Аннотация: Рассказ, можно отнести к "фанфику" по Баттлтех и одновременно к "Попаданчеству". Герой силою обстоятельств, оказывается перенесенным, во вселенную неким образом близкую "Миру Баттлтех".
Зона Боя Д.
Здрасьте, приехали.
Боль. Словно вспышка. Такая яркая, всеобъемлющая, что тело, моментально сжало и скрутило спазмом. Да таким сильным, что сжавшись в позе эмбриона, до скрипа стискиваю зубы, и опять же не по своей воле. Сквозь пелену разрывающих сознание ощущений, мелькает:
- Все конец!
Наверно, именно это, отвлекая от боли, сжавшим сердце холодом страха, позволяет ощущать, нечто, кроме нее. Вначале, только тупые удары. Именно так. Сознание фиксирует то, что по ребрам ногам и даже голове кто то или что-то бьет. Но за жаром скручивающей тело боли, лишь некое их ощущение.
Следующим, над гулом в голове начинает пробиваться более сильный низкочастотный, звучащий как надоедливое гудение шмеля. А вот за тем...
Затем, мня, словно окатывает холодною водою и боль, скачком отступает. И так же как напряжение, всего и разом охватывает слабость. Даже, набрать в легкие, выдавленный оттуда воздух нет сил. Почти невозможно. Разлепив зажмуренные глаза, пытаюсь понять что либо. Но так как они еще слезятся, вижу лишь тени и вспышки света. Задирая голову, сплевывая вязкую слюну, пытаюсь вдохнуть глубже. И в этот момент, нечто заслоняет тьмою взор. Что затем последовал удар, скорее осознаю меркнущим сознанием, чем ощущаю.
Вначале гул, затем, во тьме вокруг звуки. Воображение дорисовывает остальное. Машина, почему-то она ассоциируется с некою старою и разбитою. Возможно из-за скрипов, и жестяного громыхания. Затем холод и вонь сырой материи. Референсом вплетен запах железа, смазки, кожи чего-то еще. И вновь, воображение услужливо дорисовывает недостающее и даже еще более, разбитый и скрипящий кузов таблетки. На полу лежат тела в форме, кое-как перевязанные уже пропитанными кровью грязными бинтами. На скамейки брошены доски и на них тоже тела. Кузов таблетки скрипит и содрогается на колдобинах разбитой траками дороги. Сидеть в ногах этого кладбища молодости, удается, только упираясь ногами, чтобы вжимать себя в стенку спиной. Потому как машину, воющую не таким уж и сильным движком, водит и мотает по грязи.
В кузове молчание, только сдавленные стоны, когда особо сильно прикладывает. Кто жив, а кто уже нет, не понять. Не мыслей, не страха. Сильнее страха усталость и тяжелое, вязкое как патока безразличие. Какая разница? Вырвется эта таблетка через игольное ушко в блокаде или нет. Умрет вон тот бедняга, у которого разбиты ноги, или ты, на следующей колдобине или от прилетевшего в кузов снаряда?
Становящуюся все более ясною и четкою картину в разуме, словно бьющееся зеркало разрушает пинок под дых.
- Встать!
То что это именно пинок, осознаешь до того как глаза распахиваются. Перед лицом, грубые высокие ботинки. Такие, и берцами то назвать, как-то стыдно. Толстая, даже на вид, агрессивно ребристая подошва. Вместо шнуровки, на боку клипсы, как на горнолыжных ботинках. Пластиковая защита щиколотки и голени. Ноги в ботинках переступают. Не дожидаясь следующего удара, пытаюсь подняться. Всего, еще трясет от холода и слабости. В запястьях боль, в самих руках вспышка ее же но от онемения, ибо они оказываются связаны.
Владелец ботинок видимо не собирающийся ждать того, чем окончатся мои потуги встать, схватив за шиворот, вздергивает с пола.
Здрасьте, приехали... Ментоваген. Серые стены, решетки на грязных окнах, и стайка бомжей, среди которых и я, всех уже, тычками, гонят наружу. А вне кузова то, ничем не радостнее картина. Пока жду своей очереди на десантирование, успеваю оглядеть серый бетон стен и узкие как бойница, окна, забранные толстыми, местами ржавыми прутьями арматуры.
Пока нас строят, понемногу приходя в себя, озираюсь. Двор как двор, видел такие. На тюремный, не похож. Скорее задворки ментобата или иного подобного места. Да будь оно неладно. Выпихнутый ровняющим толпу доходяг здоровяком, оказываюсь впереди шеренги. Эк забавно. Перед нами несколько...
Даже не знаю. Это какой-то специальный отряд что ли? Все в черном, шлемы не наши, разгрузки поверх черных комбинезонов из, даже на вид, плотной материи, нечто вроде пластиковых лат. Как у мотоциклистов гаревиков. Хотя, нет, явно нечто военное, не пойму. В голове какая-то каша, лезут мысли о фантастике и звездных войнах. Мне бы понять, что вообще происходит, а стою как дурак и о всякой ерунде размышляю.
Покосившись на соседей, поджимаю губы. Меня что? Во вьетнамской общаге, в драке, после попойки приняли? Бомжи при рассмотрении вблизи кажутся странными. Явно азиаты, а не узбекские гастарбайтеры. У одного обратившего на себя внимание, тем, как с презрением глядя на полицаев, задирает подбородок. В прорехе почти оторванного рукава, виднеется цветная татуировка. Ну этим то, кого сейчас удивишь? Сходу даю ему кликуху Якудза. Остальные кто как. Морды со следами побоев. Большинство стоят, понуро пялясь на бетон под ногами. Кстати вот, тоже, какого хрена тут не асфальт, а бетон? Да еще так ровно положен, что даже удивительно.
С бомжами, все ясно. Похватали, отлупили... Посадили. Хотя, какое ясно? Что я-то среди них делаю? Вновь принимаюсь разглядывать спецов. Ребята как на подбор. Крепкие, накачанные, сразу видно, матерые. Лица за масками не разглядеть. Все же вот странное у них снаряжение. Глядя на него, не оставляет ощущение чуждости. Взять хотя бы их пистолетные ремни. Широкие, из затемненного, толи металла, толи пластика. Кобуры с пистолетом, ни у одного не вижу. Зато подсумки, похожие на контейнеры, на обоих боках у каждого.
Самый большой, наверняка под газовую маску. Кстати, из оружия у них, дубинки да короткие дробовики. Последние, тоже импортные. Калибр, уж точно не двенадцатый, но и не сороковки, из тех, что спецграник.
Один из спецуры, тот, что по боле в объеме рыкает и строй, в котором и я, поворачивается в сторону дома, у которого нас строили. Глядя поверх голов, на серую стальную дверь, пытаюсь понять, на каком это он языке подал команду. Что еще за чертовщина? На сюсюканье вьетнамцев, или китайцев, точно не походе. Хотя кто их поймет? В голове услужливо возникает некая мысль, и кошусь на выделяющегося из бомжатника Якудзу. Уж больно рубленые команды старшего спецназёра, похожи на то, как в фильмах про всяких самураев говорят. Мальца гортанно, вот так рыкая. А тем временем, всю нашу компанию, гонят внутрь задания.
Самый справедливый.
Внутри здания, тычками, а кое-кого и погоняя дубинками, ведут по коридору. Коридор, ничем не примечателен. Стены, пол, потолок, все тот же голый бетон. Изредка, двери, покрашенные серою краской. Нанесенные по трафарету красным четырехзначные номера, ничего не говорят о том, что за ними. Свернув пару раз, оказываемся, в более широком коридоре. Там, нас выстраивают вдоль одной из стен.
Старшой, тот который, более квадратный из погонщиков, скрывается за дверью, пред которой построили. Наверно, в номере на ней, присутствует некий юмор. Дверь тринадцать-тринадцать, как не читай, это если сложить парно и туда и сюда, цифры восемь тысяч пятьсот пятьдесят восемь. Это я после раздумий, что за дверью, изгаляюсь. Так как делать нечего кроме как рассматривать стену, дверь и все тех же спецназеров да бомжей. Что за дверью и так понятно. Там нас опросят, допросят, выкажут недовольство, и расскажут, куда нам дорога.
А что говорил? Точнее думал. Через несколько минут, бомжей, с лева по одному начинают в оную дверь запихивать. Что странно, обратно никто не возвращается, только сопровождающий. Хотя, что странного? Видимо, уводят в узилище, или куда еще, через другую. Когда настает моя очередь, ловлю на себе оценивающий взгляд сопровождающего. Это потому как, в близи, в прорезях маски, его глаза хорошо видны.
- Вперед.
Уже топая к двери, соображаю, что со мною, он заговорил на каком-то ломаном английском. И еще, что глаза за маской, типично азиатского разреза, как и у бомжей.
Зал, или вернее большая комната, куда ввели, почти пуста. Справа, за массивным, широким столом из металла, сидят трое. Сбоку стоит охрана. Местные, так же в черной форме. Сразу будто бьет по глазам, что на ней нет погон. Вернее не это. На воротниках стойках курток, пошитых как кители, петлицы. И то, и другое, уж сколько лет как не встретить нигде. Хотя, что это я? А китайцы? Но вот не похожи они, почему то, на братьев китайцев - рубь за сто! Да и рожи, что уставились на меня, хмурые, выражающие даже при их азиатской невозмутимости презрение. Мол, не брат ты нам...
Пока мой сопровождающий, сверяясь с записями в наладоннике, излагает нечто, стою, словно окаченный ушатом воды одною простой мыслью, точнее вопросом - не брат, кто?!
Из этого состояния выводит жесткий тычок под ребра, и шипение сквозь зубы, конвоира.
- Поклон!
Память услужливо подсказывает азы азиатской вежливости. Кланяйся, улыбайся, всем и везде. А еще, не кстати, ибо чуть не пырхаю от нервного смеха, дурацкое - улыбаемся и машем!
Один из сидящих, нечто буркает скороговоркою. И за этим, снова тычок, под ребра.
- Отвечать!
Чуть кособочась, ибо конвоир заехал локтем ощутимо, объявляю.
- Не понимаю. В чем виноват, не знаю.
Видимо тот, кто спросил, морщится и глядит в сторону. Сидящий от него левее нечто набирающийна каком то уж больно толстом айпаде или подобном ему, оторвавшись от своих дел, коротко отвечает. И что-то говорит конвоиру. Снова тычок, более похожий на удар, от которого, аж пошатываюсь.
- На общем!
Подбирая слова, ибо давно не говорил на английском, прошу повторить вопрос на нем же. И зарабатываю еще один тычок. Впрочем, похоже, со мною, уже все решено. Стоящий у стола рядом с ковыряющимся в пародии на айпад, местный охранник, подходит и дубинкою, указывает на дверь в стене.
Иду к ней. Двери тут, похоже автоматические. Едва подхожу, как и в прошлый раз, сама открывается, но тогда как-то не придал тому значения. За ней, почти такой же коридор. Но охрана, одета, как и тот, что меня вывел. Из бомжей у стены только Якудза да еще один насупленный, по ниже ростом и с бычьей шеей. Ну что же, пусть будет Бычок.
Когда ставят рядом с Якудзой, тот сторонится и зарабатывает окрик и удар дубиной. Милосердием, эти ребятки уж точно не страдают. Пользуясь свободным временем, изучаю их форму и лица. Черная куртка, свободные брюки прямого покроя, без видимых карманов, заправлены в высокие ботинки. Хоть не такие крутые как у спецназеров, но опять не с шнурками или молнией, с застежками на боку. Ремень, из коже заменителя, и подсумки по бокам. У стоящего рядом, разглядываю петлицу и нарукавный знак. Ни она не знак, ничего не говорят. На петлице, нечто вроде стилизованного иероглифа. Знак, круглой формы, на красном фоне черный цветок. Оба знака отличия, толи резина, толи пластик. Дешевка, такие штампуют тысячами. Кстати на пуговице, которую четко вижу, такой же цветок. Она так же пластик. Смотрю на нарукавный знак. Нет, не знаю, что за цветок. И вообще, пластик или резина фуфло. Толи дело шитый. Вспоминаю почти такой же, но на черном фоне пропеллер в шестерне. Ну, пропеллер это мы его, меж собою, а на деле то винт корабельный. Голову простреливает болью. Черт... Что за дерьмо? Морщась, возвращаюсь к воспоминаниям и опять. Теперь уже ясно осознаю, стоит подумать, чуть более конкретно о себе - эта боль.
Отложив воспоминания на потом, раз попал, судя по всему в тюрягу, подумать время будет, пялюсь на дверь. Нахожу глазами штангу закрывающую ее, и точно. Над нею утолщение. Видимо саленоид, был бы мотор, при каждом срабатывании двери, он бы гудел. Когда выводят очередного клиента этого, суда-тройки. Кстати вот?! Тройка! Или что-то вроде военно полевого. Если это и полиция, какая-то уж, слишком военизированная. Ощущается по повадкам. Хотя кто их азиатов поймет? Может у этих, дисциплиною сержант Харакири заведует, вот они и стоят словно на параде замерев, только глаза пристально по нам бегают.
Того бомжа, что вывели, двое охранников из местных, подхватив под руки по жесту стоящего перед дверью, шустро поволокли куда-то проч. Присмотревшись подмечаю, какая у того петлица. Будем считать, что с таким рисунком, сержантская. Не помешает.
Когда ноги уже устали от неподвижного стояния, из дверей, наконец, вывели последнего из бомжей. К нам, стоящим у стены, так боле никто и не попал. Вышедший за последним писатель, указав на нас, отдал приказ сержанту, и подгоняемые окриками, пошли. Шли недолго, всех троих затолкали в одну из дверей коридора, за которой оказалась камера.
Мда, минимализм во всем. Бетон, дыра в углу, обсыпанная по краям хлоркой и все. Ан, нет! Еще окно. Высоко, и толку от него, никакого, кроме вентиляции. Кстати еще уже чем те, что с другой стороны здания, а прутья еще толще. И так вделаны, что сквозь них, руку не просунуть.
Якудза гордо прошествовал под окно, и там встал, наслаждаясь свежим воздухом. Гордо глядя поверх нас и двери. Я же усмехнувшись, оглядел Бычка, и подмигнул ему.
- Что мужик, влипли?
Тот, набычившись, в ответ буркнул.
- Сото!
И отошел к левой стене. Ну конечно. Сото... И место твое оставшаяся стена, то есть, у параши. Усмехаясь, отошел к ней и стал обзирать себя любимого. До этого как-то не придал значения тому, что же на мне надето.
А надета хрень какая то. Штаны свободные на резинке. На ногах чешки что ли? Или у чешек подошва тоньше? Ладно, проехали. Рубашка серая да куртка вроде тех, что пилот называют, с пластиковой сломанной молнией. Все синтетика, причем опять же дешевая, хотя спору нет сшито вроде качественно, швы ровные, подкладка вот даже кажется с утеплителем. Поймав на себе взгляд Бычка, поясняю.
- Жрать охота, на животных охочусь!
К моему удивлению отмечаю, что хотя сказал на русском, азиат меня понял. Ибо сначала скривился, чуть ли не плюнув, а потом, видимо сообразив, что шучу, вновь взглянул, и насмешливо скривив губы, дернул щекой. Присев и расстегнув рубаху, морщусь. Все тело, в синяках и кровоподтеках. Отлупили меня знатно, но что лупили со знанием дела, подсказывает, то, что нет боли, как при сломанных ребрах... Блин! А вот в башке точно что-то сломали! Ни хрена не помню, как оказался в этой, толи китайщине, толи японщине. Хотя сейчас пришла мысль, что влип в историю в командировке. В каком ни будь особом экономическом районе. Слышал о таких, но вот что это такое, не особо интересовался. Если вот такое...
Стоп? А почему и нет, Китаёзы, оне вроде как, япошек хоть и не любят, но бузинес, он и есть бузинес. Взяли да сделали, совместный. Особый. Где пашут, махая кайлом на шахтах и каменоломнях, всякие, обоих дружных недругов, зеки. А ведь потому, что так сказать после очухивания в ментовагене видел, так оно всё и вытанцовывается!
Вопрос в другом, что я тут, со своею как говорят, рязанскою харей, делаю?
Приехали...
Сидели мы в кутузке, судя по тому, как за окном смеркалось, потемнело, а потом расцвело почитай часиков двенадцать. Жрать, хотелось неимоверно. Да и пить кстати. Хорошо хоть тепло. При холоде, с такою склонностью в минимализме в мебели, тут все трое, простудифилис бы подхватили на раз.
Когда в камере загудело, Бычок, встав, прошел в центр, самурай так же. Прикинув варианты, решил не отставать. Ибо если задирающий нос Якудза так шустро копытами топочет, дело видать обязательное.
Вместо ожидаемой кормежки, нас пригласили на выход. Вспомнив всякие кино, удивился, что построили в центре коридора, а не носами в стену. Ну не мне вроде как сейчас на такие порядки тут, жаловаться.
Когда забежавший в камеру охранник с огорчением сообщил старшине, что мы, ничего там не сломали. А гадили в дырку аккуратно, тот засопев, тоже, видать от огорчения, рявкнул команду, и нас повели.
Комната куда пришли, мало чем отличалась от камеры, разве что размер больше и тут кроме нас уже стояла у стены еще пара бомжей.
Через минуту, в комнату, зашел румяный гражданин в деловом костюме. Открыв папочку, в которой оказался такой же аппарат типа айпада писаря Тройки, стал, сверяясь с ним, ходить нас разглядывая.
Судя по тому, как у него блестели глазки, был он чем-то весьма доволен. Закончив на мне, даже состроил рожицу. Тут правда вышла заминка. Тот охранник, что имел петлицы сержанта, ткнув в мою сторону дубинкой, сказал нечто. От чего у чиновника, лицо стало каменным, а глаза обиженными. Коротко бросив через плечо фразу, он щелкнул пальцами, и ему подали наладонник. В близи, аппарат выглядел странно. Слишком толстый, с боку, излишне много кнопок. Понеся к моему лицу, похоже, сфотографировал. Затем указал на руки. Связанные пластиковой толстою лентою они к счастью имели свободу и не затекали, но не настолько, чтобы освободится.
Меня повернули, и кажется этим же аппаратом, сняли отпечатки пальцев. Так как подавший прибор или другой охранник, ткнули дубинкою в руку, чтобы вытянул пальцы.
Пока стоял носом в стену, сзади у пришедшего с охраной, вышел какой то спор. Но видимо дядя имел на нас виды, а их, имел, но уже по-другому. Прикрикнул и спор стих. А меня повернули обратно.
Чиновник тем временем, важно дуя щеки, направлялся к выходу, куда спустя минуту и нас наладили. Судя по нервозности поведения бомжей, то, что он нас смотрел, и мы шли за этим дядей, их сильно обеспокоило. Еще боле, это стало ощущаться, когда вывели во двор. Там стояла машина с крытым кузовом. И судя по тому, что видел, эта уже более подходила для перевозки опасных заключенных. В кузове виднелись двери с решетками. Значит, каждого там ждала своя маленькая камера. Так оно и оказалось. И кстати охранники у машины, были вновь более похожи на какой-то специальный отряд. Только их броня, походила на какие-то доисторические хоккейные щитки. Состояла словно из сшитых вместе колбасок или валиков, темно коричневого пластика.
В этом транспорте, запертых в клетушки более схожие с гробом, катали нас не так долго. А выпускать стали по одному, но не сразу. Вне машины, после того, как вывели первого, послышалось какое-то бубнение. И каждый раз, когда выводили кого-то, оно усиливалось. Причину понял, когда настала и моя очередь.
Вытолкнутый на пандус, в помещении, похожем на подвал для приема грузов крупного магазина, оказался перед десятком похожим на увезшего нас из тюряги господина. Видно было плохо, в глаза бил свет, но это я разглядел.
Два охранника, что почти выволокли меня, по знаку того самого, неожиданно ловко, срезали одежду. Чиновник, или кто тама он был, я не знал, стал быстро зачитывать из своей папки, указывая на меня. И вот тогда стал подниматься тот самый гвалт. В конце его речи, меня грубо покрутили, показывая со всех сторон собравшимся. Наверно, не надо было быть Менделеевым, чтобы сообразить. Это уж точно не медкомисиися, а аукцион. Выкрики, последовавшие от собравшихся, подтвердили это. И вскоре меня и еще одного пассажира, уже толи вели, толи волокли вслед за одним из охранников. Когда промаргался от смены освещения, ничего интересного, увиденное, не добавило. Коридор, крашенный грязно желтым. Вверху справа трубы, с лева кабели. Лампы толи дневного света толи модные ныне светодиодные. Ну и соответственно под ногами бетон и вокруг тоже. Двери правда выкрашены коричневым и кроме номеров желтою краской набитых того же колера иероглифы.
Шли не так долго, но сворачивая в какие-то боковые коридоры. Затем поднялись на огроменном грузовом лифте на два этажа. И там, вышли в толи холл толи еще один гараж. Толком осмотреться не удалось, ибо поволокли нас к большим стальным дверям в одной из стен. Мужик что руководил этим перемещением, встав перед ними, что-то пробурчал в камеру над наборным полем. После чего загудели электрические моторы и одна из воротин, стала отворяться.
За воротами было нечто вроде пристройки караулки. Стояли охранники. А из помещения нам навстречу, уже спешил еще один чиновник.
Местная охрана, сменила тех, кто нас привел, и когда старший из охраны, видимо, оформил нашу передачу, поволокла в глубь.
Чуть далее караулки, словно стойла в конюшне располагались помещения на моей памяти, именуемые в ментуре обезьянником. Только тут каждая ячейка, как и стойло, на одного сидельца. Вонища кстати, присутствовала как в упомянутом обезьяннике. Может не столь резкая и сильная, но тем не менее.
Когда поставили перед пустою камерой, подошел угрюмый мужик и на ломаном английском стал вразумлять.
- Без разрешения не говорить. Совсем. Дверь открыта. Встал в круг в центер. Не успел, на линию у стены. Руки в круги на ней. К решетке не подходить! Делать только то, что скажут. Не более! Непослушание, боль.
Поясняя последнее, показал на привешенную к поясу дубинку из дерева. Судя по следам вмятин на ней, боль кому-то непослушному, была сильная.
Закончив инструктаж, кивнул охранникам и те, разрезав наручники, отошли.
- В круг!
Пошел и встал в кругу уже в клетке. За спиною тихо заскрежетало, но обернулся, только когда глухо щелкнули запоры. Кто его знает, вдруг бы захотел мужик показать что бывает за то, что кроме того что скажут.
За решеткою из прутьев, уже никого не было. Две камеры под потолком намекали на то, что я не только сиделец, но и звезда местного синиматогрофа. В камере все тот же минимализм убранства. Окно правда заменяла привинченная к стене на уровне бедра кровать. Или топчан, в общем, бес его в печень, лежак, вроде откидной полки, но не подъемный.
Сев и обзирая высокохудожественные разводы грязи на полу и стенах, среди которых угадывались и остатки плохо смытой крови вздохнул
- Приехали...
Первый заход...
В камере не было ни дня, ни ночи. В коридоре тоже, там и вообще был полумрак вечный. Камеры напротив и правее пустовали, а слева наискосок, сиделец видимо любил поспать. Пару раз мелькнул и все.
От скуки, вспомнив как при лежании в госпитале ноги и руки совсем ослабли, да еще пару фильмов, про вот таких как сам сейчас, стал разминаться. Толи это толи это, толи просто подошло время, но скуку сидения и лежания прервало важное событие. Сначала в коридоре раздался скрип и звук открываемой решетки. Затем все повторилось. Как не хотелось подойти взглянуть, но помня предупреждения и про камеры, сидел и ждал. Предчувствие оказалось верным. Три охранника занимались кормежкою сидельцев. На тележке стояла кастрюля, бидон и стопка мисок.
Когда подошли к моей решетке встал в круг нарисованный на полу в центре. Решетку подняли и под нее поставили на пол две миски. Одну наполнили кашей, другую водой.
Когда отошли, поглядел на камеру напротив. Мисок не было, значит, в этом случае можно и подойти. Взяв обе, отошел и сел на кровать. Каша непонятного вида. Глядя на нее, попил. Вода, дерьмо с привкусом химии, но пить то все равно хотелось. Не знаю, чем тут ее чистят, но точно не хлором. Аккуратно ополоснул руки. Хоть охрана не пожмотилась, налила полную миску, да кто их знает может это на весь день? Зачерпнул пальцами кашу. Пресная гадость, но с голодухи, показалась получше, чем утренняя пластиковая каша в столовке водил Донузлава.
Черт! Да... Черт же! От боли чуть не вывалил кашу на пол... Переждав когда боль утихнет, съел все и даже облизал руку.
Сыто рыгнув, покосился на воду и подошел поближе к решетке. Приметив, что у соседа напротив перед ней появилась миска, пустую отнес и поставил так же. Одна кстати. Видать догадка насчет воды, верна.
Далее опять наступила скука. Время исчислялось только кормежкой. Но когда она? Попробовал считать, но кинул это нудное занятие. Заниматься зарядкою было веселее и полезнее. Благо кормили хоть скудно и однотипно, зато, как говорят от пуза. Из событий жизни, один раз заработал пару ударов дубиной, проспав кормление. Охранник, что резал по ногам, объявив побудку, вторым ударом шарахнул по лбу, видимо вколотив тем науку. Впрочем, стоило рыпнуться, второй, контролирующий процесс, добавил бы.
Не знаю, когда это произошло, ибо дни как-то смешались, но разбудил скрежет ворот и крики. У входа, похоже, что-то происходило. А еще через пару минут, перед клеткою, возник тот здоровяк, что меня поучал местным правилам.
Скривив рожу поглядев на меня, махнул кому-то рукою рявкнув.
- В круг!
Когда загудел мотор решетки, подошли и охранники. Здоровяк же войдя в камеру, пожевал губами оглядывая меня и вынул из сумки на поясе свернутую тряпку фиолетового цвета.
- Одеть!
Тряпка оказалась тонким синтетическим трико, вроде борцового. С эмблемами на спине и груди. Поморщившись, мужик снизошел до объяснений.
- Будешь драться. До смерти. Не убьешь. Убьют тебя. Выживешь, загорится красный свет, встанешь в круг!
Посчитав свою миссию исчерпанной, посторонился и его сменил охранник.
- Руки!
Руки, сковали широкими наручниками, видимо не хотели, чтобы те затекли. Так же быстро, как и вели сюда, схватив под руки, потащили наружу. Причину криков увидел у ворот. На носилках стоящих на полу, лежал окровавленный человек. В таком же как на мне, только порванном и темном от крови трико. По тому, как вывернута шея, было понятно, почему, на него, никто уже не обращал внимания. Рядом спорили двое чиновников, в одном из которых узнал того что меня приобрел.
Впрочем, все это мельком, ибо охранники торопились. Когда поднялись на лифте вновь волокли по коридорам и заведя в какую-то комнату поставили перед еще одним чиновником. Судя по небольшой эмблеме на вороте, похожей на ту, что на трико, начальником места, где содержали. Он, кивнув охране, указал на следующую дверь. Эту открыли охранники в броне, как у тех, что была на привозивших нас на аукцион. И еще в этой комнате было некое сооружение похожее на конвейер. Вместо ленты, катки а на нем куб из блестящего металла с поднятой крышкою. Не дав оглядеться, толкнули в руки паре броненосцев, а те, развернув и сунув под дых кулаком, ловко засунули в ящик.
- Руки!
Едва были сняты наручники, куб с грохотом закрыли. И не успел поглядеть на вделанный в верхнюю панель осветитель, дернулся и ощутимо стал ускоряться. Собственно гадать не приходилось, система доставки. Сбежать из такой, вряд ли возможно. Мельком заметил мощные щеколды запоров. И сто интересно не только на пластине что была поднята, но и на боку и сверху. Так как сидел упираясь в стенки, рывки и тряска, не сильно вредили. Иногда куб останавливался, но затем, вновь двигался.
Потому, то, как щелкнув запорами, откинулась одна из боковин, стало неожиданностью. Впрочем, как и то, что едва это произойдет, щелкать клювом, так же не стоит. Едва матеря затекшую от сидения задницу полез наружу, кто-то не дружелюбный в красном трико возжелал загнать меня обратно ударив ногою. Затем, еще раз. И вот это, он сделал зря...
Скорее по выработанной некогда привычке, чем осознанно, ухватив ее, крутнул за лодыжку и нажал под колено всем корпусом. Не отталкивая, а словно вминая в пол. Сам же при этом, не давая выдернуть ногу, и вылезая.
Ответом на мою грубость, был взрыв эмоций, воя, и попыток достать, ударив рукой. Ногу, нехороший дядя, подвернул, и так как я ее поджал, вставая, ту так просто, не высвободить. Отдуваясь и озираясь мельком, в ответ на его явно не парламентские инсинуации, пояснил.
- Борьба в партере дядя, Захват... А вот... Переход на болевой!
Нога хрустнула, и дядя, огласил окрестности... Ну, наверно, все же горестным, воем. Самбо, он точно не занимался, да и я по чести давненько. Но кое что, вот как оказалось, вбили в глупую голову. Двинув пяткою под ребра злому дяде, для добавки, снова огляделся. А ну как тут их двое?
Нет один. И заросшие рыжей шерстью ручищи, запачканы кстати, не какашками от усеру. Не того ли страдальца, со свернутой шеей кровянкою? Сразу вспомнилось поучение здоровяка.
- Будешь драться до смерти. Не убьешь. Убьют тебя.
Я конечно не пацифист. И знаю, что бывало, убивал. Но... Помотав головою отгоняя боль, со всею злостью от этого, и того, что предстоит, врезал затеявшему какую-то пакость дяде, по диньдилинькам.
Черт! Память! Вспомнил, чем это чиривато, только, когда он, взвыв и попытавшись видимо куснуть, меня в ответ, окатил ноги струей рвоты.
Торопясь, пока тот не опомнился, ибо на вид, мужик то крепкий, шагнув через него, оседлав, взял на удушающий и оплел ногами. Дядя, брызгая рвотой, загоношился, но видать партер, был не его конек. А я, матерясь сквозь зубы, вспомнив, чему научил один из приятелей, едва не теряя от боли в башке сознание, рванул корпусом в бок и вверх. Шея мужика хрустнула. Ощутив, как тот обмяк, разжав захват, оттолкнул ногами и рухнул на спину.
Лелея затухающую боль в голове, вызванную воспоминанием, только сейчас ощутил, что весь покрыт потом. А еще, слабость, и то, как мелко дрожу. Приподняться на локте, сподвиг не отходняк от нервного напряжения, а мысль, что если я сменил помершего, то и этого сменить могут.
Сглотнув, встал. От того как резко это сделал голова закружилась и меня повело. Черт, а если б такой был рядом? Отошел и оперся об куб. От помершего, тошнотворно тянуло рвотой, мочей и калом... Куб стоял на катках, почти посередине замкнутого бетонными панелями пространства. Сверху, плита с мощными светильниками. Какими, из-за этого, толком не разглядеть. Сплюнув, высказался в пространство.
- Привет из Тамбова суки!
Привет из Тамбова!
Время тянулось медленно. И когда, наконец, вспыхнул красный свет, сознаюсь, уже даже устал ждать. Ибо мучился тем, кого мне сунут в противники. А ну как, не дурака вот такого, а местную рембу?
Центр куда следовало встать, подсвечен желтым светом. И как назло, в луже мочи натекшей из под усопшего. Но как понимаю, никого тут это особо не заботило.
Когда встал туда, пол дрогнул, а одна из стен, неприятно зашелестев, стала подниматься. Ева повернулся, в ту сторону, раздался усиленный динамиками голос. Но что он говорил? К счастью показавшиеся из прохода за плитою охранники, догадались крикнуть на английском.
- На колени! Руки за голову!
Дядьки сразу видно, серьезные. Четверо со щитами и двое за ними, с дробовиками. Подходят не торопясь. Все оглядывают. Те, что с оружием, стоя по сторонам, не сводят с меня стволы.
Убедившись, что все безопасно снова предупреждают.
- Не шевелись!
Один из них, подойдя сзади, сковывает руки.
- Идти можешь?
- Да.
Меня тут же, уже привычно, цепляют за руки, и подняв, едва не бегом волокут в проход. Путь напоминает мое прибытие в эти пенаты. Коридоры, лифты и окончание пути перед опостылевшей камерой. Небольшое разнообразие вносит помывка из шланга и введение в шею лекарства. Видно прививка от столбняка. На случай, если кто все ж цапнет зубами.
За всем наблюдает здоровяк, которого про себя окрестил - Тренер. Когда в камере, остался он и пара охранников, тыкает меня в грудь своей дубинкою.
- Тошама! Не ты Табоф! То ша ма!
Видимо, не дождавшись ожидаемого ответа, после которого бы, стукнул своей любимой дубиной, усмехается.
- Не говорить. Хорошо. Поклон, можно.
Вспомнив карате, кланяюсь, не отрывая глаз, от его. И замечаю, как он легонько прищуривается. Понравилось? Видимо да, ибо буквально фонтанирует поучениями.
- Ты убиваешь. Значит живешь. Уважение, слава, конюшне Тошава, Хозяину. Табоф - жизнь.
Отступив, поворачивается и выходит. Один из охранников указывает на трико.
- Снять!
Снимаю, подозревая, что если брошу трико с эмблемой, могу огрести, показываю на нее глазами. Тот, видимо поняв, указывает место на полу.
- Класть! К стене!
Исполняю. Дурацкая стойка у стены, с упором рук в нарисованные круги, напоминает какой-то старый фильм. Но память, почему то возвращает к лежавшему на носилках и тому, кому сам скрутил шею. Табоф - жизнь. И сколько будет ее? Пока кто-то вот так же не свернет и мне шею?
Вторая драка на арене, а то дерьмо, что там творилось, боем, назвать язык не поворачивается, случилась почти сразу. Через три кормежки.
Тренер, а он, и правда таковым оказался, ибо охранник назвал Сенсей. Пояснил перед ним.
- Бой пары. Живой, должен останется один. Кто, не важно. Живет сильный.
Очень подробное исчерпывающее объяснение. Прямо в стиле Маклауда или, как там его? В общем живой, один, и точка.
Выкинули нас из ящиков, в какой-то пародии на техногенную помойку по углам этого зала-безобразия. Мужик, которого увидел первым, сильно не понравился. Ростом, почти с меня, и такой же жилистый. Судя по тому, как двигался, явно умел драться. А вот мой напарник, решил с ходу, праздновать труса, или выжидать. Впрочем, оно у него не вышло. Прожектора где-то там, под засвеченным софитами, или что там у них под потолком, подсветили нас всех трехкратными вспышками, изрядно этим ослепив.
Скорее всего это был намек, что публика жаждет зрелища. И хотя вокруг стены из голого бетона, таковая точно смотрит, жуя свой попкорн и делая ставки.
Последним смертничком, оказалась баба. Именно она, бросилась на меня из-за некоей ожурной конструкции. А может и с нее. Потому как, от удара, в плечо и торс, покатился по полу. Вскочив, еле успел, сбить ее вторую атаку. Девка, двигалась молча и быстро. Проскочив, Крутнувшись, едва не достала меня в лицо ногою. Ну вот на этом, я ее и подловил. Не став пытаться блокировать или поймать за нее, а отшатнувшись и подбив ногу, еще выше. Не удержав равновесие и грохнувшись на попу, хотя дело шло о жизни, не удержался от улыбки на ее шипение от боли и поклонился. Видимо зря. Тот град ударов и пинков, что обрушила вскочив на меня, вытеснил на центр площадки боя. И вот тут, то и пошла драка наворотами. Ибо пытаясь оторваться, ввалился прямо между ее и своим напарником.
Видимо как и мы, противники, имели только напутствие, что выжить, должен один. Потому отчаянную драку за жизнь, все против всех, назвать боем, язык не поворачивается. Мне особо досаждали не удары мужиков, а когти бабы. Она, видимо поняв, что масса тела как у воробья, не решает, поставила на скорость, решив нас всех, троих, распустить когтями на лоскуты.
И хотя во мне, где-то видать еще оставались некие крохи человечности, едва представилась возможность, саданул ее по кадыку. Что с нею было далее, не помню, ибо меня сбил с ног ударом в ухо, напарничек из узилища. А потом еще и рухнул сверху, но уже, сам сбитый противником. Тот конечно был могучий парень, но глупый. Ему бы добить меня, пока не соображал от боли и потери дыхания. Но он, плотно занялся сокомандником, да еще так, словно тот, ему задолжал за многие годы. И то, что я пришел в себя, пропустил.
В драке, где цена жизнь, нет честных или нечестных приемов. Никогда бы не подумал, что выдавить глаза так просто. Хотя, какое, там... Это, я уже отброшенный ударом под дых, пытаясь промаргаться, от слез и пота, думал. Под дикий вой лишившегося зрения противника. Правда, дикий. Аж, мороз по коже.
Напарничек гад, пока крутил башкой да вспоминал дыхательное упражнение, чтоб оклематься, пытался меня свалить вновь. Не знаю, откуда и силы взялись, и дыхалка, отвалил я ему от всего пролетарского, большого сердца. А убил он, по сути, себя сам. Прижатый мною, толи к балке, толи к швеллеру, так дернулся головою уходя от удара, что впаялся в его грань затылком. Мой удар получился вскользяк, но затылок треснул. А он, задергавшись и выпучив глаза, сполз по нему спиною к моим ногам уже не жильцом. То что руки ноги еще подергивались... В общем, даже не стал проверять...
Здоровяк еще завывал дергаясь, но похоже, уже приходил в себя когда подошел. Хотя как тут в себя придешь? В отличии от моего первого, даже при такой боли, пытался выйти из борцовского захвата, стянуть, разомкнуть руки, бил локтями. Но приятель, оказался прав. Когда доворот идет всем корпусом, хрен ты что сделаешь. Щелкнуло под руками и еще один.
Девка, нашлась тут же рядом. Кем-то отброшенная, с изумленным выражением на лице. Как ее ушли, подсказала вмятина на виске. Все болело, от того, как мутороно, не в теле, на душе, тошнило. Может по этому, наперекор обещанию, проорал в потолок.
- Я - Тамбов, А вы - суки!
Сенсей.
Похоже, чем-то я, глянулся здоровяку. После, как и в прошлый раз, когда привели, проверки. Оставшись подле меня, жуя губами, глядя куда-то в область лба, спросил.
- Табоф?
Вздохнув, покосился на мои плохо отмытые и местами перепачканные кровью и не пойми еще чем, руки.
- Начало, хорошо. Табоф. Но это, самый малый начало.
Когда вышел, видимо, как поощрение, разрешил охранникам вымыть меня чище. Но, увы, когда снял трико, вновь поливая из шланга. При поливке, дергаться не стоило. Попытка оттереть себя, еще в первый раз, вызвала негативную реакцию и вполне понятный окрик.
Как понимаю, то, что в плошке с кашей, оказались кусочки мяса, так же было наградою. Затем, был третий бой и четвертый, а может уже и пятый, когда в один из дней. Он подошел к клетке во время моей физкультуры. Так как на этот счет у меня не было понятия. Охранники, когда ходили, смотрели, но не приказывали стать в круг, все же прервался. Встав, поклонился. Чем вызвал на его лице, легкую тень улыбки обозначенную краем губ.
Через некоторое время вновь пришел поглядеть. Но в этот раз, я подметил, что пришел тогда, когда пытался сделать нечто, что вспомнил, кроме тех упражнений, что уже делал. На мой поклон, в этот раз, благосклонно прищурил глаза, и ответил, едва заметным своим. После чего, удалился вновь.
Не скажу, что убийства, а это вынужденное гладиаторство, по иному, не назвать мне шибко нравилось. Но как не крути, жить, нравилось еще больше. Потому, понимая, что могу и не пережить еще один выход из камеры, занимался с остервенением. Пытаясь, припомнить, все, что знал и видел. А по возможности, придумать и штуки, которые помогут остаться живым. Ибо тут, не было никакого спорта. Чистое выживание. Как я понимаю, судя по тому, что уже два раза, арена была как бы игровой. Все это было некое шоу. Но вот каковы его законы, кроме смерти всех, кроме одного, в борьбе за жизнь?
Ответить мог только Сенсей. И то, что я выказывал ему некое уважение, было от части, как аванс за подсказки. Насколько хватало моего понимания, после его, слов о начале. Пока для меня, или с моим участием, памятуя, что пришлось убить мужика из этой же конюшни, шел отбор.
В итоге так и оказалось. После одного из поединков, где снова, дрались парами на выживание, довольный как кот, наевшийся сметаны, он, подойдя к стене, начертил на стене дубинкой треугольник. Ткнув в него, пояснил.
- Арена.
Проведя черту в нижней широкой части, известил.
- Арена ди.
И еще, для ясности, постучал дубинкой по стене рядом. Затем, нарисовал рядом с чертою пару мелких треугольников. Снова тычок, но уже в них.
- Конюшни ди...
Вздохнув, словно пожаловался.
- Много.
Ткнув в проведенную черту, добавил.
- Шагнуть вверх, трудно. Мало сильных. Мало живых.
Так и хотелось спросить, а чего тогда он не тренирует выживающих? Гладиаторов, как помню из учебника, учили биться. Но, похоже, это же было причиною частичной грусти Сенсея. Окинув меня взглядом, вздохнул.
- Желай жить, сильнее. Еще сильнее Табоф. Докажешь. Жить дольше. Учится. Стать гладиатор.
Вот так... Значит, все верно. Пока только отбор достойных, стать гладиатором. В голове, глядя на рисунок, вертелась аналогия, с той бочкой, куда кидали крыс и должна, остаться, всего одна. Память, услужливо подинула сразу несколько названий, крысиный волк, крысобой, крысоед... Помню, что служил на флоте, хотя это вызывает боль, ноне помню, чтобы такое делали. Наверное, сказка, нечто сродни, всяким городским легендам. Что-то есть, а правда... Хотя вот она стена, а вон, кровь под нею, воду тут как заметил, экономят. Так что, то, что меня второй раз помыли некогда, явно было поощрением.
Мы крысы, останется в бочке одна, шагнет, среди таких же, через черту. В новую, стоящую на ступень выше, бочку, где уже не просто наловленные в подвалах, а такие же, как и она, людоеды, вернее крысоеды.
Что же, подсказка-установка, понятна. Хочешь жить, надо стать не супер Брюс-ли, а некоей стальною крысою. Помню... Мда, похоже чем-то воспоминание о книге про супер вора голове не понравилось. Она у меня со странностями. Забывать о таком, не стоит, особенно в драке... И как? Вот о книгах, кстати, читать то, любил. Помню у кого-то, чуть не через страницу, слово - соответствовать. Да ни хрена вот, не так! Стать! Стать до самых корней самого себя! До частиц атомов мать их разтак!
В классике, герои попавшие в кутузку, считают дни чертя на стенке палочки. По десятку. Угу? Эх, не герой я. Не герой. Как там, по новомодному? Выживальшик. Да и чертить - тут нечем. После очередной арены напичканный уколами, ибо помял меня здорово косорылый и туда же глазый, теперь мертвец, еще злее истязаю себя. Всей установки - выжить. Из приспособлений для тренировки - кровать, да я сам.
Хотя, пожалуй лукавлю. Есть еще одно, голова. Вот ее не смотря на боли тоже насилую пытаясь еще больше вспомнить. Любую даже незначительную мелочь, из того, что знал, видел, читал, мог придумит, на предмет, стать сильнее, и как убивать. Отжимания, приемы, это само собою. Но ведь еще и то, с какими верткими столкнулся. Это, уже гибкость и резкость. Сенсей, теперь подходит и смотрит за мною чаще. И еще заметил, что у других загонов, кроме моего, и еще двух, почти не появляется. Когда повели на очередную лотерею смерти, поглядел кого привечает. Один мордоврот высоченный, второй просто крепко сбитый парень.
Собственно, все они, кого тут видел, в основном, если считать себя высоким, относительно меня, чуть выше среднего роста. Рост, как вспомнил из занятий самбо, это как преимущество, так и недостаток. Касается это, и веса, и комплекции.
Пару дней, после того как вернули в камеру, изводил себя болью в башке, стараясь вспомнить все, что касалось противостояния не стандартным противникам. Выводы, вылились в еще большую ломку своего тела растяжками и еще ударами. По началу, когда начал бить в стену, прибежали охранники.
Едва не вышел скандал с битьем. Как уже видел, был случай в коридоре когда вели, охрана, зная опасность своих клиентов, сначала жахает из дробовика. И только потом, вразумляет дубинками. Причем, если рядом с виновником прециндента, кто из своих, не щадят. Шарахают чем-то. И все, кто в зоне разлета этой дряни, валятся как кегли. Для своих, у них есть толи антидот толи еще что, не разглядел. Но оттащив своего, когда на шум прибежали с поста, те кто прибежал, его привели в чувство, почти моментом. Значит эту пакость, у конвоиров не стащишь, хранится где-то отдельно.
Так вот когда они орали, хотя я в круг стал, спас подошедший на шум тренер. Выслушав доклад старшего, успокоил. А мне буркнул.
- Табоф. Бить, дальняя стена!
И даже снизошел до предупреждения.
- Себя калечить о стена. Они, тебя бить.
Ну, тут, ясное дело. Порча имущества самим собою попусту, наказуемое дело.
Еще через несколько боев и драк, наконец, стал снисходить до подсказок, что и как лучше делать. Но первой было поучение, посли слишком быстро придушенного противника.
- Если видишь. Можешь убить. Не торопись. Надо мучить, много крови, сломать. Делай это. Хороший зрелище как убил, хороший еда.
Сначала, от такого аж вызверился. Нет, что в цирк для садистов попал, понятно. Название само подсказывает, Арена. Но подумав, остыл. Хорошая еда, это силы. Силы это выживание. И хотя, от того, как все погано, беспросветно, выть порой хотелось, аж сводило всего, но жить, хотелось куда более.
Потому, стал еще злее и что делать, калечить смертничков, на потеху публике, извращеннее. И кстати, тренер не соврал. Если выходило, устроить спектакль, в миске появлялся жир и мясо. Да и эта перловка, или что там оно, на самом деле, повкуснее. Могли, даже дополнительно пайку подкинуть.
Да и сам Сенсей, видя, что его указания блюду, стал иногда заходить, чтобы показать нечто. Не один конечно. Теперь, возле камеры, если ее открывали, всегда двое не с дубинками, а с дробовиками стояли. Значит, признали наконец, достойным и такого.
У тренера кстати, появился повод дубинку свою обмять. О меня понятно. Точнее, понятно что и о меня, но за мою непонятливость. Терпением, в объяснениях, мужик не шибко на англике шпарящий, не страдал. Не понял? Не догадался? Не так сделал, показанное? На тебе, полбу, или по еще куда. Бить он ей умел. Этого вот, кстати, не отнять. Больно, но, не калеча, поучая значит.
Прикинув такое дело, стал иногда его провоцировать, но так, чтоб не злить сильно, и чтоб не догадался. Ибо видел пару раз, когда уводили других, что за ними, охрана выносила оружие. Причем уж точно не для себя. С мечом, нунчаками, и прочей лабудой, что тогда носили, что-то я тут ни одного охранника не видел. К тому же, назад приносили, тоже самое. Порою, конечно, не все. Видать что-то ломалось или как трофей уходило, это уже по тому, подумал, что приносили чужое. Бывало кстати и в кровище. Так что знание, пусть и своими ребрами полученное, да любое, тут, в кассу.