После разговора с дочерью Вадим еще долго сидел, опустив голову и не замечая, что до сих пор держит в руке трубку. Был совершенно озадачен, раздавлен и смущен... Пытаясь представить, как Наташе пришлось выкручиваться, лгать детям про больную ногу, его мнимый приход, командировку, чтобы не ранить хрупкую психику... Почувствовал, как сердце сжалось и тупая боль распространилась по всей грудной клетке. А как же она сама приняла его предательство?! Раз она говорила им про командировку, значит, звонила на работу... Тихонько застонал, представив, что там брякнул охранник, хотя тупее, чем он сам вряд ли кто-нибудь ее сумел обидеть... А с чего он, вообще, взял, что ее нет ни в душе, ни в сердце?! Да, он почувствовал с Майей увереннее, по-новому, как бы обретая себя сызнова, но вряд ли это можно было назвать любовью. Интенсивность, с какой на него обрушились приемы интеллектуального обольщения, искушенной в этом вопросе Майи, совершенно не оставляла времени на размышления. Хотя, о чем тут размышлять?! Мы совпадаем по всем пунктам человеческих взаимоотношений, нет, так Майя не говорила - это вытекало из ее поведения. А что же тогда с Наташей?! Если любовь прошла, то почему так болит сердце и, не только за детей, хотя и за них тоже. Но это какое-то другое состояние. Мы редко понимаем тех, кого любим. Не принимаем их такими, какие есть на самом деле. Пытаемся совершенствовать их, забывая это же самое прежде проделать с собой. Совершенно очевидно, что с нашим героем происходило и продолжает твориться что-то вроде этого... Вадим в изнеможении откинулся на кровати. Внезапно и остро ощутил, как ему дороги их совместные вечера, прогулки, поездки и разговоры...
Не понимал, пока это не прекратилось. Перед его глазами с ясностью засветилась трепетная, чистая, целомудренная картина их первого грехопадения... Это событие они с Наташей празднуют, вот уже двадцать лет. В тот день, мама сказала, что хотела бы разделить одиночество своей сестры, недавно похоронившей мужа, и вместе встретить Новый год. Правда, ее можно было пригласить к ним... Но... тут, смущаясь, замялась на мгновение, а потом всё-таки сказала, что считает своим долгом помочь им с Наташей лучше узнать друг друга. Говоря это, покрылась румянцем, а, оказывается, он был ей к лицу. Вадим первый раз увидел маму такой раскрывшейся, как бы вышедшей из панциря души. Стало, очень жаль ее, и в то же время чувство благодарности за доверие и понимание вспыхнуло в его сердце. Оказывается, совсем не знал раньше маму, думая, что она не в состоянии понять такие тонкости. Относился с оскорбительной снисходительностью, иногда даже стесняясь, матери перед однокурсниками, у которых были, как казалось, образованные и респектабельные родители. Эти юношеские заблуждения, вообще, присущи основной части молодежи. Как бы ни было, в конце концов, понимание пришло, что случается не со всеми детьми. К великому сожалению! Но тут, видимо, есть и большущая вина родителей. Вадим с благодарностью посмотрел на мать. Подошел, ничего не говоря, прижал ее хрупкую фигурку к себе и долго, долго не отпускал.
-Мама! Я хочу сегодня сделать предложение Наташе. Пожалуйста, прими ее как дочь. Родители ее, погибли в автокатастрофе два года назад. Больше не сказали друг другу ни слова, и она ушла. У обоих осталось такое впечатление, что заново обрели друг друга, и протянулась невидимая для постороннего взгляда нить, которая теперь их соединила - одной, только им известной тайной. Ох! Как же важно это прекрасное выражение отношений между родителями и детьми! Только оно может дать положительные результаты грядущим поколениям... Ну, во всяком случае, так кажется мне.
Наш герой чувствовал себя счастливым еще и оттого, что обрел заново маму, что сегодня со всей полнотой уже давно копившегося чувства, и просто требующего выхода наружу, наконец, сделает Наташе предложение и... А, это как получится... Но то, что для этого сегодня не существовало никаких препятствий, - будоражило и еще больше возбуждало воображение, которое и так уже с верхом переполнено новыми удивительными чувствами. Вадим рванул к телефону с такой силой, что едва не свалил столик в прихожей:
-Наташка! Ты сегодня приглашена к нам в гости! - выпалил Вадим. Никаких стеснений, будем одни. Мама уехала к сестре. Ну, Наташенька, родная моя! Ну и что же, что Новый год завтра. Мы проводим старый год, и, вообще, надо с тобой о многом поговорить еще в старом году. Договорились встретиться на Аничковом мосту. Шел пушистый, пушистый снег... Наташа казалась принцессой из сказки. Золотистые волосы растекались по плечам и были усыпаны снегом, делая ее волшебной и загадочной. Домой они пришли уже поздно. Вадим поставил Наташину любимую певицу - Барбара Стрэйзанд - это предусмотрел он сам, а вот шампанское в холодильнике, да еще и двух сортов, сухое и полусладкое, конечно, мама. Перед уходом она, смущаясь, сказала, что купила им шампанское, не зная, какое любит Наташа, поэтому взяла двух сортов. Вадиму и в голову не приходило, что мать может быть таким тонким человеком. Им было легко, тепло, необыкновенно уютно. Оба трепетали от ощущения приближающегося, нового и такого желанного выражения их любви. Вадим, оказывается, до сих пор не забыл, какими оковами связывали его тогда нерешительность и смущение.
Постелив Наташе в своей комнате, - сам пошел спать в спальню матери, но от волнения не находил себе места. Лихорадочно оделся и вышел на улицу, с жадность подставил лицо колючему снегу. Снежинки лупили буквально наотмашь. А он только усмехался им навстречу счастливой и загадочной, светящейся улыбкой.
-Наверное, шампанское сводит меня с ума, - думал он. Конечно же, лукавил... и сам это понимал. Не от шампанского у него кружилась голова, и замирало сердце, имелась куда более веская причина. Было уже далеко за полночь, и свет не горел. Вадим снял пальто, скинул мокрые туфли. В одних носках, стараясь не шуметь, подошел к кровати. Лунный свет и белизна снега наполняла комнату серебряными тенями. Робко приблизился и стал смотреть на спящую Наташу. По подушке разметались длинные пряди волос. Одна рука свисала с койки, на ней сквозь белизну кожи проступали голубоватые жилки, вызывая необыкновенную нежность и трепетную жалость к своей любимой. Дрожащими руками осторожно потянул простыню. Мама заботливо постелила им очень красивое нежно-розовое белье.
-Ах, мама, мама! Спасибо тебе, родная моя, - с нежностью подумал Вадим. Розовые простыни отливали в лунном свете перламутром. Наташа пошевельнулась, почувствовав прохладу, и снова замерла. Вадим весь задрожал, но не от холода - его била дрожь от смущения и мучительного желания. Не помня себя, лег рядом, боясь прикоснуться ледяной кожей, но сам горел от внутреннего жара. Мозг пылал. Еще долго смотрел на нее. Потом протянул ладонь.
Его пальцы ласково обвели овал лица, коснулись ресниц, влажных полураскрытых губ. Рука скользнула к ямке на шее, воровато погладила упругую грудь. Нежное тепло и покорность тела, не ведающего, что его ласкают, жар сонного дыхания все сильнее разжигали его. Наклонив голову, он приник к губам, ощутил дрожащими ладонями груди, втянул губами розовый сосок и ласково лизнул языком. Почувствовал, как изнеженные бугорки твердеют. Вадим тихо застонал. Прижался бедром к ее ноге. Стан мучительно - сладко напрягся... Казалось, что он грезит... Снова принялся ласкать тело самыми кончиками пальцев. Медленно скользя по бедру, они постепенно приближались к завиткам волосков, ласкали бедра изнутри... Какая нежная кожа, точно шелк. Наташа вздохнула, повернулась во сне набок. Упругие груди прикоснулись к нему... 'Бунтарь', изнемогающий от желания, оказался притиснутым к шелковистым ляжкам. У юноши помутилось в голове... Словно завис на страшной высоте водопада. Потом, не удержавшись, с потоком ревущей воды понесся вниз. Не помня себя, раздвинул сонные бедра... Вошел сразу почти незаметным толчком. Оказавшись в ней, замер, пытаясь осмыслить состояние. Чувство вины, истома, слияние чистоты и греховности волновали до безумия. Любовь и похоть одновременно - такого еще не испытывал, хотя имел уже некоторый опыт. Вадим боялся пошевелиться, чтобы не спугнуть это мгновение, но не смог удержаться... Тихонечко качнулся и снова замер. Еще один толчок, и его настиг острый, как лезвие ножа, миг наслаждения. Фонтаном брызнула кровь, так казалось ему... Он умер и... уснул... Наташа, дождавшись, когда он совсем уснет, открыла глаза. Девушка еле-еле сдерживала себя, чтобы не закричать от нежности, стыда, боли и наслаждения...
Утром Вадим носился как сумасшедший по квартире с кухни в спальню, напевая подпрыгивая. Наташа открыла глаза. Их взгляды встретились, и она сказала:
-Ночью я видела сон...
-Ты же знаешь, что это был не сон, - перебил ее Вадим.
![[]](/img/s/sheremetewa_s/maks-57/zimnijpiter.jpg)