Монотонный гул аудитории перекрыл такой знакомый, довольно писклявый голосок Ки:
- Томо-сан!
Томо приоткрыл глаза, уже заранее зная, что от него требуется.
- Томо-сан, я не могу решить...
Привычным жестом худенькая бледная ручка протянула листочек бумаги, во всех направлениях испещренный формулами и вычислениями. Ки не был силен в математике, поэтому всегда обращался к Томо. А тот по доброте душевной помогал. Иначе и быть не могло. Родительское воспитание давало о себе знать: всегда помогай тому, кто слабее тебя и нуждается в помощи.
Взяв листочек, Томо вытащил из-под собственной тетрадки ручку и мгновенно набросал решение. Задача была простой для него, и решить ее не составило никакого труда. Ки счастливо улыбнулся своей щербатой улыбкой - по его словам, одного из зубов не хватало по причине падения с лестницы в раннем детстве, да Томо не видел в этом никакого недостатка, даже наоборот, это придавало в общем-то ничем не примечательному Ки особый шарм - и помчался демонстрировать ответ преподавателю. Взглянув на часы, сам Томо поднялся и стал собирать свои вещи: пара тетрадок, на которых аккуратно выведено "Томо Сузуми", авторучка, карандаш, и черная потрепанная сумка. Махнув рукой Ки, юноша повернулся и направился к выходу. Учебный день в университете закончился, можно было идти домой. Хотя это был, конечно, не дом, а просто съемная квартира. Может быть, для кого-то дом - это место, где можно поесть и переночевать, но для Сузуми дом был чем-то особенным. Там обязательно должна быть мама, сестра, поздно вернувшийся отец. Запах еды с кухни и серый старый кот, важно обнюхивающий твои колени перед тем, как забраться на них. В съемной же квартире Томо жил, пока учился: родители исправно присылали деньги, так что он мог жить отдельно и спокойно заниматься, не боясь, что шум студенческого общежития или чья-то веселая гулянка ему помешают.
Солнце уже скрылось где-то между высотными зданиями, так что идти пришлось по узеньким улочкам в полутьме. На губах Томо играла легкая полуулыбка: письмо из дома, полученное вчера вечером, занимало все его мысли. Конечно, родные беспокоились и скучали - как и он без них. Его единственные родные и близкие люди: мать, отец, сестра. Надо бы написать им ответ, рассказать о том, как он живет один, без них, как скучает, как хочет приехать на каникулах. Посмотреть на сестру - а она конечно выросла за то время, что они не виделись: подростки растут быстро; помочь в саду, и окунуться в ароматы маленького царства - кухни, где правит мама, всегда с какой-нибудь поварешкой в руке. Поговорить с отцом - о чем угодно, хоть о той же математике, и погулять всем вместе по побережью. Повидать свою девушку, что осталась там дожидаться его, и просто побывать дома - только об этом Сузуми и думал. Дома сдвигались над ним, как в каком-нибудь фантастическом фильме скалы и утесы окружают плотной стеной главного героя - конечно, храбреца и красавца. Томо никогда себя красивым не считал, хотя все окружающие наперебой твердили, что он хорош собой. Каштановые волосы, серые глаза и средний рост - довольно заурядная внешность, но юноша умел хорошо улыбаться, красиво говорить и быть спокойным и доброжелательным в любой ситуации, и этого было вполне достаточно для того, чтобы многие его любили.
Подходя к дому, Томо достал ключи и, негромко звякнув ими, подошел к подъезду. Он жил на третьем этаже - в самый раз: не слишком близко к улице, но и не так высоко, чтобы было трудно подниматься по лестнице. Лифты он не любил и всегда поднимался пешком, считая, что это еще и полезно для здоровья. И тут какой-то шорох сбоку от крыльца заставил его обернуться. Из пространства между мусорными баками поднялась неопределенная фигура в каких-то лохмотьях, и, сообразив, кто перед ним, Сузуми поспешил вверх: бездомных он немного боялся за их навязчивость, а не помочь человеку в беде ему было трудно, поэтому юноша старался просто поскорее пройти мимо, чтобы не ввязаться ни в какие неприятности. Кроме того, на улице больше никого не было, а мысли фигуры могли оказаться вполне преступными. Шаги гулко простучали по лестнице и вот, наконец, последняя ступенька... И Томо, наступив на нее, понял, что падает назад. Самый верх крыльца оказался скользким и, не сумев удержать равновесия, Сузуми упал спиной вниз, и наступила тьма.
Едва слышный шорох заставил юношу открыть глаза. Его комната была в полутьме - странно, ведь он всегда оставлял лампу на столе включенной на ночь: Томо, к своему стыду, боялся темноты. Он точно должен был включить ее, когда входил... А вот как он сюда вошел, Сузуми не помнил... И тут мысль, воспоминание, словно вспышкой полыхнула в голове и он резко сел в кровати. Бездомный у подъезда. И его собственное падение. Что случилось, когда он потерял сознание, Томо не знал и завертел головой, пытаясь хоть что-то разглядеть в полумраке комнаты. И тут - снова в углу - темная фигура зашевелилась и поднялась с пола. Видимо, бомж был настолько грязен, что не решился сесть ни в кресло, ни на стул. Юноша смотрел на него и молчал - просто не знал, что сказать в такой ситуации
Наконец, решившись, он встал и зажег в комнате свет. Теперь незнакомца можно было рассмотреть. Сгорбленный, в лохмотьях, с перепутанными длинными волосами неопределенного цвета. Возраст Томо, как ни старался, определить не смог. Может быть, бродяге было около пятидесяти, поэтому обращаться к нему юноша решил на "вы".
- Вы можете принять душ... если хотите.
Фигура шевельнулась и молча направилась в сторону ванной. Все, что могло понадобиться бомжу, уже было там, поэтому Сузуми смог спокойно заняться своими делами: переодевшись, он сходил на кухню и приготовил кофе. Сидя в кресле с чашкой в руках, Томо смотрел на дверь и судорожно думал, как бы поскорее выставить за дверь непрошенного гостя, и не сразу заметил внимательный взгляд черных глаз.
Из ванны вышел в одном лишь широком полотенце высокий плечистый мужчина тридцати лет, с длинными волосами, черными-пречерными глазами, внимательно разглядывавшими Сузуми, и мягким изгибом рта. От сильного мускулистого тела невозможно было оторвать глаз, и Томо поймал себя на том, что совершенно неприлично таращится на незнакомца с открытым ртом. В это время мужчина, видимо, достаточно насмотревшись на студента, преспокойно прошел в комнату и сел на стул, небрежно закинув ногу на ногу.
- Меня зовут Иваки Рин.
Голос оказался глубоким, грудным, кажется, даже бархатным, и удивительно подходил ему. "Темный рыцарь" - почему-то подумалось Сузуми и он тут же отвел взгляд.
- Сузуми Томо...
И тут же квартирка показалась серенькой и убогой, и сам он таким незначимым, что на щеках вспыхнул яркий румянец, от чего юноша смутился еще сильнее. Что говорить дальше, он решительно не знал, но, хвала богам, снова раздался этот чарующий голос.
- Я не хочу стеснять тебя, но не могу уйти отсюда без одежды. Моя в совершенно... непригодном состоянии.
Глухой смешок, сопровождавший последние слова, сдернул Томо с кресла и заставил броситься к шкафу. Разумеется, ни одна из вещей не могла подойти Рину - они были слишком малы. Поэтому, еще какое-то время бесполезно поковырявшись в куче тряпья, Сузуми повернулся назад:
- Вам придется побыть здесь какое-то время... пока я не куплю вам одежду.
Робкая улыбка выползла на лицо - но ситуация действительно была безвыходной. Сейчас было уже за полночь, ни один магазин не работал, так что Иваки в любом случае пришлось бы остаться здесь до утра. В ответ на слова тот кивнул с улыбкой, в которой - может быть, Томо только чудилось? - было превосходство и легкая усмешка, и прилег на диван, положив руки под голову. Заснул он или нет, Томо не понял, и, на всякий случай посидев немного бесшумно, поднялся и подошел к дивану. Рин был столь красив, что студент замер, разглядывая его. Стройное мускулистое тело небрежно лежало на диване, темные длинные ресницы чуть подрагивали во сне, и полотенце едва-едва прикрывало бедра, и так слишком очевидно повторяя очертания тела. Томо даже покраснел и, одернув себя, отправился за стол заниматься. К следующему дню было необходимо подготовить до конца проект и нарисовать для него несколько чертежей, чем юноша и занялся. Но постепенно он стал все чаще тереть уставшие глаза, голова клонилась все ниже и ниже и наконец Сузуми заснул прямо на чертеже, по-детски подперев рукой щеку.
Будильник разбудил его, как всегда, неожиданно, и Томо подскочил на диване, скинув с себя плед. Чертеж! Мысль о том, что он не доделал работу, стало быть, сегодня в университете его ожидает мучительный провал, заставила схватиться за голову и тихо застонать. Что делать?.. Страдальчески кряхтя, Томо подошел к столу... и замер. Чертеж, как и два других, за которые он даже не принимался, был сделан и аккуратно лежал на краю стола. Иваки? Повернувшись на звук льющейся на кухне воды, Сузуми заглянул туда... Рин мыл посуду... Но его плечи равномерно двигались, перекатываясь мышцами под загорелой кожей, и дыхание у юноши перехватило. Тут Иваки повернулся.
- Что, нравится?..
То, что произошло дальше, настолько изумило Томо, что он не смог даже пошевелиться.
Иваки скользнул к нему мягким почти кошачьим движением и обнял за плечи... а потом его губы нашли губы юноши и слились с ними в одно целое. Такое было с Томо первый раз в жизни, и этот поцелуй совсем не был похож на поцелуй с девушкой. И хотелось продолжения, насладиться моментом дольше, и в то же время понимание того, что это неправильно, что так делать нельзя, и особенно ему - человеку, всегда соблюдающему рамки приличия - и он уже хотел было оттолкнуть Рина и уже уперся рукой ему в грудь...
Но не хватило сил. Его кожа, обжегшая ладонь, его дыхание и твердость тренированных мышц, сила его рук и вкус его губ сломили Томо, лишили сил к сопротивлению, сделали безвольной игрушкой в руках этого человека. Иваки толкнул его вдруг к столу, крепко держа за запястья, пара ловких движений - и джинсы упали с Сузуми, а сам он оказался на кухонном столе. Жалобно зазвенели скинутые со стола тарелки, но сердце так билось прямо внутри головы, что парень просто этого не услышал: его сковал страх перед тем, что будет сейчас с ним, и страх перед самим Рином. Мужчина не сказал и десятка слов за все то время, что провел здесь, но Томо чувствовал себя в его власти и даже не пытался сопротивляться.
Член Рина вошел в него резко, заставив вскрикнуть, ловя ртом воздух и судорожно сжимаясь в попытке хоть чуть ослабить боль, но лишь усугубляя ее. С каждым толчком мужчина словно пронзал его изнутри, слезы ручьем текли по щекам, но сил сопротивляться не было. Обхватив руками шею Иваки, Томо глухо стонал, прикусывая губу, теряя последние капли разума, с головой отдаваясь в водоворот ощущений, в который его затягивал Рин. Время потекло нугой - или вовсе остановилось, Томо не знал этого - и ничего на свете не было, кроме горячего тела внутри и тяжелого дыхания мужчины, обжигавшего кожу. Движения становились все быстрее, стук сердца заглушал стоны, и внезапно мир раскололся с оглушительным грохотом, в глазах потемнело, и что-то горячее заполнило его изнутри и такое же потекло по собственному животу.
Очнулся Томо на полу возле стола - нет, он не отключился, просто перестал осознавать реальность - а Рин продолжал абсолютно спокойно мыть посуду, и весь оставшийся день не сказал ни слова о том, что произошло. Он вообще почти не разговаривал с Сузуми, да и смотрел на него как на пустое место - или предмет интерьера. Тем же вечером юноша купил одежду и, надев ее, Рин ушел, просто исчез в тумане вечерней улицы, растворившись в ней так же неожиданно, как и появился в первый раз.
С тех пор прошло недели три, и все вроде бы вернулось в прежнее русло, жизнь не изменилась - но по ночам Томо стали сниться странные, развратные сны, героем которых был Иваки, и они одновременно и пугали, и доставляли наслаждение. Но время шло, и он начал забываться, и Сузуми уже ни о чем не вспоминал, когда в то время, что он открывал дверь в свою квартиру, ему на плечо легла тяжелая рука.
- Иваки-сан?..
Да, это был он. Сразу же втолкнул внутрь, прижал к стене и стал срывать одежду. На этот раз Томо уже был готов и, не желая поддаваться очарованию Иваки, попытался оттолкнуть его... Зря. Сильные руки мгновенно стали жестокими, опрокинули на пол и скрутили запястья ремнем от джинс...
И жизнь кончилась. Очень быстро Томо стал рабом этого красивого, но холодного и жестокого человека. Он просто не мог сопротивляться, он... Похоже, любил Рина. Тот приходил - всегда неожиданно, по своему желанию - и то занимался с Сузуми любовью, то грубо насиловал. Очень редко произносил пару фраз и уходил, оставляя Томо одного. Юноша плакал. Чувствуя, что это неправильно, что он всего лишь игрушка для Рина, он пытался сбежать - ночевал у знакомых, уезжал к родителям на выходные. Но рано или поздно приходилось возвращаться в университет, и вечером темная фигура ждала его у выхода. Сузуми шел по темным переулкам, спиной чувствуя, что Иваки идет сзади в длинном черном плаще, не подходя к нему - пока не подходя. Томо слишком хорошо знал, что будет дальше, и даже не закрывал за собой дверь - сразу заходил в комнату и начинал раздеваться. И все же первый удар был всегда неожиданным: Рин опрокидывал его на пол и, грубо раздвигая ноги, просто трахал - жестоко, со злостью, искажавшей прекрасное лицо. И потом, скорчившись на полу, Сузуми слышал перед тем, как хлопала дверь:
- Ты знаешь, за что.
Томо не пытался больше убежать после нескольких таких раз. Он любил Рина слишком сильно, хоть и проклинал себя за слабохарактерность, и решил терпеть все. Пускай он знал, что для Иваки всего лишь игрушка, способ быстро удовлетворить все желания, но... Не мог он отказаться от тех моментов, когда Рин, усталый, никуда не уходил, а оставался рядом, прижимая его к своему боку, и засыпал. Тогда Сузуми мог спокойно, зная, что он не проснется, гладить его могучее тело, касаться пальцем приоткрытых во сне губ, перебирать тяжелые темные волосы и мечтать. В мечтах Иваки любил его и увозил куда-то далеко - но всегда в то место, где они вдвоем были счастливы - и у них был свой маленький домик или дворец, и много-много любви, в которой можно было утонуть... А потом, на рассвете, сквозь дрему он чувствовал, как Рин вставал, равнодушно отбросив обнимавшую его руку, слышал, как шумела вода в душе и как хлопала входная дверь. И горькие слезы капали на подушку.
Экзамен - последний! - был сдан и Томо шел по коридору, направляясь к выходу, когда его окликнул Ки. Улыбнувшись, Сузуми подошел к однокурснику и немного помолчал, радуясьулыбаясь его счастливому виду.
- Сдал?
- Сдал! Томо, он мне ка-ак начнет вопросы задавать...
Непринужденно болтая, они подошли к воротам и Сузуми оглянулся вокруг в поисках Рина. Тот стоял, прислонившись к изгороди, и курил, провожая взглядом пробегающие мимо стройные ножки студенток, словно не видя взволнованного Томо. Ах, как же хотелось ему поделиться своей радостью с Рином... и тут Ки, что-то говоривший, толкнул его в соседнюю машину, и юноша почувствовал под собой мягкое сиденье.
- Э-эй, это что? Ки, я не собирался никуда ехать, немедленно верни меня!..
Что-то пшикнуло внезапно в лицо и Томо, не ожидав этого, упал на сиденье лицом, отключаясь.
Вздрогнув, Томо открыл глаза и поморщился, ежась от холода. Он был в подвале, хорошо ему знакомом - он бывал здесь много раз, и полки
, висевшие на стенах, были сделаны его собственными руками, - и ужасный холод, всегда здесь царивший, пронизывал его до мозга костей. Зачем Ки притащил его в подвал? Оглядываясь, Сузуми встретился взглядом с самим хозяином подвала... и странная дрожь пауком пробежала по телу. Да, это был его однокурсник, без сомнения. Но странная циничная ухмылка кривила рот, в глазах была жестокость, а на руки зачем-то были надеты хирургические перчатки.
- Ки?..
Тихий смех, от которого кожа покрылась мурашками, зазвенел в помещении.
- Мой милый Томо... Какой же ты простачок. Совсем не обращал внимания на своего "маленького глупенького дурачка-приятеля"!
Взяв стул, Ки подвинулся к Сузуми и сел. Тот хотел было подняться со стола, на котором лежал - но это оказалось невозможно: руки и ноги были связаны и привязаны к столу. И от этого стало еще страшнее.
- Ты придурок, не видел, как я смотрю на тебя. А я замечал все. Каждую мелочь. Каждый твой вздох, движение.
Ки снова захихикал. И показал ему фотографию, на которой... Рин держал его в объятиях. Дернувшись, Томо вскрикнул.
- Сволочь! Что тебе нужно?!
- Сначала мне нужен был ты... Я хотел тебя, пока не увидел вот этого.
Фотография помоталась перед его носом.
- Намура Рин, владелец сети гостиниц в Японии... Да он больше чем миллионер! А судя по тому, как часто он трахает тебя, ты для него что-то да значишь... И я рассчитываю кое-что за тебя получить.
В руках Ки оказались ножницы и он быстро, практически профессионально разрезал одежду на Томо, скинув обрезки на пол. В хрупких ручках зажужжала видеокамера, снимая каждый сантиметр тела Сузуми.
- Я продам тебя ему. Если не захочет купить сразу целиком - буду продавать по кусочкам. Знаешь, Томо, я ведь хотел быть хирургом... и небольшая практика у меня имеется. Так что сначала я продам ему - одну за другой - твои почки... Затем селезенку... И так далее.
Хлопнула дверь, и юноша остался в одиночестве, тупо глядя в серый потолок. Ки был ненормален. Сам Томо оказался в его руках... Вот только Иваки - ах, нет, даже не Иваки, а Намура - не придет спасать его, просто потому, что Сузуми ему не нужен. Он найдет себе другого... Получше. Попокорнее. Слезы хлынули из глаз, потекли по щекам, закапали на стол. Он просто умрет здесь - один, никому не нужный. Ни-ко-му... Какое страшное слово.
В холоде и одиночестве прошел весь день. На следующее утро Ки зашел посмотреть - смутное ощущение, что проверить, жив ли Томо - и приоткрыть дверь пошире, запуская могильный холод с более нижнего яруса. К концу второго дня Сузуми уже не мог пошевелиться: казалось, что кровь в венах превратилась в студень, и он уже не чувствовал своего тела. Мысли блуждали в голове, одна вытесныы в другую, и Томо начало казаться, что он сходит с ума. Кажется, была такая пытка: заключенным на лоб медленно, равномерно, час за часом капала вода. И постепенно у них съезжала крыша... Ах, до чего только не додумалась святая инквизиция! А Ки просто его замораживал. Может, его дальним-дальним предком был какой-нибудь инквизитор?.. Кто знает. Так или иначе, возможности освободиться не было: Сузуми не лежал просто так и его запястья уже были стерты до мяса в попытках вырваться, и холод сковывал разум - последнее, что оставалось свободным.
Укол в области ребер заставил вздрогнуть и беспомощно дернуться. Ки стоял рядом, в руках его был шприц, и тело начинало онемевать.
- Твой Рин оказался несговорчивым... Что же, придется повоздействовать на него немножко.
Томо усмехнулся. Конечно. Рину было плевать на него, и от этой мысли по щекам потекли тяжелые слезы - и как они не превратились сразу же в льдинки? - а воздух заполнил ненормальный смех мучителя. В его руках мелькнул скальпель и дикая, отвратительная, чудовищная боль скрутила Томо, заставив кричать.
- О, видимо, наркоз еще не подействовал... Но я же уже начал резать, ты потерпишь?
Теплые пальцы погладили влажную от слез щеку, и начался ад. Сузуми то терял сознание, то снова приходил в себя. Лучше бы Ки убил его - потому что было отвратительно осознавать, что кто-то ковыряется в твоем теле, вырезая органы, что ты как подопытный кролик, ничего сделать не можешь, а самое ужасное - что ничего это "воздействие" не изменит.
Щелчок ножниц - и Сузуми, приподняв голову, увидел ухмыляющегося Ки, держащего в руках... почку с приложенной к ней прядью волос. Такого зрелища он не мог вынести и отключился, бросив на него ненавидящий взгляд.
Теперь к холоду примешивалась острая ноющая боль в том месте, где был сделан разрез. И несмотря на то, что Ки благородно поставил ему капельницу, от этого особо ничего не менялось. Завтра он лишится второй почки. Послезавтра - еще чего-нибудь. И все, больше он просто не сможет жить. Так глупо и бессмысленно...
Топот по лестнице - совсем не плавные почти бесшумные шажочки Ки - заставил вздрогнуть и, терпя боль, поднять голову. Какие-то люди вошли в помещение, тихо друг с другом говоря, и двое подошли к столу.
- Жить будет?
- Посмотрим...
Снова укол и тьма опустилась на Томо, успевшего лишь удивиться: зачем им его жизнь?..
Больница. Томо узнал ее по запаху лекарств, белым стенам и капельнице, подсоединенной к его руке. Боли больше не было, только неприятная сухость во рту и ощущение абсолютного покоя. Приподняв голову, Сузуми огляделся: палата была шикарна. На такую ни у него, ни у любого из егог родственников или знакомых просто не хватило бы денег. Даже на один день лежания в такой палате... Рин? От этой мысли Томо было вскинулся, но тут же упал обратно. Зачем Иваки - нет, Намуре - что-то делать для него? Нет, это... Это случайность. Какая-то ошибка. Как только все выяснится, его вышвырнут отсюда, и это пугало: Томо не хотел бы, чтобы родители знали о том, что с ним случилось. Особенно мать... она не переживет того, что он потерял почку. Она не переживет его унижения - потому что история с Рином вскроется. Она просто не переживет...
Дверь распахнулась, но Сузуми даже не посмотрел на вошедшего: зачем? Наверняка врач или медсестра или еще что-нибудь в этом духе... Но человек подошел прямо к нему и остановился, разглядывая, так что волей-неволей Томо пришлось на него посмотреть.
- Р-рин?..
Его собственный голос был ужасающе слабым и хриплым, как из могилы, и Томо осекся. Иваки равнодушно разглядывал его, наклонился, откинул со лба прядь волос, заглянул в лицо и обросил в сторону одеяло, обнажив изможденное тело юноши.
- Как ты?
Голос был холодным - как всегда - и Сузуми, отведя глаза, едва слышно ответил:
- Хорошо...
Ну не могло быть, чтобы Рин правда интересовался им! Ну никак! Вот он стоит рядом, разглядывает голого Сузуми - хозяйским взглядом, словно чтобы убедиться, что Томо еще на что-то способен - и, разумеется, чувствует себя господином всех и вся. Почему он не найдет себе другую игрушку? Отчаяние захлестнуло юношу, и он попытался было отвернуться, но первое же прикосновение Иваки повергло его в шок и заставило дернуться всем израненным телом. Мужчина медленно гладил его член, возбуждая, сжимая пальцы то сильнее, то слабее, заставляя постанывать сквозь усталость и страх. Боги, неужели он был способен делать такое с Томо? Зачем ему это?..
- Отпусти... Отпусти!..
Сузуми рванулся, зная, что это практически бесполезно, но Иваки, к его удивлению, разжал пальцы и отошел в сторону.
- Да... Прости.
Недоуменно посмотрев на него, Томо отвернулся и тихо заговорил.
- Найди себе другую игрушку... Я не могу, не хочу больше. Я люблю тебя, и твое равнодушие меня убивает. Ты пользуешься мной, а я живой... Живой, мне нужно тепло, любовь, забота... Я слишком долго терпел. Убирайся, Рин. Я не хочу тебя видеть.
Закрыв глаза, юноша затаился, ожидая боли, удара: он был готов к тому, что Рин изобьет его, и не видел, как тот печально смотрел на него своими черными глазами. А потом просто развернулся и ушел.
Ушел... Послушал слова Сузуми, теперь наступит покой... И только сейчас до Томо дошло, что Рин никогда не вернется. Томо прогнал его - того, без кого жизнь была пуста, невозможна, бессмысленна... Так глупо теперь желать чего-то. Потому что этого человека уже не будет рядом. Его холодных глаз, его жестоких рук... Но Томо слишком сильно любил его. И все кончилось. Все.
Рин подходил к своей машине, рассеянно смахивая слезинки с щек, когда сзади раздался какой-то шум. Обернувшись, он увидел испуганные лица медсестер и больных, гулявших в дворике, которые сбежались к небольшой лужайке под окнами палат. Что-то дернуло его подойти и посмотреть, что случилось...
На траве, раскинув в стороны руки, едва прикрытый простыней, лежал Томо. Его Томо. Из-под его затылка растекалась кровь.
Голоса в темноте - это страшно. Томо слышал голоса неподалеку от себя, но не видел решительно ничего - так было темно - и думал, что же делать дальше. Бежать? Куда, если ничего не видно? Эти люди тоже, конечно, не видели в темноте... но все- таки. Он не знал, где он и кто возле него - просто ничего не помнил с тех пор, как шагнул из окна. Глубоко вздохнув, Сузуми все же решил попробовать. Преодолевая слабость во всем теле, он приподнялся и готов уже был спустить ноги предположительно на пол, как тихий вскрик заставил его вздрогнуть и быстро лечь, затаившись.
- Очнулся!
Чьи-то руки быстро коснулись его лба и щеки - пахло от них так знакомо, что у Томо даже закружилась голова: Рин. Его руки чуть дрожали, и это напугало Сузуми, ведь такого никогда раньше не было. Холодный, равнодушный, уверенный в себе Иваки волнуется? Странно...
- К-как ты себя чувствуешь?..
Голос дрожал точно так же, если не сильнее.
- Все в порядке... Только включите свет.
- Свет?!
В голосе Рина был такой натуральный, неподдельный ужас, что Томо покрылся холодным потом и замолчал, просто не зная, что ответить на это.
- Томо... Ты... выбросился из окна, и у тебя сместились позвонки. Врачи сказали, что все станет ясно, когда ты придешь в себя... Ты ослеп.
Слова утонули в глухих рыданиях, а Сузуми показалось, что-то внутри него умерло. Ослеп... Это конец всего. Конец учебе, карьере - вообще жизни. Только темнота и абсолютная беспомощность. Он не заплакал - слишком сильным был шок. Он вообще ничего не сказал, только закрыл бесполезные теперь глаза и сжал пальцами одеяло.
Рин все еще плакал, когда Томо сказал глухим, чужим голосом.
- Эвтаназия.
- Нет... Нет, нет!! Не смей думать об этом! Я.. Я найду тебе врачей - самых лучших. Они вылечат тебя, сейчас все возможно, даже чудеса...
Губы юноши искривила усмешка.
- Зачем? Ты можешь спать со мной и так.
Томо не знал, что было в те мгновения, что Рин молчал. Готовясь к удару, он сжал кулаки сильнее, чуть жмурясь, но в ответ послышался голос... Он просто не мог принадлежать Иваки - но больше рядом никого не было. Он не мог быть таким печальным и безвольным - но был именно таким. Словно Рин не спал несколько ночей, и последние слова Томо повергли его в отчаяние.
- Я не собираюсь касаться тебя, если ты этого не хочешь. Ты не понимаешь...
- Чего не понимаю?
Твердая теплая рука коснулась кулачка Томо, накрыв его собой, и это принесло легкое, но успокоение.
- Томо... Я люблю тебя. Знаю, ты мне просто не поверишь после всего, что было... Но я лишь хотел удержать тебя. Я не знал, как попросить тебя быть со мной, и решал вопрос силой... я не знал, что все так обернется.
Этого Томо и не мечтал услышать - да и сейчас он едва верил своим ушам. Может, у него еще что-то и со слухом? Но нет, слова повторялись вновь и вновь, и рука Рина сжимала его руку.
- Я люблю... люблю, люблю тебя... Я сделаю для тебя что угодно - все, чего ты захочешь...
- Тогда... просто будь со мной.
И Томо почувствовал улыбку Иваки. И все стало прекрасно.
Теперь Рин был рядом все время - днем, ночью он держал Сузуми за руку или сидел рядом на кровати. Он, как и обещал, не трогал юношу, и они просто разговаривали - много, целыми днями. Томо рассказывал о своей семье, а Рин о своем прошлом, о том, как ему достался бизнес в наследство от отца, и как трудно работать в сумасшедшем темпе. Узнал Томо и причину их странной и неожиданной встречи.
- Раньше я любил иногда выходить на улицу в самой простой одежде, чтобы посмотреть на жизнь обычных людей. Она казалась мне очень интересной... Знаешь, Томо, иногда, просто бродя по улицам, особенно в самых запущенных районах, можно много чему научиться... Но и в переделки я попадал, соответственно. Иногда дрался, а иногда, как в этот раз, напивался вдрызг. Я когда тебя увидел, всего лишь хотел узнать, где нахожусь. Я же не знал, что ты головой треснешься...
Теперь многое стало ясным. Теперь аура неизвестности исчезла с Рина, и он стал гораздо ближе, реальнее и понятнее. Теперь Томо его не боялся и говорил, как на равных. У них оказались одинаковые вкусы, одинаковые желания и пристрастия, одинаковые любимые цветы - маки, и теперь каждый день Сузуми мог, протянув руку, коснуться свежих лепестков. Рин приносил ему каждый день что-нибудь новое - то это был песок с пляжа, то охапка листьев - и Томо мог, трогая, почувствовать жизнь, бушевавшую вокруг. Иваки стал его глазами.
Как-то утром юноша проснулся от холода: он часто просил Рина не закрывать окно, и теперь от утренней свежести по коже бегали мурашки. Протянув руку, Томо нащупал плечо мужчины и аккуратно скользнул пальцами вверх: тонко, чутко, как умеют только слепые - он успел этому научиться. Рин спал, его теплое размеренное дыхание обожгло кончики пальцев, и Сузуми уже хотел было отнять руку, чтобы не будить его, как Иваки проснулся сам.
- Томо?..
Легкая, счастливая улыбка заиграла на губах: он знал, что Рин выполнит любую просьбу, любое, даже самое несбыточное, пожелание, но никогда не пользовался этим.
- Мне холодно... Согрей меня.
Обычно Иваки мгновенно бросался исполнять, но в этот раз он слегка замялся и, встав, стал раздеваться: Сузуми слышал шорох падающей на пол одежды. Одеяло откинулось в сторону и теплое, почти горячее тело Рина прижалось к замерзшему Томо. Тихий вздох вырвался из груди, а где-то в позвоночнике похолодело: член мужчины был напряжен до предела, и только сейчас Сузуми понял, каких усилий Иваки стоило сдерживать себя. Когда-то он быстро и уверенно удовлетворял все свои желания, а теперь... Боялся прикоснуться к юноше. Все так изменилось...
Да. Томо хотел его. Хотел любви - другой, новой, вовсе не похожей на то, что было, любви после того, как они поняли друг друга...
- Рин.. возьми меня.
Он слышал, как сбилось дыхание Рина, как по его телу прошла дрожь. Как его сильные руки перевернули Томо, как длинные, такие знакомые на ощупь волосы мазнули, щекоча, по груди и животу и горячие губы обхватили член.
Это не было похоже ни на что. Ни разу Иваки не любил его так. Никогда его нежность не охватывала все тело Томо, никогда такое наслаждение он не испытывал. Тела сливались в одно целое, но это было ничто по сравнению с единением их душ, со слиянием их тяжелого дыхания - одного на двоих - и биением любящих сердец. Такого не было никогда...
Рин спал, тепло и коротко дыша ему в шею, а Томо думал - о том, что за такую любовь, такое счастье не страшно заплатить даже очень высокую цену. Пожалуй, он и заплатил ее - лишился зрения, но приобрел Рина. Что лучше? Он лишился многого - свободы действий, например... Но теплое тело рядом с ним доказывало, что это все ерунда, глупости, блажь. Теперь у него есть самое главное, самое важное в жизни. А значит, что и не нужно ничего больше.
Операция была назначена через две недели. Они пролетели почти незаметно - раем, спустившимся на землю, и Сузуми почти забыл о предстоящем испытании, но Рин, особенно заботившийся о нем в последние дни, тихонько напомнил... И на смену счастью пришел страх - глупый, животный, суеверный страх. Паранойя. Подозрение, что все исчезнет, лишь операция окажется удачной, не отпускало его. Только погрузившись во тьму он обрел свое счастье, и теперь все внутри него восставало против того, чтобы вновь выбраться на свет.
Утро Томо просто не захотел просыпаться - но это случилось, к несчастью. Рин улыбался: Сузуми научился ощущать его улыбку, даже не видя ее. Кожей, нервами... Просто ощущать. Сжимая руку любимого ныне мучителя, он тихонько прошептал:
- Рин... не хочу. Не надо...
- Тс-сс...
Теплая ладонь легла ему на лоб, и губ коснулись ласковые сладкие губы.
- Все будет хорошо, я рядом. Мне даже позволили присутствовать на операции..
Томо вздохнул. Он знал, что Иваки просто не понимает его. И не поймет тех чувств, которые заставляли юношу сознательно отказываться от возможности видеть.
Приготовлений к операции он просто не заметил; в голове бродили мрачные мысли. Рин, видя беспокойство Томо, тоже нервничал, пока его не вызвал к себе хирург. Наконец он вернулся, и что-то так поменялось в нем, что Томо приподнялся на локтях, стараясь почувствовать это новое настроение Иваки. Но тот рассеянно ответил:
- Нет... ничего.
И почти сразу же Томо отвезли в операционную. Уходя в сон, он сжимал руку Рина - и, почти засыпая, почувствовал, что тот плачет. Почему?... Сузуми не успел подумать об этом.
Через час дверь операционной открылась. Рин держал обнаженное безжизненное тело на руках, его губы были твердо сомкнуты, он не плакал. Врачи сказали, что Томо или станет зрячим, или умрет - но надежда же была...
Томо не перенес операции.
Рин сел в машину, бережно опустив Томо на сиденье рядом с собой, и нажал педаль газа. Он ехал куда-то за город.
Все кончилось. Этот мальчик рядом с ним больше никогда не улыбнется, никогда не протянет к Рину руки. Биение его сердца не обожжет руки, дыхание не будет прекрасной музыкой. Какая-то странная пустота заполнила Иваки изнутри, эмоции просто исчезли. Ему не было ни хорошо, ни плохо, не хотелось плакать. Просто... все кончилось. Нет больше Томо - Рин не удержал его. А с ним кончилась и жизнь.
"Mors serta, hora inserta" - смерть определена, час не определен. Рин определил его.
Мост над рекой был пуст, ни одной машины не было на горизонте. Автомобиль Иваки вдруг вильнул, пробил ограждение и рухнул с высоты десяти метров в воду, подняв огромную волну брызг. Глядя через лобовое стекло, как небо уходит все дальше и дальше, как тьма могучей реки обволакивает машину, мужчина крепко прижал Томо к себе и в последний раз поцеловал холодные губы, скользнул рукой по неживому телу. Нажал кнопку на двери машины.
Внутрь хлынула вода.