Шиисуру Риверте. Города

Города.

Посвящается Наоки-сенсею - моему самому любимому человеку.

Я тебя буду ждать, вечность - это не срок,

Времени не оторвать от жизни моей кусок.

Тают бессмертия дни, лицо превращая в хлам,

Можешь, если, то сохрани все, что принадлежало нам.

Дельфин - Тебя. (с)

Когда я в первый раз увидел его, это было вскользь: я любовался соседней девушкой и темная фигура парня, прижавшегося к дверям вагона, меня почти не заинтересовала. Только один быстрый взгляд выделил его из толпы - взгляд темных, полоснувших, словно ножом, глаз.

Я быстро забыл об этом - и даже не через час, а может, через несколько минут. Скорее всего, так оно и было. Хотя иногда вдруг вспоминаешь какого-то человека, которого видел сегодня, припоминаешь его фигуру, его одежду, какое-то движение... Но с этим парнем было не так. Я забыл его в тот же миг, что он исчез из моего поля зрения.

А через день или два я снова увидел его. На этот раз мое внимание привлек вызывающе хорошенький пакетик в его руках. Знаете, есть такие подарочные пакетики - типа "С новым годом!" "Merry Christmas!" и тому подобное. Еще бывают елочки, цветочки, или - самое ужасное - котята. Не знаю, почему, но котята меня особенно бесят. И конечно, в его руках были те самые котята. Уж очень они не вязались с потертыми кроссовками и темным балахоном, поэтому-то я и стал смотреть в его сторону. Похоже, ему самому было неуютно с этаким цветником в руках - он был какой-то сгорбившийся и я даже мельком ему улыбнулся, выходя из вагона.

Почему-то с тех пор я часто стал его замечать в своем или соседнем вагоне, а однажды даже перебежал из одного вагона в другой, чтобы усесться напротив него. Обычно он сидел, низко опустив голову, глядя в PSP или какую-нибудь книгу, и слегка покачивал ногой, видимо, в такт музыке, звучавшей в наушниках.

Странно, он слушал ее достаточно тихо - я как-то подобрался поближе, чтобы услышать: обычно в метро музыку слушают так, что слышно всем окружающим, я иногда и сам так делал, когда на душе было совсем хреново. Но, несмотря на все старания, не услышал ничего и разочарованно ретировался на своей станции.

Забавно, но этот парень заметил меня гораздо позже, чем я его - то ли ему было по барабану, кто вокруг, то ли у него была плохая зрительная память... Не знаю, но вот внимательно смотреть на меня он стал недели через две. Сначала взглядывал из-под волос, вечно свисавших на лицо, потом стал смотреть дольше и повнимательнее. Я даже очки солнечные стал надевать, чтобы через стекло ловить его взгляд - иначе он пугался и снова закрывался волосами. Да, он был забавный и, как мне показалось, немного неуверенный в себе, поэтому я и не знал, как с ним познакомиться. Однажды, когда поезд качнуло, а мы стояли рядом в проходе, он не удержался на ногах и я поймал его - он оказался странно тонкий и легкий - не ест ничего, что ли? - а он тут же выскочил на следующей станции, хотя я прекрасно знал, что ему нужно ехать дальше: я всегда выходил первым.

Но случай представился: я слушал музыку, ритмично качая ногой и стоя как раз напротив него, а он что-то неслышно бормотал, поправляя наушник, и тут я понял: это слова моей песни - той самой, которую я слушал сейчас. От этой мысли меня буквально подбросило, и я сам не понял, как оказался прямо рядом с ним.

- "Я видел сон, он был какой-то странный: в нем было все - и слезы, и любовь"...

Он моргнул и я понял, что не ошибся, хотя он ничего мне и не ответил. Противный голос сообщил, что мне пора выходить и я, сдернув с носа очки, сообщил:

- Меня зовут Олег.

И протолкался к выходу. Как-то так получилось, что на следующий день его не было, и на послеследующий тоже, и я уже решил было, что спугнул его... Но он, как всегда, вошел на своей станции, и теперь не встал в уголке, а, немного поколебавшись, подошел ко мне. Такого поворота я даже не ожидал, поэтому с интересом на него уставился, позабыв обо всех приличиях. Он был пониже меня, с темными волосами, такими же темными глазами, внимательно смотревшими на меня. Помнится, в тот момент мне почудился в нем какой-то пугливый лесной зверек, подходящий в первый раз к человеку.

- Дима.

Он говорил достаточно тихо, и мне пришлось наклониться к нему, чтобы услышать. Тогда мне казалось, что он вообще всегда так говорит - тогда я еще плохо его знал.

Мы перекинулись тогда парой фраз - каких-то совершенно незначительных; кажется, я сказал, что езжу в свой вуз, а он ответил, что в свой, и я подытожил, что вот, мол, можем ездить вместе. А потом мы встретились на следующий день, и оказалось, что ему нужно в какую-то контору, которая находилась возле моего дома.

Мы встретились в метро - он ждал меня в центре зала - и мы вышли на улицу. При дневном свете Димка оказался еще более худым и плоским, чем мне казалось, и я, шагая за его плечом, смотрел, как одежка болтается на его худеньких плечах. Странно, еще тогда я поймал себя на мысли, что мне нравится смотреть на него - потому что он был странным, непонятным мне. Как человек из другого мира, не знающий законов этой реальности, он, как мне казалось, не смог бы выжить в одиночку. Ему нужен был защитник и покровитель... И как-то так случилось, что внутри себя я определил, что этим защитником я и буду.

Глупость, конечно - все-таки я не какой-то там доблестный рыцарь, чтобы юношей бледных со взором горящим защищать, но так получилось.

Контора оказалась нотариальной - заходить внутрь я отказался и остался снаружи. Прислонившись к стене, глядел на хмурящееся небо и чуть-чуть улыбался, сам не знаю, отчего. Зачем ему нотариус?..

Димка вышел нескоро: я уже успел три раза пройтись взад-вперед по улице, перевязать шнурки на кроссовках и даже перевести старушку через дорогу - это, пожалуй, было самым интересным, так как она забавно что-то бормотала, цепляясь за мой рукав. Да и я чувствовал себя сильным и мужественным, совершая добрый поступок. Вернувшись на нужную сторону улицы, я услышал за своей спиной легкие шаги.

- Спасибо, Олег.

Он выглядел чем-то довольным, и я уже открыл было рот, чтобы по своей бесцеремонной привычке спросить "ну что?", как вовремя прикусил язык. Пожалуй, не нужно было задавать лишние вопросы. Димка человек замкнутый, только-только начал расслабляться в моем присутствии, и не хотелось пугать его. Шагая к метро, я болтал о каких-то пустяках, и вдруг неопределенный шум прервал мой монолог. Оглянувшись, я взглянул первым делом на Димку, и только потом увидел ЭТО. Оно оказалось дождем, какого уже давно не было в Москве. Он шел стеной - сплошной непрозрачной стеной - и казалось, что это из какого-то фильма-катастрофы. "Послезавтра", например. Вот только в кино климатические катастрофы никак тебя не касаются, а этот дождь, настигнув нас, мгновенно прошил градом капель всю одежду до самого тела. На улице было достаточно прохладно, и не могло быть и речи о том, чтобы отпускать Димку домой в таком виде. Поэтому я потащил его, упирающегося, к себе домой.

Благо, дома никого не было - родители были на работе, а я, по счастью, единственный ребенок в семье. Войдя в квартиру, Димка тут же стал жаться в угол и смущенно что-то бормотать, но я просто не стал его слушать. Как только он, под воздействием моего приказа, скинул кроссовки, я отвел его в ванную комнату и велел забраться под горячий душ. Я даже воду ему включил!

А сам пошел искать ему одежду. Моей собственной одежки было полно, вот только я повыше худосочного Димки и шире его в плечах, поэтому выбрал самое маленькое, что у меня было, и из чего я вырос - потертые штаны и обтягивающую белую футболку. Помнится, я очень любил ее тогда, носил каждый день в школу и невероятно гордился кубиками пресса, проступавшими под тонкой тканью.

Ах, да. Кажется, я забыл описать себя - рассказываю только о Димке. Так вот, я полная ему противоположность. У меня русые волосы и серо-зеленые глаза, и я выше и гораздо шире в плечах. Кроме того, от занятий боксом у меня рельефная развитая мускулатура, а он плоский, как доска.

Тихонько постучав, я вошел в ванную, стараясь не смотреть на голого Димку, и положил стопочку одежды на стиральную машину, и уже собирался выходить... Как вдруг мой взгляд упал на его спину.

Сначала я даже не понял, что это - просто какие-то темные пятна, их не должно было быть. У людей таких не бывает... Димка шевельнулся, видимо, почувствовав мой взгляд, и я осознал. Это были синяки. Огромные, черно-фиолетовые синяки. Он только начал разворачиваться ко мне лицом, как я понял, что он не должен знать, что я их видел. Я пулей выскочил за дверь и, захлопнув ее, прислонился спиной к стене.

Господи, это были синяки! Кто так отделал его? Подрался? Димка не был похож на дравшегося человека... И они были разные - одни уже заживающие, другие совсем свежие. Какое-то неприятное чувство осело у меня в животе, словно огромный слизень, копошилось внутри, и я заталкивал неприятные мысли подальше. Ну не могут же его родители пороть, в конце концов! Или... Могут?

Но тут Димка вышел из ванной и вопросительно посмотрел на меня. Я выдавил подобие улыбки.

- Хочешь какао?

Получив утвердительный ответ, я побрел на кухню греть молоко. Нет, нужно забыть и не думать об этом. Это... В конце концов, это его дело. Вот только что-то страшное и неправильное было в черных синяках на его худенькой спине.

Он уселся на высокий стул и, откинув длинные мокрые волосы назад, чуть улыбнулся. Пожалуй, он улыбнулся в первый раз за все наше знакомство - и это было чудесно, и это сразу же отвлекло меня.

- А хочешь есть?

Тут я вдруг подумал, что он может быть голодным, и распахнул холодильник. Боги, я и не знал, что это произведет на него такое впечатление. У нас был огромный холодильник "side-by-side", и открывался он , как... Как ворота Мордора во "Властелине колец". Я сам давно привык к этому зрелищу, хотя в первое время сам застывал перед раскрывающимися хромированными створками, из которых струился свет, с открытым ртом. Дима не мог отвести от холодильника взгляда. Его черные глаза загорелись, и я вдруг увидел, какой же он красивый - с темными влажными волосами, румяными после горячего душа щеками и распахнутыми блестящими глазами. Я любовался им в этот момент и просто не мог оторваться. Как мальчик может быть таким красивым?..

Пожалуй, у меня есть странное свойство - я люблю любоваться людьми. При этом мне все равно, мужчина это или женщина, и в момент любования я сам не принадлежу ни к какому полу. Просто зритель. Как человек, пришедший в музей и рассматривающий картину Рафаэля, видит там не голых полных женщин, а произведение искусства. Димка именно им - этим произведением - сейчас и был.

Я вытащил какое-то мясо, несмотря на неловкое бормотание Димки о том, что он вовсе не голоден, и быстро поджарил его на сковородке. Вот мясо я готовлю просто отлично. Да и вообще я готовлю очень даже ничего - иногда приходится творить обед для всей семьи.

Поставив перед ним тарелку, я только отвернулся зачем-то - зачем, уже даже и не вспомню - а обернувшись назад, обнаружил, что мяса уже нет. Димка действительно был голодным. Положив ему еще порцию, достал из холодильника суп и поставил разогреваться в микроволновку. Тогда я еще не знал, что он голоден почти всегда. Я многого о нем не знал...

Наевшись, Димка откинулся на спинку стула и устало вздохнул. Понятно, что сейчас выставлять его из квартиры я не собирался, поэтому повел в свою комнату - показывать, что у меня есть. Всякой техники в комнате у меня было до фига, но его разомлевшие от сытости и тепла глаза равнодушно скользнули по всяким вещичкам, и остановились на планшете.

- Что это?..

- А... Планшет.

Он не знал, что это, и мне пришлось показать. И я снова увидел в его глазах восторг. Посадил за комп, дал в руки перо, а сам отошел и сел на кровать, наблюдая за его неуверенными действиями. Димка принялся рисовать - увлеченно и как-то отчаянно. Рисовать он не умел, но буквально светился восторгом, и я понял: это нужно ему. Самовыражение? Быть может. Во всяком случае, он показался мне чуточку счастливым.

И в тот самый момент я понял, чего я хочу. Почему мне хочется быть с ним рядом. Я хочу видеть счастье в его глазах. Я хочу, чтобы он чаще улыбался. Я хочу, чтобы он не был таким голодным, и чтобы прошли эти ужасные синяки на его теле...

От этой мысли меня передернуло, и я понял, что сижу на своей постели, стискивая кулаки, а Димка нервно смотрит на меня.

- Олег... Все... В порядке? Я пойду, пожалуй. Прости, что отвлек.

Я пытался остановить его - говорил, что все в порядке, что просто задумался - но он быстро ушел, отказавшись от предложения проводить его до метро.

Я проклинал себя за несдержанность. Злился весь вечер, нахамил родителям и закрылся в своей комнате. Сел за компьютер и стал рассеянно перебирать Димкины рисунки. Они все были черно-белыми, странными, а последний он так и не дорисовал. Маленькая фигурка человека, а рядом с ним - кто-то недорисованный. Маленький человек - это Димка, - подумалось мне. А некто, кого он не успел дорисовать... Мне хотелось, чтобы это был я.

И я так глупо и нелепо спугнул его. Черт, черт, чертов идиот! Но он ушел в моей одежде, а его вещи все еще сохли у меня - так что мы еще встретимся. И я сделаю все, чтобы исправить эту мою ошибку.

Да, он позвонил мне. Я тогда еще не знал номера его телефона - а он знал мой. Он сам связался со мною. Говорил коротко, отрывисто и довольно холодно - я словно чувствовал его страх передо мной, сочащийся из телефонной трубки.

- "Охотный ряд". Центр зала.

Я был согласен встретиться с ним где угодно и когда угодно. Отправив его постиранную и выглаженную - сам гладил! - одежду в аккуратный пакетик, и нацепив по-быстрому куртку и кроссовки, я выскочил из дома и уже через полчаса стоял в центре зала, потираясь отчего-то ноющей спиной о красно-синюю хрень. Зачем она нужна, я точно до сих пор не знаю. По идее, чтобы вызвать помощь. Хотя вокруг люди - какая помощь, господа? Нужно уметь с окружающими общаться.

Люди в метро. Отдельная история. Сколько их проходит хотя бы по этому залу? Тысячи, если не десятки тысяч за день. Снуют туда-сюда, встречаются друг с другом, любят, ждут, надеются... На что? День за днем, все одинаково, ничего не меняется. Эти тысячи человечков встречаются, женятся, делают таких же человечков, и умирают... А потом все повторяется.

Вот такие мысли иногда меня посещают. Но вскоре мне пришлось от них отвлечься, потому что на горизонте появился Димка. Он не смотрел на меня, и приближался как-то боком, и мне снова стало стыдно за мой поступок.

- Привет.

Я протянул было ему пакет и уже собирался уйти, как вдруг он поймал меня за руку.

- Хочешь ко мне?

Вот психологию я все-таки учил - интересно было. Поэтому то, что он пригласил меня к себе, в свой замкнутый мир, неимоверно меня обрадовало. Я сразу же согласился.

Димкин дом сильно отличался от моего. Небольшая, но уютная квартирка, чистая, без каких-либо изысков. Светлые стены, шторки, паркет...

И тут я очутился в Димкиной комнате. Она так резко отличалась от остального дома, что я замер было на пороге. Темные тона. Почти черные плотные шторы. Это было похожим на пещеру или логово страшного хищника, но здесь жил Димка, которого я уже успел немного узнать, и поэтому не верил, что он может быть этим хищником. Оглянувшись, я быстро взглянул на него - он, войдя в свою комнату, сразу же расслабился, и это было так заметно, что я слабо улыбнулся. Такой странный, необычный и непонятный мне человек - и от этого столь привлекательный.

- Пойду сделаю чай.

Он ушел, оставив меня одного, а я стал с любопытством разглядывать комнату и всякие-разные вещички. Книжки, ручки - как потом оказалось, половина из них не писала вообще - стопка салфеток в столе, фотоаппарат, лежащий отдельно от футляра. Я положил его в футляр и вдруг заметил что-то, выглядывавшее из-под стопки книг. Тетрадные блочные листочки. Отчего-то я вытянул их на свет божий и вздрогнул.

Распятые люди. Висящие на крестах, с пробитыми руками, расстрелянные или порубленные. И цепи - много цепей. И кровь. Иногда цветные картинки, иногда нарисованные синей гелевой ручкой, но кровь везде, ее было много, слишком много. Когда Димка нарисовал это? И он ли вообще? Я не знал ответа на вопрос. Почему-то хотелось, чтобы это был кто-то другой, и я мысленно попросил об этом, убирая листочки на место.

Как раз вовремя: он вернулся и принес мне горячую кружку фруктового чая. Я понюхал: лесные ягоды. Люблю такой чай.

Здесь, в его комнате, все было проще, чем в моей, особых чудес техники не наблюдалось, и, видимо, Димка, смутившись, что привел меня к себе, присел на кровать и подавленно замолчал. Нашарив взглядом на стене плакат с каким-то аниме, я открыл уже было рот, чтобы начать разговор, как послышался шорох в коридоре.

- Прости, я сейчас.

Димка выскользнул из комнаты. Через минуту послышался его тихий голос - и ему ответил низкий мужской, затем какой-то стук. Я, решив, что невежливо не здороваться с остальными обитателями квартиры, поставил чашку на край стола и вышел в коридор, заранее начав дружелюбно улыбаться. И тут же понял, что что-то не так.

Димка стоял, вжавшись в стену, боком ко мне. Прямо перед ним был крупный широкоплечий мужчина, примерно на голову выше меня, с темными коротко стриженными волосами. Он тоже был боком ко мне, и его рука лежала на Димкином плече. Вторую руку я не видел. Первое, что мне бросилось в глаза в полутьме коридора - это Димкина бледность. Может, мне только кажется, подумал я тогда и шагнул вперед.

- Здравствуйте.

Мужчину передернуло, и он отшатнулся от Димы так резко, что я невольно вздрогнул. Что так напугало его?.. На его правильном, но не особо красивом лице скользнул минутный страх, и тут же исчез.

- А-а... У Димы гость? Приятно познакомиться. Павел. Димин дядя.

Пожимая протянутую мне твердую ладонь с мозолями на подушечках пальцев, я, здороваясь, вдруг подумал о том, что этот Павел очень сильный человек. Он едва сжал мою руку, но я чуть было не прикусил губу - если б он стиснул мою ладонь сильнее, было бы уже очень больно.

- Олег.

- Все, хватит, идем.

Я оглянулся на Димку. Его лицо было скрыто за волосами, но голос был твердый и даже чуточку злой. Он кинул мне мою куртку и я, даже не успев попрощаться, был вытолкан за дверь. Димка, натянув балахон, вышел за мной и мы в молчании вышли на улицу. Он вел меня к метро. Поглядывая на него сбоку, я понял, что мне не показалось, и он действительно был бледнее обычного. Вскоре на горизонте появилась красная буковка московского метро, и тут холодные руки, поймав мой рукав, меня остановили. Он не смотрел мне в лицо, но говорил твердо и холодно.

- Тебе лучше ко мне больше не приходить. И забудь дорогу к моему дому. И вообще... Нам лучше больше не встречаться.

Я так обалдел, что сначала молча хлопал глазами, просто не зная, что сказать.

- Но... Почему, Дим?..

И тут я в первый раз увидел, как его лицо исказила ярость.

- Я не хочу этого, ясно тебе?! Не-хо-чу!!

Видимо, у меня по привычке сделалось упрямое выражение лица, так как Димка, взглянув на меня, искривился в жестокой улыбке и презрительно выплюнул два слова.

- Я гей.

Я не помню, что было дальше. Только тупо смотрел в его удаляющуюся спину, не в силах пошевелиться или еще что-либо сделать. Не помню, как я добрался до дома. Очнулся я только в своей кровати, с одеялом, натянутым на голову, и обкусанными ногтями.

Гей, гей, гей... Вот почему он такой красивый. Или наоборот, вот почему он гей - из-за красоты? Но он был нормальным, абсолютно нормальным парнем, я же говорил с ним, я был рядом, а он ничем не выдал себя. И почему взорвался именно после того, как я был у него в гостях и видел его дядю?..

Я не мог заснуть и долго ворочался в кровати. Наконец, досадливо спихнув одеяло на пол, я в темноте сел пить чай на кухне. Мысли роились, как полчища тараканов, но горячий крепкий чай помог мне хоть как-то собрать их. Почему именно сегодня и сейчас?.. Глядя в окошко на мерцающий свет фонаря, я вдруг нашел ответ. Он был простым и очень, очень правдоподобным. Ну конечно. Иначе и быть не может! Димкины родственники знали о его странностях и он боялся, что они выдадут мне его тайну! Просто испугался, что дядя расскажет мне, и я отвернусь от него... Маленький глупый дурак.

Димка - хороший парень, и каждый имеет право на свои странности. Я, например, прирожденный геймер. Но это не значит, что я плохой или ненормальный. Нельзя сказать, что я относился к геям с симпатией, вовсе нет. Общество их порицает, а я - элемент этого самого общества. Но если бы Димка не сказал, он оставался бы все тем же интересным человеком, и я бы и не догадывался ни о чем. Так почему нельзя жить так, как если бы ничего не случилось?.. Успокоенный этой мыслью, я с чистой совестью отправился спать. Если б я знал, чем это мое решение обернется...

А Димка исчез. Я не встречал его в метро, хотя очень надеялся на это, и все время порывался позвонить. Но - вот нелепость, я где-то потерял телефон. Именно тогда, когда возвращался от Димки домой. Не помня, как попал домой, я не мог и предположить, где потерялся мобильник. Так что все контакты с Димой были оборваны. Оставалась одна надежда - случайно встретиться с ним.

А время текло, и вместе с ним утекала и надежда на то, что я встречу Димку. И я уже отдался было на волю судьбы, как раздался звонок. Я сидел дома один, рисовал на планшете и не сразу же понял, что звонит телефон. Скорее всего, кто-то из родительских коллег или друзей, и мне неимоверно лень было подойти к телефону, но больше-то никого дома не было. Пришлось выползать из-за стола. Обычно я не смотрю на номер, высвечивающийся в окошке. Я больше люблю угадывать по голосу, кто звонит. Так... Интереснее, и в этом есть особая игра.

Но в тот раз я почему-то посмотрел. И что-то знакомое показалось мне в зеленых цифрах, вот только что именно - я понял, лишь спустя несколько секунд. Это был мой собственный номер. Охнув, я прильнул к трубке.

- Да?..

Мало ли. Вдруг какой-то бомж нашел мой телефон и теперь звонит? Нет, мобильник я давно уже хотел поменять, но номера, в нем хранившиеся, были мне важны и нужны, и на восстановление их мне бы потребовалось несколько месяцев.

- Олег, ты забыл у меня телефон. Я у твоего дома. Можно его вернуть?..

Димка. Димка, Димка... Это был его голос. Такой холодный и равнодушный - он всегда так разговаривал по телефону.

- Я спускаюсь!

Я бросил трубку и, нацепив куртку, выскочил из квартиры. Лишь бы он не передумал и не ушел. Он стоял возле моего подъезда, держа в руках мой телефон, но мне это было не важно. Важно то, что мы встретились, и что я скажу ему.

- Спасибо. Постой!

Я поймал его за рукав, просто не пуская.

- Дим, я хотел сказать... Ты не думай. Все хорошо. То есть хорошо, что ты гей. То есть...

Черт, я же столько раз прокручивал в мозгу эти слова, но не мог высказать их связно. А Димка повернулся ко мне и даже склонил голову набок, слушая.

- То есть это не хорошо... То есть мне все равно! Мне все равно, кто ты и что тебе нравится, и я просто хочу, чтобы мы общались так, как раньше!

Выдохнув, я взглянул на него. Темные глаза не резали, как обычно, а смотрели мягко, и вдруг я понял, что он улыбается.

- Хорошо, Олег. Только ко мне мы ходить больше никогда не будем.

Мне было все равно. Я так обрадовался, что на мгновение сильно стиснул его, и тут же отступил, смутившись. Но он не обратил внимания на мой порыв - или сделал вид, что не обратил.

- Встретимся завтра. Где всегда. Пока, Олег.

Ему всегда нравилось называть меня по имени. И он сразу же отзывался, когда я звал по имени его. Иногда мне даже начинало казаться, что я единственный, кто это делает. Ему были важны имена - и я старался звать его как можно чаще.

Мы встретились на следующий день и пошли гулять. И Димка был обычным, родным и очень привычным, и мне было хорошо разговаривать с ним. Когда я заставлял его своими шутками улыбнуться, что-то внутри меня начинало ликовать. Как я хотел быть его защитником. И, видя его улыбку, я понимал, что справляюсь со своей задачей.

А потом мы встретились снова. И еще раз, а потом еще. И я понимал Димку все лучше и лучше, и начинал чувствовать его душу - очень ранимую, как оказалось. За внутренней черствостью и холодностью пряталось нежное сердце. И я был одним из немногих, кто видел это. Мы гуляли регулярно - и мне было приятно идти рядом с красивым Димкой.

Но однажды я увидел какого-то парня. Я оставил Димку стоять у афиши, а сам пошел за чипсами, и, вернувшись, обнаружил напротив него какого-то парня. Я даже не вспомню его лица, но очень хорошо запомнил его взгляд. Жадный, ощупывавший Димку с головы до ног. А Димка смотрел на него. Я сам не понял, как, схватив его за плечо, задвинул его себе за спину и наградил парня свирепым взглядом. Тот моргнул, широко улыбнулся и, пожав плечами, словно извиняясь, ушел. А я... Я чувствовал, как кровь бросилась мне в лицо. Понятно, что этот парень, запавший на Диму, принял меня за его... Его... Партнера, что ли. Но не это так разозлило меня. А то, что кто-то смел смотреть на него. Так бесцеремонно пялиться, черт возьми!!

И тут что-то ненароком прижалось сзади к моей спине, и, обернувшись, я увидел его глаза. Близко-близко. Очень печальные и смеющиеся одновременно. И я сам не заметил, как, обняв его худенькое тело, притиснул его к себе, а он, чуть грустно улыбнувшись, поцеловал меня.

Это не было похоже ни на что. Земля ушла из-под моих ног, я замер, не шевелясь, не отвечая ему, но и не сопротивляясь, и все, что я видел и чувствовал, когда он так же ненароком отстранился - это его черные бездонные глаза и сладкий привкус на губах.

Мы пошли дальше, и Димка, видимо, решив не упоминать о произошедшем инциденте, что-то весело говорил, но я не мог слушать его. Я отвечал невпопад, и он, кажется, повел меня домой.

- Встретимся завтра?..

Этот вопрос оторвал меня от размышлений, и я понял, что стою в собственной прихожей, а Димка держится за ручку двери, собираясь уходить. Завтра?... Нет. Нет. Я должен был понять то, что случилось, сейчас, и я, молча схватив Димку за плечи, потащил его в свою комнату. Он не сопротивлялся, только смотрел с интересом. Захлопнув дверь, я, тяжело дыша, остановился напротив него и хрипло спросил:

- Как... Как это делается?..

Димка молчал. Он смотрел на меня, чуть улыбаясь, долго-долго, и наконец сказал:

- Хорошо.

И в тот же момент оказался снова близко-близко, и его руки обвили мою шею, а губы, нашарив мои, стали покрывать их легкими, почти невесомыми поцелуями. Сначала какой-то неясный страх сковал меня, но тут холодные пальцы прошлись по моей шее, коснулись мочки уха а затем спустились в ямку между ключицами - и я не выдержал. Подхватив легенького Димку, я попятился к кровати, и, споткнувшись, упал прямо на подушки - боком, чтобы не придавить его собой, но он только тихо рассмеялся.

Я старался дышать как можно спокойнее, стягивая с него балахон, а затем еще какой-то свитерок, а потом еще футболку - чтобы он не понял, что я едва владею собой от страха сделать что-либо не так, но, кажется, он понял, и простил, потому что его губы нырнули в мои волосы:

- Не волнуйся, все хорошо, просто расслабься.

И я сделал так, как он сказал - покорно лег на спину, крепко зажмурившись. Почему-то мне было страшно посмотреть на то, как он раздевает меня. Его холодные пальцы заставляли меня покрываться мурашками и кусать губы. Нет... я не знаю. Это было странно, и в то же время приятно, но пока я размышлял, Димка вдруг быстро стянул с меня джинсы и я, судорожно вспоминая, какие трусы надел сегодня, дернулся назад. Но он не пустил меня. Он стряхнул свои штаны на пол, а вслед за ними - я зажмурился - и белье, и я ощутил, как он лег на меня сверху.

- Д-димка...

Я замотал головой, понимая, что сейчас - последний шанс отступить, остановить то странное и страшное, что происходило в моей комнате, в моей кровати и - о, ужас - со мной... Я открыл было рот, чтобы сказать: "хватит, не надо", тем более, что мне казалось, что делает он это исключительно из жалости ко мне, моему минутному порыву. Но тут его волосы мазнули по моим губам, и по шее прошлось что-то очень мягкое, теплое и влажное, и я, осознавая, что это его язык, вдруг неожиданно для самого себя ахнул и стиснул ладонями его тонкие ребрышки.

Видимо, это было правильным, потому что Димка тихо пискнул и резко рванул с меня белье. Его холодные пальцы погладили меня по бедру, пробежались по низу живота и коснулись члена. О господи, я почувствовал, как твердею от его малейшего прикосновения, и это было таким прекрасным, таким запретным и невыносимым, что я стиснул его плечи, сжимая зубы. Кажется, я сделал ему больно, потому что он застонал и отпрянул, и я в тот же момент сунулся вперед, к нему, обнимая за шею и пытаясь поймать в сумраке его губы своими.

- Дима, Димочка, прости...

Он не ответил и не стал целовать, а нажал где-то у меня в паху так, что меня выгнуло и выбило весь воздух из легких, и я упал назад, ловя ртом воздух, а он, тихо усмехнувшись, спустился куда-то вниз. Его волосы защекотали мой живот, и в тот же миг он взял мой член в рот. Я не смог сдержать стон.

И тут я понял. Черт возьми, я хочу его. Мне было приятно то, что он делал со мной и моим телом. И очень медленно и осторожно я двинулся ему навстречу. Я боялся, что это неправильно, что так нельзя, так не делают, и он тут же отстранится от меня, но он в ответ глухо застонал и начал двигать головой.

И я стал сходить с ума. Я весь дрожал, как в лихорадке, мысли метались внутри моей головы, но это было так приятно, что я чувствовал - это предел. Еще немного - и я умру. Просто умру!!

А он словно издевался надо мной, двигаясь то быстрее, то медленнее, и я, не выдерживая, вскрикнул:

- Димка-а!...

Я хотел сказать ему, что умираю. Что мне очень плохо и очень хорошо. Что если он что-нибудь не сделает сейчас, то останется с моим холодным трупом. Но он не дал мне ничего сказать. Движение - быстрое и порывистое - и его рот накрыл мой, целуя жадно, настойчиво, деспотично. А потом он, обняв меня крепко-крепко, шевельнулся - и я оказался стоящим на четвереньках, в то время как он лежал прямо подо мной.

Его глаза горели таким безумным, дьявольским блеском, его волосы так разметались по моей подушке, его руки с тонкими аристократическими пальцами так стискивали краешек одеяла, что я... Я сошел с ума. Это он довел меня. Обняв его талию, я резко вошел в него - а он лишь тихо рассмеялся и позвал нежно-нежно:

- Олежек...

Он первый раз назвал так меня, и я понял: я отдам все, я все сделаю, лишь бы его раскрасневшиеся губы еще раз так назвали меня. Я хотел быть ближе, еще ближе к нему, и я нетерпеливо толкнулся снова и снова, и, кажется, застонал - а он застонал в ответ, и его пальцы вплелись в мои волосы, и я жил им, двигался им, дышал им, думал им... В тот момент я был его рабом и властелином, и куда-то подевались страх и неуверенность, и все сильнее и сильнее кружилась моя голова, а тут еще он взял мою ладонь и положил ее на свой орган. О, он был твердым - и влажным, и я понял, что он так сильно возбужден, что течет смазка, и я сжал немного пальцы, отчего из его горла вырвался полувсхлип-полустон, и вдруг он, выгнувшись, закричал. По моим пальцам потекло что-то горячее, а он все еще кричал, и я испугался, что ему плохо, но тут что-то прорвалось внутри меня.

Я очнулся лежащим на своей кровати и отчего-то плачущим.

- Олег, Олеженька...

Димка заглядывал мне в лицо, гладил по влажным щекам, вытирал слезы, а я только смог выдохнуть:

- Я люблю тебя...

А потом я заснул - как потерял сознание.

Проснулся я уже вечером. Голова была странно пуста, но мне было хорошо. И тут я вспомнил, что произошло сегодня. Что я сделал. Что Димка сделал со мной.

О, черт! Я резко сел в кровати, внезапно скованный ужасом. Мысли вихрем роились у меня в голове, и самая страшная была: Димка решил, что я им воспользовался, и ушел. Но это же было не так! Но он же мог так подумать... Я уткнулся лицом в колени и тихо заскулил - мысли, одна хуже другой, были невыносимыми, и мне вдруг стало настолько же плохо, насколько было хорошо еще несколько часов назад. Нужно было встать, одеться и хотя бы сесть заниматься, но я ничего не хотел и не мог. Или нужно было бежать сейчас за Димкой, объяснять ему, что он понял все неправильно, что...

Дверь в мою комнату открылась и на пороге оказался он. Взъерошенный, в моем свитере на голое тело, почти достававшем ему до колен, и босиком. В руках у него была кружка, и из нее потянуло запахом чего-то теплого, нежного, как его взгляд, и очень уютного. Димка подошел ко мне, сел рядом - и протянул мне кружку с какао.

- Я очень люблю какао. Надеюсь, тебе понравится.

Он снова улыбался. Какой же он был... Но я боялся спугнуть эту холодную красоту, поэтому молча начал пить. Правда... Было очень вкусно. Кажется, именно тогда, в тот момент я полюбил какао. Я просто начинал любить все, что нравилось Димке, и это было естественным - во всяком случае, для меня. А вот он иногда не понимал моих пристрастий и противился им. Впрочем, я и не настаивал тогда.

Отобрав опустевшую кружку, он коснулся губами моей щеки и незаметно потянул из-под меня свой свитер, на котором, как оказалось, я сидел.

- Ты... Уходишь?

Он, все так же улыбаясь - только теперь я заметил легкую неестественность его улыбки - стал одеваться.

- Да, поздно уже. Мне пора. Встретимся... Как-нибудь потом.

Потом?!.. Но то, что произошло сегодня... Я машинально поймал его за руку, дернул к себе и обнял, зажмурившись.

- Дим, не уходи... Пожалуйста. Прошу тебя, не уходи.

Я знал, что он смотрит на меня. Я чувствовал это кожей, но не решался открыть глаза.

- Олег...

Он тихонько вздохнул - мою щеку обдало волной теплого воздуха.

- Ты очень хороший человек, но ты совсем не такой, как я. Найди себе девушку, и живи как... Как нормальные люди.

Последние слова дались ему с трудом, я понимал, что он хочет мне добра, но не мог принять этого. Поэтому просто прижал палец к его губам, мешая говорить, и прошептал:

- Не нужно. Я люблю тебя, я не шучу. И я хочу быть рядом с тобой.

Он взглянул на меня, потом просто встал и вышел из комнаты, а я, кое-как нацепив джинсы, побежал за ним. Димка стоял в ванной комнате перед зеркалом, а я встал сзади, боясь обнять его, и в то же время пристально глядя в глаза его отражению. Так мы стояли, глядя в стекло - долго-долго. Потом он наклонился, подышал на зеркало, отчего оно запотело, и нарисовал пальцем маленькое сердечко. А затем повернулся и поцеловал меня, и это было лучше всяких слов.

И с тех пор мы были вместе. Мы встречались почти каждый день, ходили гулять - а потом, вечером, шли ко мне, и занимались любовью, и каждый раз Димка открывал мне что-то новое, и я с нетерпением ждал каждый раз, что же будет сегодня.

Однажды я попытался поцеловать его "со смыслом" днем, но он тут же стал преувеличенно заинтересованно расспрашивать меня что-то о компьютерных играх - хотя я знал, что они ему абсолютно неинтересны, и я больше не пытался приставать к нему днем. Что-то странное было в том, что он так любил темноту, но я понимал, что нарушать покой его хрупкой души не стоит, и ни на чем не настаивал. Хотя мне хотелось увидеть его. Не просто ловить очертания тела в сумерках, а видеть каждую клеточку его лица, видеть очертания ребер под тонкой и бесконечно нежной кожей... Но я терпел. Я до сих пор виню себя за это, ведь я мог бы что-то изменить, если бы знал раньше... Я... Я не знаю. Но простить себе своего тогдашнего терпения я не могу.

Как-то утром я был разбужен мамкой - вернее, острым и пряным запахом ее духов. Она наклонилась, целуя меня в щеку, и сквозь сонную пелену до меня донеслось:

- Мы с отцом уезжаем на два дня!

Потом последовал целый ряд каких-то указаний, но я и не пытался их запомнить. Главное - весь дом в моем распоряжении на два дня... Два дня с Димкой. Я не мог дождаться, когда же наконец они уедут! И только захлопнулась дверь, я бросился к телефону. Димка ответил мне тихо, едва слышно - и я подумал, что он, должно быть, спит еще - и пробормотал, что приедет днем.

Я в нетерпеливом ожидании, чтобы хоть как-то занять себя, стал готовить еду. Димка был вечно голодный, и мне нравилось кормить его, хоть он и заметно стеснялся этого. Задумав испечь курицу, я выскочил в магазин, накупил еды и, вернувшись домой, принялся за готовку, время от времени поглядывая на часы. Димка опаздывал. Я уже начал нервничать, когда раздался долгожданный звонок в дверь.

Димка вошел, низко опустив голову, не глядя на меня. Я потянулся было поцеловать его, но он только коснулся пальцами моей щеки и прошел в ванную. Может, у него неприятности?.. Я не хотел лезть к нему расспросами.

- Дим, я жду тебя на кухне.

Я качался на стуле, с легкой тревогой прислушиваясь к шуму воды, и ковырял вилкой кусок мяса в своей тарелке.

- Дим, остынет ведь!..

Вода перестала течь, и он вошел на кухню. Сел напротив меня и только тогда поднял лицо. У него была рассечена губа, и вместо скулы был огромный синяк, а он лишь ласково улыбнулся мне, как улыбался всегда, и начал есть.

- Что это? Кто тебя так...

- Я подрался.

У меня перехватило дыхание от гнева. Бить Димку? Его, такого слабого и хрупкого? А я... Я не был рядом и не смог его защитить... Ведь нужно же было самому за ним заехать!

- Олег, все в порядке. Заживет, не обращай внимания.

И еще. Он был очень упрямым. Просто чертовски упрямым и спорить с ним было абсолютно бесполезно. Но я не мог не переживать... Я должен был сделать что-то приятное для него. Как-то отвлечь от дурных мыслей - так мне тогда показалось. И, как только он доел, я подхватил его на руки и понес в свою комнату.

На кровати Димка тут же вытянулся и жестом попросил меня задернуть шторы, и я, сделав, как он просил, вернулся к нему. Какой же он был... Сладкий, нежный, с легким соленым привкусом: от моих горячих поцелуев разбитая губа снова начала кровоточить. Я двигался в нем плавно, очень мягко, а он гладил мое лицо, шепча мое имя, и это было необыкновенно хорошо. Каждый раз с Димкой мне казалось, что лучше просто не может быть. И это так и было.

Когда он обмяк, я уложил его на подушки, а сам стал тихонько слизывать с его живота сперму - он очень боялся щекотки, но в тот раз не отреагировал, и я понял, что он спит. Это было в первый раз. Обычно я засыпал, а он ждал рядом, когда я проснусь. Я знал, что он смотрит на меня, пока я сплю, и стеснялся этого, но поделать ничего не мог. А сейчас он спал, медленно и глубоко дыша.

И это был мой шанс. Тихонько встав с кровати, чтобы не разбудить его, я подошел к окну и раздвинул шторы. Рассеянный солнечный свет упал на кровать и я увидел Димку. От этого зрелища мне пришлось схватиться за край стены. Вот почему он никогда не давал мне увидеть себя...

Кто-то бил его. Бил жестоко и давно. Он весь был в синяках - и свежих, и застарелых, уж я-то, как боксер, в этом разбирался - и этот кто-то ударил его сегодня по лицу. Он не подрался, нет. Просто кто-то бил его. Я опустился на колени перед кроватью, бесшумно всхлипывая. Я не мог не плакать. Это было ужасно - так ужасно, что почти невыносимо. И я был уверен, что я виноват во всем. Я же поклялся защищать его...

Не знаю, сколько времени я просидел так. Кажется, целую вечность - а потом Димка зашевелился, застонал и проснулся. Его темные глаза встретились с моими, потом быстро взглянули на окно - взгляд-выстрел! - и на свое обнаженное тело.

- Ты все-таки увидел...

Он тихонько вздохнул и прижал палец к моим губам, не давая говорить.

- Рано или поздно ты бы все равно узнал. Это мой дядя. Ты его видел. Он... бьет меня.

Его голос дрогнул, и быстро обнял его плечи, боясь, что у него начнется истерика. Я никогда не видел его в таком состоянии. Но он справился. Все-таки самоконтроль у него был восхитительный. Дядя... В моем сознании тут же возникло около десятка планов мести, как вдруг страшная мысль заставила вздрогнуть.

- Дима. Он тебя только бьет или...

Я не мог договорить. Это было слишком страшно. А он... Тогда я подумал: лучше бы соврал! Но он так горько посмотрел на меня, отодвинулся и лег лицом к стене. Я не мог пошевелиться. Не мог думать ни о чем, кроме того, как его дядя делает это с ним. Как его руки... О боги, лучше бы я умер тогда. Но я сидел, тупо уставившись в одну точку - а так нельзя было, я должен был обнять Димку, успокоить, но я не мог. Не мог заставить себя коснуться его. Я чувствовал себя последней сволочью, но не мог.

Так я сидел, пока не стемнело. Я едва мог встать, и Димка чуть отодвинулся, когда я лег на другой край кровати. Он не спал. Он слушал меня. А я лег, закрыл глаза и постарался дышать как можно медленнее и ровнее. Пускай думает, что я сплю. Так будет даже лучше.

Я уже начал задремывать, как почувствовал прикосновение холодных пальцев к своим волосам. Димка придвинулся ко мне, тихо всхлипывая. У меня сжалось сердце, а в горле стало так узко и холодно, что я чуть было не дернулся, выдавая себя. Но тут его слезы закапали мне на плечо и он тихо заговорил.

- Я так не хотел, чтобы ты увидел. Я не хотел, чтобы тебе было больно... Я знаю, что ты любишь меня.

Он тихонько вздохнул.

- А теперь ты будешь ненавидеть меня...

- Нет.

Он так вздрогнул, как если бы по его телу прошелся кнут.

- Димка, я люблю тебя. Любым. Но нужно же что-то сделать с этой сволочью!

- Нет, нет, нет... Не делай ничего, я умоляю.

Он чуть улыбнулся.

- Скоро все закончится. Правда.

И он начал целовать меня, и я отвечал ему, словно это был первый раз после долгой разлуки, и это было необыкновенным, и прогоняло все мысли, и я просто поверил ему тогда, не став задавать лишних вопросов.

Я уже знал, куда нужно нажимать, и он ахнул, выгибаясь в моих руках, и я целовал его, завоевывал и порабощал, и все остальное просто было забыто.

Я помню, как он в первый раз сказал, что любит меня. Не знаю почему, но тогда мне было так важно - это услышать, и я каждый день шептал, говорил, кричал Димке: люблю тебя!! Но он только смеялся и целовал меня, и не отвечал совершенно ничего. Я даже начинал сомневаться иногда, а чувствует ли он ко мне что-нибудь. Но его поцелуи, его прикосновения прогоняли все мои дурные мысли, и я забывал о его молчании.
Пожалуй, я даже свыкся с тем, что он не говорил мне, что любит. Может быть, для всех по-разному... Я знаю, что некоторым сказать "люблю" очень легко - как сказать "привет" или "доброй ночи". А для кого-то эти слова так священны, что он скажет их, может, один-два раза в жизни, и больше не произнесет никогда. Скажет только тому человеку, который стал для него самым важным, самым драгоценным в этой жизни. Может быть, несмотря на все мои старания, я не стал таким для Димки?..
Я не знал. Старался не думать. Старался просто сделать его счастливым.

Как-то, гуляя, мы разговорились об аттракционах. Не помню, почему, но, кажется тогда я поражал Димку описаниями всяких американских горок, "кораблей мечты" и прочих каруселей, а он, тихонько улыбнувшись, ответил, что даже на колесе обозрения не катался ни разу.
Конечно, я должен был это исправить. И я потащил его на ВДНХ. Из открытого и закрытого вагончиков Димка выбрал открытый - я тогда еще не знал, что он панически боится высоты - и мы, заперев дверцу, стали плавно подниматься в воздух. Колесо обозрения движется медленно, оно же специально сделано именно для обзора. Ты неторопливо поднимаешься над городом, смотришь на дома, отблески садящегося солнца на крышах, и, если хочешь, можешь обсуждать все увиденное со спутником.
Вот только Димка, судорожно сжимая мою руку, ничего обсуждать явно не хотел.

- Дим? Что ты, маленький?..

- В-высоты боюсь...

Он слабо улыбнулся, но в его суженных зрачках был настоящий страх, и я прижал его к себе крепко-крепко, стараясь успокоить, поглаживая по взъерошенным волосам и шепча нежности в розовое ушко. Дима потихоньку начал успокаиваться, а потом, как-то особенно поцеловав меня, соскользнул на пол вагончика и взялся за мою ширинку. Я всегда хотел его просто до полоумия, но сейчас попытался поднять на ноги: все-таки колесо обозрения - не лучшее место... Но он, зашипев, как самый настоящий кот, оттолкнул мои руки, и вскоре я уже царапал ногтями обивку кресел, стараясь не стонать и не привлекать к себе внимания, охваченный жаром его властного рта.

Наконец Димка отодвинулся, утираясь рукавом, и положил голову мне на колено, а я стал перебирать его волосы, прикрыв глаза. Кабинка уже опускалась, нужно было выходить, и вдруг Димка, вскочив, зажал в ладонях мое лицо и выдохнул с какой-то непонятной яростью:

- Я люблю тебя.

Он вышел прочь из кабинки, а я, ошарашенный этой вспышкой, вышел только через какое-то время. Димка больше ничего не говорил о том вечере. Но я знал, что то признание было криком его души, а со временем мое терпение было вознаграждено: он стал говорить это время от времени. Редко - но все же говорить.

Жизнь потекла своим чередом. Теперь Димка не скрывал от меня свои синяки, а я изо всех сил старался не показывать ему своего бешенства при виде новой отметины на его теле. Но дядя, как я понял, бил его не так уж и часто. И, наконец, Димка как-то вскользь рассказал мне о своей семье.

Совсем недавно он жил с обоими родителями - но они развелись, отец переехал в Питер, и к ним с матерью переехал дядя. Как вышло, что дядя стал делать с ним... такие вещи, Димка умалчивал, а я и не настаивал. Я не уверен, что смог бы это услышать. Иногда я задумывался о его словах, что он сказал: "скоро все закончится", но не понимал, что он имел в виду. На мой взгляд - и к моему горю, ситуация была неразрешимой: куда можно девать дядю? Кроме того, похоже, Димкина мать ни о чем не догадывалась... Димка не мог даже ей пожаловаться. О, сколько хитроумных планов мести пролетали у меня в голове! При моей склонности к романтизму в своих грезах я подстерегал Димкиного дядю на улице, в подъезде, в их собственной квартире - и убивал, долго, мучительно, жестоко, он кричал и молил о пощаде - и я приходил в себя только когда обнаруживал, что сломал ручку или карандаш, который держал в руке, а губы у меня закушены почти до крови. Но даже при том, что я был уже далеко не начинающим боксером, против Павла мои шансы все равно были невелики.

А однажды Димка, улыбнувшись, сказал:

- Дядя уехал по работе на пару дней. Пойдем ко мне?

О, я прекрасно помнил дорогу к его дому. Димка тихонько смеялся, глядя, как я сам уверенно веду его между домами - и его смех звенел, как серебряные колокольчики. Это было прекрасно.

Он не стал открывать дверь, а позвонил. Но ведь дядя... Но тут мои сомнения рассеялись. Конечно. Я забыл. Димкина мама. Дверь открылась и в неожиданно ярком свете прихожей передо мной оказалась женщина. Немного пониже меня и выше своего сына, она смотрела на меня черными-черными веселыми глазами, заправляя за ухо выбившуюся прядь волос. Как же они были похожи... И теперь было ясно, в кого Димка родился таким красивым. Его мать была самой прекрасной изо всех женщин, которых мне приходилось видеть. Стройная, но не худая, черноглазая, темноволосая, с нежной и в то же время чуть аргессивной улыбкой - она была бойцом по жизни, а это я сразу же чувствовал в людях. Встрепав сыну волосы, она предложила мне чаю или кофе и, приняв вежливый отказ, ушла в свою комнату.

- Она у тебя такая... Мм...

- Какая?

Он посмотрел на меня, немного грустно улыбаясь.

- Красивая... И хорошая.

Димка помолчал, словно обдумывая мои слова, и кивнул.

Мы завалились на диван смотреть кино. Не помню, что это был за фильм, кажется, что-то про машины - я почти не смотрел на экран. Я обнимал Димку, нюхал его волосы, гладил губами разгоравшееся от поцелуев ухо, легонько касался сквозь одежду его груди, а он легонько отталкивал меня, время от времени показывая мне глазами на дверь: это значило, что при мамке нужно было вести себя пристойно. И я старался - так, как мог. Честно, я абсолютно терял от него голову, и только Димка мог как-то возвращать меня в эту реальность.

Когда фильм кончился, мы еще немного посидели в тишине, и Димка тихонько шепнул:

- Я провожу тебя.

Попрощавшись с его матерью, я вышел на улицу - и нос к носу столкнулся с Павлом.

- О, Олег! Уже уходишь? Жаль, я бы не прочь был поговорить с тобой. Ну да ладно, в следующий раз.

Я усилием воли заставил себя пожать протянутую мне ладонь, но так и не смог выдавить из себя ни слова. Меня спас Димка, выскочивший из подъезда. Он что-то на ходу бросил дяде - я не расслышал его слов - и повел меня к метро. А я, крепко держа его за руку, пытался вспомнить глаза его дяди. Тоже темные, похожие на Димкины - но принадлежат совсем другому человеку. А ведь с виду и не скажешь, что он может... Может... На этом месте у меня начинали запинаться даже мысли.

И тут в голову пришло первое рукопожатие - сильное и капельку больное. Я остановился так резко, что Димка, державшийся за меня, чуть не упал, и мне пришлось подхватить его под локоть. У дяди были руки палача. От этой мысли я задохнулся, но мне сразу же пришлось взять себя в руки:

- Все хорошо, Дим.

Не знаю, поверил ли он мне, но всю оставшуюся дорогу смотрел на меня с какой-то затаенной грустью, и ни на секунду не отпускал мою руку.

В подъезде мы стали прощаться. В сумраке казенных светильников я не видел Димкиного лица, но его губы чуть дрожали, я чувствовал это, а руки сжимали меня крепко-крепко, словно боясь отпустить. Он молчал и не давал мне взяться за ручку двери, и я прижимал его к себе и целовал его щеки и губы, и вдруг он, резко похолодев, отпустил и отвернулся.

- До встречи, Дим...

Он не ответил. Ни "до встречи", как обычно, ни банального "пока" не прозвучало. Может, плохо себя почувствовал?.. Я слушал, как затихают его шаги по лестнице, а затем ушел в квартиру: смотреть в окно, как он идет по улице.
Темная чуть ссутулившаяся фигурка, так мною любимая... Так сильно любимая.
Когда он растворился в вечернем сумраке, я сразу же лег спать. Наверное, чтобы не думать, почему он не попрощался. Я делал так иногда - засыпал, чтобы отгородить себя от лишних мыслей и хорошенько отдохнуть. Но в тот раз мне приснился кошмар... Перетекший в мою жизнь.

Данный отрывок является приложением и необязателен к прочтению.

Это была Димкина квартира.

Я был там всего лишь два раза и особо не приглядывался - и в то же время я прекрасно знал, что это именно она. Я даже не знал, сколько именно там комнат. Кажется, во сне их было три... Но точно я не могу вспомнить. Да это и не так уж и важно.

Я увидел Димку. Он сидел за компьютером, с ногами устроившись на стуле и задумчиво почесывая коленку. Его волосы были в хаотично прекрасном беспорядке, он сосредоточенно что-то печатал на клавиатуре. И тут дверь бесшумно открылась. Это был его дядя, Павел. Димка не повернулся, просто закрыл программу, и остался сидеть, словно и не знал, что дядя подходит со спины. Но он знал. О... Он слишком хорошо знал. Павел подошел сзади и положил ладони ему на плечи. Димка прикусил губу и медленно повернулся к нему. И тут же дядя ударил его по лицу - сильно, наотмашь, так, что он слетел со стула. Димка упал и мгновенно закрыл голову руками... Я, кажется, вскрикнул - но они не слышали этого, и тут же на худенькую спину моего любимого обрушился удар.

Димка молча выносил удары, а Павел медленно, методично избивал его - и все это происходило в полной тишине, так что удары казались оглушительно громкими. Плечи вздрагивали, а дядя бил прямо по почкам - я хорошо знал эти удары и то, чем они заканчиваются. Клянусь, я начистил бы ему морду! Но я не мог...

А Димка тихо застонал. Я слышал разные его стоны... Но такого жалобного - никогда. У меня чуть было не разорвалось тогда сердце. Это было просто невыносимо, но это продолжалось. Наконец, дядя схватил его за плечо и поставил на ноги. Димка отшатнулся - но это было бессмысленно: сильные ладони сгребли его и заломили руки за спину. В руках Павла появился ремень, но он не связал Димкины запястья. О... Теперь я знаю, почему на них никогда не было синяков. Он связал руки племянника, но в локтях - так было вдвойне больнее и гораздо более жестоко. Кажется, так во времена рабовладельческого строя. Но сейчас был 21 век. И ничего, совершенно ничего не изменилось...

Другой конец ремня захлестнулся на Димкином горле, заставляя его откинуть голову назад: он дернулся и захрипел, в то время как сильные руки стали стаскивать с него одежду. Больше всего меня пугало то, что он и не пытался сопротивляться. Хотя, наверное, при силе Павла это было просто бессмысленно, ведь он мог сделать Диме еще больнее.

Мне хотелось закрыть глаза, не видеть того, что происходило, но сон не отпускал меня, я видел каждое движение, каждый синяк, расплывающийся на белоснежной коже своего любимого, слышал, как он часто с хрипами дышит - ремень почти душил его. Порвав одежду, дядя швырнул Димку на кровать, а сам навалился сверху, резко врываясь своим огромным членом в это хрупкое создание. Димка молчал - закричал я, но ничего не изменилось. Я был просто наблюдателем...

Мой любимый молчал. Он, кажется, даже перестал дышать, пока Павел методично трахал его, стискивая широкими ладонями бедра, ягодицы, член своей жертвы. Потом отшвырнул его и, поднявшись с кровати, потащил на кухню. В глазах Димки мелькнул ужас, но он упрямо прикусил губу и не проронил ни слова, хотя я видел, как напряглись его плечи, пытаясь порвать ремень.

На кухне Павел включил плиту и подтащил к ней Димку. Схватил за волосы, стал медленно нагибать лицом к раскаленной поверхности, тихонько усмехаясь:

- Ну?.. Ты же знаешь, что нужно делать.

Димка попытался вывернуться, но сразу же получил пощечину.

- П-пожалуйста...

Павел наклонил его еще сильнее, так что прядки волос уже коснулись плты.

- Трахни меня.

В голосе Димки не было просьбы - только безысходность. Он не пытался бороться, потому что это было бессмысленно, а дядя бросил его грудью на кухонный стол - Димкины ладони сжались в кулаки - и, взяв бутылку вина из шкафчика, стал медленно вгонять ее в тело племянника, раздвинув ему ноги коленом.

И тогда Димка закричал.

Я проснулся в холодном поту, пытаясь отдышаться. Ужас увиденного еще стоял у меня перед глазами, в горле был холодно и тесно, а в животе словно шевелился клубок сплетенных змей. Я дотронулся до своего лица и отдернул руку - мои щеки были мокрыми. Глаза не слезились, как иногда бывает спросонья. Я действительно плакал во сне. Какое-то время я сидел на кровати, обняв колени и накрывшись одеялом по самые уши, медленно раскачиваясь вперед-назад и пытаясь успокоиться. Но мне нужен был Димка. Прямо сейчас, чтобы убедиться, что он в порядке.

Бросив взгляд на часы - 4 утра - и послав все и всех к черту, нарушив обещание не будить Димку - да, когда-то он мне настрого запретил его будить, и я, нарвавшись на его гнев, больше так никогда не делал - я бросился к телефону.

"Абонент недоступен".

Черт, черт! Но он ведь мог выключить телефон... Бред, Димка никогда его не выключал, он сам говорил мне об этом. Может, что-то со связью? Я набрал еще. И еще раз. То же самое.

И я не выдержал. Вскочил с постели, быстро оделся и выскочил из квартиры. Московское метро работает с половины шестого и я полтора часа слонялся вокруг закрытого входа, грызя в глухом отчаянии ногти и набирая Димкин номер каждые пять минут. Наконец, первым влетел в вестибюль и, проскочив через турникет, запрыгнул в вагон. Мерзкое ощущение чего-то ужасного грызло меня всю дорогу, я не мог усидеть на месте, ходил прямо по вагону, вызвав испуг и недоумение пары-тройки ранних пассажиров, переместившихся от меня подальше.

Наконец, я доехал. Почти бегом добежал до Димкиного дома, остановился, глядя на окна. Конечно, они еще спали. А я... Нельзя же было вот так врываться в чужую квартиру, какие бы сомнения меня ни мучили. И я прижался спиной к холодной стене, неотрывно глядя на его окна. Я знал, что это именно его окна - я высчитал их, я не мог ошибиться. В ожидании прошел час, второй. На кухне - ее окна были рядом - зажегся свет, а в Димкиной комнате не было никакого шевеления. Подождав еще полчаса, я не выдержал. Вместе с каким-то дядькой втиснулся в дверь подъезда, чуть не сбив его с ног, взлетел, не дожидаясь лифта, по лестнице. Нажал на звонок, подержал руку, отчаянно трезвоня. Через какое-то время снова занес руку, но тут дверь открылась. Димкина мать смотрела на меня с легким изумлением.

- Здравствуйте... Простите, что рано. Мне нужен Дима.

И тут... Я увидел, как ее лицо из обычного, человеческого, немного сонного лица превратилось в маску. Оно просто заледенело.

- Он уехал.

Она попыталась захлопнуть дверь, но я не дал.

- Куда уехал?! Когда он вернется?

Она посмотрела на меня чуть более живым взглядом и, глянув на лестничную клетку, тихо сказала:

- Заходи.

Закрыв за мной дверь и не приглашая войти, зажгла свет в прихожей и, усталым жестом откинув волосы с лица - о, это был Димкин жест, который я так любил - и прошептала:

- Димка уехал насовсем...

Кажется, что-то произошло с моим лицом, потому что она встрепенулась и легонько дунула на меня.

- Что с тобой? Ты не знал?.. Мы развелись с его отцом не так давно, и Дима решил переехать к нему.

Она немного помолчала.

- В Питер.

Я ничего не ответил. Кажется, я даже не попрощался. Я вышел из квартиры, закрыв за собой дверь, и побрел домой. Не знаю, как со мной не случился тогда какой-нибудь несчастный случай, я ведь совсем не помню, как очутился дома. На автомате я разделся и прошел в свою комнату. Сел на пол в уголке и закрыл голову руками, совсем как Димка в том сне.

Он бросил меня. Это было так страшно, так нереально, что мне казалось: это просто еще один кошмар, этого не может быть, я проснусь сейчас!!

Но я не просыпался. А он уехал. Его матери незачем было лгать мне, это было правдой. Ужасной правдой, я не хотел ее. За что, Димка?! Разве ты не любил меня, разве ты не смеялся, не целовал меня, не гладил мои руки, не целовал мои губы, не называл меня самыми нежными и ласковыми именами, которые только могут быть?..

Не ты ли как-то сказал, что я изменил тебя?

Не ты ли поцеловал меня тогда первым? Не тебя ли я носил на руках, и валял в осенних листьях, и не ты ли сказал, что это самая прекрасная в твоей жизни осень? И шепотом под одеялом - "никто не любил меня так, как ты..."

Так почему же ты не сказал мне ничего, не попрощался, не написал даже... Как ты мог.

И тогда, вдруг, в темноте своей комнаты, я понял, что это конец. Это было концом моей жизни. Я жил Димкой, дышал им, думал только о нем, я мечтал о нем даже во сне, а теперь, без него, мне было пусто и бессмысленно жить. Все чувства исчезли, только где-то в груди появилась маленькая черная дыра, пожиравшая меня изнутри.

И я принял решение. Вернее, оно принялось само собой.

Встав, я медленно побрел на кухню. Порывшись в шкафчике, вытащил аптечку и, открыв ее, тупо посмотрел на хранившиеся таблетки. Мне было все равно. Горсть из одного пузырька, из другого. Аккуратно убрав аптечку, я, кажется, достал бутылку водки и выпил залпом пару глотков, даже не почувствовав вкуса.

А затем вернулся в комнату и лег под одеяло прямо в одежде. Зажмурился крепко-крепко и представил себе Димку. Он лежал рядом, обнимая меня, гладил мои волосы, шептал что-то нежно-нежно. Я чувствовал его холодные пальцы, они гладили мои губы, скулу, ухо.. Потом спустились ниже, заставляя поежиться... А потом сжали мой желудок. Меня скрутило аж до тихого вскрика, и я лишь мельком удивился: как он смог коснуться моих внутренностей?.. Холод жестоко сжимал меня изнутри.

Кажется, в комнату вбежала мамка, за ней отец, они трясли меня, но сон и Димка были гораздо ближе, чем они, и я почти их не чувствовал...

А потом его вторая рука стиснула мое сердце, и стало темно.

Открыв глаза, я увидел... Нет, не рай. Хотя самоубийцы все равно в рай не попадают, не светил он мне в любом случае.

Вот какую бы книгу я ни читал, везде одно и то же: открывая глаза, герой видит потолок и начинает гадать, чей это потолок, и только потом додумывается посмотреть по сторонам. А я увидел мамку - она была немножко бледная и стояла прямо надо мной. Это была больница: светлые высокие стены, подпирающие белый потолок, облупившийся в уголке, мигающая лампочка сигнализации с краю. Увидев, что я зашевелился, мать приложила палец к моим губам, мешая говорить.

А я много чего хотел сказать. К примеру, что работа врачей была напрасной. Что я все равно не хочу жить так - как теперь, оказавшись один. Без Димки. Вот только родители не знали ничего про нас с Димкой и не должны были знать. Нельзя было говорить... А вопросы будут, я знал. "Почему ты так сделал?" Логичный вопрос. Вот только я не стал бы отвечать. Я закрыл глаза и тихонько вздохнул. Меня "спасли", но как жить теперь, я не знал. Та пустота, охватившая меня, не отпустила, все равно перед моим взглядом были черные Димкины глаза, тонкие густые волосы, мягкие губы... Я едва сдержался, чтобы не всхлипнуть, но проклятая слеза все равно стекла по щеке. Тогда я ощутил мягкое мамкино пожатие.

С неудовольствием открыв глаза, я обнаружил, что она показывала куда-то в сторону. Пришлось поднять голову, чтобы посмотреть - и я замер.

На стуле возле моей кровати сидел Димка. Он привалился боком к прикроватной тумбочке и спал, твердо сжав губы и чуть хмурясь. На его щеках были видны дорожки от слез, а я сам чуть не плакал, глядя на него.

- Димка...

Мой голос был страшный, хриплый, неожиданно низкий, и мать, быстро наклонившись, шепнула мне на ухо:

- Не буди его, он только сейчас заснул.

Я кивнул и она тихонько вышла, ободряюще улыбнувшись мне на прощание, а я... Я не отрывал глаз от Димки. Он был взлохмаченный и очень уставший, и мне хотелось броситься к нему и обнять, но тяжело было поднять руки. А потом я вспомнил, как он ушел, ничего не сказав. И другие чувства всколыхнулись внутри меня. Теперь я видел лишь то, какой он весь темный - волосы, одежда, закрытые сейчас глаза... И душа такая же. Я почти ненавидел его.

А он неудачно шевельнулся и соскользнул с края тумбочки, и мгновенно проснулся. Потер детским движением слипающиеся глаза и тут увидел, что я смотрю на него. Какой-то панический ужас мелькнул в его глазах, губы задрожали и он, бросившись на колени, приник лицом к моей руке. Я почувствовал его слезы, обжигавшие мою кожу. Кажется, они правда сжигали ее, потому что руке было очень больно, а затем эта боль разлилась по телу, и я хотел оттолкнуть его, накричать, ударить, может быть, но вместо этого только прошептал:

- Я же люблю тебя. Как ты мог...

Я не мог больше говорить. Закрыл глаза, и тут его руки обвили мою шею, и губы прижались к губам, и я не собирался целовать его, но тут что-то помутилось у меня в голове, и я очнулся, осознавая, что Димка лежит на мне, жадно целуя мои губы и шею, а я прижимаю его к себе сильно-сильно. И тут он заговорил.

- Олег... Прости меня. Прости! Но я не могу жить так, как живу. А единственный способ вырваться из этого кошмара - уехать. Ты ведь не смог расстаться со мной... Я хотел, чтобы ты начал нормальную жизнь. Нашел девушку, наверняка у родителей на тебя надежды...

Он отстранился немножко и посмотрел на меня своими печальными глазами.

- Я надеялся, что ты так возненавидишь меня, что забудешь мое имя. Что никогда больше не вспомнишь. Я не знал, что ты решишь так... Так...

Димка не мог больше говорить. Он просто рыдал, уткнувшись мне в грудь, и, кажется, его слезы уже промочили одеяло. Я взъерошил легонько его волосы. Глупый маленький мальчик. Он так любил меня, что просто не мог попрощаться и оборвал все связи разом. Он примчался ко мне... А вот интересно, откуда он узнал, что случилось со мной?

- Дим... почему ты приехал?

Он вытер лицо и крепко взял меня за руку.

- У меня телефон показывает количество пропущенных звонков. Я увидел, что ты звонил почти непрерывно... И вдруг перестал. Заволновался, позвонил тебе... А тут твои родители. Я сразу же приехал. Ты два дня был без сознания, Олег. Я все время сидел рядом, ждал, молился... И твои родители все знают. Я рассказал им... Они хотели прогнать меня, но потом разрешили остаться. Сказали, как ты решишь... Так и будет.

Он замолчал, настороженно глядя на меня. Он ждал моего решения. Я не раздумывал - сказал сразу, так, как чувствовал.

- Я люблю тебя, дурачок. Очень люблю. Но не делай так больше.

Эпилог.

Димка остался со мной. Он ждал, моего выздоровления, вместе с моими родителями забрал меня из больницы. А потом мы поехали в Питер. Гуляли там под дождем, забрались на Исаакиевский собор, и целовались в уголке, поглядывая на Питер сверху. На крыши, на воркующих глубей, на маленькие фигурки людей внизу. "На седьмом небе от счастья" - вот Исаакий и стал для меня тем седьмым небом. А потом мне нужно было возвращаться в Москву, и Димка поехал со мной. Он, с разрешения отца, остался жить у меня. Его мать и дядя даже не знали, что он в Москве, но я все равно ревностно охранял его, встречал и провожал всюду, куда мог. А вот мне моя попытка суицида оставила напоминание - отравление не прошло бесследно и пришлось забыть о многих вкусных вещах, которые я так любил, и сесть на строжайшую диету. Димка тоже на нее сел, так как ел все то же, что и я.

Это не конец истории. Я дописываю эти строчки, лежа под одеялом, а рядом тихонько сопит мой Димка, отвлекая от работы. Он рядом со мной всегда и везде, и он любит меня, а я его, и мы просто счастливы вместе. Не так давно он сказал мне: "Я хочу, чтобы ты понимал одну вещь... Рано или поздно все это закончится."

Я знаю, Димка. Я смирился с этим, и просто стараюсь не думать о том, что ждет нас впереди. Я всегда буду любить тебя сильно-сильно, и никто не сможет мне заменить тебя. Но сейчас... Просто ты рядом. Просто ты украшаешь мою жизнь. Просто ты - тот, кто стал частью меня. Просто только твои слова "люблю тебя" дарят мне неземное счастье.

И я тоже. Просто люблю тебя, Димка.

Оставить комментарий © Copyright Шиисуру Риверте (s.riverte@yandex.ru) Размещен: 27/09/2010, изменен: 27/09/2010. 69k. Статистика. Рассказ: Мемуары		Ваша оценка:

Шиисуру Риверте : другие произведения.

Города