Щербаков Владимир Юрьевич. Эскапелья Дорельяно (Часть седьмая)

Эскапелья Дорельяно (Escapella de Aureliano)

Часть седьмая (Séptima parte)

Глава 1.

Старая дорога умирала в объятиях леса. Когда-то её проложили люди, объединённые стремлением к великой цели, но потом великая цель оказалась никому не нужной, стремление к ней - напрасным, а объединение - насильственным. Каждый озаботился своими проблемами, страна покрылась трещинами, барьерами, границами, а общие творения стали раскалываться на куски. Теснимая и уничтожаемая природа, привыкшая проигрывать в схватке с человеком, долго не решалась перейти в контрнаступление - но вот, наконец, решилась. Маленькие прутики, торчавшие у дороги, выросли в деревца, запускающие корни в новые и новые сантиметры обочин. Ветки захватывали пространство наверху, а снизу, между остатками асфальта и щебёнки, пробивались ростки подорожника, лапчатки и муравы. Лес постепенно залечивал рану, вытесняя чужое, инородное, человеческое.

Мишу лес не вытеснял. Миша был чужим среди людей, а в лесу чувствовал себя как дома. Здесь его любили и понимали. Любили цветы, травы, деревья, любили птицы, насекомые, звери, любили земля, небо, солнце, любила Вселенная. Шагая по дороге, Миша мысленно ласкал каждую травиночку, каждую веточку, каждую чешуйку коры. Звёздочки лютиков улыбались ему, а он не мог им ответить: тяжёлый рюкзак за спиной и две коробки в руках к улыбкам не располагали. Вадик то и дело отставал, спотыкался и ныл: то попить ему, то поесть, то присесть... Вот уж кто был тут чужим, однако лес не вытеснял его, а лишь устроил проверку. Проверки этой Вадик не выдерживал. Миша отдал ему бутылку с водой и пакет с бутербродами - так и самому легче, и нытья поменьше - а отдыхать останавливался неохотно. Из города они выехали на рассвете, а нынче дело шло к полудню, становилось жарче и жарче, следовало как можно быстрее добраться до 'малой' дороги: в тени сомкнувшихся над нею веток дольше задерживалась прохлада.

- Вадик, - оглядывался Миша на отстающего 'братишку'. - Потерпи, пожалуйста. Скоро будет поворот, остановимся, посидим, отдохнём.

- Да когда он будет, этот поворот? - плаксиво стонал Вадик, запястьем правой руки вытирая пот со лба. - Не будет никакого поворота!

- Будет, - клятвенно заверял Миша. - Скоро.

- Скоро, скоро, - недовольно ворчал Вадик. - А я устал!

- Я тоже устал. Ты почти налегке, а у меня рюкзак и две коробки.

- Ну и что? Ты большой и сильный. А я маленький...

- Маме это расскажешь! - не выдержал наконец Миша. - Завтра, когда на станцию пойдём звонить.

- А? - Вадик открыл рот и долго не закрывал.

Только теперь он осознал, что´ его ждёт. Два раза в неделю проходить удвоенный путь от дома до станции, а они ещё и половины не прошли! И это ещё спасибо Мише за его настойчивость: первоначально мать требовала звонить ей КАЖДЫЙ ДЕНЬ!

- Я хочу домой! - заныл Вадик.

- Опомнись, - пытался урезонить его Миша. - Там не дом, а тюрьма.

- Хочу-у-у-у-у в тюрьму-у-у-у-у!!! - Вадик окончательно пал духом и выпустил из глаз потоки солёной воды.

- Хочешь в тюрьму? - Миша остановился, нагнулся, поставил коробки, подобрал кусок щебёнки и со всей досады шваркнул его об землю у себя под ногами. Послышался приглушённо-вязкий звук удара, и в воздух поднялось облачко пыли. - Хочешь в тюрьму? - задыхаясь от раздражения, повторил Миша. - Ну и иди в свою тюрьму! Иди, иди! Я-то думал, с тобой можно дело иметь, а ты... 'Ма-а-аленький, сла-а-абый...' Вот почему я не подарил тебе золотой свет! Как чувствовал: не надо! Потому что это не игрушка, это ответственность, это... для больших и сильных! Да! Для тех, кто не хнычет по пустякам! Для тех, кто идёт к цели, а не разбредается по углам! Для тех, кто создаёт, а не разрушает! Для тех, кто дарит, а не жрёт! Для тех, кто стремится на свободу, а не в тюрьму! Для тех, кто любит... - Миша перевёл дыхание. - А ты не такой. Я в тебе ошибся. Иди в тюрьму! Прямо сейчас! Отвезу тебя к мамочке и всё! Больше близко не подойду! Иди!

И Вадик пошёл. Дальше. Сделал несколько шагов, остановился, оглянулся, виновато посмотрел на Мишу, приглашая следовать за ним. Не ожидал он от спокойного 'брата' такого взрыва эмоций. А тот не ожидал такого действия своих слов. Так бы и стоял в растерянности посередине дороги, если бы не зашумел в ветвях верховой ветер. Довольный улыбающийся лес аплодировал Мише всеми своими листьями. Миша понял, улыбнулся в ответ, раскланялся за коробками и двинулся дальше - вслед за преображённым Вадиком.

Без остановок и нытья до поворота добрались быстро. Так быстро, что едва не проскочили его. 'Малая' дорога до такой степени заросла травой, деревцами и кустиками, что её и видно-то не было: заброшенная тропинка, не более. Впрочем, это и к лучшему: меньше народу будет соваться. А для желанных гостей опознавательный знак - золотая ленточка Марины - хоть и поблекшая за зиму, но по-прежнему хорошо заметная - на том же месте, где привязал её Миша в конце прошлого лета.

- Смотри, - показал он её Вадику. - Это поворот. Здесь мало кто ходит, но мы-то пройдём?

- Пройдём, - вымучил из себя Вадик усталую улыбку и покорный кивок.

Идти оказалось на удивление легко: заросшая тропинка быстро расширилась и превратилась в знакомую 'малую' дорогу.

- Вон оно что, - догадался Миша. - Наши тут явно ходили, но по одному, друг за другом, как мы с тобой, да ещё и петляли, чтобы тропа не казалась тропой и не привлекала внимания. А отсюда к дому шли, как обычно, рядом. Видишь, ещё одна золотая ленточка?

- Вижу, - повернулся Вадик. - А вон фиолетовая, - показал он на ветку берёзы по другую сторону дороги.

- Точно! - воскликнул Миша. - Я и не заметил. Две ленточки - золотая и фиолетовая - ворота в нашу страну. Добро пожаловать в Республику Дорельяно! Пароль: '¡El amor!'

- ¡El amor! - с улыбкою повторил Вадик и следом за 'старшим братом' пересёк 'государственную границу'.

- Привал, - тут же объявил Миша и поставил надоевшие коробки в высокую траву. Туда же сбросил и рюкзак. - Садись, братишка. Будем отдыхать.

- Да я и не устал, - с напускным безразличием повёл плечами Вадик, однако стащил с себя рюкзачок и уселся по правую руку от 'брата'.

Солнце взошло на полуденную высоту, но ребята его не видели: густой лес полностью затенял эту часть 'малой' дороги. После долгого перехода по жаре дышать стало намного легче.

Вадик потянулся, отхлебнул из бутылки и предложил 'брату':

- Пей.

- Нет, - отказался Миша. - Я уже так дойду. Допивай до конца.

Потихоньку, растягивая удовольствие, Вадик допил оставшуюся воду, а пустую бутылку отщёлкнул в сторону.

- Ты чего? - вскинулся Миша. - Ну-ка принеси обратно!

- Зачем? - испуганно посмотрел на него Вадик и на всякий случай отодвинулся подальше.

- Затем, - раздражённо оскалился Миша. - Здесь тебе не город! В городе дворники убирают, а здесь нет дворников: здесь чего ни брось, так и будет лежать - годами, десятилетиями! Понял?

- Понял, понял, - Вадик примирительно выставил руки вперёд, поднялся, побродил, пошарил в траве, нашёл бутылку, принёс обратно и молча убрал её в свой рюкзачок. Туда же положил и оставшиеся бутерброды: - Больше не хочу. Давай остальную еду - тебе легче будет.

- Давай! - просиял Миша. - Ну, Вадька! Ты... такой... Я же тебя люблю - как братика - а что сержусь, это...

- Понимаю, - смиренно ответил Вадик, перекладывая съестные припасы из Мишиного рюкзака в свой рюкзачок. - Ты по делу. Я ничего.

- По делу, - смущённо отвернулся Миша и резко повернулся обратно: - Слушай, а ты вообще когда-нибудь был в лесу?

- Нет, - честно признался Вадик.

- Ни разу? - вытаращил глаза Миша. - Ни разу в жизни не был в лесу?

- Нет, - словно оправдываясь, развёл руками Вадик.

- Обалдеть! - Миша утрамбовывал в сознание невероятную мысль о том, что кто-то на этом свете НИ РАЗУ В ЖИЗНИ НЕ БЫЛ В ЛЕСУ. - Извини. Мне и в голову не пришло. Я должен был объяснить, а не ругаться.

- Ничего, - Вадик переложил еду и вновь уселся рядом с Мишей. - Ты мне хорошо объяснил.

- Да уж, куда лучше, - Миша усмехнулся, обнял Вадика и притянул к себе. - Вадька-а-а! Братишечка мой чудесны-ы-ый! - выпустил его из объятий, упёрся руками в землю позади себя, запрокинул голову, посмотрел по сторонам и с благоговейным придыханием произнёс: - Ле-е-е-е-ес! Лес - это... до-о-о-о-ом! Настоящий дом. Место, где меня любят и понимают... Разве город способен любить и понимать? Он холодный, каменный, бездушный. А лес - живой, тёплый, у него есть душа. Правда, и вспыльчив бывает. Может рассердиться, но и простит легко. Ты к нему с добром, и он тебе добром ответит. Слышишь?

Листья осин перешёптывались при едва ли не полном безветрии.

- Осины - болтливые девчонки, - упрекнул их Миша. - У них что на уме, то и на языке. Остальные сдержаннее - но тоже довольны. Правда? - с улыбкою посмотрел он вверх.

Вместе с осинами заговорили берёзы.

- Видишь? - Миша повернул голову и посмотрел на Вадика. - Деревья - они всё понимают. Камни ничего не понимают - они холодные, мёртвые, серые - а деревья живые, тёплые, зелёные. Послушай, - Миша встал и прочёл наизусть стихотворение великого поэта: - 'Verde que te quiero verde. Verde viento. Verdes ramas.' ('Зелена любовь моя - зелень. Зелень ветра в зелени веток.')

Долго читал, ибо длинное это стихотворение, но ни разу не сбился, не перепутал слова. Вадик слушал, опустив голову на колени, и лес слушал - даже осиновые листья перестали дрожать.

- А вот как я это перевёл, - добавил Миша. - Не в размер, но ладно, пусть будет как есть:

Зелена любовь моя - зелень.
Зелень ветра в зелени веток.
Точно чёлн средь моря затерян.
Точно конь на гребне под небом.
Не снимая пояса-тени,
На борту она засыпает.
Зелень-волосы, зелень-тело,
Серебро в глазах остывает.
Зелена любовь моя - зелень.
Под луною - странницей ночи -
На неё творенья глазеют,
Ну а ей их видеть нет мочи.

Зелена любовь моя - зелень.
Крупный иней звёздного света
Уплывает с рыбою тени,
Уступая небо рассвету.
Ветер свой смоковница яро
Истирает тёркою-кроной,
Тёмный лес - бедовый котяра -
Распушился шерстью зелёной.
Только кто придёт? И откуда?
На борту она уплывает.
Зелень-волосы, зелень-тело.
Горечь моря сон навевает.

- Вот и всё. Дальше я не успел перевести.

Лес как-то сонно зааплодировал, а Вадик нехотя поднял голову от колен и широко зевнул:

- А-а-а-а-а... Ничего не понял. Даже в переводе. Сложно как-то.

- Да уж не сложнее твоей астрономии, - отпарировал Миша. - Та же луна, те же звёзды.

- Спать хочется, - вздохнул Вадик.

- Так это же специально так написано, - улыбнулся Миша. - В том-то и сила поэзии. Понимать надо. Впрочем, пора просыпаться. Слушай, - Миша снова стал в позу оратора и прочёл другое стихотворение - сначала в оригинале, а затем в собственном переводе:

Лимон с апельсинкой дала мне любовь.
Ах, паразитка, попортила кровь!

Дала мне любовь лимон с апельсинкой.
Ах, поразила милая блондинка!

Лимон.
Солнце сияло, как он.

Апельсинка.
В мелких брызгах, точно в росинках.

Лес разразился громом аплодисментов, а Вадик улыбнулся шире, чем зевал минуту назад. Миша раскланялся на все четыре стороны:

- Ну что, отдохнул? Пойдём?

- Здорово! - восхищённо качал головою Вадик, поднимаясь на ноги. - Класс! Правда, опять про любовь... А-а, всё равно здорово, - махнул он рукой. - Кто это написал?

- Лорка, - назвал Миша фамилию автора. - Был такой поэт в прошлом веке.

- В прошлом ве-е-еке? - разочарованно протянул Вадик. - Значит, уже умер?

- Убили, - уточнил Миша.

- Убили? - испуганно переспросил Вадик. - Кто?

- Люди, - спокойно ответил Миша. - Обыкновенные люди. Такие же, как те, кто бил тебя в школе. Такие же, как те, кто бил меня в школе. Во дворе. На пустыре. В лагере. Это к ним на мучения послал Бог своего единственного сына. Это они прибили его к деревянному кресту. Это они преследовали дона Хуана. Это они хотели сжечь на костре Лауренсию де лас Торрес. Это они отравили Моцарта. Это они застрелили Пушкина. Это они расстреляли Лорку.

- За что?

- За то, что не такой, как они. Всегда за это - только за это. За то, что не о том писал, не тем сочувствовал, не так любил.

- Что значит 'не так любил'? - заинтересовался Вадик.

- Рано тебе это знать, - с высоты прожитых лет бросил Миша.

- Хо-хо-хо! - обиженно надулся Вадик. - Можешь не говорить. Я и сам всё знаю.

- Чего ты знаешь?

- Ну...

- Чего?

- Ну, это когда... - активно помогая себе руками, Вадик изобразил свои представления о 'не такой' любви.

Миша засмеялся, хлопнул в ладоши и покачал головой:

- Ха-ха-ха! Ну и ну! Ай да мальчик из благополучной семьи! Ха-ха-ха-ха-ха! Впрочем, в школе и НЕ ТАКОЙ любви научат. А теперь послушай меня, - серьёзно добавил он. - Обыкновенные люди не терпят ничего необыкновенного. Или стань таким, как они, или умри. Но мы, Дорельяно, не можем стать такими, как они. Потому что мы излучаем свет и дарим его им, обыкновенным людям. Потому что им, обыкновенным людям, этот свет необходим, хотя они ни за что в этом не призна´ются. Потому что, если мы перестанем излучать свет, мир погрузится во тьму и погибнут все: и они, и мы, ставшие такими, как они. Это как если сейчас погаснет солнце, от которого люди прячутся в тень. Понимаешь? Вот что значит 'не так любить'. Значит любить, несмотря ни на что. Без ревности и ненависти. Это очень трудно и смертельно опасно - но если ты Дорельяно, ты просто не сможешь иначе. А если нет, мы всё равно будем тебя любить - несмотря ни на что. Подумай об этом, а дома спросим у Леры - она всё знает - и тогда, возможно, подарим тебе золотой свет.

Вадик, не возражая, подхватил свой рюкзачок, Миша - свою поклажу - и оба продолжили путь в сторону настоящего дома.

По затенённой 'малой' дороге Вадик шагал легко: не стонал, не плакал - так что прошли её за час и выскочили на открытое пространство. Миша остановился:

- Подожди. Давай постоим. Здесь позапрошлым летом упала звезда и я загадал желание, чтобы Эскапелья вернулась. Но прошло уже почти два года, а она всё не возвращается и не возвращается. - Миша поднял голову - насколько позволял рюкзак - и молитвенно прошептал: - Вернись. Пожалуйста. Я тебя очень жду.

Но никакого знака не появилось - пришлось опустить глаза, собраться с силами и преодолеть последний отрезок пути.

В предыдущие три года Миша приезжал сюда один, добираясь под вечер, когда полуденная жара спадала и Володя выходил в огород. Нынче ребята прибыли существенно раньше. Рядом с домом никого не было: хозяева, вероятно, отдыхали внутри. Пугать их не хотелось. Подойдя к веранде, Миша не взошёл на неё и не постучал, а только позвал тихонечко:

- Володя!

Подождал и опять позвал - громче. Только после третьего, самого громкого зова дверь отворилась и на пороге появился хозяин.

- Миша? - растерянно и даже будто испуганно спросил он через некоторое время.

- Миша, - обескураженно подтвердил тот, ожидая более тёплого приёма.

Володя спустился с крыльца, осторожно приблизился, пригляделся и прошептал:

- Миша-а-а? О-о-ой! Тебя и не узнать! Совсем взрослый! Давай, снимай рюкзак, ставь коробки. Эк тебя нагрузили-то, а? Всё, отдыхай, - Володин голос обрёл знакомую приветливую окраску. - А это твой друг? Очень приятно, очень приятно. Володя. Просто Володя и на 'ты'. У нас так принято.

- Вадик, - смущённо пожал тот протянутую руку.

- Очень приятно, очень приятно... Мишка! Дай же я тебя обниму - целый год не видел! О-о-о-о-о! Чудо ты моё ненаглядное! Всё? Отпустили? Как всегда? На целое лето?

Миша не хотел расстраивать дядю и не стал говорить, что приехал всего на один месяц, а просто прижался - тепло и доверчиво - как в недалёком детстве. Только вот кое-что изменилось навсегда. Володя почувствовал это, отстранился, увидел глаза племянника вровень со своими - и не удержался от слёз:

- Всё, Мишка, на ручках мне тебя больше не носить...

Миша хотел было что-то сказать, но Володя уже оставил его и переключился на нового героя:

- ...а вот этого - запросто!

Вадик и охнуть не успел, как закружился на руках, перезаботившихся о стольких отвергнутых детях. Что-то особенное было в этих руках, что-то надёжное, родное, близкое, что-то такое, от чего Вадику впервые в жизни стало по-настоящему хорошо. Словно от его защитного кочана оторвали один, самый верхний лист. И замученный материнской 'любовью' ребёнок смущённо притих, получая какое-то странное, доселе неведомое, явно запретное удовольствие.

- А где Лера? - спросил оставшийся не у дел Миша.

- А Лера тут как тут! - послышался сзади знакомый голос.

Миша едва не упал от неожиданности.

- Мама? - с разворота кинулся он в объятия невесть откуда появившейся женщины в фиолетовом платье. - Мамочка! Лера! ¡Mamita! Здравствуй! ¡Hola! ¡Soy yo, Miguelito! Твой сын! Как ты? ¿Qué tal?.. - этот словесный поток на двух языках продолжался очень долго.

А Лера молчала, гладила 'сыночка' по голове, по спине, по плечам, обнимала, целовала и только потом заговорила:

- Всё, всё, успокойся. Всё хорошо. Я прочитала твои мысли. Всё понимаю. Мы снова вместе. ¡El amor!

Миша услышал эти слова, проскулил от блаженства и зарылся носом в область Лериной ключицы. Для этого пришлось наклонить голову.

Володя меж тем отпустил Вадика и принялся перетаскивать в дом коробки и рюкзаки. Миша заметил это и отправился помогать: надо было правильно разложить вещи и поговорить с глазу на глаз. На улице остались Вадик и Лера.

- Здравствуй, - улыбнулась она. - Вот ты и пришёл. Давай знакомиться. Я Лера. Лера Дорельяно. Она же Лауренсия де лас Торрес. Она же лисичка Соррита... Ну а ты - просто Вадик. Иди ко мне.

Вадик привык слушаться взрослых, подошёл и очутился в объятиях присевшей на корточки Леры. Беседа получилась долгой, однако все слова не стоили одного ласкового прикосновения. Впервые в жизни, со сладостным замиранием сердца почувствовал Вадик, что объятия женщины могут быть приятными - да ещё какими приятными! Дома его постоянно обнимала мать, и каждый раз это вызывало дикий страх задохнуться в пекле её огромного тела - неосознанный страх утраты собственного 'я'. Объятия Миши и Володи были добрыми, но мужскими: крепкими, дружескими, размашистыми. А объятия Леры открывали дорогу чему-то новому, невесомо-томительному, противоположнополому. Вадик не в силах был ещё осознать, до какой степени ему повезло. Судьба дала ему возможность когда-нибудь обрести семейное счастье. А сколько мальчиков, вырастая, не могут наладить отношения с женщинами, потому что в детстве были буквально изнасилованы своими не в меру 'заботливыми' матерями, потому что в глубине подсознания отпечаталось: 'Женщина - это страшно.' А ведь Лера почти ничего не сделала: только провела руками по плечам, по спине, по голове - но так провела, что сорвала парочку защитных листов и незаметно сориентировала Вадика в направлении 'такой, как надо' любви.

В доме тем временем происходил разбор вещей.

- Это Вадиково, - объяснял Миша Володе. - Моё на дне. Книжки, плеер и всё такое. А это сшила Оксана. Потом надену, покажу. А это - флаг рода Дорельяно. Давай развернём, посмотрим. Ну как? Нравится? Правда? Лере тоже должно понравиться - она любит фиолетовый цвет. Дома у меня такой же, только поменьше. А этот надо где-нибудь повесить - на дом или на дерево - чтобы издалека было видно. Давай подумаем, а Вадику пока не скажем. Лера сделает вид, что ничего не знает. Кстати, я нашёл слова песни про единый народ. Вот они, - Миша показал бумажку с текстом. - Давай я спою, а ты поправишь, если что, - совместными усилиями добились того, что песня зазвучала как надо. - Этого мы тоже пока не скажем: ни Вадику, ни ребятам. Они приходят? Весной приходили, а сейчас нет? Экзамены? Ну, тогда я сам схожу. А это еда. Тут уж я ничего не мог поделать. У Вадика ТАКИЕ родители... Придётся и вам с Лерой есть мясо. Ну а что, зря, что ли, убивали этих животных? Ещё бы сохранить это где-нибудь, чтобы не испортилось.

- Можно опустить в колодец, - предложил Володя. - Взять, скажем, этот бидон, поместить туда еду, крышкой накрыть, верёвку привязать. Правда, вынимать каждый раз придётся, как вода понадобится - но ладно, переживём. Это же временно, за неделю, думаю, съедим. Нет, погоди, сначала камень положим, чтоб бидон не всплывал и не переворачивался. Вот этот, которым капусту придавливаем. Теперь еду. Бутерброды оставь на вечер, остальное клади. Отлично. Тряпочку под крышку и ещё одну сверху. Неплотно - чтобы крышка не сваливалась и всё. Опустим до ручки. Теперь верёвку. Вот она, привязывай. Отлично. Пошли опускать.

Однако на пути к колодцу Мишу и Володю остановила Лера:

- У меня есть идея получше. Давайте устроим холодильник. Возьмите в сарае железную бадью, отнесите в подвал и закопайте. В бадью поставьте бидон и налейте холодной воды. А мне дайте молоток, зубило и полиэтиленовый пакет - я ненадолго отлучусь.

Что ж, проверено опытом: если Лера что-то говорит, значит, так и надо делать. Взяли бадью, лопаты и вместе с Вадиком спустились в подвал. Темно в подвале, ну а внутренний свет на что? Зажгли его, выбрали место, выкопали ямку, установили бадью, засыпали по бокам, утрамбовали. В бадью поставили бидон с едой. Миша сбегал к колодцу и принёс ведро воды. Начал наливать в бадью - и тут появилась Лера. Холодом повеяло от неё и паром - будто зимой с улицы зашла.

- Вот, - вынула она из-под платья здоровенный полиэтиленовый пакет, доверху набитый... кусочками льда!

Самого настоящего льда, который ещё и не начинал таять. Миша понял, в чём дело, но всё-таки спросил:

- Откуда? С Северного полюса? Или с Южного?

- С кудыкиной сьерры, - лукаво захихикала Лера и насыпала лёд в бадью вокруг бидона. - Доливай до ручки, закрывай бадью крышкой, сверху несколько камней - и всё, пойдём, а то я уже замёрзла.

Один за другим все четверо выбрались из подвала на яркое летнее солнце.

- Тепло-о-о! - зябко передёрнул плечами Миша. - Ну всё, вы как хотите, а я буду загорать. - Вернулся в дом, снял с себя всю одежду и снова вышел на улицу. - О-о-о-о-о! Красота-а-а! Ну чего так смотришь? - заметил он широкоглазое моргание Вадика. - Я же тебе рассказывал. Ты вроде понял.

- Понял, но не прочувствовал, - ответила за Вадика Лера. - Всему своё время. И хватит ему на сегодня... Ты гуляй, загорай, а мы в тенёчке посидим, пообщаемся. Правда, мой хороший? - обняла она смущённого мальчика и увела с собой.

Тот не противился: Лерино обаяние затягивало в сладкую истому.

А Миша отправился в огород, побродил между грядками, посмотрел, как там чего в этом году устроено, наметил, где надо прополоть, проредить, подвязать - но завтра, завтра, всё это завтра, а сегодня - отдых. Бледная кожа с наслаждением впитывала в себя солнечные лучи. Однако загорать надо было осторожно - через полчаса Миша сидел на веранде рядом с Володей и рассказывал, рассказывал, рассказывал... Про всё, что произошло за учебный год, про родителей, Аню, Славку, Оксану - во всех подробностях, не предназначенных для ушей Вадика. Про 'братишку' тоже рассказал, не упуская деликатных нюансов.

- Понятно, - вспоминая о чём-то своём, вздохнул Володя. - Я тоже с ним поговорю. Есть вещи, которые надо обозначить сразу и чётко. А ты, Миша, всё сделал правильно. Я горжусь тобой, - и пожал протянутую ладошку племянника.

Намеченный разговор с Вадиком состоялся вечером на той же веранде за необильной едой и травяным чаем.

- Вадик, - обратился к нему Володя. - Ты у нас человек новый, поэтому несколько слов о том, куда ты попал. Здесь у меня бывают разные дети - очень разные - некоторые таки-и-ие... Но ни разу - подчёркиваю - ни разу не было случая, чтобы я не принял или прогнал хоть одного ребёнка. Потому что не бывает плохих детей - бывает мало любви. И не бывает чужих детей - бывает мало любви. А я принимаю всех детей - и 'своих', и 'чужих' - не задавая лишних вопросов и не создавая лишних 'вопросов'. Понимаешь? Вот и хорошо. Ты ребёнок, и этого достаточно. Каким бы ты ни был, что бы ни делал, как бы себя ни вёл - ты хороший. Свой. Самый-самый любимый, самый-самый необходимый, - Володя прослезился от нахлынувших чувств. - Может, именно тебя мне и не хватало... Ладно, иди спать. Постели уже готовы. Проводи его, Лерочка.

Лера и Вадик вышли из-за стола.

- Вот так, Мишка, - продолжил Володя. - Был у меня друг из этого народа. Очень хороший друг. В школе. Очень умный и очень добрый. Всем помогал. Его редко задирали, но бывало. Тогда уже я ему помогал. Становился между ним и его обидчиками. Смотрел им в глаза. Они отступали. А потом он уехал. На историческую родину. И больше у меня таких друзей не было. Среди ровесников. Только дети. Но это другое... Спасибо тебе за Вадика. Чем-то он похож на того мальчика.

Снова появилась Лера.

- Спит, - сказала она. - Умаялся. А теперь - чтобы вы знали - это я организовала его приезд сюда.

Ответом ей было молчание и две пары недоумевающих глаз.

- Я следила за тобой, Миша, - продолжила она. - Время от времени. Но не вмешивалась. Ни разу. Как ты просил. Всё, что ты сделал, ты сделал сам, без посторонней помощи. И Вадика защитил сам. Но сюда бы его ни за что не отпустили, если бы не я. Я сразу поняла, что без этого мальчика нам не обойтись. Но как сделать так, чтобы он оказался здесь? Пришлось пойти на хитрость. Ну а как же, я же лисичка, - Лера усмехнулась и оскалила белые зубки. - Я поговорила с его матерью. Представилась её подругой детства. Напомнила подробности былых отношений - прочитав её мысли. А внешность с детских лет могла сильно измениться. В общем, наплела ей с три короба, что в городе неспокойно, как и во всей стране, что могут начаться нехорошие дела, что ради безопасности Вадика лучше его спрятать... Нет, Миша, это не враньё, это лишь сильно преувеличенные слухи. Что-то готовится: медленно, вяло - но назревает. И мамочка его об этом слышала - неоднократно. А тут ещё я её напугала. Боюсь, даже слишком напугала - как бы чего не вышло. Но что было делать? Главное, Вадик с нами, я им займусь, и он расцветёт. Тогда сами увидите - и не пожалеете. А тебе, Миша, достанется меньше моего внимания, чем в прошлом году. Пойми и не обижайся. Ты у меня любимый сыночек - по-прежнему и навсегда.

Миша прижался к её груди. Он был согласен на всё.

Солнце давно закатилось, и мир погрузился в полупрозрачную ночь. Синевато-сиреневый воздух наполнился прохладой и еле заметным белёсым туманом. На бледно-фиолетовом небе появились первые звёзды. Громкие дневные звуки сменились приглушёнными, ночными. Огромные раскидистые деревья застыли в безветрии, точно чёрные стражи. Никакое зло не пропустят они, никому не дадут потревожить сон убежавших от мира людей. Можно ложиться - впереди новый день: новые открытия, новые события, новые достижения, новые постижения...

Лера с трудом оторвала от себя Мишу:

- Пойдём спать. Ты тоже устал. Уложу тебя, как маленького.

Миша не возразил.

Глава 2.

Сонные образы - из подсознания? - из преисподней? - собою заняли - целую ночь - грёзы - метания - из - стороны - в сторону - сны - стали - словно лесные истории - ис-тома - забвение города - успокоение - снов растворение дарит рассвет - нет - встречи не будет на этот раз - снова бессонный час - после - часы провала - это начало - летнего существования...

- Лера!

Из глубины забвения - раз! - в реальность - перед глазами - свет - лицо настоящей мамы. Не до конца проснувшись, позвал её, и она ответила:

- Сыночек! С добрым утром! Точнее, уже днём. Всё хорошо. Погода отличная. Вадик ещё спит, Володя отдыхает на веранде, а я сижу возле тебя и читаю твои мысли. Так что можешь не стесняться и избавиться от некоторых из них. Прямо сейчас.

- Мама! - Миша понял, что она имеет в виду, и его захлестнула волна любви к этой необыкновенной женщине. - Мамочка! Спасибо тебе огромное! За то, что принимаешь меня таким, какой я есть! За то, что позволяешь мне быть самим собой! У-у-у-у-у!

- А как я могу не позволить? - состроила Лера удивлённую лисью мордочку. - Ты же всё равно это сделаешь. Так или иначе. Здесь или там. И все это знают. Никогда не понимала ханжей...

.......................................................................................................................................

Миша встал и, не одеваясь, вышел на улицу. На веранде поприветствовал сидящего за столом Володю, спустился с крыльца, направился к колодцу, достал ведро холодной воды, поднял над головою на вытянутых руках и резким движением опрокинул на себя:

- О-о-о-о-о! Крррасота-а-а!

Бегом к сараю - согрелся - вынес корыто, швырнул неподалёку от колодца, поправил ногой, вылил туда следующее ведро воды, а ещё одно, третье ведро поставил рядом. Мыло, мочалка, полотенце - вымылся с удовольствием. Даже вода перестала казаться холодной. И какой прилив сил! Какие грандиозные планы!

- О-о-о-о-о! ¡El amo-o-o-o-or!

Солнце уничтожило остатки утренней прохлады и быстро согрело освежённое водою тело. Впрочем, день обещал быть нежарким: с северо-запада наплывали армады ватных кораблей-облаков. Миша повернулся к веранде и увидел заспанного Вадика в новой, привезённой с собою одежде - синих шортах и белой футболке. Тот протирал глаза, потягивался, щурился, зевал - а потом заметил обнажённого 'старшего брата' и выразил на лице... Растерянность? Неодобрение? Тайное желание? Ладно, пусть Лера читает его мысли, а я так, по-простому:

- Вадька! Привет! С добрым утром! Иди, умывайся. Сейчас на станцию пойдём.

- Но сначала - поедим, - прервала его появившаяся в дверях Лера.

Она давно приготовила еду на костре и завернула котелок в кучу тряпок, чтобы еда не успела остыть, а сейчас вынесла этот котелок из дома, развернула и поставила на верандный стол.

- Миша! Давай тарелки, вилки, ножи, а я пока умою твоего hermanito. Вадик! Сними хотя бы футболку - забрызгаешь же всю! Давай, давай, не стесняйся: чужие здесь не ходят. Видишь, как просто. Пошли умываться. Смелее - ты же вчера уже освоился с умывальником. Холодно? Ничего страшного, согреешься. Привыкай. Ты же у меня самый-самый хороший, самый-самый любимый...

Разложили по тарелкам еду: кашу из купленного на зиму риса и куски привезённой с Вадиком курицы. Горкою посередине стола - свежая зелень: укроп, лук, петрушка, редиска.

- Ладно, - вздохнул Володя, глянув на курицу. - Не пропадать же ей, в самом деле... О-о-о-о-о! - вытаращил он глаза. - Да вы чего, ребята? Разве можно класть столько перца? И ещё каких-то приправ.

- Можно, - спокойно ответил Вадик, отправляя в рот кусочки белого мяса.

Володя покачал головой, налил себе чашку воды и другим посоветовал сделать то же самое.

После еды Лера попросила не расходиться, убрала со стола, а затем преподнесла сюрприз. Да не просто сюрприз, а всем сюрпризам сюрприз. Поискала в глубине своего фиолетового платья, вынула и протянула Вадику... мобильный телефон! Маленький телефончик розового цвета с алыми сердечками и белыми кнопочками - простой, дешёвый, но самый настоящий - заряженный, включённый - бери и...

- Звони домой.

Вадик не успел удивиться - за него удивился Миша:

- Откуда?

Лера хитровато прищурилась.

- Один мальчик, - завела она знакомую песню, - не любит, когда за ним следят родители...

- Такой телефон больше подходит девочке, - не поверил Миша.

- Ты проницателен, - с улыбкою заметила Лера. - Это телефон девочки. Известной тебе девочки по имени Марина.

- Ты была у Марины? - воскликнул Миша. - И рассказала, что я приехал?

- Рассказала, - ответила Лера. - Но она не придёт. Старшие ребята сдают экзамены и готовятся к отъезду, без них Марина боится, а вдвоём с Ваней - стесняется.

- Они так и не сошлись?

- Нет.

- Значит, мне их соединять, - заявил Миша. - Как Славку и Оксану. Опыт есть - должно получиться. Но это потом. Сначала - Вадик, потом - старшие ребята, потом - Ваня и Марина. Ну а потом, через месяц - Аня. Такие вот планы на лето.

- Совсем взрослый! - восхитился Володя. - И это мальчик, которого я носил на руках!

- Гордись, - похлопала его по плечу Лера. - Твоя работа.

- Не, его собственная, - отказался от похвалы Володя. - Звони, Вадик.

- Только не говори, что звонишь со станции, - предупредила Лера. - Они же определят, что звонок с мобильного. Говори правду.

Вадик набрал номер.

- Мама? Это я, Вадик! Да, жив, здоров, всё в порядке, меня очень хорошо приняли! Да, мне здесь очень нравится! Правда! Точно! Действительно хорошо! Нет, я не на станции. Я дома. Мне сюда принесли мобильный. Знакомая девочка из посёлка. Нет, каждый день она не может. Далеко ходить. Два раза в неделю, как договаривались. Ладно. Кушаю хорошо. Да, только что поел. Курочку. Пока не знаю. Обязательно. Нет, ещё не занимался, но сегодня буду. Да, конечно. Обязательно. Нет, не холодно. Тепло. Да, конечно. Нет, никаких опасностей. Да, ко мне очень хорошо относятся. Да, конечно. Следят. Нет, не надо звонить. Это же не мой телефон. Так здесь же нет электричества! Только в посёлке. Да. Я сам буду звонить. Два раза в неделю, как договаривались. Да, кушаю хорошо...

Самое огромное из всех облаков наползло на солнце и не выпускало его до конца разговора. Стало холодно, неуютно, тоскливо. Только минут через пятнадцать, когда Вадик протянул телефон Лере, все вздохнули с облегчением - даже ветер, тут же освободивший солнце из облачного плена.

- А потом они удивляются, почему их дети убегают из дому, - раздражённо прошептал Володя.

- Пойдёмте в лес, - разряжая обстановку, предложил Миша.

- Пойдёмте, - согласились Володя и Лера. - Пошли с нами, Вадик.

- Пошли, - заледеневшее от разговора с матерью лицо растаяло лужицей улыбки.

- Только надо одеться в 'лесное', - предупредил Володя. - Тебе, Вадик, ничего такого не положили - будто на курорт собрали - ладно, у меня полно детских вещей. Лера тебе чего-нибудь подберёт. И тебе, Миша. Прошлогодняя одежда уже не налезет.

Лес! Наконец-то лес! Без рюкзака за спиной! Только дороги не видать. Трава...

- Выкошу, - пообещал Володя. - С другими делами разберусь - и выкошу.

- Я тебе помогу, - отозвался Миша.

А Вадик смотрел во все глаза, набираясь новых впечатлений. Миша взял его за руку.

- Это лютики, - показал он на золотые цветы посреди небольшой полянки. - Мы их вчера уже видели. Звёздочки. Это по твоей части. Гвоздика. Мышиный горошек. Земляника. Пока ещё цветёт, но скоро будут ягоды. Ух, наедимся! А вот люпины. Уже зацветают. Фиалки. Колокольчики. Иван-да-марья. А эти синие цветочки я называю 'марусиными глазками'. У Эскапельи такие глаза... Сейчас не рви - на обратном пути сорвём. Тебе задали наблюдать за природой - вот и наблюдай. Сосны, берёзы, осины, ивняк... Скоро уже болото. Покажу тебе свой островок. А пока смотри по сторонам. Вон, ви... Ой, нет, смотри лучше под ноги. Вставай. Слушай. Птицы поют. Зяблики. Сорока верещит - нас заметила. Ничего, потерпит. А вон кукушка - слышишь? Ку-ку, ку-ку... Сколько раз прокукует, столько лет тебе жить осталось. Посчитай... Ого, да ты до глубокой старости доживёшь! Надо же! Нет, это я о другом. О том, что в день приезда не слышу пения птиц. Каждый год одно и то же. Другие лесные звуки слышу - а птиц не слышу. Только на второй день слух в норму приходит. Странно, правда? Вот и я о том же. Давай, пролезай осторожно - я ветки подержу. Вот и болото. Да, Лера, я помню. Сосна, два кустика... А тропинки нет! Одни камыши! Ничего, дойдём. Идите за мной по одному... Пришли! Мой островок! Здесь я впервые встретил Эскапелью! Вернись, любимая! Я тебя очень жду! Давайте посидим... Незабудки. Они и на золотом языке так называются: nomeolvides - незабывайменя. Не забуду, Эскапелья - никогда не забуду! Ну что, обратно? Нет, не домой - через лес, в берёзовую рощу.

Берёзовая роща, ручей в овраге... а пшеничного поля нет. Не посеяли в этом году пшеницу и в следующем вряд ли посеют. Некому. Расти на этом поле плевелам - как и на остальных полях огромной страны. Запустение. Пустота. Тьма. Космос без звёзд.

- Идёмте отсюда. Не могу на это смотреть, - Миша повернулся и зашагал обратно.

Успокоился, остановился, вспомнил.

- Раньше я любил здесь спать. В зале с белыми колоннами, синим потолком и золотым воздухом - под музыку зелёной листвы. Давайте полежим. Просто побудем. Это же так приятно - просто побыть, - Миша улёгся на спину возле одной из берёз, руки подложил под голову и уставился в небо. - Soy. Somos. Y basta. (Я есть. Мы есть. И всё.) Никакая тьма нас не одолеет.

Вадик потоптался, посомневался и улёгся рядом со 'старшим братом'. Миша достал из-под головы одну руку и обнял 'младшего братишку'. Лера с Володей легли возле той же берёзы. Son. (Они есть.) Сон. Сошли с неба сладкие грёзы...

Вернувшись домой, Вадик уселся на веранде - выполнять данное матери обещание. Достал специальный альбом-тетрадку, скотчем прилепил к листам сорванные в лесу цветы и листья, подписал названия. Почитал Володины книги о природе, сопоставил прочитанное с тем, что видел в лесу, и написал небольшое сочинение. Взялся решать задачи по математике. Лера сидела рядом. Её помощь не требовалась: Вадик отлично справлялся сам. Миша выпалывал сорняки, а Володя достал из сарая какие-то планки, дощечки, брусочки, задумчиво вертел их в руках, рассматривал, подносил к стене дома, что-то прикидывал в уме, что-то вымерял, что-то рисовал на листе бумаги...

Вечером, после ужина, распаковали телескоп. Долго ещё оставалось до темноты, однако Вадик выспался днём и готов был не спать хоть до утра. Да и Мишу разбирало любопытство. С близкого расстояния взглянуть на Капеллу!

- Нет, - разочаровал его Вадик. - Это маленький телескоп. Любительский. Когда я вырасту, мне купят большой, профессиональный. А два компонента Капеллы не разрешает ни один телескоп. Даже в обсерваториях. Только спектральный анализ показывает, что это двойная звезда.

- Пусть так, - согласился Миша. - А маленькая трубка зачем?

- Для наведения, - объяснил Вадик. - У основной трубы сильное увеличение, но малый угол обзора. Скажем, надо тебе разглядеть птичку на ветке - ты поворачиваешься, смотришь на дерево, скользишь взглядом по дереву, находишь ветку, скользишь взглядом по ветке, находишь птичку и только тогда всматриваешься... Ночью сам поймёшь.

Короткая летняя ночь - бедная родственница долгого дня - выпросила себе несколько жалких часов. Раззолочённое солнце великодушно покинуло небеса, новорождённый месяц задержался у высокой берёзы, но тут же последовал за дневным светилом, точно щенок, увлекаемый поводком строгого хозяина. Оставленные без присмотра звёзды стали по одной выглядывать из темноты. Смелее, красавицы! Дайте на вас полюбоваться! Нет, не торопятся - прихорашиваются. Ладно, подождём. Вон она, Капелла - на северо-западе, в угасающем сиянии заката. На юго-востоке уже темно.

Вадик давно приготовил телескоп, закрепил его на штативе, установил подальше от дома и деревьев, а теперь, глядя в маленькую трубку, что-то выискивал в темнеющем небе. Нашёл, затянул фиксирующие винты, заглянул в основную трубу, настроил резкость.

- Вот, - подозвал он Мишу. - Смотри.

Впервые в жизни Миша увидел звёзды в телескоп. Да-а-а... Такую картину трудно описать словами. Кто видел её хоть раз, тот поймёт, а кто не видел, тому бесполезно объяснять. Это как через замочную скважину заглянуть в иной, замедленный, тёмный мир, полный тишины, спокойствия, дрёмы и сказочных сокровищ. Сотни звёзд, невидимых невооружённым глазом! И все разные: одни ближе, другие дальше, одни ярче, другие тусклее, одни белые, другие красные, синие, золотые...

- И вы посмотрите, - пригласил Вадик Володю и Леру. - Это звёздное скопление. Очень красивое, да? А теперь я покажу вам галактику. Если найду, - снова ослабил он винты и ушёл в поиск. - Есть! - крикнул он через некоторое время. - Смотрите!

Миша опять заглянул первым. Новая россыпь звёзд разной величины, а посередине - мутное пятнышко.

- Это галактика?

- Ещё какая! - просиял Вадик. - Во много раз больше нашей. Эх, был бы телескоп помощнее..! Ой, вы же хотели Капеллу? - он развернул телескоп, навёл, зафиксировал. - Смотрите.

Мишино сердце ухнуло в бездну - как в детстве на качелях. Заветная звезда! Яркая точка посередине круглого поля зрения телескопа. Ни малейших признаков двойственности. И где-то там - ОНА! Знаешь ли ты, любимая..?

Миша смотрел, смотрел, смотрел, пока звезда не исчезла.

- Куда она делась?

- Сместилась, - понял Вадик суть проблемы. - Земля вращается - а нам кажется, что вращается небо. Приходится поворачивать телескоп. Он у меня простой, сам не поворачивается. Есть телескопы с экваториальной монтировкой - они поворачиваются автоматически. А ещё в них есть база данных с координатами всех известных астрономических объектов и автоматическая система наведения. И изображение почти не искажают. И увеличивают в сотни раз. Когда-нибудь мне такой купят. Тогда я чего-нибудь открою: астероид, комету или...

- Давай откроем комету, - воодушевилась Лера. - Я тебе помогу. Сгоняю в космос... - и тут же исчезла...

Вернулась. Взялась за телескоп, навела, но не заглянула:

- Вот тебе комета.

- Где? - Вадик ничего не заметил.

Лера сходила в дом, принесла карандаш, бумагу, книгу в твёрдой обложке, неярко зажгла свет, нарисовала несколько точек, одну из них обвела кружком, показала Вадику. Тот ещё раз посмотрел в телескоп:

- Точно! Это не звезда! Только её, наверное, уже открыли?

- Нет. Я бы увидела эту мысль. Все мысли видны отовсюду - проблема в том, чтобы определить, ЧЬИ это мысли - только вблизи человека можно это сделать. Но если мысли нет вообще - значит, она никому в голову не пришла.

- И ты... мы... открыли... комету?

- Ты открыл, - в своей хитровато-кокетливой манере ответила Лера. - Я повернула телескоп, а ты заглянул - и открыл. Вот тебе мобильный - звони - сам знаешь куда. И не спорь.

- А точные координаты?

Лера написала на бумаге два ряда цифр - прямое восхождение и склонение.

- Обалдеть! - Вадик пришёл в себя, набрал номер и на 'торгашеском' языке сообщил о 'своём' открытии. Фамилию назвал.

- Через пару месяцев, - пророчески возгласила Лера, - эту фамилию узнает весь мир. Потому что комета будет видна невооружённым глазом. Можешь произвести вычисления.

- Обалдеть! - только и выговорил Вадик.

- Комета - плохой знак, - подал голос Володя.

- Не я её сделала, - вздохнула Лера.

Утром встречали рассвет - как и в прошлом году - втроём: Лера и Миша - на гребне крыши, Володя - внизу, у крыльца. После ночного бдения и за звёздами наблюдения Вадик спал так сладко, так трогательно подложив ладошку под пухлую щёчку, что ни у кого даже мысли не возникло его будить. Поэтому гимн рода Дорельяно спели вполголоса да и вообще старались говорить потише. А потом Володя посвятил Мишу в свои планы насчёт флага:

- Надо сделать флагшток и укрепить его на стене дома. Смотри, я нарисовал...

Оба ушли в разглядывание и обсуждение эскизов будущей конструкции. Ненадолго. Достали из сарая планки, дощечки, инструменты - и начали работу. Отмерили, отпилили, ошкурили, соединили - с помощью ручной дрели, отвёрток, шурупов - и никаких гвоздей. Получился длинный составной шест: если поставить вертикально - выше конька крыши. На этом шесте и на торцевой стене дома соорудили хитроумные замковые приспособления из коротких брусочков - чтобы флагшток можно было вставлять и снимать.

- Чтобы не дразнить молнии, - объяснил Володя.

Ближе к концам шеста привинтили короткие круглые деревяшки с фиксаторами; вокруг обеих, от одной до другой и обратно пропустили прочную верёвку, натянули как следует и крепко связали концы. А дальше к работе подключилась Лера: толстыми суровыми нитками пришила к верёвке пять больших металлических колец с разъёмами - такие кольца, только поменьше размером, используются для соединения ключей. Ещё пять таких же колец пришила она к левой стороне флага. Подняли флагшток, установили его в замки, Миша продел кольца флага в разъёмы колец на верёвке, потянул за неё и приподнял флаг до уровня нижнего края крыши. До самого верха поднимать не стал:

- Потом. Когда ребята из посёлка сдадут экзамены, но ещё не уедут, мы устроим большой праздник.

Спустил флаг, отцепил от верёвки, аккуратно сложил и отнёс в дом. А в доме уже Вадик проснулся.

- С добрым утром! - поприветствовал его Миша. - Погода отличная. Солнце взошло. Думаю, нашему солнышку тоже пора вставать.

Вадик понял, потянулся, нехотя вылез из постели и отправился умываться. Лера подала на стол приготовленный во время сооружения флагштока завтрак.

- Какие планы на сегодня? - спросила она после еды.

Будто не знала, кто о чём думает - хитрая лисичка!

К удивлению остальных Вадик выразил намерение заниматься учебными делами. Володя уселся с ним на веранде за столом, но не помогал, а что-то рисовал у себя в тетрадке. Миша предложил Лере пойти с ним в лес. Она согласилась.

- Мама! Мы опять здесь! В берёзовой роще! Вдвоём! Как в прошлом году!

- Опять, Мишенька! Опять, сыночек! Хочешь поговорить наедине? Хочешь спросить, не знаю ли я про Эскапелью? Не знаю... Давай присядем.

- Но ты же видишь ВСЕ мысли? Значит, и ЕЁ мысли видишь?

- Нет, Миша. Я же уже объясняла. Одно дело видеть мысли, другое - видеть связи этих мыслей с людьми. Второе возможно лишь поблизости от человека. Для этого, как говорит Эскапелья, надо 'повернуть голову' - или 'навести телескоп', как делает Вадик.

- А переместиться? На Капеллу? Прямо сейчас? И тут же обратно? Не можешь?

- Могу и не могу. Эскапелья просила этого не делать. Я обещала.

- А она не может появиться здесь? Ненадолго. А потом - обратно.

- Видать, не может, - отвернувшись и явно чего-то недоговаривая, произнесла Лера.

- Проверяет меня, - догадался Миша. - Не брошу ли я её? Не променяю ли на другую? А я ведь, дрянь такая, брошу! Променяю! Вот через месяц поеду к Ане - и променяю. И вообще... Детская любовь... А мы уже взрослые...

- Детская любовь самая чистая, - обняла его Лера и прижала к себе. - Но ты и впрямь уже взрослый. Думаешь о серьёзных вещах, стоишь перед мучительным выбором и спрашиваешь моего совета. А я тебе скажу одно волшебное слово: можно. Ты свободный человек, Миша, и можешь поступать так, как считаешь нужным. И Эскапелья свободный человек. И Аня. Каждый делает свой выбор сам и не вправе осуждать выбор другого. И если Эскапелья всё ещё любит тебя, значит, любит, несмотря ни на что, а если нет - то и проблемы нет. Но мне почему-то кажется, что она тебя любит - по-прежнему.

- Но если сначала с одной, а потом с другой - это разврат?

- Нет. Разврат - это когда без любви, а когда с любовью... это любовь. Дон Хуан понимал разницу.

- Значит... можно?

- Можно, Миша, можно. Тому, кто любит, всё можно. А в моей любви можешь не сомневаться. Любовь настоящей мамы безусловна и безгранична.

- Спасибо, мамочка, - Миша положил голову ей на колени и уснул.

Весь этот день и весь следующий день Вадик с утра до вечера делал свои задания на лето: читал учебники, решал задачи по математике, писал упражнения по родному языку и по иностранному языку, изучаемому в школе. А на четвёртое утро пребывания у Володи сказал с облегчением:

- Всё. Теперь можно отдыхать.

Попросил Леру доставить ему мобильный телефон, позвонил матери и долго убеждал её, что всё хорошо, всё здорово, всё просто замечательно. Вот только о том, что задания готовы, скромно умолчал.

- Да ты и в самом деле умён, - с иронией заметил Миша.

- А то! - хитровато прищурился Вадик.

После открытия кометы он проникся к Лере каким-то трепетнейшим пиететом и старался во всём ей подражать. Впрочем, и хозяину дома досталось детского уважения. Пока Лера и Миша гуляли в лесу, Вадик сидел на веранде и грыз гранит науки, но иногда делал перерывы. Тогда и беседовал с ним Володя - о школе, о доме, о родителях - понимал, сочувствовал, давал советы - а однажды рассказал сказку собственного сочинения.

- Про радугу? - спросил Миша.

- Про радугу, - подтвердил Володя. - А сегодня перед сном я расскажу вам новую сказку. Сидел я тут, разговаривал с Вадиком, вспоминал тебя в детстве, себя в детстве, других детей, да и взрослых... Так и сочинилось.

- А сейчас - в лес?

- У меня другое предложение. Давайте сделаем Вадику нормальную игрушку. Может быть, первую в его жизни. Помнишь, Миша, когда ты в первый раз приезжал сюда с родителями, я делал для тебя птицу из проволоки и полиэтилена? Она сначала летала, а потом врезалась в дерево, упала, порвалась и помялась. Проволока есть, полиэтиленовые пакеты вы привезли - попробуем?

- Попробуем! - воодушевился Миша.

Вадик недоверчиво промолчал.

А всё оказалось просто. Тонкая стальная проволока весит мало, гнётся легко, хорошо держит форму, но требует осторожного обращения, иначе может переломиться. На фанерном листе нарисовали контур птицы с распростёртыми крыльями и веерообразным хвостом. По контуру согнули проволоку - получился каркас. Белые полиэтиленовые пакеты разрезали по боковым швам и ножом обрезали по наложенной сверху проволочной форме - с припуском. Вооружившись иголкой с ниткой, Лера скрепила проволоку и куски полиэтилена в единую конструкцию. Те же толстые нитки были привязаны к носу, хвосту, крыльям каркаса и в полутора метрах от него свиты в единый удерживающий корд. Дело тем временем подошло к полудню, воздух прогрелся и поднимался к небу невидимыми тёплыми потоками. Эти потоки должны были подхватить новорождённую 'белую ворону'. Однако и от людей требовалась сноровка.

Миша взял инициативу на себя, вынес из дома старые одеяла, поочерёдно затащил их на крышу и перекинул через конёк - а то железо уже сильно обжигало кожу. Последний подъём - с птицей в левой руке.

Лера, Володя и Вадик внизу следили, как их сын, племянник и старший брат, усевшись на покрытом одеялами коньке крыши и удерживая корд в обеих руках, раскручивает птицу над собой - медленно сдвигая руки к концу корда и увеличивая радиус вращения. Это получилось не сразу: капризная летунья срывалась, кувыркалась, пыталась упасть - приходилось подтягивать её обратно и раскручивать заново - плавнее и аккуратнее. Да и печная труба мешала - требовалось поднимать руки как можно выше. Казалось, весь мир затих в ожидании - слышался только звук трепещущего в воздухе полиэтилена. И вот долгожданный миг: птица летит сама! Вверх, вверх, вверх - уже не по кругу, а прямо к солнцу - остаётся удерживать её за конец корда. Ура!

- Ва-а-адька-а-а! - заорал Миша. - Ле-е-езь ко мне-е-е! Не бо-о-ойся-а-а!

Легко сказать: 'не бойся'! Вадик посмотрел на Леру, на Володю, переступил с ноги на ногу, снова поднял глаза... Картина предстала в ином свете. Именно как картина! Фоном - зелёная листва, в центре - железная крыша, на крыше - голый, почти не загорелый парень - с улыбкой запускает белую птицу в синее небо, удерживая её за тонкую ниточку корда. Если бы такую картину написал гениальный художник, её поместили бы в золочёную раму, повесили бы в музее мирового значения, а репродукции напечатали бы в глянцевых альбомах. А вот если бы те же ценители искусства оказались здесь и увидели эту картину вживую... Их возмущению не было бы предела! Почему? Почему люди так по-разному относятся к искусственному 'миру культуры' и к реальному миру? Почему они позволяют счастью, свободе и красоте существовать ТАМ - но не ЗДЕСЬ? Почему ТАМ можно, а ЗДЕСЬ - нельзя? Почему ЗДЕСЬ надо скрывать себя? Почему ЗДЕСЬ надо сидеть в тёмном зрительном зале и не сметь даже думать выйти на освещённую сцену? Почему нельзя сделаться частью картины, фильма, спектакля - а может, и книги? Почему...

- Потому что они ханжи и лицемеры, - на ушко Вадику прошептала Лера. - Думают одно, говорят другое, делают третье. Разрывают не только мир, но и человека. А мы, Дорельяно, соединяем - и человека, и мир. Хочешь на освещённую сцену - выходи! Хочешь в картину - залезай! Прямо по этой лестнице. И я за тобой. Буду поддерживать тебя снизу, чтобы ты не сорвался. Но если даже умудришься сорваться, Володя тебя поймает.

Эти слова убедили Вадика: Лера была для него непререкаемым авторитетом. Пухлые ручки и ножки - непривычно - по лестнице - вверх - ступенька за ступенькой - до самого конька. Страшно? Конечно, страшно! Ещё как страшно! До дрожи, до судорожного прижимания к ступенькам, до мёртвой хватки. Но сзади Лера - поглаживает голые ноги, давая понять: здесь я, мой хороший, здесь, поддерживаю, не дам сорваться. Внизу Володя - поймает, если что. А сверху Миша руку протягивает. Значит, не страшно? Не страшно! Вперёд! И вот уже Вадик - толстый, рыхлый, неуклюжий Вадик - сидит на коньке за спиною 'старшего брата'! А за спиною Вадика - Лера: обнимает, целует, шепчет на ушко слова ободрения. И, наконец, корд от летящей птицы - в руках робкого мальчишки! Первая нормальная игрушка! И где! В какой необыкновенной обстановке! С какими чудесными друзьями! Какая свобода! Какой вид с высоты! Восторженное замирание сердца! Слёзы радости! Нежные слова Леры:

- Это твоя душа. Как белая птица: летает высоко, трепещет в потоках счастья. Но может летать и выше - гораздо выше. Хочешь?

Вадик молча кивнул.

- Ты будешь летать, - пообещала Лера.

Вадик ещё раз кивнул.

- Так мы встречаем рассветы, - спустившись на землю, объяснил Миша 'младшему братику'. - Каждое утро. Залезаем на крышу, смотрим, как выходит солнце, и поём гимн рода Дорельяно. Хочешь с нами?

- Хочу-у-у!!! - от сонного скептицизма Вадика не осталось и следа. Сейчас этот мальчик готов был пересечь океан ради открытия Нового Света.

- Придётся рано вставать, - заметил Миша.

- Ну и что?

- Тогда сегодня ляжем раньше. За звёздами наблюдать не будем. Тем более Володя обещал новую сказку. А пока выучим гимн рода Дорельяно.

После захода солнца попили чаю и легли в постели. Вернее, легли только Миша и Вадик - возле смыкающихся стен, голова к голове. Володя уселся между ними на стуле и начал рассказывать:

Сказка о принце Дорельяно

Давным-давно в далёкой стране: то ли золотой, то ли серебряной, то ли медно-оловянной - жил-был принц Дорельяно - Золотой. А какая у принца жизнь? То нельзя, другое нельзя - ничего нельзя. Не дворец, а тюрьма. Так и жил он в своей тюрьме: то ли золотой, то ли серебряной, то ли медно-оловянной - пока не надумали родители его женить. Разослали гонцов по королевствам: приезжайте, гости дорогие, привозите ваших принцесс - а у нас всё по-честному: свадьба, вечный союз и несметные залежи золота. Только все гонцы вернулись с отказами: так, мол, и так, мы вас уважаем и всё такое - да принцесса у нас капризная: ни в какую за вашего принца выходить не хочет. Уговаривали мы её, уговаривали - не хочет. Союз с вами нам ни к чему: страна у вас слабая. Да и золото ваше не золото, даже не серебро - так, медь какая-то, с оловом смешанная. Прощения просим и счастья желаем. А всё потому что принцессы знали принца Дорельяно и не любили его. Какой-то он был не такой, неправильный, неподходящий. Не любил он болтать по пустякам, не любил танцевать на балах, не любил играть в шумные игры. Любил он сидеть в уголочке с книжкою в руке, любил кататься по лесу на коне - только не охотиться, а размышлять - о чём-то своём. Но более всего любил он смотреть на звёзды. От звёзд его было не оторвать: уставится в тёмное небо и смотрит, смотрит, смотрит - будто родину свою ищет - настоящую родину. А балы, разговоры, игры - зачем они? Ни один мудрец не ответил принцу на этот вопрос. Да и свадьба - зачем она? Но родители считали иначе. Если принцессы отказываются, думали они, женим его на дочери одного из наших вельмож, министров, генералов. Хотели вельможи-министры-генералы породниться с королевской фамилией, только не нравился им принц Дорельяно и дочерям их не нравился. Какой-то он не такой, подозрительный, странный - не обернулась бы мимолётная выгода потерями в будущем. Да и про золото королевское разные слухи ходили: будто не золото оно, даже не серебро - так, медь какая-то, с оловом смешанная. Отчаялись родители принца, простолюдинам начали предложения делать. Но и простолюдины отказались - все до единого - и дочери их - все до одной - ибо суеверны были до ужаса, а про золото королевское разные слухи ходили. А вот принцу нравились простые девушки: скромные, тихие - прямо как он. Девять раз вспыхнула в его сердце настоящая, искренняя, великая любовь - вспыхнула и погасла, не найдя ответа. Боялись девушки неизвестно чего, предпочитая простых парней. Тогда сказали родители принцу:

- Всё, наше терпение лопнуло. Растили мы тебя, растили, воспитывали-воспитывали - всё без толку. Как был непонятно кем, так и остался. Женись на своих звёздах. Пялился на них, пялился - допялился. Все нормальные дети друг с другом играют - один только он встанет, башку задерёт и смотрит, смотрит, смотрит... Дашь подзатыльник - вроде понял - отвернёшься - опять башку задрал! Ну что за наказание такое? Всё, нам такой сын не нужен! Садись на коня, скачи куда хочешь, делай что хочешь - но без жены не возвращайся. Для нас репутация семьи превыше всего. И так уж о нашем золоте разные слухи ходят...

Что было на это ответить? Многие родители считают так же. Репутация семьи превыше всего, а на ребёнка плевать. А если родителям на тебя плевать, то всем остальным и подавно. Какая уж тут любовь?

Оседлал принц коня и поскакал: сначала через своё королевство, потом через соседнее, потом через десяток известных царств и королевств, а дальше неведомые земли пошли. Жили там люди вольные, с природою неразлучные, на соотечественников принца непохожие. И девушки у них другие: гордые, смелые, узкоглазые - на конях разгорячённых во весь опор скачут, из лука зверю степному точно в глаз попадают. Вновь осталась без ответа любовь принца Дорельяно. А дальше ещё более удивительные страны пошли: жаркие круглый год - люди в них чёрные, будто сажей вымазанные. Но и там - неудача за неудачей.

В одну из звёздных ночей доскакал принц до берега незнакомого моря. Остановил коня и задумался. Дальше - куда? Найти порт, сесть на корабль и доплыть до другого берега? Но зачем? Сколько стран позади, сколько девушек, и ни одна не полюбила меня. Почему? Потому что я не такой, неправильный, неподходящий. Не отсюда я, не из этого мира. Звёзды надо мной - какая-то из них моя - но поди до неё доберись. На коне не доскачешь, на корабле не доплывёшь...

Только он об этом подумал, как застыла поверхность моря, точно стеклянная твердь. Конь попробовал её копытом - и оно не погрузилось в воду. Второе копыто, третье, четвёртое - и принц поскакал по морю, как по суше. Берег скрылся за горизонтом - остались вода и звёзды: сверху - настоящие, снизу - отражённые. Да и горизонт исчез. Непонятно стало, где кончается море и начинается небо: сплошная чернота и звёзды, звёзды, звёзды... А потом и невидимая твердь исчезла, копыта перестали стучать, и принц обнаружил, что скачет в пустоте. Ничего, кроме звёзд. И ни одна не становится ближе. Сколько же скакать до моей звезды? Где она? Хватит ли жизни? Кажется, я стал бессмертным.

Время будто остановилось, а принц всё скакал и скакал. Засыпал, просыпался и снова видел себя в окружении звёзд. Но вот впереди показалось что-то чёрное - чернее межзвёздной тьмы. Принц не испугался: он знал, что не умрёт. А чернота росла и росла, затмила половину звёзд. Внезапно копыта коня застучали по земле. Принц остановился. Во тьме разглядел он землю, уходящую вниз. Это была вершина горы, у подножия которой перешёптывались морские волны. Принц огляделся и понял, почему он видит во тьме. Свет! Тело его излучало золотой свет! Прямо через одежду, которая сделалась золотой. И конь его сделался золотым - от носа и до хвоста.

Послышались голоса. На вершину вскарабкались парень и девушка в одеждах простолюдинов. Неизвестно, кто удивился больше: они или принц. Они заговорили первыми.

- Благословите нас, ваше высочество, - смиренно попросил парень и поклонился до земли.

- Чтобы мои родители согласились на нашу свадьбу, - прижимая руки к груди, добавила девушка.

- Благословляю, - смущённо произнёс принц. - А кто вы? И что это за место?

- Мы из деревни внизу, - ответил парень. - А это место - гора Энамора´дос - гора Влюблённых. У нас есть поверье, что иногда, звёздными ночами, на этой горе останавливается принц Дорельяно - Золотой - и влюблённые, получившие его благословение, становятся счастливыми до конца своих дней.

- Ведь это вы - принц Дорельяно? - с надеждой прошептала девушка.

- Принц Дорельяно? - задумчиво переспросил принц. - А что должен сделать принц Дорельяно, чтобы вы были счастливы?

- Подарить нам золотую звёздочку, - высказала заветное желание девушка.

- Тогда мы покажем её родителям, - объяснил парень, - и они не осмелятся нарушить веление судьбы.

- Золотую звёздочку? - растерялся принц. - Где же я её возьму?

Но тут его конь забеспокоился, дёрнулся, заржал и стукнул копытом по земле. От этого удара в стороны полетели золотые звёздочки. Одна из них попала девушке в грудь и зацепилась за платье - точно напротив сердца.

- Ах! - от неожиданности воскликнула та. - Спасибо, ваше высочество!

- Пожалуйста, - ответил принц и заставил коня ещё несколько раз ударить копытом.

Звёздочки разлетелись и пропали во тьме. Однако влюблённым было достаточно и одной.

- Спасибо! Спасибо! Спасибо! - кланялись они. - Спасибо, ваше высочество!

- Пожалуйста, - снова ответил принц и почувствовал, что ему пора в путь. - Будьте счастливы до конца своих дней! - крикнул он, пришпорил коня и поскакал по воздуху.

Последний удар копыт высек из горы целую галактику - сотни звёздочек закружились спиралями, опустились на плечи влюблённых и покрыли их сияющей россыпью.

И снова скакал принц - сотни раз заснул и проснулся в седле - и снова оказался на вершине горы Энаморадос. Теперь его ждала одинокая девушка - но принц не стал делать ей предложения, ибо знал отныне свою судьбу - просто осыпал несчастную сотнями золотых звёздочек. А в другой раз встретил одинокого парня. А потом - ещё одну влюблённую парочку. А потом - ребёнка, попросившего соединить его родителей. И так будет долго-долго: пока существует на свете запретная и неразделённая любовь. И лишь когда все влюблённые станут счастливыми, принцу Дорельяно улыбнётся его звезда.

А пока что на гору Энаморадос восходят новые и новые люди - в надежде или встретить принца, или отыскать его золотые звёздочки. Говорят, они приносят удачу. Но не только влюблённые взбираются на вершину. Приходят туда и дети, сбежавшие от жестокого мира, и тоже ищут звёздочки. Некоторым везёт - они находят настоящих родителей: настоящую маму, настоящего папу и настоящий дом - место, где их любят и понимают. Иногда на ночном небосводе появляется светлое пятно с хвостом. Учёные говорят: это комета, а влюблённые молчат и улыбаются, ибо знают: это принц Дорельяно в золотом плаще скачет на гору Энаморадос, и пора собираться в путь - за новыми золотыми звёздочками.

- Грустная сказка, - нарушил Миша затянувшееся молчание. - Красивая, но грустная.

- Отличная сказка! - воскликнул Вадик.

- Ты ещё не спишь? - удивился Миша и повернулся в его сторону.

- Нет! Отличная сказка!

- Но она же для взрослых, - возразил Миша. - И про любовь.

- Какая любовь? - Вадик едва не выскочил из постели. - Какая любовь? Родители его достали, на звёзды смотреть не давали, из дома выгнали! Любовь... А девчонки... да ну их...

Миша понял, что спорить бесполезно, и перевернулся на спину. А Вадик не мог остановиться:

- Жалко его. Других делает счастливыми, а сам несчастный.

- Сапожник без сапог, - заметил Володя.

- Что? - не понял Вадик.

- Поговорка такая: - объяснил Володя, - сапожник без сапог. Это когда человек что-то делает и всё раздаёт другим, себе ничего не оставляет.

- Понятно, - вздохнул Вадик. - Всё равно жалко.

- Но благодаря ему, - с улыбкою глядя в потолок, произнёс Миша, - ты найдёшь золотую звёздочку удачи. И станешь счастливым до конца своих дней.

- Всё равно жалко, - упирался Вадик.

- Эх, братишка, - с неземным блаженством выдохнул из себя Миша. - Ты не представляешь, как счастлив принц Дорельяно! И никто не представляет. Хотя до звезды моей так далеко, - добавил он полушёпотом и отвернулся к стене.

Затих и Вадик, обдумывая его слова. В комнате давно уже было темно. Володя вышел на веранду и уселся ждать Леру. Исчезла она во время рассказа - неведомо куда.

Глава 3.

Следующий рассвет впервые встретили вчетвером. На крыше уселись в том же порядке, что и вчера: впереди Миша, за ним Вадик, позади - Лера. Вернулась она глубокой ночью - неведомо откуда. Вадик, хотя и с трудом, но заставил себя подняться в непривычную рань, умылся леденющей предрассветной водой - и тут же оделся потеплее, а то мало ли что. Как Миша не мёрзнет без одежды в утреннюю холодрыгу, он не понимал.

Солнце поднялось над лесом в сопровождении гимна рода Дорельяно. Вадик подпевал старательно - как умел. Быть может, именно благодаря его усердию стало очень быстро теплеть. После завтрака он скинул с себя курточку, да и остальную одежду мог бы скинуть, но пока не решился. Миша предложил ему поработать в огороде, подёргать сорняки. Вадик согласился: когда работа в диковинку, она доставляет удовольствие. А потом опять запускали птицу. А потом, в самую жару, Миша уговорил Вадика лечь поспать, чтобы и звёзды вечером посмотреть, и рассвет на следующее утро встретить.

- Так поступают в золотой стране, - объяснил он. - Ночью гуляют, а днём спят. Правда, Лера?

- Правда, - подтвердила та.

После дневного сна, Миша и Володя взялись прокосить дорогу к лесу. Косили по очереди, потому что коса была одна. Лера и Вадик граблями отгребали в сторону скошенную траву. Получилась хорошая тропинка, хотя и неширокая. Широкую делать незачем. К заходу солнца добрались до леса и слегка углубились в него.

- Всё, хватит.

Лера и Володя с граблями и косой направились к дому, дабы отдохнуть и приготовить ужин. Миша и Вадик задержались на опушке.

- Нравится тебе лес? - спросил Миша.

- Очень, - ответил усталый, но довольный Вадик. - На море классно, но и здесь хорошо.

- Ты был на море? - заинтересовался Миша. - А я ни разу не был. Расскажи.

- А чего рассказывать? - пожал плечами Вадик. - Много-много воды - до самого горизонта. Волны выплёскиваются на берег: одна за одной, одна за одной... Даже когда нет ветра. Чайки орут как ненормальные. И запах... Вот как сейчас мы траву косили, примерно такой. Не объяснишь. И вода не солёная даже, а горькая. Пить нельзя. Зато плавать здорово! Волны тебя качают: вверх-вниз, вверх-вниз... Страшно, но интересно! На берегу песок и ракушки. Некоторые красивые. Жаль, я тебе дома не показал. Забыл. Горы там небольшие, взобраться можно. И звёзды яркие-яркие - обалдеть! Я в телескоп смотрел - это что-то!

- Лес тоже красивый, - заступился Миша за родную среду обитания. - И звёзды тут тоже яркие - в конце лета. Жаль, мы уже уедем.

После наблюдения за звёздами Миша опять предложил Вадику прогуляться до леса.

- Сейчас? - растерялся тот, ощупывая сгустившуюся тьму.

- Боишься? - подначил его Миша.

- Не боюсь! - вскинулся Вадик. - Пойдём.

Оделись в лесную одежду и двинулись в путь. По прокошенной тропинке шагалось легко, однако Вадик то и дело спотыкался и оглядывался.

- Ничего ты там не увидишь, - усмехнулся Миша. - Что впереди, что сзади, что сверху, что снизу - одна сплошная тьма. И мы, Дорельяно, должны её одолеть. Одолеем?

- А-а-а... да-а-а... ле-е-е... е-е-ем... - с дрожью в голосе закивал Вадик.

- Вот и хорошо. Это очень важно.

Миша уверенно двигался на ощупь - своего золотого света он почему-то не зажигал. Впрочем, и тьма была неполной: зашедшее солнце подсвечивало северо-западную часть неба, а за лесом притаилась половинка луны. В нескошенной траве что-то шуршало и попискивало, время от времени подавали голоса далёкие ночные птицы.

- Вот и лес, братишка. Видишь?

- Ле-е-е-е-ес? - Вадик дрожал так, что уже не мог этого скрыть.

- Ну как же, вот он, - доносился сверху голос 'старшего брата'. - Вот сосна. Вот ёлочки. Вот кусты. Здесь ты рассказывал мне о море. Очень хорошо рассказывал, весело - даже не думал чего-то бояться. Мы ушли отсюда три часа назад. Вопрос: что изменилось за это время? Почему сейчас ты боишься?

Вадик задумался, присмотрелся. На фоне окружающей тьмы проступали более тёмные силуэты. Да, верно: вот сосна, вот ёлочки, вот кусты. А вот и 'старший брат'. Под ногами трава - та же самая, что и днём. Почему же как-то не по себе?

- А здесь точно никого нет? Ни волков, ни медведей?

- Днём ты об этом не спрашивал, - заметил Миша.

- А вдруг они прячутся? - предположил Вадик. - Днём спят, а ночью выходят. Как в золотой стране.

- Они очень хорошо прячутся, - засмеялся Миша. - Так хорошо, что никто их никогда не видел.

- Шутишь, - обиделся Вадик. - А мне страшно. Пойдём обратно.

- Страшно? - переспросил Миша. - А так? - достал он из кармана электрический фонарик, включил его и направил свет в глубину леса.

Этим фонариком пользовался Володя до того как Лера подарила ему золотой свет. Миша отыскал фонарик, вставил в него батарейки из плеера, и нехитрое устройство заработало как раньше. Волков и медведей не оказалось. Поблизости. А дальше, в глубине... Кто его знает?

- Лучше, - признался Вадик. - Но всё равно страшно.

- А если бы ещё один фонарик - было бы лучше? - продолжил интересоваться Миша.

- Лучше, - согласился Вадик.

- А десять фонариков? Сто? Тысяча?

- Лучше. Лучше. Лучше. Но у тебя их нет.

- Зато есть вот это, - Миша погасил фонарик и зажёг собственный свет - не очень ярко.

- Лучше, - улыбнулся Вадик.

Миша потихоньку начал прибавлять яркость.

- Лучше. Лучше. Лу...

Миша резко погасил свет и сказал:

- Всё это ерунда. Пока не взойдёт солнце, так и будем делать вид, что ничего не боимся. В городе сотни фонарей, тысячи светящихся окон, реклама, витрины, фары машин - но люди всё равно предпочитают не выходить по ночам. Потому что все эти огни, вместе взятые, не заменят и капельки солнца. Понимаешь? В этом мире очень мало любви - слишком мало любви и золотого света. И люди в отчаянии зажигают фонари: тысячи, миллионы, миллиарды фонарей, свечей, электрических лампочек... Пишут законы, правила, наставления, заповеди, догмы, нравоучения, мораль... И всё равно боятся - страшно боятся - друг друга и самих себя. Потому что в каждом притаился хищный зверь: волк, медведь, лев, тигр, пантера... И кто его знает, когда он проснётся и выйдет на охоту? И так будет долго-долго - пока не наступит Великий Рассвет, пока не взойдёт над миром золотая звезда любви. Тогда эти тысячи, миллионы, миллиарды фонарей, свечей, электрических лампочек покажутся смешными и ничтожными. Законы, правила, наставления, заповеди, нравоучения, мораль - смешны и ничтожны по сравнению с настоящей, искренней, великой любовью. Кто здоров, тому не нужны костыли. Кто светел, тому не нужны фонари. Кто любит по-настоящему, тому не нужны законы, религия, мораль... Кто любит по-настоящему, тому можно всё. Кто любит по-настоящему, может всё. Всё, что захочет. Понял?

- Та-а-ам кто-о-о-то-о-о е-е-есть, - испуганно прошептал Вадик, показывая рукою на тёмную стену кустов справа от тропы.

- Никого там нет, - усмехнулся Миша.

- Есть, - настаивал Вадик. - Послушай.

Миша навострил уши и впрямь уловил какое-то шуршание.

- Ёж, наверное. Их далеко слышно по ночам. Сейчас гляну.

Зажёг внутренний свет, подошёл к стене кустов, раздвинул передние ветки - но кусты оказались такими густыми, что даже при свете за ними ничего не было видно. А шуршание усилилось, слышалось не только внизу, но и вверху, на высоте человеческого роста. Треск ломаемых веток и тяжёлое сопение. Нет, это не ёж - кто-то крупнее и опаснее. Теперь уже и Миша задрожал - впервые задрожал в лесу - но не бросать же в беде любимого братика. Схватил валявшуюся на траве толстую ветку и со всей силы ткнул ею в глубину кустов. Кто-то большой и сильный вцепился в эту ветку и рванул её к себе. Миша не успел выпустить своё оружие и с треском влетел в кусты, обдирая кожу рук и лица. Невидимый зверь ухватил его за руку.

- А-а-а-а-а!!! - заорал Миша.

- А-а-а-а-а!!! - присоединился Вадик.

Ветки кустов заметались, и не выпуская Мишиной руки, на тропинку выбралась... Лера!

- Ага-а-а!!! - с наигранным злорадством закричала она. - Попался? Будешь знать, как пугать моего мальчика!

Отпустила Мишу и обняла дрожащего Вадика.

- Маленький мой! Напугал он тебя? Ничего, пусть теперь сам попробует. Может, чего и поймёт. А ты молодец. Хорошо держался. Пойдём домой.

Взяла Вадика за руку и повела к дому. Миша остался в недоумении, а потом побрёл следом.

- Лера! - пройдя полдороги, виновато позвал он. - Лера! Прости меня! Пожалуйста!

Только на третий зов Лера обернулась.

- Иди сюда. Прощаю. Но помни: он ребёнок. Он младше тебя. С ним так нельзя. И объяснил ты ему плохо. Для ребёнка это не годится. Он ничего не понял. Я ему сама объясню, и он поймёт. А сейчас - вот что.

Лера зажгла свой золотой свет и положила руку на дрожащую грудь Вадика. Вадик вспыхнул, как новая звёздочка.

- А я сомневался, - покачал головою Миша. - Для света он, значит, созрел, а для объяснений - нет. Ладно, буду знать.

- Иди сюда, - повторила Лера. - Иди, сыночек. Ты у меня любимый - несмотря ни на что. Зажигай свой свет и иди вперёд - а мы за тобой.

Миша так и сделал, но от волнения зашагал слишком быстро. Пришлось остановиться и ждать. Лера и Вадик, окружённые золотым сиянием, приближались медленно, неслышно, точно гуляли по небу среди звёзд. Строчки перевода известного стихотворения родились сами собой:

- 'По небу луна идёт, ребёнка за руку ведёт.'

- 'Как сова кричит в ночи: ай, как на дереве кричит!' - ответила Лера переводом предыдущих строчек.

Миша понял намёк и замолчал - однако тёмная тесная тишина тут же вытянула из памяти свой словесный портрет:

- 'Сделалась уютной ночь, как площадь малая точь-в-точь.'

- 'Бубенцами из стекла она изранена была,' - напомнила Лера, указав на звёзды.

Мише понравилась игра в переводы, и он задумался над очередным ходом. Ход вышел таким:

- 'Эй, земляк, я бы коня на вашу хату поменял.'

- 'Ну а я бы поменяла мой кинжал на одеяло,' - Лера подстроила перевод под собственный женский род.

- 'Эту сделку, если б мог, я б заключить тебе помог,' - пропустил Миша пару строк.

- 'Только я уже не я, и хата тоже не моя,' - продолжила Лера.

Миша не ответил. Хватит. Первое слово было за ним - пусть за Лерой останется последнее. Так будет справедливо и не обидно. К тому же...

- Хата наша общая. Вот она.

- А мы такие, как есть, - в золотом сиянии улыбнулась Лера. - Пойдёмте спать.

То ли новообретённый свет подействовал, то ли история у тёмного леса, но утром Вадик вскочил первым. Будто лёг спать сразу после заката, а не далеко за полночь. Даже Лера такого не ожидала. Прочитала мысли своего подопечного и сказала ему:

- Поздравляю! Сегодня твой день рождения! И не спорь со мной. Я знаю, что говорю. Иди умывайся, а я разбужу остальных.

Миша проснулся охотно: ему нравилось, когда его будила настоящая мама. А на этот раз она ещё и похвалила:

- Ты молодец. С Вадиком вчера гениально получилось. Ты вспахал поле его души, а я посеяла семена. Сегодня они проросли. И это только начало. Сам увидишь. Вставай.

Володя поднялся одновременно с племянником. Все трое вышли из дома и увидели Вадика. Тот стоял у лестницы на крышу - тепло одетый, но не скованный.

- Я полезу первым, - заявил он. - Давайте ваши коврики.

Миша присвистнул от удивления. Лера ответила многозначительным взглядом. Володя вынес три коврика и подал Вадику. Тот без малейшего страха начал подниматься по лестнице. Добрался до самого верха, перекинул коврики через конёк и уселся на передний из них. Миша понял, что отныне его место - второе - смирился и тоже полез на крышу. За ним, как всегда, Лера. Володя, как всегда, остался внизу. Так и встретили восход солнца - пением гимна рода Дорельяно. А потом, уже на земле, Миша опять предложил Вадику прогуляться до леса. Тот согласился без колебаний.

Сосна, ёлочки, кусты - помятые после вчерашнего приключения.

- Ха-ха-ха-ха-ха! - расхохотался Вадик, увидев эту картину. - Ничего себе!

- Ничего себе, - поёжился Миша. - Не страшно?

- Ни капельки! - залихватски усмехнулся Вадик.

- Вот что значит солнце! - воскликнул Миша. - Вот что значит золотой свет! Вот что значит любовь! Лера сказала, ты не понял моего объяснения - но ты же всё понял, да?

- Понял, - просиял Вадик. - Кто любит по-настоящему, тому можно всё! Кто любит по-настоящему, может всё! Всё, что захочет! Значит, я всё могу и мне всё можно!

- А ты любишь по-настоящему? - поинтересовался Миша.

- Да! - крикнул Вадик. - Люблю! По-настоящему! Тебя, Леру, Володю - траву, деревья, кусты - солнце, луну, звёзды - птиц, зверей, людей - всех люблю! Весь мир! Всё человечество!

- И чего же ты хочешь?

- Жить, - немного подумав, ответил Вадик.

В это короткое слово упаковал он всё разнообразие своих желаний.

- Отлично! - подпрыгнул Миша, вскидывая руки в стороны и вверх. - Пошли домой, поедим и начнём жить.

- Кто любит по-настоящему, - сказала Лера, - никогда не сделает ничего плохого. Именно поэтому ему можно всё. Это я для ханжей-моралистов, - уточнила она. - А для вас, ребята - накрытый стол. Садитесь.

В то утро были прикончены последние остатки привезённой с Вадиком еды - а в сооружённом для её хранения холодильнике растаяли последние кусочки льда.

- Как в сердце Вадика, - заметила Лера.

- Да, - улыбнулся тот, вставая из-за стола. - Спасибо тебе, Лера. Спасибо за свет. Спасибо за то, что я всё понял. Я могу называть тебя Лерой. Я могу называть тебя мамой. Как Миша.

- Да, ты можешь, - обняла и поцеловала его Лера. - Ты можешь называть меня Лерой. Ты можешь называть меня мамой. Как Миша.

- Я могу называть Володю Володей, и он меня не накажет. Он никогда не наказывает детей. Он добрый.

- Называй меня Володей, - подтвердил тот. - И никто тебя здесь не накажет. Здесь тебя все любят.

- Я тоже вас всех люблю, - нахлынувшая волна чувств окатила ресницы Вадика солёными брызгами. - И тебя, Лера. И тебя, Володя. И тебя, Миша. Я могу любить. Я могу жить. Я могу быть самим собой.

- Да, ты можешь, - заключил Миша. - Ты можешь любить. Ты можешь жить. Ты можешь быть самим собой. Как мы.

- Я могу быть самим собой, - торжественно произнёс Вадик, перекатывая во рту каждое слово. - Я могу залезть на крышу - и ничего не бояться. Я могу пойти ночью в лес - и ничего не бояться. Я могу... ничего не бояться! - сделал он потрясающее открытие.

- Да, ты можешь, - подтвердил Миша. - Кто любит, тот не боится.

- Кто любит, тот не боится, - повторил Вадик. - А ещё я могу... снять с себя всю одежду. Как ты.

- Можешь, - заулыбался Миша. - Давай вместе. Наперегонки.

Оба вовсю заработали руками, но Миша оказался проворнее. Вадик всё-таки волновался, остановился перед последним барьером, а потом сдёрнул с себя трусы и швырнул в кучу барахла. Ура! Наконец-то! Слияние! Когда меж тобою и миром нет ничего! Никаких масок, никаких одежд, никаких барьеров! Потрясающие ощущения. Непривычные. В какой-то степени даже страшные. Страшные для моралистов и ханжей. Именно поэтому они так старательно отделяют человека от мира. 'Человек - одно, мир - другое. Мир есть грязь, от которой должен очиститься человек.' А другие, ещё более злобные, возражают: нет, человек есть грязь, от которой должен очиститься мир. Ложь! Никакой грязи нет, а чернота, что принимают за грязь - лишь недостаток света, недостаток любви! Ничего этого Вадик не понял, зато прочувствовал обнажённой кожей.

Миша критически оглядел 'братика':

- Ты совсем бледный. Тебе надо загореть. И лучше сейчас, пока солнце не очень высоко. Давай побегаем. Убегай от меня, а я буду тебя догонять. Только осторожнее, грядки не потопчи.

Вадик вопросительно глянул на веранду, где по-прежнему сидели Володя и Лера. Лера одобрительно кивнула, а Володя поднял вверх большой палец правой руки. И Вадик побежал. Белый, толстый, неуклюжий - медленно - переваливаясь - мимо крыльца - по тропинке - свернул - между осиной и берёзой - между кустами смородины - по высохшей уже траве - в огород - между грядками - на дорогу. Только там Миша позволил себе его догнать:

- Попался! Теперь ты за мной! - и бросился наутёк.

Вадик - следом - извилистым путём - в конце концов 'догнал' 'старшего брата' там, где тот остановился - возле крыльца.

- Ещё? - предложил Миша.

- Нет, - тяжело дыша, покачал головою Вадик. - Я устал.

- Это потому что ты носишь на себе много лишнего, - заметил Миша. - Жир тяжёлый, мешает тебе жить, быть самим собой. Ничего, будем играть, лазить на крышу, ходить в лес и в посёлок - а есть поменьше. Кстати, твоя еда закончилась - будем покупать тебе мясо, как требуют твои родители, или обойдёмся растительной пищей, как все мы здесь?

- Как все мы здесь, - ответил Вадик, сделав ударение на слове 'мы'.

- Отлично, - Миша пожал его мягкую лапку. - А сейчас - водные процедуры.

Сбегал за корытом, установил его в самом широком междурядье огорода, наполнил колодезной водой четыре ведра и отнёс их туда же. Две лейки вместили в себя ещё два ведра воды.

- Залезай, братишка. Прямо в корыто. Буду поливать тебя сверху. Брызги на грядки полетят, а из корыта перельём в лейку и тоже на грядки. Не пропадёт водичка. И ты не пропадёшь. Поначалу будет холодно, а потом согреешься... Та-а-а-а-ак! Ничего-ничего-ничего-ничего! Терпи-терпи-терпи-терпи! И сразу же вторую лейку... Та-а-а-а-ак! Уже лучше? Правильно. Вылези на минутку, я из корыта вылью... Всё, залезай обратно, продолжим. Ра-а-а-а-аз! Два-а-а-а-а! Отлично! А два ведра я на себя выплесну - безо всяких леек. О-о-о-о-о! Кла-а-асс! Бегом, бегом, бегом! Давай, давай, давай! Не задыхаешься? Ура! Бегай, бегай - я за тобой. Согрелся? Ну всё, давай загорать.

- Детей находят в капусте, - заметила на это Лера. - От кочана взрослости отрывают листок за листком: одежды, маски, запреты, смирительные идеи - пока в середине не обнаружится новорождённый ребёнок! Вот он и обнаружился. С днём рождения, сынок!

- Спасибо, мамочка, - прижался к ней Вадик. - Я понял, я всё понял! Я могу не носить одежду. Я могу не носить маски. Я могу ничего не скрывать. Я могу не притворяться. Я могу плакать. Я могу смеяться. Я могу говорить - что захочу - и никто меня за это не накажет! Я могу быть самим собой!

- Потрясающе! - восхитился Володя. - И это - устами младенца!

- Я сама поражаюсь, - неподдельно растерялась Лера. - У этого мальчика такой поток мыслей! Океанские течения отдыхают. А читать БУДУЩИЕ мысли я не умею.

- Ну а вы чего? - обратился Вадик к заболтавшимся взрослым. - Давайте, раздевайтесь - а то так нечестно.

Лера тут же выскользнула из своего фиолетового платья, под которым не оказалось ничего, кроме неё самой.

- Давай, - махнула она Володе. - Можно.

Вадик с интересом постигал различия между людьми, обусловленные полом и возрастом.

- Всё у тебя в порядке, - успокоила его Лера. - Просто ты ещё маленький. Подрастёшь - станешь таким, как Миша. Повзрослеешь - станешь таким, как Володя.

- Только не спеши взрослеть, - предостерёг тот. - Пока ты ребёнок - будь ребёнком. Посмотри на Мишу - намного ли он тебя старше? И это всё: дальше - десятилетия взрослости и... в детство уже не вернёшься. Ребёнком надо быть сейчас. Сколько детей вырастает, не побыв детьми! Взрослые не дают им быть детьми - вот в чём беда.

- Что значит: быть ребёнком? - спросил Вадик.

- Быть ребёнком, - ответил Володя, - значит, быть собой, не делая вида, что ты другой. Не скрывать то, что у тебя есть, и не показывать то, чего у тебя нет. Смеяться, когда смешно. Грустить, когда грустно. Плакать, когда плачется. Играть, когда играется. Орать, когда орётся. Петь, когда поётся. А также рисовать, лепить, шить, мастерить: из бумаги, из дерева, из железа... Ухаживать за животными. Любить сладкое. Иметь нормальные игрушки. Читать нормальные книжки. Придумывать сказочные миры. Вставать ни свет ни заря, хватать велосипед, уноситься вдаль, любоваться рассветом, бродить по лугам и лесам, купаться, загорать, мечтая о далёких странствиях и опасных приключениях. Лазить на крышу - и не бояться упасть. Бегать голышом - и не бояться, что тебя застыдят. Говорить глупости - и не бояться, что тебя засмеют. Говорить правду - и не бояться, что тебя обвинят. Делать ошибки - и не бояться, что тебя накажут... Подробнее спроси Мишу: он сам недавно из детства.

- Блин! - Миша ударил себя ладонью по лбу. - Вадька! У тебя же теперь золотой свет! Ты можешь называться золотым именем! Как я: просто Миша, а непросто - дон Мигель Дорельяно. Твоё имя на золотой язык не переводится, но ты можешь выбрать другое. Если захочешь, конечно.

- Какое имя? - не понял Вадик.

- Золотое, - повторил Миша. - Хуан, Мигель, Алехандро... Нет, всё это у нас уже есть. Надо чего-нибудь поэкзотичнее. Карлос, Игнасио, Хоакин... Амандо, Висенте, Франсиско... Рамон, Хулио, Диего...

- Диего, - остановил его Вадик. - Моё имя - Диего.

- ¡Viva! - воскликнул Миша. - Да здравствует дон Диего Дорельяно!

- Хорошая игра, - одобрил Володя.

И тут ко всеобщему удивлению на площадке перед крыльцом появилась Дора. Где пропадала столько дней? Прибежала - и вихрем - ластиться: то к одному, то к другому, то к третьему, то к четвёртой. Вадика приняла сразу: облизала с ног до головы. Тот растерялся. Родители строго-настрого запрещали ему иметь какие бы то ни было контакты с животными. Впрочем, родители много чего запрещают - на то они и родители. Дают ребёнку жизнь, чтобы не давать ему жизни. Для их счастья надо стать вещью, роботом, неодушевлённым предметом... Ну уж нет! Выбираю жизнь!

- Дора, Дора, Дорочка - ай, щекотно! Милая, хорошая, золотая...

Володя принёс из дома пакет с куриными костями и жилками от мяса:

- Угости её.

Вадик высыпал содержимое пакета перед улыбающейся мордой. Дора хрустела минуты две, а потом выразила благодарность: вскочила на задние лапы, передними повалила мальчишку на траву и снова облизала - с головы до ног. Вадик пытался встать, но понял, что это бесполезно, и включился в игру: перекатываясь с боку на бок, на спину, на живот, уворачиваться от шершавого языка. Голое тело - по траве - жёсткие, но приятные ласки каждого стебелька. Миша тоже улёгся и покатился в другую сторону. Позвал Дору - но Вадик не захотел её отпустить. Разыгравшаяся собака огромными прыжками металась: туда - сюда, от одного - к другому. Оба оказались вылизаны и вымазаны в земле.

- Ничего, - поднимаясь на ноги, сказал Миша. - Это и есть жизнь: упал - вставай, испачкался - вымойся, ошибся - исправь. А потом ещё, и ещё, и ещё... Сейчас я снова достану воды - продолжим наши развлечения. А мясная пища съедена подчистую.

Следующий рассвет Вадик встретил без одежды, несмотря на холод - как, впрочем, и все остальные. А Миша вспомнил свои прошлогодние забавы.

- Володя! - крикнул он, сидя на коньке крыши. - Поймай меня! Разочек!

- Ладно, один разочек, - согласился Володя.

Миша приподнял обеими руками передний край коврика, перекинул ногу через конёк, оттолкнулся - и заскользил: вниз, вниз, вниз - быстрее, быстрее, быстрее - набирая скорость - точно зимой на санках:

- Лови-и-и-и-и!!!

Володя его поймал: хоть и вырос племянник, но весил не чрезмерно.

- Вадька! - закричал Миша снизу и замахал руками. - Видал? Давай так же!

Вадик погрузился в обдумывание этого предложения. Всё-таки как-то стрёмно...

- Смелее, дон Диего Дорельяно! - подначил Миша. - Кто любит, тот не боится!

И Вадик решился. Приподнял край коврика, повернулся и поехал: медленно, медленно, медленно - быстрее, быстрее, быстрее - страшно!!!

- А-а-а-а-а!!!

Шлёп - и он уже в руках у Володи. Тело потеряло вес и сделалось каким-то чужим. Глаза округлились. Сердце бешено колотится: то ли от страха, то ли от радости его преодоления. Вадик не смог бы сказать, что именно он чувствует. По счастью, лишних вопросов ему не задавали - только Володя, опустив его на землю, напутствовал:

- Можешь ещё раз. Ты легче Миши.

А почему бы и нет? Вадик быстро пришёл в себя и решил закрепить успех. Поднялся по лестнице и снова - ш-ш-ш-ш-шух! - прямо в руки к Володе. Ну и в третий раз - для полноты впечатлений - ш-ш-ш-ш-шух! Всё, хватит, впереди ещё целых три недели. Многое случится за это время.

Лера не стала напрягать супруга и спустилась по лестнице сама. Развела костёр, приготовила еду, подала на стол - а после завтрака сделала объявление:

- Сегодня в посёлке выпускной вечер. Мише и Вадику предлагаю на него пойти. Мы с Володей останемся. Есть другие предложения?

- Я пойду, - сказал Миша. - Пора приступать ко второму пункту летнего плана. Первый полностью выполнен. Правда, Вадик? Пойдёшь со мной?

- Пойду, - после недавнего катания с крыши Вадик осмелел окончательно.

- Значит, надо выспаться днём, - напомнил Миша. - А сейчас - вот что.

Встал из-за стола, зашёл в дом, вынес простой карандаш и на внутренней стороне открытой наружу двери нарисовал огромную букву A.

- Это наша буква, - провозгласил он. - С этой буквы начинаются самые лучшие слова в мире: el Amor и de Aureliano ('любовь' и 'Дорельяно'). А ещё с неё начинается слово abierto ('открыто'). Это для наших ребят: я приведу их сюда - встречать рассвет.

- Nuestras puertas siempre están abiertas, (Наши двери открыты всё время.) - тут же сочинила Лера парочку рифмованных строк.

- De acuerdo, (Согласен.) - ответил Миша. - Вот, кстати, ещё одно слово на букву A.

- А ещё arriba и adelante ('вверх' и 'вперёд'), - подсказал Вадик.

- А ещё aquí и ahora ('здесь' и 'сейчас'), - добавил Миша.

- А ещё amigo ('друг'), - внёс свою лепту Володя. - И amistad ('дружба').

- Alegría ('радость').

- Arco iris ('радуга').

- Amanecer ('рассвет').

- А давайте поучим язык, - предложил Вадик, не найдя больше интересных слов на букву A.

- Давай, мой хороший, - откликнулась Лера. - Миша пусть отдыхает, а мы займёмся.

Но Миша отдыхать не стал. Миша вспомнил про золотое изделие Оксаны, нашёл его в доме, надел на себя - прямо на голое тело - и показал остальным:

- Смотрите. Вот так - плащ. Вот так - рубашка без рукавов. Вот так... не знаю, как назвать.

- Дорельянка, - сказала Лера.

- Чего-о-о?

- Дорельянка. Ты не знаешь, как назвать, Оксана не знает, никто не знает. Я знаю, как назвать - дорельянка.

- Здорово ты придумала! - восхитился Миша. - Мне бы и в голову не пришло.

- Красивое название меняет дело, - подмигнула ему Лера. - Сущность сущностью, мысли мыслями, а слова - словами. Иногда они бывают важны. Так говорила Эскапелья - так говорю я. Мы уже начали игру в слова - давайте продолжим. Только не за столом, а во дворе, на солнышке. Бегаем, загораем, играем - учим язык. Мы как дети - слова как мячики - вперёд.

И все побежали во двор - играть в языковую игру.

Дневной сон, пробуждение, вечер. Беседы о предстоящем пути.

- Рано ещё, - сказала Лера. - Выйдете на закате. Ребята сначала в школе будут праздновать, а потом их отпустят на улицу. Вы как раз доберётесь. Глубокой ночью - ну и что? Ночи короткие, светлые - да и Вадик не боится темноты. Правда, сыночек?

- Правда, мамочка, - приласкался к ней Вадик.

- Вот и хорошо. Одежда обычная, не лесная: брюки, рубашки, ботинки - в чём из города приехали, в том и пойдёте. А сейчас - загорайте.

На закате оделись и вышли - а чего собирать, кроме самих себя? Лера на прощание что-то шепнула Вадику, что-то сунула ему в карманы. Миша этого не заметил. Миша уже шагал по 'малой' дороге - впрочем, не быстро. Вадик успел его догнать.

Миновали открытое пространство, углубились в лес. Закатное солнце исчезло за деревьями, длинные тени слились воедино - только верхние листья ещё отражали розовые лучи.

- Красивая картина? - спросил Миша.

- Очень красивая, - согласился Вадик. - Лучше всяких музеев.

- Вот и я о том же, - обнял его Миша. - О настоящем.

Ленточки в начале 'малой' дороги разглядели в полусумерках, а до посёлка добрались с появлением первых звёзд.

- Смелее, - подбадривал Миша 'младшего братика'. - Здесь живут наши друзья, и скоро мы их увидим. Это Сашин дом, это - Светин. Там живёт Серёжа, там - Настя, Ваня - в этом переулке, Марина - в том. Но мы идём на фабричную сторону, к школе - посмотрим, чего у них делается. Устал? Ничего страшного. Собаки лают? Ну и что? Должны же они отрабатывать своё содержание. Ага, вот и пруд. А вот и плотина. А вот и фабрика. Сейчас будет площадь. За год ничего не изменилось... вроде бы. В темноте не разберёшь. И народу никого. Кто в школе, кто по домам. Только Каменный Гость не уходит. Как стоял, так и стоит. Видишь его? Стоит на страже и мешает жить... Да ну его, пошли дальше. Вот и школа. Слышишь? Они все там. А мы не пойдём. Посидим здесь, на лавочке. Скоро они выйдут. Совсем темно. А свет зажигать нельзя. Мне нельзя, а ты не умеешь. Ничего, когда-нибудь у тебя получится. Желание станет достаточно сильным...

Дверь школы распахнулась, и на улицу вывалилась шумная толпа выпускников. Парни, девушки - в лучших одеждах, какие у кого были - радостные, счастливые, возбуждённые. Слишком возбуждённые...

Они же пьяные! - догадался Миша. - Не сильно, так, 'для поднятия настроения' - но тем не менее... Кошмар! Не любовь объединяет этих людей, а залитый алкоголем страх перед будущим. И свет! Они утратили свет! Не все, но многие. Во тьме и не разобрать, кто есть кто. Толпа. Безликая, бесформенная толпа. Толпа восхваляющая, толпа распинающая... Не хочу быть частью толпы! Подожду, пока они разбредутся, поговорю с каждым, а затем вновь соберу вместе и свяжу узами любви. Тогда это будет не толпа, а род - золотой род Дорельяно.

- Смотри, Вадик. Я был неправ. Здесь многое изменилось. Здесь поработала тьма - значит, и нам придётся поработать.

- А что мы будем делать? - спросил Вадик.

- Посмотрим, куда они пойдут, а дальше - по обстановке.

Толпа проклубилась мимо - не замечая Миши и Вадика - со школьного двора - в переулок, по переулку - на площадь - и там, на площади, устроила танцы, пение, крикливую беготню. Вдруг чей-то голос предложил отправиться на заречную сторону, на заброшенный луг - подальше от учителей, родителей, занудных взрослых.

Ура! - обрадовался Миша. - Всё-таки они вместе! Фабричные и заречные. Тьма не рассорила их - и это замечательно. Это вселяет надежду.

Так и пошли: толпа впереди, Миша и Вадик - в отдалении следом. Тьма никому не мешала и никого не пугала. Северную часть неба подсвечивало спящее солнце, золотая Капелла помогала ему, а с южной стороны, над лесом, появилась неполная ещё луна.

Толпа разделилась на группы и украсила заречный луг ярким созвездием костров. Созвездие... Много маленьких костерочков... То, о чём я говорил Славке и Оксане!

- Что будем делать? - снова спросил Вадик.

- А что надо делать, если упал? - вопросом ответил Миша.

- Встать и идти дальше, - Вадик усвоил основные истины Дорельяно.

- А что надо делать, если запачкался?

- Вымыться и идти дальше.

- А что надо делать, если погас костёр?

- Зажечь его снова.

- Именно это мы и будем делать. Вон там самое подходящее место. Это площадка, где они обычно собираются. Там старое кострище и должны быть дрова. Пошли.

Дров на площадке не оказалось, но валялись какие-то палки, щепки, сломанные ветки. Миша и Вадик собрали это в кучу, руками и ногами разломали на куски, сложили костёр.

- А поджечь-то нечем!

- Есть чем, - улыбнулся Вадик и достал из кармана коробок спичек. - Лера дала, - объяснил он. - А вот ещё, - достал он из другого кармана несколько тетрадных листков.

- Она знала, - не удивился Миша. - Она всегда всё знает и всё делает правильно. Давай бумагу. Надо скомкать её и засунуть поглубже. Вот так. Поджигай.

В тёплом сухом безветрии бумага загорелась от первой спички. Огонёк заплясал и пошёл перескакивать: с бумаги на веточки, с веточек на щепочки, с щепочек на тонкие полешки... В стороне от большого созвездия вспыхнула маленькая звёздочка.

- Они придут, - задумчиво произнёс Миша. - Они обязательно придут. Будем поддерживать огонь и ждать - сколько понадобится.

Они пришли. Из окружающей тьмы - в круг света - раз! Один Саша. Пошёл узнать, кто это там зажёг костёр. Узнал.

- Миша?

Миша не ответил. Миша отрешённо смотрел в огонь.

- Что с тобой? Ладно... Эй, народ! Сюда! Это Миша! Наш Миша!

Народ услыхал и начал подтягиваться. Один за другим. Света, Настя, Серёжа... Не только выпускники, но и младшие ребята: Ваня, Марина, Вероника, Паша, Олег... Из окружающей тьмы - в свет костра. Встали кругом. А Миша сидел молча, и никто не решался с ним заговорить. Наконец он заговорил сам:

- Вы пили спиртное.

- Да ну, немного совсем, - попытался оправдаться Саша.

- Неважно, сколько - важно, зачем, - высветил Миша безжалостную истину. - Зачем вы пили?

- Ну-у-у... Чтобы отметить... расслабиться... - начал было Саша, но потом нашёл в себе мужество признать: - Низачем. Прости нас, пожалуйста.

- Вы утратили золотой свет.

- Ничего подобного! - Саша в доказательство вспыхнул ярче костра.

- Ты не утратил, - заметил Миша, - а они утратили. Потому и пили, что утратили. Вам нужны искусственные связи, потому что вы утратили настоящие. Вы утратили любовь.

- Опять, - проворчал кто-то во тьме. - Любовь, любовь... Надоело уже.

- Надоела любовь? - Миша, как ошпаренный, вылетел из задумчивости. - Вам надоела любовь? Вы хотите ненависти? Пожалуйста! Будет вам ненависть! Сколько угодно! Вот:

В яме глубокой зловеще блестят
Лезвия лучших клинков,
Рыбами рыщут, покрыться хотят
Кровью смертельных врагов.
Режет суконную зелень ветвей
Свет выпадающих карт:
Профили всадников, морды коней -
Злобы звериный азарт.
Возле оливы рыдает тайком
Пара бессильных старух.
Выше и выше - по стенам - быком -
Схватки взбирается дух.
Чёрные ангелы держат платки,
Талую воду несут.
Крылья огромные, перья - клинки -
Не защитят, не спасут.
Хуан Антонио мёртвый упал -
В лилиях тело - на склон,
Цвета граната висок его стал.
Будет теперь возведён
Огненный крест - как велит ритуал -
Возле пути похорон.

***

Рощей оливковой скачет судья,
В яму жандармов ведёт,
Кровь беспокойная, словно змея,
Песню немую поёт.
- Гляньте, сеньоры, здесь трупы одни,
Нам их считать не впервой:
Четверо мёртвых с одной стороны,
Пятеро мёртвых - с другой.

***

Вечер свалился, безумный от смокв
И от горячих вестей,
К бёдрам израненным бывших врагов,
К пеплу угасших страстей.
Ангелов западный ветер понёс,
Чёрных, как ночь без конца:
Длинные плети растрёпанных кос,
Постное масло - сердца.

- Вот вам ненависть! Хотите?

Саша и Серёжа присели возле Миши, обняли его с двух сторон.

- Мы всё поняли.

- Спасибо.

- Спасибо великому поэту Лорке, - переадресовал благодарность Миша. - Это его стихи. Я лишь перевёл - как умел.

- Ты хорошо перевёл, - оценил Серёжа. - Ты так перевёл, что мы поняли. Как, ты сказал, его зовут?

- Лорка. У него тревожные стихи. Он понимал, в чём опасность, предупреждал - но его не услышали. Не захотели услышать. И убили.

- Кто?

- Люди. Обыкновенные люди. Которым надоела любовь. Которые захотели ненависти. А потом началась война. А потом изобрели атомную бомбу. А потом наделали столько ракет, что всю Землю сто раз можно взорвать. А теперь некоторые опять говорят, что им надоела любовь. Думайте.

- Чего думать? - Саша вскочил на ноги. - Миша прав. Идите, потушите костры и возвращайтесь.

- А пойдёмте к нам? - улыбнулся Миша. - Прямо сейчас. По дороге поговорим. А утром встретим рассвет. Все вместе. Кстати, знакомьтесь - Вадик. Он же - дон Диего Дорельяно. Мой младший брат. Только так. Он умный, увлекается астрономией и привёз с собою телескоп. Звёзды в телескоп - это потрясающе! Идёмте скорее, посмотрим, а то будет поздно.

Обстановка разрядилась, начались приветствия, расспросы, поцелуи, объятия, знакомства с Вадиком - а девочки вконец заласкали смущённого ребёнка.

Погасили костры и отправились в дорогу. По пути рассказали о себе. Почти все выпускники через день собирались уезжать в город. Дальше кто как. Некоторые - к родственникам, некоторые - в столицу. Но из посёлка удирали все:

- Здесь делать нечего.

Диму Батона и прочих старших забрали в армию. Последние два класса поселковой школы вроде бы собираются ликвидировать. Не в этом году - вероятно, в следующем. Придётся ходить на станцию. Каждый день. Такие новости.

В самый тёмный час добрались до Володиного дома. Прежде чем начало светать, успели налюбоваться звёздами в телескоп. Вадик сделался всеобщим любимчиком. Его носили на руках, передавая друг другу как величайшую драгоценность.

Правильно, - думал Миша. - Любви много не бывает. Сколько ни есть, всё мало.

А вот и рассвет. Звёзды померкли и начали растворяться в сине-зелёной серости небес. Послышались птичьи голоса. Дневное светило поднималось к горизонту.

- Лера, Володя, ребята, - взволнованно произнёс Миша. - В этот час... Кто ещё сохранил золотой свет - подарите его тем, кто не сохранил. Пожалуйста.

Предложение прошло на ура и тут же было исполнено. Но Миша не остановился:

- Теперь мы все носители золотого света. Все Дорельяно. Все составляем единый РОД - Республику Отвергнутых Детей. Нам нечего скрывать друг от друга. Давайте же избавимся от одежд и встретим рассвет обнажёнными. Но если кто-то возражает...

Никто не возразил, а Марина и вовсе согласилась быть первой. Миша последовал её примеру, а за ним и все остальные. Ветерок ласкал обнажённую кожу. С барьерами покончено навсегда.

- Здесь наша республика, - продолжил выступление Миша. - Республика Дорельяно. Её столица. А там... Там территории, временно оккупированные временно превосходящими силами ханжей и моралистов. Значит, пора переходить в наступление. Прямо сейчас. Для этого я и привёл вас сюда. Сейчас мы поднимем флаг рода Дорельяно. Володя, организуй.

Володя вынес из сарая части флагштока и свинтил их шурупами. Сильные ребята взяли готовый флагшток, перевернули в вертикальное положение и установили в замки на стене дома. Миша вынес фиолетово-золотой флаг и укрепил его на подъёмной верёвке.

- Вадик, на крышу! Крикнешь, как увидишь солнце. Остальные - в круг. Это наш праздник и наш рассвет. Ещё немного...

- ¡Veo el sol! (Вижу солнце!) - донёсся с крыши звонкий голосок Вадика.

Миша расправил плечи и приготовился священнодействовать.

- ¡Atenció-ó-ó-ó-ón! (Внимание-е-е-е-е!) - скомандовал он так громко и протяжно, что вздрогнули небо, земля и далёкий лес.

Ребята затихли, проглаженные звуковой волной.

- ¡Nos prepara-a-a-a-amo-o-o-o-os! (Пригото-о-о-о-овили-и-и-и-ись!)

Сердца всех присутствующих забились в едином ритме.

- ¡La bande-e-e-e-era-a-a-a-a-arriba! (Фла-а-а-а-аг - поднять!)

Миша потянул верёвку, и под хоровое пение гимна рода Дорельяно фиолетовое полотнище с девятиконечной золотой звездой медленно поползло вверх. Поначалу оно свисало безжизненно, но там, наверху, во владениях ветра, вытянулось, затрепетало, захлопало, зааплодировало взошедшему солнцу. А солнце осветило блестящую ткань, и золотые звёзды с обеих её сторон засияли ярче Капеллы.

- Поняли? Всё поняли? - только и проговорил Миша.

Сердце его заколотилось у горла, не позволяя более вымолвить ни слова. Однако в словах уже не было необходимости.

- Ловите меня-а-а-а-а!!! - закричал Вадик на крыше и поехал на коврике вниз.

Миша среагировал первым и успел поймать своего бесстрашного 'братишку'. Доверие! Вот оно! Вадик был уверен, что кто-нибудь его да поймает! Вот это да!

- Спасибо, мой хороший! Спасибо за доверие. Хочешь, полезай ещё.

Вадик съехал ещё два раза и уступил место Свете.

- Я тоже хочу! - воодушевилась та. - Лови меня, Саша!

И Саша поймал её: своя же, любимая.

Другие девочки тоже захотели покататься и покатались. А потом парни - тоже ведь интересно. Ловили друг друга по очереди. Катались, пока железная крыша не раскалилась так, что до неё стало невозможно дотронуться. Лера тем временем развела костёр и несколько раз сварила кашу, чтобы хватило всем. Ей помогали Володя и уже накатавшиеся девочки. После еды все расположились на траве, на брёвнах, на крыльце, на веранде - в тени, на солнце - вместе, по отдельности - сидя, лёжа - и устроили большой разговор. Пообещали ни при каких обстоятельствах не разрывать связи друг с другом, держаться сплочённо, приходить на помощь, когда понадобится. Записали для каждого свои телефоны, телефоны знакомых и родственников, адреса проживания, адреса электронной почты. Договорились раздать свои вещи тем, кто ещё остаётся в посёлке.

Миша, довольный, прохаживался между братьев и сестёр:

- Любимые, - напутствовал он. - Скоро вы покинете это место, как лучи света покидают звезду. Не теряйтесь во тьме! Летите прямо. Не сворачивайте. Помните друг о друге. Подавайте пример остальным. И главное: никакого насилия! Не превращайте наше дело в религию! Зажигайте костёр и поддерживайте его - сколько понадобится. Пусть даже тысячу лет. Кому надо, тот придёт. И ещё. Если кто-то зажжёт свой костёр - 'не наш', 'не такой', 'неправильный' - придите и поддержите. 'Не наш' костёр - тоже костёр. 'Неправильный' свет - тоже свет. 'Не такая' любовь - тоже любовь.

- Спасибо, Миша!

- Спасибо за всё!

- Спасибо, что ты есть!

- Лере спасибо, - рукой показал Миша. - С неё всё началось.

- Спасибо, Лера!

- Ты наша мама!

- Настоящая мама!

- Тогда уж и дона Хуана благодарите, - улыбнулась Лера. - И Эскапелью. И Володю. И самих себя. Спасибо нам всем, что мы у нас есть! ¡El amor...

- ...sin celos ni odio! - дружно ответили все.

Так и закончился этот волнующий день. Ребята рано отправились домой: многим надо было выспаться перед завтрашним отъездом. К вечеру в лесном доме остались только 'хозяева': Миша, Лера, Володя и Вадик.

Проводы состоялись рано утром на перекрёстке 'большой' и 'малой' дорог. Много расставаний видело это место - а сколько ещё увидит! Перекрёсток. Росстань.

- Всё наоборот, - заметил Миша. - Вы уезжаете, а я остаюсь. Ну что же: все слова уже сказаны - давайте прощаться.

- Не все, - перебил Володя. - Ребята, вам на первое время понадобятся деньги. Возьмите, - достал из кармана пачку небольших купюр и по одной раздал отъезжающим. - Берите, не стесняйтесь. Мы же родственники.

- Правильно, - одобрил Миша. - Я тоже собирался, но ты опередил. Вот, Вадик, - показал он 'братишке' содержимое своего кармана. - Эти деньги дал мне твой папа на твоё пропитание. На мясо и всё такое... И если я отдам их ребятам, никакого мяса ты не увидишь до возвращения домой.

- Отдай, - со взрослой серьёзностью сказал Вадик.

- Точно? - переспросил Миша.

- Точно, - подтвердил Вадик. - Им нужнее.

- Поняли? - обернулся Миша и протянул деньги Саше.

- Поняли, - за всех ответил тот.

А Вадик уже протягивал очередную порцию купюр.

- Откуда? - удивился Миша.

- Слава дал, - поморщился Вадик. - За телефон.

- А-а-а! - вспомнил Миша. - Точно-точно! Он же обещал. И тебе... не жалко?

- Нет, - без малейшего колебания ответил Вадик. - Им нужнее. А игрушки я себе сделаю сам.

- Поняли? Все? - поджал губы Миша и всмотрелся каждому в глаза. - Как следует запомните, как следует! Потому что там... в городах... там... разные... люди... Некоторые будут говорить гадости... о целых народах... А вы не верьте словам - верьте делам. Тому, что сейчас видели - верьте!

- Однозначно, - подтвердил Саша, пряча деньги в потайной карман. - Спасибо, Вадик! Ты настоящий! Ты самый лучший!

- Наш! Братишка! Дон Диего Дорельяно! - послышались восхищённые голоса.

И снова ребёнка подхватили на руки...

.......................................................................................................................................

- Пора, - напомнил Миша.

Объятия, поцелуи, слёзы... Последние слова вдогонку:

- ¡No miréis atrás! (Не оглядывайтесь!)

Они не оглянулись. Они шагали к станции. Прямая дорога позволяла долго смотреть им вслед. Красивые ребята. Красивые девочки. Многих детей не досчитается посёлок в этом году...

- Пойдёмте к нам, - предложил Миша тем, кто остался.

Они согласились.

Глава 4.

Следующие несколько дней протекли спокойно и не запомнились ничем. Случай и Судьба - ветреные озорники - опрокинули на Мишину голову целое ведро событий, а теперь, хихикая и задирая друг дружку, ускакали прочь: отдыхай, мол, парень, покуда не набрали мы очередное ведро. И Миша отдыхал. Ходил в лес с Вадиком и Лерой. В лесу поспела земляника. Миша ел её с удовольствием и с удовольствием угощал любимого 'братика'. Это же так приятно: заботиться о том, кто младше! И Лера угощала Вадика. Вадику это нравилось. Сочные ягоды, изумительный запах, смешанный с ароматом сосновой смолы, а вку-у-ус... Это же так приятно: побыть ребёнком, которого все любят, о котором заботятся, которого не запугивают и не наказывают! Однажды прибежала Дора - с нею весело было валяться в траве. А ещё Вадику нравилось учиться у Леры золотому языку. Со своей старательностью он быстро добился успехов и строил из выученных слов довольно-таки сложные предложения. Бывало, и Миша присоединялся к этим занятиям, но чаще помогал Володе в огородных и ремонтных делах. А ещё запускали полиэтиленовую птицу, катались с крыши, играли в догонялки, обливались водой, наблюдали за звёздами, встречали рассветы... А ещё... Оказалось, в тот вечер, когда Володя рассказывал сказку о принце Дорельяно, Лера побывала у матери Вадика - под видом старой подруги - и после долгой беседы уговорила ту разрешить сыну звонить ей всего лишь раз в неделю. Ура! Не полная свобода, но всё-таки...

Ребята из посёлка появились только через четыре дня. Старших теперь не было, а большинство оставшихся не горело желанием ходить по двадцать километров каждый день. Пашу неохотно отпускали родители, Вероника без него не хотела, а Ваня и Марина стеснялись идти вдвоём. Надо же! Ведь любят друг друга, легко остаются наедине, даже раздеваются свободно, а вот признаться в любви, сказать 'мой' и 'моя' - никак. И зацепить их не за что. Ладно, будем ждать - сколько понадобится.

В этот раз пришли четверо: Паша, Вероника, Марина и Ваня. Паша принёс гитару. Вместе собрали и установили прошлогодний помост для танцев. Марина принесла и надела фиолетовые туфли и разноцветное платье из лоскутков: оно по-прежнему сидело нормально, хотя и стало коротковато. Вероника принесла и надела туфли и платье, полученные 'в наследство' от Насти. Две танцовщицы, музыкант, художник и поэт - всё, что осталось от группы 'Эскалера'. Коротенькая лесенка - до неба не достать. Но всё равно хорошо: потанцевали, вспомнили прошлый год. В лесу погуляли, землянику пособирали, Миша почитал стихи. А вечером опять расстались - на несколько дней.

Вадик ожил, как увядший цветок после череды поливов. И правда, регулярные поливы холодной водой пошли ему на пользу. В городе от таких процедур он бы простудился и заболел, а здесь - закалился и посвежел. На солнышке загорел без одежды. Животик подобрал - на растительном питании. Душой отогрелся в свете приятия и любви. Такие лекарства излечивают любую болезнь.

Изменился он до неузнаваемости. Плечи его расправились, в осанке появилось достоинство, в голосе - уверенность, а в характере - задиристость и хулиганистость, не переходящие, однако, границы, за которой они называются наглостью. Нравилось ему кататься с крыши. Он забирался на конёк, орал: '¡Cogedme!' ('Держите меня!') - и съезжал в полной уверенности, что кто-нибудь его поймает - однако не более трёх раз подряд. Любил он, когда его носили на руках: запрыгивал на Мишу или Володю и висел до тех пор, пока они не исполняли его желание - однако не слишком часто и не во время работы. Нравилось ему петь - безо всякого слуха и соблюдения правил. Дома родители запрещали ему петь, дабы не порочил репутацию семьи - а здесь, в Республике Дорельяно, всё можно - тому, кто любит, разумеется. Отныне во время встречи рассвета Вадик сидел на крыше и громко пел гимн, Миша поднимал флаг, а Лера с Володей стояли и смотрели. Такое положение вещей устраивало всех. Однако и Миша внёс дополнение: стал надевать перед рассветом свою золотую дорельянку. Вадик потребовал уступить ему, надел разок и вернул: велика.

Однажды после пения гимна и подъёма флага Миша спел песню про единый народ:

De pie, cantar
que vamos a triunfar.
Avanzan ya
banderas de unidad...

(Вставай и пой -
Победа за тобой.
Вставай, иди -
Знамёна впереди...)

- ¡Enséñamelo! (Научи меня!) - заорал Вадик и съехал вниз - в объятия 'старшего брата'.

- Sí, hermanito, (Конечно, братишка.) - улыбнулся тот. - Vamos a estudiar. (Пойдём, научу.)

С того дня солнце восходило под две песни - одну за другой.

Как-то вечером, лёжа в постели, Вадик поинтересовался доверительным шёпотом:

- Хороший из меня ребёнок?

- Очень хороший, - заверил его Миша.

- Ты на меня не сердишься?

- Я тебя очень люблю.

Наконец-то ребята из посёлка пришли все вместе. Не только основная четвёрка, но и Лёша, Вова, Олег, Маша, Оля... А следом за ними - Случай и Судьба - с полным ведром... Да нет, какое там 'с ведром' - с грозовой тучей! Уж вылили, так вылили! Всем гостям хватило. Вымокли они за сотню метров до Володиного дома. Ладно, ничего страшного. Пашину гитару только жаль. Но она не отсырела: вытерли её сухой тряпочкой и оставили в доме - сохнуть. А сами - мокрые одежды долой - и - на улицу - под проливной дождь! Красота! Миша зажёг свой золотой свет и других попросил зажечь. Радужные кольца заметались по трёхмерному экрану из миллионов капелек-пикселей. Большинство пришедших ребят никогда не видели ничего подобного. Фантастическая картина - рядом - протяни только руку...

- Вадька! Сюда! Вот тебе золотой свет! Сам пока не умеешь... А вы чего встали? Бегайте, прыгайте, летайте! Танцуйте! На помосте! На земле! Смотрите, какая красота! Ни один художник так не нарисует! Только мы и природа! Будьте как дети - и все царства мира приложатся вам: и небесное, и земное, и хрен знает какое!

Перекрикивая шум дождя, шелест листвы и раскаты грома, Миша откупоривал источники радости - один за другим - для себя, для друзей, для всего человечества - и захлёбывался, захлёбывался, захлёбывался от её несказанного преизбытка.

- Радость! Радуга! Рассвет! - орал он изо всех сил. - ¡Alegría! ¡Arco iris! ¡Amanecer! Да и Amor!

Все опьянели от радужно-дождевого напитка и метались в хаотическом танце времён становления мира. Поскальзывались, падали, вставали, отмывались от грязи, гасили золотой свет, зажигали снова: ярче, ярче, ярче - до рези в глазах. Вот она - звезда Дорельяно!

- Вот она, ваша сила! - восхищённо произнёс Володя, сплетая слова с музыкой затихающего дождя. - Вот что вы можете! И не только это. Но миру не нужны ваши способности - и вы не нужны. Мир не знает, что с вами делать, и отвергает вас. Мир не в состоянии предложить вам ничего настоящего - только игрушки, только подделки, только обман. А для тех, кого не устраивает обман - казённый дом или дальняя дорога. Вот вы и бежите: в город, в столицу, за границу... Милые мои! Смотрел бы на вас и смотрел. Приходите ещё.

- Часто не получится, - вздохнул Лёша. - Родители не отпускают, дома дел полно. А так бы мы с удовольствием. Хорошее у вас место.

- Сокровенное место, - загадочно улыбнулся Володя. - Особенное место. Как-нибудь расскажу.

- Сейчас расскажи, - попросила Марина. - Нас до вечера отпустили - времени полно. Гитара подсохнет, а мы отдохнём. Натанцевались уже, - хихикнула она.

Дождь прекратился, облачный занавес истончился, но не исчез, солнце не показалось. Сероватое небо излучало рассеянный свет. Листья, травинки, ступеньки крыльца, помост для танцев начали подсыхать. Сделалось свежо и прохладно. В воздухе разлился аромат влажной зелени. Точно паруса улетающим ветром, наполнились юные сердца желанием нового, далёкого, неведомого. Желанием настоящего.

- Володя прав, - сказал Паша, развешивая на перилах веранды свою промокшую одежду. - Нас обманывают. Нам подсовывают игрушки. Нас считают детьми и не воспринимают всерьёз.

- Вас-то ещё воспринимают, - не согласился Володя. - Сами говорите, дома дел полно. Хотя какие дела - одно выживание. Но это в посёлке. А в городе дети и впрямь никому не нужны. Их стараются 'чем-то занять' - то есть подсовывают игрушки вместо настоящих дел.

Ребята навострили уши. Затронутая тема оказалась болезненной.

- Так и есть, - вздохнул Миша, а Володя продолжил:

- Но этого мало. Дети из посёлков уезжают в города - их дети появляются на свет уже там. Значит, никому не нужных детей становится больше и больше, хотя рождается меньше и меньше. А те, что рождаются, уезжают в большие города, в столицу. Скоро вся страна сгрудится в столице, а остальная территория опустеет.

- Гравитационный коллапс, - задумчиво изрёк Вадик.

Все посмотрели на него с удивлением. Вадик понял, что они не поняли, и объяснил:

- Гравитационный коллапс - одна из последних стадий эволюции звёзд. В результате реакций термоядерного синтеза внутри звезды образуются тяжёлые элементы - вплоть до железа. Когда тяжёлых элементов становится слишком много, они под воздействием собственной тяжести проваливаются вниз, в глубину звезды - оставшиеся лёгкие элементы, наоборот, разлетаются по сторонам. Если звезда достаточно большая, она вспыхивает как сверхновая и быстро гаснет. Разлетевшиеся лёгкие элементы образуют планетарную туманность, а тяжёлое ядро уплотняется до такой степени, что превращается в 'чёрную дыру'... То, о чём рассказал Володя, похоже...

Все потеряли дар речи: то ли от удивления, что такой малыш говорит ТАКИЕ вещи, то ли от страха перед ТАКИМ будущим страны.

- Похоже, - мрачно повторил Володя. - Похоже, в прошлом веке наша страна вспыхнула как сверхновая - весь мир чуть не ослеп - а теперь... Тяжёлые элементы проваливаются в столицу, как в 'чёрную дыру', а лёгкие разлетаются по сторонам. Лёгкие - это я.

Ребята молчали. Недавняя радость под струями воды показалась им вспышкой сверхновой, а теперь...

Молчание нарушила Лера:

- Вадик прав насчёт звёзд, но у людей другие законы. Я расскажу о стране, которую вы называете золотой и куда мечтаете попасть. Если бы вы попали туда во времена дона Хуана, вы бы не назвали эту страну золотой - вы бежали бы оттуда со всех ног. Всюду бедность, упадок, запустение - и посередине - роскошная столица, в которую падают 'тяжёлые элементы'. А 'лёгкие элементы' разлетаются по сторонам: в другие страны, в Новый Свет, на блаженные острова... Инквизиция безумствует: людей хватают по надуманным поводам, по ложным доносам, просто так... Особенно богатых, у которых есть чем поживиться, а также красивых женщин и девочек. Я не буду говорить, что с ними делают прежде чем сжечь. Для того и сжигают - чтобы не осталось следов. Что же касается твоего народа, Вадик... Вам приходится бежать, бросая имущество, или принимать чужую веру, что не гарантирует безопасности, или скрываться и прятать детей в укромных уголках. Похоже? А сейчас это золотая страна, мечта многих. Может, и здесь когда-нибудь всё наладится? Я в это верю и отсюда не убегу.

- Спасибо, милая, - обнял и поцеловал её Володя. - Ты у меня самая-самая лучшая. А вам, ребята, я предлагаю сходить в лес. Трава уже подсохла, одежда тоже. Развеем по ветру мрачные мысли.

Не очень-то подсохла трава, да и одежда не очень подсохла - мокро было и прохладно - ну да ладно, не беда. Всё когда-нибудь проходит: тучи, сырость, холода. Лишь у Леры и Володи, лишь у Вадика и Миши не промокло ничего. Не завидуйте, сестрёнки, не завидуйте, братишки - всё изменится ещё...

- Всё меняется, - вздохнул Миша на опушке леса. - Утром светило солнышко, потом дождь ливанул. Но во время дождя мы радовались, а как он закончился - загрустили. Я ничего не понимаю. Будто земля уходит из-под ног, будто проваливаюсь куда-то. Это тьма: затягивает, кружит, сбивает с толку. Что с этим делать? Куда бежать? Страны вспыхивают, как звёзды, и превращаются в 'чёрные дыры'. Люди вспыхивают, как звёзды, и проваливаются в 'чёрные дыры'. Цепная реакция нелюбви, невнимания, никомуникогоненужности. Лера рассказала про золотую страну времён дона Хуана, а я в городе читал Лорку. Читал, переводил и в ужас приходил. Послушайте:

Чёрные кони, свинцовые каски -
Дабы не плакать в ночи.
Пятнами яркими воска и краски
Чёрные блещут плащи.
Кожи душевной покров лакирован,
Мысли размыты в умах.
Чёрные топчут дорогу подковы,
Скачет горбатая тьма.
Виснет за ними молчанье во мраке -
Плотный резиновый ком,
Только безмолвные тёмные страхи
Мелким струятся песком.
Нет им запретов: куда пожелают,
Всюду проходят они,
В их головах астрономия злая:
Звёзд-пистолетов огни.

Ладно, дальше пропустим, вот:

Город весёлый, от страха свободный
Множит проёмы ворот.
Сорок жандармов, детей преисподней,
Входят 'зачистить' народ.
Встали часы, началось разоренье,
В старых бутылках, несмел,
Чтоб отвести от себя подозренье,
Крепкий коньяк протрезвел.
Разом поднялись протяжные крики
В дальний полёт к флюгерам.
Сабли сверкают, и ветра обрывки
Топчет копытом жандарм.
Сонные кони по улицам шумным
Скачут сквозь призрачный свет.
Мчатся старухи, от страха безумны,
Тащат кувшины монет.
Вверх по подъёмам взбираются быстро
Сорок зловещих плащей
С топотом, ржаньем и сабельным свистом,
В вихре стригущих лучей.
Вот постепенно в Вертепе Священном
Все, кто успел, собрались,
Только бабахают ружья бессменно -
Даже и здесь не спастись.
Старый Иосиф от ран еле дышит,
Кутая трупы в холсты,
Дева Пречистая малых детишек
Лечит слюною звезды.
Гонят жандармы, дома поджигая,
Вдаль распалённых коней,
Воображения юность нагая
В этом сгорает огне.
Роза Камборьо сидит на пороге,
Губы от крика дрожат,
Груди отрублены саблей жестокой -
Рядом на блюде лежат.
Мечутся девушек длинные косы -
Поздно бежать от судьбы:
Громко взрываются в воздухе грозном
Гроздьями розы стрельбы.
Город весёлый зачищен 'плащами',
Кровли на землю легли.
Встала заря, пожимая плечами -
Каменный профиль вдали.

- Всё, не могу больше! И это не во времена дона Хуана - гораздо ближе к нам.

- Ну и ну! - ошарашенно прошептал Лёша после нескольких секунд тишины.

- Ничего себе 'золотая страна'! - выразил Паша всеобщее разочарование. - Даже не серебряная...

- Даже не медно-оловянная, - продолжил эту тему Вадик.

- Холодно-каменная, - поёжилась Вероника.

- Холодно-каменная у нас, - проворчал Олег.

- У нас такого нет! - возразила Марина.

- Сейчас нет, - упорствовал Олег, - а было хуже. Правда, Володя?

Взоры обратились на старшего товарища - единственного, кто застал прежние порядки. Пришлось тому ответить:

- Ну, при мне-то уже ничего страшного не было. Всё было тихо и спокойно - слишком спокойно. Недостатков хватало, но не они поражали меня и даже не гробовое спокойствие окружающего мира, а его игрушечность, искусственность, несоответствие человеческой природе. Человеческую природу пытались переделать, 'улучшить', подогнать под идею, под искусственный мир - быстро, насильственно и безуспешно. Что-то отрезать, что-то прикрыть, чем-то связать, чем-то отяготить... А где-то там, не за железным занавесом, а за тонкой стеклянной стенкой, жил настоящий мир - злой, жестокий, но настоящий. И я с содроганием думал, что не выдержат когда-нибудь стёклышки, разобьются и настоящая жизнь хлынет сюда. Однажды так и случилось. Последствия вы видите.

- Настоящая жизнь? - удивлённо спросил Миша.

- Есть над чем подумать, - шепнула ему на ушко Лера. - Как же иначе подниматься по лестнице?

Миша кивнул - и тут на небе засияло солнце. Облачная пелена истончилась, точно ветхая простыня. Или разбилось тонкое стёклышко?

- Настоящая жизнь, - ни к кому не обращаясь, повторил Миша. - То, о чём я мечтаю. Но какая она, настоящая жизнь? Злая, жестокая, как у нас? Или спокойная, как в золотой стране? Такая, как была у нас раньше? Искусственная? Как на Капелле? Не знаю... Где же лучше: ТАМ или ЗДЕСЬ?

- Не ломай голову, - снова шепнула Лера. - Вот настоящий лес и настоящие мы.

- Спасибо, мама, - наконец-то улыбнулся Миша и всё же добавил: - День сегодня какой-то рваный. Как это облако.

- Это тебе, - протянула ему Маша горсть ароматной земляники на шершавом листе лопуха.

- И это, - протянула Оля букет цветов. - За твои стихи.

- Спасибо! - растроганно поблагодарил Миша. - Наши цветы! Золотые с фиолетовым!

- Иван-да-марья, - сказала Оля.

- Иван-да-Марина, - переиначил Миша название цветка.

Упомянутые лица повернулись в разные стороны.

Они настоящие, - подумал Миша, - и соединить их - настоящее дело. Настоящая жизнь. И какая разница: ТАМ или ЗДЕСЬ? Вот и ответ на мой вопрос.

Просвечивая сквозь облака, высушило солнце лес и одежды, а мрачные мысли высветлило до белизны.

- Мы в берёзовой роще, - заметила Лера, - и мысли наши светлы, как белые стволы. Располагайтесь и отдыхайте.

Кто сидя, кто лёжа - кружком - на высохшую траву.

- Миша запутался, - вздохнула Лера. - Тьма, распад, никомуникогоненужность... У него обострённое чутьё на нелюбовь. Бедненький. Если бы он мог прочитать наши мысли, он бы не говорил этих слов. Но он не может. Придётся нам говорить слова. О себе. По очереди. Кто первый? Может, ты, Вадик? А то ребята ничего о тебе не знают, - она замолчала и обвела собравшихся внимательным взглядом, точно пытаясь вызвать у них какую-то догадку. - Расскажи о родителях, о школе, о своих увлечениях, о своих мечтах.

- Расскажи! - присоединились ребята.

Вадик в душе боготворил Леру и немедленно выполнил её просьбу. Коротко, сбивчиво, по-детски рассказал о своей маленькой жизни:

- ...Вот и всё.

- Расскажи о звёздах, - попросил его Ваня. - Не о том, как они умирают, а о том, как они светят.

Вадик растерялся.

- О каких звёздах? Они разные.

- О Капелле, - уточнил Миша.

- Звезда Капелла, - затараторил Вадик. - Прямое восхождение - пять часов, шестнадцать минут, сорок одна и четыре десятых секунды. Склонение - плюс сорок пять градусов, пятьдесят девять минут, пятьдесят три секунды. Видимая звёздная величина - ноль целых, восемь сотых. Расстояние до Солнца - сорок два и две десятых световых года. Спектрально-двойная звезда - жёлтый гигант. Спектральные классы компонентов - жэ-восемь и жэ-один. Расстояние между компонентами - сто миллионов километров. В систему Капеллы входит также двойная звезда - красный карлик - спектральные классы компонентов - эм-один и эм-пять...

Все обалдело таращились на юного докладчика. Лера прочитала их мысли и вмешалась:

- Расскажи, как найти Капеллу на небе.

- Легко, - отвлёкся Вадик от бесконечной череды цифр. - Капелла - одна из наиболее ярких звёзд северного полушария неба и самая яркая звезда в созвездии Возничего...

- La Auriga, - тихо вставила Лера.

- Чего? - переспросил Миша.

- La Auriga, - повторила Лера. - Возничая.

- Тогда уж EL Auriga, (ВозничИЙ.) - возразил Миша.

- LA Auriga, (ВозничАЯ.) - настояла на своём Лера и пронзила Мишу глубокомысленным взором.

- Вот оно что! - догадался тот и хлопнул себя ладонью по лбу. - Лауренсия! Вот откуда это имя!

- Оттуда, оттуда, - заулыбалась Лера. - Хорошо я придумала?

- Хорошо! - просиял Миша. - А почему де лас Торрес? - полюбопытствовал он. - У вас там есть какие-то башни? ('las torres' = 'башни')

- Узнаешь, - очередной загадкой ответила Лера. - А сейчас пусть говорит Володя. А то он всё отмалчивается, детям уступает.

- Да! - оживилась Марина и повернулась к 'общему папе'. - Расскажи! А то начал и бросил... Только не о стране, а о себе. Как ты жил раньше? Как нашёл это место? Что в нём особенного? Ты обещал, - кокетливо добавила она.

- Ладно, - согласился тот. - Времени полно, погода налаживается, - и рассказал.

Давным-давно в небольшом городе жил-был маленький мальчик по имени... нет, не Володя. Володей он стал позже, а в детстве носил бесформенное, рыхлое, унизительное имя Вова. Не нравилось оно мальчику - очень не нравилось. Однажды он попросил родителей назвать его по-нормальному, скажем, Мишей - но те рассмеялись в ответ. А потом принесли откуда-то мелкое, противное, избалованное, капризное, орущее, наглое существо - будущую Мишину мать. Эта шмакодявка сделалась любимицей родителей, именно ей доставались лучшие игрушки, забота и внимание, над ней тряслись и кудахтали: 'Ах, сюсечка-пусечка! Ах, масечка-кисочка!' - с нею дневали и ночевали - а сына за ненадобностью откинули в детский сад. Мальчик обижался, плакал, но скоро понял, что это бесполезно - и перестал. Замолчал, замкнулся, ушёл в себя, а когда подрос, полюбил одинокие прогулки в ближнем лесу. Тем и спасался до окончания школы, а потом уехал в столицу поступать в институт. Поступил, поселился в общежитии и за годы учёбы ни разу не приехал домой. Не потому что не хотел, а потому что каждое лето надо было отрабатывать в стройотрядах. 'Уклонистов' исключали немедленно и безоговорочно. Такие были порядки. Затем окончание учёбы, защита диплома и распределение в родной город - на одно из процветавших тогда предприятий. Снова родители, старая детская комната, только теперь уже без сестры: та окончила школу и уехала поступать в институт - не в столицу, а в ближайший большой город. Первая зарплата, вторая, третья... Вскоре молодой человек понял, что его денежки составляют немалую часть семейного бюджета, и категорически потребовал от родителей никогда, никогда, никогда больше не называть его Вовой. Те поворчали, позлились, но согласились. Так Володя стал Володей.

А что же его сестра? Она, как уже было сказано, уехала в большой город и поступила в институт. Только, в отличие от брата, внимание уделяла не учёбе, а развлечениям, вечеринкам, дискотекам и поискам будущего мужа. Поиски оказались успешными: кандидат нашёлся на одном из старших курсов: сын 'пробивных' родителей со связями и большой любитель красивых девушек. Володина сестра не была красивой девушкой, но, развернув кипучую деятельность, сумела убедить завидного жениха в обратном. И через малое время, едва окончив институт, сладострастный жеребец оказался отделён от табуна кобылиц, взнуздан, осёдлан, объезжен, стреножен узами законного брака и водворён в отведённое ему стойло. Очень хорошее двухкомнатное стойло в новостройке на окраине города. Это 'пробивные' родители постарались. Впрочем, на этом их старания и закончились. Во время свадьбы отец заявил сыну-молодожёну: 'Вот тебе ключи, а на обстановку зарабатывай сам.' Мелкая месть за неодобренный родителями выбор невесты. Пришлось зарабатывать, отказывая себе во всём. Месяц за месяцем, год за годом: холодильник, диван, стол, стулья, шкаф... И с каждым месяцем, с каждым годом, с каждой новой вещью портились, портились, портились характеры, пропитываясь отравой приобретательства. Дальнейшие планы включали телевизор, стиральную машину, пылесос - да и ремонт не мешало бы сделать. Да и съездить бы куда-нибудь... Но эти планы надолго остались планами.

Володя остановился, посмотрел на слушателей и смущённо проговорил:

- Извините. Рассказывал о себе, а переключился на сестру. Привык ей во всём уступать, - в своё оправдание добавил он.

- Ничего! Дальше! - послышались голоса.

- Ладно, - приободрился Володя. - Перейдём к нашему главному герою, - обнял он за плечи сидящего рядом племянника. - К нашему любимому, чудесному, замечательному Мише. Это он виноват, что планы его родителей надолго остались планами.

- Да я у них всегда во всём виноват, - не поднимая головы, махнул рукою Миша.

- Потому мы и сошлись, - грустно усмехнулся Володя. - Впрочем, расскажу по порядку. Я продолжаю, а ты перехватывай, если захочешь.

Итак, планы будущих Мишиных родителей включали телевизор, стиральную машину, пылесос - только Мишу не включали они. Пришлось тому действовать самостоятельно, на свой страх и риск. Однажды глубокой ночью, оседлав попутного аиста, подлетел он к тёмному окну в неведомый мир и тихонечко постучался. Плотно было закрыто в ту ночь окно супружеской спальни - плотно, да не совсем: нашлась таки маленькая-маленькая щёлочка, в которую только такой задохлик, как Миша, и сумел протиснуться. Протиснулся, отогрелся, забился в уголок, свернулся калачиком и уснул. Долго будущие родители не знали о его присутствии, а когда узнали, выгонять было уже поздно. Пришлось отложить далеко идущие планы и сделаться родителями настоящими. 'Господи, ну за что мне такое наказание?' - воскликнула мать, впервые увидев новорождённого сына. Потом начались 'дрянь', 'зараза', 'скотина неблагодарная' и всё в таком же роде. Не вовремя появился Миша - не вовремя и некстати. Потому что через несколько месяцев после его рождения в столице вспыхнул вооружённый мятеж, за которым последовало быстрое его подавление и едва ли не столь же быстрый развал великой страны. Это была катастрофа. Из дорогого удовольствия ребёнок превратился в непозволительную роскошь. Кормить его было нечем. Требовалось искусственное питание, потому что своего молока у нелюбящих матерей не бывает - а где же это питание взять? Кругом неразбериха, ежедневный рост цен, задержки зарплаты, увольнения... Выкинули с работы Мишину мать, как ненужную вещь. А кто в этом виноват? Миша, разумеется - будь он неладен! По счастью, отец удержался на работе, а вот его 'пробивные' родители в одночасье утратили 'пробивную силу' и все многолетние связи. Сдуру заложили они свою квартиру и после этого как-то уж очень быстро умерли. Деньги их пропали бесследно, а квартира отошла новым владельцам. Кто виноват? Вы уже догадались. Будь он неладен! Родителям Мишиной матери повезло больше - благодаря опыту, знаниям, целеустремлённости и едва ли не круглосуточной каторжной работе их нелюбимого сына. Тот не обзавёлся семьёй: все девушки отказали ему - это и стало спасением для маленького племянника. Увидел его Володя, будучи в гостях у сестры, и почувствовал родственную душу. С тех пор приезжал часто и не с пустыми руками.

В общем, выкормили ребёнка. А дальше расти сам - как хочешь. Сиди в уголочке, играй в какие есть игрушки, листай какие есть книжки. А матери с тобой возиться некогда, да и желания нет, честно говоря... Что-о-о??? Научился читать??? Быть не может!!! Мы с отцом до школы не умели, а он... Тоже мне! Самый умный, да? Ну так получай! Будешь знать, кто тут умный, а кто нет! И нечего пялиться на звёзды! Понял? Иди на улицу, играй с детьми. Что? Бьют тебя? Правильно делают. Тоже мне, сдачи дать не может. Слюнтяй. Усадить бы тебя за телевизор, может, и вырос бы нормальным - да нет у нас телевизора. А всё кто виноват? У-у-у-у-у!

Под такой аккомпанемент прошли первые годы Мишиной жизни. Только дядины визиты становились приятными исключениями, праздниками души. В эти счастливые дни вконец зашуганный, забитый, завиноваченный ребёнок немного оживал и даже слегка распускался, что очень не нравилось его родителям. Прогнать бы к чёртовой матери этого неженатого дядюшку, подозрительно привязавшегося к маленькому мальчику, да невыгодно будет. Надо как-нибудь незаметно, чтобы и капитал приобрести... В общем, 'оттёрла' Мишина мать своего брата от своего сына, как 'оттирала' когда-то соперниц от будущего мужа. Володины визиты стали очень редкими. Но это в холодное время года, а летом родители отвозили Мишу к бабушке с дедушкой - в тот самый город и в ту самую квартиру, где жил также и Володя.

- Моё счастье, - улыбнулся Миша. - Иначе я бы с ума сошёл.

Попросил Володю остановиться и продолжил его рассказ.

Бабушка с дедушкой жили скучно. В доме у них не было ни игрушек, ни детских книжек, ни даже исправного телевизора. Зато была куча всевозможных лекарств и медицинской литературы: книг, журналов, газетных вырезок. Любознательному Мише оставалось играть пустыми флакончиками и читать эту лабуду. После такого чтения он впадал в беспокойство, просыпался по ночам, прислушивался к своему организму и со страхом обнаруживал у себя симптомы всех существующих болезней. Масла в огонь подливали хозяева квартиры: именно о болезнях вели они бесконечные стариковские разговоры. А когда им надоедало говорить о болезнях, они говорили о плохих людях: плохих соседях, плохих врачах, плохих правителях. А ещё в этих разговорах тревожным шёпотом упоминались какие-то загадочные ОНИ. ОНИ захватили все рынки, поели всех собак, выпили всю воду из кранов и всю кровь из младенцев. Последнее не на шутку пугало Мишу - по понятным причинам. Однако рынки работали (Володя приносил оттуда разные вкусности), собаки бегали по улицам, вода из кранов текла. Да и обнаруженные 'болезни' внезапно куда-то исчезали. Может, и кровопийц неведомых бояться не стоит? На всякий случай спросил об этом у Володи. Володя то ли поморщился, то ли улыбнулся кисло и снисходительно, вздохнул и продекламировал:

- У нас и сегодня, как в прежние дни, всегда и во всём виноваты ОНИ. Не робей, дружище. Всё будет хорошо.

Миша ничего не понял, однако поверил и успокоился. Володе можно было верить.

Увы, пообщаться с любимым дядей доводилось редко. По будням Володя уходил рано, когда Миша ещё спал, а приходил поздно, когда Миша уже спал. А иногда и вовсе уезжал на несколько дней. Возвращался, как правило, довольный, улыбающийся, привозил своим родителям серо-зелёные деньги с непонятными надписями, а племяннику - книжки, игрушки, сладости. Старики прятали деньги в шкаф, запирали на ключ и ворчали: слишком долго ездил, слишком мало привёз, слишком балуешь ребёнка... А Миша радовался, даже когда Володя не привозил ничего, кроме самого себя.

По выходным Володя работал дома: сидел за столом, что-то чертил, рассчитывал, рисовал, писал, в том числе и на иностранном языке, что-то выискивал в толстенных справочниках и словарях. Мише оставалось в одиночку возиться с новыми книжками-игрушками, тоскливо поглядывая на занятого дядю, или идти на улицу, где его поджидали сверстники с их бесконечными издевательствами.

- Не грусти, - сказал ему однажды Володя. - Сейчас поеду в столицу, сдам проект - привезу тебе большой разноцветный конструктор с пупырышками. Будем радужный город строить.

И привёз - через неделю. И красивые дома, поезда, машины собирать помогал - целый выходной день. А на следующий день, тоже выходной, предложил:

- Поехали в парк. Погуляем, кино посмотрим, на каруселях покатаемся.

Миша никогда не бывал в парке. И в кино не бывал, и на каруселях не катался. Но с Володей готов был ехать хоть на край света.

День ожидаемых радостей обернулся днём разочарований. Выяснилось, что Мише абсолютно противопоказаны любые городские развлечения. Бледно-зелёный, с распахнутыми от ужаса глазами слез он с карусели, на дрожащих ногах доковылял до скамейки, вцепился в неё мёртвой хваткой, изверг из себя недавно съеденный завтрак и долго унимал в голове сумасшедшее кружение мироздания. Качели запомнились падением в бездну и едва не разорвавшимся сердцем. Сказочный поезд не таил никаких опасностей, но туда не пускали взрослых, а шустрые дети оттёрли Мишу на самое неудобное место. В кино поначалу всё шло хорошо: сиди себе и смотри. Но когда то ли добрые, то ли злые дядьки начали разбивать друг другу физиономии, крошить челюсти, орать и страшно ругаться, а потом принялись 'мочить' друг друга, наваливая горы трупов и проливая реки крови, Миша испуганно прижался к Володе, зарылся лицом ему в колени и зажмурил глаза. Однако выстрелы и нечеловеческие вопли продолжали разрывать уши. Миша забился в истерике, закричал и заплакал. Пришлось извиниться перед зрителями и быстренько уйти из зала. На улице светило солнце, шелестела листва, мирно прогуливались посетители парка, никто никого не убивал. Миша успокоился. И надо ж было такому случиться, что именно в ту минуту они с Володей проходили мимо открытого тира. Собравшиеся у стойки люди заряжали ружья и стреляли, стреляли, стреляли... по уточкам, зайчикам, белочкам! Что было дальше, Миша помнил смутно. Кажется, он уже не плакал, а упал на землю и, выворачиваясь наизнанку, что-то кричал: и Володе, и небу, и деревьям, и этим жестоким, ополоумевшим людям, которые и не люди вовсе, а страшные, чудовищные ОНИ! Запомнились Володины руки, поднимающие с земли и уносящие вдаль. Запомнилась зелёная скамейка и последнее городское развлечение - мороженое. Миша никогда не пробовал, даже не видел мороженого, но мужественно заставил себя откусить кусочек - дабы хоть как-то загладить вину перед Володей, которому он в тот день доставил чёртову кучу неприятностей. Ещё кусочек, ещё - давясь, напрягаясь, обмораживая зубы, язык и горло - только чтобы не отвернулся, не бросил, не запрезирал единственный друг. Володя всё понял и остаток мороженого доел сам.

А вечером Миша заболел. На долгие дни - как всегда. Именно это 'как всегда' спасло Володю от расправы со стороны тех и других родителей. Ничего особенного - просто очередная, какая уж там по счёту болезнь этого хилого, ненормального, дегенеративного ребёнка.

Когда Миша поправился, Володя снова повёл его гулять, только уже не в парк, а в лес. Лес начинался прямо от дома - отрада Володиного детства.

В лесу, как ни странно, почти ничего не запомнилось. В первые годы жизни запоминаются яркие, впечатляющие события. А здесь точно рыбу бросили в воду - чего там запоминать? - вода и есть вода. Мишина память отключилась: всё хорошо, нормально, естественно - нигде не давит, не натирает, не жмёт - запоминать нечего. Осознал это Миша потом, а тогда просто жил - как рыба в воде. После сдачи проекта Володя часто ходил с племянником в лес - едва ли не каждые выходные. И обо всём рассказывал, рассказывал, рассказывал. Миша слушал, иногда спрашивал:

- Это какой цветок?

- Ромашка. Жёлтое солнышко с белыми лучиками.

- А кто это на ней?

- Где? - Володя не сразу разглядел, что показывает ему Миша своим тоненьким пальчиком.

А был там какой-то маленький-маленький жучок, ползущий по белому лепестку к золотой середине цветка. Ни один взрослый не обратил бы внимания на столь микроскопическое существо.

- Жучок, - ответил Володя. - Букашка.

- В лесу растёт ромашка, - задумчиво произнёс Миша и добавил: - По ней ползёт букашка, - так сочинил он первое в жизни стихотворение.

- Да ты, батенька, поэт! - восхищённо заявил на это Володя.

Может, и зря заявил - с точки зрения литературных критиков. Ибо за первым стихотворением последовали другие.

Однажды Миша ушёл в лес один. Гулял во дворе, заметил компанию своих обидчиков и спрятался от них за ближайшими деревьями. А потом, не осознавая, что делает, двинулся дальше, дальше, дальше... Просто ушёл. Просто почувствовал себя хорошо. Просто был. Это же так прекрасно - просто побыть. Незаметно подкрался вечер. Стало темнеть. Надо было возвращаться домой. Но где он, этот дом? В какой стороне? А главное, зачем туда возвращаться? Здесь же гораздо лучше! Никто не бьёт, не орёт, не ругает. Красота! Миша всё шёл и шёл - как потом выяснилось, обратно к дому. Не дошёл. Устал. Улёгся в мягкую моховую ямку, свернулся калачиком и уснул. Пропажа ребёнка обнаружилась поздно вечером, когда вернулся с работы Володя. Бабушка с дедушкой заболтались, не заметили времени и были уверены, что внук до сих пор гуляет во дворе: 'Вот только же что тут под окнами был!' Бросились искать. Старики - к соседям, а Володя - в лес. Как чувствовал! Но найти ребёнка в лесу, ночью, даже с фонарём... Легче найти иголку в стоге сена или чёрную кошку в тёмной комнате, даже если её там нет. И всё-таки Володя нашёл племянника. Совершенно случайно. Недалеко от дома. Взял сонного на руки и понёс. Вот шуму-то было, вот крику и суматохи! Миша проснулся, захлопал глазками и не мог понять, что он такого сделал. Какие в лесу могут быть опасности? Опасности в городе, среди людей: родители, бабушка, дедушка, сверстники, машины, карусели, качели, кино, мороженое, болезни, кровожадные вооружённые ОНИ. А в лесу хорошо: никто не бьёт, не орёт, не ругает... Потихоньку всё улеглось. Приехавшие родители ничего не узнали. Не рассказали им старики, что не уследили за ребёнком. А Миша и Володя лишь заговорщически перемигнулись, хлопнули рукой об руку и сдружились ещё сильнее.

Дедушка с бабушкой умерли в один год - как только Миша пошёл в школу. На следующее лето приехал в последний раз - вместе с родителями - к одинокому теперь Володе. Но Володя опять работал без отдыха и не мог следить за племянником. Мать тоже устроилась на работу и лишь на две недели ушла в свой первый на новом месте отпуск. Этими двумя неделями и ограничилась поездка. А на следующее лето Володя исчез. Просто исчез - в никуда - словно не было человека. Через год вернулся из ниоткуда, организовал продажу родительской квартиры, половину вырученных денег оставил себе, а вторую половину привёз сестре. Тогда и появились в Мишиной квартире телевизор, стиральная машина, пылесос и многое другое. Тогда и отправили Мишу в лагерь, а потом повезли приобщать к культуре. На следующее лето опять отправили в лагерь, а сами - на море. На оставшиеся деньги собрались через год отремонтировать квартиру. Деньги лежали в банке, где и пропали после его банкротства, несмотря на Мишины предчувствия и предостережения. Так что в очередное лето вместо запланированного ремонта состоялась поездка к Володе: сюда, в тайное лесное убежище.

- Но почему сюда? - перебила Марина. - Что в этом месте особенного?

Миша и Володя остановились.

- Может, хватит на сегодня? - Володя просительно склонил голову набок. - Это уже другая история, и я расскажу её в другой раз.

- Ну вот, - поморщилась Марина, - на самом интересном месте...

Не вставая с травы, подползла к Лере и пристроила голову у неё на коленях: хоть ты меня утешь.

Лера с улыбкою погладила дочку:

- А разве до сих пор было неинтересно? Это жизнь. Жизнь Володи, жизнь Миши... Тебе, кстати, тоже есть о чём рассказать. И остальным. Так что приходите почаще, будем узнавать друг о друге. Раз уж мы родственники. Будем делиться наболевшим, признаваться в тайных желаниях...

Спасибо, - подумал Миша. - Ты нашла способ ИХ соединить!

- Пожалуйста, - неожиданно заговорил до сих пор молчавший Вова, - зовите меня Володей.

- Только так, тёзка, - заверил его Володя-старший. - Я тебя отлично понимаю.

- Только так, Володя, - присоединились остальные.

- А цветы? - забеспокоился Миша. - Мои цветы? Иван-да-марья? Где они? Завяли?

- Нет, - подал голос Вадик. - Я их к ручью отнёс и в воду положил.

- Ты? - с удивлением обернулся к нему Миша. - Ходил к ручью? Спускался в овраг? Продирался через кусты? И не испугался?

- Я не боюсь, - с гордостью напомнил Вадик.

- Вот так, - отозвалась Лера. - Такой у меня сыночек. Иди сюда.

Вадик подошёл к настоящей маме и уселся рядом, с другой стороны от Марины. Марина подняла голову и оглядела его с близкого расстояния. Вадик смущённо оглядел её. Лера оглядела обоих и прижала к себе - двух младших членов компании. А Миша огляделся вокруг. Солнце отдыхало на западной половине неба. Синего-синего неба - без единого облачка.

Глава 5.

Жизнь продолжалась. Ребята стали приходить чаще и поочерёдно рассказывать о себе. Это оказалось так интересно - узнавать новое о человеке, с которым прожил бок о бок столько лет - и так трогательно-доверительно - простить все обиды, недостатки, тайные пороки и быть принятым, несмотря ни на что. Даже Марина забыла о своём желании узнать тайну этого места и увлечённо рассказывала, рассказывала, рассказывала - как и все остальные. Володя охотно уступал слово юным друзьям.

Вадик постигал искусство быть ребёнком. С песнями встречал рассветы, катался на коврике с крыши, собирал ягоды в лесу, бегал голышом - под солнцем и под дождём, принимал водные процедуры, запускал полиэтиленовую птицу... Астрономические наблюдения тоже запустил, а вот золотой язык изучал постоянно.

- ¡Guay! (Класс!) - восхищался Миша. - Te convertiste en un niño nuevo. Muy diferente que antes. Por completo. Tus padres no te reconocerán. Temo que no sean contentos y no te dejen viajar aquí otro verano, (Ты стал совсем другим ребёнком. Не таким, как раньше. Твои родители тебя не узнают. Боюсь, они будут недовольны и не отпустят тебя сюда на следующее лето.) - с тревогою добавлял он.

- ¡Dejarán! (Отпустят!) - самоуверенно орал Вадик. - ¿A dónde se meterán? (Куда они денутся?)

- ¿Seguro? (Уверен?)

- ¡Seguro, seguro, me lo figuro! (Уверен, уверен и жить намерен!) - вызывающе отвечал Вадик. - En este modo puedo todo. Puedo vivir, puedo reir. Puedo gritar, puedo saltar. Por tablas esas y por las mesas, por los sofás... ¡Más, más, más-más-más! (И то, и сё - могу я всё! Могу я жить, могу дружить! Могу орать, могу скакать! По доскам драным, и по диванам, и по столам, по диванам опять... Раз, два, три-четыре-пять!) - и делал, делал, делал - то, что говорил.

- Niño dichoso, (Несносный ребёнок.) - качала головой Лера.

- Dichoso significa feliz, (Несносный, значит счастливый.) - напоминал Миша.

- Cada niño tiene que ser feliz, (Каждый ребёнок должен быть счастливым.) - заявлял Володя и позволял Вадику любые шалости.

- Как же он старается! - сказал Миша Лере, сидя вечером у постели уснувшего 'братика'. - У меня уже так не получится. Вырос.

- Мой сыночек, - с улыбкою наклонилась Лера над безмятежным лицом спящего ребёнка. - Mi hijo.

- Не буди hijo, пока оно тихо, - шутливо предостерёг Миша.

- А вот и разбужу! - вскинулась Лера, схватила в охапку старшего сына и повалила на его постель.

- Ты чего? - вытаращив глаза, закричал Миша.

- Вы чего? - спросонья подал голос Вадик.

- Сделаем из Мишки ребёнка? - залихватски подмигнула ему Лера.

- Да-а-а-а-а!!! - Вадик забыл про сон и кинулся тормошить 'старшего брата'.

- А-а-а-а-а!!! - эхом отозвался тот без малейшего следа серьёзности и печали.

- Видишь? - торжествовала Лера. - А говорил: 'вырос', 'не получится'... Всё у тебя получится! Всё что захочешь! И у тебя, - одновременно с Мишей обняла она Вадика. - Мои сыночки. Mis hijos.

Однажды случилось так, что вся компания из посёлка осталась на ночь и утром встретила рассвет - впервые после выпускного вечера. Дождались восхода солнца, подняли флаг, спели гимн рода Дорельяно и замолчали. Но голосок Вадика по-прежнему доносился с крыши:

Пусть знамя любви реет над нами,
Пусть даже пройдёт тысяча лет,
Нас, новых детей, светлое знамя
Вновь будет вести к звёздам побед.

Пусть наша звезда, наша Капелла
Над пропастью тьмы светится пусть -
Мы снова начнём, взявшись за дело,
На старый мотив петь наизусть:

- Браво! - крикнул потрясённый Миша. - Молодец!

Критики изошлись бы язвительными насмешками, - подумал он. - Как и мои родители. Как и все ханжи-моралисты. А мы, Дорельяно, никогда так не сделаем. Я никогда не причиню ребёнку боли, какую в детстве причиняли мне. Даже если его творчество далеко от совершенства.

Но дружный хор, собравшийся у флагштока, уже выводил припев, и Миша присоединился:

Знай, настанет день, светлый и радостный:
В день этот весна снова придёт,
В день этот для всех, грешных и праведных,
Над миром звезда счастья взойдёт.

Верь, развеет бред прежнего бремени
Той яркой звезды свет золотой.
Тот первый рассвет нового времени
Мы будем встречать вместе с тобой.

Ничего себе: мы сами ещё дети, а уже появляются юные продолжатели нашего дела!

День за днём, за неделей неделя - месяц Мишиного пребывания у Володи подошёл к концу. Надо было собираться, ехать в город, а затем к Ане. К Ане - чудесной Анечке - зеленоволосой весняночке. Только вот почему-то не хотелось. Почему? Неужели..? Миша дождался ночи, вышел на веранду и уселся приводить в порядок разбежавшиеся мысли.

Во-первых, само место. Есть в нём что-то устойчивое, надёжное, укрывающее от всякого зла. Что-то родное и близкое. Уютно тут, безопасно, и всякий раз уезжать отсюда - мука мученическая.

Во-вторых, Вадик. Только-только начал он оживать, превращаться в счастливого ребёнка - и вот опять вези его в домашнюю тюрьму. Эх, если бы ещё месяц - хотя бы месяц, а лучше полтора - до конца лета! Полтора месяца счастья в столь юном возрасте - это как полтора года для взрослого человека.

В-третьих, Ваня и Марина. Они раскрепостились, разговорились, но нет, пока ещё нет... Ещё бы немножечко, совсем чуть-чуть! Не хватает какого-то последнего, завершающего аккорда.

В-четвёртых... Н-да... В-четвёртых... Давай, давай, признавайся самому себе! Ибо не в-четвёртых это и даже не во-первых, а в-нулевых, в-главных, в-единственных! Эскапелья. Которой придётся изменить. Несмотря на разрешение Леры. Или не изменить. Но тогда потерять Аню. Навсегда. Сделать окончательный выбор. А выбор одного - это отказ от другого. Неизбежно. С гарантией. Как ни крути, как ни кричи, как ни кусай локти. И если есть куча поводов отсрочить этот выбор, отодвинуть его во времени - хотя бы до зимних каникул - велик соблазн пойти у поводов на поводу. Тем более что до зимних каникул может вернуться Эскапелья. Это было бы лучше всего.

Миша посидел, подумал и принял решение - остаться. Но это решение надо было согласовать со множеством разных людей.

Во-первых, с Вадиком. Это проще всего.

- Хочешь остаться здесь на все каникулы?

- А можно? Правда? Конечно, хочу! Ура-а-а-а-а!!!

Во-вторых, с родителями Вадика. Это сложнее. Но ничего, набрался смелости и позвонил с мобильного телефона Марины. Так, мол, и так. Мать Вадика... обрадовалась! Ничего себе! Сильно, видать, напугала её Лера! Однако без ложки дёгтя не обошлось. Было велено загрузить Вадика новыми учебными заданиями. Пообещал раздобыть у ребят из посёлка старые школьные тетрадки, купить на станции книжки. Хорошо, отец Вадика дал в своё время достаточно денег. Уехали эти денежки в Сашином кармане - но стоит ли выдавать тайну? Не стоит. Лучше пообещать как следует кормить Вадика мясом - якобы есть, на что.

В-третьих, с Аней. Это ещё сложнее. Причинить боль любимой девочке... Позвонил.

- Ничего, - спокойно выслушав, ответила та. - Ничего, Мишенька. Ты мужчина - делай как знаешь. А я женщина - буду ждать. Сколько нужно, столько и буду ждать. Испокон веков было так.

Горько стало от этих слов - горько и омерзительно - за своё малодушие. Вот тебе, вот тебе, вот! Получай - по заслугам!

- Я обязательно приеду, Анечка! Зимой. На каникулах.

- Я буду ждать тебя, Мишенька. Любимый.

- Любимая...

Долго приходил в себя после этого разговора.

В-четвёртых, с родителями. Это самое сложное. Тут уже подключилась Лера. Вместе составили план действий и отправились на станцию. Оттуда Миша позвонил на работу матери. Мать спустила всех собак, какие были в наличии. Выслушал. Разрешила - а куда она денется? Вот зимой может не отпустить - это да... Ладно, там видно будет. С облегчением повесил трубку. Теперь надо было сдать билет. Здесь же, на станции - без проблем. Вот только билет остался дома - в городе. Туда и переместилась Лера, когда Мишин разговор с матерью подошёл к успешному завершению. Вернулась по окончании разговора. Принесла билет и, на всякий случай, паспорт Мишиной матери. Наведалась к ней на работу и незаметно вытащила паспорт из сумочки, покуда хозяйка сумочки орала на сына в телефонную трубку, не замечая ничего вокруг. А собственный паспорт у Миши был с собой. Вместе сдали билет и опять разделились: Лера отправилась возвращать позаимствованный паспорт, а Миша - покупать книжки и тетрадки для Вадика - на часть вырученных от сдачи билета денег. А когда снова появилась Лера, вместе пошли на рынок и накупили кучу фруктов: черешни, слив, абрикосов. Лера упрятала покупки в глубину своего платья, в единый миг доставила домой и тут же появилась опять, дабы Мише не скучно было возвращаться одному.

- А меня можешь переместить? - возник у того естественный вопрос.

- Не могу, - покачала головой Лера. - Одно дело неодушевлённые предметы, другое дело - живое существо. В принципе, проблем быть не должно, но никто ещё до сих пор так не делал. И я не рискну.

- Но ты же сама перемещаешься? И Эскапелья.

- Мы подготовлены, а ты нет, - возразила Лера. - Это же надо раствориться в пространстве мыслей и снова появиться в пространстве вещей. Жутковато с непривычки. Что там твои качели и карусели! Но ты не переживай, - заметила она Мишино огорчение. - Возможно, со временем платьица и костюмчики будут усовершенствованы, переходы станут более плавными, тогда и...

- ...вернётся Эскапелья! - вспыхнула догадка в Мишиной голове.

- Возможно, - сухо повторила Лера и переменила тему разговора.

Что-то она скрывает - что-то очень важное.

Повезло Вадику - несказанно повезло. И фруктов наелся, и полтора месяца свободы отхватил. Не просто так, конечно: пришлось делать дополнительные задания. Какие-то из книжек взял, какие-то Лера выписала из школьных тетрадок поселковых ребят, какие-то придумала сама. Три дня сидел Вадик, не поднимая головы, а на четвёртый день сказал:

- Всё. Будет чем отчитаться перед родителями. Пошли в лес.

В лесу давно уже поспела черника, и Миша учил Вадика есть эти ягоды прямо с кустиков, лёжа на земле. От черничного сока губы и щёки становились тёмно-лиловыми, но это вызывало лишь добрые улыбки. Время от времени прибегала ликующая Дора - тогда все трое перекатывались по траве. Да и Лера подключалась - совсем по-детски - ничего, что давно уже взрослая. Вместе играли в охотников, зверей, беглецов. Бывало, играли в прятки, бывало, в догонялки. А после полудня ложились Миша и Вадик в прохладной тени и ненадолго засыпали. Лера сидела рядом или тоже ложилась и засыпала. Красота! Самые жаркие, самые солнечные денёчки! Так что приходилось поливать огород и заниматься другими делами - как и ребятам в посёлке. Долго не могли они собраться в гости. Отпустили их родители в особенно жаркий день, когда ничего делать было невозможно - только лежать пластом и ждать вечерней милости от природы. Но ребята не стали ждать. Молодые, здоровые, сильные - собрались вместе и отправились в дорогу. Тенистыми обочинами, быстренько, быстренько - до полудня - в дом, полный раскалённого воздуха, но укрывший от немилосердного солнцепёка. Припали к холодной колодезной воде, наслаждаясь её чистотой и свежестью. Чудодейственный напиток!

- Ты обещал рассказать про это место, - подступила к Володе Марина.

- Милая ты моя, - слегка приобнял её тот. - Вот ведь какая! И жары не испугалась, и других с собой увлекла. Упорная, смелая, хитроватая! Дорельяночка, - погладил он её по чёрным волосам. - Ладно, садись и слушай.

После смерти Володиных родителей их квартира отошла Володе и его сестре. В конце визита, посвящённого оформлению наследства, та потребовала свою долю деньгами. Значит, надо было продавать эту квартиру, а Володе покупать новую - размером поменьше и ценой подешевле. Покупка и продажа недвижимости - дело непростое; Володя много работал и заниматься квартирными хлопотами не мог и не желал. Сложившаяся ситуация его устраивала, а сестра пусть суетится, если хочет. Но она не хотела суетиться, лишь время от времени требовала от брата действий и денег. Родственные отношения перешли в стадию вялотекущего противостояния на расстоянии.

Лето, осень, сдача очередного проекта. Ухудшение ситуации на основной работе. Там и раньше-то не было хорошо - денежные задания приходилось искать на стороне и выполнять на рабочем месте - а теперь стало совсем плохо. Долгие задержки зарплаты. Тёмные зимние вечера. Володя всё чаще вспоминал о своём несбыточном детском желании поселиться вдали от людей в тайном лесном уголке. А, собственно говоря, почему несбыточном? Обстоятельства буквально подталкивали к такому решению. Конечно, не сразу, постепенно, оставляя себе возможность вернуться. Прежде всего - выбрать место. Володя не стал раздумывать: взял карту, закрыл глаза, ткнул наудачу пальцем и попал в крупную железнодорожную станцию между его городом и городом его сестры. Окрестности этой станции были выкрашены в зелёный 'лесной' цвет с небольшими белыми пятнами, на которых чернели прямоугольнички деревень, обозначенных как нежилые. Эти нежилые деревни и привлекли Володино внимание.

Закончилась зима, в середине весны растаяли остатки снега, пришла пора действовать. Володя взял на работе очередной отпуск и ещё три месяца за свой счёт попросил. Ему дали охотно: ни работы, ни денег там всё равно уже не было. Собрал в рюкзак вещи и еду, оделся по-походному и отправился на вокзал - навстречу жутковатой неизвестности. Дороги, леса, ночёвки под открытым небом и в заброшенных домах... Один из таких домов подарил ощущение спокойствия и уюта, несмотря на своё плачевное состояние. Остальные два дома не отмеченного на карте поселения давным-давно развалились и догнивали среди высокой травы - а этот стоял, по ночам угрожающе скрипел, трещал, вздрагивал, но не гнал, а лишь устраивал проверку. Володя отметил его в памяти и двинулся дальше. Однако скоро вернулся, ибо понял: вот оно - то, что надо. Вернулся и, к своему удивлению, обнаружил в доме... троих детей! Двух мальчиков и одну девочку. Возник напряжённый спор по поводу первооткрывательских прав. Дети были детьми, а Володя взрослым. Но детей было трое, а Володя один. Кто кого одолеет? Неизвестно. Спор затянулся, и волей-неволей обе стороны узнали кое-что друг о друге. Дети сбежали - из дома, из интерната или ещё откуда - и намеревались поселиться в этом месте. Судя по их опрятному виду и наивным речам, сбежали совсем недавно, как только пригрело солнышко. Захотели романтики. Пришлось охладить их ушатом сакраментальных вопросов:

- Хотите тут жить? А если однажды ночью вся эта гора брёвен рухнет вам на голову? Не верите? А что вы будете есть? Пить? Когда закончатся ваши припасы. А зимой? Где возьмёте тёплую одежду? Как согреетесь? Печка растрескалась, в стенах щели. Или замёрзнете, или сгорите, или задохнётесь в дыму. Если раньше не помрёте с голоду. Или от болезни. Устраивает? Нет? Тогда слушайте меня. У вас три варианта. Первый и самый лучший: вы немедленно возвращаетесь туда, откуда сбежали. Жареного упитанного тельца не обещаю - скорее всего, вас ждёт грубое обращение и болезненные ощущения... в первые дни. Потом всё уляжется и пойдёт, как раньше. Повторяю, это самый лучший вариант. Устраивает?

Молчат, с ноги на ногу переминаются, слушают. Это уже хорошо.

- Ладно, второй вариант: вы уезжаете в город и становитесь беспризорниками. Никакой романтики в этом нет - есть куча проблем и неприятностей. Особенно для девочки.

Молчат. Пришлось усилить эффект описанием некоторых подробностей. Кажется, дошло.

- Устраивает? Нет? Тогда третий вариант: вы остаётесь здесь и налаживаете хозяйство. Самостоятельно. Перекладываете печку, укрепляете и утепляете дом. Латаете крышу. Выкапываете колодец. Разводите огород. Добываете инструменты, саженцы, семена. Летом пропалываете, поливаете, окучиваете. Осенью убираете урожай - если он будет, конечно - и сохраняете на зиму. А до этого чем-то питаетесь - не знаю чем. Устраивает?

Молчат. Больше не переминаются. Смотрят в землю.

- Ну что? Варианты закончились. Ещё раз повторяю: возвращайтесь домой.

Молчат. Смотрят в землю. Мотают головами. Девочка плачет. Я выжидаю: может, ещё одумаются. Снова предлагаю вернуться. Нет, не хотят. Видно, и впрямь плохо им было. Тогда я решаюсь и говорю последнее слово:

- Есть четвёртый вариант. Мы остаёмся тут вместе - вчетвером. Я восстанавливаю дом - вернее, строю новый - от начала и до конца. Выкапываю колодец. Развожу огород. Заготавливаю дрова и продукты на зиму. Обеспечиваю вас кормёжкой. Вы мне помогаете. Осенью закрываемся в доме, кругом ложится снег, мы оказываемся отрезанными от всего мира. До весны. А там видно будет.

Молчат. Но головы подняли, смотрят - недоверчиво, подозрительно. Ещё бы: незнакомый мужик. Мало ли... Вдруг девочка шагнула ко мне, обхватила руками мою правую руку, прижалась щекой и заявила мальчишкам:

- Я остаюсь. А вы как хотите. Меня зовут Женя, - это уже мне.

Мальчишки согласились не сразу. Постояли, попыхтели, посопели - да и остались в конце концов. И не пожалели, хотя работать пришлось много. Сами бы мы в любом случае всего не сделали, но у меня были деньги, заработанные ранее. И от родителей деньги остались - те, что я им привозил. Не тратили старики ничего, кроме своей пенсии, берегли на чёрный день. Который так и не наступил... Пошёл я на станцию, по объявлению разыскал бригаду строителей, объяснил суть дела, договорился. Вместе поехали, закупили всё необходимое, погрузили, привезли. Несколько раз. Тогда ещё 'малая' дорога была проезжей. Разобрали старый дом, построили новый, сложили новую печку. Построили сарай. Соорудили колодец из бетонных колец. Раскорчевали место под огород. Гнилые брёвна от старого дома и от соседних домов оттащили подальше, вон туда, а приличные распилили на дрова. Очень быстро всё сделали - недели за две. И лишних вопросов не задавали. Какая им разница, где и чего строить - лишь бы деньги получить. А деньги они получили хорошие, остались довольны. Ребята мои во время строительства жили в лесу, в шалаше. Продуктами я их обеспечил. Потом ещё машины гонял: привозил инструменты, мебель, хозяйственные товары, одежду, постельные принадлежности... Как много, оказывается, надо человеку для жизни! Ребята мои это поняли и стали очень послушными. Вместе вскопали огород, посадили картошку, посеяли морковку, свёклу, редиску, зелень. В детстве я бывал у бабушки в деревне, опыт имел. Остальное по книжкам добрал. В общем, урожай у нас получился. И летом хватило поесть, и на зиму заготовили. Ещё продукты, конечно, пришлось закупать. Но разве же это главное? Главное, мы поняли: МОЖЕМ! И вот когда мы это поняли, когда посмотрели на плоды своего труда и друг на друга - тогда всякое недоверие исчезло окончательно. С тех пор мы были одной командой - до самой весны. А поздней осенью к нашей команде присоединилась Дора. Встретил её на дороге - грязную, голодную, искалеченную - привёл с собой и отдал ребятам: ухаживайте, лечите - а я пойду на станцию, мяса куплю, пока снег не лёг. И Женечка, смотрю, так по-деловому взялась, без лишних эмоций: объяснила, как раны промывать, как бинтовать, как шины накладывать, какие лекарства надо купить - явно имела опыт. Это она вы´ходила Дору - мы, мужики, только помогали... Ах, Женечка, Женечка! Первая женщина, которая полюбила меня! К сожалению, такая маленькая! А может, и к счастью. Ничего между нами не было и быть не могло, кроме большой и чистой любви. Даже ни единого слова о любви, но интонация, взгляды, знаки внимания: прибрать комнату, приготовить еду, помыть посуду - рассказать сказку, вырезать из дерева куколку, поиграть в папу для этой куколки... Мальчишки сначала прикалывались, издевались, шутили глупо и зло. Женя их била за это, они в ответ били её. Дети же, что возьмёшь? Поговорил я с каждым: поняли, притихли, стали обходить эту тему почтительным молчанием. Так и дожили мы до весны. А весной они ушли. Все трое. И больше я их не видел. Надеюсь, они вернулись, откуда сбежали. Женечка перед уходом плакала, прижималась ко мне, а я не понимал, одёргивал её, говорил: нельзя... Где-то она теперь?

Потом стало легче. Я понял, что смогу здесь жить, и смело оборвал старые связи. Кроме Миши, разумеется, и его родителей - по необходимости. Временно вернулся в город, уволился с работы, организовал продажу квартиры, отвёз сестре половину денег, рассказал о своей новой жизни и снова приехал сюда. Здесь ничего не изменилось. В доме никто не похозяйничал, хотя замка на нём нет и никогда не было. За целый год сюда не пришёл ни один злой человек и не потребовал убираться прочь. А этого я больше всего боялся. Времена-то сейчас, сами знаете, какие. Но нет, ничего: все злодеяния 'где-то там', а здесь - тишина и покой. И так - на долгие годы. Вот я и говорю: сокровенное место. Оно будто выпало из общей жизни в свою, отдельную жизнь. По лесу никто не ходит: ни лесники, ни охотники, ни бандиты. Сбежавших детей никто не ищет: ни родители, ни милиция, ни опека. Даже мыши, крысы и прочие твари сюда не заглядывают. Почему - не знаю. Извини, Марина - это не от тебя тайна, а от всех - от меня в том числе. Какие-то энергетические потоки тут пересекаются, или ещё что-нибудь. Вот почему Миша так полюбил островок посередине болота? Почему Эскапелья появилась именно там? Почему и меня порою тянет туда? Уж не в этом ли месте точка пересечения энергетических потоков? Или две точки: там и под домом - как двойная звезда? Поговори с Лерой, может, она чего расскажет. А я расскажу, что было дальше.

Дальше опять было лето - теперь уже одинокое. Я снова возделал огород, расширил его, добавил капусту, кабачки, горох, фасоль, осенью посадил смородину и крыжовник. А ближе к зиме пришли двое мальчишек. Не те, что в прошлом году - другие. Совсем другие. Злые, остервенелые, с ножами. Но внутри несчастные, затравленные, загнанные в угол. Ох, и намучился я с ними! Даже один разок... хм... - Володя постучал правым кулаком по левой ладони, - изменил своим убеждениям. Ножи отобрал и спрятал. Сказал, будете уходить - верну, а пока у меня живёте - нечего... Подействовало. Зауважали. Приличнее стали себя вести. И по дому работать начали. Но всё равно было тяжело... По весне ушли. Забрали свои ножи, которые я так 'хорошо' спрятал, и ушли - без предупреждения. Явно и деньги искали - по счастью, не нашли. Спасибо, хоть во сне не зарезали. Я и говорю: не бывает плохих детей - бывает мало любви... С тех пор у меня две категории 'клиентов': или неисправимые романтики, или совсем изгои, которым деваться некуда: нарушили они в своём мире какие-то 'понятия' и приговорены... Тех и других немного, сюда добираются считанные единицы, и это хорошо: многим тут места не хватит.... А в очередную осень появились Дима и Рома. Удивлению моему не было предела...

Володя не успел рассказать, почему появление Димы и Ромы вызвало у него беспредельное удивление. В открытую дверь влетела Дора с нагревшейся на солнце шерстью.

- Дора!!! - по-детски завопил Вадик и бросился ей навстречу.

Размахивая руками, задел Марину, но та не обиделась, а тоже вскочила с дивана, споткнулась о трепещущий на полу вадикодорный клубок и повалилась на него сверху. Миша во мгновение ока оценил обстановку и как бы невзначай подтолкнул на Марину стеснительного Ваню; сам тоже упал вместе с ним: я, мол, ни при чём - это судьба у нас такая. Марина завизжала, Вадик заорал, Дора залаяла - после этого никто не усидел на месте, все ринулись играть - за исключением стареющего Володи. Головы, руки, ноги, лапы, хвост - крики, улыбки, возня - радость единения - золотой свет - вырвался, и вспыхнула посередине комнаты звезда юных страстей - а солнце с его жарой пристыженно отдыхало за дверью. Вот какое оно, сокровенное место - а рассказ о нём, вероятно, уже забылся.

Нет, не забылся.

- Так что насчёт Димы и Ромы? - напомнила Володе Марина ближе к вечеру, перед возвращением домой.

- Интересная история, - улыбнулся тот. - Я её записал, как умел. Сейчас принесу, - отправился в дом и вернулся с тетрадкой. - Возьми, почитай. И другие пусть почитают. А то позапрошлой весной Ваня сдружился с этими ребятами, но они ему ничего не рассказали, и я промолчал. Потом только, через год, написал, как было дело. Пусть и Ваня почитает. А хотите, почитайте вместе.

- Обычные ребята, - проигнорировала Марина тонкий намёк. - Сплочённые, друг за друга держатся, но ничего особенного. Не в моём вкусе, - поморщилась она.

- Никогда так не говори! - обычно спокойный Володя схватил её за руку и развернул лицом к себе. - Знаешь, как это больно: когда ты любишь - по-настоящему, сильно, навсегда - а тебе вот так вот походя: 'Ах, ты не в моём вкусе! Не ищи со мной встречи!'? - вместе с избытком эмоций Володя выпустил руку Марины. - Будешь отказывать кому-нибудь, - глядя в землю, попросил он, - отказывай помягче, поделикатнее. Вы, женщины, это умеете... когда захотите.

- Дима и Рома меня не любили, - словно оправдываясь, пробормотала Марина и жестом попросила Володю наклониться к ней. - А ЕМУ я не откажу, - доверительно прошептала она на ушко старшему товарищу. - Только пусть ОН признается первым. А то я стесняюсь.

- Организуем, - так же на ушко ответил ей Володя. - Дорельяночка ты моя понятливая, - и легонечко поцеловал её в щёчку.

Жара продержалась недолго: через четыре дня занавесилось небо тюлевой занавескою, пришёл в движение застоявшийся воздух, и покатилось лето под горку - навстречу огненной колеснице грозового пророка.

Хотелось Мише провести знаменательный день в компании братьев и сестёр, но их, за исключением Вани и Марины, опять не отпускали родители. Что же делать? Самому идти, а там видно будет.

После завтрака сказал об этом Лере и Володе, а Вадика позвал с собой. Тот завопил от радости и повис на шее 'старшего брата'.

- Будет гроза, - предупредил Миша. - Наверняка будет. Но в том-то и кайф!

- ¡Pasaremos! (Прорвёмся!) - махнул рукою Вадик. - ¡Ya vamos ahora! (Идём уже, наконец!)

Мишу охватило предчувствие чего-то значительного. Странно. Обычное тихое утро. Ни малейших признаков будущей грозы. Лишь белые перья с прожилками синевы над головой. Однако Миша всё-таки завернул плеер в полиэтиленовый пакет - на всякий случай. Привязал к поясу. А больше ничего не взял, кроме 'младшего братишки'.

Тот уже привык ходить подолгу и дорогу до посёлка одолел легко. А чего там: не жарко, не холодно, ветерок, полутень, перистые облака. Золотые одуванчики по обочинам. Звёздочки. Бабочки... Серые заборы посёлка. Предупредительный собачий лай. Дом Марины и сама Марина. Одна. Папа на станции - работает.

- Привет! Помнишь, какой сегодня день?

- Ах, да! Год назад... Только старшие уехали...

- Зато другие остались. Паша, Вероника... Жаль, их не отпускают. Ну ничего, всё равно отметим. Пошли за Ваней.

Вчетвером по большой дороге направились в сторону плотины. Народу встретили немного, и те, кого встретили, не узнали Мишу. Пришлось напомнить о прошлом лете, о концерте группы 'Эскалера', о визитах в гости. Люди делали вид, что рады, и мрачно косились на Вадика. Тот не придал этому значения - его старшие товарищи, к сожалению, тоже.

Перед плотиной свернули налево - к месту прошлогоднего концерта. Присели на брёвна в тени огромных ив. Миша распаковал плеер и включил его на встроенные динамики. Зазвучала давным-давно известная песня. Слова её все уже знали и дружно подпевали хором. Вторая песня и третья - танго. Миша пригласил Марину потанцевать. Та согласилась. Как только танец закончился, Миша перемотал кассету на его начало и включил по второму разу:

- Ваня, твоя очередь.

После Мишиного примера тот не стал стесняться и взволнованно протанцевал с девочкой, которую любил. Хорошо, - подумал Миша и включил танцевальную мелодию в третий раз - для Марины и Вадика. Неуклюже-забавно выглядел этот 'третий раз' и сгладил волнение 'второго раза'. А потом четвёртая песня и пятая - про Ану и Мигеля. Потерпи, любимая! - мысленно попросил Миша. - Зимой я к тебе приеду. Песня за песней - закончилась кассета. Что теперь? Пойти навестить братьев и сестёр? Парой слов перекинуться через забор?

- Давайте покатаемся на лодках, - подала неожиданную идею Марина. - По пруду, - показала она на водную гладь за ивами. - У папиного знакомого есть лодка - пойдёмте к нему, попросим - он разрешит. Кататься будем парами - по очереди.

Ваня не проявил энтузиазма, а Миша и Вадик, наоборот, уцепились за эту идею: первый желал соединить влюблённых, а второй - покататься на лодке хотя бы раз в жизни.

Знакомый Марининого папы оказался понятливо-приветливым, как Володя: оглядев нагрянувшую к нему компанию, он не только дал ключ от своей лодки, но сбегал к соседу и принёс ключ от другой лодки и четыре весла. Можно кататься всем одновременно! Ура-а-а!!!

Подобие причала скрывалось в кустах чуть ближе к плотине, чем 'концертная площадка'. Пять железных столбиков, к каждому столбику приварено два кольца, от каждого кольца - цепь к 'своей' лодке, на каждой цепи - замок.

Нужные лодки нашлись по словесному описанию. Миша выбрал серую, менее красивую: ключ в замок, цепь долой, вёсла по бортам, Вадика на корму - навалился, поднатужился, столкнул с берега и на ходу запрыгнул - даже ботинок не замочил. Видел по телевизору, как это делается, запомнил, а сейчас воспроизвёл. Всё получилось, и грести получилось - очень быстро освоился. Притихший на корме Вадик так и не понял, что он тут не единственный, кто катается на лодке первый раз в жизни. А Ваня пусть сделает то же самое для Марины - это им обоим пойдёт на пользу.

- Миша! Куда ты? Подожди!

- Ваня! Догоняй!

Старый пруд жил воспоминаниями о молодости. Когда-то он был раза в два больше, вода его укрывала рыбье царство, в воздухе кружились чайки, а по поверхности плавали утки. Потом началась разруха: плотина обветшала, часть воды утекла, уток постреляли местные жители, рыба, которую они не выловили, сдохла в раскустившихся водорослях, а вместе с рыбой исчезли чайки. Даже купаться стало невозможно из-за водорослей и неприятного запаха. Кое-кто ещё пытался рыбачить, даже иногда что-то вылавливал. Рыбак обязательно что-нибудь выловит - а не выловит, так выдумает. Для того и лодки держали - чтобы лучше выдумывалось.

И всё-таки одно достоинство пруд сохранил - красоту. На поверхности - отражение белых узоров неба, глубже - колыхание зелёных водорослей и в самой глубине - тревожная чернота. У берегов - салатовая мозаика ряски. Застывшие камыши. Голубенькие незабудки, золотые кувшинки и тёмно-синие стрекозы.

Миша и Ваня вывели лодки на середину пруда. Встали бок о бок - двойною звездой - положили вёсла, огляделись по сторонам. Фабрика, плотина, причал, 'концертная площадка', ивы, кусты, заречный луг. Небо и вода - две полусомкнутые ладони: светлая, с сияющим перстнем солнца, и тёмная, с отражением этого перстня.

- Здорово! - оценил Миша эту красоту. - И полезно. А то я собрался переплыть океан в поисках золотой страны - потренируюсь на пруду.

Марина засмеялась, Ваня улыбнулся, а Вадик, не отрывая глаз от тёмной воды, вытягивал из неё длинную лохматую водоросль.

- Смотри, не свались, - предупредил Миша.

- Включи музыку, - попросила Марина.

- Нет, - отказался Миша. - Здесь хорошо, тихо. Лучше мы сами споём.

- Точно! - воодушевилась Марина. - Типа концерт. Мы на воде, а зрители на берегу. Если что, ни одно гнилое яблоко не долетит, - хихикнула она.

- Паши нет с гитарой, - вздохнул Миша. - Ну и ладно. Три-четыре: 'Друг, милый мой друг...'

- '...выйди скорее...' - звонко подхватила Марина, а за нею - Ваня с Вадиком.

Радостный гимн рода Дорельяно зазвучал над печальным прудом. И поди ж ты: услышали пение пять или шесть человек на заречном берегу.

- Ура-а-а!!! - пьяным голосом заорал один из них.

Миша в ответ помахал рукой.

- Давай, давай! - такими же пьяными голосами поддержали остальные.

Певцы дали. Закончили основную часть гимна, а дополнительный, четвёртый куплет, сочинённый Вадиком, оставили на сольное выступление автора. Детский голосок посреди молчания окрестностей.

В группе слушателей произошла перемена. Оживлённо размахивая руками, они о чём-то спорили. Миша догадался: спорят о нём и о его друзьях. Вот оно - предчувствие значительного - и не отвертеться, не повернуть вспять...

Песня закончилась, а спор на берегу продолжался. Теперь уже так громко, что можно было разобрать слова:

- Это тот самый! Из города!

- И что?

- То! Видал, кого он привёз?

- Кого?

- Того! - послышалось мерзкое слово, обозначающее национальность Вадика.

- И чего?

- Ничего! Они уже и сюда добрались!

Опять ОНИ! - с горечью подумал Миша и услышал выкрик:

- Эй, ты! Забирай своего... и мотай отсюда! Понял?

Что было на это ответить? Миша напомнил:

- В прошлом году я выступал перед вами, - крикнул он, - и вы не гнали меня! Я заходил к вам в гости - и вы не гнали меня! Почему гоните сейчас? Зачем обижаете моего брата?

- Ах, это твой брат? - послышалось в ответ. - Тогда я вас обоих...

- Ничего вы нам не сделаете! - самонадеянно крикнул Миша - и это было его ошибкой.

- Сейчас увидишь! - человек выругался, сплюнул, развернулся и зашагал прочь.

- Эй, не бузи! Посадят! - попытались остановить его дружки - но только словами.

- Неужели за ружьём пошёл? - спросил Миша у побледневшего Вани.

- Нет, - успокоил тот. - У него нет ружья. Это Борисыч - он всегда злой, когда выпьет. Но ружья у него нет.

- Это он в прошлом году орал, что мы не патриоты? - вспомнил Миша.

- Нет, - покачал головою Ваня. - Тут ещё такие есть...

Борисыч вернулся скоро - по счастью, и впрямь не с ружьём, а всего лишь с вёслами. Крупными шагами - шатаясь из стороны в сторону - мимо неподвижных приятелей - к своей лодке. Быстро отпер замок, столкнул её на воду и нервными, частыми гребками стал подбираться к середине пруда.

- Сейчас увидите! - орал он в пьяном угаре. - Сейчас узнаете! Меня посадят, а вас положат!

Миша не верил своим ушам. Так всё хорошо начиналось, такой спокойный был день - и вот пожалуйста: опять кто-то хочет убить! Впрочем, так всегда и бывает.

- Сюда! Гребите сюда! - донёсся с фабричного берега крик незнакомой девушки.

Миша очнулся. И правда, надо же удирать! Резким гребком одного весла развернул лодку и направил её в сторону спасительного голоса. Ваня уже грёб туда же - немного впереди. Раз! Раз! Раз!

- Стоять! Не уйдёте!

Не уйдём, - понял Миша. - Догонит. Он взрослый - а мы ещё нет. К тому же он в лодке один, а у нас с Ваней - Вадик и Марина.

- Ваня, постой! Возьми Вадика!

- А ты? - догадался Ваня о страшном решении брата.

- Делай, как я сказал!!! - командным голосом заорал Миша.

Никто не осмелился перечить. Ваня положил вёсла. Миша обеими руками вцепился в борт его лодки и плотно подтянул к борту своей. Ваня и Марина помогли Вадику перебраться к ним. За Вадиком последовали плеер и ключ от лодки.

- Плывите.

Больше Миша не видел своих друзей. Он попытался развернуться, встретить лодку Борисыча носом к носу - и не успел: на полном ходу та врезалась ему точно в середину борта. Удар, грохот, встряска, потеря опоры, переворот в воздухе, крики, бело-голубое небо, ослепительное солнце - пль-ль-люх! - буль-ль-ль! Холодная тёмная вода. Прикосновения водорослей к лицу и рукам. Тишина. Время остановилось.

Глава 6.

Миша не умел плавать. И то сказать: где ему было научиться? В городе была речка, но очень маленькая, были и пруды, но далеко от дома. А в Володином городе никаких водоёмов не было. В школе случались занятия в бассейне, но Миша то и дело болел и посещал их редко. Да и как научиться плавать в толчее гогочущих одноклассников и визжащих одноклассниц? Только в лагере... Да, в лагере...

Возле лагеря протекала речка - небольшая, но пригодная для купания - однако водили на неё редко. Ещё бы: за всеми следи, за всех отвечай - зачем вожатым это надо? Проще вывести детей на лужайку, дать им всякие мячики, игрушечки - пусть резвятся - а самим предаться другим, взрослым развлечениям. Вот только дорога на лужайку проходила через речку - по узенькому мостику без перил. С этого мостика и столкнули Мишу его мучители. Знали, что Миша не умеет плавать, и решили посмотреть, как он будет тонуть. Это же так интересно - смотреть, как тонет человек, не умеющий плавать. Под коленочки раз - и готово. Миша ничего не понял - просто оказался в воде и пошёл ко дну. Время остановилось. 'Я утонул?' - пришла в голову первая вопросительная мысль, а за ней вторая: 'И что теперь?' Потом вереница мыслей: 'Родители, наверное, разозлятся. А вот мучители - обрадуются. Или нет? Некого им будет мучить - я же утонул. Никто меня не ударит! Никто не обругает, не наорёт, не поставит в угол! Некого бояться! Какое счастье!' Счастье разливалось по телу - смертельное счастье, запретное для живых...

.......................................................................................................................................

А потом всё закончилось. Вожатый, ушедший далеко вперёд в обнимку со своей коллегой, услышал позади громкий всплеск и в долю секунды сообразил, какие последствия будет иметь этот всплеск лично для него. Развернуться, добежать до мостика, наорать на любопытствующих детишек, выяснить, в чём дело, разглядеть утопающего в неглубокой речке с медленным течением, встать на колени, вытащить... Сколько времени это заняло? Десять секунд? Пятнадцать? Полминуты? Именно столько пробыл Миша в воде, а казалось - целую вечность. Маленького, жалкого, мокрого с головы до ног поставил его вожатый на мостик, брезгливо оттолкнул от себя обеими руками и бросился догонять заскучавшую подружку. А Миша смотрел на своих обидчиков. Смотрел и улыбался. Смотрел с высоты нового понимания. Понимания, что все эти ссоры, угрозы, наказания, крики, оскорбления, избиения - всё это мелко и ничтожно, а жизнь, каждое мгновение жизни, каждая досочка мостика, каждый лучик солнца, каждая капелька воды, каждый человек - это настолько величественно, настолько драгоценно, что нет никаких слов... Миша улыбался молча. Миша смотрел на своих... любимых? Да, любимых! Миша их любил! Как же он их любил! До умопомрачения, до самоотречения, до боли, до слёз! Казалось, скажи одно слово, одно только слово - и они тоже поймут и тоже полюбят... Но сло´ва не находилось. Миша улыбался молча. Миша раскинул руки и шагнул вперёд, желая обнять... А они испугались и попятились. Миша вперёд - они назад... И не били потом очень долго - до самого вечера.

Вода. Холодная тёмная вода. Впрочем, уже не холодная. Мёртвая, спокойная, застойная. Давящая, не дающая дышать. Вытесняющая душу, разрывающая изнутри, растворяющая в себе - в тёмной бесконечности. Космос без звёзд. Без единого лучика света. Без единого проблеска мысли... Нет, мысли есть - есть и свет! Золотой свет! Золотая звезда! Там - спасение! Туда! Ближе, ближе, ближе! Потоки света! Ничего, кроме света! Превращение в свет...

.......................................................................................................................................

Вода. Тяжёлая, разрывающая изнутри, не дающая дышать. Боль. Напряжение. Судорожные движения. Лихорадочные мысли... Жизнь продолжается? Надо избавиться от воды! Боль. Давление. Сокращение мышц. Вода изливается наружу. Через рот, через нос - кажется, даже через уши. Ещё. И ещё. Легче. Ещё легче. Кашель. Затяжной бесконечный кашель, переламывающий тело пополам. Боль. Исторжение остатков воды. Кашель... Дышать! Первый вдох, второй, третий... Ура! Жизнь продолжается!.. Звуки, голоса, разговоры. Воспоминания. Свет. Солнечный свет. Тепло. Ласковые прикосновения. Открывание глаз. Лицо незнакомой девушки. Улыбка. Голос:

- Очнулся? Лежи, лежи.

Миша лежал. Миша дышал. Миша наслаждался в который раз вернувшейся к нему жизнью. Молча. Томительно. Блаженно. Пошевелил руками. Трава. Под ногами и под спиной. Под головой - колени девушки. На голове - её рука. Над головой - её лицо. Круглое, слегка вытянутое. Серо-голубые глаза. Конопушки. Приплюснутый носик. Светло-коричневые волосы в рыжину. Короткие. Не красавица. Но улыбается. Как солнышко. И гладит по голове.

- Тисбея, - вылетело изо рта первое слово.

- Чего? - лицо девушки омрачилось недоумением.

- А? Ничего.

Миша понял, что она не знает, а объяснять долго. Так звали молодую рыбачку в книге про дона Хуана, и сцена там была такая же. А вот продолжение... Продолжение будет другим.

- Это ты меня вытащила?

- Нет, - покачала головою девушка. - Это мой дядя. Он в молодости на флоте служил. Знает, как спасать утопающих. Он же тебя и реанимировал. А потом оставил со мной. Женская ласка, говорит, возвращает к жизни.

Правильно говорит, - подумал Миша, но не стал развивать эту тему.

- Море видел, - позавидовал он своему спасителю. - А я никогда не видел моря. Потому и не умею плавать.

- Жить захочешь - научишься, - обнадёжила его девушка. - Кстати, давай знакомиться. Меня зовут Таня. А тебя - Миша - не так ли?

- Так, - согласился Миша. - Но откуда...

- От Оли и Вероники, - не дожидаясь конца вопроса, ответила Таня. - А сегодня - от Вани и Марины.

- Где они? - забеспокоился Миша и попытался приподняться на руках.

- Лежи, лежи. Они пошли рассказать...

- А Вадик?

Таня повернула голову и подозвала кого-то левой рукой. Послышались торопливые шаги, и на фоне перистых облаков нарисовалось искажённое мукой лицо 'младшего брата'.

- Миша! Миша! - Вадик опустился на колени, обнял, заплакал.

- Я велела ему сидеть рядом, - объяснила Таня, - и не подходить, пока не позову. Как видишь, с ним всё в порядке.

- А Борисыч?

- Уплыл, - поморщилась Таня. - На свою сторону. Как только появился мой дядя...

- А ты? - продолжил Миша череду однообразных вопросов. - Я тебя раньше не видел.

- Ты и не мог меня видеть. Я вчера приехала.

- Ты не из посёлка, - догадался Миша. - Как и я.

- Как и ты, - покивала Таня. - Только я дальше тебя живу, - закатила она глаза к небу. - В культурной столице. Там же в институте учусь. А сюда приехала на последний месяц каникул - к дяде и тёте.

- Я был в твоём городе, - предался воспоминаниям Миша. - Один раз. В детстве. У вас есть море, но я его не видел.

- Был у нас и не видел моря? - поразилась Таня. - Как тебе это удалось?

- Родители, - вздохнул Миша. - Целыми днями по музеям да по музеям. Даже в реке не искупался.

- Ну и родители! - покачала головой Таня. - Да и мои хороши. Каждое лето ссылают в эту глушь.

- Прошлым летом тебя не было.

- Прошлым летом, - Таня выставила над Мишиным лицом левую ладонь с растопыренными пальцами, - я окончила школу, - загнула она большой палец, - поступила в институт, - загнула она указательный палец, - плюнула на родительские заморочки и уехала отдыхать к морю, - загнула она средний палец и два оставшихся вместе с ним.

- К морю, - вздохнул Миша.

- А этим летом отвертеться не удалось, - продолжила Таня. - Опять сослали. Здоровье, мол, свежий воздух и всё такое. Чушь. Просто они хотят от меня отделаться - без затрат.

- Ты же взрослая, - заметил Миша.

- А толку? - раздражённо бросила Таня. - Живу с родителями, и деваться мне некуда. Это ты - надумаешь поступать в институт - собрал манатки и уехал - хоть в столицу, хоть к нам - а мне до института две станции на метро. Плохо быть жителем столичного города, - заключила она.

- Плохо, - согласился Миша. - А здесь где живёшь?

- Рядом, - показала Таня в сторону фабрики. - Светло-синий дом - видишь? Там и живу. Вчера приехала, отдохнула, старых подружек встретила, а сегодня пошла на пруд - всё равно делать нечего - и нате вам пожалуйста! Морское сражение с кораблекрушением! И таинственный Миша, о котором слагают легенды - у меня в руках!

- Обо мне слагают легенды? - вытаращил глаза Миша. - Ничего себе! Однако пора вставать. Женская ласка вернула меня к жизни. Кстати, где моя одежда? - он давно заметил, что лежит раздетый, в мокрых трусах - но другие вопросы были важнее.

- У меня во дворе, - ответила Таня. - Сушится на солнышке. Так что приглашаю в гости. Посидим, поболтаем, пока высохнет.

Идти было трудно. Голова кружилась. Ноги подкашивались. Живот подавал сигналы тошноты. Пару раз набрасывался кашель, но вскоре затихал. Дом Таниных родственников. Забор, калитка, двор, тропинка. Мишина одежда на верёвке. Не просто развешенная, а выстиранная в колодезной воде заботливыми руками Таниной тёти. А вот и сама тётя:

- Привела? Заходи, заходи. А это...

- Мой брат.

- Брат? - Танина тётя оглядела Вадика и обратилась к нему: - Ты не думай, у нас не все такие...

Вадик промолчал. Миша тихонько спросил у Тани:

- А дядя твой где?

- Пошёл с Борисычем разбираться.

- Что-о-о??? - Миша едва опять не зашёлся кашлем. - Зачем? Не хочу! Не надо! Верни его!

- Поздно, - развела руками Таня.

- Не поздно! Я сейчас! Туда! - как был в одних трусах, так и побежал обратно за калитку.

- Подожди! - крикнула Таня. - Я с тобой! Ты же не знаешь, где он живёт!

- И я! - присоединился Вадик.

- Сиди здесь! - велел ему Миша. - Впрочем, нет, - изменил он своё решение. - Пойдём. Я не желаю ему зла, но пусть он перед тобой извинится.

Головокружение, тошнота, дрожь, кашель - всё прошло в единый миг. Осталась цель - человек - пусть даже и плохой - которого надо спасти. Быстрым шагом - почти бегом - босыми ногами - на большую дорогу. А по дороге - слева, со стороны площади - толпа фабричных ребят: Паша, Вероника, Лёша, Оля, Маша, Олег, Володя-младший... - и впереди - вожаками - Ваня и Марина - вместе! Ваня заметил, свернул, подбежал:

- Миша! Как ты? А мы к тебе. Все уже знают. Весь посёлок.

- Бегите к нему! - крикнул Миша. - Остановите расправу!

Ваня глянул с недоумением. Таких слов он не ожидал.

- Мы Дорельяно! - громко напомнил Миша. - Наш девиз: '¡El amor...

- ...sin celos ni odio!' - привычно ответили ребята.

- Sí, (Да.) - поджал губы Миша. - A pesar de todo. ¡Corred! (Несмотря ни на что. Бегите!)

Ребята побежали через плотину на заречную сторону. Миша, Таня и Вадик медленнее двинулись следом.

В переулке возле дома Борисыча толпились люди - человек десять. Вели они себя мирно: забор не ломали, камней не кидали, границу частных владений не пересекали - только кричали:

- Выходи, Борисыч! Будь мужиком! Ответить надо!

Тут же неподалёку - братья и сёстры Дорельяно. Эти не кричали - просто стояли и смотрели.

- Мой дядя, - показала Таня на рослого мужчину возле калитки - организатора и зачинщика этого собрания.

- Понятно, - кивнул Миша. - Ну что ж: мы с Вадиком эту кашу заварили - нам и расхлёбывать. Пошли, братишка.

Мимо толпы, мимо Таниного дяди, прямо к калитке, руку между планками, задвижку в сторону, калитку вперёд, Вадика впустил, сам вошёл.

- Вон отсюда! - послышался из открытой форточки гневно-испуганный женский крик.

- Пусть он выйдет! - громко потребовал Миша. - Пусть извинится перед моим братом! Пусть пообещает никогда не делать ничего подобного! Тогда я велю всем разойтись, и они меня послушают!

Стало тихо. Замолчала толпа. Замолчали хозяева дома. Или не замолчали - просто их не было слышно. Наконец дверь открылась, и на крыльцо вывалился Борисыч. Споткнулся о порог. Едва не упал. Следом жена - удержала.

- Ну, это... - не поднимая глаз, прохрипел он. - Извиняйте, в общем...

Развернулся, навалился на жену и затолкал её обратно в дом - вместе с собой. Захлопнул и запер дверь. Миша понял, что больше ему ждать нечего.

- Пошли, братишка. Он извинился.

Тоже развернулся, выдавил Вадика за калитку и закрыл её на задвижку. Мимо опешивших мужиков - к своим друзьям. Только оказавшись среди них, крикнул:

- Инцидент исчерпан! Все свободны! А мы идём к Тане, - спокойнее добавил он.

Мироздание ответило порывом ветра и громким шелестом листьев. На северо-западе громыхнуло. Плотная серая штора выдвигалась поверх тюлевой занавески перистых облаков. Грозовой пророк готовился к своему празднику.

- Видишь? - подмигнул Миша 'младшему братику'. - Но нам же никакая гроза не страшна, правда?

- Правда, - улыбнулся Вадик, беря за руку 'старшего брата'.

- Да не извинился он вовсе, - рассуждал Миша по пути к Таниному дому. - И не изменился вовсе. Как не любил чужих, так и не любит. И при удобном случае... А остальные? - перекричал он раскат грома. - Они такие же! Только скрывают! Иначе остановили бы его с самого начала! Иначе он жить бы среди них не мог! А так - живёт! И процветает! Значит, есть почва! Гнилая почва! Смердящий пруд! Сверху - золотые кувшинки - внизу - вонючие водоросли! Я там был, я знаю! Выволочь бы наружу эту грязь - тогда бы никто её не терпел! Соединить бы людей, чтобы их мысли были видны всем! Тогда бы люди очистили свои мысли! Потому что зверь, притаившийся в человеке - он только во тьме страшен - а выволоки его на свет - обернётся пушистым котёнком! Впрочем, нет худа без добра.

Последних Мишиных слов никто не понял - а относились они к Ване и Марине, шагавшим впереди - как бы отдельно от остальных - крепко держась за руки. Неужели? Ладно, об этом потом, а сейчас...

Туча занавесила солнце - раз! - был свет - стала тьма. Не ночная, но угрожающая. Резко похолодало. Миша, почти совсем раздетый, ощутил это первым. Ничего, осталось немного.

В дом Таниных родственников набились под завязку. Хозяйка промолчала. Она унесла под крышу Мишину одежду, и та досыхала на застеклённой веранде. А в комнате обнаружился Мишин плеер с кассетой Анны Владимировны. Всё в целости и сохранности. Ну и хорошо. Включили тихонько, стали слушать. А Миша всё рассуждал о жителях посёлка, только уже про себя.

Лицемеры. Говорят одно, молчат о другом. Осуждают Борисыча, а он-то как раз честен. Что думает, то и говорит, что говорит, то и делает. А я заставил его извиниться, то есть солгать. Зачем? Чтобы 'исчерпать инцидент'? Соблюсти правила? Соперники дона Хуана тоже вызывали его на дуэль, чтобы 'исчерпать инцидент', 'соблюсти правила' - а чем всё кончалось? Кровью и смертью! Эх, люди, люди! Хочу любить вас и не знаю как. Вы осуждаете падшего собрата, а сами намного страшнее. Внутренний зверь во тьме страшнее того же зверя на свету. Что же мне с вами делать? Я ведь отвечаю за вас - перед Эскапельей. Как соединить вас любовью? Как превратить ваш пруд... Вот оно! Надо попробовать!

Миша толкнул входную дверь и выскочил на улицу. Никто не успел его остановить. На улице клокотало месиво из серой облачной мути, грома, молний, шквального ветра, обломанных веток, оборванных листьев, холода и проливного дождя. Тем лучше! Воды! Ещё воды!

Миша выбежал на берег пруда, кипящего под дождём. Пусть этот пруд... А вот и лодка! Лодка, в которой плыли Ваня и Марина! Она ещё здесь. И вёсла. Тем лучше. Попробуем? Покатаемся?

Миша спихнул лодку на воду, заскочил внутрь и, отчаянно работая вёслами, помчался вперёд. Дождевая картечь лупила по спине, по голове, по рукам. Дышать было трудно. Холод пробирал до костей. Ветер сносил назад. Воздушные волны грома наваливались сверху. Молнии грозили ударить в воду, а потоки дождя - затопить лодку. Но Миша не остановился, пока не достиг намеченной точки - места, где он тонул. Убрал вёсла, поднялся во весь рост и, раскачиваясь в неустойчивом равновесии, крикнул вверх:

- Эй ты, пророк! Это снова я! Узнал? Чего бесишься? Ты ведь тоже чужой! Как и твой Бог Страха! Я поражаюсь, как эти люди могут одновременно молиться Ему и ненавидеть Его избранников! Замолчи! Я хочу говорить с ними, а ты мешаешь! Замолчи, я сказал! Лей лучше воду! Много воды! Преврати этот пруд в озеро! В море! В океан! Во всемирный потоп! Смой все плотины и барьеры! Смой эту чёртову грязь!

Услышал пророк или нет - но ветер неожиданно прекратился, молнии не вспыхивали более, гром не грохотал - а вот дождь ливанул с невероятной, беспощадно-тропической силой. Вода. Холодная вода. И мало воздуха. Дышать почти нечем. Где уж там говорить. Ладно, я понял. Слова не нужны - нужен свет.

Миша зажёг золотой свет. На экране дождя нарисовалась радуга. Не такая высокая и не такая яркая, как хотелось бы. Ещё света! Ещё! Больше не получается...

- Пророк, помоги!

Свет засиял так ослепительно, будто солнце упало на землю. Не Мишин свет, иной - из ниоткуда. Озеро света, море света, океан света. И над океаном - высокая радуга - по всему небу. Не мостом, как обычно, а кольцом - вокруг зенита. Жители посёлка увидели её и покинули свои дома, несмотря на водопадоподобный дождь. Собрались на берегах, привлечённые небывалым чудом. Они не видели Мишу, они видели только радугу и яркий свет. А Миша, наоборот, видел каждого из них - будто насквозь. Вот оно, чудо! Радужные капли падают на людей и переливаются в золотых лучах. Каждому - корона, ореол, созвездие разноцветных капель! Каждому - бесценные дары! Неужели этого мало? Неужели нужны ещё какие-то слова? Ладно, дождь вроде бы ослабел, дышать легче - вот вам слова:

- Вот вам золотой свет! - громко выкрикнул Миша. - Озёра, моря, океаны золотого света! Вот вам золотая любовь! Озёра, моря, океаны золотой любви! Вселенная золотого света и золотой любви! Берите - сколько угодно! Одного лишь прошу взамен: люди, пожалуйста - будьте людьми!

Больше никаких сил. Миша опустился на сидение лодки, изрядно притопленной дождевой водой, и медленно погрёб обратно, к Таниному дому. А золотой свет всё изливался с середины пруда - непонятно из какого источника.

Мишу ждали. Братья и сёстры Дорельяно выбежали под дождь, оставив на себе минимум одежды, требуемый ханжами и моралистами. Они всё видели и слышали, но ничего не поняли.

- Что ты сделал? Откуда этот свет? - посыпались лишние вопросы.

- Не знаю, не знаю, - мотал головою Миша. - Я ничего не делал. Не могу объяснить. Опять какой-то энергетический поток...

- Или пересечение потоков, - предположил Вадик. - Помнишь, Володя рассказывал? Две точки: его дом и островок на болоте. Три потока: значит, должна быть третья точка. Может, она здесь?

- Может быть. Не знаю. Спать хочу.

- Ложись, Миша, - пригласила Таня. - Сюда, на моё место. Одеяльцем тебя укрою. И Вадику место найдём. Он тоже устал. Спите.

Миша и Вадик уснули в доме Таниных родственников. Остальные гости разошлись.

К вечеру всё закончилось: сон двух 'братьев', гроза, перемещения жителей посёлка. Высохла одежда, трава, листья, крыши. Погас таинственный свет на середине пруда. Остались лужи на дорогах и золотые семена в душах людей. Посёлок притих. Из некоторых чудес лучше не делать сенсаций. Лучше делать выводы и принимать ответственные решения. Наутро, на свежую голову. А сейчас - просто побыть. Это же так прекрасно - просто побыть.

Вернулся Танин дядя. Разговор вышел коротким и неоткровенным. Время. Необходимо время, чтобы проросли золотые семена. Хозяева это почувствовали и не стали донимать гостей лишними вопросами. Предложили ужин, чай, ночлег. Разместили получше, чем в иной гостинице.

Утро улыбнулось в окна безоблачной улыбкой. Миша и Вадик улыбнулись хозяевам. Те улыбнулись в ответ. День начался с улыбок. Это хорошо.

Позавтракали, попрощались, пригласили Таню заглянуть к Володе. Дорогу объяснять не стали: другие ребята покажут. Вдвоём направились домой, но по пути свернули к Марине.

- Привет!

- Привет! Заходите!

Зашли. Миша спросил напрямую:

- Как с Ваней?

- Отлично! - заулыбалась Марина. - Я так перепугалась! И за тебя, и за нас. А он губы закусил и быстро-быстро погрёб к берегу. На берегу отдал Вадика Тане, лодку - её дяде, а меня так успокаивал, так обнимал! Так за меня переживал, что стесняться забыл! Говорил, никому не даст меня обидеть! Защитник! Только не сказал, что любит, - исчезла улыбка с её лица. - Так и не сказал.

- Скажет, - заверил её Миша. - Теперь скажет. Рано или поздно. Я вчера смотрел на вас и радовался. Вы такие красивые, так хорошо подходите друг другу!

- Спасибо, Миша! - просияла Марина и обняла его. - Если бы не эта история... Спасибо!

- Мариночка! - Миша заплакал от преизбытка радости. - Милая, хорошая, чудесная! Самая-самая красивая! Танцующая звёздочка южной ночи! Счастья тебе! Огромного человеческого счастья!

Марина прижималась к нему и тоже всхлипывала от радости - молча.

Дома с Мишей уединилась Лера:

- Молчи. Я знаю. Ты молодец. Главное, всё обернулось к лучшему. Но многое тебе ещё предстоит. Когда я пугала мать Вадика, я не обманывала её - убедился? Вот так. Читаю я мысли и жалею, что способна на это. Ты прав: люди перестают быть людьми. Тьма переходит в наступление. Она захватывает человеческие души, вытесняет оттуда всё, кроме себя. Остаются безжизненные оболочки, застывшие изваяния, ходячие мертвецы. Каменные гости. И таких становится больше и больше. Человечество расчеловечивается. Но мы, Дорельяно, этому противостоим. Каждый на своём месте. Твоя судьба будет трудной. Трудной и опасной. Но ты справишься - как справился вчера. Сама беззащитность твоя послужит тебе защитой, и когда у них закончатся все слова, ты скажешь им своё слово.

- А свет? - задал Миша беспокоивший его вопрос. - Свет из ниоткуда. Что это?

- Не знаю, - покачала головой Лера. - Так бывает, хотя и редко. Никто не имеет на этот счёт определённых мыслей. Мало кто вообще хоть раз видел такое. А ты не только видел, но вызвал сам. Ты удивительный человек, Миша! Эскапелья в тебе не ошиблась. Поезжай к Ане и не мучайся. Эскапелья поймёт.

- А Ваня и Марина? - уклонился Миша от скользкой темы. - Как бы их окончательно соединить?

- Предоставь это мне, - усмехнулась Лера. - Самое главное ты сделал.

В душах жителей посёлка начали прорастать золотые семена. Люди стали больше радоваться и меньше злиться, а детей отпускали когда угодно и на сколько угодно - без лишних вопросов. Дети были в восторге и охотно проходили каждый день по двадцать километров - до Володиного дома и обратно - а то и оставались у Володи на несколько дней.

Группа 'Эскалера' возродилась в обновлённом составе. Оказалось, Таня умеет играть на музыкальных инструментах, в том числе на гитаре, и неплохо разбирается в музыке. Ну а как же: из культурной столицы девушка - не откуда-то там. Быстро вошла в курс дела, поговорила с Лерой и разделила с нею обязанности: Лера взяла на себя танцевальную часть, Таня - музыкальную. Бывшая Сашина гитара полюбила новую хозяйку и зазвучала в её руках лучше прежнего. Пашина гитара простила неосторожное ношение её под дождём - обласканная и как следует настроенная всё той же Таней. А с ложками-кастаньетами отлично управился малозаметный Володя-младший. Танцевали поначалу только Марина и Вероника, потом к ним присоединилась Оля. Бывшее Светино платье оказалось ей великовато: пришлось подогнать его по росту и по фигуре.

Погода установилась идеальная: в полдень тёплая, на закате прохладная, на рассвете - бодрящая надеждами. Ночи сделались долгими, чёрными, бархатно-бриллиантовыми, луна удалилась в невидимую фазу, давая полюбоваться культурным достоянием Вселенной. Воодушевлённый Вадик водил своих братьев и сестёр по картинным галереям созвездий, по улицам параллелей и меридианов, по извилистым тропкам среди звёзд, по широкому Млечному Пути. Никто не запоминал речей маленького экскурсовода, но все почтительно молчали. Только однажды, когда на вечернем небе вновь нарисовалась молодая луна, зоркая Марина указала пальцем левее неё и воскликнула:

- Смотрите!

Без телескопа не все разглядели мутное пятнышко - на пределе видимости невооружённым глазом, а в телескоп Вадик определил - комета! Комета, которую он 'открыл' с помощью Леры! Комета, про которую он забыл в стремлении стать настоящим ребёнком! Комета, которая там, в большом мире, должна уже носить его имя! Нет, так нечестно.

- Пусть называется кометой Дорельяно, - предложил он. - Хотя бы между нами.

Все согласились.

- А где у неё хвост? - поинтересовалась Марина.

- Хвоста пока нет, - объяснил Вадик. - Хвост у кометы образуется тогда, когда она подлетает к Солнцу. А эта ещё не подлетела. Вот через месяц-полтора...

- Опять ждать, - поморщилась Марина.

Миша понял скрытый подтекст её слов, незаметно отвёл в сторону Ваню и кое о чём с ним поговорил.

Таня отлично вписалась в сложившийся коллектив - точно новая звёздочка в старое созвездие. Как только она оказалась на территории Республики Дорельяно, Миша спросил у неё напрямую:

- У тебя есть любимый?

- В смысле? - оторопела та. - Парень?

- Любимый, - настоял Миша именно на такой формулировке.

- Не знаю, - захлопала Таня длинными ресницами. - Парень есть, а...

- Ты его любишь? - перебил Миша.

- Да какое твоё дело? - схватилась Таня за обрываемые с неё капустные листья.

- Хочу знать, умеешь ли ты любить.

- Умею.

- Правда? - Миша посмотрел на неё, подумал и сам себе ответил: - Правда, - незаметно в лучах полуденного солнца зажёг свой золотой свет и отработанным движением прижал правую ладонь к груди новообретённой сестры. - Теперь можно и поговорить.

- Что это? - снова оторопела Таня, не замечая собственного света.

- Ночью сама увидишь.

- Послушай, Миша, - за неимением фигового прикрылась Таня последним капустным листком. - Ты, конечно, интересный человек и мне очень нравишься, но у меня и впрямь есть... любимый. А с тобой мы ещё мало знакомы, и потом... я старше тебя. Ты для меня...

- Мальчишка? - подсказал Миша нужное слово. - Мальчишка и есть. Самый натуральный. Можешь учить меня жизни, таскать за уши и лупить по попе. Я не обижусь.

- Мишка! - засмеялась Таня. - Ты удивительный человек! С тобой не соскучишься!

- Правильно, - улыбнулся Миша. - Скука у ханжей и моралистов, а нам скучать некогда. Сейчас соберу ребят, и ты им расскажешь о себе.

Так все узнали о Таниных музыкальных способностях. А вечером, в темноте, Миша снова подарил ей золотой свет и теперь уже говорил серьёзно, даже виновато:

- Я должен был спросить, хочешь ли ты стать такой, как мы, но посмотрел на тебя и понял: хочешь. Я не ошибся?

- Не ошибся, - обняла его Таня, левой рукой потрепала за ухо, а правой легонько хлопнула пониже спины. - Мальчишка.

Миша проскулил от блаженства.

После двух недель репетиций решили дать концерт в посёлке. На той же площадке, что и в прошлом году, на том же помосте. Вытащили его части из сарая Марины, свинтили у неё во дворе и отнесли готовую конструкцию на берег пруда. Зрители, как и в прошлом году, расселись кто на чём. Борисыча среди них не было.

Миша поприветствовал собравшихся и запел гимн рода Дорельяно - остальные участники группы присоединились. Потом пели песни с кассеты Анны Владимировны: Таня умела воспроизводить музыку на слух и научила этому Пашу. Потом танцевали: Марина, Оля и Вероника, мальчики с девочками, одна Марина и на десерт - Лера. Миша и Вадик спели песню про единый народ, и никто из зрителей не выразил недовольства - некоторые даже повторяли знакомую с детства фразу на золотом языке:

- ¡El pueblo unido jamás será vencido!

- А теперь, - устроил Миша сюрприз не только зрителям, но и своим друзьям, - послушайте меня внимательно. Сегодня не простой день. Сегодня годовщина развала великой страны - круглая годовщина. А также сегодня годовщина убийства великого поэта Лорки - тоже круглая. Не будем гадать, случайное это совпадение или предостережение судьбы - лучше послушаем стихи Лорки в моём неумелом переводе. Эти стихи говорят сами за себя, но для лучшего их восприятия смотрите иллюстрации известного вам художника.

По Мишиному знаку из-за помоста появился Ваня со стопкой листов бумаги. Молча подошёл к первому ряду зрителей и раздал им по одному листочку. Рисунки акварельными красками. Ночь. Полная луна, опоясанная тёмным облаком. В лунном свете - одинокий конь на вершине горы. Одинокая лодка на лунной дорожке. Вереница зловещих всадников в чёрных плащах. Весёлый город, не ждущий ничего плохого. Зелёные леса и поля. Искажённые злобой лица. Блестящие на солнце кинжалы. Истекающий кровью путник. Женщина в чёрном. Чёрные ангелы с распростёртыми крыльями. Ветка ивы в руках смуглого юноши. Лимон и апельсин в руках белокурой девушки... Зрители рассматривали рисунки и передавали дальше, в задние ряды. Миша стихами рассказывал о том, что было нарисовано.

О чём они думают? - размышлял он, произнося заученные слова. - О содержании стихов или о том, что здесь - не в далёких городах, а в родном посёлке - подрастают музыканты, художники, танцовщицы? О том, что каждый человек МОЖЕТ, если его С ЛЮБОВЬЮ приобщить к культуре? Если его с рождения окружить любовью? Хоть бы они это поняли!

- Думаю, вы поняли, - сказал Миша, закончив чтение своих переводов. - А теперь послушайте моё стихотворение, написанное в память замечательного поэта Лорки и всех трагически погибших поэтов:

В сердце вселенской темницы,
В недрах извечной ночи
Точно колосья пшеницы
Вызрели света лучи.

Силу судьбы неуёмной
Случай сумел разбудить:
Выпало матери тёмной
Светлого сына родить.

Так заросло мирозданье
Золотом звёздных хлебов,
Так началось созиданье,
Так появилась любовь.

Тьма вознамерилась было
Вновь воцариться везде,
Только любовь победила
И сотворила людей.

Пусть и не в каждое сердце,
Но, вдохновенья полна,
Стрелами бога-младенца
Властно проникла она.

Там, в обиталище новом,
Яркий пронзительный свет
Стал созидающим словом.
Так появился поэт.

Как и любовь, поначалу
Был он и робок, и мал:
Ночью в молчании чарам
Чудного мира внимал.

Ну а потом, постепенно,
Вырастив крылья едва,
Стал, подпевая Вселенной,
Складывать в строчки слова.

Каждая строчка, блистая,
Била без промаха в цель,
Словно стрела золотая
С рифмою острой в конце.

Стрелы за стрелами - кучно,
Строчки за строчками - стих,
Чтоб хоть единственный лучик
В каждое сердце проник.

Чтобы любили друг друга
Славные люди вокруг,
Слал им, сгибаясь упруго,
Лучшие лучики лук.

Словом поэт понемногу
Многих людей вдохновил,
Стал он подобием бога -
Светлого бога любви.

Песен красивых немало
Миру сулил его дар,
Только и тьма не дремала,
Втайне готовя удар.

Справиться с радостным светом
В битве она не смогла б,
Ну а со смертным поэтом -
Запросто: он же так слаб.

А без поэта и слова
Свет до людей не дойдёт:
В бездне рассеется снова,
Без толку в ней пропадёт.

Вот он, гордец своевольный,
Луком достал до звезды;
Скоро узнает, как больно
Падать с такой высоты.

Тьме даже нужно не будет
Делать совсем ничего:
Люди, обычные люди
Сами погубят его.

Надо лишь сбить их подсказкой:
'Он непохожий, чужой...
В общем, смотрите с опаской:
Ишь возгордился, герой!'

Так, незаметно для многих,
В их поселились сердцах
Тёмные злобные боги:
Ненависть, ревность и страх.

Свет из сердец вытесняли,
Холод впускали взамен,
В каменный панцирь морали
Пряча оставшийся тлен.

Гладкий шлифованный панцирь
Свет отражает вовне
Блеском гламурного глянца -
Холод и тьма в глубине.

Нет ни зацепки снаружи:
Мёртвые догмы крепки.
Каждому каждый не нужен,
Каждый и каждый - враги.

Каждое сердце - отдельно,
Связи меж ними - долой:
Пусть ненавидят смертельно,
Пусть порываются в бой.

Пусть разрушают основы -
Тьме от того благодать...
Сделано: камни готовы -
Можно в поэта кидать.

И уж кидали, кидали...
Сотни и тысячи лет...
Словно за правду медали
Носит увечья поэт.

Бейте, швыряйте, мечите!
Как удержаться, когда
Он, как дитя, беззащитен
И неприкрыт, как звезда?

Мягкий, чувствительный, нежный,
Житель нездешних высот,
И оттого неизбежно
Твёрдым камням антипод.

Он и не может иначе,
Ибо под слоем брони,
С каменным сердцем впридачу
Станет таким, как они.

Стоит ему уклониться,
Стоит схватиться за щит,
Стоит хоть чем-то прикрыться -
Вмиг его тьма победит.

Он это знает и скрытность
С болью отверг потому -
Только одна беззащитность
Служит защитой ему.

О нападенье подавно
Думать нельзя на зверьё...
С силою, кротости равной,
Гнёт он оружье своё.

И во спасение миру
Стонет струной тетива,
Лук превращается в лиру,
Острые стрелы - в слова.

Только слова и напевы
Против свистящих камней,
Только любовь против гнева,
Свет - против грозных огней...

Если рождён ты поэтом,
Долго тебе не прожить;
Встань во весь рост и при этом
Крепко светильник держи.

Люди поэту не рады:
Против него топоры,
Ружья, кинжалы и яды,
Копья, кресты и костры.

Миру не хочется света,
Миру не надо стихов,
Мир убивает поэта,
Мир отвергает любовь.

Миша дочитал до конца, печально опустил голову и одарил зрителей последним переводом:

Умру я -
Оставьте балкон открытым.

Вон мальчик ест апельсины.
(С балкона я это вижу.)

А жнец уже жнёт пшеницу.
(С балкона я это слышу.)

Умру я -
Оставьте балкон открытым.

Зрители молчали. Под покровом народного безмолвия Миша соскочил с помоста и, не оглядываясь, направился к 'большой дороге', а по ней - в сторону Володиного дома. Маленький, беззащитный, ссутулившийся - такой одинокий, каким не был, наверное, ни разу в жизни. Точно стеклянной стеною отделённый от остального мира. Ни один человеческий звук не нагнал его - только порыв холодного ветра ударил в спину, оледенил сердце, колкой пылью хлестнул по коже, уничтожив безмятежность тёплого дня. Зрители не поняли, что произошло, но все как один почувствовали недоброе...

.......................................................................................................................................

.......................................................................................................................................

Глава 7.

Близился конец лета: день рождения рода Дорельяно, расставание с друзьями, возвращение в город. В связи с этим возникли очередные проблемы. Родители Вадика настаивали на возвращении сына как минимум за неделю до начала учебного года. С величайшим трудом и с помощью Леры удалось отодвинуть этот срок на предпоследний день лета. На последний день они не соглашались ни в какую. Это означало, что после праздничной, почти бессонной ночи надо будет встать рано утром, собраться, позавтракать, пешком одолеть путь до станции с тяжестями в руках и за плечами, а вечером выдержать нелёгкую встречу с родителями Вадика.

- Выдержишь? - с сомнением спросил Миша у 'младшего брата'.

- Выдержу, - твёрдо ответил тот.

А что, пожалуй, и выдержит, - подумал Миша.

За два с половиной месяца пребывания у Володи Вадик стал совершенно другим. Заметно подрос, загорел до разительного контраста с белками собственных глаз, похудел до необходимости подшить одежду (этим занималась Лера), сделался сильнее, выносливее, закалённее - обрёл, что называется, форму. Но это лишь оболочка - существеннее оказались внутренние изменения. Истлевшие лохмотья младенческого нытья и детских капризов уступили место подростковому упрямству и юношеской силе характера. Теперь этот молодой человек твёрдо знал, чего он хочет, и радостно сонаправлял свои действия с действиями братьев и сестёр Дорельяно. И в то же время он был ребёнком - настоящим ребёнком: искренним, открытым, раскованным, свободным... Именно о таком братике мечтал Миша - и вот его мечта сбылась.

Другая проблема была с Таней. Она никак не могла остаться на праздник: слишком далеко ей было ехать до дома, да и поезда ходили не каждый день.

- Жаль, - с грустью сказал Миша. - Но это судьба у меня такая: стоит встретить хорошего человека, как тут же приходится расставаться.

- Ничего не поделаешь, - вздохнула Таня. - Теперь только на следующее лето...

- Следующее лето, - печальным эхом повторил Миша. - Моё последнее лето. А там уже закончу школу, поеду поступать в институт...

- В институте тоже есть каникулы, - обнадёжила его Таня. - Хоть на месяц, да вырвешься.

- Но к тому времени ты закончишь учиться. Замуж выйдешь и всё такое... Да и предчувствия у меня нехорошие... В общем, давай прощаться навсегда.

- Давай, Миша, - со слезами обняла его Таня. - Мне тоже будет тебя не хватать. Три недели знакомы, а ты мне как брат родной.

- Мальчишка, - подсказал Миша.

- Мальчишка, - сквозь слёзы улыбнулась Таня, левой рукою дёрнула его за ухо, а правой хлопнула пониже спины.

Миша просиял. Капелька золотого мёда растворилась в горечи расставания.

Всей семьёй Дорельяно проводили Таню до перекрёстка 'большой' и 'малой' дорог. Проводили бы и до станции, но Таня не захотела: вещей у неё было мало, а по 'большой' дороге она не раз ходила одна. Всех обняла, расцеловала, повернулась и пошла прочь. Но, поворачиваясь, незаметно сунула в Мишину руку что-то маленькое и мягкое. Миша машинально сжал это в кулаке, а рассмотреть догадался лишь после того, как Танина фигурка скрылась из виду. Сложенный в несколько раз листочек бумаги. Миша осторожно развернул его. На внутренней стороне было написано:

¡Buena suerte, niño! Siempre te recuerdo y pienso en ti.
Taña

(Удачи, мальчишка! Всегда помню и думаю о тебе.
Таня)

Эту надпись прикрывала прядка рыжевато-коричневых волос.

Проводив Таню, все отправились к Володе. Надо было обсудить празднование дня рождения рода Дорельяно, чем и занялись под председательством Леры.

- Нашему празднику всего два года, - начала она. - Однако уже сложились некоторые традиции. Не будем их нарушать - будем их продолжать. Продолжать, - хитровато прищурившись, повторила она это слово. - Мы ещё ни разу не пели сегидильи. Это слово можно перевести как 'продолжалки'. Суть такая. Один из собравшихся поёт две-три строчки, задавая тему. Другой отвечает двумя-тремя строчками, продолжая заданную тему. Потом продолжает третий, четвёртый, пятый - и так далее. Чем больше участников, тем интереснее. Вообще-то сегидильи принято сочинять по ходу исполнения, как фразы по ходу беседы, но на первый раз мы сочиним всё заранее...

- Почему на первый? - перебил Миша. - В прошлом году, когда праздновали мой новый день рождения...

- Помолчи, пожалуйста, - вежливо, но настоятельно попросила его Лера. - Я же говорила: самое главное ты сделал - остальное предоставь мне.

Миша вспомнил, о ком были сказаны эти слова. О Ване и Марине! Значит...

- Мы сочиним всё заранее, - продолжала Лера. - Вернее, я уже всё сочинила. Была в городе, услышала песню, запомнила мелодию и вдруг - идея. Дальше дело техники. Поэты знают, как это бывает, - многозначительно глянула она на любимого сыночка.

- Знают, - улыбнулся Миша.

- Вот и отлично, - прочитав его мысли, одобрила Лера. - Однако не стоит обнаруживать свои знания раньше времени. Кое для кого кое-что окажется сюрпризом. С каждым из участников я порепетирую отдельно, втайне от остальных - и только во время праздника все штрихи сложатся в один рисунок... Кстати, о рисунках. Где наш художник? Опять прячется? Нет, милый мой, теперь не спрячешься. Всё течёт, всё меняется: освещение, точка зрения... То, что было на заднем плане, выходит на передний, то, что было в тени, выходит на свет... Выходи, Ваня. Выходи на передний план, выходи на свет. Вот так. Пусть все на тебя посмотрят. Ты у нас будешь главным участником - ведущим. Ты будешь задавать тему, а остальные будут отвечать. И не спорь со мной - я знаю, что делаю. Пойдём, посекретничаем.

Обняла за плечи растерявшегося Ваню и увела в сторону леса.

В день рождения рода Дорельяно Миша с утра занялся приготовлениями к праздничной ночи. Встретил рассвет, поднял фиолетовый флаг с девятиконечной золотой звездой, позавтракал и отправился к перекрёстку 'большой' и 'малой' дорог 'обустраивать вход'. Необходимости в этом не было: ребята из посёлка отлично знали путь в Республику Дорельяно - однако Миша выпросил у Марины фиолетовые и золотые ленточки и привязал их на ветки деревьев у начала 'малой' дороги - на место старых, полинявших от солнца и дождей. Вернулся домой и на внутренней стороне входной двери обновил карандашом огромную букву А.

- Nuestras puertas siempre están abiertas, (Наши двери открыты всё время.) - повторял он при этом слова Леры.

- Verdad, (Правильно.) - соглашался помогавший ему Вадик.

Ближе к вечеру Миша с Вадиком пошли в лес - попрощаться с болотом, островком, берёзовой рощей, оврагом, ручьём, заросшим плевелами полем... Завтра в это время вокруг уже будет город, а сегодня... Сегодня ещё можно побегать между деревьями, поиграть в прятки, покидаться шишками, поваляться в траве, попить воды из ручья, полакомиться розовыми ягодами брусники. Синее-синее небо, спелый предосенний воздух, гладкая берёзовая кора, выгнутые упругие травинки, первые жёлтые листочки. Всё живое, тёплое, настоящее. О каменном склепе города и думать не хочется.

Ребята из посёлка пришли за час до захода солнца. После захода можно было начинать праздновать. Миша ещё раз объяснил, почему именно после захода, напомнив о событиях двухлетней давности. Ваня стыдливо глядел себе под ноги: он ничего не забыл.

Паша с гитарой присел на край помоста для танцев. Второй гитары не было - вернее, она была, но играть на ней было некому.

Всё прохладнее воздух, длиннее тени, золотей и пурпурнее западный горизонт. Последние проблески солнца угасли в далёком лесу - только деревья на востоке и золотые звёзды на фиолетовом флаге какое-то время ещё оставались подсвечены. Тихая вечерняя грусть. Ваня хотел было спеть прошлогоднюю песню-покаяние, но Миша его остановил. Хватит. Споём лучше гимн рода Дорельяно. Для начала. Хоть и годится он более для рассвета, нежели для заката, но ничего, пусть будет так.

Спели. Миша принёс плеер и включил танго. Плавное танго - в самый раз к этому времени суток. Распределились по парам, причём таким образом, что Ване ничего не оставалось, кроме как пригласить Марину.

Вадик не танцевал - настраивал телескоп. Ночи в конце лета тёмные, послезакатные сумерки угасают быстро. Вот и первые звёзды. Капелла на северо-востоке, на краю вечерней зари. Миша увидел её, взобрался на помост и, глядя в ту сторону, начал читать свои посвящения Эскапелье: первое и второе подряд. Как раз до полной темноты.

Когда совсем стемнело, все зажгли свой золотой свет. Кто умел, сам зажёг, кто не умел, тому помогли. Однако яркий свет, подобно солнечному, мешал видеть звёзды, поэтому решили его пригасить. Настало время исполнять сегидильи. Командование взяла на себя Лера. Встав у крыльца и воздев руки к небу, она громко пропела строки припева - единственные строки, которые знали все:

Над нами
Горит огнями
Звезда Капелла Эскапельи Дорельяно!

По этому сигналу все встали в круг, взялись за руки и несколько раз пропели, пока не образовался дружный хор:

Над нами
Горит огнями
Звезда Капелла Эскапельи Дорельяно!

Ваня, назначенный ведущим, должен был выйти на середину круга и задать тему. Подготовленный Лерой, он всё равно смущался, однако вышел и спел - с трогательным оттенком жалобы в неокрепшем голосе:

Круг моих друзей, как хоровод,
В середине я стою.
Звёздами покрыт весь небосвод -
Как средь них отыскать звезду мою?

И тут же весь хор его поддержал:

Над нами
Горит огнями
Звезда Капелла Эскапельи Дорельяно!

Над нами
Горит огнями
Звезда Капелла Эскапельи Дорельяно!

Продолжать заданную тему отправился Миша. Вышел на середину круга, встал напротив Вани и, глядя ему в глаза, ободряюще спел свою сегидилью:

Я на твой вопрос отвечу так:
Сердце распахни, как дверь,
Светом поделись, подай ей знак,
И отыщешь ты её, поверь.

Ваня не успел смутиться, как хор дважды грянул припев. Миша вернулся к ребятам. Ваня остался один и уже спокойнее запел дальше:

Сердце распахнуть - но перед кем?
Светом знак подать - кому?
Может быть, и нет её совсем,
Не пронзить ей безжалостную тьму?

После хорового припева напротив Вани оказалась Вероника:

Может, далеко, а может, нет,
Может быть, не здесь пока,
Но твоей звезды волшебный свет
Тоже ищет тебя наверняка.

И опять припев, и опять слово за Ваней:

Два луча во тьме среди других,
Точно маяков огни.
Знаков миллион кругом для них -
Неужели встретятся они?

Вышел Паша и взял быка за рога:

Братец, дорогой, похоже, ты,
С места не сходя, уснул:
Ради золотой моей звезды
Я бы небо вверх дном перевернул.

Спев эти слова, он возвратился на место и обнял Веронику, показывая Ване: смотри как надо. Ваня остался продолжать:

В холоде и тьме проделать путь?
Звёзды обойти кругом?
Небо, как котёл, перевернуть?
Страшно даже подумать о таком!

Не успел он закончить, как перед ним очутился нетерпеливый Вадик и звонким мальчишеским голосом то ли пропел, то ли прокричал:

Пусть в поджилках дрожь, а в сердце страх,
Пусть я слишком мал ещё,
Но свою звезду на небесах
Всё равно непременно отыщу!

Детская непосредственность и задорная самоуверенность опять смутили Ваню, однако после хорового припева он одолел смущение и продолжил:

Сколько же бродить мне между звёзд?
Сколько же мне ждать ответ
На призывный знак, на мой вопрос?
Сколько дней, а может быть, и лет?

На это ему назидательным тоном ответил вышедший на середину круга Володя:

Вспомни про меня и не ропщи:
В этом мире, как в аду,
Сорок лет подряд плутал в ночи,
Прежде чем отыскал свою звезду.

Больше Ваня не смущался. Игра захватила его, понесла, лодкою укачала на волнах и заставила забыть о неожиданностях и сюрпризах. Действие скользило, точно по водной глади, и лишь три человека из его участников знали конечную цель. Ваня в их число не входил, но с удовольствием исполнял свою роль. Ведь это же только роль, не более - по окончании спектакля он снова станет прежним. Ваня играл, поддерживая в голосе оттенок жалобы:

Звёздный лабиринт? И вправду ад!
Целых сорок лет в пути!
Влево, вправо, вверх, вперёд, назад...
Как мне выход из этого найти?

А выход был очень близко - настолько близко, что Ваня и представить не мог. К тому, что произойдёт очень скоро, его осторожно подготовила Лера своим плутоватым, вкрадчивым, задушевным голосом:

Близится мечты волшебный час,
Выход ты найдёшь легко.
Светлая звезда твоя сейчас
Где-то рядом, совсем недалеко.

Но Ваня не понял намёка и так же спокойно и жалобно, как все предыдущие, спел свою последнюю сегидилью:

Выхода во тьме я не найду,
Не найду своей мечты,
Скрыли облака мою звезду...
Скажи, родная, где же, где же ты?

Тут-то и явлен был ему сюрприз. На середину круга выскочила Марина: одним прыжком - раз! Остановилась перед Ваней, закинула за плечи разлетевшиеся чёрные волосы, хитровато, как Лера, сощурила блеснувшие глаза, соединила их взгляд с растерянно моргающим Ваниным взглядом и спела весёлым, громким, как утренняя перекличка, радостным, как рассветная птичка, звонким, как плещущая водичка, голосом девушки-подростка:

Выход ты найдёшь, мой милый друг,
Сбудется мечта твоя,
Сложим мы звезду из наших рук,
И навеки твоею буду я!

Покуда смысл её слов доходил до Вани, она схватила его за руки, приложила свои ладони к его ладоням: правую - к его левой, а левую - к его правой - подняла пары соединённых рук над головами, лучами растопырила свои и его пальцы и ярко-ярко зажгла свой золотой свет. Получилось подобие двойной звезды, сложенной из кистей рук, о чём и пелось в последней сегидилье. Марина вынужденно приблизилась к Ване почти вплотную, и её сияющее лицо оказалось в паре сантиметров от его лица.

Ванины действия уже не подчинялись его контролю - они вытекали из сложившейся ситуации. В руках - любимые руки, перед глазами - любимые глаза, на лице - любимое дыхание, вокруг - любовь и понимание, а в сердце - достаточно сильное желание... Ещё мелькнули в его робком взгляде последнее сомнение, неуверенность, немой вопрос 'это правда?', ещё разобрал он в ответном взгляде немое 'да!', прежде чем вырвался наружу его золотой свет, голова подалась вперёд, сознание затуманилось, а губы сами собой коснулись любимых губ... Марина простонала от счастья и тоже подалась вперёд... Первый поцелуй уничтожил последний барьер, словно не было его никогда, словно не было и не могло быть иначе...

.......................................................................................................................................

Ваня осознал происходящее и понял, что желание его исполнилось, мечта сбылась, пути назад нет, и оторвался от губ Марины только лишь для того, чтобы прошептать единственное слово:

- Любимая...

- Любимый, - со слезами блаженства ответила Марина, опустила руки, обняла его, прижала к себе и подарила второй поцелуй...

Прочие ребята разомкнули круг и отошли в сторону, понимая, что надо оставить влюблённых наедине. Только Вадик, в силу юного возраста понимающий далеко не всё, взбежал на крыльцо, открыл дверь и, звёздочкой сияя в черноте проёма, громко пропел:

Скоро навсегда исчезнет тьма,
Ночью будет свет, как днём!
Мы тогда войдём в свои дома
И настежь двери - двери распахнём!

Этого не было в программе, - подумал Миша. - Выходит, он сам сочинил? Ай да Вадик! Только неправ ты, братишка: тьма никуда не исчезнет...

Все остальные, кроме Вани и Марины, ответили Вадику дружным припевом:

Над нами
Горит огнями
Звезда Капелла Эскапельи Дорельяно!

Над нами
Горит огнями
Звезда Капелла Эскапельи Дорельяно!

Ване и Марине это не помешало - наоборот, поддержало.

Ура!!! - мысленно возликовал Миша. - Наконец-то!!! В последнюю ночь! Но это не я, это Лера...

Наконец-то он облегчённо вздохнул, бросил благословляющий взгляд на обнявшуюся парочку и тоже отошёл в сторону - полюбоваться на Капеллу, хотя бы таким образом побыть со своей возлюбленной. Любовался долго, молча, с трепетом в сердце и невысказанными словами в душе - а потом повернулся к ребятам и заметил над ними размытое пятнышко света. То была 'открытая' Вадиком комета Дорельяно - отлично видимая невооружённым глазом. Ночь от ночи пятнышко утрачивало круглую форму, вытягиваясь параллельно горизонту: комета приближалась к Солнцу и отращивала хвост.

Хороша твоя сказка, Володя, - подумал Миша, - да только предчувствия у меня нехорошие.

- У меня тоже, - легла ему на плечо лёгкая рука Леры. - Вадик ошибается: тьма никуда не исчезнет. А вот ты не ошибаешься: она готовит ответный удар. Значит, мы на верном пути. Мы заставили её с нами считаться. Она рассматривает нас всерьёз, а не смеётся, как раньше. Нам предстоит битва - битва не на жизнь, а на смерть - и к этой битве мы должны быть готовы. Тьма никогда не сражается сама - она сражается руками людей, подпавших под её власть. А таких становится больше и больше. Человечество расчеловечивается. Как мы можем этому противостоять? У нас нет защиты, кроме любви, и нет оружия, кроме золотого света. Да ты и сам знаешь, - вздохнула она. - Но ведь ты же сильный, да? Маленький, вроде бы беззащитный, но сильный. Просто сила твоя иного рода. Всё у тебя получится - обязательно получится. Сама беззащитность твоя послужит тебе защитой, и когда у них закончатся все слова, ты скажешь им своё слово.

- Спасибо, мама, - с благодарностью посмотрел на неё Миша. - Я сделаю всё, чтобы, когда вернётся Эскапелья, быть её достойным.

- И ещё, - добавила Лера. - Важная новость. Помнишь Валерку? Ну так вот: он сбежал из армии.

- Сбежал? - удивился Миша.

- Сбежал. Слинял, дезертировал, самовольно оставил расположение части. Не выдержал насилия - и скрылся. Да так хорошо скрылся, что даже я его найти не могу. В вашем городе его нет, однако в любое время он может появиться. Предупреди Славу, и будьте осторожны.

- Спасибо, мама, - повторил Миша. - Предупрежу. Спасибо за Ваню и Марину. Ты здорово придумала. Я бы так не смог.

- Ты сделал самое главное, - обняла его Лера. - Соединил их своей любовью и отошёл в сторону. Да так отошёл, что едва не отошёл, - кисло усмехнулась она. - Почти утонул... Сильный мальчик... Однако это всё цветочки по сравнению с тем, что тебе предстоит... Ладно, пойдём к ребятам. Поздно уже, надо уложить Вадика. Завтра рано вставать. Его уложим, а сами ещё попразднуем.

Быстро уложить Вадика не удалось. Когда Миша и Лера подошли к ребятам, он, владея всеобщим вниманием, показывал им в телескоп комету Дорельяно. Пришлось подождать, да и самим хотелось взглянуть. Не только на комету, но и на Капеллу, галактики, скопления звёзд. Взошедшая над лесом луна, хотя уже и неполная, положила конец этому занятию. По небу разлился её матовый свет, звёзды, галактики, комета стали едва видны, и Вадик неохотно согласился идти спать. Вместе сложили и упаковали телескоп со штативом, чтобы не делать этого утром, пожелали 'младшему брату' спокойной ночи, а сами остались праздновать. Снова, как и год назад, были песни, танцы, Пашина ламбада, Мишины стихи. Все от души поздравили Ваню и Марину, пожелали им самого лучшего, а они в ответ станцевали на помосте: Марина летала, как звёздочка, а Ваня служил ей фоном.

Наутро, как и ожидалось, встать было нелегко. Если бы ещё предстояло встречать рассвет и заниматься интересными делами, а то ехать в город... О-о-о-о-о! Даже думать не хочется.

Миша думал о прошедшем лете. Хорошее было лето. Плодотворное. Все намеченные планы выполнены, за исключением одного - поездки к Ане. Но съездить можно и зимой. Или весной. Лучше, конечно, весной. Анечка - она сама как весна - девочка-весна. Девочка-зима - Оксана - неповторимая снежинка в свете одинокого фонаря. Девочка-лето - Марина. Девочка-осень - Эскапелья. Когда же она вернётся? Прошло уже два года... Миша вспомнил, что в праздничную ночь с неба не упало ни одной звезды - а то бы он ещё раз загадал то же самое желание.

- Спасибо, Миша, - прервала Марина ход его мыслей. - Спасибо за всё. И Лере спасибо. И Володе. И месту этому спасибо. И впрямь счастливое место.

- Теперь наша очередь тебе помогать, - присоединился Ваня. - Можешь на нас рассчитывать.

- Не сомневаюсь, - грустно улыбался Миша, обнимая своих друзей. - Встретимся следующим летом, пообщаемся. Милые вы мои!

- Пора идти, - напомнила Лера, и вся компания двинулась по 'малой' дороге в сторону перекрёстка.

Вещи Миши и Вадика: рюкзаки, телескоп и штатив - тащили по очереди все, в том числе и девочки. По сравнению с днём приезда вещей поубавилось: не было еды, не было воды, потому что дни стояли нежаркие, а утром и вовсе было прохладно. По той же причине курточка Вадика была надета на нём. Мишины книги, в том числе и пройденный от корки до корки учебник языка, остались у Володи. Остались у него и кассеты к учебнику. Хранить это всё у Оксаны теперь нет возможности, а в тайнике над туалетом - нет места. Большой флаг рода Дорельяно остался на флагштоке. Миша обернулся и бросил на него прощальный взгляд. Фиолетовый креп блестел в лучах восходящего солнца. Дорога уходила в лес. Позолочённый солнцем лес. Золотые листочки под ногами, на ветках, в воздухе. Золотые мысли. Золотая...

Впереди послышался шорох, прерывистое дыхание, и навстречу ребятам вылетела... Дора! Золотая Дора! Где пропадала столько времени? Почему не явилась на праздник? Опять её кто-нибудь привязал? Вон какая худая, растрёпанная... Ладно, ничего: главное, живая и здоровая! Пришлось остановиться, выдержать собачьи наскоки, облизывания, ласки, ответить на них... Наконец Дора угомонилась, развернулась и побежала впереди процессии.

Неожиданная встреча заняла довольно-таки много времени, поэтому на перекрёстке прощались быстро - как несколько дней назад прощались с Таней. Быстро обнялись, расцеловались, сказали последние слова, навьючили на себя рюкзаки, взяли в руки коробки с телескопом и штативом. Коробку со штативом взял Вадик, так что у Миши одна рука оказалась свободной. Этой рукой он в последний раз помахал остающимся и обнял за плечи 'младшего братишку':

- Вперёд, дон Диего Дорельяно!

- Adelante, дон Мигель! - бодро ответил тот.

Хлопнули рука об руку и пошли по 'большой' дороге в сторону станции - сражаться с несметными полчищами тьмы.

Оставить комментарий © Copyright Щербаков Владимир Юрьевич (vsc66@mail.ru) Размещен: 06/02/2013, изменен: 22/07/2022. 242k. Статистика. Роман: Проза, Фантастика Эскапелья Дорельяно Скачать FB2		Ваша оценка:

Щербаков Владимир Юрьевич : другие произведения.

Эскапелья Дорельяно (Часть седьмая)