Всего три часа ночи было, когда мальчик наконец не выдержал и открыл глаза.
Но вылезти из-под одеяла не решился.
Три часа ночи и целых три часа - до рассвета.
Он прислушался. Темнота окутывала и пахла затхлой осенней листвой.
Было неестественно тихо: ни шороха, ни шепота ветра.
Только урчание у окна.
Мальчик вздрогнул.
Глубоко вздохнул и стянул с головы одеяло.
На подоконнике сидел кот.
Обычный кот. Полосатый, тощий, неухоженный, чуть побитый.
Спокойный.
Вот только животных у них в доме никогда не водилось.
Кот прищурился, словно приглядывался к собеседнику перед началом беседы. И протянул:
"Мяяяяяууу"
Первым порывом было вскочить и понестись со всех ног в родительскую комнату, но сил хватило лишь на то, чтобы отвезти взгляд.
"Мяяяяуу"
послышалось несколько ближе.
Сердце икнуло и переместилось в груди чуть глубже.
Кот спустился с подоконника и сидел уже на столе, сверкая огромными зелеными глазами в темноте.
Стол был огромен и захламлён. Сколько раз мама устраивала скандалы, заставляя снова и снова разбирать и раскладывать тысячу бумаг, книжек, промокашек и тетрадей по шкафам, ящикам или полкам, но лишь для того, чтобы через десять минут после уборки обнаружить на столе ещё больший бардак.
От стола до подоконника была целая четверть метра.
От стола до кровати осталось всего полметра.
Кот устроился на увесистом томе "Истории Америки для детей" - картинки, индейцы, ковбои и дикие мустанги, не было сил оторваться от книги и матери приходилось чутко следить, чтобы сын вовремя лег.
При ближайшем рассмотрении кот оказался рыжим, полосы делили его вдоль и поперек: серые, охристые, неестественно белые.
Уютно поёжившись, он вдруг выпустил когти, с треском оставляя на желтой обложке книги глубокие царапины.
Мальчик вздрогнул и зажмурился.
"Мяяяу"
Кот сидел на кресле в четырех шагах от его кровати.
И глаза его были неестественно огромны и зелены.
Ни у одного кота в округе не было таких ярких глаз - мальчик знал, он излазил здесь все чердаки и подвалы, видел разных: котят и взрослых, домашних и диких, шатающихся по округе, гоняемых метлами дворников и бабулек... Они все были узкоглазы и безобидны. И ни один не решался забраться к чужому в дом.
На кухне тикали часы; странно, всего лишь минуту назад в доме царила полнейшая тишина, словно выключили все звуки, наполнили комнаты воздухом и убрали в герметичную банку. Мальчик прислушался: отец ворочался в спальне, совсем рядом - соседняя комната, а как далеко... Он мысленно представил себе, как встает, открывает сипло скрипящую дверь и босыми ногами шлепает по коридору: двадцать шагов не больше.
- Чего случилось? Опять привидения сняться?
И шорохом огромного одеяла укутают, устроив между отцом и матерью, и в окно их спальни будет всю ночь сквозь неплотные шторы с улицы светить фонарь...
Кот сидел неподвижно ровно напротив кровати. Если приглядеться, то видно было, как в темноте, раздувая на вдохе мягкие щеки, шевелятся длинные усы. Кажется, коты так не дышат. Коты вдыхают где-то внизу рёбер, глубоко и невидимо, чтобы не отвлекаться, когда забираешься на дерево или бежишь по двору.
Треща шинами по асфальту неловко проехала на улице машина, выхватывая фарами из ночи все, что не может уснуть.
На стенах комнаты заплясали тени веток клёна, растущего под окном.
Мальчик выдохнул, и взгляд его понесся вдаль убегающему по ночному городу стрекоту фар.
"Мяяу"
Кот сидел перед ним. На расстоянии вытянутой ладони.
На краешке сбитого одеяла и, кажется, он был куда больше теперь, чем когда только явился ночным шорохом на его подоконник.
Кот улыбнулся, открывая ряд блестящих белых зубов.