Аннотация: Дракула на Бейкер-стрит. Нечто вроде иронического фанфика по Конан-Дойлу и Брэму Стокеру. Впервые опубликован в сентябре 2007 года в сетевом журнале "Топос".
Ошибка Холмса, или дело трансильванского графа
Не без душевного волнения я приступаю к описанию единственного неудачного расследования моего дорогого друга. Один лишь раз, к своему величайшему сожалению, Шерлок не смог помочь доверившемуся ему человеку, и воспоминания об этом поражении неизменно наполняли его душу горечью. Я не стал бы воскрешать обстоятельства этого дела, если бы за меня это уже не сделали другие лица, ухитрившиеся в своем сочинении исказить не только имевшие место события, но и сами законы природы. Ради памяти моего друга и еще одного лица я чувствую своим долгом рассказать всю правду о деле трансильванского графа.
Дождливый осенний вечер не предвещал ничего интересного. Холмс задумчиво играл на скрипке ноктюрн Шопена, я курил и вспоминал собаку Баскервилей. Внезапно наш досуг был прерван появлением квартирной хозяйки, известившей, что нас желает видеть "один иностранный джентльмен".
В вошедшем господине, однако, не так легко было опознать иностранца: одежда его отличалась строгой элегантностью, а манеры сдержанностью. В его черных волосах лишь кое-где блестела седина, руки были лишены старческих пятен, стан строен, но бледность изможденного лица и потухшие глаза делали его стариком. Бледность, несомненно, носила болезненный характер, и о том же свидетельствовали проявления общей слабости: едва переступив порог, гость вытащил из кармана вышитый платочек и принялся вытирать высокий лоб, на котором от подъема на второй этаж проступил пот.
- Он, должно быть, нездоров, - шепнул я Холмсу, пока гость приходил в себя. - Держу пари, что анализ крови показал бы анемию, а то и что-нибудь похуже. Холмс кивнул в знак согласия и вежливо ответил на поклон гостя:
- Добрый вечер, сэр. Присаживайтесь у камина - сегодня чертовски промозглый день - и расскажите нам, что привело вас к нам из Трансильвании.
Незнакомец замер, не дойдя до камина.
- О, мистер Холмс, я много слышал о вас, но теперь вижу, что слухи не преувеличивают ваши способности! - воскликнул он. В его английской речи четко слышался иностранный акцент, но в целом он говорил весьма прилично. - Как вы догадались, что я из Трансильвании?
- Мне подсказал это ваш носовой платок, сэр. Подобная вышивка - красные и синие розочки - характерна для Браиловского уезда. Итак, что же привело вас в наш туманный Лондон из благословенного края, где зреют персики и груши?
Незнакомец наконец-то уселся в кресло и начал свой рассказ.
- Я Влад Цепеш, граф Дракула. Если вы хоть немного знакомы с европейской аристократией, вам должно быть знакомо это имя.
- В средние века наш род возвысился до почти королевского достоинства, но и сегодня Дракулы весьма почитаемы в Трансильвании, хотя от прежних несметных сокровищ мне остался один фамильный замок, и тот высоко в горах, вдали от современных коммуникаций. Я последний из славного рода Дракул. Молодость и зрелые годы я посвятил военной службе; выйдя в отставку, женился на наследнице столь же древнего,сколь и обедневшего рода. Зиму мы проводили с женой в Вене, лето в моем замке; жили мы недурно и в большом согласии, но Бог не благословил наш брак детьми. Три года назад моя жена умерла от эмфиземы легких, и с тех пор начались мои беды.
- Судя по вашему виду, граф, вы тоже не слишком здоровы, - заметил Холмс.
- Да, я болен, и тяжело. Смерть жены потрясла меня. Я утратил покой, сон и аппетит, и похудел за полгода на 20 кг. Дошло до того, что перестал узнавать себя в зеркале. Вначале я думал, что угасаю от тоски по любимой жене, но случайно заехавший ко мне в замок уездный лекарь убедил меня, что мое состояние ненормально, что тоска так не проявляется и что мне необходимо пройти полное медицинское обследование. Я поехал в Бухарест и долго ходил по врачам, пока наконец они не установили диагноз: малокровие в сочетании с язвой желудка. Но, назвав болезни, наши медики не сумели их излечить; состояние мое ухудшалось, я стал подумывать о лечении за границей.
Беда не приходит одна: проблемы со здоровьем совпали с серьезными финансовыми затруднениями. Я вынужден был прогнать своего управляющего, который, пользуясь моими длительными отлучками в Бухарест, расстроил мое хозяйство и запутал дела до крайности. Я военный, и в финансах ничего не смыслю. Мне необходим был юрист, знающий толк и в бухгалтерии, и - не знаю, поймете ли вы меня, джентльмены - желательно не местный. Родовая гордость сильна во мне, и мне не хотелось, чтобы в округе досужие языки принялись обсуждать содержимое моих сейфов.
Один знакомый посоветовал мне вашего соотечественника, некоего мистера Джонатана Харкера. Я пригласил этого молодого джентльмена к себе в замок. Первое впечатление он произвел самое благоприятное: воспитанный, чрезвычайно учтивый, он с таким вниманием выслушивал мои рассказы о нашем роде (чего греха таить, мы, старики, любим поболтать во время бессонницы!), что я заколебался: не включить ли его в завещание? Харкер прожил у меня месяц, исправно выполняя обязанности; я доверил ему ключи от всех сейфов. Это был не человек, а ходячая иллюстрация к учебнику хороших манер. Но, как гласит пословица, в тихом омуте черти водятся.
Среди немногочисленных фамильных реликвий особое место занимает рукописное Евангелие, переписанное еще при господаре Иоане Водэ. Таких книг осталось в мире всего две: одна в библиотеке конгресса США, вторая у меня в сейфе N3. Ее стоимость трудно оценить даже приблизительно: в позапрошлом году рукописное Евангелие в гораздо худшем состоянии и переписанное столетием позже было продано на аукционе "Сотби" за 80 тысяч фунтов.
- Ого, - заметил я.
- Но цена не имела для меня значения: я дорожил книгой как святыней.И представьте себе мой шок, джентльмены, когда я обнаружил, что Евангелия в сейфе больше нет! Я не знал, что и думать, если бы не моя посудомойка: из окна кухни она видела, как мистер Харкер намедни выходил из замка с большим прямоугольным свертком в руках.Первоначально само подозрение показалось мне чудовищным, но чем дальше, тем сильнее сомнения овладевали мной. Я решил проследить за милым молодым человеком. Около полуночи мы распрощались, пожелав друг другу спокойной ночи, и разошлись по комнатам. Но вместо того, чтобы лечь в постель, я прошел по старой галерее к комнате Харкера и замер во мраке в двух метрах от его двери. Он не спал: из-под двери пробивалась полоска света. Томительное ожидание продлилось около часа, и я уже собирался махнуть рукой и вернуться в спальню, как вдруг дверь отворилась и на пороге показался Харкер со свечой в руке. Неверный ли свет свечи был тому причиной, или мое растущее предубеждение, но, джентльмены, мне показалось, что передо мной совсем другой человек! Черты были те же, но выражение изменилось необычайно: место предупредительности и вежливости заняли хищность и алчность. Он словно снял маску, и мне стало не по себе.
Медленным, крадущимся шагом он направился к моему кабинету, и я, стараясь ступать беззвучно, последовал за ним. Я не запирал кабинет, полностью доверяя своим слугам. Оказавшись в кабинете,Харкер бросился к сейфу N1, и я понял, за чем он пришел на этот раз: в этом сейфе хранился старинный золотой пояс. И тут я утратил самообладание и набросился на него сзади со словами: "Ах ты ворюга!"
Завязалась драка. Харкер думал, что легко одолеет меня, но мы, Дракулы, народ крепкий, и, несмотря на старость и болезни, победа осталась за мной. Удар медными шандалами по голове лишил Харкера возможности сопротивляться: я скрутил его и связал кушаком.
- Или ты немедленно во всем сознаешься, или я выброшу тебя из окна! - пригрозил я, зная, что воры обычно трусливы. Харкер не оказался исключением: поверив в мою угрозу, он раскололся и признался, что украл Евангелие и продал его... цыганам за сто золотых.
- Каков мерзавец, Ватсон, - заметил Холмс, слушавший очень внимательно. - Книгу, стоящую как минимум сто тысяч фунтов, продать за сто золотых!
- Когда я спросил, что толкнуло его на столь гнусный поступок - ведь я хорошо платил ему! - продолжал Дракула, - Харкер принялся нести слезливую чепуху о своей невесте Мине, лучшей девушке в мире, на которой он не может жениться, пока не накопит денег на свадебное путешествие, как это принято у англичан. Он предлагал даже полюбоваться на ее портрет, но этот вспотевший от испуга вор с бегающими крысиными глазками внезапно стал мне настолько противен, что я развязал его и велел немедленно убираться вон из замка.
"Куда же я пойду ночью, - заканючил он, - кругом волки, мне страшно! Позвольте мне остаться хоть до утра!" "Ни единой минуты ты не проведешь больше под одним кровом со мной", - отрезал я, взял его чемодан и вышвырнул за ворота. За чемоданом последовал мистер Харкер. Я запер ворота и вздохнул с облегчением.
- Поддавшись эмоциям, вы совершили ошибку, граф, - заметил Холмс своим обычным бесстрастным тоном. - Надо было не вышвыривать Харкера, а дождаться утра и вызвать полицию.
- Разумеется, но вы забыли о родовой гордости. Сознаться полицейскому комиссару, что меня облапошил какой-то заезжий жулик! Впрочем, остыв, я счел необходимым написать руководству юридической конторы, в которой работал Харкер, о проделках их сотрудника. И что же? Через две недели получаю ответ, что мистер Харкер уже год как уволен из конторы за подделку векселя!
- Вполне ожидаемо, - закурил Холмс.
- Узнав об этом, я думал все же сообщить властям о пребывании сомнительного иностранца на территории уезда, но новое ухудшение здоровья заставило меня позабыть об этом проходимце. Два месяца я провалялся с обострением язвенной болезни, а когда чуть полегчало, поехал в Вену к одному известному гастроэнтерологу. Он-то и направил меня к своему лондонскому коллеге, разработавшему альтернативный курс лечения. Морем я отправился в Англию - и сильно пожалел об этом, потому что наш корабль буквально преследовали бури и штормы. Когда я ступил на твердую землю, то почувствовал себя счастливейшим из людей, несмотря на страшную разбитость.
Лондонский доктор оказался настоящим кудесником: первый же курс лечения вызвал значительное улучшение. Чтобы закрепить эффект, он посоветовал мне провести месяц-полтора на одном из морских курортов, а осенью вернуться к нему в клинику с тем, чтобы предупредить осеннее обострение. Я последовал его совету и снял дом в приморском городе Уайтби, в порт которого причалило наше судно.
Дом справа от моей виллы пустовал, зато из особняка слева постоянно доносились смех и музыка. Там жила немолодая, но очень симпатичная вдова миссис Вестенр с очаровательной дочерью Люси. Невольно я стал свидетелем их жизни: я много времени проводил в саду, на свежем воздухе, лежа в гамаке и заучивая неправильные глаголы. Мой сад и сад миссис Вестенр разделяла ажурная решетка, и я хорошо слышал все, что там говорят. Надеюсь, джентльмены, вы не заподозрите меня в умышленном подслушивании: это было случайное совпадение обстоятельств, но вместе с тем, каюсь, мне хотелось узнать как можно больше о моих соседках, ибо одна из них запала мне в душу.
- Держу пари, граф, вас пленила очаровательная кокетка Люси! - воскликнул я, убежденный, что попаду в яблочко.
- О, что вы, мистер Ватсон, - отмахнулся граф. - В Люси я мог видеть разве что дочь, которую мне так и не послало небо. Но ее матушка с каждым днем казалась мне все привлекательнее. Я не мог заговорить с ней, так как не был ей представлен; я любовался ею на расстоянии и мечтал, как юнец. Впрочем, в моих мечтах не было ничего несбыточного: мое происхождение и состояние давало мне право претендовать на руку миссис Вестенр, а обычная отговорка вдов, которые отказываются думать о себе, пока не пристроят дочерей, должна была вскоре отпасть. У красавицы Люси было три поклонника, и кокетка обещала в самом скором времени сделать выбор.
Один из них был американец Квинси Моррис, нагловатый, расчетливый, но очень крепкий физически; натура пустая и примитивная. Второй - английский аристократ Артур Холмвуд - приятно поражал красивой внешностью и изысканностью манер, но, увы, был глуп, как пробка. Однако, несмотря на все недостатки, эти два претендента на руку мисс Люси нравились мне куда больше, чем третий, психиатр местной больницы доктор Сьюард. Есть теория, что изучение психиатрии притягивает лиц, у которых не все в порядке с головой; и в данном случае теория казалась убедительной. Из случайно услышанного разговора я понял, что он считает себя великим медиком, чуть ли не наместником Бога на земле, и готов на любые эксперименты ради достижения того, что он считает истиной. Глаза у этого субъекта были очень светлые, oчень холодные, и в то же время искрящиеся каким-то ледяным блеском - словом, безумные. Позже я заметил, что он нюхает кокаин.
Вскоре к слаженному хору из-за ограды добавился новый голос: к Люси приехала погостить ее подруга Мина Мюррей. Внешность этой девицы была самая заурядная: скромное платьице учительницы, гладкая прическа, скромно потупленные глазки; но в ее мордочке чувствовалось что-то лисье и неприятное. Я сразу подумал, что это скромница из породы лицемерок, и в приличном доме ей не место. Мое первое впечатление вскоре подтвердилось. Сперва я услышал, как Мина буквально выпрашивала у подруги золотое колечко, а потом просила одолжить без ведома матери пятьсот фунтов: у нее якобы заболел жених. Кольцо Люси подарила, а деньги одалживать отказалась. Через пару дней лучшая подруга усиленно кокетничала с психиатром, пока Люси и ее мать наносили визиты. Да, джентльмены, нет ничего хуже так называемой женской дружбы.
Так прошел месяц, и я должен был, по уговору с лечащим врачом, вернуться в клинику. Вечер накануне отъезда навсегда запомнится мне. С моря поднялся туман, окутал улицу, гася звуки и огни. Несмотря на хорошее самочувствие, душа моя была неспокойна. Влекомый смутными переживаниями, я спустился в сад, и, к своему удивлению, заметил по ту сторону ограды белую фигуру. Это была миссис Вестенр. Она окликнула меня. "Прошу прощения, сосед, но нет ли у вас корвалола? Я отпустила служанок на свадьбу, некого послать в аптеку, а сердце болит". Нужно ли говорить, как я был рад оказать услугу? С проворством молодого я бросился в дом и принес на подносе все необходимое: пузырек, стакан и графин с водой. Миссис Вестенр залпом выпила лекарство, и ей видимо стало легче. Мы разговорились - увы, первый и последний раз в жизни.
Миссис с грациозной простотой поделилась со мной материнскими заботами. Ее дочь Люси, прекрасная, как оранжерейный цветок, была столь же не приспособлена к жизни и доверчива. Миссис Вестенр справедливо полагала, что ей нужен был умный, сильный и в то же время добрый человек в качестве мужа; ни один же из кандидатов не обладал всеми качествами одновременно. "Впрочем, Люси уже выбрала лорда Артура, и хотя он не отличается особым умом, он не сможет обидеть мою дочь, я в этом уверена. Меня сейчас больше волнует дружба Люси с Миной. Не лежит у меня душа к этой девушке! Как только она приехала, между нами пошли ссоры и раздоры, а ведь мне нельзя волноваться, у меня больное сердце, и Люси это знает. Врачи говорят, что я могу прожить и восемьдесят лет при условии полного спокойствия; но в противном случае они ни за что не ручаются. А Мина словно умышленно делает все, чтобы я волновалась! Вот сегодня она потащила Люси гулять на старое кладбище. Во-первых, что это за место для прогулок, скажите мне, а во-вторых, вот уже половина десятого, а их все нет!"
В эту минуту мне мучительно захотелось поделиться с миссис Вестенр своими наблюдениями - но я сдержался. Кто я был, джентльмены, чтобы вмешиваться в чужую жизнь и чужие отношения? Случайный сосед, иностранец, приехавший на лечение? Какое имел право я, бездетный вдовец, давать советы по воспитанию взрослой дочери?
В общем, я ограничился тем, что успокоил общими словами мою милую соседку. Вскоре у калитки послышались молодые звонкие голоса - девушки вернулись - и мы попрощались. Утренним поездом я выехал в Лондон, где пробыл три недели. Лечение шло по плану, но сырой лондонский климат действовал на меня угнетающе, и по совету доктора я опять на недельку махнул к морю - подбадриваемый, разумеется, и надеждой снова увидеть милую миссис Вестенр.
Увы, вернувшись, я застал в их доме серьезные перемены к худшему. Садовник, вызванный мной, чтобы подстричь деревья, в первый же день сообщил потрясшую меня новость: "А молодая мисс-то помирает!"
Когда я уезжал, мисс Люси была абсолютно здорова; теперь же опытнейшие врачи разводили руками, не умея ни определить ее недуг, ни облегчить ее состояние. Но, как мне не жаль было юную красавицу, еще больше меня беспокоила миссис Вестенр. Что должна была чувствовать несчастная женщина, как должно было болеть ее больное сердце, если мое сердце разрывалось. Но - проклятые светские приличия! - я не бросился в пораженный горем дом, не предложил миссис Вестенр свои услуги - а ведь я мог пригласить любого врача, даже светило! Как ничтожный трус, я по-прежнему торчал в саду, жадно улавливая доносящиеся слева звуки! Жалкий раб условностей!
- Не стоит так ругать себя, граф, - сказал Холмс. - Вы не могли предвидеть грядущей трагедии.
- А откуда вы знаете, что произошла трагедия? - удивился Дракула.
- Вы стали еще бледнее, а с вашим цветом лица это непросто.
- Да, сэр, и ваша проницательность делает вам честь. Я не могу без содрогания вспоминать о последующих событиях. Через два или три дня после приезда я услышал новый разговор. Психиатр успокаивал миссис Вестенр, говоря, что вызвал телеграммой некоего Ван Хельсинка, который непременно спасет Люси. В тот момент я готов был поверить, что он искренне желает помочь; но личность спасителя, появившегося на следующий день, заставила в этом усомниться. Это был рослый субъект неопределенного возраста, с совершенно голым черепом и огромными жилистыми руками, больше походивший на каторжника, чем на профессора. Мои сомнения переросли в уверенность, когда я услышал объяснение болезни мисс Люси, которое этот профессор предлагал лорду Артуру. По словам Ван Хельсинка, на мисс Люси напал вампир, живущий неподалеку, и ее может спасти только переливание крови.
Несмотря на неподдельное волнение, слышавшееся в голосе графа, я не выдержал и расхохотался.
-- Не забывайте, Ватсон, что аристократ глуп как пробка. Итак, профессор оказался мошенником. Что же предприняли вы, поняв это?
- Я хотел переговорить с миссис Вестенр, но не успел. На следующий день она умерла от обширного инфаркта, оставив все свое состояние дочери. Я был раздавлен, убит, уничтожен; но к моей скорби добавилась ярость, когда я увидел в числе лиц, выносивших гроб миссис Вестенр, Харкера!
- Не может быть! - вскричал я.
- Да, это был он, джентльмены! Он осветлил волосы, придав им цвет благородной седины, и стал носить очки, но я узнал его! Этот мошенник все это время прятался где-то поблизости.
- Ну да, "невеста Мина", - заметил Холмс. - В волнении он случайно назвал вам подлинное имя своей сообщницы.
- Когда я понял это, сердце мое затрепетало от одной мысли за мисс Люси. Хотя бы в память о матери я должен был спасти дочь - но в ту же ночь у меня открылось желудочное кровотечение. Ремиссия оказалась обманчивой.
- Сильные стрессы противопоказаны при язвенной болезни, - вставил я.
- В полуобморочном состоянии меня доставили в Лондон, в клинику доктора Б., где я пробыл неделю и лишь позавчера выписался, - продолжил свой рассказ граф. - А вчера я увидел в "Таймс" некролог бедной Люси.
- Да, - подытожил Холмс, - мрачная история. Итак, вы утверждаете, что подруга Мина, ее "жених" Харкер в сообществе с психиатром и "профессором" Ван Хельсинком свели в могилу миссис Вестенр и ее дочь?
- Я убежден в этом!
- Внутреннее убеждение не доказательство.
- Хорошо. А если я сообщу вам, что перед смертью бедная мисс Люси написала завещание, в котором 2/3 своего состояния оставила подруге Мине, а 1/3 жертвовала на психиатрическую больницу? Я знаю это от своего поверенного в делах.
- А в какой сумме выражалось состояние мисс Люси?
- Полмиллиона.
- Хм, - затянулся Холмс, - за такой куш Харкеру и К стоило начинать игру. Вы правы, граф: здесь дело весьма и весьма нечисто.
- Вы беретесь за дело? - радостно вскричал Дракула.
- Берусь, но с одним условием: вы должны позаботиться о своей безопасности.
- Помилуйте, я-то не больная женщина и не наивная девушка.
- Вы больной мужчина, к тому же иностранец, один в чужой стране, где вас никто не знает. Вы должны проявлять максимальную осторожность. Судя по вашему рассказу, эти люди способны на все.
Граф пообещал нанять охранника, раскланялся и ушел обнадеженный.
- Вы верите всему, что он здесь наговорил? - спросил я, когда входные двери захлопнулись за ним.
- Граф эмоционален и экспансивен, как все трансильванцы, но, похоже, говорит правду. Дело в том, что мне знакомо имя Ван Хельсинка. Миссис Хадсон, принесите-ка подшивку "Таймс" за 1888 год. Спасибо.
В подшивке старых газет Холмс без труда отыскал нужную статью.
- Читайте.
- "Дело фанатика-изувера потрясло Гаагу". "Мачеха и опекунша единственного наследника богатого рода...встревоженная "странным поведением" своего пасынка, обратилась к некоему Ван Хельсинку, называвшему себя профессором... Последний провел над ребенком обряд экзорцизма, в результате которого мальчик умер.... Мачеха арестована, фанатик-изувер в розыске". Да, - сказал я, - теперь многое проясняется.
- Фанатик-изувер не в розыске, а в Лондоне. И он действительно фанатик, если даже не позаботился о том, чтобы сменить имя. Фанатик, используемый мошенником Хартрайтом и психиатром, он в силу особенностей психики является самым уязвимым звеном в их шайке - к нему легче всего подобраться.
Через неделю адрес, по которому проживал Ван Хельсинк, стал нам известен, и дождливым туманным вечером я отправился на мрачную улочку на задворках большого города. Судя по внешнему виду дома, в котором обитал маньяк, он совершал преступления не ради денег. Когда я увидел вблизи физиономию профессора, то невольно обрадовался тому, что захватил с собой по настоянию Холмса браунинг.
- Вы пришли ко мне за помощью? - прохрипел Ван Хельсинк, избавив меня от необходимости придумывать предлог для начала беседы.
- Да!
- Ко мне иначе и не приходят. Эти дураки, врачи и полицейские, все исповедуют материализм, не понимая, что зло пришло к нам из другого мира! И бороться с ним можно только духовным оружием: крестом, чесноком и колом. Ну, что там у вас?
- У моей жены есть богатая тетка, - начал я. - Недавно она переселилась к нам в дом, и с того момента моя жена начала чахнуть.
- Днем она все бледнее и слабее, а по ночам, во сне, румяна и свежа, как роза? - перебил он меня.
- Да! Как вы догадались?
- Элементарно! Тетка - вампир! Пьет кровь вашей жены! Она ведь не ест с вами за одним столом?
- Говорит, что на диете!
- Ха! Они все так говорят. Недавно мы обнаружили такого зверя, ужас что творил. Но теперь он на крючке, не вырвется. И ваша тетка не вырвется! Значит, так. Вот вам порошок. Его надо добавить или в чай, или, если она даже чая не пьет, в эликсир для полоскания зубов. Зубы у тетки небось хорошие?
- Белые и острые, как у волка, - заверил я.
- Отлично. Пополоскав клыки, тетка впадет в длительный сон. Как только это случится, посылайте за мной. Я избавлю ваш дом от нечисти! Мое оружие - он кивнул на стоявший в углу кол - всегда со мной. Ах да, чтобы уберечь жену, наденьте ей на шею ожерелье из чеснока. Тетка не посмеет к ней приблизиться.
- Спасибо! Сколько я вам должен?
- Не смейте оскорблять меня, молодой человек! Все, что я делаю, я делаю не ради денег! Моя священная миссия - спасение человечества от вампиров!
Это был самый законченный маньяк, которого только можно было представить.
- Вы необыкновенный человек, профессор, - совершенно искренне сказал я. - Должно быть, вы не знаете поражений.
- Увы, мой юный друг! Увы. Совсем недавно я не сумел спасти молодую девушку, загубленную тем матерым зверем, о котором я упоминал. Он выпил ее кровь до последней капли!
- И?...
- И она превратилась в не-мертвое. Пришлось открывать гроб и отрезать ей голову.
Я содрогнулся.
- А с этим матерым зверем... вы поступите также?
- Другого способа не существует. Но я что-то заболтался с вами, - спохватился "профессор". Мне тоже хотелось как можно быстрее закончить разговор. Я вежливо простился с Ван Хельсинком и вышел, изо всех сил стараясь не ускорять шаг.
Только в кабинете Холмса я окончательно пришел в себя. К моему легкому удивлению, там сидел инспектор Лестрейд, суетливый и самодовольный, как всегда.
- Вы знаете, Холмс, как я ценю ваши аналитические способности, - трещал он, - но я представитель закона и не имею права опираться на гипотезы. Ваша версия о существовании банды мошенников и убийц, возглавляемой бывшим юристом Харкером, весьма занимательна, но где доказательства?
- Судя по вашему лицу, Ватсон, вы их принесли нам. Что сказал вам "профессор"?
Я показал порошок и подробно передал содержание нашей беседы.
- Хм, так и я думал. Смотрите, Лестрейд, ведь это на удивление просто. Харкер уже несколько лет одержим жаждой обогащения, толкнувшей его на преступный путь. Первые его преступления - подделка векселя, кража старинного Евангелия у графа - не принесли желаемого результата, потому что преступник был а) неопытен; б) нетерпелив; в) действовал без сообщников. Он учитывает предыдущие ошибки и к очередному преступлению готовится основательно, не спеша. Выбрав жертв - по наводке его сообщницы Мины - он внимательно присматривается к ее окружению, надеясь отыскать там послушные орудия своих черных замыслов. И он их находит! Это прежде всего психиатр Сьюард, одержимый манией величия и убежденный, что только недостаток средств мешает ему завершить его блестящие эксперименты и превратиться в новое светило медицины. К тому же он озлоблен на Люси за ее отказ - хотя и не прочь развлечься с опытной скромницей Миной. Неизвестно, на каком этапе он понял суть преступного замысла Харкера, но завещание Люси говорит о том, что он полностью согласился с его страшным планом.
- Треть состояния - плата за молчание? - воскликнул я.
- Именно. Вторым орудием стал лорд Артур Холмвуд.
- Только не уверяйте меня, что английский аристократ организовал убийство своей невесты! - вскинулся Лестрейд.
- Я этого и не говорю. Артур искренне любил Люси - и потому стал орудием ее гибели. Он поддержал идею Сьюарда - в свою очередь, подсказанную Харкером - пригласить для "лечения" Люси Ван Хельсинка, и в силу своей непроходимой глупости поверил мистическому бреду последнего. С приездом Хельсинка преступная операция вошла в завершающую стадию. Миссис Вестенр уже скончалась, доведенная до инфаркта умницей Миной; осталось уговорить Люси, мягкую и податливую, написать завещание на имя лучшей подруги и отвергнутого жениха и дать ей лошадиную дозу снотворного, вызывающую летаргический сон.
Доктор Сьюард составляет ложное заключение о смерти. Спящую Люси переносят в фамильный склеп, выжидают неделю, после чего зовут статистов - Холмвуда и Морриса - полюбоваться на жуткое зрелище - спящего вампира. Люси лежит в гробу как живая! Что абсолютно неудивительно, если учесть, что она и впрямь живая. Но наши дурачки содрогаются, увидев "не-мертвое", и Ван Хельсинк ставит последнюю точку, отрезая у спящей Люси голову.
Инспектор Лестрейд, я настаиваю на эксгумации трупа мисс Вестенр - любой патологоанатом без труда определит, была отрезана голова у трупа или у живого человека, а также на немедленном аресте Харкера, Сьюарда и Ван Хельсинка - особенно последнего. Этого изувера нельзя оставлять на свободе. Жизнь графа, волею судьбы ставшего единственным свидетелем преступлений банды Харкера, в опасности.
- Ордер на арест невозможно выдать до эксгумации, - заявил Лестрейд.- Но как только судебно-медицинская подтвердит, что голова мисс Вестенр была отрезана еще при жизни... о, тогда я буду беспощаден!
- Только бы не было слишком поздно, - заметил Холмс, закуривая трубку.
Словно в подтверждение его слов, утро началось с неожиданного визита графа. Еще более осунувшийся, он буквально ворвался в гостиную, когда мы пили утренний кофе, и завопил с порога:
- К черту! Я уезжаю из вашей страны! Сегодня ночью я чудом остался в живых: Харкер и его банда ворвались в мой загородный дом и перевернули там все вверх дном в поисках меня.
- Успокойтесь, граф, и выпейте с нами кофе. Полиция в курсе.
- Если б вы видели их, мистер Холмс! Впереди - полоумный Ван Хельсинк с колом в одной руке и крестом в другой, за ним - одурманенный кокаином психиатр, а эта гнида, Харкер, в аръегарде, чтобы первому удрать, если понадобиться. Меня спасло лишь то, что я не мог спать и вышел подышать воздухом на задний двор...
Тут вошла миссис Хадсон и торжественно сообщила:
- Только что посыльный принес вам телеграмму, мистер Холмс.
- От Лестрейда?
- Да, она подписана именно так.
- Читайте, миссис!
- "Вы оказались правы зпт голова живой зпт ордера выданы тчк. Лестрейд". Ничего не понимаю!
- А вам все понятно, Ватсон? Тогда успокойте графа.
Надо отдать должное Лестрейду: Ван Хельсинк, Сьюард, Харкер и Мина были задержаны на следующий день. Я уже предвкушал удовольствие увидеть этих мерзавцев на скамье подсудимых, но, к моему огорчению, суд так и не состоялся. Ван Хельсинк был признан невменяемым авторитетной комиссией из десяти психиатров и отправлен на принудительное лечение в Голландию. Сьюард повесился в камере, не выдержав то ли угрызений совести, то ли кокаиновой ломки. Так или иначе, эти двое получили по заслугам. Иначе обернулось дело с Харкером и Миной. Через неделю после задержания, так и не дав признательных показаний, они были выпущены под солидный залог - и исчезли.
Шерлок, узнав об этом, лишь улыбнулся своей загадочной улыбкой, но я не удержался и подколол инспектора:
- Что ж вы так опростоволосились, мистер Лестрейд? Как можно было отпускать таких матерых преступников на свободу?
Лестрейд долго крепился, а потом не выдержал моих нападок и сказал правду:
- Мистер Ватсон, я, бесспорно, важное лицо в Скотланд-Ярде, но я пока его не возглавляю. Начальство приказало выпустить их под залог, и мне ничего не оставалось, как повиноваться. Видите ли,- понизил он голос до шепота, - к моему шефу обратились джентльмены из "Интеллидженс сервис". Этот негодяй Харкер, оказывается, в свою бытность в Трансильвании оказал им важные услуги - и теперь интересы страны требуют, чтобы он исчез, а не наговорил черт знает чего на суде. Но я вам ничего не говорил!
- Исчезнуть-то он исчез, - сказал Холмс, узнав о признании Лестрейда, - но натворит еще немало. Вопрос, стоит ли сообщать о его бегстве нашему клиенту, приславшему мне благодарственную телеграмму из Бухареста. Во-первых, ему с его язвой противопоказаны всяческие волнения, а такая новость, чего доброго, вызовет новое кровотечение. Во-вторых, Харкер подлец, но не дурак - он не решится сунутся в Трансильванию, а у графа надолго отпала охота путешествовать. И, в-третьих, мне не хотелось бы создавать у человека из третьего мира превратное представление о нашей демократии.
Последний аргумент произвел на меня наибольшее впечатление, и я согласился с тем, что не стоит тревожить графа по пустякам.
Дальнейшие события показали, что мы жестоко ошиблись.
Через несколько месяцев все газеты вышли с аршинными заголовками:"Загадочное убийство в Трансильвании! Последний потомок знатного рода зарезан в собственном замке!" Я скупил у уличных торговцев десяток номеров и поспешил к своему дорогому другу. Холмс, как обычно, играл на скрипке. На столе лежала кипа свежих газет.
- Вы уже знаете, Холмс...
- Да, я уже знаю, Ватсон. Мы совершили ошибку, мой друг, мы совершили непростительную ошибку! Харкер оказался не только изобретательным, но и мстительным мерзавцем. Он не простил графу своего разоблачения.
Среди множества достоинств Холмса меня неизменно приводило в восторг его мужество, включающее в себя и умение признавать ошибки.
- Лестрейд, не ставя в известность начальство, передаст розыскную информацию на Харкера и Мину румынской полиции. Это все, что мы можем сделать в данной ситуации - и учесть случившееся на будущее. Рано или поздно Харкер попадется и получит по заслугам.
Тогда я еще не знал, насколько бедным окажется нас злосчастный клиент, и какие злоключения его ждут после смерти.
Через несколько лет Харкер попался в Константинополе на ограблении ювелирной лавки и под именем австро-венгерского подданного Гершельзона был подвергнут наказанию согласно законам шариата: ему отрубили по локоть обе руки. В таком виде он вернулся в Европу, где, за физической невозможностью продолжать прежний преступный промысел, нашел новое занятие. Харкер повадился продавать газетчикам сенсационные рассказы о своей борьбе с вампирами, наиболее крупной сделкой такого рода оказалась продажа фальшивого "Дневника", повествующего о пребывании в замке Дракулы, одному известному романисту за 250 фунтов. С чудовищным цинизмом факты были поставлены с ног на голову, и, что поразило меня больше всего, несчастная жертва на полном серьезе была объявлена вампиром и убийцей несчастной мисс Люси Вестенр. Таковым несчастный граф Дракула и поныне остается в глазах читающей публики.
- Но ведь это ужасно, Холмс! - воскликнул я, прочитав роман мистера Стокера. - Мы должны что-то сделать!
- Да, - закурил Шерлок, - нехорошо вышло. Что ж, напишите об этом, Ватсон! Когда-нибудь. Кто знает, возможно, ваше свидетельство сумеет опровергнуть байки желтых журналистов и сочинителей сенсационных романов!
- А может, и нет, - добавил он после недолгого молчания, и его глаза как бы заглянули куда-то вдаль, точно пытались проникнуть взглядом через густую завесу будущего.