Шевченко B.Г.
Доклад на 23 конференция в Санкт-Петербурге 9-12. II. 1998 г.
Тема доклада: "Письмо Достоевского читательнице Е.Н. Лебедевой
или мотивы "Сказки о Бове-Королевиче" в "Братьях Карамазовых".
Серьезным и бесспорным доказательством вины Смердякова в
убийстве Федора Павловича Карамазова долгое время считалось
письмо Достоевского некой читательнице Е.Н. Лебедевой, которое
начинается словами:
"Милостивая государыня.
Старика Карамазова убил слуга Смердяков. Все подробности
будут выяснены в дальнейшем ходе романа. Иван Федорович
участвовал в убийстве лишь косвенно и отдаленно, единственно
тем, что не удержался /с намерением/ образумить Смердякова во
время разговора с ним перед своим отъездом в Москву и высказать
ему ясно и категорически свое отношение к замышляемому им
злодеянию /что видел и предчувствовал Иван Федорович ясно/ и
таким образом как бы позволил Смердякову совершить зто
злодейство." /ЗО.1; 129/
В.Е. Ветловская в работе "Поэтика романа "Братья Карамазовы""
справедливо отмечает, что "в том случае, когда одна из тем
предлагаемого читателю материала служит общей его организации, а
другие несут на себе его идейную доминанту, само значение сюжета
стирается: он грозит сделаться простой мотивировкой для введения
чуждого ему материала. Изложение "катастрофы" /организующая
произведение детективная тема/, как писал Достоевский,
"составляет предмет моего первого вступительного романа, лучше
сказать, его внешнюю сторону". /Гл. "Первого сына спровадил".
/14;12//
Можно было бы понять ответ Достоевского Лебедевой как весьма
поверхностное и схематичное разъяснение читательнице вот этой
самой "внешней стороны романа", сюжета.
Действительно, то, что Иван видел и предчувствовал
замышляемое Смердяковым злодеяние "ясно" не соответствует ни
"Черновым наброскам" Достоевского к роману, ни дефинитивному
тексту. Это доказывает то, что "признание" в убийстве Федора
Павловича, сочиненное Смердяковым при его третьей встрече с
Иваном, явится для последнего ошеломляющей неожиданностью. А уж
если все-таки "видел и предчувствовал ясно" и не предотвратил
гибели отца /"с намерением"/, то участвовал Иван в убийстве не
"косвенно и отдаленно", а непосредственно.
Можно было бы понять это так, если бы ответ читательнице не
был написан Автором романа "Братья Карамазовы". Этот ответ -
замечательный документ с точки зрения исследования творческой
манеры Федора Михайловича.
"Старика Карамазова убил слуга Смердяков",- пишет в своем
письме Достоевский. Не "его слуга Смердяков" и не просто
"Смердяков', и не "лакей Смердяков", что вполне соответствовало
бы и тексту повествования и словам Алеши Карамазова, сказанным в
конце произведения мальчикам: "Убил лакей, а брат невинен", а -
"слуга Смердяков". Почему?
"Слугой" Смердяков в романе называет сам себя дважды. Первый
раз во время упомянутой Достоевским в письме Лебедевой беседы с
Иваном перед отъездом последнего в Москву:
- А зачем ввязался? Зачем Дмитрию Федоровичу стал переность? -
раздраженно проговорил Иван Федорович.
- А как бы я не ввязался? Да я и не ввязывался вовсе, если хо
тите знать е полной точности-с. Я с самого начала все молчал,
возражать не смея, а они сами определили мне своим слугой
Личардой при них состоять. Только и знают с тех пор одно слово:
"Убью тебя, шельму, если пропустишь". /Грушеньку - В.Ш./ /14;59/
Второй раз при его третьей встрече с Иваном: "Вы убили, вы
главный убивец и есть, а я только вашим приспешником был, слугой
Личардой верным, и по слову вашему дело это и совершил." /15;59/
Слуга Личарда - персонаж лубочной "Сказки о Бове-Королевиче",
имевшей большое распространение в середине 19-го века. Сказка
содержит в себе как элементы западноевропейского рыцарского
романа "Буаво д" Антон", переработанного по мере его
распространения по территории России в духе русского народного
эпоса, так и элементы традиционной национальной сказочности.
Образ "слуги Личарды" в сказке - это образ Посланца Добра.
Трижды, желая, совершить справедливые поступки, Личарда
появляется в сюжете сказки, и каждый раз жестокость и
мстительность людей обращает его желания во зло другим людям.
В первый раз слуга Личарда является посланцем Короля Гвидона:
"В славном граде Антоне, жительство имел и властвовал славный и
храбрый Король Гвидон; увидел он в славном граде Димихтиане у
славного Короля Кирбита Верзевуловича дщерь хвальную, славную и
прекрасную Королевну Милитрису Кирбитовну, и призвав к себе
любезного своего слугу, именем Личарду, приказывает ему, чтоб он
сослужил верою и правдою и послал его во град Димихтиан к
славному Королю Кирбиту Верзевуловичу с грамотой, написав о
всем; для которой посылки Личарда изготовился, и потом немало не
мешкав и приняв от своего Короля ту грамоту, поехал во град
Димихтиан; приехав же в тот град, не медля к Корою Кирбиту
Верзевуловичу пошел в королевские палаты, и ту грамоту дерзнул
положить на стол."
Личарда не знает о содержании грамоты, в которой Королю
Кирбиту предлагается насильно отдать прекрасную Королевну
Милитрису в жены Королю Гвидону. Милитриса в присутствии слуги
Личарда на коленях умоляла отца не отдавать ее за нелюбимого
Короля Гвидона, а отдать за Короля Дадона, "который нашему
державству сберегатель, и истинно хранитель от всех
нападствующих на нас".
Страшась того, что Король Гвидон, "будучи воин", придет с
войском и "побьет и попленит его воинскую рать", Король Кирбит
отдает прекрасную Королевну Милитрису Корою Гвидону.
Второй раз слуга Личарда является посланцем прекрасной
Королевны Милитрисы: "Король Гвидон, взяв ее за себя, жил с ней
три года и прижил Бову-Королевича, и прекрасная Милитриса,
призвав к себе любезного слугу, именем Личарду, приказывала ему:
сослужи мне верою и правдою, отвези от меня грамоту к храброму и
славному Королю Дадону, с тем намерением, чтоб подступил под наш
град Антон и меня б взял себе в жены; а ежели слова моего ты,
Личарда не послушаешь, и той грамоты к Королю Дадону не
отвезешь, и к нему не поедешь, то я на тебя, на слугу Королю
Гвидону донесу, и он тебя злою смертию казнит".
На этот раз Личарда знает о содержании грамоты Милитрисы, но
не догадывается об ее истинных намерениях - убить Короля
Гвидона. Трагической развязки, и это надо подчеркнуть особо, он
не предполагает, и считает ее решение справедливым, исправляющим
причиненное ей зло насилия. Поэтому и говорит Королю дадону, не
поверившему в искренность Милитрисы: "ежели вам не вероятно, то
прикажи меня посадить в темницу, токмо поить и кормить, а вы
извольте идти под наш град Антон, и буде слово не сбудется, то
прикажи за то ложное объявление казнить меня злою смертью".
Король Дадон подступил с войском ко граду Антону, и тогда,
хитростью выпроводив Короля Гвидона за город, прекрасная
Милитриса приказала запереть городские ворота и поднять мосты.
Король Гвидон погиб от руки Короля Дадона.
Слово не сбылось и дальнейшая судьба слуги Личарда в сказке
не рассматривается. Но он вновь появляется в конце повествования
о Бове-Королевиче после многолетних скитаний Вовы, его
богатырских подвигов и сказочных приключений, появляется уже
тогда, когда Бова-Королевич стал зрелым мужем, отцом двух
сыновей, а один из главных героев сказки, воспитавший Бову
дядька Симбалда стал стар и дряхл. Потерявший свою любимую
Королевну, Дружневну и детей, решивший, что их растерзали львы,
Бова-Королевич "расплакался горько; сам себе сказал: дал мне Бог
ладу по нраву, а не дал мне с нею пожить от младости до
старости." Поехал Бова в горе в Армянское царство и "наехал на
шатер, и вышел из него юноша вельми лепообразен. Бова же зря на
него прилежно, познал, яко раб отца его Короля Гвидона, именем
Личарда."
Не узнав Бову-Королевича, слуга Личарда отвел его в град
Сумин,"к ласковому дворянину, Государю своему, именем Симбалда.
Бова же пошел с Личардою и когда приехал во град Сумин и встретя
Бову-Королевича Симбалда и познав его рече: Государь мой Бова-
Королевич! Я ныне стар и служить тебе не могу, есть у меня сын,
именем Теврез, он станет тебе служить верно. Пошел Бова на
Дадона войной и побил войско Дадоново и ударив мечем по голове
Дадона, рассек надвое."
Прекрасная Милитриса вылечила Короля Дадона. И вновь
поступок Посланца добра слуги Личарды оборачивается злом. Бова-
Королевич совершает неоправданную жестокость. Он отсекает Королю
Дадону голову и преподносит ее на блюде своей матери Королевне
Милитрисе. После этого повелел "в дубову бочку ее закупорить и
на море пустить, и она от того скоро умре".
Прекрасная же Королевна Дружневна, узнав, что Бова-Королевич
жив, пришла к нему с детьми, и стали они жить во граде Антоне.
Сказка оставляет открытым вопрос, будет ли дальнейшая жизнь
Бовы-Королевича радостной и спокойной, или причиненное им из
чувства мести злодеяние повлечет за собой новый цикл трагических
событий.
Эта сказка очень интересовала Пушкина и он придавал ей
большое значение. В его черновиках обнаружено несколько
набросков начала поэмы о "Бове". Закончить свой замысел поэт не
успел, но в "Сказке о царе Салтане звучат и мотивы, и даже
речевые обороты Сказки о Бове-Королевиче".
В "Сказке о Бове-Королевиче" в истинно народном духе
постулируются главные вопросы христианской идеи: Греха, Веры,
Чуда и Преображения, Совершивший грех насилия над Милитрисой
Король Гвидон пал жертвой своего безнравственного поступка:
"Тотчас Король Дадон за Королем Гвидоном сильно погнался, и
Король Гвидон побежал в град, начал молиться Богу и Пречистой
Богородице: за что погибаю я от злой своей жены? Милое чадо мое,
храбрый витязь, Бова-Королевич, для чего ты мне не поведал
умысла злого матери своей?" Но не помогла молитва Королю
Гвидону. "Король Дадон, Короля Гвидона догнав, ударил копием,
прободал ему утробу и сердце, и Король Гвидон пав с коня на
землю, был мертв."
Истинного православного христианина Бова-Королевича
Провидение спасает трижды. Первый раз, когда пленив Бову, Король
Салтан повелел его повесить: "Взяли тридцать юношей Бову за
правую руку, а другие тридцать юношей за левую руку, и повели
его на виселицу и вывели в поле, и увидел Бова рали и
прослезился, и сказал себе, какая моя неправда, за что погибаю!
И вложил Бове мысль в сердце Бог, чтоб он сильный и славный
богатырь не погиб, и тряхнул Бова правой рукой и тридцать юношей
убил и побежал от Задонского царства".
Второй раз - послав ему в темницу меч-кладенец. И вновь Бова
спасается от грозившей ему страшной участи.
В третий раз спасение приходит к Вове в виде слуги Личарды.
Значительность роли слуги Личарды в сказке подчеркнута тем,
что своего первого сына Бова-Королевич назвал Личардой, а
второго Симбалдой. А о праведности его поступков говорит Чудо
его Преображения в образ "вельми лепообразного юноши".
Смердяков, очевидно, хорошо знал "Сказку о Бове-Королевиче",
поэтому и называл себя дважды "слугой Личардой". Сюжет сказки
положен в основу его рассуждений о героической гибели солдата,
попавшего в плен к магометанам, обсуждаемой в главе
"Контрверза". Прямое отношение к этим рассуждениям имеет сцена
пребывания Бовы в плену у Короля Салтана. Дочь Салтана
Мельчигрия дважды обращалась к Бове: "Позабуди свою христианскую
веру и веруй в нашего бога и возьми меня в жены, и буди нашему
царству сберегатель: а не станешь нашей веры веровать и не
возьмешь меня в жены, то батюшка может тебя повесить или на кол
посадить; и рече Бова: хотя мне повешену быть, или на кол
посажену, но я не верую вашей вере латышской, не могу забыть
христианскую веру".
Бову от злой смерти спасло Чудо - меч-кладенец.
Если Провидение и Вера не спасли солдата от смерти,-
рассуждает Смердяков,- значит не был он, как Бова, истинным
христианином и не от чего ему было отрекаться. А если бы он
таким истинным христианином был, то совершилось бы Чудо и солдат
был бы спасен. Если бы имел солдат Веру хоть на маленькое даже
маковое зерно, то сказал бы горе: "подави", и гора подавила бы
его мучителей.
Следы сказки просматриваются и при третьей встрече Ивана
Карамзина со Смердяковым. Король Дадон в сказке говорит слуге
Личарде: "а буде все сие сбудется /Милитриса вернется к Королю
Дадону - В.Ш./, то тебя пожалую". И слуга Личарда-Смердяков
говорит Ивану: "А наследство получив, так и потом когда могли
меня наградить, во всю следущую жизнь, потому что все же вы
через меня наследство это получить изволили". /15;68/
Слуга Личарда в сказке говорит Королю Дадону: "и буде слово
не сбудется, то прикажи за то ложное объявление казнить меня
злою смертью." И слуга Личарда-Смердяков говорит Ивану: "А что
ж, убейте-с, убейте теперь,- вдруг странно проговорил Смердяков,
странно смотря на Ивана." /15;68/
Надо полагать, что "Сказка о Бове-Королевиче" хорошо была
известна и Автору романа "Братья Карамазовы". Поэтому его мудрый
и ироничный ответ читательнице В.Н. Лебедевой и начинается
словами: "Старика Карамазова убил слуга Смердяков".
Слуга Ричарда в сказке убил славного и храброго Короля
Гвидона тем что поверив в добрые намерения прекрасной Милитрисы,
выполнил ее поручение, отвез грамоту к Королю Дадону и настоял
на том, чтобы Король Дадон подступил с войском ко граду Антону.
Смердяков в романе также убил Федора Павловича тем, что,
поверив в добрые намерения Ивана /"не дам совершиться
убийству"/, рассказал ему, а не барину о том, что секретные
стуки "Грушенька пришла" стали известны Дмитрию. Поверил и
словам Ивана: "Видишь... В Чермашню еду".
Можем ли мы обвинить Достоевского в том, что он сознательно
хотел ввести Е.Н. Лебедеву в заблуждение? Такое предположение
было бы невероятным. У нас нет главного, нет письма /или писем/
к Федору Михайловичу самой читательницы. Поэтому мы не можем
судить о том, почему Достоевский, занятый "день и ночь, как в
каторжной работе", не нашедший времени даже на то, чтобы
написать ответ на первое письмо И.С. Аксакову, нашел время для
того, чтобы написать ответ Лебедевой.
Почему он вынужден был сделать то, что не делает, как
правило, ни один писатель; разъяснить читательнице сюжет, когда
в журнале "Русский Вестник" была опубликована только треть
первого, "вступительного" романа о братьях Карамазовых?
Ведь писал же он А.Н. Майкову /Майкову! "Милейшему и
драгоценнейшему Апполлону Николаевичу, дорогому другу",
доверенному лицу в своих финансовых и литературных делах/ из
Дрездена 25 марта 1870 г.: "Я никогда вперед не рассказываю
никому моих тем, стыдно как-то. А Вам исповедуюсь. Для: других
пусть это гроша не стоит, но для меня сокровище". /29.1; 118/
Представить себе, что Достоевский решил исповедоваться и
некой любопытствующей /или навязчивой?/ читательнице, отдать ей
на суд свое незавершенное сокровище невозможно.
Почему Федор Михайлович не написал просто: "все подробности
будут выяснены в дальнейшем ходе романа"?
Почему в своем письме читательнице Достоевский не сделал
того, что делал, как правило, во всех своих письмах - не
обратился к ней по имени-отчеству? Адресат установлен только на
основании пометы, сделанной карандашом на обороте листа: "Е.Н.
Лебедевой".
В письме Н.A. Любимову от 8 декабря 1879 г. /через месяц
после того, как был написан ответ Лебедевой/ Достоевский писал:
"Тем не менее я прошу Вас напечатать мое письмо в редакцию. ...
Может быть, кстати, скажу несколько слов об идее романа для
читателей, но не знаю ещё: вообще постараюсь не написать
лишнего". /30.1; 132/
Через шесть дней Федор Михайлович вновь пишет соредактору
журнала - Я хотел было прибавить /о чем и писал Вам в последний
раз/ некоторые разъяснения идеи романа для косвенного ответа на
некоторые критики, не называя никого. Но, размыслив, нахожу, что
это будет рано, надеюсь на то, что по окончании романа Вы
уделите мне местечко в "Русском Вестнике" для этих разъяснений и
ответов, которые, может быть, я и напишу, если к тому времени не
передумаю". /30.1;135/
Эти разъяснения для читателей романа так и не были написаны.
Но почему они были написаны для Лебедевой?
Впрочем, эти разъяснения со всей очевидностью прозвучали в
конце романа в речи прокурора Ипполита Кирилловича на суде:
"Будучи высоко честным от природы своей молодым человеком и
войдя тем в доверенность своего барина, отличившего в нем эту
честность, когда тот возвратил ему потерянные им деньги,
несчастный Смердяков, надо думать, страшно мучился раскаянием в
измене своему барину, которого любил как своего благодетеля.
Сильно страдающие от падучей болезни, по свидетельству
глубочайших психиатров, всегда наклонны к беспрерывному и,
конечно, болезненному самообвинению. Они мучаются от своей
"виновности" в чем-то и перед кем-то, мучаются угрызениями
совести, часто, даже безо всякого основания, преувеличивают и
даже сами выдумывают на себя разные вины и преступления".
/15;137/
У нас есть письмо Достоевского М.А. Поливановой от 18
октября 1830 г.: "для меня нет ничего ужаснее,- пишет Федор
Михайлович,- как написать письмо. Если я им занимаюсь, то есть
пишу, то я кладу в это всего себя, и после написания письма я
уже никогда не в состоянии в тот день приняться за работу. ...
Верите ли, у меня накопилось до 30 писем, все ждут ответа, а я
не могу отвечать. ... Поймите то, что у меня нет, нет ни одной
минуты. Я Аксакову на самое интересное и нужное мне письмо вот
уже 2 месяца не могу ответить". /30.1;220/
А для Лебедевой Достоевский почему-то нашел время.
В письме Е.Ф. Юнге от 11 апреля 1880 г. Федор Михайлович
писал: "Простите, что написал такое беспорядочное письмо. Но
если б Вы знали, до какой степени я не умею писать писем и
тягочусь писать их. Но Вам всегда буду отвечать, если Вы
напишете. Нажив такого друга, как Вы, не захочу потерять его".
/30.1;147/
Ничего подобного нет в письме Е.Н. Лебедевой. Отвей
Достоевского этой читательнице - это не письмо к "нажитому
другу". Это сухая, короткая, вынужденная отписка. Вынужденная по
каким-то неизвестным нам причинам. Да и сама концовка письма:
"Не один только сюжет романа важен для читателя, но и знание
души человеческой /психологии/, чего каждый автор вправе ждать
от читателя. Во всяком случае мне лестно Ваше участие к моему
произведению", - говорит о многом.
В "Объяснениях и показаниях по дела петрашевцев" Федор
Михайлович писал: "Вообще я человек неразговорчивый и не люблю
громко говорить, там, где есть мне незнакомые. Образ мыслей моих
и я весь известен только немногим моим приятелям. От больших
споров я уклоняюсь и люблю уступить, только бы оставили меня в
покое". /18;128/
"Выскажусь, но объяснять не буду",- эта мысль неоднократно
звучит в "дневнике писателя" Достоевского.
В письме И.С. Аксакову от 28 августа 1880 г. Федор Михайлович
прямо сообщал о романе "Братья Карамазовы": "Но вот такой,
однако же факт: это то, что сам я нахожусь, во многом, в больших
сомнениях, хотя имел 2 года опыта в издании "Дневника". Именно о
том: КАК ГОВОРИТЬ, КАКИМ ТОНОМ ГОВОРИТЬ И 0 ЧЕМ ВОВСЕ НЕ
ГОВОРИТЬ." /выд. мной - В.Ш ./ /30.I;213/
Бот этими цитатами я и хотел бы закончить свой доклад,
поскольку именно в этих цитатах, по моему глубокому убеждению,
следует искать разгадку письма Достоевского читательнице Е.Н.
Лебедевой.
Примечание: В главе "Сладострастники" интересен диалог слуги
Григория с Иваном Карамазовым:
"- Он меня дерзнул! - мрачно и раздельно произнес Григорий.
- Он и отца "дерзнул", не то что тебя! - заметил, кривя рот,
Иван Федорович.
- Я его в корыте мыл... он меня дерзнул! - повторил Григорий".
/14;129/
"Дерзнул" - выражение из "Полной лубочной сказки о Бове-
Королевиче Трижды повторенное в романе Достоевским, это
выражение показывает, что "Сказка о Бове-Королевиче" была хорошо
известна не только Смердякову, но и Григорию, и Ивану. Она
читалась и обсуждалась в доме Федора Павловича /как и в семье
Достоевских/.
Роман начал издаваться в 1878 году. В своем вступлении к
роману "От автора" Федор Михайлович пишет: "Первый же роман
произошел еще тринадцать лет назад" /14;6/, т.е. события
произошли в 1866 г.
В главе "Третий сын Алеша, говорится: "Ивану шел тогда двадцать
четвертый год" /14;17/, т.е. Иван был 1343 г. рождения.
В главе "Второй брак и вторые дети, поясняется: "Родила она
/вторая жена Федора Павловича Софья Ивановна - В. ./, однако же,
Федору Павловичу двух сыновей, Ивана и Алексея, первого в первый
год брака, а второго три года спустя. Когда она померла, мальчик
Алексей был по четвертому году." /14;13/ Тогда же, "ровно три
месяца по смерти Софьи Ивановны" /14;14/, и забрала старуха
генеральша обеих сыновей, Ивана и Алешу из дома отца, т.е. в
1849 году.
Мелочей или случайностей в романах Достоевского нет. В связи
с этим рассматриваться может текст только "Полной лубочной
сказки о Бове-Королевиче" издания первой половины 19-го века.
Все более поздние редакции сказки с изменениями, дополнениями,
сокращениями и, главное, комментариями /как, например, редакция
М.Ф. Исаева/, основаниями для понимания роли Смердякова в романе
"Братья Карамазовы" быть не могут.