Аннотация: Номинировался на конкурс "Мертвые цивилизации" на "Лучший исторический рассказ".
Очередной город.
...
Меня зовут Лимней. Я один из многих дружинников царя Александра. Как и все, я честно нес службу, воевал, захватывал добычу. Как и многие, я побывал вместе с Александром в лютых битвах, был ранен и, даже, однажды, чуть не умер. Но не об этом речь.
Я простой солдат, никогда не старавшийся дослужиться до командира или военоначальника. Я не умею много и красиво говорить, не умею командовать. Я умею воевать и делаю это хорошо. Мое дело - подставлять плечо в фаланге, греться вечерами у костра, глотать дорожную пыль, мокнуть под дождем с тысячами своих товарищей. Но Александр не был бы так любим нами - простыми воинами, - если бы не умел выделить каждого. Всех солдат царь знал в лицо и по имени, каждому мог найти свое слово. Мог запросто, как равный, ночевать у одного костра, накрывшись одним плащом с любым пехотинцем. Но все это было в начале того славного победоносного похода, когда мы сокрушили Персию, покорили Парфию и Гирканию, вступили в Согдию, и переправившись через Орксант двинулись по тамошним плодородным долинам. Сломив сопротивление местных дружин, мы зазимовали в этих благодатных землях, оставив после себя много беременных местных женщин. Весной Александр повел нас через горы Паромапис на завоевание богатой восточной страны за полноводной рекой. Царь хотел захватить всю ойкумену, чтобы стать полновластным правителем всех обитаемых земель от моря о моря и уподобиться богу.
Поход тянулся уже много зим, солдаты хотели домой и роптали. Родная Эллада была отмщена разгромом персов и гибелью Дария Ахеменида. И нам, простым солдатам хотелось домой к семьям. Нам совсем не были интересны дальние земли, с их неизвестностью и опасностями. Мы уже покорили царство Пенджаб и местный правитель стал сатрапом Александра. Нам непривычна была здешняя земля. Македоняне и эллины привыкли к ветреным сухим просторам родной Эллады, к плеску волн и шуму буковых рощ. Здесь же в этих влажных болотистых душных низинах мы умирали от неизвестных болезней, с которыми не могли справиться наши лекари, укусов ядовитых змей, страдали от нападений громадных полосатых кошек и бешеных слонов. Мы готовы были взбунтоваться. Тогда император внял нашим просьбам и принял решение вернуться домой. Счастью простых воинов не было предела - сколько времени не видели родных и близких! Сколько пифосов вина не выпито с друзьями. Сколько рассказов не рассказано на веселых пирах! Сколько подарков и рабов не куплено на богатую добычу! Но Александр пошел совсем другой дорогой - он не повернул назад по торному пути, а двинулся на юг к морю.
Наш царь очень изменился за те несколько зим, за которые вырос из царя Македонии в правителя всей персидской державы. Не мы, ни его приближенные не узнавали нашего Александра. Он стал одеваться в персидские одежды, приблизил к себе бывших придворных и сатрапов Дария, стал недоступен нам - простым македонским солдатам. Александр по образу Ахеменидов и других знатных персов завел себе гарем из сотен жен. Царь забыл о греческой простоте и спартанском воспитании. Теперь его сердце и разум заняла роскошь и самовозвеличивание. Посреди войска стоял теперь громадный золотой шатер, в котором царь принимал своих приближенных сидя на золотом троне. Сам он сидел облаченный в золотые одежды, и все придворные должны были кланяться ему до земли. Царь-человек хотел стать богом. Александр забыл, что отец его - Филипп, - победив Афины, приказал своему слуге каждое утро говорить ему - "Царь, ты - человек". Идея стать богом на земле так захватила его, что Александр не мог уже остановиться и отказаться от нее. Никто не узнавал своего царя. Он стал мнителен и подозрителен, особенно после заговора, который удалось раскрыть по чистой случайности - из-за болтливости одного из участников. Да и армия перестала быть македонской, - многие отряды состояли из персов, курдов и людей прочих покоренных народов. Но мы - македонцы также преданно сражались за Александра, как если бы он оставался и по сей день тем же Александром Филиппидом царем Македонии.
В тот день мы взяли очередной город страны маалов на восточном берегу полноводного Гидраота. Варвары сопротивлялись отчаянно - забрасывали нас стрелами, дротиками и камнями, но мы, предводительствуемые самим Александром приставили лестницы и начали карабкаться на стены. Но не только взятием города был примечателен тот день. Первый раз после битвы при Гавгамелах царь лично вел войска в бой. Этот город ничем не отличался от сотен, тысяч предыдущих городов, поселений, деревень, взятых нашими победоносными войсками. Везде, где проходили войска победоносного Александра, города или сдавались или их брали штурмом, разоряли, грабили и сравнивали с землей.
Первым на стене оказался сам царь. Он был первым из нас воином, что не раз доказывал, вызывая на состязание сильнейших солдат из разных лохов и побеждая их. За ним по лестнице взобрались мы - я и мои соседи по лоху - Абрей и Певкест.
Маалы сопротивлялись отчаянно, но македонцы подошли к самым стенам, приставили к древним камням лестницы и начали карабкаться на верх. Маалы в ответ сбрасывали на наши головы камни, отталкивали лестницы, лили сверху кипяток. Александр, как я уже говорил, первым оказался на стене. С яростным криком он проткнул одного из защитников копьем, метнул дротик в другого, и выхватил меч. Мы трое поспешили на помощь царю, так как с обеих сторон к нему подбегали воины маалов. Но царь, издав еще один яростный клич прыгнул со стены внутрь города, воинственно потрясая мечем. Мы, отбиваясь от наседающих врагов, последовали за царем, чтобы прикрыть его щитами. Краем глаза, перед тем, как прыгнуть, я заметил, что наша лестница сломалась от попадания метко пущенного кем-то из маалов камня. Никто из наших воинов кроме нас троих и царя еще не забрался на стены, а царь уже был в городе. Мы с Певкестом первые оказались около царя внутри города, прикрывая его с обеих сторон щитами. Абрей погиб, прыгая со стены - две стрелы вонзились ему в лицо, одна в бедро. На утоптанную землю около стены он упал уже мертвым.
Как потом скажет рапсод... А, неважно это. Не умею я слагать стихи, а запоминать тем более. Бешенные сыны Маала, с яростью набросились на нас. Они поняли, что Александр - не простой воин, либо предводитель одной из дружин, либо главный полководец. увлекшийся атакой и в горячке боя оказавшийся отрезанным от своей армии. Глупцы! Они и не предполагали, что сам царь Александр оказывает им честь, сражаясь и убивая их! Мы, как могли, с боков обороняли Александра. Я никогда не забуду этого боя. От руки царя пали многие лучшие воины врага. И мы тоже не отставали. Наши с Певкестом сердца переполняла гордость и радость того, что мы сражаемся рядом с великим царем и воином. Вдруг Александр вскрикнул и упал - из его груди торчала маальская стрела. Увидев, что царь упал, маалы с утроенной силой насели на нас, пытаясь во что бы то ни стало добраться хотя бы до тела царя. Мы с Певкестом сомкнули щиты и бились с утроенной силой, хотя их уже не осталось со всем. Видимо, Арей Эниалий. покровитель воинов вдохнул в нас своей силы и направил наши мечи. Мы не знали, жив ли Александр или нет, но готовы были отдать жизнь - только бы не подпустить врагов к царю и не отдать тело его на поругание маалам. Все смешалось перед глазами в сплошную круговерть мечей, стрел, дротиков, крови.
Вдруг, поток ударов стремительно иссяк, как будто перекрыли дамбу на горной реке. И со всех сторон на маалов хлынули македоняне. Нас тут же окружили воины в оперенных шлемах с короткими мечами и круглыми щитами. Александра подняли и унесли через открытые ворота в лагерь. Нам с Певкестом тоже оказали помощь. Как выяснилось, мы были не один раз ранены и только наша отвага помогла нам выстоять и не дать врагам прикоснуться к беспомощному царю. Впоследствии за свой подвиг мы попали в число личных телохранителей Александра. Но это было уже после долгого перехода через Гидроссийскую пустыню, где осталось навеки большинство воинов-македонян, после того, как Александр перенес свою столицу из Македонии в Вавилон, чтобы удобнее было управлять сатрапиями, после того, как он вознес себя до земного бога, став царем Персии, перестав при этом быть Александром Македонским.
Я не знаю, зачем Александр ринулся в одиночку на маалов в тот день. Кому и что он хотел доказать там, на стенах очередного взятого его войсками города? То ли он чувствовал, что окончательно утрачивает авторитет среди солдат, которых так любил, и хотел его поддержать подобным шагом. То ли он ощущал, что почти стал изнеженным персидским владыкой, неспособным держать меч и метать копье, то ли кровь Филиппидов снова взыграла в нем и он, поддавшись порыву, вспомнил юношество. Может, он искал смерти как македонец и желал, чтобы его похоронили по македонским обычаям? Не знаю. Может, еще какая причина заставила его почти в одиночку взойти на стену того варварского города и получить тяжелую, почти смертельную рану? Кто теперь это рассудит, кто поймет и оценит деяния великого царя. Один только лагерь гигантов, по приказу Александра оставленный воинами во время ....
На этом свиток обрывался. Собственно, он начинался не с начала, а, видимо, с середины или трети повествования.
Лингвист закрыл глаза и откинулся на спинку кресел, пытаясь сосредоточиться.
- Ну, голубчик, что вы об этом думаете?
- Понимаете, профессор, это не речь простого солдата. Здесь есть анализ ситуации, присутствует знание описываемых в свитке событий. Такое ощущение, что автор либо присутствовал при всех событиях, либо очень живо интересовался Александром, его жизнью и историей. Расспрашивал очевидцев, участников.
- Да, милостливый государь Петр Семенович, именно так. Именно! - профессор вскочил со стула и принялся нервно мерить кабинет шагами. - Но эксперты датируют этот свиток 200 годом до нашей эры, что вполне может означать, что автор был современником Македонского.
- И все-таки, непонятно, кто же автор? Как вы думаете, Сергей Сергеевич? - запустил пятерню в непослушные казацкие кудри лингвист. И продолжил сам. - Не солдат - это точно. Простой гоплит не умеет анализировать политические шаги царя. Гоплит - это солдат, пешка. Его задача сражаться и погибать. Он не умеет рассуждать. К тому же он не образован. Здесь же рассуждает именно образованный человек, воспитанный лучшими учителями. А внутренние метания Македонского отражены так, как их отразил бы только близкий друг и единомышленник. Вполне вероятно, что автором является царедворец - какой-нибудь приближенный Македонского, пытающийся из соображений личной безопасности замаскировать свои взгляды под рассказ простого воина-фалангиста.
- Кто знает, батенька, может, вы и правы. Только кто же это мог быть? Антипатр? Фокион? Гефестион? Кратер? Парменион? Гигелох? Филот? Но Гигелох погиб в битве при Гавгамелах. Филота и Пармениона казнили как мятежников.... Да-с. Какие только загадки не таит история, - сокрушенно покачал головой профессор. - Но не все потеряно, мой друг. Завтра приезжают мои коллеги из Гарвардского и Пристонского университетов. Через пару дней соберем конгресс. Начнем более детальное исследование. Надеюсь, все станет ясно. Но это завтра. Все завтра. А сейчас по домам. Древняя история может подождать. Все события, во всяком случае, уже произошли.
- Сергей Сергеевич - лингвист поднялся из кресел. - А может быть так, что материал свитка древнее надписей на нем?
- Возможно и это, - профессор почти насильно выпроваживал своего бывшего студента. - Интересная версия. Надо уточнить у экспертов возраст надписей. Но все завтра. Все завтра.
А.S. 11.11.2003.
Современная Сырдарья
Современный Гиндукуш
Большая емкость для вина или масел по форме напоминающая кувшин.
Речь идет о Филиппе II.
Малые отряды, на которые в нужный момент сражения делилась фаланга.