|
|
||
Когда известный человек шагал к трибуне, делегаты съезда поднялись со своих мест в буре приветственных аплодисментов, которые все усиливались и усиливались. Это человек был бывшим президентом США Гербертом Гувером, и он был выбран лидерами Республиканской партии, чтобы произнести одну из самых важных речей партийного конвента 1940 года. Они надеялись, что его речь оживит преданность партии после колебаний между кандидатами, все еще неизбранными съездом, чтобы завершить правление обитателя Белого дома Франклина Делано Рузвельта.
Однако, когда шум толпы делегатов съезда утих, и Гувер начал свою весьма ожидаемую речь, его голос невозможно было услышать. Его микрофон непонятным образом не работал. Это был оскорбительный опыт для бывшего президента и катастрофа для этого решающего партийного съезда, собравшегося в Филадельфии в жарком, душном июне 1940 года.
Журнал Time, отражая мнение большой части СМИ того времени, обвинял Гувера в несоответствии роли оратора в связи с этой проваленной речью. Последовательно освещавший съезд республиканцев в июне 1940 года, Time сообщал:
Даже теперь делегаты шли с торжественной надеждой, что они получат шанс закончить избрание кандидата в президенты. Они более чем желали дать ему силу всех своих сомнений; они хотели слышать, что он уничтожит Новый курс; еще более они хотели приветствовать некую вызывающую декларацию партийной веры. Но несгибаемый Гувер промямлил посыл своей речи; ясные, горячие слова его самого прекрасного обращения затерялись (как всегда) глубоко в его бульдожьих щеках. Он стоял там неловко, недотянувший до величия человек, судьбой которого было платить драгоценными словами толпе, которая, будь она дружественная или враждебная, всегда вопит "Громче!"
Типовая оценка того, во что обошлась провальная речь Гувера была усилена после публикации в 2005 году книги Чарльза Питерса (Charles Peters) "Five Days in Philadelphia: The Amazing "We Want Willkie!" Convention of 1940 and How It Freed FDR to Save the Western World". Основные взгляды книги Питерса склонялись к полностью уничижительным и если ранее провал речи Гувера лишь упоминался, то теперь возникла тенденция считать, что именно Гувер виноват во всем.
Однако, историк Томас Э. Мэхл (Thomas E. Mahl) в своей выдающейся книге 1998 года, "Desperate Deception: British Covert Operations in the United States, 1939-1944", показывает, что провал речи Гувера был только одним из серии происшествий "на внутреннем фронте", организованных при участии Сэма Прайора (Sam Pryor), руководителя Pan American Airways, близкого друга семьи Рокфеллеров и в более позднее время - сотрудника ОСС/ЦРУ. В связи со смертью Ральфа Э. Уилльямса (Ralph E. Williams) за пару недель до Филадельфийского съезда, Pryor получил контроль над залом заседаний, как председатель организационного комитета. Уильямс был "Taftie", сторонником кандидата в президенты сенатора Роберта Тафта; Прайор был доверенным лицом Уилки. Замена Уильямсва Прайором - и сильных скрытых сил позади него - было весьма важным. В числе прочего, отмечает Мэхл, новое положение Приора позволило ему "принять получить контроль над выпуском и распределением пригласительных документов. Прайор уменьшал количество пригласительных билетов для делегаций, поддерживающих других кандидатов. Делегации, поддерживающие Уилки, получили наибольшее количество пригласительных документов. В довершение всего, как признал это Прайор несколько лет спустя, он напечатал двойной набор пригласительных билетов и открыл галереи сторонникам Уилки, которые и организовали то самое скандирование "Мы хотим Уилки", столь врезавшееся в память участников съезда".
В "Desperate Deception", Мэхл писал:
Прайор организовал еще одну маленькую работу, чему есть доказательства свидетелей под присягой. Бывший президент Герберт Гувер хотел остаться невовлеченным в европейскую войну. Он несколько недель работал над своей, и те, кто прочитал ее, полагали это лучшей речью в его карьере. Когда он прошел к трибуне, раздался громкий шум пятнадцати тысяч человек, стоявших и приветствоваших, в течение семи минут.
Сэм Прайор, или кто-то из его советчиков, предвидели эту неприятную для них ситуацию. Ответ изоляционистской речью восторженным делегатам задал бы полностью неприемлимое для Прайора и его советчиков направление съезда. Но не было никакого великого ответа восторженным делегатам; фактически, они вообще не могли слышать речь. Прайор установил неисправный микрофон для бывшего президента, и несколько лет спустя Гувер получил документальное подтверждение этого факта.
"Странно," отмечает Мэхл, "но у Гувера также были пробемы с тем, чтобы услышать вопросы журналистов на его пресс-конференции в Bellevue Hotel, потому что в это самое время у гостиницы шла манифестация барабанщиков якобы в его поддержку во время конференции". Да, очень много странного, кажущегося чудом, случилось в Филадельфии, и достигло высшей точки в "удивительном" выборе Уэнделла Уилки, до того практически неизвестного, длительное время бывшего демократом, совпадавшего по взглядам с Рузвельтом по большинству важных проблем - и избранного, чтобы стать республиканским знаменосцем.
"Чудо" в Филадельфии.
Президентские выборы 1940 года были одним из самых важных в американской истории. Тучи войны сгущались в Европе и на Tихом океане. Из-за мясорубки первой мировой войны, все еще яркой в памяти миллионов, Америка была всецело настроена против американского вовлечения в любую иностранную войну. Президент Рузвельт, несмотря на подписание Законов о государственном нейтралитете 1935, 1936, и 1937 годов, и несмотря на его многочисленные обещания общественности сделать все что в его власти чтобы не втянуть США в войну, толкал страну к войне. И история дипломатических отношений этого периода, и документы, и дневники людей, близких к Рузвельту и правительственным кругам, доказывают, что президент изо всех сил стремился найти инцидент, который втянет Америку в войну. Хотя большинство его политических схем оставалось скрытыми, его усилия стали достаточно ясны для того, чтобы миллионы избирателей, включая многих в его собственной партии, оказались убеждены в том, что риторика Рузвельта о политике невмешательства лишь маскирует провоенную повестку дня.
Кроме того, решение Рузвельта идти на беспрецедентный третий президентский срок отталкивало многих в обеих партиях, выглядя подтверждением его имперских амбиций. Мало того, что это нарушало освященное временем ограничение количества сроков, которые наблюдались каждым президентом начиная с Вашингтона, это также нарушало планы других лидеров Демократической партии, у которых были собственные президентские амбиции. Кроме того, многие из прежних сторонников Рузвельта были все еще недовольны его скандальной политикой урезания прав Верховного Суда, его диким бюджетным дефицитом, и его колоссальным увеличением федеральной бюрократии.
Рузвельт знал, что он оказывался бы перед угрозой тяжелейшего генерального сражения во время предвыборной гонки 1940 года - если бы Республиканская партия выдвигала наиболее вероятного кандидата. Ведущие соперники - сенаторот штата Огайо Роберт Тафт (сын президента Уильяма Х. Тафта), сенатор от штата Мичиган Артур Ванденберг и окружной прокурор Манхэттэна Томас Дьюи - все были сторонниками политики невмешательства в чужие войны, и, как ожидалось, могли задать Рузвельту трепку, требуя отчета о внутренней и внешней политике. Эти закаленные лидеры, однако, были отодвинуты на задний план темной лошадкой, которая ранее даже не пробовала занять государственный пост.
Получение Уэнделлом Уилки номинации в Республиканской партии, обычно называемое "Чудом в Филадельфии,", получило в американской политической истории статус, близкий к волшебному. Едкий журналист и комментатор Х.Л. Менкен (H.L. Mencken), присутствовавший на съезде, говорил: "я полностью убежден, что назначением Уилки управлял непосредственно Святой дух". Менкен, агностик и противник интервенционизма и Нового Курса, был, весьма остроумен.
Как мы уже отметили, именно Сэм Прайор, не, Святой дух, закулисно вруководил съездом. "Pan Am Sam" действительно опирался на высшие силы - но они не были божественными. Вот описание событий журналом Time, как они разворачивались на конвенте:
На третий день случилось нечто, подобное панике. Внезапно газеты, даже те, что приходили из их родных городов, украсились огромными черными шапками, рекламными объявлениями, передовыми статьями, которые вопили " We Want Willkie!" Делегаты не могли понять происходящего. Лицо этого человека, его жизнь, семья стремительно становились знакомыми каждому. Большинство делегатов хотело, чтобы их оставили в покое, хотели решать вопросы съезда так, как это было традиционно. Но яростные незнакомцы, разительно отличавшиеся от любого политического манрифестанта, которого они когда-либо видели, окружали их на улице, хватали за лацканы пиджаков, и, без всякой аргументации, требовали (не просили) отдать их голос за Уилки. В этой атмосфере, стремительно становившейся подобной религиозной истории, делегаты чувствовали себя не в своей тарелке. Нельзя было больше спокойно читать газеты: статьи приравнивали избрание любого, кроме Уилки к падению Франции...
С утра до ночи с галереи снова и снова кричали " We Want Willkie!", словно спортивный клич колледжа. Делегаты пробирались в свои комнаты мимо пачек телеграмм в поддержку Уилки, присланных из штатов. Счета за проживание и обслуживание приходили украшенными ярлычками с призывом голосовать за Уилки. Междугородные звонки от их жен, пасторов, банкиров, клубов призывали в один голос: "Уилки!"
Это провозглашение всеобщей поддержки, как утверждали сторонники Уилки (и все еще пытаются утверждать политические комментаторы), должно было служить доказательство того, что "феномен Уилки" имел под собой какое-то природное основание. В действительности Клубы Уилки, появившиеся незадолго до съезда и направшие непрерывную лавину телеграмм и телефонных звонков делегатам съезда, были созданы Ореном Рутом (Oren Root), внучатым племянником известного сенатора и военного министра Илияху Рута (Elihu Root). Как и родственник, Орен Рут был близко связан с сильной финансовой династией Дж. П. Моргана (J.P. Морган), будучи членом юридической фирмы Моргана "Davis, Polk, Wardwell, Gardner, & Reed".
Орен Рут был лишь верхушкой айсберга Моргана, скрывающегося под простонародным видом "среднезападника" Уилки. Родившийся и выросший в Индиане, Уилки перебрался в Нью-Йорк в 1929, чтобы стать юрисконсультом "Commonwealth & Southern Corporation", наибольшей национальной компании по снабжению электроэнергией. К 1933 он был президентом компании и полнейшим сторонником Рузвельта в Демократической партии. Среди близких друзей Уилки был весьма богатый Томас В. Лэмонт (Thomas W. Lamont), председатель правления "J.P. Morgan & Co". Лэмонт, как и Илияху Рут, и Орен Рут, был лидером в Совете по Внешним сношениям, закрытом от постороних закулисном президиуме, который доминировал над Республиканской и Демократической партиями в течение большей части прошлого столетия.
"Не-очень-божественное" вмешательство
Кампания Уилки - типичный пример того, как ведущие деятель Уолл Стрит, натурализовавшиеся в политике, продают обывателям одного из своих агентов как рядового обитатея центральной улицы провинциального городка. Фальшивое чудо Уилки было в действительности успешным захватом съезда Республиканской партии. Уилки был не темной лошадкой, а специально выставленным скакуном, который был нужен влиятельным кругам для обеспечения третьего срока Рузвельта, нужным настолько, что они не колебались при выполнении действий, оцениваемых в диапазоне от безнравственных до незаконных и изменнических. Кто был теми влиятельными кругами? Они были триумвират трех домов: White House, Pratt House и Chatham House.
Белый дом, конечно, знаком всем. Упоминание о других двух домах, однако, вызывает непонимание даже у политически подкованных. Pratt House - Нью-Йоркская штаб-квартира Совета по Внешним сношениям (CFR). Chatham House - Лондонская штаб-квартира Королевского института международных отношений (RIIA), брата по духу CFR, и признанное лицо сил, стоящих позади британского трона.
Номинирование Уилки - одна из многих успешных тайных операций, осуществленных этой тройкой, было реализовано совместными действиями британской разведки и ее неоперившейся американской копии, позднее ставшей ОСС и, еще позже, ЦРУ. Ключевыми сотрудниками высшего уровня в этой разведывательной операции был Сэм Прайор, Орен Рут, Томас Лэмонт, медиа-магнат Генри Люс (Henry Luce), организатор избирательной кампании Уилки (и главный редактор Люса в журнате Fortune) Рассел Дэвенпорт (Russell Davenport), и английский посол лорд Лотиан (Lord Lothian).
Главой британской разведки в Соединенных Штатах в это время был сэр Уильямом С. Стивенсон (William S. Stephenson), богатый промышленник и многократно нагнражденный ас Первой Мировой войны. Используя свои деловые связи как прикрытие, Стивенсон приехал в Соединенные Штаты в 1940 имея основной целью обеспечение вступления Америки в войну на британской стороне. Под агентурным именем "Intrepid", Стивенсон представлял британскую контрразведку (MI-5) и разведку (MI-6). Он разместил свой штаб в Нью-Йорке, заняв 36 и 37 этажи в роскошном Рокфеллеровском Центре, с личным кабинетом в комнате 3603. Семья Рокфеллеров, связующее звено между Pratt House и Chatham House, великодушно сдала в аренду эти два этажа за символическую плату - пенни в год. Нельсон Рокефеллер (член CFR), ставший позже вице-президентом США, ответственен за британскую разведывательную операцию, известную как "организация офиса по координации межамериканских отношений".
Секретное агентство, руководимое Стефенсоном, известное как агентство по координации британской безопасности (BSC), было прародителем американских ОСС и ЦРУ. Директор ОСС, генерал Уильям Дж. "Дикий Билл" Донован (William J. "Wild Bill" Donovan, член CFR), в свое время сказал: "Билл Стивенсон научил нас всему, что мы когда-либо могли узнать об иностранной разведке." К сожалению, большая часть торговой сделки, по которой которые британские руководители шпионского агентства передавали свои знания американским протеже, состояла из действий, в которых было совсем немного или почти ничего для защиты США против иностранных и внутренних врагов, но очень много для ниспровержения наиболее лелеявшихся американцами свобод и конституционных запретов против деспотической власти.
Эрнест Кьюнео (Ernest Cuneo), агентурное имя "Crusader" был главным американским связующим звеном между BSC, Рузвельтом, ОСС, Госдепартаментом, Казначейством и Министерством юстиции. В файле ЦРУ, обнаруженном профессором Мэхлом, Кьюнео признал, что BSC "действовало вне юридических, этических и нравственных рамок". Кьюнео далее детализировал природу некоторых из неэтичных и уголовных преступлений: "Всюду по нейтральным Америкам, и особенно в США, BSC руководило шпионской сетью, перлюстрировало почту, прослушивало телефоны, провозило контрабандой пропагандистскую литературу, нарарушало порядок на общественные мероприятиях, тайно субсидировало прессу, радио, и организации, совершавшие подделки и фальсификации - включая касающиеся президента США, нарушило акт регистрации иностранцев, длительное время зашанхаивало моряков, и, возможно, причастно к убийству одного или более людей в этой стране."
Свидетельство Кьюнео подтверждается свидетельством британского агента Бикхэма Эскотта (Bickham Escott), который показал, что при принятии на работу, ему сказали: "Если Вы присоединяетесь к нам, вы не должны бояться подделки, и вы не должны бояться убийства." В свете этих свидетельств отнюдь не удивительно задаваться вопросом: действительно ли "случайны" некоторые из необъясненных и "удобных" смертельных случаев того времени, или им помогли сотрудники BSC? В контексте номинирования Уилки внезапная смерть главы оргкомитета съезда Ральфа Уилльямса (человека Тафта) и его замена Сэмом Прайором (человек Уилки-Рокфеллера-Рузвельта-BSC) теперь выглядит подозрительно удачной. Дикое предположение? Возможно. Но, возможно, и нет.
"Очевидно," пишет профессор Мэхл, в "Desperate Deception", "главная цель BSC состояла в том, чтобы провести активную наступательную операцию против тех, кто рассматривался как враги Великобритании." Однако, он отмечает, это "включало не только агентов Гитлера в Соединенных Штатах, но и тех, кто просто желал остаться невовлеченным в европейскую войну." Это были американские граждане, особенно видные политические деятели, которые были помечены уничижительным клеймом "изоляциониста". Это фальшивое клеймо в гротесковой манере подразумевало, что американцы, которые придерживались традиционных убеждений отцов-основателей против иностранной интервенции и запутанной европейской политики, объявлялись отступающими в фантастический мир, в котором наша страна будет полностью лишена общения с иностранными государствами. Еще хуже то, что BSC интригами сделала все возможное, чтобы объявить изоляционистские убеждения признаками нацизма и фашизма.
Политические деятели - "изоляционисты" стали мишенью для BSC и, позже, OSS. Грязные трюки были направлены против конгрессмена от Нью-Йорка Хэмилтона Фиша (Hamilton Fish), сенатора от Мичигана Артура Ванденберга, сенатора от Монтаны Бертона К. Вилера (Burton K. Wheeler), сенатора от Северной Дакоты Джеральда П. Ная (Gerald P. Nye), сенатора от Калифорнии Хирама Джонсона (Hiram Johnson), и сенатора от Огайо Роберта Тафта. В "Desperate Deception" доктор Мэхл уделяет по главе каждому, чтобы детаьно показате метод кнута и пряника, использованный BSC против людей с такими различными типами индивидуальности, как Артуром Ванденбергом и Хэмилтон Фиш.
Сенатор Ванденберг, известный бабник, был относительно легкоймишенью для BSC, предложившего ему в качестве пряника Митци Симс (Mitzi Sims), Элизабет Торп Пэк (Elizabeth Thorpe Pack), и Эвелин Паттерсон Коттер (Eveline Patterson Cotter). Он постепенно обольщался (и возможно шантажировался) этими роковыми женщинами, превращаясь из изоляциониста в интернационалиста.
От более серьезного конгрессмена-республиканца Фиша, который был популярен в своем благополучном республиканском районе, было не так легко избавиться. Против него направили непрерывную клеветническую кампанию, состоявшую из ложных обвинений: злоупотребление правами конгрессмена, антисемитизм, уклонение от налогов и т.д. Он успешно опровергал все обвинения. Обвинения в антисемитизме, например, были легко опровергнуты, поскольку он был автором просионистской резолюции Конгресса о создании еврейского национального очага в Палестине еще в 1923 году и всегда имел сильную поддержку среди еврейских избирателей. Но четыре года постоянных нападок прессы действительно постепенно сводили на нет его некогда безоговорочную поддержку среди избирателей, окончательно ликвидированную после административного реформирования границ избирательного округа.
Основные журналисты подконтрольной BSC/CFR прессы - Дрю Пирсон (Drew Pearson), Уолтер Липпман (Walter Lippman), Джордж Бэйкер (George Backer), Джозеф Олсоп (Joseph Alsop), Огден Рейд (Ogden Reid), А. Х. Сальцбургер (A. H. Sulzberger), Джордж Гэллап (George Gallup), Генри Люс - те, кто вел кампанию клеветнических атак на "изоляционистов", были одновременно тем же самым кружком, который делал из Уилки сенсацию съезда Республиканской партии в Филадельфии. Однако, после номинирования Уилки как кандидата в президенты, они прекращали его поддержку, обеспечивая провал его кампании и победу Рузвельта. Но не волнуйтесь, что бедный Уэнделл Уилки был убит горем от потери голосов на выборах: через несколько месяцев он (при поддержке британского агента "Intrepid") стал служить Рузвельту в качестве личного эмиссара в Великобритании. В 1943 он издал книгку "One World", ранний пропагандистский салют мировому правительству и на тот момент еще не сформированной Организации Объединенных Наций. Его покровители при помощи прессы быстро превратили эту книгу в бестселлер. И в следующем году они вновь вернулись с наглой идеей выдвижения его как кандидата в президенты от Республиканской партии на выборах 1944 года. К несчастью для их планов, Уэнделлl "Единый Мир" Уилки не был в состоянии помочь им на сей раз: он приступил к получению вознаграждения в загробном мире.