Аннотация: Иванова Людмила Юрьевна выслала мне воспоминания Еланцева Григория Петровича. Спешу Вас с ними познакомить. Ольга Щеткова.
Газета-сборник летописей Урала и Зауралья
Родовед из города Кургана:
Иванова Людмила Юрьевна
Представляет нам военную летопись своего деда Еланцева Григория Перовича.
(Урожденная Евреинова), родилась 9 июня 1954 года в с. Введенском Мишкинского района Курганской области. Её родители - Евреинов Юрий Андреевич (1931-1994) и Евреинова (в девичестве Еланцева) Степанида Григорьевна /1928-2004/.
Детство Людмилы Юрьевны прошло в д. Речкалово Мишкинского района Курганской области. В 1980 году она с отличием окончила Курганский машиностроительный техникум по специальности "Планирование на предприятиях машиностроительной промышленности" и получила квалификацию техник-плановик. Начинала трудовую деятельность машинистом мостового крана на Курганском машиностроительном заводе.
С 1978 года (27 лет) работала начальником отдела кадров Курганского машиностроительного техникума. На протяжении многих лет - председатель совета ветеранов техникума.
Продолжением рода Ивановых являются сын Андрей и внучки Аннушка и Ариша.
Членом Зауральского Генеалогического Общества (ЗГО) им. П. А. Свищева является с 2001 года.
Темы исследований: "Евреиновы- выходцы из Костромской губернии. Роль первопоселенцев Евреиновых в строительстве ветряных мельниц на территории Зауралья"; "Еланцевы - уроженцы с. Скоблино (в настоящее время - Юргамышского района Курганской области)".
Военные воспоминания Еланцева Г.П. были изданы в городе Омске Осиповым Борисом Ивановичем. Книга вышла малым тиражом.
Людмила Юрьевна Иванова сделала электронную версию военных воспоминаний своего деда специально для нашего сайта, за что я ей очень благодарна.
Сколько я не старалась - ничего не смогла сократить - не поднялась рука... Поэтому публикую полную версию воспоминаний Еланцева Г.П.
Если возникнут вопросы, напишите Людмиле Юрьевне Ивановой по адресу:
E-mail:"Людмила Иванова" l.ivanowa@mail.ru
С уважением, Ольга Щеткова.
ВОЕННЫЕ ВОСПОМИНАНИЯ ДЕДА ГРИГОРИЯ
Иванова Людмила Юрьевна с внучкой Анной (слева) на праздновании Дня Победы в 2009 году в городе Кургане.
ЕЛАНЦЕВ ГРИГОРИЙ ПЕТРОВИЧ
родился 19 ноября 1906 года, умер 17 декабря 1996 года в возрасте девяносто лет.
Всю свою долгую жизнь он прожил на одном месте в селе Скоблино, Юргамышского района, Курганской области, кроме военных лет. Его военный дневник написан от лица простого солдата, закончившего два класса церковно-приходской школы в селе Скоблино.
Вся послевоенная жизнь отдана земле, колхозному саду, огороду.
С женой Екатериной Аверьяновной они воспитали девятерых детей. На таких людях, как Григорий Петрович, держится земля русская!
ПРЕДИСЛОВИЕ
Когда по всей стране развернулась кампания по подготовке к празднованию 30-летия Победы над фашистской Германией, это побудило меня взяться за перо и восстановить в памяти участие в битвах с ненавистным врагом человечества - фашизмом.
День за днем, событие за событием удалось воспроизвести прошлое по дневнику, который я вел во время Великой Отечественной войны.
И как самолет, выплывающий из облаков, становится все виднее и четче вырисовывается, так отдельные эпизоды и события встают в моей памяти.
Лист за листом исписываю бумагу. Когда вспомнишь грустные, трудные минуты, непрошенная слеза накатится на глаза, бросаешь писать, пока не пройдет грусть, не успокоятся нервы. Дрожащей непокорной рукой снова записываешь горькое тяжелое прошлое.
Вот и финиш. Последний залп по центру Берлина. Прямая наводка в центре. Капитуляция немцев. Строем повзводно стоят обезоруженные фрицы. Колонна их растянулась по улице. По бокам стоят наши солдаты с автоматами в руках...
НА ПАМЯТЬ ВНУКАМ И ДЕТЯМ ПОСВЯЩАЮ СВОЙ ГОРЬКИЙ ТРУД!
ДОРОГА
1941 год
В июне года правлением колхоза "Красное знамя" я с группой колхозников, поварихой и приемником РПК направлен на строительство дороги Юргамыш - Курган. 22- го услышал речь Молотова о нападении гитлеровской Германии на Советский Союз. ВОЙНА.
Сбежались колхозники, ревут бабы, озлобленно смотрят мужики. Остановились работы, толпимся.
Вскоре приехали на грузовике представители из райкома, состоялся митинг.
В первый же день получил повестку Кудрин Александр Иванович.
(Июль). И пошла мобилизация! День ото дня не легче: невеселые вести с фронта. Фашистская Германия, овладевшая почти всей Европой, вероломно занимает город за городом.
21 августа. Уборка озимых. У сцепа двух комбайнов "Сталинец" мне сообщили, что есть повестка в армию.
22 августа. Приехали в Юргамышский РВК. Людей собралось очень много: и призванных, и еще больше провожающих. Где плачут женщины, а где поют песни, подвыпившие будущие солдаты. Тяжко было смотреть на людей, убитых горем.
Посадили в вагоны и повезли нас в Чебаркуль. Везде много нашего брата - еще не обмундированных и уже в солдатской форме.
Зачислили в 72-й запасной полк, а затем в караульную команду.
27 августа. Обмундировали нас и с этого дня находимся на охране различных объектов.
Запомнился курьезный случай. Мы шли на станцию Чебаркуль охранять склады. Движение было, надо сказать, большое. Под моей командой было человек десять красноармейцев, в т.ч. уже побывавшие на фронте. Навстречу нам на лошади, запряженной в телегу, ехал старшина какого-то подразделения. Вез он продукты и, прямо на телеге, ничем не прикрытые, - банки. Консервы! Мои солдаты заволновались, глаза разгорелись: жрать хотелось здорово. Красноармеец Ушаков спрашивает разрешения схватить, сколько может консервных банок.
- Потом, - говорит, - съедим вместе.
Я не разрешил. Он завез матом, и вдвоем с таким же служакой, побывавшем уже на фронте, они бросились по грязи к телеге и стали хватать банки. Я закричал на них, что нельзя, что это разбой, за это будут судить. Старшина чуть не плачет, вырывает у них из рук банки. Все же они две банки утащили.
В лагерях, в общей землянке-бараке, жили поляки, ушедшие от немцев. Эвакуированные, все молодежь. Кормили их, видимо, не важно, и вот, наши братья стали сбегать из лагерей. Командование решило отправить их в другое место. Выстроили их по четверо в длинную колонну - и с песней отправили на станцию Чебаркуль. Нам же было приказано по обе стороны колонны идти по лесу - охранять.
7 октября. Переведен в рабочую команду.
19 октября. В Чебаркуле нас, одних сержантов собрали около сотни человек и привезли по железной дороге в город Сарапул, в4-й ГАП (тоже запасной).
23 октября. Ночевали в клубе близ железнодорожной станции. В буфете на станции продавали пиво. Красноармейцы покупали и пили - была бы посуда.
Утром перешли в деревню Сполохово. Питались с походной кухни. За супом ходить с километр. Ходили по очереди. Добивались добавки, и почти всегда это удавалось. Помогали колхозу убирать солому в копны и копали картошку. По воскресеньям не работаем: выходной.
ПЕЛЬМЕНИ
Пятеро из нас живет у старика со старухой. Одна большая изба, большие полати, где мы и спим.
Задумали ребята сделать пельмени. Нашли и купили муки, долго искали мяса и, наконец, купили овечьего - ну, одна болонь. Стали рубить в деревянном корытце топором - не берет топор! Стали резать болонь складными ножами.
Нарезали, бабка замесила тесто, настряпали пельменей. Ребята попросили местных жителей сходить в Сарапул, купить красного вина (белое не продавали): кто литр заказывал, кто пол-литра.
Вечером затопила бабка печь. Мы с ребятами съели свой солдатский ужин и на этот раз за добавкой на походную кухню не пошли.
Стала бабка варить пельмени, а дед залез на полати, мы с ребятами сели за стол. На столе у нас красное вино, Пьем - каждый свое.
Вот уж охотники выпить захмелели, а бабка все еще пельменей не несет на стол! Ребята запокрякивали, запоговаривали, за столом оживилось.
Наконец, бабка сварила варево, разложила нам в чайные блюдца по пять пельменей и подала. Съели ребята пельмени, и только аппетит у каждого разгорелся. Нам бы не по пять, а по пятьдесят - и то бы управились! Бабка варит другое варево, опять долго-долго, дед с полатей выглядывает. Наверное, ждут, когда солдаты напьются пьяные и пельмени им со старухой останутся. Но у нас хватило терпения, и один из нас, работавший в колхозе хозяйственником, проследил за бабкой, чтобы она сварила нам пельмени все до единого.
Протопилась печка, съели все пельмени, попели песни - родные, домашние, до боли знакомые и близкие нашему сердцу, - уснули.
5 ноября. Перешли в деревню Яромаску. Жили сначала в школе на обрывистом берегу реки Камы. Еще проходят по Каме пароходы. Красиво смотреть на них.
Потом расквартировали нас по домам к местным жителям-колхозникам.
От ребят я узнал, что у соседей, где тоже живут красноармейцы, есть мандолина. Не очень дружелюбно встретили меня хозяева, да и красноармейцы, особенно один десантник, побывавший на фронте: чистяк- парень, любо посмотреть. И как я рад был, когда мне подали в руки мандолину! Настроил, вместо медиатора взял обломок спички, стал играть, едва задевая спичкой струны.
Сердце радостно и тревожно забилось. Вспомнил, как в Скоблино в клубе учил молодежь играть на струнных инструментах, как дома со своими детьми: Стешей, Галей и Михаилом - устраивал своего рода концерты, а слушателями были меньшие дети: Анна и Александр - и бабки.
И вот мандолина, видавшая виды, со щелями на днище, знакомо запела. Я боялся резко ударить по струнам, чтобы не извлечь ненужный звук, который мог испортить музыку.
Постепенно я увлекся игрой и увлек красноармейцев. Слушая, они притихли, даже десантник дружелюбно сказал:
- А у нас до тебя играл солдат - не столько ударял по струнам, сколько по ящику мандолины.
Так мы расстались друзьями. Я часто приходил к ним, и развлекал красноармейцев.
11 ноября. В Яромаске еще помогали колхозу убирать картофель. А наступили холода, стояли дождливые дни. Дали мне двенадцать человек, Все они были сержанты: кто из пехоты, кто из кавалерии, я же артиллерист - ну, мне и командовать! Пришли мы на поле - почва глинистая, сплошная корка льда, подо льдом в ямках вода. Копнем гнездо - и ямка залита водой. Гнезда едва разыскиваем. Собрались мы в кучу и решили бросить работу. Набрали картошки на печенки и ушли.
Прошло несколько дней, я уже забыл о картошке. Приходят два бойца, спрашивают:
- Здесь живет Еланцев?
Отвечаю:
-Я.
-Снимайте ремень: Вас приказано отвести на гарнизонную гауптвахту в город Сарапул на три дня.
Спрашиваю:
-За что?
-Не знаем.
Ребята подсказали:
-За картошку!
Попал я на "губу", а там нашего брата, как говорится, хоть ложкой хлебай.
Боялся, что будут плохо кормить, ошибся: из части мне приносили полное довольствие, и "губа" тоже кормила. А с некоторыми бывали случаи, что не те, ни другие не кормили, и человек жил без довольствия.
Сидел там один детина, здоровый такой и опрятный. Говорят, разжалован из старших командиров, "Вожак", - заключил я. И вот вечером учинили игру - "выборы старосты". Руководил "вожак". Подобрали молоденького долгоносого солдата, "вожак" говорит ему:
- Будешь мести, и мыть гауптвахту каждый день! А если изберем тебя старостой, Иванов, то ты кого назначишь, тот и будет уборщиком. Объяснил условия выбора. Встают на нары четыре человека. Один из них на краю нар, у прохода, становится на кукорки, кладет свои руки на колени. Руки - запястья сжаты. Пишут два жеребейка, свертывают, как сигареты, и вставляют между рук сидящему на кукорках. Иванову завязывают глаза полотенцем и подводят его тянуть жеребейки (быть ему старостой или нет). Пока ведут, человек с жеребейками отходит, а на его место встает другой, со спущенными штанами, уставя задницу. Все молча. Подвели Иванова, держат его за руки, говорят:
- Ну, ищи жребий!
Иванов тычет долгим носом в задницу. И - взрыв хохоту! Иванов пытается сорвать повязку - ему не дают. Солдат вскакивает, надевает штаны, на его место встает солдат с жеребейками. Дают снять повязку Иванову: вот, смотри, мол, чего же ты тянешься? Уговаривают повторить снова. И так три раза.
Были и другие шутки рассказывали рассказы и все слушали. Я боялся драки, но это исключено.
14 ноября. Освобожден с гауптвахты.
27 ноября. Я получил в Сарапуле первое письмо.
2 декабря. Перешел в город Сарапул. Работал на кухне в 4-м гаубичном артиллерийском полку.
3 декабря. Получил посылку - сухарики толченые.
Идя за посылкой по городу, встретил майора: толстенький, низенький. Думаю, из запаса. Пошел я строевым, взял под козырек - он ответил тем же. Оба улыбнулись. Он спрашивает:
- Какого полка?
Я сказал: "367 артполка.
- Хочешь служить в 4-й ГАП?
- Нет, - ответил я.
-Эх ты! - крикнул он, повернулся и побежал.
4 декабря в гарнизонной бане прожаривали обмундирование в камерах. Голые танцуем на полу, а на цементе лед - стараемся встать на деревянные решетки. Некоторые залезли на перекладины, как петухи. Гремит песня. Марчук запевает:
-Эх, Днипро-Днипро, ты широк, велик
Над тобой летят журавли...
Кажется, и не песенник - пел, подбадриваемый холодом!
Женщины, обслуживающий персонал, плачут, глядя на нас.
Стали через час вынимать обмундирование из камер, а оно еле теплое, зато очень влажное. Прожаривание сомнительное!
Ночью перешли на разъезд Шолья пешком. Убродно, холодно, а в сапогах. Расстояние 23 километра.
7 декабря. Перевели в 367 артиллерийский полк ПАП, в котором пришлось служить и воевать на Волховском фронте.
На другой день получили зимнее обмундирование, кроме валенок. Начались занятия по расписанию. Довольствовались в лесу летней столовой. Котелков нет, а чашки в столовой были. Кушали попеременно - весь полк.
Глубокий снег, холода Удмуртии заставляли "танцевать". Особенно мерзли ноги. Хорошо, хоть не было занятий на улице.
ПОГРУЗКА МАТЧАСТИ И ТЕХНИКИ.
20 декабря. Ночью началась погрузка материальной части. Пушки свезли и поставили на железнодорожные платформы тракторами. Но вот еще два лигроиновых "Сталинца" - челябинца неисправны. Вручную погрузили две пушки и на себе же потащили тяжелые трактора. Толстые цепи подцепили с обеих сторон трактора, а за цепи взялись солдаты вплотную друг к другу, поневоле ступая на носки товарища. Долго тянули, мука! Появился комиссар полка Афонин. Пьяный, он начал кричать. Напал на солдата:
- Что стоишь, турка!
Солдат убежал. - Афонин снял полевую сумку, начал махать ей, крича и кроя матом. Полетели бумажки из сумки. Один солдат собрал бумажки, сунул комиссару в сумку, отошел - комиссар последовал дальше. Наконец, погрузили трактора на платформу.
21 декабря. Отправились на фронт. У всех болят пальцы ног, отдавленные при погрузке тракторов. Некоторые ознобили ноги.
Проехали город Сарапул, проехали Арзамас. В Горьком стояли долго. Я написал домой письмо, понес на вокзал. Почтовый ящик был полон, а под ящиком, горкой, чуть не доставая ящика, на снегу лежали письма. Я положил свое письмо на самую макушку. Идет железнодорожник. Я спросил его, отправляют ли письма.
- Кто их будет отправлять? - был ответ. На железнодорожных путях стоят обгорелые вагоны - первые признаки фронта.
Без особых приключений проехали города Муром, Ковров, Иваново. Вот как он выглядит, город ткачей: нет мужчин, много женщин.
Проехали Ярославль. Покупали хлеб
1942 год
3 января приехали в город Рыбинск. Накормили нас в столовой Демьяновой ухой из кильки. До чего ж она вкусна!
Где-то солдаты нашли вагон с вином, понабрали бутылок. Мне выпить не привелось.
От Рыбинска пошли следы бомбежки железнодорожных сооружений.
К этому времени мы накопили вшей. Красноармеец моего отделения Плотников ложился в вагоне к стене, в угол головой. Не так, говорит, вши кусают в холоде. Каждый день я снимал рубашку и выбивал вшей, а другой раз и штаны снимешь - на другой день опять полно вшей!
Как остановка эшелона, я складываю рубашку и обтираюсь снегом, а зайду в вагон - оботрусь полотенцем. После обтирания снегом становится приятно и свежо.
9 января. Прибыли на станцию Будогощь. Первый налет немцев: "Ме-109", четыре истребителя, обстреляли эшелон. Обнаружив самолеты, солдаты побежали дальше от вагонов. По глубокому снегу бежал и я. Провалился глубоко в снег, в канаву, задохся и сел, держа винтовку в руках. После бомбежки выяснилось, что ранены в ноги машинист и его помощник, пробита цистерна с бензином.
Недалеко в лесу был наш аэродром. Показался наш краснозвездный ястребок - и чуть не стал жертвой немца: пошел в круг над аэродромом, а нахал немец увязался за ним.
На станции стояло два эшелона - два полка: наш 152 миллиметровых пушек и 4-й ГАП 203 миллиметровых пушек. Днем не разгружались - ждали ночи.
Солдаты нашли в тупике эшелон с мукой, притащили куль, разделили.
Из эшелонов нас расселили в дома по области. У нас в доме стояла железная, с трубой в окно, печка. Натаяли из снега воды, замешали в котелках тесто и без соли пекли лепешки. Подкрепились, отдохнули до вечера.
Ночью - разгрузка. Неходячие "Сталинцы" стянули тракторами и остались они на станции для ремонта.
10 января. Совершаем марш со станции Будогощь под деревню Пехово. Отдыхаем в деревнях, битком набитых солдатами, идущими на фронт, и ранеными, идущими с фронта. Ночью видны сполохи на линии фронта, а днями оглядываемся на пролетавших немцев.
Хлеб стали давать, выпеченный в русских печах - круглые булки, порой без соли. Но промнешься в походе - ешь, как с медом! Приварка пока нет никакого.
13 января. Ночью шли по реке Оскуя. Дорога по льду санная, есть проруби для набора воды, где и попьем. Ночь холодная, звездная. На передовой ракеты, то и дело, взлетают в небо.
Близко и враз слева и впереди - автоматная очередь. Идем - снова очередь, потом другая, третья, а затем пушечный выстрел в сторону немцев - трасса от снарядов прорезала воздух. Помкомвзвода Морковский - человек, побывавший на фронте - скомандовал:
- Ложись!
Залегли.
- Немцы обошли, - говорит Морковский.
Полежали. Холод лежебок не любит, а, надо сказать, все в сапогах. Сержант Шевелев говорит:
- Кто, ребята, со мной пойдет в разведку? а то тут замерзнем.
Двое встали, Шевелев третий. Пошли - опять очередь против них на берегу. Шевелев кричит:
- Кто стреляет?
- Свои! - отвечает голос. Подошли к стрелявшему.
- Что ты тут делаешь?
- Часовым стою.
- А чего стреляешь?
- Холодно, вот и палю.
Охранял часовой боеприпасы танкистов. Спросили его, не видал ли тут наши пушки 152-миллиметровые?
- Идите лесом, там поляна - там и огневые. Свернули в лес - снег рыхлый, выше колен, идешь - середышем гребешь.
Шевелев с ребятами пошли вперед! Нашли огневые!
Пушки подвезла нам на огневые позиции другая часть: свои трактора частично в ремонте.
Недоедание во время переезда по железной дороге и марш до первых огневых, сильно нас изнури, обессилели. В пути нам давали по три сухаря на день. Меня поддержала посылка, полученная в Сарапуле. Истолченные сухари никто не воровал. Правда, покрупнее кто-то выбрал!
В первую ночь нам дали отдохнуть. Приютились мы в землянках огневиков. Тесновато, но все же не на улице.
Днем наши пушки постреляли - как говорило начальство, заявили о себе. С непривычки диковато, пахнет порохом, пролетают самолеты - наши и немецкие; передовая гудит выстрелами минометов и разрывами снарядов, трескотня пулеметов и автоматов. Бывалые солдаты говорят, что это немец стреляет.
14 января. Днем стали оборудовать себе землянку в осиннике. Жердовник, какой и у нас в наших лесах. Копать глубоко нельзя: полметра - и вода. Разгребли снег, стали долбить мерзлую землю. Ребята ударят ломом раза три-четыре, и руки опускаются. Взял и я ломик, начал ковырять - хватило меня на четыре удара.
Половину выкопали - прибегает Баленок, говорит:
- Сержант, огневики уходят из своей землянки ближе к орудиям, оставляют в целости свою.
Пошли радешеньки! Землянка не высокая и без наката, высота внутри не более одного метра, но теплая. Двери плащ-палаткой завешали. Печка - лист железа согнут, сверху котел из-под умывальника и труба. Все это огневики принесли из соседней деревни. Жителей в деревне нет: выселены - бери что хочешь.
Главное, нам повезло (как поется в песне, "бесконечно повезло"), что рядом солдатская кухня нашего дивизиона.
Ночью устраивали землянку для штаба дивизии. На крутом берегу реки было сухо. Землянку рыли - земля талая под сугробом снега, и, главное, воды нет. Руководил начальник штаба дивизиона старший лейтенант, Откидыч, украинец, и лейтенант, Макаренко - начальник разведки дивизиона.
Моему отделению было приказано сходить в соседнюю деревню, принести бревен, сделать накат в три ряда. Расстояние до деревни метров восемьсот. Пошли. Смотрим: целая улица в два ряда, дома новехонькие, еще без окон, не обжитые. Видимо, какой-то колхоз строил эти деревянные дома из елок.
Нашли дом: разобран не полностью. Нарезали бревнышек, а тут еще подошли солдаты нашего дивизиона, быстро натаскали и наложили накат. Замаскировали землянку тальником: он рос по всему крутому берегу речки. Оставили часового у землянки.
17 января. Из моего отделения был назначен наряд: на кухню два человека, к штабу четыре человека и один человек у своей землянки, он и дневальный: топил печку, рубил дрова. К штабу я назначил Баленка. Он отказался:
- На кухню пойду, к штабу не пойду.
Оставили его у землянки: на кухню пошли другие.
19 января. Дали всем валенки.
24 января. Марш на Селища (Волховский фронт) через деревню Гладь, станцию Большая Вишера, деревню Гладь,деревню Папоротное, деревню Большие Вяжищи. В Большой Вишере грелись, расходились по домам. Дом, куда я зашел, был нетопленый. Жили в нем мать с девочкой лет восьми. Муж ее офицер, и от него давно нет известий.
- Почему не эвакуировались? - спросил я.
- От смерти не убежишь, - сказала женщина.
От Вишеры до деревни Большие Вяжищи дорога шла лесом. Лес на болоте, исключительно, почти ольха. Вспомнил книжку под заглавием "Путешествие из Петербурга в Москву", где упоминаются каменные Екатерининские казармы в Селищах и прямая, как стрела, по левую сторону реки Волхов, дорога на станцию Спасская Полесть.
25 января провели остаток дня в Больших Вяжищах. Развели костер, греемся. По дороге движутся автомашины с солдатами. На одной машине на треноге стоит учетверенный пулемет. Налетели немцы - "Ме-109", четыре штуки, стреляли в нас и едущих, ранили красноармейца у пулемета. С опозданием ударили две наши зенитки поперек лету немцев. Снаряды рвались почти над нашими головами, немного правее.
Командир одной из батарей, дежурный по дивизиону, распорядился разойтись мелкими группами, искать ночлег. Зашел я в домик поблизости, две комнаты. Там был один солдат. Спрашиваю:
- Разреши, товарищ, погреться.
Он спросил, какой я части. Я ответил, что ночуем в Вяжищах, а завтра - на передовую. Посидели - солдат выпроваживает меня. Я упрашиваю, чтоб разрешил остаться, - он говорит:
- Я позвоню в особый отдел, и тебя заберут.
- Ну, не замерзать же мне - почти кричу солдату.
Но ничего не поделаешь: вышел. Залез в окопчик, а там солома натаскана. Подремал - замерз, так и подбрасывает меня. Разыскал перед рассветом своих: ночевали они в бане по-черному - отдохнули, а мне не пришлось. Так относились тыловые крысы! Дом пустой, а красноармейцы замерзайте на снегу.
Утром пошли в лес. Тут огневые одной из батарей. Удосужились украсть от пушек шанцевый инструмент: кирку, ломик и две железные лопаты. (Свой-то мы побросали, выходя из Вишеры).
Днем обедали на опушке леса. Получили горячий суп из походной кухни.
Вечером, в каком-то логу, впадающем в речку, старшина выдал противогазы и гранаты. Ночью шли по реке Осьма - деревня Масляная, через Волхов. Справа от нас Селища, а на левом берегу деревня Коломна. Дома все сожжены. Редко где остались строения. Цела стоит церковь.
25 января ночевали в Коломне. Днем варили мясо убитой лошади. От Селищей увидели переправу через Волхов: по ней двигались наши войска на плацдарм. На левом берегу у переправы стоят указатели: прямо - на Спасскую Полесть, а вправо - деревня Чернушка и другие.
Помылись в бане, получили чистое белье.
Прятались от немецких самолетов: двухмоторные, с душераздирающим ревом, сирены.
26 января. Наши огневые на плацдарме. Перешел в лес и взвод управления дивизиона. Караульное помещение в ста метрах от немецких дзотов.
28 января. Вечером вызывают меня в штаб дивизиона. Дают пакет боевого донесения, сообщают пароль и отзыв. Начальник штаба Откидыч говорит:
- Возьми с собой человека: вдвоем веселее.
Я отказался. Он говорит:
- Как хочешь. Иди один.
Ночь была месячная, теплая - так мне показалось.
Вдруг вижу: за сосной два солдата - один с автоматом, другой с пистолетом, маленький, в длинной шинели, совсем мальчишка. Молоденький - лейтенант - окликнул меня: спросил пропуск. Я назвал. Он потребовал отзыв! Покаялся я, что не взял с собой никого: двое же двое - не один. Говорю лейтенанту:
- Вы должны назвать отзыв.
Он за пистолет.
Я те покажу!
Пришлось назвать отзыв.
Отнес боевое донесение в штаб полка в Коломну. Благополучно вернулся на КП дивизиона.
29 января. Слухи о том, что впереди нет пехоты, что окруженные немцы отсиживаются в трех дзотах, обеспокоили командование дивизиона. Мне было приказано со своим отделением выдвинуться вперед по просеке и оттуда водить смену караула к землянке штаба. Но повел нас помкомвзвода Морковский. Это было метрах в семистах от КП, на той же просеке. Кругом ельник, а между КП и нами - поляна. Редкий молодой хвойный лес. На поляне огневые позиции минометчиков, у нашей просеки их склад боеприпасов, их часовой. Обошел я от землянки метров тридцать в сторону немцев: по лесу мы собирали сушняк и дрова. Дальше снег немятый - нет следов. Реденько постреливают автоматы, пули летят в нашу сторону.
Землянка нам досталась сырая. Стены облезают грязью, двери-лаз завешены плащ-палаткой. В стене слева, в противоположной стороне от немцев, прокопана дыра-дымоход. Сколько ни топили, тепла не было, только грели руки у пламени
Рядом вторая землянка - большая: если нас жило 8 человек, то там - 18. Тоже без наката: забросана жердовником, прикрыта землей, навалены еловые ветки.
Снег замаскировал обе землянки, и не таял, вода на нас не капала. Через два часа меняли часовых. Приносили в котелках обед и ужин.
Жизнь наладилась. Немцы нас не беспокоят. Да мы их и не видали.
31 января. Был у нас припасен старый лист кровельного железа. Выправил я его обухом топора на пеньке: надо было соорудить подобие печки. Железо звенит, эхом отдается по лесу - словно мы не перед лицом противника, а в мастерской. Все реденько пролетают автоматные пули: сначала высоко, в сучьях ельника стукаются, затем все ниже и ниже.
В народе говорят, что сердце чует беду. Так вышло и у меня. Бросил лист железа на землянку, сел в проходе, только голова торчит наружу. Опять засвистели одиночные пули: первая высоко, потом ниже, а третья пуля обожгла мне левое ухо. Присел, говорю ребятам:
- В ружье! Немцы близко! Слышу смех. Я по фамилии вызвал двоих, все стоим в рост, никто не стреляет.
Приказал осмотреть местность метров на двадцать вокруг землянки в той стороне, откуда слышались выстрелы. Пошли Бабкин и Мокрушин. Когда вернулись, докладывают:
- Никого не видали.
Повел смену часовых на КП. На обратном пути, при переходе к землянке, в воздухе появились самолеты-истребители, и завязался воздушный бой. Сперва я разбирал, которые наши - похожие на голубка и которые "Мессершмитты" - с длинным фюзеляжем. Затем в ходе боя все закружилось, все смешалось: Все стреляют, круговерть.
Бой был короткий, но жаркий. Вот осталось только два истребителя. Вижу, немец гоняется за нашим "ястребком". Тот кружит небольшим кругом, а у немца получается круг больше. Наш "ястребок" взмыл к верху, свечой, выпрямился и зашел в хвост немцу. Дал очередь, и немецкий самолет загорелся, пошел вниз. Затем от него отделился черный комочек, раскинулся парашют, повис человек на стропах. Наш "ястребок" сделал вокруг парашюта два круга - немец с простреленным парашютом быстро пошел к земле.
Как приятно смотреть на врага, падающего в тартарары! Туда тебе, собака, и дорога!
Этот воздушный бой как бы укрепил у солдат веру в нашу авиацию.
Когда закончился воздушный бой, наши минометчики опять открыли огонь. Они сегодня много стреляли. Но вот и немец открыл огонь по ним. Мины рвались на поляне, около их огневых. Мы все укрылись в землянке. Соседи тоже попрятались в свою землянку.
Вот мины стали рваться все ближе и ближе. Прибежали к нашей землянке два незнакомых красноармейца: в фуражках, в новеньких бушлатах, воротнички костяные, сапоги, начищенные до блеска, новенькие автоматы.
- Пустите от обстрела укрыться. Пожалуйста!
Проверил у них документы. Они охотно достали красноармейские книжки. Посмотрел я подписи и печати - все в порядке.
Немцы усилили минометный огонь. Мины рвались с небольшим перелетом. Ребята приутихли.
Вот, одна мина ударила в край землянки - и не разорвалась: послышалось шипенье и как бы стон. Кто-то сказал:
- Наша смерть умерла.
Затем возле землянки разорвалась ручная граната: это мы определили по хлопку разрыва. Один из гостей стал беспокоиться, будто бы загрязнился автомат:
- Надо не атаковали немцы, а автомат вдруг откажет!
Смотрю - на автомате ни пылинки. А гость шарашится, наводя автомат на ребят. Я заматерился:
- Отводи, отводи автомат от людей!
Взял сам автомат, спустил с предохранителя и уставил дуло на гостей. Так сидели - недолго, но напряженно, молчали.
Наконец, минометный обстрел закончился. Гости, как шальные, выскочили из землянки и побежали - в сторону немцев. Наблюдая за ними, вызвал двух человек, приказал посмотреть - не притаились ли где. Вернулись ребята, принесли ручные гранаты, оставленные кем-то на снегу. Думаю, что были гости - Власовцы.
Снова стало тихо. Лес приятен своим гостеприимством. Казалось, нет никакой войны.
Повел смену караула. Подойдя к землянке соседей-пехотинцев, никого не нашли. Они ушли, как только кончился обстрел. Было им чего бояться: буквально в двух метрах от их землянки снег был смешан с землей. Мины перелетали землянку и рвались, нарушив белизну снега.
- Сохранил их Аллах, - сказали ребята. - Значит, им тоже повезло.
Дошли до часового, охранявшего мины. И здесь тоже перелет метров 15, и тоже снег, черный от разрывов. На просеке - редкие воронки, а вырубка, поросшая мелким ельником, была зеленая.
На КП дивизиона было тихо. Повар Липин встретил нас приветливо, с расспросами:
- Как, жарко у вас там было?
- Живы, - отвечали ребята.
Снова потекла сравнительно спокойная жизнь на КП. Несем караульную службу. Связисты поддерживают связь командиров батарей с огневыми позициями. Разведчики поочередно сидят на елке со стереотрубой и видят только бесконечный лес, вернее - верхушки леса.
Немцы из дзотов после обстрела ночью же ушли.
Больше всего доставалось огневикам: постреляют наши малость по огневым позициям противника (ведь назначение наших пушек - подавлять артиллерию противника) - немцы засекут их и лупят из минометов.
Есть у нас на плацдарме звукометрическая служба, она и давала цели. Вел стрельбу наш полк. Звукометристы же и корректировали нашу стрельбу.
Много ли знает солдат, что творится в водовороте войны? Что прикажут, то он и делает.
7 февраля. Командиром дивизиона был выбран наблюдательный пункт ближе к передовой. Шли по просеке, идущей параллельно железной дороге на город Ленинград. Где-то, справа - станция Спасская Полесть. Насыпь железной дороги занимали немцы, а затем - нейтральная полоса. Слева просеки березовый лес, на вырубке лесок молодой, густой, толщиной меньше жердочки, а справа, если идти к Спасской Полести, ельник и береза. На просеке стоят две полевые кухни и дымят два котла. Какая-то большая воинская часть - видимо, впервые, новички, как и мы - расположилась на глазах у немцев, дымя кухнями. Рядом с кухнями на дровнях повозка, будочка из фанеры - хозяйство старшины.
Мы прошли метров тридцать и свернули в высокий ельник. Отошли от просеки метров семьдесят, и тут, командир дивизиона и лейтенант Макаренко облюбовали елки для НП, мне приказали копать землянку в три наката бревен, а сами ушли.
Разгребли ребята снег, вырыли котлован под землянку. Напилили елок, нарезали бревен, устроили три наката - только бока обложить землей да двери прокопать. Она и была - дыра в землянку, да узкая. Но двери - то не доделали, как надо: в воздухе появились пять вражеских легких бомбардировщиков. Пошли на Спасскую Полесть, закружнули на нашу территорию. По ним реденько ударили зенитки. Самолеты пошли в пике на дымящие кухни.
Мои ребята с хохотом бросились в землянку. В проходе сперло - трое не успели заскочить, в том числе и я. Первый самолет спикировал на кухни и у самой земли сбросил бомбу. Я наблюдал разрыв, оставшись уже один в проходе. Самолет подбросило вверх - он как бы стал на-попа - ну, думаю, перевернется, торнется о землю, но он выпрямился и ушел.
Мне почему-то не захотелось в землянку. Перебежал - метрах в семи от землянки была воронка от снаряда. Удобно устроившись, стал наблюдать, как самолеты пикируют - до самой земли, как мне кажется, как их подбрасывает при бомбометании и как они, выпрямляются и улетали прочь, как щелкают осколки о деревья. Все пять штук, сбросив по бомбе, самолеты улетели.
Вылезли по одному из землянки ребята.
- Пойдемте смотреть кухни! Будочки на дровнях не было, котлов и кухонь тоже. Только обгорелая земля да обломки железа и дерева от дровней.
Земля дымилась.
Ребята нашли несколько пачек горохового пюре - и то, обожженные взрывом. Подержал я их в руках - бросил.
Вернулись к землянке, сидим на комьях земли, судачим. Плотников, которому, как и мне, никогда не хватало одной порции супа, говорит:
- Сколько народу оставили голодными! Фашисты!
Вскоре подошел лейтенант Макаренко, сообщил, что землянка не нужна: НП отменяется. Пошли на старый КП.
Переменили КП: перешли ближе к дороге на Спасскую Полесть.Недалеко на просеке вырыли землянки: для штаба в три наката, а себе в два наката.
Выдали нам противотанковые и ручные гранаты. Помкомвзвода Марковский учит нас, как пользоваться боевым противотанковым оружием.
Попросили его бросить одну. Морковский вышел из землянки, махнул гранатой и, бросивши ее, упал в проход. Крепкий взрыв. Из штабной землянки выскочил адъютант, командир дивизиона:
- Кто бросал гранату?
Следом вышел начальник штаба Откидыч и дал нагоняй Морковскому:
- Немцы засекут взрыв и дадут огневой налет: не балуйтесь!
Подъехал старшина с бельем. Выдал белое стираное, а старое должен собрать и сдать Морковский. Группами по три, по тять человек идем в баню - метров 800 от КП. Баня фронтовая: на колья натянуты четыре палатки, и одна сверху прикрывает. Банщик один -