Аннотация: На четвертый день, заняв у соседки рубль, я купила буханку ћБородинскогоЋ и пакет молока...
СУДЬБА АРТИСТА
Стояло жаркое лето 1982 года. Все, кто мог, разъехались отдыхать. Отправились в Дом творчества писателей в Коктебель и мама с отчимом и маленьким Илюшей. Я немножко дулась, что они снова не взяли меня с собой, закрепляя прозрачную, но непробиваемую перегородку, отделяющую теперь меня от жизни новой семьи. Но на этот раз недовольство мое было больше для проформы. В глубине души я уже давно смирилась с потерей родителей и теперь ждала только полнокровной двухнедельной свободы.
Несмотря на мой вполне сознательный возраст, родители, уезжая, снабдили меня ворохом инструкций для слабоумных и даже своего любимого абрикосового пуделя после горячих дискуссий передоверили не мне, а маме моего отчима Галине Денисовне. Галина Денисовна относилась к Ерошке, как к особи мужеского пола, весьма благосклонно. Пудель был прелестным, капризным и совершенно безмозглым существом. Меня всегда раздражали его однообразно радостный вид и монотонное взвизгивание при виде любых представителей братской человеческой породы. На мой взгляд, Ерошке не хватало индивидуальности и собачьего достоинства, к тому же он был слишком изнежен. Спал на родительской постели, ел только мелко перемолотый фарш и только из рук хозяйки. Зимой наша заботливая мамочка надевала ему на прогулки стеганый голубой комбинезончик и накрывала уши клочкастыми наушниками из искусственного меха, а летом стригла по последней пуделиной моде - под "летний Майами" - и повязывала поверх ошейника голубую бархотку с крошечными бубенчиками. Мне претило это сюсюканье, и, стараясь придать собаке более мужественный вид, я за месяц до их отъезда, просидев целый вечер за ненавистной мне швейной машинкой, соорудила Ерошке отличный боевой "прикид" из пятнистой, защитной ткани. Под покровом ночи я попыталась натянуть обнову на пуделя. Тот отчаянно сопротивлялся. Его истошный визг перебудил всю семью. Отчим с Илюшей смеялись до слез, а мама обиделась за своего любимца и отлучила меня от кудрявого капризули. Я была только рада.
Вот почему, уезжая отдыхать, родители принципиально отдали пуделя под присмотр Галине Денисовне.
Но не прошло и недели, как, к несчастью для Ерошки, К-2 собрался в загранкомандировку. Лучшая половина К-2 всегда сопровождала его в этих деловых поездках за кордон, так как Галина Денисовна убедила мужа, что только она может правильно сварить на чужбине необходимую для его слабого желудка овсяную кашу. Овсянку за границу августейшая супруга тоже возила с собой. Над пуделем нависла угроза депортации на малую Родину.
Перед отъездом Галина Денисовна принесла мне из академической "кормушки" два здоровых телячьих языка для Ерошки, которого она успела разбаловать так, что этот негодник теперь ничего, кроме супа из перетертого говяжьего языка, не ел, и вручила десять рублей, наказав купить "мальчику" на рынке зелени, которую надо обязательно крошить ему в языковый суп. Я, злорадно косясь на водворенного на место пуделя, горячо заверила ее, что "все будет в лучшем виде". Ерофей же, несмотря на свою полную безмозглость, как только за Галиной Денисовной закрылась дверь, сразу, почуяв неладное, ринулся под кровать.
В первый же день я купила на выделенные подставной бабушкой десять рублей вина, отварила языки и устроила грандиозную вечеринку. Ерошке я честно запарила на бульоне овсяную кашу, покрошив туда немного мяса, прилипшего к языковой кожуре. Пудель гордо отказался. "Что ж, будем считать, что у тебя сегодня разгрузочный день", - невозмутимо рассудила я и убрала миску. На следующее утро я не поленилась сварить кашу еще раз, но с тем же успехом. Через два дня гости съели все, что было в доме, включая овсянку, и стали потихоньку расходиться. "Старик, похоже, это тянет на курс лечебного голодания", - сокрушенно развела я руками, когда Ерошка стал заинтересованно крутиться у пустой миски.
На четвертый день, заняв у соседки рубль, я купила буханку "Бородинского" и пакет молока. Разбавив молоко водой и покрошив туда немного черного хлеба, я поставила миску перед пуделем. Он сначала радостно кинулся к ней, потом недоуменно застыл, принюхался и собрался было отвернуться. Но, увидев, что я тянусь убрать миску, моментально передумал, закрыл ее грудью и начал жадно лакать. "А ведь ты не такая тупица, как кажешься", - примирительно похвалила я абрикосовую козявку, которую и псом-то назвать язык не поворачивался. Себе я тоже отрезала толстый кусок черного хлеба и налила в кружку молока. Ерошка уже смел все из своей миски и, умильно улыбаясь, начал вертеться под ногами, прося добавки. Я обмакнула кусочек хлеба в молоко и, подманивая им собачонку, ласково попросила: "Ну-ка, милый, послужи!" Ерошка бросился к угощению, но, не в силах дотянуться, огорченно тявкнул и встал на задние лапки, не отводя завороженного взгляда от приманки.
Через два дня он уже грациозно кружился в собачьем вальсе илегко прыгал сквозь высоко поднятый помятый хула-хуп, разысканный мною на антресолях. Дальше все пошло как по маслу. Ему понадобился всего один день, чтобы научиться лихо забираться по шаткой, заляпанной после недавнего ремонта стремянке почти до потолка. С несвойственной ему раньше бравадой отчаянного храбреца начинающий артист застывал теперь на задних лапах у самой кромки высокой площадки, лаял по команде на врага страшным голосом и "умирал", падая на спину и театрально дрыгая четырьмя лапами в воздухе. К исходу первой недели мы уже, как заправские бродячие артисты, перебирались из одних гостей в другие, устраивая представление. Выход артиста был обставлен с большой помпой. Я, неуклюже растопырив руки, пародируя канатоходца, с нарочитой дрожью в согнутых коленках медленно появлялась из-за импровизированных кулис, держа на голове расписной гжельский поднос, в центре которого, свернувшись калачиком, невозмутимо "дремала" восходящая звезда собачьего цирка. Благодарные зрители после спектакля обильно угощали меня вином и бутербродами, а солисту подносили уйму деликатесов - от кусочков сырокопченой колбасы до эклеров и блюдечка со сливками. Пятнистый комбинезон стал любимым концертным костюмом кудрявого циркача.
Мы совсем было подружились и Ерошка даже научился впрыгивать с пола ко мне на плечо, как маленькая обезьянка, но в этот момент вернулись родители, и артистическая карьера пуделя была трагически прервана. Когда веселая, загорелая мама вошла в квартиру и увидела перестриженного мною на цирковой манер, фасонистого Ерофея с накрашенными ее французским лаком когтями, она горестно вскрикнула и протянула руки к своему любимцу. Тот натренированно вспрыгнул ей на грудь и сгруппировался на плече.
- Кто дал тебе право так издеваться над собакой? - У мамы даже слезы на глаза навернулись. - Живодерка! А ты хотел доверить ей ребенка, - обернулась она к мужу. - Какие там дети! С ней даже собаку нельзя оставить!
- Может, надо начинать с рыбок? - солидным баском посоветовал четырехлетний Илья.
- Я думаю, правильнее будет начать с кактусов, - отозвался из прихожей мой отчим Георгий.