Среди иных книг, которые стояли на полке, эта, единственная, привлекла Константина едва уловимым золотистым сиянием, которое нисходило с её страниц. Пожалуй, Константин даже и не заметил бы этого сияния, если бы дело происходило не на затемнённом чердаке, а в каком-нибудь ином, более освещённом месте.
А это был чердак деревенского дома его уже покойной бабушки. В этот дом, и вообще в деревню Константин приехал ненадолго. Приехал затем, чтобы немного отдохнуть от городской суеты.
Итак, он взял книгу, спустился в садик, и, усевшись в кресле-качалке, принялся её читать. И читал до самого вечера. Потом наскоро перекусил, и продолжил чтение уже дома, у зажжённой свечи.
Книга оказалось просто замечательной. В ней описывались реальные события, реальные люди. Но были эти люди, и творимые ими дела, и произносимые ими слова такими прекрасными, будто и не люди это вовсе были, а боги.
Да и, право, трудно было поверить, что такие замечательные люди на самом деле когда-то жили. И Константин ещё раз прочёл очень серьёзное вступление к этой книжке, в котором помимо прочего рассказывалось дополнительно и про этих прекрасных людей, и даже их фотографии помещались. А также там говорилось о том, что люди эти хоть и хорошие, но, в общем-то, вполне обычные люди, и очень много, таких как они: также божественно говорящих, и творящих такие прекрасные дела.
- Ничего себе, - проговорил Константин. - Да если бы все люди такими были, так и наша Земля была бы Раем.
И на следующий день он ещё раз прочитал эту замечательную книжку, а потом вернулся в город.
* * *
В городе у Константина был лучший друг, по имени Игорь, и именно к Игорю в первую очередь направился Константин. Ему он протянул книгу, и сказал:
- Вот: ты обязательно должен прочитать это произведение. И не откладывай на потом: начинай читать прямо сейчас же.
Игорь принял из его рук книгу, полистал, и фыркнул:
- Да это ж читать невозможно!
- Что значит "невозможно"? - изумился Константин.
- А то, что здесь все буквы между собой сливаются.
- А ну-ка я посмотрю...
Константин выхватил из рук Игоря свою бесценную книгу, принялся её листать, и увидел, что все буквы по-прежнему чётко отпечатаны, и нисколечко не размыты. И он сказал Игорю:
- Ты просто отшучиваешься. Читать не хочешь, да? Но ведь я тебе говорю: это самая лучшая книга...
- Да это ты меня разыгрываешь! - воскликнул Игорь. - Я тебе совершенно точно говорю, что все буквы в этой книге сливаются между собой...
В общем, Игорь так и не взял почитать эту книгу. Тогда Константин отправился к другим своим друзьям и подругам, но все, кому он предлагал книгу, отвечали одно и то же: буквы в ней размыты, и читать её совершенно невозможно. Он подумал, было, что они сговорились, и обратился с подобной просьбой к нескольким совершенно незнакомым людям на улице, но все они отвечали одинаково: буквы в книге размыты, и прочитать её нельзя.
Так что и осталась эта книга в собственности Константина. Он вновь и вновь перечитывал её, черпал из неё силы, старался брать пример с её героев...
* * *
С некоторых пор стал замечать Константин, что людей словно бы какая-то инфекция поражает. Становятся они более грубыми, меркантильными, нервными, а всё то хорошее, присущее именно Человеку, а не животному постепенно уходит из них.
Однажды Константин обратился с вопросом к Игорю:
- А не кажется ли тебе, что с людьми что-то не то? Будто подхватили они очень опасную и очень заразную душевную болезнь?
- Нет, я ничего не замечаю, - ответил Игорь, и в его голосе прозвучали лень и скука.
Надо сказать, что сияющая Книга была с Константином, он всегда как талисман носил её с собою. И вот, поддавшись неожиданному порыву, он предложил Игорю:
- Последний лист в этой книге пустой, и я бы попросил тебя написать на нём кое-что...
- Ну и что же? - проворчал Игорь.
- Напиши: "Я никогда не буду ругаться бранными словами".
- Что ещё за бред?! - фыркнул Игорь, но, тем не менее, действительно написал на последней странице эту фразу.
- Так, а теперь подпишись, - попросил Константин.
Игорь подписался, а затем полистал книгу, и сказал:
- Кстати, что это за книженция? Здесь же ни одного слова нет: вся типографская краска в какую-то массу расплылась.
- Прежде ты говорил, что сливаются только буквы.
- Что? Когда я это говорил? Я ж впервые эту книгу вижу!
И, сколько Константин не убеждал Игоря, тот настаивал, что книгу он видит впервые.
А книга действительно преображалась. Теперь исходящее из неё сияние усилилось, и было видно даже днём. Но видел это только Константин.
* * *
Прошёл ещё один год.
В течение этого года произошло вот что: Константин заметил, что люди почти совсем растеряли человеческие качества. Теперь все без исключения бранились матерными словами. Бранились не только на улице, но и по радио, и по телевидению. А в магазинах продавались книги, с матерными словами на обложках. Теперь среди мужчин стало нормой в течение дня избить кого-нибудь послабее; а среди женщин - продать себя для занятий "любовью".
Константина просто тошнило от этой продажной не-"любви", но, когда он пытался говорить о иной Любви, о Любви с большой буквы, то его покрывали трёхэтажным матом, а иногда и били, причём били не только мужчины, но и женщины. Иногда Константин заглядывал в глаза окружавших его людей. Год назад он читал в них озлобленность; теперь он видел в них только пустоту. Он знал, что из окружающего людского общества исчезает душа, а остаётся только пустая, но подвижная и агрессивная материальная оболочка.
Вот Константин пришёл к Игорю, и тот приветствовал его матерным восклицанием, символизирующим вроде как смесь радости и раздраженья. Тогда Константин достал Книгу, раскрыл её на последней странице, и попросил Игоря прочитать.
- Да ты чё?! - зарычал Игорь, и в ярости укусил Константина за нос.
- В чём дело? - спросил, потирая окровавленный нос, Константин.
И Игорь с трудом, растягивая из-за матерных слов свою речь, раз в десять, пояснил, что он вообще никакой книги не видит.
Константин распрощался с ним и пошёл домой. Игорь отвесил ему на прощанье пинок.
* * *
Теперь Книга сияла подобно солнцу. Константин вновь перечитывал её, и плакал. Ему было жаль, что он не родился в то время, когда жили её герои, и даже ещё раньше - когда люди были Богам.
- Но все забыли про это. И все исчезают, - прошептал он. - И что мне делать? Уйти в природу, которая осталась такой же, как прежде? Нет. Я буду переписывать.
И он начал переписывать с невидимых для иных страниц буквы, слова, предложения, и, наконец - сами страницы. Он не представлял, какие муки ждут его за этот труд, но свято верил, что за упадком всегда следует Возрождение.