Шум нарастал. Как будто целый стадион футбольных фанов с микрофонами в руках и выкрученными на полную стоватными колонками за спинами, визжа и улюлюкая, шли напролом.
Бьют стекло. Выстрелов пока не слышно - рано, они еще толком в город не зашли.
Ну вот. Дождались. Я успел, только что толку с этого теперь? Надо было сматываться, когда предлагали, теперь уже поздно. Или нет? Накинуть пальто, напялить сапоги... Бежать, пока не поздно. Черт, да мне даже винтовку не дали - да и правильно, все равно стрелять не умею: было как-то на военных сборах, но это что. Того и гляди в руках взорвется. Или схватить электруху и бить по головам?
Шум стал таким громким, что завибрировал чайный сервис. Вдруг раздался дикий вопль, загрохотали выстрелы. Меня охватила паника.
Грохот разбитого стекла. В спальне. Бегу туда.
На полу куча стекла, через левую часть окна валит белесый пар (хоть на улице минус десять, а котельные трудятся на славу, в хате под двадцать пять). Вместо стекла осколки в раме. Шум стал оглушающим.
На полу лежала стрела.
И тут я вдруг как-то по-особенному протрезвел. Орки. Пришли.
Сматываться.
Взляд в окно. Ужасающая картина: улицу затопила черная масса, потрясающая ятаганами. Летели стрелы. Кто-то лез в окна, кто-то кромсал железную дверь подъезда.
Я ломанулся в коридор, напялил пальто, башмаки, и, не зашнуровывая, судорожно отпер дверь, закрытую на засов. Черт! Комп остался включенным! И свет в коридоре не погасил. Это ужасно - бросать хату с новой электрухой!
Снова вопль.
Удары.
- Бррэй!!! - отразилось от стен подъезда. Торопливый стук металла по ступенькам. Они уже здесь.
Запереться? Выломают дверь. Как в том подъезде. Что делать?!
Я судорожно огляделся.
Чердак!..
Кажется, не заперт.
Пролог
Переворачивай страницу.
Там странно - даже очень странно.
Там страны - города и страны.
И странницы. И наркоманы.
И лица.
Это наши лица.
Ну вот. Наконец то.
Наконец то мы пишем то, что давно уже должно быть написано - и только обыденность и университеты оттягивали этот момент. Да, это все они виноваты, честное слово.
Иногда охота бросить все и уехать. Куда? Ну не знаю, в тайгу, может быть, на север. Или еще куда-нибудь, где не нужно будет делать вообще ничего - только это все утопия. Топить бы такие утопии... Не бывает так, чтобы вообще ничего. А может, хочется уехать, чтобы там делать только то, что хочется?.. Может быть, может быть. А сейчас я хочу представить вам одного человека. Знакомьтесь: Василий Курагин, или просто Вася.
Рассказчик.
А другой рассказчик - это я, Алексей Можаев, можно просто Ал. Даже нужно: Алексей слишком высокопарно, а когда меня Лехой кличут - не люблю. Вчера меня спросили: "о чем вы пишите?" Вы - это не форма вежливости, а множественное число, потому что именно мы с Васей и рассказываем все (или почти все), что с нами происходило, - немного сбивчиво иногда, но в общем мне нравится. И знаете, что я ответил той девушке? Я сказал, что мы пишем фантастику о фантастике. "Реализм, - объяснял я, - это фантастика, потому что мир, который описывает реалист, - вымышлен, даже если реалист этот описывает собственную жизнь. Этот мир целиком в его воображении: он думает, что знает, что все обстоит именно так, как он думает. А фантастика - это фантастика по определению. И пришла мне в голову такая мысль: а почему бы нам с Васей не написать фантастику о фантастике? Может, тогда это будет ближе к "реальности"? Раз уж не то и не другое - кто сказал, что третьего не дано? Логика абсурда? Нечеткая логика? Может быть, может быть. Кстати, ты в курсе про процессоры на принципе нечеткой логики?" Она училась на третьем курсе факультета информационных технологий, но про такие процессоры ничего не слышала.
Про процессоры на принципе нечеткой логики мы расскажем тоже.
Фантастика о фантастике... замечательно, конечно, замечательно, но... Не совсем понятно это как-то, не совсем точно что-ли - скажете вы. Критики добавят: да, роман тут и там вызывает у читателя ощущение близорукости! А мы, прищурившись, зажмем глазами монокли, на которые ради такого дела пошли новые, кстати сказать, очки, и махнем рукой: и ладно. И так сойдет.
И будем, как всегда, неправы.
"Меня часто спрашивают" - обожаю эту фразу, черт побери. Можно начинать любую никому не интересную речь с этих слов - и все будет шито-крыто. Как же: спрашивают ведь. Часто. Ну вот чтоб не спрашивали - слушайте, кому не лень. Правда таких - кому не лень - обычно мало очень. По крайней мере, мне попадалось очень и очень мало. Ну да ладно.
Меня часто спрашивают: почему книга называется "Негород"? Что это значит? Обычно я молчу в ответ - иногда молчание может сказать больше, чем слова. В данном случае оно говорит: "возьми и прочитай".
Если не лень.
Чтение зависит от настроения, в котором читаешь. В одном настроении тебе смешно даже от простого слова "фонарь", и можно полчаса ржать над этим, хлопая себя по коленке и приговаривая: "ха-а, фонарь!", а в другом настроении хочется грустить и упиваться стихами, и "фонари" будут просто скользить мимо глаз, отчаявшихся найти Слова.
А может быть, есть третье настроение? В котором эти Слова приходят?
Может быть, может быть...
Итак, это началось три месяца назад, в моем самом первом городе, когда я встретил описателя в вечернем кафе. Позже описатель этот сделал мне в подарок дверь.
От третьих лиц:
сплетни про Ала.
Романы он пытался писать чаще всего, потому что за роман можно получить сразу и много, а за рассказ - вряд ли, поэтому он рассказы все свои засовывал в роман, отчего тот становился пегим и непонятным, как черт знает что. "Не пропадать же добру", - говаривал он. У него было два романа: один брошенный на десятой странице, а другой он сейчас в это самое время правит на странице 28, потому что в голову мыслей новых не приходит, а делать что-то надо, вот он и переписывает один абзац то так, то эдак. Он считает, что рассказ сам по себе - не литература, и от него нет никакого проку ни читателю, ни писателю. Он сам как читатель не однократно убеждался, что рассказы слишком быстрые и поэтому неинтересные, а как писатель думал, что пишет он довольно неплохо, и тренировка в качестве рассказов ему не требуется. Почти все, что он писал, было или жутко слезоточивым, или неискренним, причем неискренностью он скрывал слезоточивость. Нет, он не был одним из тех вечно убитых горем парней - одним им ведомым горем, - откровенно говоря, у них вся жизнь одно сплошное горе. Он не был таким уже как минимум полтора года.
В десятом классе он периодически был влюблен в девочку. Периодически - потому что остальное время он был в депрессии. Он не отдавал себе в этом отчета, как это порой важно делают некоторые. "У меня депрессия", - говорят они и делают печальное лицо. Возможно, это просто было его нормальным состоянием, потому что он очень к этому привык и не мог вспомнить, что можно жить иначе - он хотел жить иначе, он чувствовал: что-то не так, но не мог себе представить другого состояния, кроме депрессии. Фактически, у него не хватало сил любить ее по-настоящему, сильно и постоянно, но даже то, на что он был способен, оказывало на него сильное влияние, но эти моменты были короткими, как черт знает что. У него была куча страхов и комплексов, которые не давали ему с ней завязать отношения. Он все время ждал, что все как-нибудь само сложится, но вы же понимаете, что это чушь. И когда все не сложилось, он никак не мог поверить, что это произошло, что так бывает.
У него была куча возможностей, которые он упустил: он был в депрессии, он постоянно боялся, что его будут считать идиотом в классе или вообще - знаете, почти обычные подростковые страхи. Почти - потому что ему было неинтересно то, что было интересно большинству его сверстников, они зачастую не понимали его шуток и стали поглядывать косо; он боялся стать изгоем, он боялся остаться совсем один (только в конце концов это все равно произошло). Он постоянно жалел себя, и даже когда девочка эта, в которую он был периодически влюблен, сама пыталась его подтолкнуть, завязать отношения, он не реагировал, он не переставал жалеть себя. С одной стороны он хотел с ней отношений, но боялся, а с другой стороны ему нравилось жалеть себя и думать о том, какой же он несчастный. У него была куча возможностей, но он даже поцеловать ее не мог из-за своих комплексов и страхов!
Ему нравилось читать книжки, в которых смешные места перемежались с грустными. Например, когда он читал Сэлинджера, в грустных местах он думал: "вот что он испытывает на самом деле". Его охватывала такая сладкая грусть, и дрожь проходила по его телу. Нет, он не был совсем уж слюнтяем. Он не был обозленным на мир неудачником, но иногда в его голове проскакивала (и даже сейчас проскакивает) мысль о том, что он слишком несерьезно воспринимает серьезные события. Ему очень часто казалось, что он как бы спит. Он думал, что не радуется в полную силу и не печалится в полную силу, и иногда даже не жалеет себя, когда следовало бы. Люди, которые не грустили, ему казались неискренними, бесчувственными, туповатыми. Может быть потому, что они не писали стихи, а он писал; может быть потому, что себя он считал довольно умным и хотел в других видеть туповатых; может быть, потому, что большинство им виденных людей и были туповатыми и только усиленно пытались веселиться или хотя бы делать вид, что веселятся. Но были и другие люди, которые были действительно более счастливы, чем он. Но и в них он предпочитал видеть людей туповатых. А некоторые были настолько счастливы и умны, что он уже не мог считать их туповатыми - таких людей он побаивался.
Не то, чтобы он совсем уж был идиотом - иначе я бы вам про него и не рассказывал. В нем были проблески ума и даже иногда счастья, но сейчас он перечитывал свой роман снова и снова и никак не мог придумать, что же написать дальше. Наверное, это потому, что он писал фантастику, а не описывал свою жизнь - короткую, как черт знает что: было ему всего восемнадцать. Что можно описать в таком возрасте и с его-то комплексами? Поэтому-то у него и получалось то, что получалось. Но не будем его судить слишком строго за то, что он не помнил своих прошлых жизней. Честное слово, он бы вам понравился, если бы вы его застали в момент, когда бы он не жалел себя.
Был день. Он закончил маяться дурью и собрался ехать в университет - не на лекции, а за стипендией в бухгалтерию и еще ему нужно было зайти в отдел кадров. Жил он на окраине города - главный корпус был в центре. Учился он на математическом факультете, корпус которого находился в десяти минутах ходьбы от его дома. Да, кстати. Звали его Алексей, или просто Ал - так ему больше нравилось.
Он выключил компьютер, оделся и пошел на остановку. Через пять минут подошел нужный автобус, в который Ал и залез. В автобусе ему постоянно казалось, что на него пялятся, и он постоянно оглядывался по сторонам, чтобы избавиться от этого глупого чувства и беспокойства, которое оно приносило. Он беспокоился еще и о том, как бы не проехать мимо нужной остановки, и о том, сможет ли найти университет. Такой страх - заблудиться - он вынес из детства. Родители его никуда не пускали одного, всегда ходили с ним, и он привык не ориентироваться в городе и бояться. И вот сейчас почти незаметные отголоски этого глупого страха одолевали его, пока он пялился в запотевшее окно автобуса. Не то, чтобы он был психом или шарахался ото всех - со стороны он выглядел вполне обычным человеком (потому что многие испытывают то же самое), на котором былочерное драповое пальто и глаза которого иногда начинали блестеть - в эти моменты он чувствовал запахи весны и радость.
Впрочем, бывало это не слишком часто.
На нужной остановке он вышел и направился к университету. Он сильно беспокоился, когда мимо проходили люди, особенно девушки. Про девушек я уже рассказывал, а из-за остальных людей он беспокоился потому, что они могли увидеть, что он жалеет себя и беспокоится. Мимо, пыхтя, проходил профессор с красными щеками и носом. Ал посмотрел ему в глаза, где увидел удивление и симпатию. Ал подумал, что это потому, что у него умные глаза.
Он зашел в университет, предъявив свой студенческий билет на вахте, и поднялся на второй этаж. Нашел отдел кадров, постучался и заглянул внутрь. Там на стуле сидела какая-то женщина и разговаривала с другой, которая сидела за столом, покрытым кучей бумаг. Ал закрыл дверь и стал ждать.
Он ходил из стороны в сторону и ждал своей очереди, когда появилась она. Заглянув в отдел кадров, она, походя глянув на Ала, спросила: "вы тоже сюда?" Ал кивнул. Она отошла от двери и от него метра на три-четыре, и стала ходить из стороны в сторону.
Она была чем-то обеспокоена. Он ходил из стороны в сторону и тоже беспокоился. Потом он посмотрел налево и увидел, как она рывком убрала глаза и стала смотреть куда-то вверх и вправо. Он ей понравился. Она ему тоже, но он пока еще об этом не знал.
Он ходил из стороны в сторону и пытался перестать беспокоиться. У него получилось, и шаги его стали более энергичными, а спина выпрямилась. Он делал вид, что читает какие-то объявления на стенах - впрочем, не позволял себе читать слишком долго: там были всякие глупости, и еще он хотел показать ей, как он быстро читает.
Она ходила из стороны в сторону, иногда прочищала горло кашлем, а может и привлекала им к себе внимание. Он иногда смотрел в ее сторону, но делал вид, что смотрит на других людей, которые проходили мимо. Он подошел к резной деревянной двери и стал разглядывать цветную рекламу про студенческий обмен с другими странами. Ал иногда хотел уехать в Америку - у него возникало какое-то новогоднее настроение, когда он произносил про себя: "Осень в Нью Йорке, Франк Синатра, центральный парк". Он думал, что в прошлой жизни жил в Америке.
Впрочем, сейчас он думал о том, что будет, когда он зайдет внутрь отдела кадров, сядет на стул и попросит свои документы - он хотел отчислиться из чертового университета. Во-первых, ему не нравились преподаватели, а во-вторых, он хотел уехать в другой город. Еще он думал о той девушке, которая постоянно бросала на него незаметные взгляды: Ал ей определенно понравился, как черт знает что. Он становился энергичнее с каждой минутой. Она решила, что она ему тоже понравилась.
Открылась дверь, на которую пялился Ал (дверь рядом с дверью отдела кадров), оттуда вышли две девушки и зашли в отдел кадров. Остались там. "Знакомые наверно чьи-то", - подумал Ал. Так оно и было.
Через некоторое время она подошла к двери отдела кадров и, проходя мимо Ала, сказала ему, как бы извиняясь, почти нежно: "посмотрю, а то туда все подряд заходят". Ее глаза блестели, а лицо почти светилось изнутри.
Ал не стал возражать, его глаза тоже заблестели, но он продолжал делать вид, что очень занят ожиданием. Она открыла дверь, зашла внутрь и вернулась на свои четыре метра от двери. Ал в это время был к ней спиной.
Наконец, женщина вышла, и Ал зашел внутрь. Учтиво поздоровался, сел на стул и попросил документы. Ему нравилось, как умно звучит его голос.
- Документы? - спросила женщина. Она была пожилая, и Ал ей не очень понравился, особенно когда он сказал:
- Хочу отчислиться.
- А заявление? Писали?
- Нет.
- Идите в свой деканат и пишите.
- А меня там к вам отправили.
- Хорошо, - она достала какую-то бумажку. - Как ваша фамилия.
- Можаев.
- Имя, отчество?
- Алексей Ипполитович.
- Домашний адрес?
- Астрономическая, дом 13.
- Дом 13... Квартира?
- 39.
- Факультет?
- Математический.
- Что, надоело?
- Переезжаю.
- Смотрите, в армию заберут, - она дописала окончание слова "математический" и спросила:
- Курс?
- Что?
- Курс.
- Первый.
- Вот с этим обходным листом вам надо будет обойти вот эти кабинеты (они тут все на этом этаже), а также военкомат, профком, военно-учетный стол, библиотеку и читальный зал. Потом приходите сюда, и мы вам выдадим ваши документы.
- Спасибо.
Ал встал, надел шапку и пошел к двери. Он вышел из отдела кадров и увидел ее в четырех метрах, она смотрела на него горящими глазами, и он смотрел на нее своими долбаными горящими глазами. Она покачала головой, то ли показывая, как ей тоже надоело ждать в очереди, то ли удивляясь.
Он просто прошел мимо нее, спустился по лестнице, спустился по крыльцу университета и направился к остановке. Там он стоял минут двадцать, пропуская автобусы и троллейбусы с подходящими номерами, оправдываясь перед собой тем, что они грязные, забитые доверху народом и вообще это не солидно: в его-то пальто быть килькой в ржавой консервной банке на колесах. У него была надежда, что она придет именно на эту остановку, он вглядывался в людей, выходящих из-за угла. Он не хотел себе признаться в этой надежде, потому что все это было глупо. Он хотел вернуться назад в университет, найти ее, обнять и сказать: "наконец-то я нашел тебя!" Но он не вернулся. Вместо этого он влез в заднюю дверь троллейбуса, положил руку на поручень, стал пялиться в заднее окно и жалеть себя, как черт знает что.
Когда он проходил мимо нее, она бросила на него взгляд и увидела, что он почти светится изнутри. Он прошел мимо нее. Она пошла в отдел кадров и, оглянувшись, увидела, как он спускается по ступенькам. Она не могла поверить, что так бывает.
Он ехал в автобусе и жалел себя. Он пришел домой и снова жалел себя. Потом он сидел и слушал этот альбом Франка Синатры: "Where are you", во время чего - как вы думаете, что он делал? Правильно - жалел себя. А потом он перешел на кое-что потяжелее: он слушал Tiamat, этот альбом "A deeper kind of slumber". Он пытался перестать грустить, но у него плохо это получалось. Тем не менее, когда он переставал грустить, он чувствовал, будто она близко, он чувствовал ментоловое тепло и щекотку в сердце. И запахи: то ли духов, то ли цветов.
Нет, в моменты, когда он перестает себя жалеть, он бы вам определенно понравился!
А вечером он поперся в кафе. Он слишком любил жалеть себя, и поэтому любовь постепенно стала выветриваться из него, образ и воспоминания о ней стали стираться, и теперь он уже слабо мог представить себе ее лицо. Он только помнил, что на ней были синие джинсы, и что у нее были темные волосы и черные, как черт знает что, глаза.
А еще он накропал такой стишок:
Еще один стих в тишине обо мне.
О ком же еще мне писать в тишине?
О девушке, что ли, с которой когда-то
Мы не лежали, не пели во тьме?
Не ждали друг друга, встречались во сне.
Скорее в моем и наверно однажды...
Глаза ее видел, по-моему, дважды...
Но хватит уже говорить обо мне.
Жизнь - это сон, не рассказанный утром.
Рождественским утром...
Рожденным во сне...
Часть 1. Ночные истории
Так откуда ты? С севера?
Или очень далекого юга?
Что - дорога? Отмеряно?
Так ведь все же по кругу...
Ну, когда? Может, осенью?
Уточни век, пожалуйста...
Он молчал. Ветер с проседью.
Он молчал, он считал до ста.1
Странные разговоры. Алексей
- И сколько вы получаете за один роман?
- Я не специализируюсь на романах как однотомниках. Предпочитаю раскрывать историю объемно, чтобы у читателя возникало целостное впечатление... Понимаете, зачастую в одной книге просто невозможно раскрыть идею полностью, не возникает этой зрелищности, сюжетности. Не захватывает так. Да и, откровенно говоря, расстаться с полюбившимися героями не так то просто ни читателям, ни, тем более, мне самой.
Журналистка понимающе закивала.
- Но все-таки? Я думаю, многим читателям интересно было бы узнать.
Да уж, скажите, пожалуйста!
- Не хочу называть конкретные цифры... В роскоши не купаюсь, но на скромную жизнь хватает.
Насколько я понял, интервью у нее дома. И не сказать, что это было слишком уж скромно - впрочем, антиквариата, золота и тому подобной роскоши я действительно не заметил. Зато у нее был ноутбук!
- Ну и напоследок: что бы вы пожелали начинающим, молодым писателям и писательницам?
- Когда я начинала, главной моей проблемой было именно начать. И если бы не определенное стечение обстоятельств и много часов упорного труда, я бы не стала той, кем я стала. Молодежь, пишите интересно! Осталось еще столько ненаписанных страниц!
Журналистка понимающе закивала.
- Да, надеемся, что новые талантливые писатели вас услышали, а наша передача подходит к концу, увидимся на следующей неделе, всего доброго!
Я выключил телевизор и задумался. Может, тоже за сериал взяться? Драконы, там, маги?..
Передача называлась "Объектив". Субъективно, специализировалась она на разных сплетнях про писателей, интервью и обзорах книг. Передача новая, месяц тому крутить начали. По выходным. Смотрю регулярно, потому что сам писаниной балуюсь. Может, что дельного скажут. Например, размер гонорара среднестатистического фантаста. Да только пока я понял только, что дело это ох какое прибыльное!
Оказалось, что не только я один такой проницательный: через недели две после того, как "Объектив" начали крутить по телеку, мне стали названивать разные знакомые, а их у меня было пол города. Ну и вот - знакомые эти хотели, чтобы я, как человек графоманией страдающий давно и регулярно, почитал их труды, высказал мнение, советы дал. Ну я, конечно, сначала доволен был - как же, заметили! - но потом пожалел, что знаком с таким количеством начинающих графоманов. Ну нет у меня столько времени, чтоб все подряд читать! Да и хоть бы писали нормально, а то ведь всякую хрень рецензировать несли! И не отставали, упрашивали...
Вот приходит ко мне как-то одна девушка знакомая с рукописью, просит прочитать. Читаю:
"Дела у нее шли хорошо. Невольно казалось, что события так и будут неплохо складываться, но вот показались и неприятности. Довольно долго она не могла решиться и заговорить с ним, но вот теперь, когда решилась, он посмотрел на нее так... Презрительно, недобро, как будто она шлюха, как будто она..."
Хорошо, говорю, только попробуй как-нибудь посвязнее написать. Гляжу, а она смущенно так смотрит, глаза отводит и громкое сглатывание кашлем скрыть пытается. Ну, думаю, дело тут нечисто. А потом вспоминаю, что она вообще в последнее время на меня как-то странно и слишком часто поглядывает... И тут мне все понятно стало.
Это, значит, она про меня награфоманила и мне же принесла.
Почитать.
Позже я понял, что многие, так или иначе, пишут про себя. Конечно, а о чем еще можно написать, кроме как о своих проблемах? Кто вуалирует хоть немного (от третьего лица пишут), а кому вообще плевать: "у меня были проблемы". А еще иногда меня стращают: "вот если ты будешь так делать, я про тебя напишу, а потом меня издадут, и тебе станет стыдно". Вряд ли мне станет стыдно, а если и станет, то ненадолго, а вот такие "угрозы" терпеть - это не по мне. Дельные я советы давал, а теперь стал "жестоко глумиться", как заметил один мой знакомый. Да я вообще-то просто мило шутил - судите сами, обычная критика2:
>Стоять и бесконечно крыть матом близлежащие красоты не было никакой >необходимости, о чем знал не только разум, но и немного догадывались >остальные части тела,
Я не знаю, где находится такая часть тела, как разум, хоть убей! А бесконечно крыть матом - это поэтично.
>в частности ноги, не преминувшие воспользоваться случаем придать ускорение >по направлению к универу. Воздержавшись от тяжелого вздоха, тело >заторопилось мимо соседских заборов, калиток и огородов, хвалившихся >подмороженными гладиолусами и громадами вилков еще не срезанной >белокочанной капусты.
То ли увлекаешься метафорами, то ли просто разум чешется, а вот только впечатление такое, как будто тело на шарнирах того и гляди удумает ноги подогнуть да и встать в позу "мостик" прямо посреди дороги. Под неуемные улыбки огорода, пуляющегося капустой размером с автомобиль.
>Проспект, как и последние полвека, встречал путников ревом еще
>рассыпавшихся от коррозии дизелей и стонами гниющих заживо, прямо на
>рабочем месте, троллейбусов, не первый десяток лет несших свою >круглосуточную вахту.
Выйди ночью на проспект - хрен увидишь ты объект. Нету ночью на проспектах круглосуточных объектов!
>Обычно голоса Проспекта заставляли костенеть от ужаса жителя
>близлежащей деревеньки, спешащего на работу, вынуждая замереть на
>мгновенье, впустить в легкие запахи гари, бензина, всего, что искрится
>в лучах бледной, вырождающейся Луны, перекатывающейся за горизонт,
>всего, чем изобилует эта Река. Проспект.
Голоса Проспекта - это, знать, Каменные Псы? Или Гопы, придавленные неудобовалящимися отовсюду отравленными Синими Кирпичами? Ага, а Горадъ-маньяк глумливо рыхлил свои Огороды в надежде, что вот теперь-то засосет ими столько неловкого от разговоров народу, сколько требуется для супер страшного мега плана: построить Гипер Город прямо посреди Средиземья. Пущай Подавятся!
А от того, что ты обзовешь что-то с большой буквы, оно более величественным не станет.
>Замирал стар и млад, дамочки-студентки, бабушки-ворчуньи, их внучки, с
>силой держащихся за ручки авосек - замирали все без исключения. Всегда
Да. Если заставить кого-нибудь ОКОСТЕНЕТЬ от ужаса, то этим самым ты его вынуждаешь не только замереть, но еще и сделать так, чтобы сердце не выдержало, а ты говоришь. А когда они по улице все ХОДИЛИ - не дышали, значит? Или дышали, только не тем? А внучки с силой держатся за авоськи. Ага. Как только сила согласилась на такое?..
Короче, скоро мне надоело и такое первоклассное развлечение, как критика. И стал я, значит, жаловаться на спам своему провайдеру электронной почты, в черные списки заносить, фильтры устанавливать... Легче стало, но не сильно. По телефону вызванивают, sms посылают, на улице встречают и даже домой приходят.
За советом.
За окном уже было темно: девять вечера. Делать в это время обычно совсем нечего, разговаривать ни с кем не хотелось, и я пошел в кафе. Посидеть, подумать. Чай попить (от пива меня в последнее время только мутит и в сон клонит). Может, что написать получится.
Направил я свои стопы в самое чайное кафе города, предлагавшее десятка два разных видов этого напитка и находящееся к тому же недалеко от моей квартиры.
Кафе было забито до отказа. Парочки, оживленно щебечущие о всякой фигне, усталые тети с дядями, семьи с детьми. Среднего размера зала, отделанная деревом, аккуратные столики, налепленные, правда, как попало, стойка с официантками, витрина с тортами. Бросилась в глаза семейка: недовольная тетка с последствиями утренних бигудей на голове, угрюмый мужик коротко бритый почти на лысо, потягивающий пиво, и замученный пацан дошкольного возраста, следящий, как мрачные родители планомерно напиваются.
Свободное место нашлось в самом углу - там сидел только один мужик, уткнувшийся в свой ноутбук. Иногда его озаряло, и он начинал яростно стучать по клавиатуре. Программист?.. Хакер?
Писатель?!
Если и писатель, то очень плодовитый.
Я сел напротив этого мужика и стал отряхивать волосы от дождевой воды, одновременно разглядывая ноутбук. Не понять, что за модель, потому что даже фирмы производителя не видно, но дизайн стильный и необычный - рельефная черная крышка с зализанными краями. Что там было зарельефено, разобрать не удавалось, вряд ли это буквы. То ли иероглифы, то ли руны, то ли просто хрень какая-то, вроде крестиков-ноликов.
Чертов дождь. Как бы теперь не простыть к чертям свинячьим. Или не от дождя простывают, а от мороженого?.. А, ладно. Главное, чтоб безо льда... Ну, ненавижу, когда в мороженом лед - масла мало кладут, изуверы! А какое нынче масло пошло!.. Черт подери, как стал жить без родителей (в универ поступил, хата от прадеда досталась, а родители в другом городе, помельче), хожу в магазин сам и никак не могу найти настоящее масло без 50%-ного содержания маргарина. И ведь не пишут ничего, ироды! Отрежешь это "масло", а оно к ножу липнет, как самый настоящий маргарин, и тает неправильно: должно становиться мягким, а потом жидким, а это просто липкое, и все тут. А знаете, что на обертке пишут?! Полюбуйтесь: "Состав: изготовлено из нормализованных сливок". Нормализованных!!! Да как же из нормализованных - то есть с жирностью, сведенной до нормы (до 12% максимум), - масло сделаешь?! Я такие "сливки" даже взбить не могу, а они - масло!.. Да это же просто смешно. Кстати, никто не знает, где можно достать сливки и как их правильно взбивать? Мечтаю сделать большую гору взбитых сливок и есть их, есть... А потом сделать кофе, кинуть их туда, отхлебнуть, запачкав нос, а потом снова есть, есть...
Подошла официантка. Я спросил японский "сенча грин" и кусок торта со взбитыми сливками. Без фруктов. Они постоянно пихают в торты фрукты, а в сливки - слишком много сахара. Очень сложно в наше время найти нормальный торт со взбитыми сливками... Да, когда я сделаю большую гору сливок, я еще напеку бисквитных кексов, намажу их, и стану есть!.. Слушайте: в таком деле главное - качественные сливки, и побольше, и чтоб не приторные, а густые и пористые. А фрукты тут совсем ни к чему! Только вкус портят. И стоит это дороже, а все и так безумно дорого, только и остается чай пить, да и то который подешевле.
- А вы что будете? - официантка обращалась к мужику.
- Сколько стоит кипяток? - у мужика был громкий, "театральный", бодрый голос.
- Кипяток?..
- Просто кипяток в кружке.
Знаем мы такие фокусы - срабатывает безотказно, когда денег нет, а есть чай, желательно халявный: приходишь в какое-нибудь кафе или столовую там и просишь кружку с кипятком. Бросаешь пакетик с чаем и - вуаля! - завтрак готов. Минимум шесть рублей экономии!
- Кипяток не продаем.
- Ну тогда ты мне просто кипятка налей, а я тебе за это чаевых дам.
Во сказал! Точно писатель.
- Хорошо, - пожала плечами официантка.
Симпатичная такая официанточка, познакомиться, что ли?..
Мужик снова уткнулся в дисплей. Он был в сером пиджаке и при галстуке. У него были длинные кое-где седые волосы, широкие плечи, накачанные мышцы и живые глаза. Такие глаза раз в сто лет увидишь, и то не факт.
Нет, правда.
Ветка колотилась в окно. Обычная ветка от дерева только "электрического" цвета - неоновая реклама, лампы дневного света, все такое. Ветер гонял по тротуару листья, пачки от сигарет и автобусные билеты, прохожие смешивали все это с грязью, день подходил к концу. Каждый был занят своим делом и не думал останавливаться - зачем это? Так можно и не успеть, а то и вовсе - безнадежно, бесконечно, неотвратимо опоздать, опоздать с большой буквы - чтоб неповадно было...
Официантка вернулась вовремя. Принесла чай с тортом мне и кипяток мужику. Торт был не самый лучший, но сойдет, чай был еще слишком горячий, чтоб пить, и я продолжал пялиться на улицу. Ветка колотилась в окно, капли стекали по стеклу, ветер гнул дождь. Изредка мелькали лысины и бутылки пива.
Мужик достал откуда-то черную тряпку, развернул. В тряпке были сухие листья. Он взял один, понюхал, осмотрел критически, покрошил в кипяток и стал усердно размешивать. Кипяток скоро стал золотистого цвета.
Я следил за его манипуляциями и прихлебывал свой "сенча грин".
- Как ты можешь это пить? - вдруг спросил мужик.
- Что? - не понял я.
- Чай, говорю, у вас тут нюхательный, пить невозможно. Да и нюхать не стоит.
Нет, ну что я вам говорил?! Отпетый писатель!..
- А что делать? - говорю. - Денег на индийский не хватает.
Это правда. Не то, чтобы у меня совсем денег не было ни фига, просто трачу я их на всякие dvd фильмы, музыку, книжки разные. Все лучше, чем чипсы жрать. Хорошо хоть не курю...
- Все это фигня, - говорит. - Закажи кипяток, попробуешь настоящий чай.
Что это он мне подсунуть норовит? А может, он какой-нибудь преступник, который хочет, чтобы я потерял сознание от его хитроумных отваров, а сам меня - хап! - и продаст на органы. Брр, мерзость.
Все ж надо поосторожнее - вон какой качок.
- Да нет, спасибо, мне этого хватит.
- Нет, ты закажи. Пока предлагаю.
Хотя сам он вроде то же самое пьет...
Я позвал официантку: кипятка, говорю, мне. Она удивилась, но принесла. Ладно, ну ее. Настроение не то.
Мужик дал мне лист, я покрошил его в кипяток и стал размешивать.