Нюша : другие произведения.

Дневники девочки Ю...

Вместо предисловия: 
Мне приснилось, что я умерла,
Утонула в волне рассвета,
Растворилась в пучине зла -
Я теперь голубого цвета.

Глупо жизнь пролетела вспять,
В ад зовет незнакомый вуду.
Жаль: я больше не буду летать...
Да и много чего не буду!

Я не буду писать стихи,
Всуе бегать от рифм глагольных,
Людям врать, что они плохи,
Говоря это, плакать от боли...

Я не буду не спать по ночам,
Засыпая в слезах под утро,
Тратить пасту - писать всякий хлам
Про любимых - глупых и мудрых

                     ...продолжение:
Я не буду скучать по тебе,
Грызть подушку в тоске безнадежной,
Называть тебя будущим [БЭ]
Я не буду... Нет! Все это сложно!

И за смертью ведь нет кенгуру,
Как бы ночь на меня ни дулась,
Позвоню и скажу поутру:
"Здравствуй, СОЛНЫШКА, я проснулась!"

P.S.
Запах раскаленного асфальта
В плаче молодых весенних вьюг.
Как гимнаст на сетке, сделав сальто,
Год прошел; раскрыт пружины круг.
А сегодня я упала в лето
Колокольчиком наивно-золотым,
Здесь все зелено и очень много света -
Ты бы здесь, наверное, стал простым.
Скажешь: "Рая нет!"- опять не верю,
(Встречусь с Люцифером - позвоню).
Кстати: люди здесь не озверели -
И не поклоняются огню.
Знаешь: здесь и небо голубое,
Как и ты... Нет! Как мои глаза.
И еще: оставь меня в покое -
Стих про лето, а не про тебя!

Целых два эпиграфа:
<Стоп!> - крикнул Будда.
И это одно из лучших высказываний, 
когда-либо сделанных.


Будучи учеником, мастер дзэн Клейн 
часто обращался к своему учителю с вопросом: 
"Какова роль ума в постижении дзэн?"
 Умным может быть любой дурак, - 
неизменно отвечал учитель.

Ой, мальчик упал с радуги! Как обидно и досадно... И даже как-то странно - он ведь не хотел к высотам... А пришлось - гы - он забыл подумать о будущем. Мальчик встал, отряхнулся (кто знает, сколько пыли было там, куда он шлепнулся?), обматерил весь белый свет, подумал: "А стоило ли так о белом свете",- решил, что, наверное, все же, вероятно, нет, и стал размышлять, что же ему делать дальше. А все это время рядом стояла маленькая девочка (такая маленькая, что он даже оглянувшись с трудом ее увидел - потому что не ожидал <хм... может, из-за того, что полагал, что она должна еще быть наверху, а может - потому, что еще не успел об этом подумать>) - та самая девочка, с которой они вместе смотрели на облака сверху - она стояла, боясь шелохнуться и от собственной боли (она ведь тоже не на лифте спустилась), и от страха случайно помешать бегу мыслей стоявшего рядом мальчика. Нет, умный вид ему делать не приходилось. Он и так был умный: много знал и изучал в школе физику и географию. Но только ни в одном учебнике не рассказывалось об устройстве радуг, с одной из которых он имел <несчастье??!> неосторожность сорваться.<Возможно, когда-нибудь ему придется писать об этом самому>. А дело было вот в чем: чем выше забираешься на такую радугу, тем она становится скольже. И мальчик - просто поскользнулся, а девочка - не смогла протянуть ему руку, хотя и очень хотела. Не спешите ее винить: она в это время летела в противоположную сторону. Хотя... еще не известно, кто первый оступился, может, эта девочка: она вдруг поняла, что больше не хочет вот так иногда держать за ручку этого мальчика, теперь она хотела держать его за ручку ВСЕГДА, она дернулась, как рыба, неожиданно обнаружившая, что попала в сеть, и ... <оба внизу> Вы спросите: "Так кто же виноват?" Вот и тот мальчик, стоя по щиколотку в пыли, все думал и думал. Иногда он начинал размахивать руками, чтобы размять затекшие мышцы - при этом задевая все еще надеявшуюся девочку - ей было больно, но он не замечал - тогда она плакала, а он извинялся (не понимая, или не желая понять, за что), - но потом у него снова затекали мышцы, а девочка все стояла рядом, боясь ему помешать, чувствовала на себе очередные удары - но не могла отвернуться, уйти, убежать - ведь он был ей нужен. Просто нужен. И пусть, они стояли в пыли и не видели облаков, - но они ведь могли смотреть друг на друга, а не на летающую воду - девочка все еще хотела держать его за ручку. И вот, она стоит - с красными глазами и синими пальцами - и думает: "И когда, наконец, до него это дойдет???"

На вокзале так трудно поверить
в то, что где-то идут поезда...
А.В. 

Ночные огни поздоровались с фарами и стали играть в долгонялки на неровном сером асфальте дороги - не боясь, что на них наедет шина случайной машины. Во-первых, не было больше машин (даже случай, видно, спал), а во-вторых, в ту ночь свет, казалось, забыл все, что о нем рассказывали на физике < или он тоже сошел с ума?>. Они играли - и не думали о том, что это может кончиться...(Хотя... нам не дано знать, о чем думает свет). Диски колес вращались с бешеной скоростью - мимо темных улиц, домов с пустыми глазницами, бессмысленно горящих вывесок над магазинами <ночью-то они все равно не работают!>, над черной со сверкающими верхушками рябью воды. А Ю, сидевшей в машине, все это казалось глупостью, недостойной даже строки на этой странице, но пробуждало в ней желание изрисовать описанием этого немало байтов компьютерной памяти. И она думала над красивыми навороченными фразами, которые смогли бы передать чувства, возникающие при взгляде в теплый летний воздух за стеклом. Но это было не всерьез - просто - надо же было о чем-то думать, чтобы не думать о главном <на данную ночь>. А главное выглядело примерно так: "Пункт назначения: страна Дураков, город Пофигистов; время прибытия: вчера <бесполезно проклинать кассиров>". Фары погасли. Колеса утихли. Расстались. Фонари продолжали бросать желтые пятна в мрак ночи. Всем приходится расставаться. Кто-то уходит, а кто-то - остается и бросать пятна - света, чернил, слез, крови. Но бросаться под поезд от осознания этого было бы глупо. Да и поздно - поезд ушел. А рельсы остались: всегда что-то остается.

Сквозь загороженное деревянной некрашеной рамой стекло было видно уставшее солнце. Оно одиноко и лениво сыпало свои лучи сквозь слоноподобные облака прямо в пресыщенную ими воду. А Ю сидела у окна с чашкой в одной руке и думала о том, что смотреть на летающую воду - а именно такими казались (и, видимо, были) облака - сквозь кучу линз совсем не интересно: никаких тебе дворцов и пирамид, бегемотов и тигров на небе - только куски размокшей ваты. И эта вата с практической точки зрения была даже бесполезнее ее земной сестры: в ней даже нельзя прорастить гороховые зерна! Тщетно поискав на августовском небе радугу, она нарисовала ее сама. А затем, - еще немного подумав, - посадила на нее странного логичного и неуклюжего мальчика (странного потому, что он считал логичным время от времени поскальзываться, срываться и падать, и оттого был неуклюжим) и сопливую девочку, которая начинала безудержно реветь всякий раз, когда по требованию непонятной ей логики он считал необходимым поскользнуться. На радуге девочки Ю они сидели рядом, смотрели вниз и бесполезно болтали ногами. Она подумала: "Каким это местом мальчик умудряется поскальзываться?" - и улыбнулась собственной мысли. А потом вдруг вспомнила, что девочка боится высоты и только собиралась пожалеть ее, как картинка затряслась и осталась наверху, а за стеклом мелькнули столь наскучившие1010, 1012, 1616 соток, день ото дня все больше цветущие и пахнущие, но огороженные железной сеткой-рабицей и уже не кажущиеся такими беспредельными, как раньше. Но обо всем этом Ю подумала уже после, так как из нарисованного на небе мира ее вырвали когти черного кота (вернее, того, что от него осталось после двухнедельного голодания), за недостатком сил не сумевшего запрыгнуть к ней на колени и зацепившегося за кожу когтями. В тот же момент кофе, который скучал в чашке <если это вообще можно было назвать кофем>, вдруг оказался у Ю на ноге. "Ну, пусть уж лучше он будет у меня на ноге, чем в желудке", - решила она, но тут же передумала, когда на ноге задергались мышцы, недовольные тем, что их ни с того ни с сего облили кипятком, да еще таким противным. Этот кофе Ю добыла из банки с прозаическим названием "Кофе растворимый" и поэтически-гордой надписью "Made in Russia" (наверное, решили предостеречь иностранцев) на дне. Вначале попробовав, она решила, что иностранцев предупреждали не зря и что это какой-то недокофе, и безрезультатно всыпала в чашку еще 4 ложки порошка, 2 ложки сахара и пару кусков засохшего сухого молока, не захотевшего-таки растворяться (упрямое попалось). В результате всех этих стараний получилась та самая жидкость, о которой говорится в названии. И тут Ю вспомнила о странном мальчике, вернее о нескольких эпизодах его жизни (о нем она и не забывала), и стала жалеть его: ведь иногда утром ему приходилось пить такую гадость. Хотя... возможно, их понятия "ужасного кофе" несколько расходятся (как и понятия боли). Например, ужасный у него может делиться на "просто ужасный", "отвратительный" и "омерзительный". В таком случае, по его мнению, ужаснее ужасного кофе может быть кофе просто омерзительный, а просто отвратительный кофе гораздо менее ужасен, нежели ужасный. Решив, что так можно совсем запутаться в словах и сойти с ума, Ю решила, что в этом отрывке она слишком много нарешала (во всех смыслах) и мысленно пожелала странному мальчику никогда не пить кофе, хуже, чем "совсем чуть-чуть неправильно сваренный и оттого немного недотягивающий до просто великолепного". А тем временем, ленивое солнце успело откромсать ключевой кусок облачного слона - хобот - и он стал походить то ли на бегемота, то ли на гиппопотама, а по сути - на корову (представительницы коих мирно паслись на лугах внизу). А вы говорите: "Коровы не летают!".