Король Поганов жил в старом ведре. Однажды он сидел в очаровательной скорлупке со своим летописцем Таракулой и рассуждал о единстве и противоречии вещи и вони, наслаждаясь чарующим ароматом и полнозвучием протекавшей поблизости обширной и зелёной трубы. Сень раковины скрывала сей уголок от любопытных взоров, да час, когда не мешают ноги, тьма скрадывает острые углы и наполняет благовонием все пороги и тайники невымышленного государства.

- Есть ли истоки у сей трубы ?- спросил благочестивый король.

- Конечно же,- пробормотал Таракула, распрямляя ус,- благочестивому королю, верно полагающему самоначальность всякого сора в качестве его первичной сути, было бы странно услышать из моих уст, что эти истоки есть; и упаси меня сороконожка, если бы я был недостаточно дальновиден и поверил этому проходимцу Усато, весьма красноречиво и необдуманно уверявшему, что истоки-де где-то высоко и изливаются якобы первично лишенными вони. Но как, как можно уверять, что они лишены вони, если он чувствовал, что они всё же изливаются ? Это первое. Да какие существуют основания верить этому сваренному в кофе, попавшему в мыло, присоленному и перевернутому так, что усы не достают до пола ? Я, конечно же, возмущен таким странным заявлением и требую загнать его в бутылку, пока не поздно !

- В сухую бутылку... - король сплюнул на бычок и изящно отправил его под ноги.

- Иначе, чего доброго, и иные полнолапые тараканы будут полагать, что вещь возможна без Вони и Проистекает; и только-де, как не имущая пахнуть, недоступна нашим усам. Но ведь не в этом зло, а в том, что она недоступна и Вашим, королевским Усам. А что есть недоступная вашему жизнетворному изусению вещь, как не величайшее зло, противное всякому грязетворному началу ? Я думаю, мало бутылки. Я за то, чтобы смутьяна дезодорировать.

- Ну, не будем рубить сплеча. И, думаю,вы согласитесь: слухи там, пятна на стенах, мотыльки, знаете... По-моему - так просто обезусить негодяя, и всё.

Кап-кап-кап...- капала вода, и тут до благородных усов Короля Поганов донёсся несмрадополезный стук. "Вы слышите?- спросил он Таракулу.- Опять. Только начнёшь по настоящему загнивать, а тебе всю вонь к жизни отбивают. Да прикажите же, дорогой, выслать отряд или два. Пусть разберутся и засорят, если надо. Только чтоб в это время я больше такого не слышал. Вы поняли?"- он рассержено поводил ложноножками по направлению к Таракуле.

Таракула внял. И недвусмысленном лапосучении дал понять, что больше нельзя откладыватьдело. Вскоре куча отчаянных тараканов вылезла из норок навстречу неизвестному. Один отряд попал в запах одеколона и заблудился, угодив в ботинок. Его надели, и отряд пропал без вести. Часть второго отряда, сбитая с пути ходом часов, оказалась в механизме и погибла в отчаянных попытках остановить помянутый. Другая половина дезориентировалась, пересекая зеркало,и, в конце концов упала в книгу, где была навсегда закрыта на странице 48. Третья группа поступила мудро, и беспрепятственно шла потолком до самого источника беспокойства. Спускаясь, она встретила по дороге некую картину - как показалось многим, незавершенную. Наибольшие же споры вызвал вопрос: писана ли картина маслом или маргарином ? Бесплодная дискуссия длилась, пока смельчаки не увязли намертво в живописи, оказавшейся миллиметра на три глубже, чем решили вначале... Самый ушлый посланец короля стороной обошел коварное произведение искусства и вплотную приблизился к страшному стуку, ступив на шаткие и едва зловонные клавиши. Рискуя быть обескрыленным, он шагнул дальше, на чёрные прутики, резко дёргающиеся, но успокоительно пахнущие чугунной трубой. Наконец, он подобрался к тому самому месту, где всё мелькало и ревело в едва переносимом грохоте. Выполняя королевское веление, он ринулся грудью на адский механизм - и... грязное пятно расплылось по бумаге.

Механизм смолк. И человек вынул из машинки лист бумаги. С отвращением держа его кончиками пальцев, понёс на кухню. Под раковину. Будь человек мужчиной - всё бы кончилось, кажется, вполне благопристойно. Но, на несчастье Короля Поганов, это была женщина. Она швырнула лист в ведро. Лист с запечатленными на нём останками смелого Гексанога, кои и упали к стопам самого Короля.

- Ах... Какое несчастье!- прошипел Таракула.

- Он выполнил свой долг в неизведанном...- молвил Король. И преклонил усы.

Спасайтесь!- вскричал Таракула.

Из раскрытой форточки неслась струя ужасного бессмрадного дуновения. Чуть позже, Король, подобрав надкрылья, рысью уносился из ведра. Поздно. Туда, куда уходит труба и ничто не тревожит вечный смрад, ударила с шипением струя жидкости, от которой хотелось расстелить на полу крылья, лечь на них и уснуть...

Женщина осторожно замела Короля Поганов и его свиту в торжественно благоухающий совок, покрытый знаками вечности; и полетели они далеко-далеко, за раковину, за плиту, за форточку - туда, где уже ничто не разливает своё зловоние.

Очнулся Правитель уже на снегу и, поднявшись на заплетающихся лапках, спросил ожившего Таракулу: "Однако, уважаемый, ваши усы что-нибудь обоняют ? Хоть что-нибудь - в этом странном мире ?"

- Только Ваше Королевское Высочество...- отозвался Таракула и замер.

- Я всегда знал, что вы будете верны своему Королю... -ответил Великий Поган.

- Это лишний раз утверждает правильность Вашей мысли о невозможности бытия без вони, ибо всё, что озаряет Ваше высокое бытие... - продолжал летописец и повернулся к Королю. Но тот был мёртв.