Собранный из отсутствия,
Из отверстий, прямоугольных и круглых,
Из теней и пауз -
Один.
Сидящий в дальнем углу пустоты,
В чёрном.
Он не знает, что имеет зрение,
Не знает, что слеп,
Потому что вокруг - непрерывность,
В ней цвет и касание - одинаковы:
Чёрные.
Его ласкает тьма,
Словно земля, заворачивающая мёртвых
В свои жирные простыни.
Его слёзы - холодный эфир.
Искропесчинки света
Прилетают к нему погасшими -
Ту, что ещё жива, ему не дано увидеть,
Потому что это - последняя секунда, а в следующую
Время станет бумажкой,
Свивающейся в руках
Огня - любителя старых свитков.
Тот, кто неподвижно сидит в чёрном,
Многое не знает наверняка.
Он неопределён.
Но он умеет думать о смерти.
Эта огненная смерть - одна из его фантазий,
Самая, право, занятная...
Он чувствует свои пальцы -
Они изрезаны:
Пустота ранит больнее, чем нечто наполненное.
Иногда он мнит себя Богом - тот тоже один.
"Бог, подозревающий, что он - Бог," - так он думает
И улыбается -
Улыбается почти дружески
Бесконечно оскаленной пустоте - в ответ.
Иногда ему хочется высказаться.
Но его слова - это та же пустота, нарезанная кусочками, -
И самые громкие из них
Тише, чем самые тихие.
Он протягивает в темноту руку, не видя её,
И пишет на чёрных, очень длинных листах
Строчки, которых нет.
Он думает, что грифель его невидимого карандаша
Раскрошился...
Его слёзы капают точками,
Обрывая бесцеремонно все недописанные предложения.
Он тоскует. Он скучает. Он фантазирует.
И - рассыпается.
Ветер перебирает чётки песчинок:
Медленная молитва. Он рассыпается
И не знает об этом.
Но рассыпается и его незнание.
Песчинка за песчинкой,
Капля за каплей,
Мысль за мыслью -
Чёрное тихо пересыпается в чёрное.
И скоро, вот уже совсем скоро
Пустота снова станет стерильно чистой,
Холодной и неподвижной,
Пустой.
- Там, в углу, время от времени
Будет оседать инеем дыхание пробежавшего
Мышонка.