В прибрежном трактире застряли, по причине непогоды, трое: крепкий загорелый парень с голубыми глазами и золотистыми вихрами, одетый в форму почтового служащего; второй - полный, лысоватый, с круглыми умными глазами, облачённый в чёрный сюртук и коричневые панталоны, и высохший старик с продублённой медного цвета морщинистой кожей, древность которой могла поспорить лишь с выцветшим халатом и чалмой её обладателя. Последнего звали Ибн-Абу.
- Везу приговор убийце на Фату-Хива, - сказал молодой, похлопав по кожаному баулу, лежавшему у него на коленях, - и не знаю его содержания.
Старик вздрогнул и поднял засветившийся взгляд.
- Фату-Хива, - повторил он в задумчивости и вздохнул.
- Были на острове? - встрепенулся парень. - Там не едят людей?
- Глупости, - отмахнулся старик. - Народ как и везде. Только чересчур наивный.
- Однако попадаются и убийцы! - вступил в разговор толстяк, вытерев губы платком. - Надеюсь он получит по заслугам! Убеждён, что человек, лишивший жизни другого, достоин единственно лишь смерти. Как полагаете? - обратился он к старцу.
Ибн-Абу задумался; затем заговорил очень тихим голосом:
- Расскажу историю. Молодым человеком меня направили на Маркизы во французскую Полинезию секретарём к губернатору острова. Звали его Антуан Шабрельи, худой, высокий, седоватый ,всегда под мундиром сверкала белизной сорочка. Отличался алчностью и жестокостью. Местных за людей не считал, обирал, чинил несправедливости. Он не знал языка полинезийцев, вот меня и прислали к нему.
Раз в год на Фату-Хива приезжали чиновники проверять состояние дел на острове. Они собирали население и задавали вопросы, но аборигены, только кривили гримасы и лопотали по-своему. Эмиссары уезжали ни с чем.
Мне уготовили должность посредника между населением и властью.
- Постойте, - воскликнул толстяк, прикуривая сигару. - Откуда вы знаете язык дикарей?
- Я знаю сто шесть языков, - ответил Ибн-Абу, - в том числе и полинезийцев. Ну и насмотрелся я на этом острове! Губернатор требовал с населения непосильную дань: жемчуг, который они вынуждены были вылавливать, ныряя на огромную глубину. Многие тонули, некоторые глохли. Сам видел одного с текущей из ушей кровью. Семьи сидели голодные, так как кормильцы занимались опасным промыслом, вместо того чтобы ловить рыбу. Губернатор для себя и своих солдат забирал девочек подростков на забаву. Да много чего ещё... Когда прибыли проверяющие с континента, Шабрельи вызвал меня к себе.
Он сидел за столом, рядом стояли два солдата, а на полу извивалось и визжало что то, зашитое в холщовый мешок.
- Там Агар Ана, - усмехнулся губернатор.
Я нахмурился. Девятилетняя аборигенка, которую я начал обучать французскому, постоянно носила мне фрукты и пела песенки. Предлагала взять её в жёны - я отказался. Остались друзьями.
- Зачем?! - воскликнул я, уставившись на губернатора.
- Закопаем в песке, - ответил губернатор. - Место покажем, когда переведёшь болтовню этих обезьян членам комиссии так, как нам нужно.
Я вышел на подкосившихся ногах: сколько продержится несчастный ребёнок?
Собрались люди перед шатром и по очереди выступали перед приезжими. До сих пор мне стыдно за свой перевод.
- Мы не можем ходить за рыбой, - говорил туземец, - собирать фрукты, потому что его сиятельство велит ловить жемчуг. Того кто отказывается, сажают на цепь и не дают воды.
- Нам не на что жаловаться, - переводил я. - У нас всё хорошо. Уезжайте и позвольте нам продолжать свою счастливую жизнь.
Эмиссары уплыли. Я бросился к указанному мне солдатом месту и выкопал совсем ещё теплый труп бедняжки.
- Слишком долго болтали, - пробурчал солдат, отвернув взгляд.
Я возненавидел этого служаку, остров и губернатора.
Мне казалось, что совсем нет смысла в этом безбожном мире, как вдруг случилось следующее. Однажды губернатор решил поплавать на лодке вдоль берега. Внезапно поднялся ветер, и волной его лодку перевернуло. Шабрельи плавать не умел и закричал: "спасите! На помощь!"
Услышав крики, несколько местных, оттаскивавших лодки подальше от расшалившейся стихии, бросились к воде с намерением помочь тонущему. Однако я остановил и "перевёл" вопли так:
- Назад, болваны! Я люблю высокую волну!
"Что стоите?! Не видите я тону! Скорее!" - кричал губернатор. Туземцы в растерянности смотрели на меня.
- Кто помешает моему развлечению, - продолжал "перевод" я, - того высеку!
Туземцы вернулись к своим занятиям.
Шабрельи вскоре пропал под водой.
- Любит нырять, - успокоил я туземцев.
Когда спохватились, было уже поздно.
Через некоторое время прислали другого губернатора, добрее, но отчаянного пьяницу и развратника. Меня же по доносу одного из солдат, убрали с острова, как замешанного в тёмные делишки прежнего губернатора, и отправили переводчиком вместе с торговым представительством Египет.
Видимо и меня можно назвать убийцей, но у каждого своя история...
Ибн-Абу замолчал.
- Дождь, кажется кончается, - пробубнил толстяк.
- Хорошо бы, - ответил юноша. - Не хотелось бы долго здесь торчать...