Ольга Сергеевна просыпалась тяжело. Сознание с трудом пробиралось сквозь липкий сон и цеплялось за реальность. Она приоткрыла глаза, и взгляд уперся в стену, на которой ярко-белым пятном приветливо светился солнечный зайчик. Он был четко обрисованным, как капля ртути. Порыв теплого майского ветра из приоткрытого окна подхватил кружевную занавеску и надул парусом. Тень наплыла на зайчика и превратила его в размытую кляксу.
Открытое окно, солнечный зайчик, занавеска на ветру... Как спокойно и хорошо становится на душе. Далекие воспоминания детства. В последнее время память изменяла Ольге Сергеевне, мысли прыгали неуклюжими, толстыми кроликами и разбегались в разные стороны. Но детство она помнила. Трудно забыть такое счастливое детство.
Вот она, маленькая девочка, беззаботно играет с котенком китайским зеркальцем в черепаховой оправе. Котенок гоняется за солнечным зайчиком по полу. Оленька переводит зеркальце на потолок, котенок садится на попу, озадаченно крутит головой по сторонам, находит зайчика и ловко вскарабкивается за ним по гобелену. Оленька опускает зайчика на пол, и котенок несется с высокой стены вниз, как с горы. Оленька радостно смеется. Ей нравится дразнить котенка. И только няня Маруся сердится и запрещает ей играть - на стене висит старинный гобелен, а котенок бегает по нему, оставляя зацепки.
Как давно это было! Нет, что-то другое она хотела вспомнить... Что-то такое же радостное и милое, как котёнок, и легкое и воздушное, как тюль на ветру. Ольга Сергеевна прикрыла глаза, и ее испещренное морщинами лицо осветилось тихой, блаженной улыбкой. Поверхностный сон сморил её, растворил границу между прошлым и настоящим, и Ольга Сергеевна оказалась в том чудесном, солнечном дне 1904 года, когда она, восьмилетней девочкой, играла зеркальцем в черепаховой оправе в гостиной комнате родительской усадьбы. За окном, радуясь предстоящему лету, без умолку трещали птицы. Во дворе пышными гроздьями раскинулась сирень и зацветал любимый мамин кустарник со смешным названием чубушник . В воздухе пахло счастьем.
Дверь комнаты, где Оленька играет с котенком, открывается и на пороге появляется мама. Сквозняк подхватывает занавеску, выносит ее за окно и треплет на ветру. Мама, шурша светло-голубым платьем, стремительно направляется к окну, закрывает его, а потом оборачивается к Оленьке и, заговорщицки улыбаясь, сообщает, что завтра они дают бал и Оленьке позволено присутствовать на нем. Ах, как родители любили давать балы и танцевать! Оленька радуется, хлопает в ладоши и от счастья прыгает вокруг мамы. Завтра она увидит, как родители танцуют вальс! Мама довольно смеется, чуть откидывает назад голову и на её серьги попадает солнце. Они вспыхивают и искрятся, как фейерверки, что устраивали на Оленькин прошлый день рождения. Оленька влюбленно смотрит на маму - какая она красивая и добрая - настоящая фея! Мама нежно прижимает ее к себе, целует, и Оленька вдыхает жасминовый аромат ее духов.
Ольга Сергеевна застонала. Счастливый сон вдруг сменился ненавистным дежавю. Рука беспомощно дернулась в попытке вырваться из его щупалец, но мутный поток видений уже унес Ольгу Сергеевну в тот день, когда юродивая приживалка произнесла страшные пророческие слова.
Их кухарка Фекла с разрешения родителей на время приютила в доме худенькую старушку - юродивую Анисью - и подкармливала ее. И вот однажды, незадолго до революции, Аниска, как всегда шутя и смеясь, предрекла всей семье раннюю смерть и только Оле, которой в ту пору исполнилось уже четырнадцать лет, сказала: "А ты, девонька, одна из всех выживешь и жить будешь очень долго! Всех переживешь, детей своих похоронишь, да только помрешь ты в нищете и не в здравом уме". Оле стало страшно, и она заплакала. Анисья подошла к ней вплотную, пристально посмотрела в глаза и, став на миг серьезной, добавила: "Не бойся, девка, нужда - это не страшно! А слабоумной станешь в девяносто пять лет. Сильный ангел стоит за тобой, бережет тебя, на крыльях пронесет мимо бед" и снова дурашливо засмеялась. Фёкла рассердилась и прогнала юродивую. Аниска ушла, пританцовывая и беззаботно напевая тонким голосом "скоро все погибнем, скоро все помрём".
А вскоре началась революция и все предсказания юродивой сбылись. Смерти посыпались одна за другой.
***
Ольга Сергеевна проснулась, вцепились сухонькими руками в угол пододеяльника, подтянула его к лицу и промокнула слезы. Нельзя, чтобы слезы капали на подушку. Она терпеть не может мокрые подушки! Они такие же противные, как эти толстые кролики, что прыгают в голове в разные стороны и путают мысли.
Сколько ей осталось до безумия и нищеты? Она все время забывала сколько ей лет. Никто не должен видеть её безумия и страдать от него. Она должна умереть до этого ужасного дня. Вопрос "Сколько мне лет?!" сверлил сознание, требовал срочного ответа, но она не знала его. Тревога нарастала и сменилась паникой. Дрожащей рукой Ольга Сергеевна дотянулась до веревки рынды, "язык" которой был предусмотрительно обмотан тряпкой, и квартира наполнилась приглушенным звуком колокола и криком:
- Сколько мне лет?! Сколько мне лет?!
- Ну, началось! Проснулась! - услышала она из соседней комнаты.
В комнату вошел ее внук Николай Петрович и устало сказал:
- Бабушка, ты спрашиваешь каждый день! Запомни: тебе восемьдесят пять лет.
Ольга Сергеевна успокоилась, облегченно выдохнула и задала второй традиционный для утра вопрос:
- А через сколько мне будет девяносто пять?
- Через десять лет, дорогая! Успокойся, ты будешь еще долго жить! - ответил шестидесятилетний внук и спросил - Может быть, тебе принести завтрак в постель?
- Нет, благодарю, я встану, - ответила она с достоинством.
Ольга Сергеевна терпеть не могла лишней возни с собой, и хотя с годами делать многие вещи становилось все труднее, она с упорством и медлительностью черепахи все, что могла, делала сама. "Долго жить! Это для тебя десять лет - долго жить! Чем ближе смерть, тем короче сутки..." - буркнула она себе под нос и, опираясь на поручень кровати, с трудом поднялась, чтобы пойти умыться. Проходя мимо небольшого зеркала, она придирчиво осмотрела себя - волосы надо привести в порядок - и требовательно позвала: "Маруся!".
В комнату вошла жена Николая Петровича.
- Что, Ольга Сергеевна? - спросила она.
- Мои волосы?! - с раздражением на ее непонятливость ответила Ольга Сергеевна и махнула рукой в сторону головы.
На самом деле Марусю звали Надежда Андреевна, но в последнее время она послушно откликалась на Марусю: Ольга Сергеевна принимала ее за горничную из своей дореволюционной жизни. Детской расческой она провела пару раз по жидким волосам Ольги Сергеевны и скрепила их сзади заколкой.
Ольга Сергеевна осмотрела себя в зеркало и, подобрев, сказала:
- Спасибо, дорогая! Ступай! Завтрак подан?
- Да, Ольга Сергеевна. Все, как Вы любите.
Надежда Андреевна вышла, оставив дверь открытой. Из кухни она наблюдала, как Ольга Сергеевна глянула напоследок в зеркало, выпрямила спину, горделиво подняла голову и двинулась в сторону кухни. Надежда Андреевна вздохнула: печальное зрелище видеть пережившую свой век графиню, царственно шаркающую к столу в ночной сорочке и не понимающую, в каком времени и пространстве она пребывает.
Ольга Сергеевна села за стол, придирчиво оглядела сервировку и осталась довольна: скатерть, салфетки, правильно разложенные столовые приборы. Можно приступать к трапезе.
- Что сегодня на завтрак? - поинтересовалась она.
- Ольга Сергеевна, как обычно по субботам: бокал шампанского, как Вы любите, а потом овсянка с фруктами и медом.
- Шампанское в прошлый раз было гадость! Сегодня новое поставили?
- Да, Ольга Сергеевна! Сейчас принесу Вам. - Надежда Андреевна покорно удалилась, чтобы разбавить яблочный сок газированной водой и подать его в фужере для шампанского.
- Какой нынче день? - с удовольствием отпивая "шампанское" и удовлетворенно чмокая губами спросила Ольга Сергеевна.
- Двадцать восьмое мая, Ольга Сергеевна.
- А сколько мне лет?
- Восемьдесят пять! - заученно ответил Николай Петрович.
- Неплохо. - Ольга Сергеевна одобрительно кивнула, но вдруг что-то омрачило ее настроение, она с беспокойством оглянулась по сторонам и спросила: - А Николай Петрович где? Он будет к столу?
Надежда Андреевна снова выразительно посмотрела на мужа и вздохнула. Ее вздох означал, что надо набраться терпения и пережить очередную потерю ориентации во времени и пространстве. Болезнь Ольги Сергеевны понемногу прогрессировала и периоды помутнения рассудка случались всё чаще.
- Да, бабушка, он будет к столу позже, - невозмутимо ответил Николай Петрович - полный тёзка своего деда Николая Петровича - мужа Ольги Сергеевны, умершего больше тридцати лет назад.
Ольга Сергеевна завтракала молча и неспешно. Она тщательно пережевывала кашу, аккуратно промокала рот салфеткой и делала глоток "шампанского". Иногда она замирала, рассеянно осматривала пространство вокруг себя и равнодушным взглядом скользила по Николаю Петровичу и Надежде Андреевне.
***
После завтрака Ольга Сергеевна прилегла отдохнуть и вскоре заснула. В комнату тихо вошла Надежда Андреевна, аккуратно, чтобы не разбудить, вытащила из её волос Ольги Сергеевны заколку и устало присела рядом. Она с жалостью смотрела на ее худенькое тело, потерявшееся в просторах застиранной ночной сорочки с воланами из дешевого кружева, которую та, по рассеянности рассудка, принимала за платье и с достоинством королевы выходила к столу.
Завтра Ольге Сергеевне должно исполниться сто пять лет. Но никто не напомнит ей об этом и не поздравит. Ольга Сергеевна никогда не отмечала дни рождения и не объясняла причину своего чудачества. Она не любила говорить о своей жизни.
Десять лет назад, когда ей должно было исполниться девяносто пять, родные решили все-таки сделать ей сюрприз и пригласили в ресторан. Когда Ольга Сергеевна узнала, сколько ей исполнилось, с ней случился припадок. Николай Петрович вызвал "Скорую", и она провела в больнице неделю. Тогда, в разговоре с врачом, она впервые рассказала о сбывшихся предсказаниях юродивой и страхе ожидания последнего предсказания. Через полгода после этого случая у Ольги Сергеевны начались расстройства памяти, и Николай Петрович забрал бабушку жить к себе.
Уже несколько лет Ольга Сергеевна пребывала в легкой стадии старческого слабоумия, не подозревая об этом. Каждый день она по многу раз задавала вопрос, сколько ей лет. Приходилось отвечать, что ей восемьдесят пять. Это ненадолго успокаивало её. Она радовалась, что страшная дата безумия наступит нескоро, но быстро забывала о своем возрасте и снова спрашивала, сколько ей лет.
О второй части предсказания судить сложно. Назвать семью Соколовых нищими было нельзя, но если сравнивать скромный достаток всей семьи с былым богатством их предков - графа Белова, отца Ольги Сергеевны, и графа Соколова - её мужа, то, конечно, свою жизнь она заканчивала в бедности.
Ольга Сергеевна с достоинством вынесла все уготованные судьбой испытания. Она пережила расстрел отца и брата, смерти матери, мужа, всех своих детей и даже старшего внука. Эта женщина стойко прошла через войны и лагеря. Ничто не сломило аристократизм ее духа, и только неумолимая болезнь, подобравшаяся к ней под конец жизни, медленно и беспощадно превращала ее в выживающую из ума старуху.
"Упаси господи лишиться разума на старости лет!" - подумала Надежда Андреевна, тихонько встала и пошла готовиться к завтрашнему празднику.
На семейном совете было решено собраться узким кругом и, не афишируя причину торжества, отметить день рождения Ольги Сергеевны. Пять лет назад они отпраздновали таким образом ее столетний юбилей - всё прошло замечательно и Ольга Сергеевна ни о чем не догадалась, а в этом году отметят сто пять лет. Как не отметить такое?! В их семье никто ещё не перешагивал вековой рубеж!
И, кроме того, несмотря на "причуды" Ольги Сергеевны, все её любили и уважали. Приедут самые близкие - их сын Миша с женой Наташей и внучка Сонечка. Ольга Сергеевна очень любила Сонечку. Остальных она периодически путала, забывала, а Сонечку - никогда. И Сонька любила свою прапрабабушку. Хоть и маленькая еще, всего пять лет, а льнет к бабушке, ластится, старается проявлять всяческую заботу.
***
Ольга Сергеевна лежала с закрытыми глазами. Перед глазами то цветными, то черно-белыми фотографиями мелькали эпизоды ее долгой жизни.
Мама и папа - родные, любимые! Как красиво танцевали ее родители на балах! Мазурка, французский котильон... Но мама больше всего любила вошедшие в моду вальсы, а особенно - "Весенние голоса" Штрауса. Папа уверенно кружил ее в танце, а хрупкая мама парила сказочным эльфом, и казалось, что если бы ни папина рука, удержившая ее за талию, она выпорхнула бы из его объятий и продолжила полет в небосводе потолочных фресок и каскаде хрустальных люстр. Вальс - свидетель ушедшей жизни, когда вся семья была жива, здорова и счастлива.
Брат Дмитрий. Всего-то на четыре года старше её, а важничающий, словно на все десять! Он обзывал её "малявкой" и отказывался играть с ней. Она обижалась и ябедничала на него папе. Папа останавливал её и говорил: "Леди Ольга, Вы никогда не должны ябедничать - это недостойно". Диму расстреляли в восемнадцатом году. Ему было двадцать пять лет.
Вот она сидит с родителями в ложе театра, и дуновение веера матери охлаждает ее щеки, разгоряченные от волнения и взглядов Ники - сына их соседей по летней усадьбе. Стук ее взволнованного сердца перекрывает только мощное сопрано певицы. Их венчание состоялось за два года до революции.
Рождение сына Сережи. Революция.
Мама умерла от скарлатины по дороге в Новороссийск. Простой деревянный крест на могиле простоял недолго. Гражданская война смела кресты и уравняла покойников в безымянности и безвестности. А у папы могилы нет. Его схватили на улице вместе с ее братом и кузеном, расстреляли и закопали в яме вместе с десятками других расстрелянных.
Переполненный паром, крики. Тела расстрелянных людей, еще не ушедших под воду. Сын Сережа, вжавшийся в подол ее мокрого пальто, дрожащий и заикающийся от страха.
Иностранная речь. Полуподвал с видом на обувь прохожих. Родившиеся погодки Верочка и Петя. Ники - любимый муж - выцветший от известий о гибели всех родных. Беспросветность. Жизнь на грани нищеты.
Возвращение в Россию. Смерть Верочки от дифтерии. Арест мужа.
Война. Похоронка на Сережу. Лагеря.
Гибель невестки и годовалого внука - сына Сережи - во время ленинградской блокады. Ничего не осталось от ее Сережи. Только память.
Победа. Хрущевская оттепель. Долгожданная встреча с мужем, сыном Петей и маленьким внуком Николаем. Смерть мужа.
***
Ольга Сергеевна открыла глаза. От пережитого во сне ей стало нехорошо. Да и спала ли она? Скорее бредила. Она не всегда различала сон и реальность. Голова была ватной.
Она дернула за веревку рынды и Надежда Андреевна зашла к ней.
- Да, Ольга Сергеевна, Вы проснулись? Сейчас будем обедать.
- Марусенька, подай мне воды, что-то плохо мне!
Надежда Андреевна протянула ей стакан с водой и хотела помочь приподняться в кровати, но Ольга Сергеевна раздраженно мотнула головой, отвергая помощь, кряхтя, села в кровати, трясущейся рукой взяла стакан и, разбрызгивая содержимое, обессиленно спросила:
- Сколько мне лет?
- Восемьдесят пять, Ольга Сергеевна!
Ольга Сергеевна удовлетворенно кивнула головой.
- А что сегодня на обед?
- Картофельный суп, Ольга Сергеевна.
- Я же хотела претаньер ! - слабо возмутилась она.
- Я сейчас уточню, - ответила Надежда Андреевна, - и после паузы сказала: - Сегодня на обед претаньер с кулебякой, Ольга Сергеевна!
Ольга Сергеевна довольно улыбнулась и спросила:
- А сколько мне лет?
- Восемьдесят пять.
- Знаешь, сколько гадалка нагадала мне лет жизни?
- Нельзя, Ольга Сергеевна, гадалкам верить.
Раздался звук открываемой входной двери и следом послышался мужской голос, взывающий о помощи:
- Мам! Я привез продукты, помоги мне, тут куча пакетов! Торт не купил - завтра купим с Наташей и привезем.
Ольга Сергеевна оживилась:
- Кто это?!
- Это Миша, он привез продукты.
- Кто такой Миша?
- Это Ваш правнук, Ольга Сергеевна.
- У меня есть правнук? Пусть зайдет, я посмотрю на него!
- Миша, зайди, пожалуйста, к бабушке! - позвала его Надежда Андреевна.
В дверном проеме появилась долговязая фигура правнука Миши. Ольга Сергеевна осмотрела его с головы до ног и строго спросила:
- Миша, где твоя мама?
- На работе, - запрограммированно ответил Миша, разменявший четвертый десяток, но Ольга Сергеевна уже потеряла к нему интерес и пустым взглядом смотрела в стену.
Сегодня она очень устала. Сегодня она прожила целую жизнь. Ей надо поспать.
***
Следующий день выдался замечательным. На чистом, словно выстиранном, небе ярко светило солнце и щедрыми лучами обнимало весь город. За окном, радуясь предстоящему лету, без умолку трещали птицы. С улицы доносились детские голоса и раздавались велосипедные звонки - наступили школьные каникулы. Теплый ветер врывался в комнату и набрасывал на лицо спящей Ольги Сергеевны кружевную тень занавески. Она проснулась от перепада светотени, открыла глаза, ударила в рынду, поинтересовалась у вошедшей Надежды Андреевны своим возрастом, попросила ее уложить волосы, умылась и, шаркая тапочками, с достоинством королевы появилась на кухне к завтраку.
- Что сегодня на завтрак, Маруся? - спросила она.
- Филе трески на пару, - ответила Надежда Андреевна и разложила рыбу по тарелкам.
Ольга Сергеевна отделила рыбным ножом и вилкой кусочек трески, аккуратно положила его в рот, тщательно прожевала, проглотила и произнесла:
- Никогда, никогда в жизни я не ела ничего более полезного и более невкусного! Пожалуйста, прикажите больше не готовить это!
Николай Петрович прыснул от смеха, поперхнулся и закашлялся. Он тоже давился этим диетическим блюдом и каждый кусок давался ему с трудом. Надежда Андреевна попыталась сохранить серьезное лицо, но не выдержала, поддалась смеху мужа и рассмеялась от души. Размороженная треска, да на пару - это действительно редкостная гадость!
Ольга Сергеевна озадаченно смотрела на них, а потом совсем как ребенок, который подражает взрослым, тоже засмеялась неожиданно громко и заливисто. Втроем они хохотали до слез. Так смеются в детстве, когда попадает смешинка в рот. Надежда Андреевна начала икать, и это вызвало новый приступ хохота. Они смеялись долго, пока не устали. Со смехом вышел накопленный негатив. Они чувствовали себя очищенными и просветленными. Хороший сегодня день!
В три часа приехали дети - Миша с женой Наташей и дочкой Сонечкой. Они направились в комнату Ольги Сергеевны поздороваться, но Сонечка проскочила у всех между ног, вырвалась вперед и, подбежав к Ольге Сергеевне, радостно крикнула:
- Бабулечка, здравствуй! Поздравляю тебя с Днем рождения!
- Соня! - Наташа грозно одернула дочку за руку, но было поздно.
В комнате повисла напряженная пауза. Соня стояла виноватая и пристыженная. Она вспомнила, что родители просили её не поздравлять бабушку с Днем рождения, и она даже честное слово дала, что не проболтается! Но как, как не поздравить бабулю с Днем рождения?! Это ведь День рождения!!! Оно само как-то вырвалось!
- У меня сегодня день рождения? - спокойно удивилась Ольга Сергеевна.
Все тревожно переглянулись и молча кивнули.
- И сколько мне исполнилось лет? - так же спокойно уточнила она.
- Восемьдесят пять, - дружным хором ответили они и замерли с приклеенными улыбками.
Ольга Сергеевна закрыла глаза и вдруг мечтательно изрекла:
- Восемьдесят пять! Хочу шампанского с икрой и вальс!
Все облегченно выдохнули. Слава богу, всё обошлось без эксцесса, а про День рождения она забудет уже через пять минут!
- Конечно, бабушка! - обрадовано заверил ее Миша, - Шампанское есть, кабачковая икра есть, а вальс я обязательно организую тебе!
Вопреки ожиданиям, Ольга Сергеевна не забыла про День рождения через пять минут. Она попросила Надежду Андреевну помочь подобрать ей нарядное платье и они, открыв шкаф и переждав полет одинокой моли, придирчиво осмотрели вешалки со старыми вещами. "Сколько барахла накопилось! Надо бы разобраться!" - подумала Надежда Андреевна, вытащила макси платье из набивного кримплена цвета топленой ряженки и предложила его Ольге Сергеевне. Та обрадовано закивала головой и сказала:
- Я помню, как покупала его в комиссионке.
Надежда Андреевна недоверчиво и удивленно взглянула на нее: "Чудеса да и только творятся сегодня в голове Ольги Сергеевны! Не похожа она на себя. Может, и вправду помнит, что покупала платье в комиссионке?"
Ольга Сергеевна предстала перед собравшимися за столом, и все затихли. Она стояла посреди небольшой комнаты с царственно выпрямленной спиной. Длинное бежевое платье свободно облегало невысокую худую фигуру. Нитка недорогих жемчужных бус украшала шею. Во всем ее облике было столько спокойного величия и достоинства, и при этом удивительной простоты и изящества, что сидеть в ее присутствии стало неловко и все, не сговариваясь, почтительно встали.
Ее посадили во главе стола. Она села на край стула, обвела всех взглядом и, смущенная вниманием к себе, застенчиво улыбнулась. Надежда Андреевна поспешила смешать яблочный сок с газировкой, но Ольга Сергеевна остановила ее и попросила:
- А можно мне налить вот из этой зеленой бутылки?
Надежда Андреевна взглянула на мужа, тот в сомнении пожал плечами и утвердительно кивнул.
Миша разлил шампанское по фужерам и за столом повисла секундная пауза - никто не знал, какой тост произнести.
- Давайте выпьем за хороший день и за тебя, дорогая бабушка! Будь здорова! - с бодрой улыбкой сказал Миша и все дружно сомкнули бокалы.
От выпитого шампанского щеки Ольги Сергеевны зарумянились. Она сидела молча и ласково смотрела на всех. Что-то неуловимое витало в воздухе, наполняя его теплым светом и легкой грустью, отчего хотелось любить, улыбаться и говорить хорошие слова.
Через некоторое время она сказала:
- Я, пожалуй, пойду полежу.
Миша довёл её до кровати, помог прилечь и пообещал:
- Сейчас, бабуля, найду твой любимый вальс Штрауса, включу его и мы с тобой станцуем! Обещаешь?!
Ольга Сергеевна улыбнулась в ответ. Она никогда не обещала того, что не могла выполнить. Так ее научили родители.
***
Дверь комнаты приоткрылась и в нее осторожно заглянула Сонечка.
- Бабуля, а к тебе можно? - тихонько спросила она. Ей было скучно со взрослыми.
- Заходи, Сонечка.
- Бабуля? - Соня близко нагнулась к ней и с любопытством заглянула в лицо. - Бабуля, а тебе что, правда сто пять лет?!
- Наверное, - прошептала Ольга Сергеевна и почувствовала, как силы оставляют ее. - Ты, детка, ступай к родителям! Я посплю немного. Нагнись ко мне, я поцелую тебя на прощание!
Сонечка послушно подставила бабушке щечку. Как сладко пахнут дети! Ольга Сергеевна дотянулась до ее головы рукой, ласково погладила мягкие, светлые волосы праправнучки и коснулась сухими губами теплой Сонечкиной кожи. Сердце вдруг резко сжалось и толкнулось в щемящем приступе любви и нежности к этой маленькой девочке, в которой текла кровь её рода. Ничто никуда не исчезает. Это верно.
- Ступай, Сонечка, - сказала она из последних сил, прикрыла глаза и отвернула голову к стене, чтобы скрыть непрошенные слезы.
- Пускай тебе приснится хороший сон, бабушка! - сказала Сонечка, поцеловала её в затылок и на цыпочках, чтобы не шуметь, вышла из комнаты, старательно прикрыв за собой дверь.
Слезы скатились на подушку. "Не люблю мокрые подушки", - подумала Ольга Сергеевна. - "На них так холодно спать. А умирать, видно, придётся на мокрой. Ну что ж, одним - время жить, другим - умирать".
За дверью раздался громкий смех. Это, наверное, Миша пошутил. Веселый парень. Ники тоже весёлый был.
Я сегодня умру. Вот как это, значит, происходит. Ничего не происходит. Только большая усталость. Умирать, оказывается, не страшно. Особенно, если умираешь от старости.
Ольга Сергеевна прислушалась к своему телу. Оно молчало. "Может, оно уже умерло? Почему ничего не болит?" Пустое оно какое-то. Только сердце гулко и редко стучит в нем, как в бочке: бух, бух. Наружу просится из заключения?
Мамочка, а что чувствовала ты, когда умирала? Мои дорогие, что чувствовали вы, когда умирали? Бедные вы мои, бедные! Что вам пришлось пережить! Страшно умирать насильственной смертью. Страшно умирать в одиночестве. Страшно умирать молодым.
А мне вот умирать не страшно. Я старая и умираю от старости. Я ничего не чувствую, кроме любви к вам и тем, кто сейчас за стеной празднует мой день рождения.
Господи! Я разучилась молиться и благодарить тебя! Господи, прошу тебя, сделай так, чтобы люди, которые сейчас сидят в другой комнате, были здоровы и счастливы, пусть не случится с ними никаких бед! Господи, пусть все люди живут в мире. Господи, прости меня и прими уже мою грешную душу!
Она открыла глаза и увидела светло-голубое небо. "Как мамино платье" - подумалось ей. Где-то вдалеке зазвучала мелодия любимого вальса "Весенние голоса". Звук сердца становился всё тише и тише, а дыхание - медленнее и медленнее. Вдох-выдох. Вдох-выдох.
- Ну, бабуля, я включил твой любимый вальс! Ты готова танцевать?! - Миша заглянул в комнату и застыл на пороге, поняв, что произошло.
Вместе со звуками вальса в комнату влетел сквозняк. Порыв ветра подхватил занавеску и она, взмахнув белым кружевом, опустила прощальную тень на покойное лицо Ольги Сергеевны и выпорхнула в окно.
Ольгу Сергеевну похоронили спустя три дня. На простом деревянном кресте значились даты ее жизни: 29.05.1896г. - 29.05.2001г., а под датами в траурной рамочке висела фотокопия старинного портрета прелестной девушки, у которой впереди еще очень, очень долгая жизнь.
В наследство от прапрабабушки Сонечке досталось старинное зеркальце в черепаховой оправе. Сонечка ловила в него солнце и, радостно смеясь, запускала по стене солнечные зайчики. В чистом небе ярко светило солнце. Запах сирени сливался с жасминовым ароматом распустившегося чубушника и от этого воздухе пахло счастьем.