Наташа не находила себе места... С одной стороны, ей не хотелось волновать Анну Васильевну, мать Вадима, но с другой...
-Должна же понять, знает ли она что об отъезде Вадима... Может, она мне что-то сможет прояснить. Раздался нетерпеливый звонок в прихожей. - Так, звонит Денис, - тёплая волна нежности охватила мать... Свело зубы от тоски по сыну. А тут ещё это событие, разрушившее их жизнь... Дрожа от волнения, открыла входную дверь.
-Мамсик! - Дениска бросился к Наташе на шею, а Анна Васильевна испуганно пыталась приструнить внука, опасаясь за ногу Наташи. Но она поспешила успокоить свекровь: сказала, что с ногой уже в порядке, и сильно прижала к себе сына.
-Как же я по тебе соскучилась! - сказала Наташа, нежно целуя своего Дениску во все щёчки. Пока они выражали свои 'телячьи восторги', как резюмировала Вика, сама же, наспех сполоснув руки, принялась за любимые блинчики...
-Вика! - шутливо возмущаясь, вскрикнула Наташа. -Ты же только сейчас ела пирожное!
-Ну и что. Ты же, знаешь, против блинчиков с яблочками мой желудок никогда не устоит. -Мам! А ты отойди в сторону и не смотри, - процитировала известную реплику из рекламы с полным ртом дочь. Наташа со всех сторон разглядывала сына, и глаза затянуло слёзным туманом... Сердце сжималось от невероятной тоски. - Дети, мои милые дети! Они даже не догадываются, что их отец, их славный, добрый отец теперь не с ними... Какие-то странные чувства испытывала сейчас... Ни злости, ни других неприятных чувств, кроме боли и грусти... Как же мне больно за вас мои милые! - с горечью думала она, нежно обнимая сына.
-Мама! А что папа нам с бабушкой не звонил? А вам он звонил? Бабушке сегодня сон приснился плохой, она даже плакала.
-Денис! Ну, что ты там выдумал? Когда это я плакала?! - мягко отчитывала внука Анна Васильевна, но по ней было понятно, что ей, в самом деле, не по себе.
-Плакала, плакала, - не унимался внук. - Я заглянул на кухню, а ты... Бабушкин взгляд с укоризной, угомонил Дениса. Она все время, пока Наташа общалась с сыном, незаметно наблюдала за ней. Показалось, что невестка избегает встречаться с ней взглядом. Чувствуется, что Наташа как не в своей тарелке. Мечется, суетится и взгляд такой растерянный...
-Ну-ка, Дениска! Иди пообщайся немного с сестрёнкой, соскучился, поди? Мне нужно с мамой немного посекретничать, - сказала Анна Васильевна и посмотрела на невестку. У Наташи ещё больше сжалось сердце...
-Оно теперь у меня, наверное, как маленький испуганный комочек, - подумала Наташа. По всему телу пробежала мелкая дрожь в предчувствии неприятного, а, может, даже страшного для её понимания разговора. Анна Васильевна, наверное, что-то знает, и, вполне возможно, что это Вадим попросил её поговорить с Наташей. Сам не решился...
-Как это на него похоже, - с горечью подумала Наташа. Оставив детей на кухне, Свекровь с невесткой зашли в спальню. Наташа вдруг рванулась назад и буквально бросилась в кресло, которое стояло в зале. Испытывала досаду, что не смогла удержать себя в руках при свекрови, но её покинули все возможные и невозможные силы. Наташа видела, что этот поступок совсем сбил с толку свекровь, но уже было поздно что-то менять. Едва понимала, что произошло? Но когда зашла в спальню, взгляд упал на пиджак Вадима, который она ему любовно приготовила для ресторана... Рассудок, казалось, помутился осознания, что любимый муж больше не с ней... Что она больше не имеет никакого права даже на его вещи. Эта нелепая мысль больно резанула по сознанию. Анна Васильевна смотрела на неё долгим пытливым взглядом... Потом подошла и взяв за руку, перевела из кресла на диван, усаживаясь рядом с ней. Наташа, молча повиновалась этому действию свекрови. Анна Васильевна обняла за плечи, и некоторое время сидела, молча, ни о чём не спрашивая.
- Наташенька! - внезапно начала свой разговор свекровь, - я понимаю, что в жизни иногда случается такое, о чём не очень хочется говорить, во всяком случае, некоторое время, пока сам не разберёшься... От этих слов ещё больше сжалось сердце. Теперь уже точно знала, что Аннушка сейчас скажет что-то страшное, и теперь подготавливает. Она вся ушла в свои плечи и стала совсем маленьким беспомощным ребёнком... Анна Васильевна почувствовала, что невестку пробивает мелкая дрожь.
-Ты не заболела ли серьёзно? Ты ведь вся горишь, и тебя морозит, - искренне забеспокоилась Аннушка.
-Нет, нет! - приходя немного в себя, торопливо сказала Наташа. Но пожилую женщину провести было нелегко. Она мудро решила задать совершенно естественный для матери вопрос, а надеясь в ответе Наташи уловить что-то такое, о чём уже были некоторые подозрения.
-Наташенька! А что там за командировка такая у Вадима? Что-то он никогда раньше вроде не говорил, что может поехать во Францию?! Да и, кажется, планы-то у вас были совсем другие?! Наташа некоторое время молчала, а потом, подняв глаза на свекровь, обречённо ответила, что не знает...
-Ничего я не знаю! - повторила Наташа, устав изворачиваться перед всеми. Ей стало даже немного легче от этого... Анна Васильевна долго молчала, а потом спросила, не поссорились ли они?
- Нет! - отрицательно покачала головой, но потом быстро ухватилась за эту мысль... -Ну, да! Конечно же, поссорились! Так, легче будет объяснять детям, почему папа не звонит, а свекровь она попросит им пока ничего не говорить, - лихорадочно соображала Наташа. -Анна Васильевна, вы, пожалуйста, детям ничего не говорите... Мы п-п-отом помиримся, а у них останется неприятный осадок. Наташа не умела лгать и Анна Васильевна это видела и прекрасно понимала, но раз ей так нужно - она примет правила её игры. Тяжело вздохнув, она сказала:
-Да! Конечно, ничего не скажу, тем более что и сама ничего не знаю, но я хочу, чтобы ты знала... - она опять замолчала на некоторое время, проглатывая комок, который застрял в горле... -Моя дорогая! Моя любимая доченька! - начала говорить тревожно-торжественным голосом Анна Васильевна, - Ты мне позволишь так тебя называть? Я всю свою жизнь ощущала невыносимое одиночество из-за того, что у меня нет дочери. Не знаю, возможно, если бы судьба была ко мне благосклонна и подарила мне дочь, и моё одиночество усугубилось ещё больше из-за того, что мы с ней не стали подругами? Но в этом случае, я думаю - это была бы в большей степени, конечно, моя вина. Я не могу сказать, что у меня бессердечный и невнимательный сын. Нет! Но всю мою жизнь я прожила, съедая себя виной перед ним. Это чувство не позволяло мне общаться с ним, более открыто. Много раз пыталась, но что-нибудь меня всякий раз останавливало, и все продолжалось по-прежнему. Знаю - он меня любит, а он знает, что я его люблю бесконечно, но мы оба также ощущаем между нами дистанцию... - с болью признавалась Аннушка впервые в своей жизни... Наташа чувствовала, что свекрови эти откровения даются с большим трудом, а в ней самой боролись между собой два противоположных состояния. Одно из них говорило - это прелюдия к тому, что она должна сейчас приоткрыть завесу над произошедшим с Вадимом.
Другое толкало к свекрови: обнять и согреть своим теплом, но она сидела, сжавшись, и отрешённо ждала своего приговора... Но, что же, она натворила, почему у неё все время в голове крутится это ужасное по значению слово приговор? Может, она что-то не так сделала? Так, почему же об этом нельзя было сказать, спросить или что-то сделать, чтобы разрешить недоразумение? Наташу поразило: ей сейчас вдруг захотелось анализировать, что же произошло? Засмущалась, что отвлеклась от разговора.
-Разумеется! Вадим в этом не виноват, но и я не могу больше жить с этим страшным чувством, потихоньку сходить с ума. Я очень этого боюсь! У меня не получилось открыться ему, поговорить. Быть может, что-то могло проясниться в нашей жизни, но этого не случилось, - продолжала Аннушка, не заметив временного затмения невестки. Сейчас Наташа смотрела на неё с участием и тревогой. Не узнавала свою, немного затурканную свекровь...
-Какая речь! Какие глубокие мысли!
-Не знаю почему, но именно сейчас я хочу немного отнять у тебя времени и внимания, если... - она, недоговорив, сжала Наташину руку крепче и вопросительно посмотрела в глаза. Вместо ответа, Наташа прижала её руку к своему лицу и участливо посмотрела. Вдруг почувствовав, сердце подсказывало, что разговор не касается их с Вадимом. Теперь ею полностью завладело чувство сострадания к своей свекрови.
-Мы с отцом Вадима очень любили друг друга. Я была младше его на двенадцать лет. Вообще, он был мужчина необузданных страстей, а я довольно хрупким созданием для такого как он, но тогда никто из нас не хотел, не видеть, не понимать этого. Я полностью растворила себя в нём, считая, что эту всеобъемлющую любовь подарил бог только мне. Наверное, за этот эгоизм он и наказал меня, - как бы переживая заново эти мгновения, тихо ответила она сама себе. -Он меня все время называл малышкой, носил по квартире на руках. После работы, едва ступив на порог, хватал меня, ласково бросал куда придётся и... - покраснев от смущения, свекровь продолжала, - ну, в общем, где хотел, там и овладевал мной. Неистово, жадно, но всегда бережно. Когда я забеременела - он сначала очень сильно обрадовался, но с каждым месяцем мне все сложнее было удовлетворять его страсть... - тут она немного помолчала, собираясь с мыслями от нахлынувших горьких воспоминаний...
-Он стал, часто молча разглядывать меня, когда приходил с работы и ничего не говорил. Родился Вадим. Отец его, как мне показалось, встретил с удивлением и даже некоторым страхом. Он мне однажды сказал:
-Слушай! А я его боюсь, потому что он у меня украл тебя. Я тогда его мягко пожурила, но с годами стала понимать, что это чувство его уже не покидало... В наши отношения вкралось что-то оскорбительное, нечеловеческое. Тогда я думала, что, может, мне это только так, кажется, а на самом деле чего-то не понимаю? Вадима он любил по-своему, но держал на некотором расстоянии, а сын его просто обожал. Я же начинала замечать, что он ведёт себя в отстранение от нас, как бы стесняясь нам смотреть в глаза, а ночью быстро получал, что ему нужно и сразу отворачивался. Не знаю, засыпал или нет, но теперь я могу предположить, что просто не хотел общаться. И если раньше меньше трёх раз он не будил меня за ночь, то теперь - это были редкие мгновения даже за неделю. Я его так любила, что думала, может, у него со здоровьем что-нибудь, а я тут со своими подозрениями, вместо того, чтобы помочь ему своим пониманием? Только потом поняла, что выглядела, очень жалко со своими наивными попытками понять. Наташа всем сердцем чувствовала все, что сейчас ощущала Аннушка, и как ей невыносимо тяжело это вспоминать, а уж, тем более, раскрывать эту личную тайну, которую она пронесла по всей своей жизни, перед невесткой. -Иногда он грубо, неистово брал меня и тут же отворачивался, - продолжала свекровь вынимать из архива своей памяти эти страшные документы, хранившиеся там под грифом 'СЕКРЕТНО'.
Документы, которые содержали страшную тайну униженной, хрупкой души молодой женщины. -Когда я поняла, что у него кто-то появился, стала делать жалкие усилия привязать его к себе. Окружала его комфортом, хотя видела, что комфорт ничего не значит для этого человека. Изощрялась, как могла, готовя ему всякие лакомства, как бы ни замечая, его равнодушия к еде, да и к себе. Боялась оставлять его одного, преследовала своим вниманием. Умом понимала, что цепи, которыми я пыталась его опутать, будили в нём ещё больший инстинкт разрушения... Где-то я потом читала, что когда видишь зеркальное стекло в окне, руки чешутся запустить в него камнем. Умом понимала, что мои унижения перешли все рамки допустимого, но сердце не внимало голосу разума. Он совсем ушёл в себя и стал часто не ночевать дома. Моё сердце сжималось от боли за сына, когда Вадим пытался прижиматься к отцу, а тот его отстранял и делал всякие замечания по поводу разбросанных вещей или ещё что-нибудь. Больше всего во мне убивало человека его нежелание мне что-то объяснять. Он, молча, выносил мне приговор, не объясняя, в чём же моя вина? Ведь я была готова для него сделать все и стать всякой, даже вопреки своему воспитанию и натуре... Воспитание у меня было, я считаю, благородное и достойное. Мои родители были очень простыми, но честными людьми.
Слово честь в нашей семье имело свой первоначальный смысл. Я готова была забыть об этой самой чести, чтобы только сохранить свою любовь, хотя меня об этом никто не просил. Однажды, когда Вадиму было 7 лет, муж не приходил домой два дня, а утром пришёл, ничего не говоря, стал собирать свои вещи. Передо мной на стол положил какой-то клочок бумаги, где были написаны страшные слова 'Тебя нет, ни в душе, ни в сердце'.
У Наташи сердце оборвалось и улетело дальше пола... Во всем теле образовалась такая пустота, будто её выпотрошили и никаких органов больше не осталось... -Я хотела закричать, - продолжала свою страшную исповедь свекровь, - но у меня перехватило горло, и я только открывала рот, как рыба... Наверное, в этот момент очень глупо выглядела, потому, что он посмотрел на меня с брезгливостью и вышел. Я вслед всё-таки смогла сильно закричать: -Неужели я не заслужила, чтобы мне что-то объяснили?! Ведь я же человек! Неужели я заслужила такие слова?! 'Тебя нет, ни в душе, ни в сердце?' Но этих слов он уже не слышал, но зато их услышал сын. Вадим стоял в дверях своей комнаты и смотрел на меня широко открытыми глазами с ужасом и детским отвращением. Его поразили мои слова, и они для него тогда прозвучали, видимо, не в мою пользу. Говорила ведь только одна я, а муж молчал, значит, и виноватой в глазах сына оставалась только я. В этот момент я ощущала себя чем-то хлипким и размытым. Тогда ещё подумала, что вот так, наверное, себя чувствуют и так живут медузы, и очень долго не могла избавиться от этого ощущения. Сын меня по-детски презирал, а мне от этого, вообще, не хотелось жить. Никому об этом рассказать, поделиться... не смела. Я очень устала... Но теперь у меня есть вы. Может, я чего-то не должна знать - я и не настаиваю, но хочу только тебе сказать, что... Тут Аннушка отпустила Наташину руку и закрыла ею свои глаза, а через некоторое мгновение продолжила. -Ты должна знать, что бы ни случилось: ты всегда была, есть и будешь моей любимой невесткой и единственной дочерью, которую я люблю и хочу умереть только рядом с тобой и детьми. Наташа от этих слов подскочила и бросилась на колени перед свекровью, прижалась к коленям, разрыдавшись бурными детскими слезами, в которых были и отчаяние, и боль, и счастье обретения чего-то нового, и бесконечная благодарность.
-Мама! Я тебя очень люблю! После смерти моей мамы - ты у меня одна и мы никогда тебя с детьми не бросим. Анна Васильевна заплакала навзрыд, когда услышала, как Наташа первый раз её назвала мама... ОНИ обрели друг друга, а это, пожалуй, одно из самых дорогих приобретений, о которых можно мечтать. И не зря! Надо и мечтать, и стремиться осуществлять эти прекрасные мечты.
-Да, что же это такое?! Сегодня, день ревунов, что ли?! - взывала к небесам Вика, увидев потоп на диване, устроенный мамой и бабушкой. Подскочила к ним, но те уже вставали, улыбаясь, оправдываясь, что, дескать, вспомнили одну историю, вот и разревелись... Вика и не собиралась им верить, но ей просто некогда вести допрос, так как она убегала на занятия французским языком. Поцеловав попеременно маму и бабушку, она побежала в прихожую, и вдруг её слух уловил непривычное имя, каким мама назвала бабушку: 'Мама! Пойдёмте, я, наконец, попробую ваши блинчики'.
-Ну и ну! - с недоумением подумала Вика. И умчалась по своим делам. На столе, из тарелки, выглядывали два блинчика и виновато смотрели на вошедших. Всем своим видом они давали понять, что просят пощады для своих отпрысков за съеденных остальных собратьев, которых, надо сказать, было предостаточно. Но Наташа с мамой и не думали гневаться, пожалуй, они даже и не обратили внимания на этот вопиющий факт - им было сейчас хорошо и тепло от внутренних ощущений и чувств, овладевших ими. Увидев такое добродушие со стороны женщин, блинчики расслабленно вздохнули и стали дожидаться последней атаки того из детей, кто ещё успеет их слопать. Наташа попросила свекровь остаться сегодня у них ночевать, чтобы вместе собрать Дениску в лагерь.
-Да! Кстати! Я же совсем забыла тебе сказать - мы ведь всё-таки сходили к Валерию Петровичу, - вспомнила с радостью бабушка. -Помнишь, я вам рассказывала о нём, что он помог очень многим подросткам встать на ноги. Он как раз занимается такой проблемой, как у нашего Дениски... Ну, так вот! - торжественно объявила Анна Васильевна. Проблемы-то у нас уже никакой и нет! Но он рекомендовал нам иметь дело с опытными инструкторами, чтобы они учили правильно поднимать тяжести. Наташа мягко улыбнулась и сказала свекрови, обнимая за плечи:
-Мама! Проблемы потому уже и нет, что Денис занимается с очень квалифицированным тренером. Он имеет большой опыт работы с детьми, а главное, очень их любит. Но, все равно мне очень приятно, что вы так любите своего внука и лишний раз проверяете наши действия. Анна Васильевна сказала, что с радостью останется, тем более хотела ему снарядить пирожков, его любименьких, с собой в лагерь.
-Д-а-а-а-а! Буль-буль! ПирОжки мИ очеННо любим! - завопил из своей комнаты Денис, услышав, что сказала бабушка.
-Дениска! Ну, что это за 'буль-буль?!' Мама, не позволяйте ему так вас называть, пожалуйста.
-Ой! Да я уж так привыкла. Да мне и нравится, когда он так говорит, - довольно ответила бабушка, уже начав вовсю орудовать на кухне. Наташа прижалась к дверному косяку и с ласковой грустью смотрела на суету свекрови...
-Как с ней стало тепло и уютно! - подумала с теплотой она. За эти дни она совсем забросила дом, и даже начинала его потихоньку ненавидеть... Наташа, правда, казнила себя за эти крамольные мысли и чувства - ведь тут живут ещё и любимые дети. Пока она не могла справиться с чувством, что без Вадима дом не имеет для неё того значения и очарования, какое было прежде. - Вот ведь! Потеряла мужа, но нашла мать..., - тяжело вздохнув, Наташа, пошла в детскую комнату, собирать вещи сына.
![[]](/img/s/sheremetewa_s/ksyu-27/jatebjaponimaju.jpg)