Что это я только что сделала?! Осенила крестом Риту?! Я, совершенно не воцерковленный человек?! Господи, сделай так, чтобы у неё всё было хорошо! Помоги ей!
На душе было муторно. Я подозвала официанта рассчитаться и вдруг с досадой подумала: "Блин, Рита не оплатила свой счёт! Всё-таки придётся платить и за себя, и за Риту! Жадновато платить за две бутылки шампанского, два коктейля и закуску!". Но о Рите я не подумала ничего плохого, она явно в спешке просто забыла.
Я оглянулась в поисках официанта:
- The bill, please , - старательно произнесла я английские слова, когда он подошёл. Официант начал что-то объяснять мне. Вычленив из его речи знакомые слова "Rita", "bills", "paid", я поняла, что Рита оплатила оба счета. "Вот так-то!" - в который раз за сегодняшний день усовестила я себя.
Я решила прогуляться, чтобы развеять тягостное впечатление, оставшееся после расставания с Ритой. Погода была замечательной. Я перешла дорогу и оказалась на набережной. Море мягко накатывало волны на берег. В небе бутонами хлопка замерли редкие облака.
В километре от берега возвышался небольшой остров Святой Маргариты, известный крепостью-тюрьмой и её самым загадочным узником - человеком в Железной маске. Какая страшная судьба у этого человека - тридцать четыре года одиночного заключения в результате дворцовых интриг! Вот уж действительно: быть знатным и богатым - не всегда подарок судьбы. Больше тридцати лет слушать завывание ветров, следить за небесным движением птиц, облаков, звёзд и с тоской вспоминать родных людей. Может, все-таки лучше родиться в обыкновенной семье и прожить жизнь в нехитрых, простых радостях?! Или лучше все-таки ярко, но недолго гореть?!
Я представила себе, как триста лет назад заключённые этой тюрьмы наблюдали из маленьких окон своих каменных камер за неспешной жизнью обитателей деревушки Канны. Наверное, на заре они мысленно провожали рыбаков в море и, не хуже верных жён, ждали их возвращения с уловом. Сквозь решетку смотрели они на полоску берега, где оживленно сновали люди, казавшиеся им с расстояния в один километр мелкими палочками, и воображение рисовало им простую, полную мелких забот и радостей жизнь обывателей. А вечерами они с печальной завистью смотрели на тускло освещенные убогие дома, где после хлопотного рабочего дня наступало короткое весёлое застолье с немудрёной рыбацкой едой и вином. Постепенно в окнах домов гас лампадный свет, и деревня погружалась в темноту и тишину, и тогда в натопленных печами домах, пропитанных запахом еды и домашнего скота, под тихое посапывание детей и зычные всхрапы стариков люди занимались любовью и, как поется в одной песне, "делали детей". Жители мирно засыпали. А заключенные, глядя в темноту, с особой тоской вспоминали своих любимых: помнят ли они, забыли, предали? И, может быть, днем какой-нибудь сострадательный житель деревни отрывался от своих мыслей и дел и, как я сейчас, спустя триста лет, останавливался на минуту, вглядывался с берега в мрачные стены тюремной крепости и горестно вздыхал, жалея пропащую жизнь её узников.
Я мотнула головой, сбрасывая наваждение. "Ау, Катя, очнись, выберись из сумерек прошлого!" - сказала я себе - "Ты не в рыбацкой деревушке, а в современных Каннах с белобокими зданиями, ажурными балконами и праздно прогуливающейся публикой".
На прощание я еще раз посмотрела на остров. Катера, как маршрутные такси, курсировали между островом и берегом, доставляя за десять минут туристов к знаменитой тюрьме. Туристы муравьиной тропой поднимались по пологому склону острова, проходили по камерам, с любопытством выглядывали в узкое окно и сквозь кованую решётку наблюдали дразнящий полёт птиц, свободно парящих в восходящих потоках воздуха.
Особо чувствительные туристы прикасались ладонями к толстым, холодным даже в летний зной, стенам и пытались услышать молитвы и проклятия, которые триста лет безмолвно слушали эти стены - свидетели отчаяния, страдания и беспросветного одиночества справедливо и несправедливо заключенных в них людей. Но стены, как известно, молчат.
Потом туристы спускались той же тропой к берегу и в ожидании катера коротали время в ресторанчике, где заказывали традиционный рыбацкий суп буйабесс и, забыв о тяжелой участи заключенных в стылых камерах, пили вино, весело болтали и наблюдали за беззаботной жизнью отдыхающих, казавшихся им с расстояния в один километр мелкими палочками. Изменилось время, изменилась деревушка, изменились люди...
Ветер, согретый солнцем, прокатился теплом по моим плечам, забрался в волосы, приподнял лёгкую ткань платья и, окончательно вернув меня в двадцать первый век, полетел дальше. Я улыбнулась. Жизнь бывает разной и нужно радоваться, если сегодня она ласкает тебя тёплым ветром.
Я гуляла вдоль набережной, разглядывала неспешно прогуливающуюся публику, припаркованные в тени пальм дорогие автомобили и думала о том, что картинка, которую мы видим, часто не совпадает с реальностью. Здесь, в Каннах, она, может быть, и совпадает, потому что жители и гости этого городка, в основном, состоятельные люди. А в нашей стране картинка часто отличается от реальности.
Вот, например, возвращается вечером молодой человек на дорогущей машине домой, и мы, устало стоя на обочине дороги в ожидании автобуса, думаем, что он - успешный бизнесмен - возвращается домой в респектабельную недвижимость, где ждёт его красивая жена с глазами лани (безмозглая блондинка, разумеется - хи-хи!).
"Везунчик он!" - думаем мы. - "Всё складывается у него так, что лучше не бывает!". И под голодные спазмы желудка наше воображение рисует сервированный хрусталем и столовым серебром стол, в центре которого возвышается на блюде, отливая дорогим бархатом красного панциря, омар, источающий сладкий аромат диковинного мяса. Звучит приглушенный хлопок и из бутылки шампанского вырывается легкий дымок. Он устремляется вверх, чтобы ненадолго слиться с дорогим ароматом ракообразного и подразнить утонченное обоняние хозяев, которым предстоит насладиться их дивным сочетанием. Одетые в белые перчатки руки прислуги слаженно движутся как руки фокусника, разливают в высокие бокалы игристый напиток, и он зажигается в хрустальных стенках бриллиантовыми искрами, отражая красно-синими всполохами приглушенный свет люстры, струящейся с потолка вместе со звуками классической музыки, например, Вивальди.
Ну как-то так, наверное, мы представляем себе богатую жизнь, которую видели в кино ...
А мы стоим на остановке, и мимо нас проплывают и проплывают красивые машины, увозя вдаль принцев с большими кошельками и принцесс с глазами лани. И все они едут в свою красивую жизнь мимо нас и не замечая нас, стоящих на обочине в ожидании рейсового автобуса и бдительно смотрящих на дорогу, чтобы вовремя отпрыгнуть от брызг проезжающих автомобилей.
И вряд ли кому-то из нас придёт в голову, что этот "везунчик", каким мы представили его себе в голодном воображении, купил машину в кредит, в кармане у него пятьсот рублей и едет он сейчас в хрущёвскую однушку, доставшуюся ему в наследство от деда. И вряд ли кто-то подумает, что ночью этот респектабельно выглядящий молодой человек беспокойно спит, потому что боится, что его машину - его единственную драгоценность, его мечту о красивой жизни - могут поцарапать или угнать, и тогда он снова станет обыкновенным парнем из хрущёвки. А пока он производит впечатление состоятельного бизнесмена. Понты... Нынче - это важная составляющая успеха в нашем обществе. Эх, хорошо бы, чтобы, помимо понтов, у него были бы ещё и мозги вкупе с упорством и желанием работать! Только при этом условии у него есть шансы не производить впечатление респектабельного и состоятельного, а когда-нибудь стать им.
Почему мы так стремимся к богатству и красивой жизни? Нет, конечно, не все стремятся! Кто равнодушно, кто презрительно относится к богатству, а кто-то пройдет по трупам к сундуку с золотом и не оглянется. Но распространённая в нашем постсоветском обществе мораль такова, что полагается или с завистью, или с презрительной усмешкой относиться к богатым людям. Может быть, это от того, что у нас, у русских, свои "особые" отношения с богатством. Мы так долго были голодными, что теперь обжираемся им и никак не насытимся. У нас, у русских, свой особый путь...
Почти сто лет назад наши прадеды, воодушевлённые пламенными революционными призывами и вдохновленные девизами "Интернационала" в переводе товарища Коца, сделали то, о чём восторженно и с верой в лучшую жизнь пели когда-то в "Марсельезе" французы: "Весь мир насилья мы разрушим До основанья, а затем Мы наш, мы новый мир построим - Кто был ничем, тот станет всем". Французы cпели, а русский человек сделал. В семнадцатом году.
Враждебный класс русской аристократии и дворянства вместе со всем накопленным духовным наследием был беспощадно истреблён. В новом теле - новый дух, а в новом обществе - новые ценности. Власть успешно формировала новые ценности и прочно закрепляла пропагандистскими винтиками в мозгах малообразованных граждан негативное отношение к богатству, призывала быть нетерпимыми к классовым врагам и воодушевляла народ идеями скорого всеобщего равенства и благополучия. Шло время. На костях братоубийственной войны и реках патриотической крови страна выживала и сплоченными рядами отстаивала идеалы отцов и дедов, по-прежнему довольствуясь малым. Советская власть выпустила три поколения людей нового типа, живших в мыльном пузыре, переливающемся радужными перспективами светлого будущего. И ведь неплохих людей. Очень хороших! Но таких простодушных и легковерных в своей массе. А через семьдесят лет пузырь - бах! - и лопнул, обнажив убогость существования советских людей и утопию построения справедливого общества. Недееспособная система рухнула, железный занавес открылся, и миллионы людей, как беспризорные животные из нищего загона, были выпущены на вольные хлеба в условия естественного отбора.
Лихие девяностые... И снова новое общество, снова новые возможности и снова новые люди. И нет пастуха, который бы знал, как управлять стадом, чтобы держать его в загоне сытым и довольным, и получать здоровый, производительный приплод.
И вот, не прошло и восьмидесяти лет после уничтожения элиты русского общества, как, будьте любезны, распишитесь, пожалуйста, в получении её замены - нашей новой отечественной элиты, полученной путём скрещивания рабочих и крестьян с тонкой прослойкой интеллигенции и выращенной на спекуляциях, расхищении госсобственности, рэкете, бандитизме, подкупе власти и инфантильной доверчивости и социальной незрелости сограждан.
Таких людей, внезапно разбогатевших на сомнительных капиталах, принято называть нуворишами - словом, которое выражает пренебрежительное отношение аристократии к культурному уровню и манерам "выскочек" из низкого сословия. А из какого другого сословия могли появиться наши новые богачи, в крови которых текла густая рабоче-крестьянская кровь дедов, сокрушивших царский режим? Кровь - это ведь не просто красные кровяные тельца. Кровь - это историческое наследие. В случае советского общества - единственное.
Наши нувориши ворвались в безмятежную Европу и произвели на нее такое же неизгладимое впечатление, как поручик Ржевский на барышню в светском салоне. Чинная и спокойная жизнь Европы закончилась.
Но надо отдать должное нашим новым богачам - за достаточно короткое время они смогли преодолеть пропасть, отделявшую их от цивилизованного мира, обрести лоск, манеры и вкус к роскошной жизни и заслужили право быть принятыми в "достойном обществе". Теперь нужно набраться еще немного терпения и подождать, когда наша "элита" станет цивилизованной по своей сути и из нее проглянет душа, проделавшая трудный путь от погони за несметным богатством к желанию совершать добрые дела.
Богатство должно быть благородным, а для этого оно должно пройти испытание временем, чтобы стать натуральным, быть в крови и передаваться по наследству вместе с духовными ценностями. Как золотоискатель долго просеивает песок через сито, чтобы намыть золото, так и время должно просеять богатство, вымыть из него грязь и негатив, через который прошли его основоположники и тогда можно будет увидеть, как золото засияет и отразит достойные поступки своих хозяев. Но пока наше общество только на пути к этому.
Зато в нашем новом обществе, наконец, появился средний класс, который, по выражению Риты, балансирует в пропасти между "простыми" и "сложными" людьми и иногда удачно добирается до "сложных". Ещё с древних времён средний класс провозглашался опорой общества. Подумав об этом, я, как представитель среднего класса, срочно захотела найти себе опору в виде стула и дать расслабление своему телу и мозгу, уставшему от впечатлений и размышлений сегодняшнего дня. Время - семнадцать часов четыре минуты. Самое время для "файв о"клок ти"! Да знаю я, что "файв о"клок ти" - это время чаепития в Англии! Просто так хочется сесть и выпить кофе!
Я перешла дорогу и нашла место в ближайшем кафе. Было людно и тесно. Маленькие столики прижимались друг к другу, и посетители кафе, то и дело случайно задевая соседа по столику, отвлекались от беседы, поворачивались и с улыбкой приносили извинения. Слышалась французская, английская и русская речь. Под столами у некоторых стояли красивые пакеты с названиями известных брендов. Шопинг - особое удовольствие туристов и те, кто приезжает в Канны, редко отказывает себе в нём. Да вот хоть меня взять в пример - приехала, пригляделась к публике и помчалась покупать платье и босоножки за бешеные деньги, чтобы "соответствовать"!
И сколько не рассуждай о духовных ценностях, стремление человека к красивой и богатой жизни было, есть и будет. На этот крючок нас, обывателей, ловко цепляют и искусно залезают в карман, показывая разные морковки и обещая, что следующая будет ещё лучше и слаще. А мы, как дети, покупаемся, выкладываем свои денюжки и получаем от этого удовольствие. Собственно, все мы работаем, чтобы перекладывать деньги из карманов в карманы друга друга. Только размер карманов, из которых выкладывают и куда кладут, у всех разный.
Я выпила кофе, недолго посидела в ожидании прилива сил и, почувствовав их полный упадок, устало побрела домой. Остаток дня я провела в мыслях о Рите. Я беспокоилась за эту малознакомую мне девушку. Периодически я смотрела на часы и думала о том, где и что она сейчас делает.
Болела голова - то ли от выпитого шампанского, то ли от мыслей и впечатлений прошедшего дня. Пойду спать! Я с удовольствием забралась под одеяло, обняла жирненькую и горячую Ритку-мопса, отвоевавшую место в моей кровати, и, прежде, чем заснуть, подумала: "Интересно, как там Рита?".