепестками. Где посырее - медуница. Синие цветы с розовыми вкраплениями. Так и манят к себе шмелей. Тяжёлые шмели, сонные после зимы. Пара золотых бабочек. Нет, не забыла природа золотой цвет - даже весной не забыла.

Славка достал фотоаппарат и фотографировал, фотографировал, фотографировал... Мишу, Оксану, обоих вместе, живописные кадры...

- Весь лес в свою мыльницу засунул, - шутливо проворчала Оксана.

- Вместе с тобой, - тем же тоном отозвался Славка.

- Буду у тебя карманной... - начала Оксана, но севшая ей на руку божья коровка поставила на этом месте своё красноречивое многоточие.

А Миша просто смотрел. Миша никогда не видел весеннего леса. Вот, значит, как это происходит.

Дорогу перебежала трясогузка. Вспорхнула на поваленное дерево, попрыгала, поглядывая на ребят, слетела обратно и снова - через дорогу - перебирая лапками и подёргивая хвостиком. Фотомодель! Славка успел её заснять. Зяблики, наоборот, стесняются, прячутся - зато как поют! Что ж: кому концерт, кому конкурс красоты. Соловья не слышно: соловьи любят утренние и вечерние часы. И черёмухой не пахнет - это будет позже, через несколько дней.

Вдоволь нафотографировавшись, Славка нашёл на земле две прямые ветки, отломал от них лишнее и одну из получившихся палок протянул Мише. Миша понял, что он хочет изобразить поединок на шпагах, и охотно включился в игру. Изобразили весьма достоверно: чуть глаза друг другу не выбили.

- Брейк! - скомандовала Оксана и махнула руками в разные стороны.

Миша и Славка бросили палки и крепкими объятиями изобразили победившую дружбу. Вместе с Оксаной сели на поваленное дерево и заговорили о дальнейших планах.

- В последний раз пришли мы сюда втроём, - печально заметил Миша. - Дальше экзамены и расставание. Поедешь ты, Оксаночка, покорять столицу.

- Поеду, - без тени сожаления заявила Оксана. - Надо уже вырываться. А то сидим, как в тюрьме. Да не грустите, мальчишки, всё путём! - обняла она Мишу и Славку. - Ещё увидимся.

- Увидимся, - просиял Миша. - Всё будет хорошо. Летом экзамены, а там... Я - к Володе, Аня - на море, потом - я к ней. Давно её не видел, - Миша посмотрел на веточки орешника, усеянные новорождёнными листочками. - А ты, Слава? Всё лето в городе - как всегда?

- Как всегда, - вздохнул Славка. - Ничего, подзаработаю...

- Да ведь надо же когда-нибудь отдыхать! - возмутился Миша. - Слушай, поехали со мной? Серьёзно, поехали. Месяц в лесу и никаких родителей.

- Меня не отпустят, - поджал губы Славка.

- А ты бы хотел?

- Хотел...

- Так скажи им, что сбежишь.

- Куда?

- В столицу. Вместе с Оксаной. И я присоединюсь.

- Не, ты их не знаешь, - снова вздохнул Славка. - Эти из-под земли достанут и обратно приволокут. Пока несовершеннолетний, придётся терпеть.

- А ты поговори. Вдруг отпустят.

- Поговорю.

- Вадьку бы ещё взять, - размечтался Миша. - Наш парень! Как его били - а он простил. Маленький, а всё понимает. Но об этом и речи нет. Если уж на один день не отпустили... Разлучают они нас, растаскивают, как имущество, как вещи, принадлежащие по праву собственности... Ой! Оксана! А швейную машинку? Я ведь не сразу поеду к Ане - только в середине лета. Где же машинка будет всё это время?

- Только не у меня, - поняла Оксана суть проблемы. - Мои родители быстро её кому-нибудь сбагрят. У тебя тоже нельзя. И у Славы... Блин, чего делать-то? Не тащить же к твоему Володе? - Оксана что-то прикинула в уме. - Нет, так не пойдёт. Надо ещё подумать.

- О чём? - спросил Миша, но она не ответила.

Последний день перед праздником Победы ознаменовался важным открытием и болезненным событием. В этот день весь класс отпустили раньше, так что Миша, Славка и Оксана покинули мрачное заведение в компании с Вадиком. На улице разговорились, подошли к дому Оксаны, и Миша пригласил Вадика зайти к ней в гости.

- Нельзя, - смущённо ответил тот и шмыгнул носом.

- Да мы ненадолго, - успокоил его Миша.

- Нельзя, - повторил Вадик. - Мама ругаться будет.

- Да она же ещё когда вернётся! Времени полно!

- Она узнает и будет ругаться.

- Как узнает?

- По телефону.

Миша ничего не понял. Пришлось Славке объяснять, что с помощью мобильного телефона родители при желании могут установить за своим ребёнком тотальную слежку - то есть буквально каждую секунду знать, где тот находится. За ним, Славкой, тоже пытались следить, но он не лыком шит: телефон продал, а родителям сказал, что отобрали большие мальчишки. Был наказан, получил новый телефон - и поступил так же. А в третий раз - В ТОТ РАЗ - у него и впрямь отобрали... И всё. Попытки за ним следить прекратились окончательно. Есть правда, на которую лучше закрыть глаза.

Миша был потрясён и обрадован. Обрадован дремучим невежеством своих родителей, которые не подозревали о таких возможностях мобильной связи, а потрясён... Потрясён незавидным положением Вадика.

- И что - каждую минуту? Прямо сейчас? Да это... Это же почти чтение мыслей! К сожалению, одностороннее и без любви.

Славка тем временем взял быка за рога.

- Хочешь избавиться от слежки? - спросил он Вадика.

- Хочу, - ответил тот.

Славка что-то прошептал Оксане на ушко - та попрощалась и скрылась за дверью подъезда. Выдержав многозначительную паузу, Славка вновь обратился к юному узнику мобильной тюрьмы:

- Любой ценой?

- Любой, - повторил ничего не подозревающий Вадик.

- Смотри, ты сказал, - произнёс Славка загадочно и зловеще. - Дай-ка погляжу телефончик.

Вадик, вероятно, представил себе осторожное вскрытие аппарата и изъятие оттуда некоего 'блока слежки', потому как без малейшего опасения выполнил эту просьбу:

- Вот.

Славка отключил телефон, сунул его в карман и неожиданно ударил Вадика кулаком в лицо. Тот не успел ни увернуться, ни вскрикнуть - только схватился обеими руками за разбитый нос и заревел.

- Ты чего? - Миша вцепился в Славку, который шёпотом инструктировал свою истекающую кровью жертву:

- Беги домой и скажи мамочке, что тебя побили большие мальчишки, отобрали мобильный и сказали, что, если поймают с новым, вообще убьют. А он тебя защищал. Понял? Миша тебя защищал! Но их было двое и они были сильнее. Всё, беги.

Сквозь боль и гудение в голове Вадик расслышал эти слова, принял их к сведению, повернулся и, смешно перебирая толстыми ножками, потрусил в сторону своего дома.

- А полегче нельзя было? - раздражённо спросил Миша.

- Не знаю, - виновато поморщился Славка. - Самому противно.

Миша вспомнил, что значит БЫТЬ ВЫНУЖДЕННЫМ ударить хорошего человека, и не стал развивать эту тему. Очень неоднозначная ситуация.

- А ведь ему и врать не придётся, - задумчиво произнёс Славка. - Как было, так и скажет. Пусть хоть на детекторе проверяют.

- Что с телефоном будешь делать? - поинтересовался Миша. - Выбросишь? А то ведь и посадить могут.

- Да ты чё, такая мобила! - вытаращил глаза Славка. - Себе бы оставил, да нельзя. Ща на вокзал смотаюсь, загоню по-быстрому... Деньги Вадьке отдам, - добавил он под укоризненным Мишиным взглядом. - Пусть купит себе нормальных игрушек. Заслужил.

А Миша терзался очередным вопросом:

- Как я его мамочке в глаза посмотрю?

- Легко, - усмехнулся Славка. - Ты же ради друга на всё готов, - и ещё одним неожиданным ударом разбил Мише верхнюю губу. - Можешь сказать, что дрался как лев, защищая её ненаглядного сыночка. Она это оценит.

- Угу, - промычал Миша, прижимая левую руку ко рту, а правой обнимая Славку в знак понимания и неосуждения.

- Мне пора, - Славка направился в сторону трамвайной остановки.

А Миша - к себе домой. Сейчас надо привести в порядок разбежавшиеся мысли, подождать, пока перестанет течь кровь, а след на губе останется надолго.

Вечером пристали родители: как, чего, почему? Да вот так: с лестницы упал. И не задавайте лишних вопросов.

Вопросов больше не задавали, но на праздник Победы отыгрались. Пришлось сидеть за столом и выслушивать шуточки по поводу 'боевого ранения'. Вовсе не смешно, между прочим. Надоело, перешли на другие темы. Вадика вспомнили, мать его и прочих родственников. Именно так - с продолжением и развитием - наплевав на мнение и чувства сына. В такой-то день! Великий праздник - но умеют же некоторые его испортить!

На первой перемене после выходных Миша поспешил к Вадику:

- Ну как? Мама сильно ругалась?

- Сильно, - вздохнул Вадик.

- Мне не приходить?

- Приходи, - неожиданно ответил Вадик. - Она не на тебя, а так, вообще... Я сказал, что ты меня защищал, но не смог... Ой! - обратил он внимание на Мишину губу.

- Слава, - подтвердил Миша невысказанное предположение 'младшего братишки'. - Через пару минут. Для достоверности.

- Тем более приходи, - улыбнулся Вадик.

- А новый телефон тебе не собираются покупать?

- Пока нет.

- Стало быть, не напрасны наши страдания. ¡Pasaremos! (Прорвёмся!)

- ¡Adelante! (Вперёд!)

Хлопнули рукою об руку и разошлись по классам.

В гостях у Вадика Миша то и дело поглядывал на часы: скоро его мамочка вернётся... Вернулась.

- Что ж ты его не защитил?

- Я пытался, - залепетал Миша. - Схватил одного, а он мне кулаком в зубы. Вот, смотрите. Я ничего не смог... Это же не его ровесники.

Настолько кротко, настолько виновато выглядел 'бесплатный телохранитель', настолько очевидной была припухлость его посиневшей губы с пятном запёкшейся крови, что даже вечно недовольная 'нанимательница' поняла чрезмерность своих претензий. Да и потом: а чего делать? Урезать жалование? Так его нет и никогда не было. Прогнать? Но тогда ребёнок останется совсем без защиты. В общем, как ни крути, а наличие Миши выгоднее, чем его отсутствие - пусть ненамного, но выгоднее. Всё-таки поинтересовалась:

- А что, телефон нельзя вернуть?

- Нельзя, - развёл руками Миша. - Я слышал, как один сказал: 'Ща на вокзал смотаюсь, загоню по-быстрому.'

- То же мне и в милиции ответили. Если бы по горячим следам... А я только вечером узнала. Да ещё накануне праздника. Ты-то хоть запомнил, как они выглядели?

- Запомнил, - вздохнул Миша. - Да что толку? Если их и найдут, телефона у них не окажется.

- Вот-вот, - мать Вадика смирилась с потерей. - И так везде. У-у-у-у-у! Ужасные люди! Ужасный район! Ужасный город! - немного помолчала, но всё-таки не удержалась и добавила - тихо-тихо, сквозь зубы: - Ужасная страна.

И ты туда же! - с досадою подумал Миша. - Каждый кричит о своей боли, и не слышит других. Каждый тянет к себе - и все вместе разрывают мир. Мир кричит от боли, но его не слышат. Из мира струится кровь - тёмная багровая кровь - но её не видят. Люди! Опомнитесь! Что вы делаете? Миру больно - понимаете? - когда его вот так, в разные стороны, а потом - гвоздями, а потом - копьём... Ничего вы не понимаете. Когда-нибудь поймёте. Слишком поздно поймёте. Слишком поздно... Слишком поздно я понял, почему так холодно смотрели на меня родители Дениса и почему мои родители не одобряли нашу дружбу. Потому и не стали мы настоящими друзьями - так, приятелями, не более. Потому и не сдвинулся я с места, не встал на защиту, когда этому мальчику разбили голову кирпичом. Потому и ребята из нашего класса проходили мимо избиваемого меня. Потому что в драку, в неравную драку, в смертельно опасную драку бросаются за друга: не за приятеля, не за знакомого, а за друга, без которого нет жизни. Поймите это, взрослые - поймите и позвольте нам дружить - как мы умеем. Дети бывают жестокими, очень жестокими, стаей нападают на одного - но за что? За то, что слишком толстый, за то, что слишком слабый, за то, что не умеет и не хочет драться - за простые и понятные отличия от других. Но бить человека за то, что он 'не такой' национальности - до этого ни один ребёнок не додумается сам. Если дети дерутся 'из-за национальности', значит, над ними 'поработали' взрослые. И таких взрослых надо... у-у-у!.. посылать подальше. Да! Идите вы все... в прошлое - со своими дрязгами - а мы, дети, возьмёмся за руки и пойдём в будущее - вместе.

С такими мыслями покинул Миша квартиру Вадика и неделю не появлялся - не из-за обиды - просто готовился к экзаменам.

Только в выходные пришёл и почувствовал: что-то не так. Чем-то озабочена эта семья - все трое. Какая-то напряжённо-извилистая мысль обвила их, завязала тугим узлом - и развязать этот узел способен только он, Миша. Фантазии?

Нет, не фантазии. Первый вопрос матери Вадика:

- Ты ведь на лето уезжаешь из города?

- Да, - честно ответил Миша, не понимая, к чему она клонит.

- В какое-то дикое место?

- Да, - снова ответил Миша и добавил краткое описание 'дикого места'.

А почему бы и нет?

Выслушав, хозяйка собралась с духом и перешла к делу:

- Возьмёшь Вадика с собой?

Немая сцена. Семья ждёт Мишиного ответа, а Миша гоняется за разбежавшимися мыслями...

.......................................................................................................................................

Ой, извините, извините! Я сейчас, сейчас! Только одну мыслишку пригоню - с другой стороны галактики - и всё - вот вам третье за сегодняшний день:

- Да.

И развязался узел. Все зашевелились, задвигались, задышали свободнее. Миша оправился от шока. Ещё бы: не ерунду предлагают, не горы золота, не все царства мира и всю славу их, а - внимание! - ребёнка! - собственного ребёнка! - единственного, ненаглядного, тщательно оберегаемого сыночка! - милого братика! - мечту всей жизни! - на всё лето! - на целых три месяца!!! Нет, не на три:

- Только на один месяц. После экзаменов.

- Хоть бы и на один, - вздохнула мать Вадика.

Обалдеть! Где её неуклюжая надменность? Где трясучка над любимым сыночком? Что происходит?

- Ты хороший человек, Миша, - подал голос отец Вадика. - Мы тебе доверяем.

Доверяют! Доверяют самое драгоценное, что у них есть! Ему, который и сам ещё ребёнок, ему, недавнему и неблизкому знакомому, а главное - 'чужому'! Слёзы на глазах - от волнения:

- Спасибо! Огромное вам спасибо!

- Погоди, - вновь насторожилась мать Вадика. - Расскажи подробнее.

Подробнее? Пожалуйста. Сколько угодно. Хоть до вечера, хоть всю ночь, хоть до утра.

Но Мишин рассказ то и дело прерывался вопросами:

- Единственный дом? В глухом лесу? И никакого жилья ближе десяти километров?

- Да.

- А в доме - только твой дядя и его жена?

- Да.

- Хорошие люди?

- Очень, очень хорошие! - Миша вложил в эти слова такую детскую, такую обезоруживающую, такую широкоглазую искренность, что даже у самого завзятого скептика не осталось бы никаких сомнений: в единственном лесном доме живут очень, очень хорошие люди.

- Расскажи подробнее.

Конечно-конечно! Только не о сбежавших из дому детях и не о происхождении Леры - а всё остальное - пожалуйста.

- Кто-нибудь ещё там бывает?

- Ребята из посёлка. Но летом они уедут. Многие. Школу закончат и уедут.

- Хулиганы?

- Нет, что вы! Очень, очень хорошие ребята! И потом... в этом месте даже самые отпетые хулиганы становятся прекрасными людьми.

Ну как ещё рассказать о золотом свете? Только так, полунамёком.

- Интересное место, - смешно покрутила головой на толстой шее мать Вадика. - Там точно немногие бывают, - она содрогнулась, как гора во время землетрясения, и с ненавистью посмотрела в окно. - А больше никого?

- Я больше никого не видел, - ответил Миша, честно забыв про Эскапелью как про что-то неотделимое от него самого.

Родители Вадика посмотрели друг на друга и многозначительно кивнули. Миша их понял, и не сдержал полувопроса-полудогадки:

- Вам нужно СПРЯТАТЬ Вадика? Спрятать от злых людей?

Снова немая сцена - только на этот раз хозяевам пришлось погоняться за разбежавшимися мыслями, а Миша наслаждался точным попаданием в цель. Прямо как маленький крылатый бог рода Дорельяно: тихо подкрался, бесшумно прицелился - и - первою же стрелой - в сердце - шух!

- Да, - с явной неохотой признался отец Вадика. - Но, сам понимаешь...

- Понимаю-понимаю, - спешно заверил его Миша, прикрывая ладонью рот. - Ужасный район, на улице хулиганы...

Отец Вадика изобразил снисходительную улыбку, а мать тяжело вздохнула: плохо ты знаешь людей и слишком хорошо о них думаешь - впрочем, это и к лучшему.

- Сможет он там заниматься? - мотнула она головой в сторону сына.

- Астрономией? - по-своему понял Миша её вопрос. - Конечно. Ночи будут светлые, но ничего.

- Не только. Главное - учёба. Проследи, чтобы он регулярно читал учебники и делал задания.

Школьные задания - летом? Обалдеть! Миша ежегодно задвигал эту чушь в ящик бесконечной длины - но сейчас лучше не спорить:

- Конечно. Обязательно. Прослежу.

С закрытыми глазами, - мысленно добавил он.

- Еда? - продолжила расспросы мать Вадика.

- Местная. Экологически чистая, - Миша знал, как разговаривать с занудными взрослыми. - Безо всяких искусственных добавок, минеральных удобрений и геномодифицированных отходов.

- Но мясо? Мясо - без санитарного контроля?

- Мясо? Мы вообще не едим мяса.

- Не едите мяса? - вытаращила глаза беспокойная мамаша. - Но как же? Вадику нельзя без мяса. Ты уж проследи, пожалуйста. Денег мы дадим, - и добавила ещё кое-какие разъяснения по этому вопросу.

Ну дела! Что ей ответить? Что всё будет так, как она сказала? Увы, ничего другого не остаётся. Ради живого, конкретного, 'вот этого' человека можно нарушить любые правила, принципы, законы, мораль. И не только ради человека. Покупал же Володя мясо, когда надо было выхаживать Дору.

- Вода? - прозвучал следующий вопрос.

- Местная. Экологически чистая. Из собственного колодца. Никакой химии. Никаких промышленных стоков.

- Опасности?

- Какие опасности?

- Ну-у... - мать Вадика напрягла свои извилистые складки, пытаясь сообразить, чего она боится. - Волки? Медведи? Бешеные лисы? Ядовитые змеи?

И так серьёзно это было сказано, что Миша едва удержался от хохота.

- Что вы! - с нарочито постным выражением лица произнёс он. - Какие волки? Какие медведи? Лисы? Есть немного, но к дому они не подходят. Змеи? Тоже немного, да и боятся они людей.

- Осы? Клещи? Комары?

- Есть немного, - повторил Миша. - Но люди до сих пор живы.

Мать Вадика повертела в голове тяжёлые жернова, сопоставила степени различных опасностей и вынесла предварительное заключение:

- Ладно. А как со связью?

- С какой связью?

- Ну должна же я... должны же мы быть в курсе, как там наш ребёнок. Мобильный мы ему, конечно, купим, но есть ли там связь?

У-у-у... ...так твою... ...приехали... ... ... ..!

Заныла разбитая губа - но Миша в секунду отыскал простой и убедительный довод:

- Там нет электричества. Нечем заряжать мобильный.

- Нет электричества??? - мать Вадика изобразила на лице запредельную степень удивления: то, что где-то в этом мире НЕТ ЭЛЕКТРИЧЕСТВА, даже не приходило ей в голову.

- Нет, - простодушно развёл руками Миша. - Электричество появилось полтора века назад, а до того... Миллионы лет люди жили без электричества. Короли и императоры жили без электричества. Вот они, - Миша показал рукою на богато разодетых всадников, скачущих по полотну картины, - жили без электричества. Так что Вадик будет в хорошей компании.

Н-да... И что на это ответить?

- А как же звонить?

- Телефоны появились сто лет назад, - разглагольствовал Миша. - А мобильные - совсем недавно. В нашей семье их ни у кого нет.

Мать Вадика в отчаянии посмотрела на мужа, и тот бросил ей спасательный круг:

- Можно звонить со станции.

- Да-да, пусть звонит со станции. Каждый день.

- До станции десять километров, - напомнил Миша.

- Ну и что? Зато я буду спокойна.

- Но мне придётся ходить с ним.

- Ничего страшного.

- Двадцать километров! Каждый день! Пожалейте Вадика! - взмолился Миша.

И меня заодно, - мысленно добавил он.

Мать Вадика задумалась. С одной стороны, ребёнка надо отправить в безопасное место. С другой стороны, в этом безопасном месте нет связи. С третьей стороны, связь есть на станции, до которой при желании дойти можно. С четвёртой стороны, именно эти походы представляют для ребёнка наибольшую, если не единственную, опасность. С пятой стороны... С шестой стороны... С седьмой стороны... А с последней стороны, этот Миша сейчас возьмёт да и откажется брать Вадика на таких условиях, чего допустить ни в коем случае нельзя. Хочешь не хочешь, придётся уступить.

- Ладно. Пусть звонит через день.

- Раз в неделю, - выкатил своё условие Миша.

- Нет.

- Тогда...

- Два раза в неделю.

- Первое время. А потом...

- Ладно, там видно будет.

Вот это да! - с удивлением подумал Миша. - Оказывается, я умею торговаться! Слышал бы меня Славка! Или Оксана... Нет, об этом не надо вспоминать. А вот о чём самое время вспомнить, так это об Аниных уроках декоративно-прикладного лоховодства в домашних условиях.

- Да не переживайте вы за Вадика. Я же за ним следить буду, пылиночки с него сдувать. Он же у вас особенный, таких беречь надо. Вы же посмотрите, кто с ним в классе учится - хулиганьё отпетое. По слогам читают, дважды два не знают, сколько будет. Я уж не говорю о культуре. Нет-нет, Вадика беречь и беречь! Такие люди украшают нашу планету, придают смысл существованию человечества! Спасибо, спасибо, спасибо вам огромное за такого умного, такого разностороннего, такого воспитанного сына! И за доверие мне - отдельное спасибо! Оправдаю на сто... на тысячу процентов!

Родители Вадика разомлели от похвал, а необъятная мамаша похудела на пару слезинок.

- Не беспокойтесь, - закрепился Миша на отвоёванных позициях. - Привезу вам живого, здорового, радостного, отдохнувшего ребёнка.

- Не запустившего учёбу! - напомнила въедливая мамочка.

- Конечно-конечно, - заверил её Миша. - Учёба - это святое! Учёбу никак нельзя запускать! Ни в коем случае! Книжки почитаем, задачки порешаем, язык поучим.

Какой именно язык они собираются учить, Миша уточнять не стал.

- Ну что же, - взял слово отец Вадика, - звучит убедительно. Мы ещё подумаем, всё взвесим и примем окончательное решение. Сам понимаешь... Нет, ты не понимаешь. Будет у тебя ребёнок, тогда поймёшь. А сейчас пообещай, что никому не скажешь о нашем разговоре.

- Совсем-совсем никому?

- Совсем-совсем никому.

- Даже родителям?

- Даже родителям.

- Выходит, я как бы на спецзадании? - улыбнулся Миша. - В секретной командировке? Прямо как...

Нет, про Александра Васильевича лучше не рассказывать: во-первых, долго, во-вторых, сочтут болтуном и, чего доброго, не доверят ребёнка.

- Прямо как агент ноль-ноль-семь, - по-своему понял отец Вадика. - Такая вот игра. Игра под названием жизнь.

- Да, - Миша принял важный и серьёзный вид. - Никому ни слова. Обещаю, - пожал протянутую руку хозяина квартиры и засобирался на выход.

Спускаясь по лестнице, принял решение: ни о чём не думать. Все мысли разогнать: они отдельно - я отдельно. До вечера. Вечером закроюсь у себя в комнате и соберу их обратно. Не раньше. Одну мыслишку всё-таки оставил: Вадик так и не проронил ни слова! Весь разговор вертелся вокруг него, а его самого даже не спросили! Может, он не хочет ехать, как я не хотел ехать в лагерь? Что ж, такова участь ребёнка - быть вещью. Вещью, принадлежащей по праву собственности. Сдал, принял... Впрочем, нет: он хочет, хочет ехать! Ведь это он рассказал родителям, куда я езжу на лето - больше они ни от кого не могли узнать. Милый братишечка! Всё будет хорошо, всё будет, как МЫ хотим - я это чувствую. Ты тоже это чувствуешь? ¡El amor!

Миша гулял по улицам. Хорошо, тепло! Солнышко светит, птички поют, и цветы - белые-белые цветы! Деревья в белых цветах! Яблони, вишни, черёмуха. Ах, как пахнет черёмуха! Встань под дерево и нюхай, нюхай, нюхай - совершенно бесплатно. Люди, чего так смотрите? Становитесь рядом - всем места хватит. Не хотите? Ну как хотите. Рябина. Тоже в цвету, но пахнет... Не как черёмуха. Лучше не останавливаться. Каштаны. Высокие. Не пахнут, но какие красивые! Каждое соцветие - самостоятельное деревце. И листья здоровенные, как лапы динозавров. Южное растение, не очень-то приспособленное к нашему климату. Таволга. Тоже начинает цвести - мелкими белыми цветами. Белые весенние цветы - будто отыгрывается зима за своё поражение. Однако не все весенние цветы белые: золотая мать-и-мачеха уже отцвела, но на её месте - ещё более золотые одуванчики. Много на пустыре одуванчиков! Золотое скопление звёзд! И пахнут - м-м-мёдом! M-m-miel. M-m-me gusta la m-m-miel. (М-м-мёд. М-м-м - обожаю м-м-мёд.) Увы, скоро они разделят участь старших братьев: зрелость, седина, облысение. А потом вырастут новые одуванчики - дети облысевших родителей - и снова украсят пустырь медвяною позолотой. Жизнь продолжается. Возле разрушенного дома зацветает шиповник - дикая северная роза. А за зелёным забором автостоянки - сирень и акация - флаг рода Дорельяно! ¡El amor!

Вечер. Светлый весенний вечер. Быстро поужинать, несколько слов родителям - и в комнату, в комнату, скорее в комнату! Дверь закрыть, окно открыть - пусть доносятся запахи цветов и пение соловья. Посидеть, успокоиться... Пора. Мысли, ко мне!

Мысли потянулись одна за другой. Что движет родителями Вадика? Они чего-то боятся? Но чего? Явно не уличных хулиганов - тут дело серьёзнее. Но лишних вопросов задавать не стоит - а то ещё возьмут и переменят решение. Нет, не переменят! Чует сердце - не переменят! Однако странно: у них наверняка есть хорошие знакомые, готовые принять Вадика. 'Свои', в отличие от Миши. Почему не к ним? А может, именно в этом дело: отправить ребёнка в неожиданное место, в такое место, где его никто не додумается искать? Очень вероятно. И Миша в этом смысле - практически идеальный вариант. 'Чужой', малознакомый, несовершеннолетний, на вид рохля и размазня, неспособный ни на какое зло, но при этом ответственный, серьёзный, любящий Вадика, делом доказавший свою готовность драться за него. И место уединённое, дикое, отрезанное от цивилизации. Есть, конечно, и недостатки - ну а как без них? Ладно, пусть родители думают о сыне, а я подумаю о судьбе. Хитрая она, паршивка - ох, какая хитрая! Ежели чего задумала - обязательно сделает. Законы, правила, установления порушит, а сделает. Самое невероятное случится, если так решила судьба. И наоборот: что кажется неизбежным, почему-то не случается - а вот так повернулось в голове у ветреной девчонки - и все дела. Или у озорного мальчишки с луком и стрелами. Они ведь всегда вместе: где она, там и он. Сладкая парочка: Случай и Судьба. Вот настоящие боги, правящие миром, а не злобный старикашка, пославший сына на мучения к жестоким людям.

Глава 7.

Последняя учебная неделя расставила все точки над i, а также тильдочки и графические ударения.

Славка никуда не едет: родители у него упёртые. Ладно, ещё два года...

Оксана уезжает сразу же после экзаменов, но куда! К Ане!!!

- Мы с ней договорились по телефону. Она как экзамены сдаст, ещё неделю дома будет - только потом уже на море. На эту неделю я к ней и завалюсь. Швейную машинку с собой возьму - у неё и оставлю. Оля как раз хотела швейную машинку - а тут я со своей. Оля? Это же Анина мама, вы чего, забыли? Отличная женщина! Всё понимает. Нет, вы послушайте! В столице у неё есть знакомые, она с ними договорилась, они меня примут. Пожилая семейная пара: дочка от них ушла, маленькая комната свободна. Не, ну платить, конечно, придётся - понятное дело - зато у меня будет крыша над головой и регистрация - всё честь по чести - а с регистрацией я куда угодно поступлю. Вот так. Такое начало столичной жизни. Правда, класс?

- Правда! Класс! - обалдело кивнули Миша и Славка.

- И про вас не забуду. Вы оба мне дороги - каждый по-своему. Так что через два года жильё я вам обеспечу. Какое-никакое.

- Спасибо, Оксаночка!

- Ты самая лучшая!

- Ты наша первопроходица!

- В золотую страну.

- ¡El amor!

- Только так, мальчики. Только вместе. Всегда и везде. ¡El amor...

- ...sin celos ni odio!

Три руки соединились под люстрой.

А ведь и мне надо с Аней договориться, - подумал Миша, - уже конкретно по поводу приезда. И с родителями - самое главное, с родителями. Можно, конечно, им ничего не говорить: просто купить билет до Аниного города на один из дней середины лета, за день до того вернуться от Володи, завезти Вадика к его родителям, переночевать у них, если позволят, потом опять на вокзал - и вперёд. А в конце лета вернуться - будто бы от Володи - и никто ничего не узнает. Нет, лучше сказать. Хотя бы для того чтобы вытрясти из них деньги на билеты. Не у Славки же просить.

Родители, как ни странно, даже обрадовались. Чем в лесу с подозрительным дядюшкой, лучше в городе с хорошей девочкой. Пусть даже и в другом городе. По поводу денег на билеты всё-таки прошлись: ага, не можешь без нас! Да могу, могу. Без вас бы я давно нашёл себе работу. В общем, выстрадал и деньги, и разрешение на поездку. А с Аней по телефону договорился в два счёта. Она так обрадовалась, так обрадовалась!

Экзамены тоже оказались нестрашными - даже Оксана сдала их без особого напряжения. Миша и Славка - подавно. Случай и Судьба надолго повернули к ним улыбчивые детские мордашки.

В один из промежутков между экзаменами Миша съездил на вокзал и купил билет до Аниного города. За полтора месяца до поездки - самый ранний срок. Потом может быть поздно: летом железнодорожные билеты нарасхват. Это Оксана предупредила. Свои билеты она тоже покупала заранее: один - до Аниного города, другой - оттуда до столицы.

Наконец-то в руках новенькие аттестаты! У Миши и у Славки ещё не окончательные, а у Оксаны - всё. Прощай, школа! Сто лет бы тебя не видеть!

'Прощай, шалава! Сто лет бы тебя не видеть!' - эта надпись просвечивала сквозь натянутую улыбку классной руководительницы во время вручения аттестата Оксане. Оксана всё поняла и поступила мудро: взяла себе только аттестат, а надпись с ответной улыбкою вернула чёртовой мегере обратно. Та позеленела от злости, но ответить не успела: подходила очередь следующего ученика.

Устроить бы вечеринку, да нельзя: дома у Оксаны родители. А на следующий день она уезжает. Ничего, так посидели, музыку послушали, потанцевали. Собрали вещи в дорогу. Ну и поговорили, конечно - немного: все слова уже сто раз были сказаны. Грустно, очень грустно. Расставаться с любимым человеком - даже не навсегда - очень грустно.

- Идите, мальчики. Завтра ещё встретимся. До поезда меня проводите, барахло дотащите. Идите. Всё будет хорошо.

Миша вынул из кармана пару ключей, связанных золотою ленточкой, и положил Оксане на стол. Славка поступил так же.

Кое-что и она им отдала: короткие золотые плащи, книги, тетрадки, кассеты, плеер и большой флаг рода Дорельяно. Всё, кроме Славкиного плаща, Миша взял себе с намерением отвезти к Володе. Ничего не забыли? Ничего. Значит, можно расходиться по домам.

Поезд Оксаны отправлялся во второй половине следующего дня. За полтора часа до того собрались вместе, в последний раз осмотрели гостеприимную квартиру, всё потрогали, покрутили, погладили - в последний раз - взяли собранные вещи: Миша - тяжёлый рюкзак и швейную машинку, Славка - огромную 'челночную' сумку в синюю клетку. Бывшую школьную сумку Оксана повесила на себя.

- Ну вот и всё. Adiós, mi casa, adiós, mi piso. (Прощай, мой дом, прощай, квартира.) Выходите, мальчики.

Нагруженные Миша и Славка по очереди переступили порог. Оксана вышла последней, достала ключи - но вместо того чтобы запереть дверь, швырнула их, как гранату, в глубину родительской комнаты - а дверь - просто захлопнула - ба-бах! Миша и Славка вздрогнули вместе с домом.

- ¡La puente ha estallado! (Мост взорван!) - вызывающе бросила Оксана.

- Ты и с родителями так попрощалась? - вытаращил глаза Миша.

- Я с ними вообще не прощалась! - ещё более вызывающе ответила Оксана. - Пропади они пропадом! Надеюсь, никогда их больше не увижу!

- Счастливая, - завистливо вздохнул Славка.

- Пора, - напомнила Оксана.

И двинулись: по лестнице вниз, из подъезда на трамвайную остановку, дождались трамвая, доехали до вокзала, добрались до поезда. Нет ещё поезда, значит, время есть. Можно опустить вещи на растрескавшийся асфальт, постоять на тёплом солнышке, переброситься последними словами. Тут-то Славка и преподнёс Оксане сюрприз.

- Слушай, - сказал он. - Это для тебя. И ты, Миша, послушай:

У Оксаны очи печальные,
У Оксаны облачный взгляд,
У Оксаны слёзы хрустальные
На ресницах длинных блестят.

У Оксаны борозды просятся
Исчертить надбровье и нос,
У Оксаны волосы с проседью,
Как узоры зимних берёз.

У Оксаны губы поджатые:
Сторожат секреты они,
У Оксаны брови разлатые,
Точно крылья птицы-любви.

У Оксаны гладкими сферами
Затаились льдинки белков,
У Оксаны радужки серые
Окружают бездны зрачков.

У Оксаны искры янтарные
Оживляют взгляд иногда,
У Оксаны родинки парные,
Что в ночи двойная звезда.

У Оксаны впалые, бледные
Утопают щёки в тени,
У Оксаны еле заметные
Между них улыбок огни.

У Оксаны маска смущённая
На лице, как тяжкий замок,
У Оксаны шейка точёная
Наклоняет голову вбок.

У Оксаны плечи изящные,
Лишь погладишь - сердце замрёт.
У Оксаны пальцы манящие
Целовать их ночь напролёт.

У Оксаны руки упругие:
Не хватай - обнимет сама,
У Оксаны груди округлые
Моментально сводят с ума.

У Оксаны ноги, прошедшие
Сотни вёрст навстречу судьбе,
У Оксаны бёдра, нашедшие
Приключений кучу себе.

У Оксаны тонкая талия,
А живот широк и шелков,
У Оксаны самое тайное...
Нет ни сил, ни мыслей, ни слов...

У Оксаны внешность неясная:
Все ругают - мне хороша,
У Оксаны тело прекрасное,
Но ещё прекрасней душа.

У Оксаны скрыты под маскою
Золотые звёзды небес,
У Оксаны искренней ласкою
Так легко достать их из бездн.

У Оксаны тайны священные
Так легко с добром разгадать,
У Оксаны клады бесценные:
Забирай, коль сможешь забрать.

У Оксаны двери не заперты:
Открывай, коль хочешь войти,
У Оксаны шансы внезапные
Возникают там на пути.

У Оксаны тесты несложные:
Докажи, что честен и смел,
У Оксаны мысли тревожные
Улетают в дальний предел.

У Оксаны страхи нестрашные:
Приласкай - растают, как сны,
У Оксаны кошки домашние
Из пантер выходят лесных.

У Оксаны жесты волшебные
Усмиряют глупое зло,
У Оксаны песни душевные
Разливают свет и тепло.

У Оксаны куча способностей:
Танцевать умеет и стричь,
У Оксаны всё до подробностей
Есть желанье в мире постичь.

У Оксаны шить получается
И учить любимый язык,
У Оксаны жизнь продвигается
К ясной цели, вдаль, напрямик.

У Оксаны цель превосходная -
Поселиться в светлой стране,
У Оксаны цель благородная -
В том помочь и Мише, и мне.

У Оксаны вечно стремление
Помогать любимым своим,
У Оксаны есть настроение
Отдавать все силы другим.

У Оксаны в сердце пометочка:
На добро - стократный ответ,
У Оксаны каждая клеточка
Излучает внутренний свет.

У Оксаны право законное -
Быть воспетой в песне любой,
У Оксаны сердце бездонное
Непрестанно дарит любовь.

И, конечно, много желающих
Получить таинственный дар,
Загребущих и полагающих,
Что любовь - дешёвый товар.

Эти люди стали злотворными,
В темноте невинность губя,
Эти люди 'дырами чёрными'
Всё вобрать стремятся в себя.

Эти люди ханжески-лживые:
Ночью слюни - утром мораль,
Эти люди просто фальшивые -
Их Оксане искренне жаль.

Потому что этих вредителей,
Что живут незнамо зачем,
Не любили в детстве родители,
Не ласкали, видно, совсем.

Я и сам с такими пороками,
Я и сам таким же мог быть,
Но на зависть миру жестокому
Научился крепко любить.

И пускай людьми обделёнными
Растлена Оксана давно,
Но смотреть глазами влюблёнными
На неё лишь мне суждено.

Только мне дано открываться ей,
Как светилу ласковым днём,
Только мне дано любоваться ей,
Как звездой на небе ночном.

Только мне она открывается,
Разрывая все облака,
Только мне она улыбается,
Как звезда - светла, высока.

Только ей дано откровение,
Как войти в мою темноту,
Только мне дано вдохновение
Воспевать её красоту.

Воспевать её дифирамбами,
Кружева хорейные ткать
И поэм шелковыми ямбами
Все дороги ей устилать.

Серенады звучные складывать,
Сегидилий бусы тянуть
И груэсой этой порадовать,
Провожая в радостный путь.

Для моей звезды-Дорельяночки,
Лучезарного божества,
Для родной, любимой Оксаночки
Написал я эти слова.

- Слава, - только и выговорила Оксана. - Слава, - бросилась ему на шею, прижалась, уткнулась котёнком: - Славочка, - и растворились в океане объятий, поцелуев и слёз...

.......................................................................................................................................

Миша не мешал влюблённым. Миша стоял в стороне и всматривался вдаль, откуда с минуты на минуту должен был показаться поезд. И тот показался - маленькой зелёной гусеницей, растущей от поедания рельсов.

- Пора, - Миша сказал это тихо, но Славка и Оксана услышали его.

- Пора?

- Всё?

Разорвали объятия, вытерли заплаканные глаза, повернулись.

- Нет, не всё, - Миша сунул руку в карман и достал тетрадный листочек: - Вот, Оксана. Не успел я написать тебе ещё одного посвящения - с Вадиком завозился, экзамены, всё такое - только добавление к тому, старому. Слушай:

Полтора знаменательных года
Мы плывём всем проблемам назло.
И величие нашего рода
Многократно с тех пор возросло.

Нас бросали в глубокие ямы,
Нас терзали и били ремнём -
Мы от этого стали упрямы
И с пути никогда не свернём.

Океан без конца и без края
Порождает смятенье в груди,
Но мы помним, мы верим, мы знаем:
Золотая страна - впереди.

И однажды на берег песчаный,
Светом солнечным залитый сплошь,
Мы сойдём за тобою, Оксана,
Потому что ты первой сойдёшь.

Потому что ты нам предложила
Поселиться в стране золотой,
Потому что ты нас подружила
И сплотила единой мечтой.

Потому что вести нас ты вправе,
Потому что ты наша звезда,
Потому что любимому Славе
Ты ответила нежное: 'Да.'

Он тебе - за страданья награда,
Ты - спасительный свет для него,
Никакого другого не надо:
Твой любимый - превыше всего.

Я ваш сын - и отныне нас трое,
Наши планы совсем неплохи:
И дворец мы все вместе построим,
И все вместе напишем стихи.

Мы напишем стихи превосходно
На своём золотом языке:
Там слова по-другому, свободно
Размещаются в каждой строке.

Чтобы рифм не гремели подковы,
Не стеснял неизменный размер,
Чтобы вместо 'любови' и 'крови'
Рифмовались 'querer' и 'mujer'. ('любовь' и 'женщина')

И рассказы напишем мы сами,
И красивое снимем кино,
Чтобы радость доставить Оксане,
Ну а с ней и себе заодно.

Как брильянт посредине оправы,
Как свеча посредине стола,
Ты, Оксана, в сиянии Славы
Долгожданное счастье нашла.

- Миша! - Оксана просияла от запредельного счастья. - Мишенька! Сыночек! - и теперь уже с ним расцеловалась - а чего: все свои - никакой ревности.

Приближение поезда заставило разорвать объятия.

- Ну, ребята, - Оксана отступила на пару шагов, чтобы лучше видеть обоих мальчиков, - теперь у меня точно всё получится. Землю грызть буду, за любые выступы когтями цепляться - но я это сделаю! И через два года мы будем вместе - в столице! А потом - в золотую страну! И ещё, Слава. Что бы ни случилось, как бы ни повернулось - но не любой ценой... Понимаешь? По лёгкому пути не пойду. Пусть лучше когти обломаю и в лепёшку разобьюсь. Ты у меня единственный - с того дня и навсегда.

- Не сомневаюсь, Оксана, - очень серьёзно произнёс Славка.

- Пора, - снова напомнил Миша.

Поезд уже стоял у платформы и принимал первых пассажиров. Пришлось немного пройти до нужного вагона. Оксана предъявила билет и паспорт - и получила разрешение на вход. Миша и Славка, нагруженные тяжёлыми вещами - тоже. Через тамбур и узенький коридор протиснулись до Оксаниного места. Место оказалось нижним.

- Я нарочно так покупала, - объяснила Оксана. - Наверху, конечно, приятнее - но когда столько вещей, внизу спокойнее. Ночью их из-под меня никто не вытащит. Загружайте.

Миша приподнял передний край Оксаниной полки, а более сильный Славка поочерёдно поместил в багажный ящик швейную машинку, рюкзак и клетчатую 'челночную' сумку. Бывшую школьную сумку с документами и деньгами Оксана оставила на плече.

За дальнейшую судьбу вещей ребята не беспокоились. Они уже знали, что в Анином городе Оксану встретит Александр Васильевич, для которого тяжести - что снежинки на ветру. Бо´льшая часть вещей так и останется у Ани - в столицу Оксана поедет почти налегке. А дальше... Что будет дальше?

- Что будет, то будет, - ответила Оксана на эти невысказанные мысли. - А чего не будет, того не будет. Всё, ребята, хватит грустить, давайте прощаться.

Дабы не мешать прибывающим пассажирам, все трое переместились в тамбур и вжались в дальний угол. Тетрадные листочки с новыми стихами перекочевали в Оксанину сумку. Настала очередь прощальных поцелуев - теперь уже спокойных, без волнений и слёз. Радио попросило провожающих выйти из вагонов. Миша и Славка в последний раз глянули на Оксану, навеки запечатлели в памяти любимый образ, повернулись и вышли - одновременно - раз!

- ¡No miréis atrás! (Не оглядывайтесь!) - полетел им в спину последний крик Оксаны.

Они знали, что она это крикнет.

Щель между вагоном и платформой - и снова растрескавшийся асфальт. Снова солнечный день - но уже без Оксаны.

Миша и Славка не стали дожидаться отправления поезда, не стали подходить к окну, махать руками, шагать вослед, как это делают многие провожающие - зачем? Несколько минут уже ничего не решат: что должно было случиться, то и случилось. Разве не об этом велись разговоры целый учебный год? Разве кто-нибудь отменял закон жизни: рождённые умирают... чтобы родиться вновь? А встретившиеся расстаются... чтобы встретиться вновь? Да, именно для этого. И нечего распускать сопли - надо взять себя в руки и ждать.

- Ждать, - задумчиво произнёс Миша. - Теперь и ты, Слава, узнаешь, что это такое - ждать.

- Теперь и я узнаю, - в тон ему ответил Славка. - Теперь мы совсем одинаковы.

- ¡El amor!

Взялись за руки и пошли - до самого вокзала. Сели в трамвай и доехали до своей остановки.

- А пошли к тебе? - предложил Миша. - Посидим, поговорим, стихи последние в Интернет выложим.

- Я уже выложил, - признался Славка. - Но пойдём, конечно, пойдём.

Дома у Славки Миша первым делом включил компьютер, набрал, сохранил, распечатал, выложил на свою страничку - не отдельным произведением, а в виде дополнения к старому посвящению Оксане.

- Вот. Всё так и будет - как я написал.

- Не сомневаюсь, - хмуро ответил Славка.

- Значит, всё хорошо?

- Да, конечно.

- И не нужно грустить?

- Не нужно, - кисло улыбнулся Славка.

- Жизнь продолжается?

- Продолжается!

- И мы с тобой - счастливые-пресчастливые?

- Да-а-а!!! - Славка сграбастал Мишу в охапку и закружил по комнате: - Мишка-а-а!!! Что бы я без тебя дела-а-ал? Умеешь ты найти нужные слова!

- Умею! - блаженно улыбался Миша. - Я всё умею. Отпусти только, а то раздавишь. Давай просто посидим.

- Давай, - Славка выпустил Мишу из объятий, оба уселись на диван вплотную друг к другу, руки положили на плечи, головами соприкоснулись - и замолчали. Это же так приятно - просто посидеть и помолчать, ощущая близкое родство, дружеское прикосновение, вспомнить историю взаимоотношений. А въедливые ханжи, привыкшие во всём видеть грязь, могут отвернуться...

.......................................................................................................................................

Долго просидели в обнимку - может, час, может, полтора.

- Завтра и Аня с Оксаной так же обнимутся, - нарушил молчание Миша. - И поцелуются. Они девочки, им можно. А нам с тобой и так хорошо.

- Конечно, - согласился Славка и ещё теснее прижался к единственному другу, обретённому такой дорогой ценой...

.......................................................................................................................................

- Скоро вернутся твои родители, - через некоторое время напомнил Миша, - да и мои тоже. Послезавтра я уезжаю к Володе, а завтра хочу побыть один, привести в порядок разбежавшиеся мысли. Так что давай и с тобой попрощаемся - до осени.

- До осени, - золотой улыбкою ответил Славка.

- Жаль, что тебя со мной не отпустят.

- Переживу. Счастливо тебе, Миша.

- Счастливо тебе, Слава. Увидимся.

- Обязательно. Пока.

- Пока.

Миша вернулся домой, закрылся у себя в комнате, плюхнулся на диван и уснул - не раздеваясь и не дожидаясь: ни захода солнца, ни возвращения родителей.

Следующий день Миша посвятил одиноким прогулкам по городу. Столько всего уже сделано - и столько ещё предстоит сделать! Позади учебный год, экзамены, расставание с Оксаной, расставание со Славкой - впереди поездка к Володе, причём с Вадиком - неожиданное приятное осложнение. А потом, через месяц - к Ане. А потом... Надо же, сколько событий - голова кругом идёт! Всё круче и круче забирает продолжающаяся жизнь... Ф-фу!

Что-то защекотало в носу. Миша вынырнул из океана мыслей и вернулся в реальный мир. Пушинка. Ещё одна. И ещё... Тысячи пушинок в неподвижном воздухе. Тополиный пух! Бархатный летний снег! Тонкими простынями на газонах, свалявшимися хлопьями под ногами. Кое-где опавшие серёжки - белые, взъерошенные, лохматые. Миша давно не видел тополиного пуха. В последние годы он уезжал из города до начала пухового сезона, а в лесу у Володи не было тополей. А в этом году задержался на экзамены и увидел недолговечную красоту белолетья. Красоту...

Миша поймал себя на мысли, что в последние недели не замечал красоты окружающего мира. Видел и не замечал. А потом смотрел и не видел. А потом уже и не смотрел... Жизнь продолжалась, но проходила мимо. Почему? Потому что дела, дела, дела... Прямо как у взрослых. Вон они, взрослые - бегут, бегут, бегут - а куда? зачем? Не нужна им красота, и тополиный пух не нужен - только набивается в нос и отвлекает от дел. И я становлюсь таким же. Вот, значит, как это происходит: постепенное притупление чувств - ослепление, окаменение, омертвение - сужение поля зрения - зашоренность, зацикленность, закольцованность - дела, дела, дела - карьера, carreras, бег по кругу - без цели, без смысла, без остановки... Не хочу взрослеть! Не хочу, не хочу, не хочу! Хочу смотреть, хочу видеть, хочу замечать - хочу радоваться каждому лучику, каждому листику, каждой пушинке! Хочу быть живым человеком, а не каменным гостем!

Вечером позвонила Оксана. Она ещё утром добралась до Аниной квартиры - встреча, поцелуи, объятия, всё такое - потом позвонила Славке, теперь вот - Мише:

- Привет! Я уже доехала. Всё в порядке. Даю Аню.

- Мишка! Привет! Ой, как я рада, как я рада! Ксюшка со мной - даже не верится!

- С тобой, с тобой, - вклинилась Оксана.

Послышалось девичье хихиканье: похоже, обе подружки расположились вплотную, лицом к лицу, а трубку держали между собою так, чтобы иметь возможность и слышать, и говорить. Спикерфона на Анином телефоне не было.

- Мишка! Ты-то как?

- Нормально. Экзамены сдал, Оксану проводил, завтра еду к Володе.

- Понятно. У меня тоже всё хорошо. Экзамены сдала, Оксану встретила, через неделю еду на море. А в середине лета жду тебя.

- Жди, Анечка, жди. Уже скоро.

- Жду, Мишенька, жду. Сколько бы ни пришлось ждать.

- Ты чего, Анечка? Всё хорошо. Билет уже куплен.

- Расскажи ему, расскажи, - неподалёку от трубки зашептала Оксана.

- Не, лучше ты, - таким же шёпотом ответила Аня.

- Миша, - в трубку заговорила Оксана. - Я тут уже со всеми познакомилась: с Аниным папой, с бабушкой, с мамой Олей... Меня приняли как родную! И ни о чём... ни о каких... даже не вспомнили! - послышались рыдания и лёгкий поцелуй. - А потом, - Оксана вновь заговорила без слёз, - мы закрылись в Аниной комнате... Я потребовала, чтобы она отхлестала меня по щекам, оттаскала за волосы и исцарапала ногтями... Как вы со Славой... Я тогда ничего не понимала, а теперь поняла. Прости меня, Миша, что на вас накинулась - я была неправа.

- Что ты, Оксаночка! Ты хорошая, любимая!

- Спасибо, Миша. Желаю тебе поскорее встретиться с Аней...

- ...и не забыть про Эскапелью, - перехватив трубку, добавила та.

- Девочки! Неужели я и про НЕЁ начинаю забывать? Чёртовы экзамены, проклятое взросление!

- Не ругайся, Миша. Всё будет хорошо.

- Да, всё будет хорошо. Когда-нибудь мы все будем вместе - в золотой стране.

- Только так.

- Всенепременно.

- А пока прощаемся?

- Прощаемся. До свидания, Миша.

- До свидания, Миша.

- До свидания, Анечка. До свидания, Оксаночка. ¡El amor...

- ...sin celos...

- ...ni odio!

Наступил день отъезда к Володе. Вернее, это Миша сказал родителям, что едет к Володе - как всегда - на самом деле всё обстояло сложнее, но этого родителям знать не полагалось. Конечно, не обошлось без недовольства, упрёков и оскорблений - такая вот плата за свободу - ну что поделаешь? Дошло до сбора вещей. Как же не хотелось Мише тащить этот тяжёлый рюкзак! - и ведь легко бы мог воспротивиться - но нет: родители должны быть уверены, что всё идёт как всегда. Незаметно подложил нужные вещи: большой флаг рода Дорельяно, Оксанино изделие из золотой ткани, книги, тетрадки, кассеты, плеер, распечатки стихов, девичьи записки, прядки волос, осколок зелёного стекла. А сверху, как всегда - бутерброды с колбасой и бутылку минеральной воды. Несколько формальных слов на прощание, злобное ворчание в ответ, перешагивание порога, дверобабах и всё - свобода. Свобода. Свобода! Сво-бо-да-а-а!!! ¡¡¡La li-ber-ta-a-ad!!!

Подгоняемый тяжестью рюкзака, Миша сбежал по лестнице - очень уж хотелось побыстрее слинять из родительской зоны доступа - вышел из подъезда - и тут ему перебежал дорогу маленький чёрный котёнок. Перебежал и уселся в стороне: лапки поджаты, ушки торчком, зелёные глаза следят неотрывно.

- Ты сын Лучика? - догадался Миша. - Или дочка? А где он сам? И где твоя мама?

Но котёнок не понял этих вопросов, а когда Миша сделал шаг в его направлении, вскочил, подпрыгнул и скрылся в вентиляционном отверстии подвала.

Кто-то уже успел тебя напугать, - с горечью подумал Миша и двинулся на остановку трамвая.

Трамвай подошёл минут через пять, довёз Мишу до вокзала - вот тут-то и начались отступления от привычных ежегодных действий. Миша подошёл к кассе, дождался своей очереди, сделал вид, что покупает билет, но в последнюю секунду отскочил от окошечка к радостному изумлению стоящей позади необъятной тётки. Затем, якобы в ожидании поезда, посидел на скамейке вместе с другими ожидающими. А когда поезд наконец подали, вместе со всеми двинулся на посадку - однако по дороге выскользнул из толпы, кружным путём вернулся на вокзальную площадь, вскочил в очень кстати подошедший трамвай и поехал обратно, в сторону дома. Не доезжая двух остановок, вышел, углубился в лабиринт переулков, проездов, дворов и в конце концов очутился перед бывшим домом Анны Владимировны - нынешним домом Вадика. Огляделся, вошёл, поднялся на лифте, позвонил в квартиру. Дверь открыл отец Вадика. Молча впустил Мишу и тут же тихонечко, без стука закрыл обе двери. Только тогда спросил:

- Ну как? Всё, как договаривались?

- Так точно, сэр! - шутливо отрапортовал Миша. - Да вы не сомневайтесь, - добавил он уже серьёзно. - Я же всё понимаю.

Тут и мать Вадика показалась в прихожей, и сам Вадик вынырнул из-за её широкой спины. Поздоровались. Миша снял рюкзак и поставил его в угол. Затем снял ботинки и прошёл в комнату вслед за хозяевами. Расселись на стулья и на диван.

- Значит, всё как договаривались? - переспросил отец Вадика.

- Всё как договаривались, - успокоил его Миша.

- Хорошо, - облегчённо вздохнул тот.

- Поесть хочешь? - мать Вадика перешла пределы своей обычной благодарности.

- Нет, спасибо, - отказался Миша. - Попозже. Я дома поел перед выходом, - объяснил он причину своего отказа. - Кстати, мне тут еды положили - можно её в холодильник?

- Можно, конечно, можно. Вадик, сыночек, иди, помоги.

Миша вернулся в прихожую, развязал рюкзак, вынул бутылку с водой и пакет с бутербродами, вручил это всё подошедшему Вадику, тот потопал на кухню, а Миша с рюкзаком - в комнату Вадика, где им обоим предстояло жить до завтрашнего утра.

Потом родители Вадика принялись инструктировать Мишу - в последний раз: что, как, в какое время... Миша слушал вполуха и рассеянно кивал: выполнить все инструкции было невозможно - не стоило и голову забивать. Наконец отпустили душу на покаяние, а тело - в комнату сына. Ура! Можно пообщаться с 'братиком' один на один.

- Привет!

- Ну как, готов?

- Даже не верится!

- А ты поверь. Всё будет хорошо.

- Посмотрим.

- Ну ты и скептик! - Миша потрепал Вадика по волосам. - Я старше тебя, и то верю. Ладно, давай, рассказывай...

И начались разговоры: про школу, про экзамены, про задания на лето... Пришло время обедать. Мишу накормили, напоили чаем, услышали слова благодарности - обстановка разрядилась, сделалась спокойнее, непринуждённее. Убрали со стола, помыли посуду, начали собирать Вадика. Миша тоже участвовал в сборах. Выложил из своего рюкзака ненужные вещи, упаковал в большой полиэтиленовый пакет и оставил его в комнате Вадика. Не поедет это барахло к Володе - будет ждать Мишиного возвращения здесь. Рюкзак существенно полегчал - увы, ненадолго: место Мишиных вещей заняли вещи Вадика. Ненужные, разумеется - однако поди объясни это родителям. И если бы только одежда - но ведь ещё и учебники, тетрадки, книги по астрономии... Какой кошмар! И в довершение всего - телескоп со штативом. О-о-о-о-о!

- Ничего, ничего, - издевательски приговаривал Вадик. - Завтра они ещё еды положат.

Представляю, сколько будет этой еды, - обречённо закатывал глаза Миша.

- Ничего, ничего, - продолжал 'успокаивать' его Вадик. - Ты большой и сильный.

Миша посмотрел на себя в зеркало. Слова 'младшего братика' нимало не соответствовали действительности.

После окончания сборов ребят опять оставили в покое. Тут Миша и отыгрался: посадил Вадика перед собой и начал инструктировать: что, как, в какое время... Однако его инструкции оказались интересными - очень интересными, удивительными и непривычными. Вадик слушал внимательно, затаив дыхание и приоткрыв рот. Задать лишние вопросы он так и не решился. Вопрос в конце концов задал Миша:

- Надеюсь, они меня не слышали?

- Нет, - понимающе улыбнулся Вадик. - Папа в Интернете, мама еду готовит.

Из кухни доносились композиции аппетитных запахов - доказательство его правоты.

Вечером поужинали, посмотрели телевизор, пустили Вадика в Интернет - пообщаться на астрономических форумах - впрочем, ненадолго: утром рано вставать. Мише постелили на полу, рядом с тахтою Вадика. Ничего, это же на одну ночь. А вот уснуть никак не удавалось: светлый вечер, непривычная обстановка, лёгкое волнение, рядом 'братишка'. Тянуло поболтать, но не стоило, а то ещё передумают.

Уснул за полночь, а разбужен был ни свет ни заря. Ехать предстояло самым ранним поездом. Умылись, оделись, перекусили, начали упаковывать еду: здоровенный кусок запечённой говядины, жареную курицу, котлеты, варёные яйца, оладьи, пирог... Хотели положить ещё варёной картошки и свежих овощей, но тут уже Миша упёрся: нет. Всё это есть на месте. Уговорил. Отступили. Но и оставшаяся еда не лезла в рюкзак - даже при условии, что телескоп со штативом надо было нести отдельно, в руках. Ради наглядной демонстрации Миша навьючил рюкзак на себя - о-о-о-о-о! - согнулся пополам - в одну руку взял коробку с телескопом, в другую - со штативом, кое-как повернул голову, жалобно посмотрел на родителей Вадика и задушенно прошептал:

- Десять километров. По лесу.

Родители Вадика глянули и поняли: не дойдёт. Свалится на полпути - кто тогда будет сопровождать их ненаглядного ребёночка? Скрепя сердце позволили выложить из рюкзака часть вещей, а потом и вовсе совершили подвиг: извлекли откуда-то маленький рюкзачок, сложили туда половину еды и надели рюкзачок на сына. Однако вторую половину еды, а также свои бутерброды и воду Миша должен был нести сам. Отец Вадика достал бумажник, вынул несколько крупных купюр, пересчитал и протянул Мише:

- Вот. Отчёта не требую. Привези мне сына живым и здоровым.

- Привезу, - серьёзно пообещал Миша. - Я же с детства мечтал, чтобы у меня был маленький братик, чтобы я мог о нём заботиться, оберегать его, защищать. Спасибо вам за такую возможность.

- Ну, смотри, - присоединилась мать Вадика. - Самое дорогое тебе доверяю.

- Спасибо за доверие, - ещё раз поблагодарил Миша. - Оправдаю на все сто.

Впрочем, его уже не слушали. Мать Вадика со слезами обхватила сына и буквально утопила его в мягких волнах своих огромных жировых складок. Отец спокойно посмотрел на часы, засёк время и ровно через пять минут прервал эту душещипательную сцену. Миша и Вадик обулись, надели на себя рюкзаки, взяли коробки, после чего были выпущены из квартиры. Дверь за ними закрылась - тихо, как и вчера. Спустились на лифте и - дворами, проездами, переулками - добрались до остановки трамвая, на которой выходил Миша сутки назад. Быстренько доехали до вокзала, взяли билеты, в укромном уголке дождались поезда и вместе с другими пассажирами двинулись на посадку. Немного было пассажиров ранним утром второго выходного дня. Солнце только-только выбралось из-за горизонта: высокие дома позволяли видеть лишь золотые отражения в бесчисленных чешуйках стёкол. Небо потихоньку окрашивалось лазурью наступающего дня. Воздух ещё хранил в себе остатки ночной прохлады, но уже наполнялся светом новых желаний, надежд и перспектив.

Миша и Вадик вошли в вагон. Свободных мест было предостаточно. Выбрали самые лучшие: посередине, с теневой стороны, у окна, лицом по ходу движения. Загрузили рюкзаки и коробки на багажную полку, сели, расслабились.

- Свобода, Вадька, - потянулся на сидении Миша. - Свобода.

- Свобода? - повернулся к нему Вадик.

- Свобода, братишка, свобода. La libertad. Какое сладкое слово! ¡Qué dulce palabra!

- Здорово! - восхитился Вадик словами золотого языка. - Muy bien. Estupendo. (Очень хорошо. Замечательно.)

- Sí, amigo, (Конечно, дружище.) - с улыбкою ответил Миша.

Поезд принял в себя всех желающих, закрыл двери и отправился в путь. Путь к свободе.

- Vamos, hermanito, (Едем, братишка.) - удовлетворённо заметил Миша.

- Что значит hermanito? - поинтересовался Вадик.

- Hermano - 'брат', - объяснил Миша. - А hermanito - 'братишка'. ¿Entiendes? (Понимаешь?)

- Entiendo, (Понимаю.) - ответил Вадик. - Tú eres mi hermano y yo soy tu hermanito. (Ты мой брат, а я твой братишка.)

- Sí, (Да.) - кивнул Миша.

- И ты будешь меня защищать? - перешёл Вадик на родной язык.

- Да, я буду тебя защищать, - Миша положил ему руку на плечо и притянул к себе.

- Ты большой и сильный, - с восхищением посмотрел на него Вадик.

- Какое там, - махнул Миша другой рукой.

- Ты большой и сильный, - стоял на своём Вадик.

- Да? Ты и правда так считаешь? - заглянул Миша в его асейтуновые глаза.

- Ты большой и сильный, - в третий раз повторил Вадик.

- Ладно, пусть так, - не стал спорить Миша, выпрямил спину и выпятил неширокую грудь. - Я большой и сильный. Я твой брат, а ты мой братишка. Я буду тебя защищать.

- Вот это другое дело, - прижался к нему Вадик.

А поезд проскрежетал и протряс многочисленные стрелки вокзальных путей - и теперь, набирая скорость, выходил на прямую дорогу - дорогу к свободе, счастью и любви.

Оставить комментарий © Copyright Щербаков Владимир Юрьевич (vsc66@mail.ru) Размещен: 16/02/2011, изменен: 22/07/2022. 252k. Статистика. Роман: Проза, Фантастика Эскапелья Дорельяно Скачать FB2		Ваша оценка:

Щербаков Владимир Юрьевич : другие произведения.

Эскапелья Дорельяно (Часть шестая)