Аннотация: Рассказ впервые был опубликован в Интернет-журнале "Заповедник" (#61, 2005 г.)
СТУДЕНТ И ФИАЛКА
Ожидая ранних пассажиров, два уже немолодых таксиста курили возле своих "рено", подняв воротники курток и поеживаясь от утренней сырости.
- Никак не могу привыкнуть к парижскому климату, - заметил таксист постарше. - Зимы нормальной нет, летом духота, только весна и хороша...
- И та хороша в Булонском лесу, - подхватил таксист помоложе. - Глеб Егорыч, давно спросить хочу, откуда вы родом?
- Родился в Петербурге, но покинул град Петра в трехлетнем возрасте, и с тех пор носило меня по всей России-матушке. Ну, - поправился Глеб Егорыч, - скажем так, не просто носило, а с пользой для Отечества. Колесил по казенной надобности-с, служил там, где велели.
- Должно быть, повидали немало. Больше, чем все мы, грешные, вместе взятые.
- Пожалуй, и так, Павел Петрович.
- А сами никогда ничего не рассказываете.
- Да что рассказывать? Жизнь, при внешнем многообразии, состоит из набора определенных повторяющихся сюжетов. Меняются лица, имена, места действия - а сюжеты те же. Кстати, сие хорошо известно господам литераторам, без зазрения совести использующим одни и те же истории, но каждый на свой лад.
- Позвольте усомниться..., - начал было Павел Петрович, но ему не дали договорить:
- Ну как же, взять хоть такой сюжет: нервная, впечатлительная, пылкая женщина изменила мужу и покончила с собой. Сюжет один, а произведения три, и каждое по-своему замечательно: "Анна Каренина" графа Толстого, "Мадам Бовари" Флобера и пьеса "Гроза" Островского. Не-ет, батенька, вы меня не переубедите: оригинальные происшествия весьма редки и в жизни, и в литературе. Я, может, за 60 лет только с одним по-настоящему оригинальным случаем и столкнулся.
- Расскажите, Глеб Егорыч!
- Да оно долго.
- Ничего, все равно без дела стоим.
- Что ж, извольте. Случилось это в 1905 году, стало быть, четверть века тому, в губернском городе Н., где ваш покорный слуга возглавлял жандармское управление. Полагаю, историческая справка, что такое был 1905 год в России, не нужна? Там лучше, сразу перейдем к делу. Город Н., надобно вам сказать, был самым патриархальным городом из всех мною виденных и самым спокойным. Представьте себе, там даже тюрьмы нормальной не было. Когда я, вступив в должность - двумя годами ранее - обратился с естественным вопросом к городским властям, мне ответили с прелестной непосредственностью: "У нас народ мирный, богобоязненный; хватает и той тюрьмы, что есть". А знаете ли, что являла собой тюрьма города Н.? Дом разорившегося купца Водохлебова, купленный властями с аукциона и наскоро приспособленный под место заточения. Представьте себе плюгавый одноэтажный домишко, с окнами в аршин от земли, с широченными и ветхими решетками, которые запросто может выломать человек средней физической силы. Позор! Я, конечно, хлопотал и боролся - но тщетно, всех все устраивало. Правда и то, что преступность в городе Н. оставляла желать лучшего - шучу, шучу, конечно. Но больше 2-3 человек в этой импровизированной тюрьме никогда не сидело - пока не начались беспорядки.
Уж на что тихий, патриархальный был город Н. - и туда проникла революционная зараза. Сперва некий выгнанный из Спб университета тунеядец повадился бунтовать местных студентов, потом и вовсе целая подпольная организация образовалась. Вздумали, мерзавцы, организовать в Н. издание своих поганых брошюрок - дескать, от центра далеко, полиция глупа, никто ничего не заподозрит, а мы отпечатаем заразу и повезем по всей России. Ну, на счет полиции господа революционеры крупно ошиблись: мы накрыли голубчиков в тот момент, когда они связки книг в карету грузили, с тем, чтоб везти их на вокзал. Мои орлы оцепили улицу, а те, стало быть, врассыпную, и вот тут начинается оригинальная история.
Служил у меня некий Макеев - из хорошей семьи, неглуп, но что-то не задалось у юноши и пошел к нам. Недурно, кстати, служил, добросовестно. Он, значит, тоже брал участие в операции, и когда революционеры разбегаться стали, как крысы, бросился за одним из них вдогонку. Тот драпает изо всех сил, а Макеев не отстает. Революционер в какую-то калитку шмыгнул, в чужой двор, а Макеев за ним, и в тот момент, когда беглец связку брошюр за поленницу прятал, взял тепленьким голубчика. Присмотрелся - батюшки, а это его бывший одноклассник, ныне студент. Вы ничего не подумайте, чувство долга взяло в нем верх над сантиментами, Макеев наручники на бывшего одноклассника надел и в управление доставил, но в устном рапорте счел нужным упомянуть данное обстоятельство. Я расспрашивать его начал, что, мол, за личность этот Студент (будем его так далее называть). Макеев отозвался правдиво, стало быть, лестно: умница, прям, честен и все такое. Меня разобрало любопытство, приказал я привести Студента на допрос и в четверть часа убедился в правдивости слов Макеева. Весьма умный был юноша, ничего не скажешь. И образован, и манеры хорошие - словом, весьма досадная потеря для общества. И захотелось мне тогда двух вещей: во-первых, потерю эту обществу вернуть, а во-вторых, добраться до тех, которые управляли у нас в Н. всем революционным движением, ибо поймали мы, увы, одних мелких сошек. Походил я по кабинету, покурил, и возник у меня план, основанный на знании человеческой природы.
Сперва приказал я Макееву отвести Студента в одиночную камеру да посмотреть, что он делать будет. И знание человеческой натуры меня не обмануло: хоть и испуган был Студент, и измучен, но первым делом к окну кинулся - на волю птичке хотелось, вестимо. Потрогал решетку, весьма ветхую, как я уже говорил, и личико улыбкой озарилось - понял, что есть шанс бежать. Я его разочаровывать не стал, более того, велел на следующую ночь пост под окнами одиночки убрать. Там обычно часовой расхаживал, ну, а я распорядился временно отменить.
- Так ведь Студент убежать мог, - с недоумением откликнулся внимательно следивший за рассказом Павел Петрович.
- Именно, голубчик мой, именно! В этом и состоял мой план, осмелюсь заметить, план недурной, и, главное, гуманный! Зачем мучить человека, томить его в темнице, бить, выбивая признания, когда можно поступить в высшей степени человечно и добродетельно? Итак, рассуждал я, Студент бежит. Куда б он не побежал, мы, как тени, последуем за ним. Где б он не спрятался, мы будем знать убежище. И, поскольку рано или поздно он попытается установить связь с уцелевшими товарищами... ну, вы смекаете?
- То вы выследите их штаб-квартиру и накроете всех разом!
- Вот именно! Практика не новая, вы скажете, да, но я внес некоторое усовершенствование. Обычно человека, через которого хотели выйти на подполье, просто отпускали для виду, а это было дурно. Частенько такого вольноотпущенника товарищи начинали подозревать, с ним обрывали связи, и расчеты не осуществлялись. В моем же случае все чисто: человек бежал сам с риском для жизни и примчался в суровые объятья братьев по борьбе, причем даже под пыткой он ничего другого не скажет, ибо искренне верит сам, что бежал без посторонней помощи!
- Но вы не учли другого: а если он не к товарищам помчится, а к границе? Смоется и поминай как звали!
- И такой вариант был предусмотрен, любезнейший Павел Петрович! За границу - пусть бежит. По крайней мере, местное подполье лишится умной головы, а это уже немало. К тому же я был в выигрыше: бегство арестанта давало мне право буквально потребовать у губернатора строительства новой тюрьмы, ссылаясь на вопиющий случай! Дескать, караул, ваше превосходительство, что творится, опасные преступники сбегают - невзирая на все наши усилия - из-за неприспособленного помещения!
Оба собеседника посмеялись.
- И что, удался ваш макиавеллистический план? - спросил Павел Петрович.
- Он был более в духе Макиавелли, нежели вам кажется, ибо в случае ареста всех местных смутьянов Студента неминуемо заподозрили бы в предательстве и так или иначе, революционная деятельность для него закончилась. Но возвращаюсь к нашему барану. Весь день Студентик с тоской смотрел в окно, на зеленые деревья и залитый солнцем двор, а ночью решился, выломал решетку, спрыгнул, как молния пронесся по двору к забору, перемахнул через забор - и тут план начал давать сбой. Представьте себе, мерзавец сломал ногу. Видно, совсем спортом не занимался - не смог нормально перепрыгнуть через невысокий забор. Сломал он ногу, значит, отполз в кусты и потерял сознание. Возникает вопрос: что делать? Так оставить его нельзя, еще околеет к утру - черт его знает, насколько серьезен там перелом! А вдруг открытый? Вернуть обратно в тюрьму и врача вызвать - не проблема, но это конец игры. И тут я принимаю наполеоновское решение: вызвать агента Фиалку!
- Агента Фиалку?
- У нас было два агента женского полу: Жемчужная, тоже студентка - мы ее завербовали после того, как девица попалась на краже штуки кружев в галантерейном магазине "Кацман и Соловейчик"; и Фиалка, уличная девица.
- Понимаю ваш новый план, но, ей-богу, я б на вашем месте студенточку к нему подослал! А то уличная фея... хе-хе...
- Согласен, со студенткой он скорее нашел бы общий язык, да они, скорее всего, и были знакомы; но как вы объясните появление порядочной девицы в три часа ночи в глухом месте? Проститутка - дело другое, здесь все естественно. Короче, Фиалка прибыла, "наткнулась" на Студента, поахала (он как раз очнулся) и забрала к себе. Инструкции у нее были такие: выполнять все поручения Студента, запоминать адреса, лица, клички. Я думал, он первым делом своих товарищей известит, но ошибся. Перелом оказался и впрямь серьезный, у Студента началась лихорадка, и с неделю он был между жизнью и смертью. Я переживал не сильно: организм молодой, выживет, а главное, Фиалке, ухаживая за ним, легче войти в доверие. Все я учел, кроме одного: возраста героев. Ей 20 лет, ему 20 лет - самый опасный возраст, черт побери!
- Неужто между ними возник роман? - захохотал Павел Петрович.
- В том-то и дело, и глупейший! Он, дурачок, захотел ее "спасти", она "впервые полюбила человека, который увидел в ней не тело, а личность" - короче, полный набор литературных штампов. И это бы ничего, да Фиалка, дура, все ему рассказала. Об этом я узнал потом, а пока верил ее донесениям. Тем временем голубки строили планы: естественно, бежать из города туда, где их никто не знает, обвенчаться по фальшивым паспортам и жить-поживать, добра наживать. Фиалка, правда, сомневалась в возможности такого счастливого конца: дескать, кто ж нам позволит сбежать-то? Не уйти нам далеко! И т.д. Но Студент - недаром умная голова - придумал свой план.
Был у него дядюшка, состоятельный холостяк, бывший крупный негоциант, ныне на покое. К племяннику весьма благоволил - ко мне на прием ходил после ареста, так что это знаю точно. У бывшего негоцианта остались связи в самых разных кругах, в том числе и в темных, так что смастерить два паспорта ему было нетрудно. Но паспортов и денег мало, надо, чтоб не было погони, или, хотя бы, чтоб гнались не за двумя, а за одним. А для этого Фиалке должно прикинуться мертвой, ну, чтоб не искали.
- Что-то такое не то читал-с, не то слышал: один революционер так пошел купаться, одежу оставил на берегу, а сам смылся, ну, и решили, что утонул...
- Э, нет, Студент понимал, что со мной такой примитив не пройдет. Он, подлец, знал, что я пока труп не увижу, розыск не прекращу! И решил он труп добыть.
Расчет был сомнительный, но не лишенный оснований. Близилось первое мая, стало быть, демонстрация, стало быть, разгон, стало быть, казаки стрелять начнут и трупы на мостовой останутся. И предположил он, что непременно какую-нибудь девушку убьют; стало быть, останется ее переодеть в платье Фиалки, ее желтый билет в сумочку сунуть да лицо разбить, чтоб по нему не опознали.
- Глупость! А волосы, а фигура?
- Да, я и говорю, расчет был сомнительный, но кто смел, тот и съел! Приходит накануне ко мне на конспиративную квартиру Фиалка и просит: дозвольте в завтрашней демонстрации участвовать. Я, мол, Студента убедила, что прониклась революционным духом, хочу на деле доказать. Как докажу, он меня к своим пошлет, в самый гадюшник. Ну, я, старый дурень, и сплоховал - позволил. Но ведь причин ей не верить не имелось, вот в чем штука! Короче, мерзавцам повезло: убили случайным выстрелом во время демонстрации девушку, студентку, да еще пуля попала прямо в лицо! Покуда замешательство, то да се, Студент и Фиалка труп в ближайшую подворотню оттащили и переодели, и документ в сумочку вложили. И надо же, что и ростом погибшая была с Фиалку, и цвет волос почти тот же. Как им удалось это провернуть - до сих пор ума не приложу, все ж дело не шуточное, но с мостовой подобрали, и в морг отвезли, и опознали тело именно как труп Фиалки!
- Экая сволочь! А ведь у той дурехи убитой тоже, чай, родители имелись, родные. Об этом они не подумали, кощунники!
- Подумали. Студент обещал Фиалке после, из безопасного места, родным убитой девушки написать покаянное письмо, все рассказать и указать место, где она похоронена. Революционеры - люди прагматичные: покойнице уже все равно, а человека с помощью чужой смерти спасти можно, так отчего ж не спасти? Но чего я себе простить не могу - сам ругался, бесился, когда узнал о смерти "Фиалки": чурбаны, кричал, ослы, что ж вы по своей агентуре стреляете! Ценного агента загубили! Решили мы похоронить "Фиалку" за счет управления в приличном месте на городском кладбище, а тем временем нагрянули в ее нору. Но поздно - Студента там уже не было, птичка упорхнула!
В эту роковую ночь, с 1 на 2 мая, голубки уговорились так: Студент идет огородами к дяде (тот жил на отшибе), забирает у него паспорта и деньги, а Фиалка ждет его в небольшом леске возле города. С паспортами и деньгами парочка пешком идет на ближайшую станцию - как раз к пяти утра и дойдут - где садятся на утренний петербургский поезд и поминай как звали. Фиалку, само собой, не ищут, а дядя Студента приходит через дня два и рассказывает, что являлся к нему племянник, бледный как смерть, с криком "Жить не хочу! Ее убили!" и мыслями о самоубийстве через утопление. Пока дядя думал, что делать, племянник смылся, и неутешный родственник просит теперь перерыть баграми всю реку.
- Ловко!
- Не очень ловко: и осел бы понял, что дело шито белыми нитками; но по заявлению придется начать поиски, а когда станет ясно, что утопленника нет, парочка уже будет за границей.
- Дядя пострадает! - усмехнулся Павел Петрович.
- Дядя губернатору в вист пару тысяч проиграет, и мне будет велено от него отцепиться. Кстати, не думайте, что я за домом дяди не велел установить наблюдение - но в ту ночь было не до того! Боялись волнений после разгрома демонстрации, все силы бросили на рабочую слободку. И Студент наш угрем проскользнул в дядюшкин дом, забрал документы и деньги и бегом, уже мог бегать - молодая кость срастается быстро! - в придорожный лесочек. Ночь ясная, лунная, видно хорошо. Он на заветную поляну, зовет свою Фиалку - ау, любимая, мы спасены и свободны! - а она молчит. Он надрывается - а в ответ тишина, и тут он почуял неладное. Пригляделся - что-то темнеет под березкой, подошел - лежит неподвижно его любимая Фиалка, все не верившая, что у их истории будет счастливый конец. И не зря не верила бедная, верно чуяло бабье сердце, потому как лежала она уже остывшая.
- Как? Мертвая?
- Мертвее не бывает.
- Умерла? Или убили ее?
- Вот, и Студент сперва не понял: что случилось? Никаких следов насилия, даже синий платочек на голове не снят, крови нет - а человек мертв! Только утром, когда взошло солнце и он смог осмотреть труп, стала ясна причина смерти, и угадайте, что это было?
- Сердце не выдержало. Разорвалось с перепугу.
- У б.... нервы крепкие, смею вас заверить, да и возраст не тот. Нет, сердце тут не причем. Самое оригинальное во всей этой истории - причина смерти, а умерла она от укуса гадюки!
- Как!
- Окрестности Н. изобилуют этими гадами, и в том леске их было пропасть. Видно, девица невзначай в темноте наступила на гадюку, и та ее укусила в ногу, немного повыше башмака - Фиалка была без чулок.
- Погодите, я сам знал человека, которого укусила гадюка, но он остался жив... Яд ее не вызывает мгновенной смерти!
- Добавьте - он не всегда вообще вызывает смерть, как объясняли мне потом биологи из университета. Но у разных людей разная восприимчивость к ядам. Если б Фиалке сразу оказали помощь, т.е. отсосали яд, скорее всего она бы выжила. Но она была одна, во тьме, дрожащая, испуганная... может, и не поняла сама, что случилось - змея-то уползла... Согласитесь, как все глупо закончилось, а? В последний момент, когда до счастья и воли было рукой подать... Как писали либеральные публицисты: "вот он, кошмар российской действительности!"
- Действительно, неожиданная развязка и история в высшей степени необычная.
- Рад, что вы это признали. Что ж, дабы не смазывать впечатления, закончу скороговоркой: Студент за ночь поседел, вернулся к дяде, написал покаянное письмо родным убитой на демонстрации - тело-то еще лежало в морге, попросил дядю похоронить Фиалку ... и удрал. Родственники убитой пришли ко мне с письмом, и оттуда я узнал многие подробности. Но не все. Все концы с началами сошлись у меня много позже, когда я принял исповедь Студента...
- Стало быть, вы поймали его?
- Нет, голубчик. Встретились мы, когда я уже не был жандармом, а он Студентом - в палате для тяжелораненых феодосийского госпиталя. Там мы встречали новый, 1920 год, и койки наши стояли рядом. Он знал, что умирает, и попросил принять его исповедь: "я расскажу вам то, что никому не рассказывал..." Меня он, конечно, не узнал; но и я его не узнал! Шутка ли - столько лет! Но когда он начал рассказывать, о, тогда я все вспомнил.
- И вы... сказали ему, кто вы?
- Не успел. Он после исповеди впал в беспамятство и умер на рассвете.
Павел Петрович, на лице которого отражалось неподдельное изумление, хотел было еще высказаться относительно необыкновенности случившегося и неисповедимости путей Господних, но к Глебу Егорычу подошел клиент, мсье в котелке и тростью, желавший проехаться в Пасси, и поучительный разговор поневоле прервался.