Аннотация: Удалые бурсачки-пэтэушники травят и травят преподавателя, травили бы и дальше, да прознали про это его сыновья, по части удали тоже богом не обойдённые...
ПРО УЧЕНИЕ
Фрагмент романа “Бурситет”)
УВОЛЮСЬ!..
Смирная овца - волку корысть.
На хороших вожжах и лошадь умна.
Крепка артель атаманом.
Норов не боров, откормить трудно.
Смирного волка и телята лижут.
Урок этот был намечен загодя, со второй группой. Кузнецов огорчился на такой выбор, да и, вообще, зряшное это дело, он ведь уже сказал, что дорабатывает учебный год и уходит, бесповоротно, хватит мытариться, до пенсии дожить мечтает.
- Коля!- окликнули его на выходе из училища, Кузнецов поправил очки и прищурился на голос парнишки, коих стояло человек десять, автобуса дожидались.
Кузнецов не подошёл - выяснять наглеца бесполезно, читать нотации неохота, надоело, ссутулясь чуть больше обычного, пошёл дальше, в библиотеку клуба.
- Зазнался, гад, - сказал парнишка, явно безудержно улыбаясь, не выдержав заимствованного строгого тона, - а ведь вместе срок ломали...
Раздышался Кузнецов от прихлынувшего волнения только в читальном зале.
На улице дурно взвыли, застонали, затопали многие ноги. В окно стало видно, как на небольшой тележке, которую влекла собачья упряжка, проехали двое мальчишек, один - погоныч, другой - вальяжный пассажир. В погонычах малый здешнего посёлка, большой любитель животных, за ним даже лиса, как собачонка, бегала одно время.
- А кто нынче в пассажирах?- спросил Кузнецов у более зоркой библиотекарши.
- Шугин, кому ещё быть кроме него, Николай Александрович, - усмехнулась она.
Шугин, вздохнул Кузнецов, Антон Игоревич Шугин, “Антоньоло Гориче”, “Отец”... полпред второй, провались она в помойную яму. Со второй он совсем не контачит, да и с кем из питомцев он, Кузнецов, честно говоря, контачит? но с этой, вообще, ни в какую. Одно утешение, на подходе разлука, такая желанная и долгожданная.
- Чтой-то ты, батя, последнее время лицом стал больше сзелена, чем сжелта, - сказал за ужином старший сын Володя, поглядывая на него испытующе, - бурситетик всё также эмоциями подпитывает? Бросай ты к чёртовой матери эту работу с дебильём.
- Не работалось ему, видите ли, в деповском техотделе, - проворчала жена и установила на середину стола сковороду жареной картошки с мясом. - Посиживал бы себе, да подрёмывал неклятый-немятый...
На некоторое время все примолкли, на еде сосредоточились. В разговоре, как всегда, не принимал участия лишь младший сын, Санька, этот сыч, бука, что у него на уме, сказать трудно. Так после девятого класса, ни с того ни с чего, объявил, что в школу больше не ходок, пошёл работать слесарем в автобазу, сам себя обмундировывает как надо, по моде, купил “Яву” и гоняет так, что очевидцы в мнении единодушны - не заживётся парень. Где ходит, с кем? даже брат не знает, кулаки всё время сбиты, порой, и на лице расцветает то или иное украшение. Уж поскорее бы в армию сплавить, вздыхал Кузнецов.
Володя куда приветливее и покладистее, этот бредит спортом, как отслужил полгода назад, всё в институт физкультуры готовится истово. Опустеет скоро дом, притихнет.
ЗЛОВЕЩАЯ СУББОТА
Знай службу: плюй в ружьё, да не мочи дула.
Мир в суетах, человек во грехах.
Сердце без тайности - пустая грамота.
В лесу не без зверя, в людях не без лиха.
Почти всю ночь Кузнецов проворочался без сна, поднялся ещё более разбитый, с головной болью, то и дело, волнами, обдавало слабостью, мокрели ладони и ступни.
- Видок у тебя что-то не того,- заметил завхоз Ментус, - не давление? Надо бы тебе пару сыскать, Николай Александрович, с пониженным давлением и соединить вас кровепроводом из тех комариных хоботков, всё бы враз пришло в норму.
Суббота, уроки укороченные, у Кузнецова их всего три, но первый, как назло, с той злосчастной второй. Он приоткрыл окно в кабинете, подпустил свежего воздуха и мимолётно залюбовался на ближнюю рощицу. Экая модница, улыбнулся он вяло, то вот эта лёгкая газовая накидка первой зелени, то крикливое рубище увядания, то нагота. Но любоваться рощицей можно только издали, вблизи испытаешь разочарование, берёзки большей частью изуродованы любителями сока. Под окно подошли парнишки, закурили.
- Эх, бражонки бы капель триста, - размечтался кто-то, - после вчерашнего совсем крышу кругами водит, скорей бы звонок, вздремнуть... Оставь зобануть хоть пару разков ты, елда дрёминская!
- Отвали, ты нехороший, по фене ругаешься.
- А знаете, братцы, по-моему, в водке есть магнитные свойства, заглотишь один стопарь, а он другой притягивает, третий...
- Вы не знакомы с райсобесом?
А жаль, прерасен рай со бесом...
Это уже Шугин, поморщился на знакомый голос Кузнецов и отошёл от окна. Шугин, Шугин, и неглупый ведь парень, но сквозит в нём какая-то обозлённость на всех и вся и это, как ни странно, соседствует с тягой вот к этой же поэзии, сочинительству. Он взял его тетрадку, где в конце занесён один из его опытов, со скуки на его уроке накропал.
“Во мне погибают галактики,
Потопы бурлят, мрут народы,
Сгорают в страстях фанатики,
Мучаются уроды...
Но я, отмирая частями,
Редея зубами и волосом,
Не стану блекнуть глазами,
Не стану тише голосом.
Требует жизнь косметики,
Раз морщины и шрамы,
Подкатываются в советчики
Ретушёры ямок...”.
А вот ещё.
“ О как вас жизни изменяет путь,
как сильно вы раздались вжирь,
как здорово подались вглупь”.
Кузнецов признавался себе самокритично, что так написать, не потянул бы. Но откуда в мальчишке такое стабильное зло и ожесточённость?
СНОВА ТРАВЛЯ
Рысь сверху пестра, человек изнутри лукав.
Бей тех, кто плачет, жури, кто слушает.
Не боюсь богатых гроз, убоюсь убогих слёз.
Линейка, к радости Кузнецова, как всегда затянулась и прихватила минут пять урока, да плюс ещё пять, пока ученички доплелись до кабинета, расселись.
- Девять мнут десятого, - объявил кто-то время.
- До чего ж ты хороша, голуба четырёхглазая,- зашёл напевая Шугин, - как люблю тебя, душа, понял сразу я...
Кузнецов подавил вздох и поправил очки конфузливо, принимать на свой счёт выпад и ругаться бесполезно - в группе был ученик-очкарик.
- Николай Александрович, не тревожьте меня нынче праздными вопросами, - попросил Шугин, усаживаясь, - я вчера перенёс ампутацию...- погладил коротко остриженную голову, - волосёнки вот подкорнал.
Близ Шугина неотлучно, подобострастный, пухловатый мальчишка по кличке Айлярик.
- Сядешь к окну, шаблонарий мой бронелобый, - велел ему Шугин, - будешь защищать болезного телом от палящих лучей светила. - Они расстелили зачем-то на столе небольшую карту мира.
- Николай Александрович,- вновь чрезмерно учтиво обратился Шугин, покусываемая в углу рта спичка придавала его лицу снисходительность, граничащую с издёвкой,
- скажите, пожалуйста, почему наш новый заместитель директора по учебно-воспитательной работе, товарищ Калов, так необдуманно мешает самогон с пивом?
- Товарищ Колов, - поправил Кузнецов.
- Невелика разница, - пожал плечами Шугин, - хотя ему больше к лицу первое. Ну пусть будет колом...
- Стоеросовым, - подсказал Айлярик.
- Но это всё вторично, - сказал Шугин бесстрастно, - самое главное, чтобы человек головой не хворал, не страдал в ходе напряжённого педпроцесса. Вы поднимите на педсовете этот вопрос, проведите с ним консультации, раз не знает, как пить в свободное от досуга время.
- Давайте-ка займемся делом, - поморщился Кузнецов на болезненные струнки от глаз в затылок. - Дежурный, кто у нас сегодня отсутствует? Как я вижу, доброй трети группы нет, впрочем, для субботы это вполне терпимо.
- Барсук, - начал перечисление дежурный.
- Бурсак Барсук в запое,- прокоментировал кто-то. Это - правило, всегдашний КВН скучающих питомцев.
- Бойков...
- Вторые сутки бьётся башкой о стену в тире, зубрит назначение бойка в затворе автомата.
- Скрынников...
- Под следствием - обокрал собачью конуру.
- Фапкаш...
- Зациклило чудака, с вечера сидит перед трельяжем, считая, что в компании, стесняется уйти первым...
Кузнецов не без сожаления - как-никак прожог времени на вполне законном основании - закончил сверку и стал прибрасывать, кого же нынче спросить, хотя бы с небольшой гарантией внятного ответа.
- Хомяков, - вызвал он ученика. Мыкая и откашливаясь, тот затянул волынку ответа.
- Уни-кааально!- сказал вполголоса Шугин и толкнул Айлярика в бок, - я ведь, шабло-нарий, за это могу и подсветку меж глаз заделать. Думаешь, ты - дурак, а я нет? Запускай сначала...
- Ну чего ты, чего, я же нечаянно, - оправдывался чему-то Айлярик. Оба снова склонились над картой, заинтересованно тянули шеи туда и соседи. Хомяков вскрикнул за спиной и зажал нос - кто-то угодил пулькой, отвечать дальше наотрез отказался и сел без разрешения на место.
Кузнецов глянул на часы - продержаться оставалось минут пятнадцать. Оповестил для разнообразия группу, что на следующий раз у них открытый урок. Ребятня запозевала, счёв такое отступление за окончание опроса и наступления ещё более вольной части занятия - объяснения нового материала.
- Ура-аа!- вдруг вскочил Шугин, победно воздев руку. Кузнецов испуганно вздрогнул и почувствовал, как его окатило испариной.
- Браво! Из Австралии до Багамских островов без единой передышки! Иноходец ты мой ненаглядный, корми-илец, - он бережно укладывал в пузырёк какого-то жучка или таракана. - Ты в пролёте, шаблонарий, надо гнать монету, - похлопал он по спине Айлярика.
- А ну-ка!- пристукнул ладонью в стол Кузнецов, оправясь от испуга. - Довольно этого цирка! Берёмся за дело. Дежурный, раздай учебники и тетрадки. Сегодня мы продолжим изучение топливной системы двигателя. - Он повесил плакат и начал объяснение. Шугин, видно со скуки, стал изображать повышенное внимание, что Кузнецова только нехорошо насторожило.
- Как шеде-враально, - то и дело громко шептал он, - как славно, что мы всем этим зани-мааемся... как здорово, что всё это мы когда-то будем употре-бляять...
Кузнецову жарко дохнуло в лицо очередная волна волнение, но снова он сумел его подавить, не взорваться бесполезными нотациями, на какие его так и провоцируют.
Вскоре, Шугин что-то пошептал Айлярику на ухо, смешливо косясь на остальных ребят, но Кузнецов чувствовал, что речь о нём, что грядёт очередная хохма. Айлярик прыснул и уложил голову на руки, всем видом показывая, что решил вздремнуть. Но уже минутки через три поднял руку, что уж совсем непривычно, вопросы, в основном, всегда следовали с места, без упреждения, тем более у второй. Все насторожились.
- А скажите, Николай Александрович, - встал у стола, как образцовый ученик, Айлярик, чуть потоптался и закосил от волнения, - скажите... только честно, как на духу, вы давно от алкоголизма подлечились? А то, что ни слово, то “стакан”, “доза”, “пробка”, “впрыснуть”...
- Колос-саально!- выдохнул Шугин.
- Да как ты смеешь, сопляк?!- шагнул вперёд Кузнецов, глядя на Шугина, руки его затряслись, засуетились по пуговицам и карманам, губы заплясали. - Т-ты!.. мальчишка! да мне сыновья такого ни разу... как ты смеешь?!- он охнул и, прижав ладонь к груди, попятился, сел, настороженно вслушиваясь в себя, переводил дыхание и собирался с силами, чтобы выйти в коридор, где можно бы без лишних глаз положить в рот и запить таблетку нитроглицерина.
Ребята притихли, пытливо вглядываясь в его обескровленное, подёрнутое болезненной гримасой лицо. С минуту спустя, Кузнецов осторожно вышел.
- Капать пошёл Николка к директору, - вздохнул Айлярик, - Никотин-Папиросыча ещё здесь не хватало, развоняется старикан до обеда, испортит аппетит.
- Эт-точно, - потянулся Шугин, - зачнёт скулёж, а нет бы честно, по-рыцарски - набрал в рот говна и плюнул в рожу обидчику...
СЕРДЕЧНЫЙ ПРИСТУП. МЕСТЬ СЫНОВЕЙ
Первый дар на роду, коли нет в глазах стыду.
Рожа гожа, да душонка не пригожа.
Злая совесть палача стоит.
Раз слова не боится - плеть бесполезна.
Да, Кузнецов зашёл к директору, но не жаловаться, пролежням не до перины, просил увезти домой поскорее, где можно прилечь и переждать приступ стенокардии. Лыков, не мешкая, доставил его на своём “Москвиче” семье, изощрённо кляня при этом молодых разгильдяев типа Шугина. Дома Кузнецову стало ещё хуже, пришлось вызвать “скорую”, в свою очередь, врач, прослушав его и замерив давление, не на шутку всполошился и решил срочно везти в кардиологию.
Когда “скорая” уехала, к Володе подошёл Санька и молча сунул ему в руки шлём, привычную угрюмость его лица озаряло бешенство, крупно вспухали и опадали желваки.
* * *
А вторая всё также томилась пока в кабинете Кузнецова, без перерыва и отлучек - шло разбирательство, директора сменил зам, зама мастер, вскоре, и он отлучился, выдохся, но уверил, что сидеть они будут здесь хоть несколько суток подряд, пока не сообщат имя зачинщика травли.
Минут пять спустя, в приоткрытую дверь заглянуло приветливое лицо Володи, он вежливо осведомился, не эта ли группа вторая? Получив утвердительный ответ, он осмотрелся и перекинулся парой слов с Санькой, стоящим сзади, после чего оба вошли. Володя прошёл к учительскому столу, Санька цепко осмотрелся и выдернул из-под ближнего ученика стул, чью ножку просунул в дверную ручку и встал здесь же, поигрывая здоровенной отверткой.
- Так это вы, мальчики, мужика только что здесь задрочили?- всё также приветливо улыбнулся Володя. Он шагнул от стола, пронзительно всматриваясь в лица. - Ну и шутники, ну и весельчаки, ну и юмористы... А кто из вас, извиняюсь за назойливость, будет товарищ Шугин?...- Все непроизвольно, испуганно покосились на одногруппника.
- Ну я буду, - сипло отозвапся побледневший Шугин и начал привставать. Но Володя уже и до его отклика, до невольной подсказки его друзей, безошибочно вычислил его и спешил-спешил преодолеть этот небольшой пятишаговый отрезок как можно быстрее. Он ударил его в лицо с ходу, очень сильно, удар прозвучал жутковато хрустко, и Шугин повалился на стол, получил ещё пару ударов и стал сползать на пол. Он ещё не закончил падения, как серию получил Айлярик, кто тонко и пронзительно заблажил, присел и свернулся в калачик...
Бил, пинал, швырял кого ни попадя и Санька... Поднялся грохот, треск, визг, всё это походило на какой-то смерч, стихийный и мощный, против которого никому из пацанов даже в голову не пришло сопротивляться. Ребята кучками забивались по углам, бегали, кто-то примеривался сигануть в окно, не страшась высоты второго этажа. Санька остервенился совсем не на шутку, нет чувствуя удовлетворения от ударов кулаком и тыльником отвертки, он отломил ножку стула и стал охаживать ею спины и руки, защищаюшие головы. Кто-то сумел открыть дверь и выскочить в коридор. Надо было уходить.
- Если... запомните, если батя умрёт, - объявил, задыхаясь, Володя, - то... то всех перевешаем, поняли? И не вздумайте жаловаться, - обернулся он уже в дверях, - ну смахнулись, мол, промеж себя там, всяко бывает...
С опаской, настороженно всмотрелся в Шугина, который уже сумел утвердиться на четвереньках и как-то конвульсивно мелко потрясывал головой, по всему, ещё не понимал, что кругом происходит.
- Да пошли ты,- досадливо потянул за рукав Санька, - нашёл перед кем сепетить, я их ещё поодиночке переловлю, зубёнки промассирую...
* * *
Дней через пять в больницу к Кузнецову наведался Лыков, приветы и гостинцы привёз от коллег.
- Ну, ты того, хватит прохлаждаться-то, чтоб завтра на работе, как штык, был, симулянт ты этакий...- Уложив продукты в тумбочку, присел у кровати. - Погода-то, - кивнул он за окно, - теплы-ынь, растёт всё, как на дрожжах, даже трубы котельных...- По карнизу выцокивал клювиком воробей, поклюёт что-то, поцокает по жести и вынырнет из-за рамы головкой, заблистает сторожкой бусинкой.
- Дела-то там как?- спросил Кузнецов. - Об отпусках, должно быть, народ мыслит интенсивнее, при таком-то климате?
- Не говори, только и разговоров, подустали от зимней гонки.
- От урока-то я увильнул открытого во второй,- усмехнулся Кузнецов, - своей любимице.
- Его там провели, образцово.... Ну, ты того, поменьше мнительности, не сосредотачивайся на хвори-то, выздоравливай... - Лыков встал и начал подвигаться боком к двери. - У нас с тобой этих открытых уроков впереди ещё ого-гоо, только успевай прихлёбывать. Ребятишки тебе кланяются, сулятся не волновать как раньше. Ну, выздоравливай, побёг я, дела...