Аннотация: О том, какой разной может быть любовь...
Мне хочется рассказать историю. Задумка пришла ко мне во сне на мой день рождения, который было давненько. Написание этой повести затянулось на несколько лет и включает в себя несколько периодов моей жизни, несколько уроков, которые я усвоила. Какое-то время я все думала, как бы ее закрутить, как бы ее описать так, чтобы выбить слезу у читателя, чтобы по прочтении он сказал: как хорошо пишет автор. За этими помыслами стерся тот душевный отклик, то душевное волнение, возникшее у меня после той ночи, когда я увидела сновидение. Мне хотелось написать нечто в стиле Габриеля Гарсиа Маркеса "Полковнику никто не пишет", когда, долго сопереживав герою, ты читаешь последние фразы: "- Что же мы будем делать? Что мы будем есть? - Мы будем есть говно" и впадаешь в состояние, совмещающее восхищение, изумление, удивление и некоторую гордость за героя. Но я не умею долго и красиво описывать, раскрывать внутренний мир героев. И мне в последнее время больше не хочется быть лучше кого-то, сравнивать себя с кем-то. Просто хочется быть честной, просто говорить, как чувствую, и в каждом шаге стараться быть лучше себя, и только.
Для начала я хотела бы рассказать о чувствах, которые испытываю к героям этой истории. Это нежность. Странно, наверное, звучит - более привычна любовь автора к персонажам. Но мне тяжело сказать, что это любовь, поэтому говорю - нежность. Она ближе к истине. Эти люди, о которых я расскажу, никогда не жили, и я не видела в реальности им прообраза, они - красивы. Не то, чтобы они ликом были солнцеподобны или души великие порывы их распирали изнутри. Они красивы так, как я вижу красивыми руины старого здания, технические пейзажи, столбы дыма, рассекающие голубое небо, как грубые мозолистые руки, как старые лица, исчерченные морщинами. Такая ненормальная, не общепринятая красота - душ, часто ошибавшихся и умеющих просить прощения, нестареющих в страданиях, не умеющих витиевато мыслить и хитрить, душ, простых и прямых.
Первым вашему вниманию я представлю парня. Сейчас он сидит на берегу моря, на камне. На нем надеты подвернутые до колен темные штаны. Голый торс и босые ноги. Набегающие волны омывают его ступни и сравнивают ямки, которые он ковыряет большими пальцами в песке. Если отвлечься от его ног и поднять взгляд выше, то можно увидеть загоревшее обветренное лицо (это все виновата соленая морская вода, ветер и беспощадное солнце) и выгоревшие светлые волосы. Глаза серо-голубые, ясные, смотрят в бескрайнюю морскую даль и ждут. Руки его сильны, кожа ладоней суха и груба. Он молод - ему только исполнилось семнадцать, но он уже давно привык тяжело работать. Даже не то чтобы привык, кажется, он родился с этим осознанием, четким и ясным: чтобы жить - нужно работать. Это осознание помогало, давало силы и, когда в очередной раз его руки с неимоверным усилием затягивали сети, полные рыбы, на лодку, он вставал в полный рост, прислонял ладонь ко лбу, смотрел на солнце, жмурился и улыбался. Он - рыбак. Его зовут Франсуа.
По правую руку от него - причал для рыбацких лодок. Сегодня Франсуа уже работал. Лодка, качающаяся на волнах - не его, сети - не его. От улова ему достается малая часть, которую он уже отнес домой. Франсуа получает несколько монет в день от Гаспара. Лодка, качающаяся на волнах - его, сети - его, основная часть улова - его. Гаспар уже в возрасте, и ему тяжело справляться одному. Он платит несколько монет и отдает часть улова молодому сильному парню Франсуа, который каждый день до рассвета выходит с ним в море и помогает ему. Сегодня Франсуа уже работал.
Он сидит на берегу и ждет следующего героя этой истории. Этот герой по-своему необычен. В первую очередь тем, что он не человек, не зверь, не птица. Он - пассажирский корабль. Он не огромен, как пароход, но он и не настолько мал, чтобы остаться незамеченным. Он достаточно бел и чист, на нем достаточно много флажков, а также интересных, необычных важных людей; жизнь, которая путешествует на его борту, имеет достаточно другой воздух, другой темп и другой ход времени, чтобы у жителей поселка (который на данный момент расположен за плечами Франсуа) замирало сердце, захватывало дух, и распирающее грудь чувство вырывалось в мир радостными криками. Но Франсуа не разделял эмоций жителей своего поселка. Он ждал, когда же появится белая точка на горизонте, чтобы вздохнуть, устало подняться, побрести домой и сказать матери, что из-за косы, на самом краю которой стоит старый маяк, выплыл "Белый лебедь", и он совсем скоро причалит к пристани, находящейся чуть дальше причала для рыбацких лодок.
Просто посмотрите, как это обычно происходит. Франсуа стоит у открытого окна, занавешенного синей клетчатой материей, которая слегка колышется на ветру, и заглядывает внутрь своей лачуги. Он говорит: "Мама!". И небольшая худая сутулая фигурка в старом сером платье, черном платке и синем клетчатом фартуке оборачивается к нему. Франсуа, наверное, отвлек ее от очага, где она готовила ему рыбу, которую он недавно принес, или, может быть, от рукоделия, которым она занимается. Иногда он отвлекал ее от уборки, реже - от чтения, так как новые книги появлялись у них нечасто... да нет, не поэтому - я говорю неправду, какой она прикрывается перед своим сыном. Реже от чтения, просто потому что мама Франсуа стала видеть в последнее время намного хуже, но она не хочет расстраивать его своими жалобами. Знаете, даже если пойти по поселку и начать считать всех, кто слышал, как их семья жалуется на что-то, то больше нуля вы никогда не сосчитаете. Так вот, мама Франсуа оборачивается и видит силуэт своего сына в окне и улыбается ему, иногда молча, а иногда произнося: "Да, мой милый Фафа?" - и не потому, что она не знает, что он от нее хочет, а просто, потому что ей нравится называть его "милый Фафа". И Франсуа отвечает: "Белый лебедь уже близко". И тогда мама начинает традиционную забаву под названием "Надо поторопиться и ничего не упустить". Она поспешно заканчивает начатое - либо уборку, либо приготовление рыбы, либо складывает лоскуты в шкатулку для рукоделия, реже - дочитывает страницу книги. Затем снимает фартук и достает из комода все, что она успела сделать за последние несколько недель, ведь "Белый лебедь" появляется в поселке раз в месяц: пару плетеных кукол, вышитые полотенца, ожерелья из ракушек и разную всячину, которую она умело мастерила из подручного материала. Все проверяет несколько раз, складывает в котомку, смотрится в зеркало, поправляет платок и идет к причалу. Там она предлагает свои изделия за символическую плату пассажирам корабля. Так она зарабатывает. Ее зовут Макария.
Насколько известно мне и старшему поколению поселка, Макария не коренная жительница. Около восемнадцати лет назад рыбаки нашли ее на берегу без сознания. Откуда она взялась на самом деле было неизвестно. Ответить на этот вопрос не смогла и сама Макария, когда пришла в себя - она ничего не помнила, кроме своего имени. Тогда все решили, что какой-то корабль потерпел крушение или попал в шторм, и она просто выпала из него. Не знаю, насколько это будет значимым для читателя, но скажу, что на самом деле она не выпала из корабля, а выпрыгнула, после того, как мужчина, от которого она была беременна, узнав о ее беременности, отказался от своих слов и своих чувств. И ей показалось, что будет вернее погибнуть в пучине вод, но сохранив честь, чем от рук ревнивого мужа, и без чести. Но не осуждайте ее, дорогой читатель, после двадцати лет замужества по протекции родителей с недалеким, ограниченным, озлобленным и неспособным иметь детей человеком, любой смазливый и красноречивый ловелас сможет вскружить голову даже самой сознательной и рассудительной женщине. И как бы там ни было, те несколько месяцев обмана были самыми счастливыми в той ее жизни. А здесь, в поселке, началась ее новая жизнь. Тогда ей было сорок. Сейчас - пятьдесят семь. И никто так и не узнал о ее прошлой жизни, так как никогда не вылечится от беспамятства тот, кто ничего не хочет вспоминать. И после этого всего у меня никогда язык не повернется назвать ее несчастной, так как мало какому баловню судьбы при жизни выпадет такой шанс - начать все заново.
Несколько слов о поселке. Люди здесь живут добрые. Например, Макарии дали кусочек земли и построили лачугу, а когда она родила Франсуа ей помогали кто чем мог: продуктами, одеждой. Здесь есть небольшой медпункт, в котором каждый год появляется новый врач, какой-нибудь не очень удачливый или не очень богатый, или то и другое вместе, студент, только окончивший университет и проходящий тут практику. Здесь есть школа, в которую, пока я вам описываю поселок, собирается Франсуа. Посмотрите, он откатил штанины, обул сандалии, надел чистую, тщательно выстиранную Макарией, синюю клетчатую рубашку и, взяв под мышку несколько книг, шагает по улице, пиная какой-то камешек, насвистывая придуманную им мелодию. Но если сейчас читатель, быстро отведет свой взгляд от Франсуа и посмотрит чуть влево от него, туда, между досок зеленого забора, вдоль которого он идет, то заметит, что одна из них отодвинута чуть в сторону, и в образовавшуюся щель глядят два темно карих глаза, горящих любопытством, а может, и каким другим чувством... Но об этих глазах чуть позже. Надо закончить описание поселка. Из крупных зданий я не описала только фабрику. Что она производит? Это неважно, фабрика мала по площади, мала по производству, мала по прибыли. Хотя все относительно, для среднего жителя поселка прибыль фабрики огромна. Давайте для удобства считать, что она производила обувь. Если читателю не нравится столь прозаичный вариант, то он может выбрать сам что-либо другое, что ему по душе: конфеты, воздушные шары, игрушки. Важным является то, что производимая вещь обладала отменным качеством и оригинальными свойствами, что поддерживало спрос на высоте, и почти сто процентов произведенного товара уплывали на большую землю в грузовом отсеке "Белого лебедя". Чтобы улучшать товар или хотя бы для того, чтобы качество его не падало, владелец фабрики брал на работу умелых, трудолюбивых, умных людей. Он изучал людей вокруг себя, искал тех, кто стремится развиваться и ищет знания. И в первую очередь таковым среди молодежи был для него Франсуа. И Франсуа знал это, и поэтому учился лучше всех, прилежней всех. Да, науки давались Франсуа легко. Эх, живи он на большой земле... Так вот, о чем это я? Ах да. Владелец фабрики очень надеялся на Франсуа не только как на работника, он также приглашал его к себе, чтобы угостить какой-нибудь интересной книгой, аргументируя это тем, что уровень обучения в школе слишком низок. В ходе этого угощения Франсуа был познакомлен с дочерью владельца фабрики - пятнадцатилетней Еленой, к сожалению, голубоглазой.
Если в ходе истории появится еще кто-то очень важный, то я о нем обязательно расскажу, а сейчас подведем итоги. Что мы имеем в начале пути? Франсуа - работящий, умный парень. Он хочет выбраться из нищеты и видит перед собой один путь: работа на фабрике. Есть его мать, которая безумно любит своего сына. И, может быть и не помнящая, но точно знающая, что где-то там, за пределами поселка, есть другая жизнь, и где-то там есть другая, лучшая судьба, которой достоин Фафа. Есть "Белый лебедь", как символ этих ее надежд. И это самое важное.
Теперь мне надо слегка отстраниться и оставить читателя и героев наедине. Я буду просто описывать и подталкивать картины и действия, без своего субъективного мнения. Итак, возвращаемся на причал, к которому уже пришвартовался "Белый лебедь"...
Опустили трап. И постепенно по нему стали спускаться пассажиры. Грустные, веселые, заспанные, бодрые. Кто-то следовал обычному маршруту, и глаза его привыкли видеть то же самое, и на берег он ступил, чтобы размяться. Глаза же других загорались жаждой познания нового, хотя бы ненадолго, хотя бы на время стоянки. Кто-то из гостей, какой-то парень в сером костюме и в серьезном выражении лица, запустил воздушного змея. Ребятня из поселения стала неподалеку, раздираемая сомнениями, стоит ли проситься к серьезному человеку, чтобы вместе позаниматься глупостями.
- Ух ты! - выпалила девчонка лет шести, в цветастом платье, с большими глазами и кудряшками, увидев разложенные перед ней Макарией изделия. - Мама, посмотри!
Она взяла ожерелье из ракушек и подняла его вверх, как будто мама, стоявшая в метрах пятидесяти от нее, смогла бы его от этого лучше разглядеть. В ответ мама только на секунду отвлеклась от беседы с каким-то мужчиной и слегка кивнула головой.
Девчонка решительно повесила ожерелье себе на шею и схватилась за куклу. - Мама, посмотри!
В этот раз мама не оглянулась.
- У меня есть... раз... два... - малышка стала доставать монетки из кошелечка, - Я уже умею считать...
- Не надо, - ответила Макария, - Это подарок. Тебе от меня.
- А мама говорит, что за все надо платить!
- Может быть и надо. Я не знаю. Но иногда хорошо просто получить подарок.
- А у меня нет для тебя подарка.
- У тебя их целая гора.
- Где?
- А вот тут! - Макария указала пальцем ей на грудь. Девочка опустила голову, чтоб посмотреть, и в это время Макария легенько ущипнула ее за нос. - Попалась!
- Хи-хи, - девчонка перестала хмуриться, улыбнулась, продемонстрировав отсутствие переднего зуба, и спрятала нос в ладошку. - А как тебя зовут, тетя?
- Макария.
- А я - Лиза. Я буду сидеть тут с тобой. Прям тут на песке, - Лиза плюхнулась рядом с Макарией, но Макария перетащила ее себе на руки. - А у меня много кукол. Я им шью платья сама, и мебель делаю, из коробок всяких. А эту я назову как тебя - Макария...
Так завязался их разговор. Такой удивительный, каким редко может быть разговор между маленькой девочкой и старой женщиной, и который невозможен, если двое людей не имеют много общего. Подходили люди, приобретали игрушки, наиграно умилялись, глядя на девочку. Макария и Лиза улыбались им и ждали, когда они уйдут. "Муравьи такие сильные... я люблю море... тяжело поверить, что Солнце не отдыхает, когда садится... всем надо отдыхать, даже большим, сильным и светлым... у тебя шершавые руки... ты пахнешь конфетами..."
На берегу появился подросток, он выбежал из "Белого лебедя" с пачкой листовок в руках. Озадаченно оглянувшись по сторонам, он стал оббегать берег, раздавая их местным жителям. Его хватило человек на пять, которые, не читая, мяли их и выбрасывали. Он подбежал к морю, оглянулся в сторону корабля и бросил пачку в воду. Несколько листовок, не успев достигнуть поверхности воды, были подхвачены ветром. Подростка, бегущего обратно на борт, это уже не волновало.
- Смотри, он к нам подкрадывается! Хи-хи, - Лиза заметила листок бумаги, который будучи присыпанным песком, уже не мог взлететь, а действительно, переворачиваясь, как будто полз к ним.
- Ты умеешь читать?
- Я знаю несколько букв... А ты?
- Я тоже, - Макария улыбнулась, - Подними-ка его, не зря же он к нам пришел.
Пока они всматриваются вдвоем в лист бумаги, ставший золотым в лучах приближающегося к горизонту солнца, в поиске достаточно знакомых или достаточно больших букв, вернемся к Франсуа, который уже должно быть возвращается домой.
И не смотря на то, что на улице, ведущей к дому, его не видно, можно быть уверенным, что он скоро появится - как же он может не появиться, если доска забора уже отодвинута, карие глаза блестят, нижняя губа прикушена белыми зубками, а каждый вдох-выдох все тяжелее и громче.
Франсуа идет, пошаркивая, поднимая пыль. Это его забава - маленький ежевечерний ритуал, кто-то пьет по вечерам, кто-то вступает в горячий спор с соседом, кто-то играет в карты, пожевывая сигару зубами, а Франсуа шаркает, идя к дому. И улыбается себе под нос каждый раз, когда проходит мимо зеленого забора. Но что это на его клетчатой рубашке? Пятно от чернил - ответил бы недалекий или не желающий задуматься наблюдатель и продолжил бы заниматься своими делами. Но мы-то увидим больше. Это ответ, это ответ на умытые горячими слезами щеки, на полуночный бред воспаленного разума. Это тот самый священный повод, повод выпрямиться, выбежать, позвать, догнать.
- Да не надо, чтобы нищие рыбаки рубашки у прачек стирали - это слишком.
- Да не за деньги! - вырывается, - Из дружбы...
- Из дружбы?
Тихое "да". Взгляд блуждает повсюду, лишь бы не встретить его глаза.
- У вас с матерью и так полно работы.
- Да с чего ты взял, совсем нет!
- Я вижу твои руки.
Двое посреди дороги. На расстоянии чуть больше метра. Пауза, оседающая пыль и еще кое-что между ними, что делает воздух и пространство вязким, как мед.
- Спасибо тебе за заботу, я пойду...
- Не уходи, постой, пожалуйста, со мной еще вот так... хотя бы чуть-чуть...
- Хорошо.
Пауза.
- Извини, ты, наверное, спешишь к хозяину фабрики, - нервно трет руки, пытается спрятать.
- Нет. Я не иду к ним сегодня, - подходит, берет ее за руку.
- Франсуа, не надо. Мои ладони грубые, совсем... некрасивые.
Парень не отпускает. Молчит.
- У Елены, наверное, очень красивые и... нежные... не то, что у меня.
- Наверное, - подносит к губам. - Ты хорошая, добрая, трудолюбивая девушка, и руки у тебя красивые. Вот только школу ты зря забросила.
Пауза.
- Мне пора. До встречи.
Ушел, пошаркивая.
Он не оборачивался и не видел, что она стояла еще долго, пока он не скрылся за поворотом, а потом, еще чуть-чуть постояв, резко сорвалась и побежала. Ей хотелось смеяться, но получалось плакать. Ей хотелось плакать, а получалось смеяться.
Она сейчас красива как никогда. В ее дворе развешано много белья. Она бежит меж огромных простыней, которые наполняются ветром словно паруса. Так же наполняется счастьем ее сердце. Золото солнца в воздухе, золото смеха в воздухе. Отойдем подальше, оставим ее одну. Проследим за тенью ее силуэта на белой ткани. Вот она раскинула руки, танцует и кружится. Вот она прислонила ладонь, которой коснулись его губы, к лицу. А вот она села на землю, прижав колени к груди. Слышите, она что-то бормочет? Это ее единственная за долгое время молитва: "Франсуа... Франсуа... Франсуа". И как мы можем заметить - отзывчивости ее бога и действенности этой молитвы могут позавидовать все религии мира. Она счастлива. Ее зовут Карина.
- Карина! - ее окликнула мать .
Нехотя девушка спустилась с небес на землю. Нехотя встала с той же земли и побрела, прислонив заветную ладонь к щеке.
- Что случилось? Куда ты пропала? Что с рукой? - мать выпалила эти слова, не отрываясь от процесса стирки, и как бы спрашивая между прочим.
- Печет, - ответила Карина.
- Обожглась?
- Нет... Просто... Мама, я иду завтра в вечернюю школу.
Мать Карины замерла, посмотрела дочери в глаза. И ничего не ответила. И так как она посмотрела в глаза человека, который принял решение по-настоящему и уверен, что делает, она стала думать не о том, как переубедить дочь, а том, как достать принадлежности для учебы.
А Карина продолжила работать с матерью. Она опускала руки в холодную воду и улыбалась. Так как даже в холодной воде... "Печет...".
--------
- А - КА...
- А это? Кажется Д? - Макария поглядела на Лизу, та запустила ладошку в кудри, сделала серьезное лицо и с уверенностью специалиста произнесла:
- Да, Д!
- И что же вместе получается?
- А-КА-ДЕ-МИ-Я!
Как только Лиза прочитала название листовки, раздался гудок, оповещающий о том, что "Белый лебедь" скоро отправляется.
- Ой, мне пора...
- Лиза! - ее звала мать.
Лиза схватила подаренные игрушки.
- До свиданья, Макария, - поцеловала ее лицо и побежала. Она несколько раз останавливалась и оглядывалась, как будто желая убедиться, что добрая женщина была на самом деле, что она самая обыкновенная, а не волшебная - и не исчезнет вместе с игрушками.
На берегу появился Франсуа и направился к Макарии. Лиза пробежала мимо него, ткнулась матери в подол платья и начала хвастаться подарками.
- Как ты? - Фафа стал рядом, бросив тень на листовку, которую все пыталась прочесть Макария.
- Хорошо, милый Фафа, сегодня очень удачный день.
- Что это у тебя?
- Да вот, об Академии какой-то... прочти, пока я соберусь.
Франсуа взял лист.
- Академия... на большой земле. Конкурс на бесплатное обучение....
- Фафа! Бесплатное обучение? Не может быть!
- Ну, вот сама смотри, мам, - Франсуа ткнул пальцем в текст.
Макария сделала вид, что прочла.
- Милый Фафа! Ты должен попробовать...
- Не говори ерунды.
- Такой шанс! - Макария взволновалась не на шутку.
- Шанс оставить тебя одну здесь?
Франсуа скомкал листовку, бросил, повернулся и пошел в сторону дома.
Макария подняла ее, засунула в котомку и последовала за ним. Такая возможность! Ответ на ее молитвы. Убежденность в том, что это знак, и Фафа должен плыть на большую землю, засела в ней очень глубоко. У нее начали слегка трястись руки от волнения, она хотела говорить и как можно скорее переубедить Фафа, но он шагал чуть быстрее обычного, и говорить с его спиной не представлялось возможным.
- Милый, милый Фафа, - бормотала она себе под нос.
- Простите, - ее остановил мужчина, стоявший ранее с матерью Лизы.
- Да?
Он протянул купюру.
- Это вам за замечательные игрушки.
Макария молча посмотрела на него, потом на его руку, волнения быстро прошли. Франсуа отошел в сторону к Гаспару, который стоял неподалеку и тоже наблюдал за "Белым лебедем".
- Вы, наверное, очень бедны, - сказал мужчина в ответ на ее молчание.
- Чуть богаче, чем вам кажется, синьор, - ответила твердо Макария, - Пойдем, милый Фафа.
Она развернулась, не взяв денег, и продолжила свой путь. Франсуа кивнул мужчине и пошел за матерью.
- Странные люди, - произнес синьор, как бы оправдываясь за неловкую ситуацию перед стоявшим в паре шагов от него Гаспаром.
- Самые что ни на есть нормальный люди, - меланхолично ответил старый рыбак и поднес трубку к губам.
Молодой человек спрятал деньги во внутренний карман, учтиво приподнял шляпу, развернулся и быстро зашагал к перрону, увязая по щиколотку в песке.
------------
- Франсуа, я не знаю... любовь - ведь это так сложно...
- Почему же?
- Ну как же, она какая-то непонятная, большая, печет и мешает дышать. Чем глубже вдыхаешь, тем больше задыхаешься. И мечешься, места не находишь, не знаешь, что с ней делать... - Карина при этих словах активно жестикулировала, подскакивала со стула и ходила из угла в угол. Ей явно не хватало слов, и, наверное, она думала, что чем больше она сделает размах руками, тем Франсуа станет понятней.
- Зачем с ней что-то делать? - Франсуа сидел спокойно, улыбался, а в глазах его прыгали отблески пламени свечи. - С ней ничего не надо делать. Любовь - это просто, как по мне. Она приходит к нам для того, чтобы мы знали, что делать. Я люблю тебя, Карина. И я знаю, что делать. Я закончу школу, начну работать на фабрике, заработаю денег. Возьму тебя в жены. Ты родишь мне детей. Первый обязательно должен быть мальчик. Я хочу, чтоб старшим был мальчик - мой наследник... Хотя я буду благодарен Богу за любого ребенка от тебя, - Франсуа говорил тихо и монотонно, как будто разучил эти слова давно, - Ну, а пока я буду ловить рыбу, а ты стирать белье. И так будет завтра, послезавтра и через полгода. Но мы будем знать, что нам нужно будет делать, когда настанет час, потому что к нам пришла любовь.
Карина, которой никогда не нравилось, когда ей указывают, что делать, слушала то, как Франсуа расписал ее жизнь, и ее сердце ликовало. Она бросилась к его коленям, взяла его руки в свои и начала целовать.
- Ты такой умный, а я глупая...
Франсуа рассмеялся, обхватил ее голову и поцеловал в лоб.
- А сейчас мне пора. А то еще полчаса, и о нас станут нехорошо думать. Увидимся завтра в школе.
- Угу, - ответила Карина и закусила нижнюю губу.
Франсуа ушел.
---------------
- Милый Фафа! Ну дай матери своей хоть высказаться!
Франсуа остановился в двери.
- Материнское сердце не обманешь - я вижу, ты умен и силен. Ты умен не для фабрики и силен не для рыбной ловли. На большой земле...
- Да слышал я это уже сто раз! Что ты мне предлагаешь?! Бросить тебя?!
- Ах! Воспитала же тебя благочестивым на свою же голову! Лучше бы ты был счастливым подлецом! Хотя нет, ты и так есть подлец, только несчастный - заставляешь смотреть мать на своего сына, и понимать, что она не может ему помочь встать на ноги.
- Встану сам! Ты мне ничего не должна! И сам решу, как поступать.
- Ну подумай хоть о Карине! Выучился бы - забрал бы ее. А так, что на фабрике той - за гроши с утра до вечера? Что она тоже - с утра до вечера трудится. Как у них с матерью руки не стерлись! Какая жизнь-то у вас будет! А детей своих-то растить тоже в нищете будешь? Уж поверь - сердце кровью не раз обольется - по своему опыту знаю!
- А как ты предлагаешь мне воспитывать детей, если я сам оставлю в нищете и нужде родную мать? Чему я смогу их научить? Каких подлецов я выращу?
- Ну если ты так чтишь меня, то пообещай, что подумаешь. Оставишь негодование, что сейчас кипит в тебе, и с холодной головой подумаешь. Обещай, если чтишь меня!
- Обещаю... Я опаздываю к директору. До вечера.
Франсуа убежал. Макария смотрела ему вслед. Из оцепенения ее вывела соседка, которая пришла, чтобы приобрести подарок для своей дочери на день рожденья.
---------------
- Ай, бросьте, Франсуа, я прекрасно понимаю зачем вы посещаете мой дом! Мне скоро шестнадцать... отец не скрывает своих намерений, да и вас прочесть не трудно... - Елена изобразила что-то вроде обреченности и усталости на лице.
- Я не совсем вас понимаю, - Франсуа сдвинул брови к переносице.
- Как же. Дочь директора фабрики - завидная добыча...
- А-а-а! - Франсуа рассмеялся, - Как же я наивен! Совсем нечестно будет сказать, что я не предполагал... Но мне настолько неловко было даже думать об этом, что меня можно простить за непонимание. Елена, не волнуйтесь. Я поговорю с вашим отцом, он умный человек, он все поймет. Я уже полюбил... и нашел себе невесту. А вы, как девушка, меня совершенно не интересуете, - Франсуа расплылся в улыбке.
Елена встала как вкопанная. На бледных щеках ее появились красные пятна. Она взглянула на молодого рыбака так, что если бы он был копной сена, то тут же занялся бы пламенем. В попытках сказать что-то ее рот несколько раз открывался, но связного ничего не выходило, поэтому девушка ограничилась красноречивой пощечиной и убежала в дом.
Наивный, наивный Франсуа...
-------
"Держи меня, Франсуа, у меня подкашиваются ноги... я упаду..."
Порыв ветра колышет высокую траву, и они пошатываются вместе с ней...
"Давай упадем вместе"
Лежат.
"Братья не найдут... Пусть не найдут..."
"Пусть никто не найдет"
Карина, словно слепой котенок, стала тыкаться в лицо Франсуа, и сильно прижиматься ко всему, чего касались ее губы...
"Тише, тише..."
"Не могу, без тебя не могу, с тобой не могу. Сердце куда-то проваливается"
Отрывает ее от себя, кладет голову ей на грудь.
"Сердце на месте, только бьется часто-часто. Мое тоже"
"У меня все тело горит... Соленый запах твой, губы твои горячие"
"Ну подожди...подожди... Никуда не денутся от тебя мои губы, они теперь только твои... Пусть только подруги сошьют тебе белое платье"
Карина оттолкнулась от него, перевернулась на спину и уставилась в небо.
"Белое, как эти облака"
Провел тыльной стороной ладони по ее щеке.
- Я пойду домой! - громко сказала она вверх, прорываясь сквозь тягучесть меда.
- Зачем ты кричишь. Я слышу.
- Это чтобы самой себя услышать! Это чтобы саму себя перекричать! Этот тихий назойливый шепот внутри себя перекричать! Если не кричать, Фафа, можно задохнуться...
- Подожди братьев. Они же на лошадях.
- Я пойду пешком! - она резко встала, подняла валяющуюся неподалеку связку книг и вышла на тропу.
- Ну зачем идти пешком? Тут же далеко.
- Ничего, я дойду!
- Я зайду завтра к тебе.
- Обязательно заходи!
- Ну и ладно, - Франсуа подложил руки за голову и улегся, - глупая женщина, - произнес он тихо и расплылся в улыбке.
А Карина направилась в поселок, широко шагая, размахивая руками во все стороны и громко напевая какую-то песенку, слов которых мы не разберем, так как находимся вдалеке, посреди поля, и фигурка ее редко-редко показывается среди высокой травы. "Почему же мы так далеко?" - может быть, взволнуетесь вы. Почему не идем рядом, за левым плечом ее, чтобы хорошо расслышать слова песни? Во-первых, слова не так уж и важны, все мы догадываемся, о чем поют трепещущие сердца, даже если текст песни о море, ветре и небесах, и тому подобном. Во-вторых, мы здесь, чтобы увидеть появившегося на этой тропе всадника на белом коне, который мчится навстречу Карине. В доносящемся к нам топоте копыт - вся ярость и злость наездника, светловолосого, голубоглазого наездника с красными пятнами на бледных щеках. Правая рука его отставлена в сторону. В ней кнут.
А Карина машет руками и громко поет...
Топот копыт, тяжелое дыхание наездника, рука и плеть...
И можно кричать... Кричите, кричите через все поле. Кричите и выкричите себе сердце - это не поможет.
Песня обрывается на полуслове криком. Свист рассекаемого воздуха. Удар. Крик. Удар. Крик. Удар. Крика больше нет... Удар. Удар. Удар.
Карина лежала в стороне от тропы, точно также как лежала некоторое время назад рядом с Франсуа. Она все слышала. Она слышала, как унеслась белая лошадь, она слышала, как дышал Франсуа за спиной у одного из братьев, когда те возвращались домой. Только сил не было позвать. Она слышала, как трава, покачиваясь, касается ее тела, слышала, как солнце ползет по небосводу, как белые-белые облака переодеваются в золотистые наряды. И только, когда она услышала, как вздохнуло море - там за простором поля, море готовое принять, отходящее ко сну солнце, в себя. Тогда она почувствовала в себе силы подняться...
...Карина неслась по закоулкам, закрыв лицо руками, спотыкалась и периодически падала на колени. Воя от боли и отчаяния, она вбежала во двор, и так как плохо видела, налетела на свежевыстиранное белье, развешенное на веревках, и оставила на нем кровавые разводы.
- Мама-а-а! Мамо-о-очка! - Карина встала посреди кухни и опустила руки. За кухонным столом сидели ее браться и мать. Братья подняли головы, и, не проронив ни звука, отодвинули тарелки и встали из-за стола. Один из них взял покрывало с кресла, укутал Карину, поднял и вынес из дома. Второй взял деньги из шкатулки и тоже вышел. Они всегда так действовали - и работая в поле, и занимаясь домом - молча, ни о чем не договариваясь, ни о чем не споря, как две части одного слаженного точного механизма. Когда нужно было решить какой-то вопрос, им в основном хватало взгляда. От этого веяло силой и спокойствием. Наверное поэтому, очутившись на руках у брата, Карина умолкла. Она уткнулась окровавленным лицом брату в грудь и потеряла сознание.
Моросил дождь. Стало совсем темно. Два брата шли по улице и несли свою сестру по очереди. Чувствуя, что брат устал, другой молча подходил и брал сестру на руки. Так они шли. Так они шли к врачу. Их звали Диего и Лука.
Мать же так и не смогла встать из-за стола в тот вечер. Она сидела на скамье и смотрела в ту точку, где увидела свою дочь. Пока под утро Лука не коснулся ее плеча и не вывел из оцепенения, сказав, что произошло с сестрой, что все обошлось, что врач зашил и обработал раны, денег не взял и даже дал лошадей привезти Карину домой.
Братья внесли сестру в дом, положили на кровать в ее комнате и ушли в поле. Мать принесла икону, поставила рядом на тумбу и стала молиться. Вложив в молитвы остатки сил, мать рухнула возле кровати. Такой ее застала, очнувшись, Карина. Она протянула руку, погладила мать по голове и сказала: "Спасибо, мама".
- Карина! - за двором стоял Франсуа и звал ее. - Карина!
Она подавила в себе порыв броситься на улицу, залезла под одеяло, свернулась калачиком, и по привычке закусила нижнюю губу. Из свежей раны выступила кровь. Карина застонала от боли.
- Карина!
Тут пришла в себя мать. Встала, подошла к окну и открыла его. Карина, как ошпаренная соскочила с кровати и бросилась к ней, упав на колени.
- Ради всего святого мамочка, любимая моя. Не дай ему меня такой увидеть. Ни за что.
Мать посмотрела на дочь, как недавно смотрела на нее, когда она сказала, что идет в школу. Как смотрят на человека, который принял решение. Это у нее было от братьев. И от этого тоже замирало сердце.
- Придумай что-нибудь. Прогони его.
Мать посмотрела на Франсуа, стоящего за забором, улыбающегося, на его выпаленные солнцем, взъерошенные ветром волосы. На секунду представила, какие красивые у нее могли бы быть внуки. Но почувствовав, что к горлу из груди накатывает огромный тягучий ком, сжала зубы, строго посмотрела на молодого парня и произнесла механически.
- Уходи прочь. Она не желает тебя больше видеть. Никогда!
- Но...
Франсуа еще что-то кричал, но мать закрыла окно.
- Ты точно знаешь, что делаешь?
- Конечно, мама. Ведь любовь дается нам, чтобы мы знали, что нам делать, когда наступит час.
Карина стояла напротив зеркала. Смотрела на свое исполосованное огромными шрамами лицо, на перебинтованный глаз и не плакала.
Мать вышла из комнаты, чувствуя, что тягучий ком становится все больше. Она испытывала его однажды раньше - когда умер ее муж, отец Карины. Она помнила, как поборола его тогда и знала, что делать сейчас. Она знала, что если ему поддаться, то можно потерять все силы и сойти с ума. И лекарство от этой напасти, наверняка, передалось ей от ее матери, а той от бабушки и так далее.
Женщина вышла на улицу, сняла с веревок белье, измазанное кровью ее дочери. Белье господ, дочь которых изуродовала ее дочь, которая с детства стирала им белье, но один раз только испачкала, вчера, случайно. Она взяла это белье, бросила в таз, залила водой и стала стирать, чтобы отстирать кровь своей дочери. Иначе дочь господ будет недовольна, если найдет пятна крови на своей постели, крови молодой прачки, которую она же и изуродовала. И она стирала, она стирала и перестирывала. Руки крутило от воды, суставы ныли. Но она брала уже выстиранное белье и снова его стирала. И перестирывала еще раз. Понимаете? Она стирала кровь своей дочери. И потом еще раз перестирывала... До наступления темноты, и всю ночь, и всю жизнь от этого момента и дальше, она только и делала, что стирала кровь своей дочери. Она - прачка. Ее зовут Палома.
В эту ночь Карина произнесла последнюю молитву в своей жизни. Она молила оградить Франсуа от бед, чтобы Елена не нанесла ему никакого вреда, благодарила за любовь и счастье, которые были ей даны небом... и все. Больше ни о чем молить ей никогда не хотелось.
---------
Настал день "Белого лебедя". Настал день рождения Елены. Франсуа оповестил мать о приближении корабля, нарядился в костюм, предоставленный по случаю праздника начальником фабрики, и направился к его дому. Шел нехотя, но затем, когда начал ловить на себе заинтересованные взгляды встречающихся ему жителей, почувствовал себя неловко и зашагал быстрее.
У Елены не было гостей. Ее отец встретил Франсуа и повел сразу к себе в кабинет.
Словно в тумане Фафа слушал речь пожилого владельца фабрики. Внезапно ощущал чьи-то похлопывания по плечу. Механически кивал.
- ...и поэтому наилучшим решением будет закрепить ваши отношения с Еленой узами брака.
Франсуа очнулся. Он не заметил, как в комнате появилась Елена. От неожиданности он выпалил:
- Нет!
Отец девушки замер в недоумении.
- Франсуа, погоди... Я правильно тебя понял? Ты не хочешь брать в жены мою дочь?
- Да, вы правильно меня поняли, - Франсуа и смутился, и разозлился, и не знал как достойно выйти из этой ситуации.
- Но почему?
- Я не люблю ее.
- Кого же ты любишь?! Неужели до сих пор ту дрянную прачку? - вся красная от слез выпалила Елена.
- Не смейте так о ней говорить! - Франсуа подскочил на ноги.
- Да кто она, как не дрянь? Знаешь, что она сейчас делает? Идет под ручку с одним солидным синьором с большой земли к "Белому лебедю". Не долго она любила нищего рыбака!
Последняя фраза ударила Франсуа в спину. Но он не обернулся. Он бежал, как никогда быстро. Но ему казалось, что ноги его тяжелы и еле передвигаются. Воздух обжигал легкие и мешал, все мешало. Заборы, повороты, люди, переходящие дорогу. Он перескакивал изгороди, бежал по чужим дворам. Лаяли собаки, кричали люди. Но Франсуа ничего не слышал. Не слышал даже того, как он сам, надрываясь, во все горло кричит: "Карина!"
С этим криком выскочил он на берег и устремился к причалу, где издавал прощальные гудки "Белый лебедь". По песку бежать тяжелей... Он узнал ее по платью. У нее было одно нарядное платье, в котором он видел ее ранее на всеобщих празднованиях. Еще на ней была какая-то странная шляпа с большими полями. Голова ее было наклонена вниз, и лица не было видно. Но это была она, без всяких сомнений. Она шла по трапу. Под руку ее вел пожилой мужчина в сером костюме, какого не носят в маленьких городках.
- Карина!
Фигура девушки замерла. Ладони сжались в кулаки. Она вцепилась в руку своему спутнику.
- Карина!
"Франсуа... Франсуа... Франсуа... Франсуа... Франсуа... Франсуа... Франсуа", - тихий шепот, как молитва из забинтованного рта.
- Что с вами, дорогая?
- Все в порядке, доктор. Просто держите меня крепче, ведите и не дайте обернуться.
Франсуа подбежал к трапу. Но две пары сильных рук схватили его. Это были братья - Диего и Лука.
- Отпустите меня! Мне нужно к ней!
- Нет. Она не желает тебя видеть.
- Как же вы не понимаете! Последний раз! А-а-а-а-а-а, - Франсуа бился в отчаянии, - Что с вами говорить, вы никогда ничего не испытываете!
- Мы много испытываем. И понимаем твою боль, Франсуа.
- Тогда отпустите. Отпустите!
- Нет.
Франсуа посмотрел на них. Ненавидеть и молить очень трудно одновременно.
- Да вы же - камни. Где вы, а где чувства!
- Чувства в нас, а мы над ними.
- Я люблю тебя, Карина!
Диего и Лука держали Франсуа за руки. Он выбился из сил, повис на братьях, и, будучи не в силах кричать, шептал: "Карина...Карина..." Карина так и не обернулась. "Белый лебедь" отплыл.
-------------
Все застыло. Неподвижно стояла на берегу Макария. Закрыв рот ладонью, она смотрела, как удаляется корабль, как сидит на песке ее сын, подпирая руками голову. Недалеко от нее как обычно стоял Гаспар с трубкой, которая перестала дымиться, так как он давно не подносил ее к губам. Неподвижно стояли рядом с Франсуа братья и тоже провожали взглядами, мыслями "Белый лебедь". Сегодня на борту у этого корабля было три безбилетных пассажира. Уплыли надежда, вера и любовь. Все застыло.