Я не поверила ей с самого начала. Когда она подкатывала глаза, читая свои стихи с манерными названиями "Анабасис", "Коллаж", "Данаиды", "Соционика", "Женщина, влюбленная в виндоули".
Когда она отказалась выпить вина, изображая постящуюся христианку. Когда она слащаво улыбалась, слушая, как братья по перу восторженно говорили о "её самоотверженном труде на ниве искусства". Я не верила в таинственность и сакраментальность, пронизывающие её витиеватые рассуждения о поэзии, "в высшем смысле этого слова". Я сомневалась в воздушности этого неземного существа, проживающего в смрадном, нищем городе на улице Турутина, 48. Я вцепилась в это эфирное создание, голодным взглядом, как волчонок впивается в заманчиво пахнущую кость, ожидая, когда...когда же, наконец покосится столь искусно вылепленная маска обнажив хотя бы сантиметр истинного лица.
И вот, наконец, о счастье! Фортуна, часто помогающая мне в излюбленном деле рассматривания и распознания душ, снова улыбнулась мне. Когда немолодой, но еще довольно привлекательный прозаик поздравил её с прошедшим днем рождения и предложил выпить за её здоровье, она разухабисто махнула рукой, мол "где наша не пропадала", выпила пол стакана вина и злобно сверкнув глазами, сказала: "Вот кого я никогда не прощу, так это композитора Сакевича. Я ему пять песен даром написала, а он даже не удосужился поздравить меня с днем рождения. Вот, что я ему теперь напишу!"
И вот, это эфирное создание, эта прекрасная Данаида, эта "женщина, влюбленная в виндоули", скрутила под столом самый банальный кукиш!