Сегодня я целый день бегала по разным делам, устала и решила выпить крепкого кофе, чтобы быстренько взбодриться и побежать дальше. Я плюхнулась за столик первого попавшегося кафе и, оказавшись соседкой молодой пары, явилась невольной свидетельницей заканчивающегося диалога.
Завороженно слушая разговор, я заставляла себя держать рот закрытым, так как ещё никогда в жизни не присутствовала при споре, который велся бы в столь необычной уважительно-любовно-изысканной манере. По правде говоря, я даже не сразу поняла, что люди спорят и выражают недовольство друг другом. Их интонации были вежливы и ровны, они источали терпение и желание по доброму вразумить свою половину, наставить ее на путь истинный. "Солнце, Любимый, Любимая, Любовь моя, Сладкий, Сладкая, Радость моя, Зая" - вот слова, которыми они обменивались друг с другом, и всё это произносилось без доли сарказма или ехидства. О предмете их спора не могу ничего сказать, ибо, будучи глубоко деморализованной сладкоречивой манерой ведения дискуссии, я прислушивалась к своему проснувшемуся внутреннему голосу, который нещадно корил меня, темпераментную и не всегда сдержанную на язык, за отсутствие должного воспитания и интеллигентности. Я ведь могу и разозлиться хорошенько, и покричать от души, и обидеться ненадолго.
Я украдкой посмотрела на соседей. Молодые, скромно одетые ребята, лет около тридцати. Он - с начинающими редеть волосами, крупными залысинами и воспаленными прыщиками на лоснящемся от избытка жира лице. Она - с длинными русыми волосами, жидко струящимися по чуть сутулой спине, без грамма макияжа на сухой бледной коже. Всё натурально. Он - в дешёвом мятом костюме мышиного цвета и белой рубашке с воротничком, концы которого торчали вверх, как носки у восточных тапочек. Она - в клетчатой коричневой юбке в складку и застиранной водолазке. Откуда они взялись такие - возвышенные и замусоленные?! Как будто машина времени занесла их сюда по ошибке. "Не в деньгах счастье!" - думала я, витая в романтических облаках. - "Вот пример того, как духовность и внутренняя культура могут делать людей счастливыми и менять их мир!"
Вдруг моё ухо уловило изменение интонации в их диалоге, и я прислушалась к окончанию спора.
- Любимый, ты не можешь себе позволить отказать мне! - с недоумением и легкой обидой в голосе сказала она.
- Нет! Позволь мне всё-таки тебе не позволить! - ответил он, встал (блин, так и хочется сказать "надел шляпу и откланялся"!), взял со стула видавшую виды барсетку и со словами "Увидимся вечером дома, дорогая!" вышел из кафе.
Честно говоря, я даже растерянно оглянулась по сторонам, подозревая, а не явилась ли я участником какого-нибудь "живого спектакля"?! Но нет, публика продолжала привычно звенеть столовыми приборами и аплодировать не собиралась. Я взглянула на "дорогую". Перефразируя известное выражение, хотелось сказать: дорогая была не дорога. Она достала из потрёпанной дерматиновой сумки телефон, набрала номер и устало сказала: "Мам, привет! Я только что поговорила с ним", а потом совсем просто и без затей ответила на вопрос матери: "Нет, этот м... против! Да х... его, мама, знает! Это просто п...! Но ничего, я, б..., дожму его вечером, сукой буду!".
Очень кстати вспомнились Ильф и Петров: "Парламентарные выражения дворник богато перемежал нецензурными словами, которым он отдавал предпочтение".
Официант принес мне заказанный кофе - крепкий двойной экспрессо. А мне сейчас по душе пришлась бы больше запотевшая стопочка водочки, да с солёным-то огурчиком и подкопчённым сальцем на чёрном-то хлебушке, чтобы смыть с себя медовую патоку.
"Понял?!!" - ехидно сказала я укорявшему меня внутреннему голосу, делая глоток горячего горького напитка. Он не удостоил меня ответом, просто молча ушел внутрь до следующего раза. Сегодня был не его день. А лучше бы его!
Уходя из кафе, я еще раз посмотрела на "дорогую". Она озабоченно искала что-то в сумке. Мне стало жаль её: это ж сколько моральных сил нужно иметь, чтобы вести двойную жизнь? Но еще жальче было того заброшенного машиной времени паренька, которого сегодня вечером встретит дома лживая Зая.