Аннотация: Я с детства знал, что найду клад. И я его нашёл!
КЛАД В СТАРОМ ДОМЕ.
Много лет прошло с тех пор - можно уже смело рассказывать, как было. Прошли все сроки.
В заповеднике Аркаим, рядом с мельницей, красуется сегодня старинный дом - "крестовик" с резными воротами. Его теперь называют "дом мельника", но ни к мельнику, ни к мельнице он никакого отношения не имеет. Мельница привезена из села Варшавка Карталинского района, а дом когда-то стоял в селе Кундравы, Чебаркульского района, Челябинской области.
До революции он принадлежал местному богатею по фамилии Долгополов. (кстати, позже выяснилось, что заместитель директора Центра "Аркаим" С.П. Долгополов его родственник. Вот так переплетаются иногда судьбы)!
Я не знаю, почему этнографы заинтересовались именно этим нежилым, заросшим многолетним бурьяном, домом, но было решено попытаться выкупить его и привезти в заповедник. Заниматься этим предстояло мне.
И вот я уже может в десятый, может в пятнадцатый раз отправляюсь в знаменитое село Кундравы, ставшее мне за лето почти своим.
Все вопросы решены. Всё оформлено. Собрана бригада из местных жителей. Сегодня начинаю дом разбирать.
Собственно, мужики уже начали разбирать крышу, но побоявшись, что я их обману и не заплачу (учёные), работу прекратили.
Как всегда, навалилась куча каких-то неотложных дел. Надо перед отъездом успеть то, другое, десятое. В общем, приехал я в Кундравы уже после обеда.
Обошёл дом. Рабочих своих я, естественно, уже не рассчитывал застать на месте. Наверное, они меня прождали какое-то время и, хорошенько обматерив, давно уже разошлись по домам.
Вдруг из дома послышался какой-то шум, скрежет вытягиваемых гвоздей. Неужели начали без меня? Захожу в дом. Два пьяненьких мужичка выкорчёвывают из пола тяжеленную, едва ли не полуметровой ширины и толщиной сантиметров восемь, половую доску. (Весь пол из таких досок. Пролежали сто лет и ещё готовы служить столько же).
Увидев меня, мужички откровенно струхнули.
- Вы чего тут делаете?
Мужики замялись, забормотали чего-то: "Не знали, что нельзя"!
Вся деревня, конечно, уже знала, что дом продан для музея. В прежние мои приезды сюда ко мне неоднократно подходили
люди поговорить о доме, о его прежних жителях, о том, где он теперь будет стоять.
Впрочем, о прежних хозяевах, которые тут жили когда-то давно, никто ничего вразумительного рассказать не мог. Дом много раз перепродавался, а последние годы вовсе стоял пустой. Жить в нём было уже невозможно, а продать его последний хозяин уже никому не мог. В деревне, благодаря демократическим переменам, было много просто брошенных домов. И когда мы приехали и нашли хозяина, и заговорили о том, что хотели бы купить дом, если не очень дорого, он так обрадовался и одновременно испугался, что мы передумаем, что назвал цену совершенно небольшую. Это почти цена дров.
Тут уж мы немножко заволновались - за это "почти даром" вдруг да найдётся другой покупатель.
Лишних денег, конечно, не было. Зданович хотел купить дом на благотворительный фонд "Аркаим", в котором он был президентом, а я вице президентом. Но у фонда на, тот момент, кроме наших громких титулов тоже ничего не было.
Я предложил Здановичу "скинуться" и купить дом за свои, а потом, когда в фонде деньги появятся, мы фонду этот дом продадим. С тем мы и вернулись в Челябинск. Уезжая, я пообещал хозяину, что завтра - послезавтра я приеду с деньгами и всё оформим.
Однако, у Здановича что-то не срасталось. Он всё время стал очень занят.
Да чёрт с тобой, сумма небольшая - обойдусь!
Я за свои деньги купил дом на себя, а продать его фонду всё как-то не получалось. Да так и не получилось совсем. Я разобрал его, вывез на Аркаим. Там, заменив часть сгнивших брёвен, восстановил его полностью, отделал резьбой, покрыл крышу железом. Не сам, конечно, делал. Нанял бригаду плотников. Привозил мастеров и из Нязепетровска, и из Башкирии.
Дом по бумагам так и остался моим, но на реконструкцию его выделялись бюджетные деньги. Лишь через несколько лет, уже после моего ухода, заповедник "Аркаим" каким-то образом поставил его на баланс. И если бы я захотел, то мог бы замутить неплохой судебный процесс. Но желания такого не было, а деньги свои я, естественно, вернул постепенно с прочих работ и "чёрным налом" с туризма.
Конечно, при этом, я никогда не забывал поделиться с любимым шефом. Кто не делится, тот и сам ничего не имеет - истина старая.
Но всё это было частью в прошлом, частью в будущем. А сейчас в доме передо мной понуро стояли два пьяненьких мужичка с гвоздодёрами, а между нами лежала доска, обнажив дыру в подполье. И, наверное, если бы они были не так трусливы, то струхнуть должен бы был я - их было двое, и гвоздодёры выглядели внушительно. Но воли к сопротивлению у воришек не было.
- В общем так, мужики, валите отсюда, пока я не позвонил участковому, и будет вам срок за хищение музейной собственности!
С участковым я уже познакомился раньше и знал, что местная алкашня боится его, как огня.
Мужики поспешно ретировались, а из соседней комнаты вдруг вышла сухонькая старушка. Она недоумённо смотрела на меня.
- А где мои работники?
- Так это ваши были работники? Прогнал я их. В следующий раз поймаю - отправлю в тюрьму.
Бабка с опаской обошла меня по стеночке и тоже удалилась.
Мои шаги неестественно громко раздавались в звенящей тишине пустого дома, которому стоять на этом месте, где он простоял более ста лет, оставалась одна ночь.
Я переходил из комнаты в комнату, стараясь представить, как жили его первые хозяева когда-то давно. Наверное, был он шумным и весёлым, и вот эти двухстворчатые двери с полукруглым верхом, наверное, распахивались радостно, когда дети с хохотом бежали из одной комнаты в другую. И в многочисленные окна светило яркое солнце. На врезанной в стены Божнице стояли, наверное, много икон. Одну из них я в один из первых приездов сюда нашёл за печью среди тряпок и мусора. Она будет на этой же Божнице, в этом доме, когда он переедет на Аркаим. А вот здесь, возможно, стоял большой стол, и вся семья собиралась за этим столом на обед. И мне уже начинало казаться, что я слышу и детский хохот, и позвякивание посуды, и строгий голос главы семьи.
Я в который уже раз подходил к пролому в полу, так и оставшемуся незакрытым. Доска лежала рядом. Мне почему-то жаль стало бабку. Вспомнилась её испуганная сгорбленная фигурка. Чем-то она похожа на мою маму, которая живёт сейчас далеко отсюда, в Курганской области. Выйдя на пенсию, решили родители вернуться в свою родную деревню. А мне приехать туда удаётся нечасто - некогда и некогда.
Послышались чьи-то шаги. На пороге несмело остановилась та самая бабка.
- Сынок, отдал бы ты мне доску-то, они ведь брагу-то выпили, а я ведь на сахар-то потратилась. А пол-то у меня проломился, и вот этой-то доски мне бы и хватило.
От этих бесконечных "то-то-то" я не сразу смог понять, о чём она говорит. Оказалось, живёт бабка одна. Пол у неё сгнил и проломился. Она поставила брагу и договорилась с мужиками, что они принесут ей хорошую доску и отремонтируют пол. А доску я им взять не позволил.
И такое унынье, такая тоска была в её глазах и во всей тщедушной фигурке, что мне стало не по себе.
- Одну что ли доску вам надо, бабушка?
- Одну, одну - заторопилась старуха - они ведь брагу-то выпили, а кто теперь мне сделает пол-то? А я тебе буфет отдам. Хороший буфет. Тятенька делал. Он всем делал и столы круглые, и стулья, и буфеты. Золотых рук был мастер. В сенках теперь стоит буфет-то, а Шурка говорит выбрось его, он только для музея и сгодится.
- Ладно, пусть придут и заберут свою доску без всякого буфета.
Мужички пришли, робко забрали доску, сказали: "До свидания"! И снова я остался один в звенящей тишине.
Дыра в полу не давала мне покоя. Я заглянул - расстояние от пола до земли было около метра. Погреба в этой комнате не было. Соответственно не было и лаза. Но теперь лаз у меня был.
Было у меня и время. И я решил исследовать подпольное пространство, насколько это возможно. Пошёл в машину, переоделся в рабочую спецовку, взял фонарь.
Работа, связанная с постоянными длительными разъездами по Челябинской области, приучила меня "всё своё возить с собой". Багажник мой всегда был полон. Там было обязательно две "запаски", обязательно две канистры - с бензином и с чистой водой, инструмент, запасная одежда и обувь, а также запас продуктов, включая обязательную бутылку водки. Случалось, иногда, оказавшись далеко, необходимо было наладить контакт с людьми. Бутылочка и хорошая беседа помогали сблизиться, настроиться на доверительный лад. После этого, обычно, все вопросы решались уже значительно проще.
Я легко пролез в широкий проём и на коленях принялся исследовать пространство, представлявшее собой четырёхугольник, ограниченный фундаментной кладкой. Возможности перейти под другие комнаты не было. Слой пыли на валявшихся обрезках досок говорил о том, что здесь очень давно никого не было. Может быть с самой постройки дома. Не было тут и ничего интересного. У одной из стенок фундамента досок было чуть больше, чем в других местах и я, уже собираясь выбираться отсюда, зачем-то откинул одну из досок прежде, чем опереться рукой о землю. И вдруг почувствовал, что в этом месте земля не так тверда, как на остальной площади.
Я попытался отгрести грунт. Он поддавался. Это был явно не материковый слой. Здесь когда-то уже копали, но за много лет сухая земля так и не смогла вновь слежаться до твёрдого состояния. Я взял тот обрезок доски и начал отгребать землю с её помощью. Через некоторое время обозначились края твёрдого грунта. Но я уже вспотел, и от духоты, и от усиленной работы, да может быть и от нараставшего волнения. Я уже весь заливался потом. Учитывая ту самую пыль, можно было представить, как я буду выглядеть, когда вылезу.
Я выбрался, чтобы отдышаться и найти какой-то другой инструмент вместо доски. Походил по заросшему крапивой и бурьяном двору. И вот она! Господь услышал мои молитвы. У забора лежала ржавая лопата с отломанной шейкой - то, что и требовалось.
Слегка обсохнув, я почувствовал себя отдохнувшим и готовым продолжать начатое.
Я снова спустился и теперь уже спокойно и основательно начал этим обломком лопаты вычищать обозначившуюся яму.
На глубине сантиметров тридцать лопата начала цепляться за что-то мягкое. Посветил, отгрёб рукой землю - мешковина.
Потянул, она подалась немного, но что-то её держало. Откинул ещё землю, сколько можно, стал дёргать сильнее, и пошло! Пошло! Ещё тяну - идёт! Я вытянул приличный мешок. Осветил его, отряхнул от земли. Мешок крепко завязан узеньким, но прочным кожаным ремешком. Сразу не развяжешь! В мешке глухой металлический стук. Похоже, клюнула настоящая рыба! Тяжёленький мешочек!
Господи! Неужели клад? Неужели золото? А что же там ещё может быть? Не станут же богатые люди закапывать железяки! Я почему-то уже решил, что они были богаты. Но надо ещё покопать, вполне возможно, что это не всё.
Сразу же наткнулся на ещё один мешок. Этот был поменьше, но тоже увесистый. Я вычистил яму до твёрдого грунта. Больше ничего не было. Внимательно исследовал ещё раз всю площадь. Мягкого грунта больше не было нигде. Пора выбираться.
Сгрёб землю обратно, набросал досок. Подтянул мешки к проёму, осторожно выполз, вышел во двор, поглядел в щелочку ограды - никого. Вышел на улицу. Дом вроде не на отшибе стоит, но улица мертва. Кругом ни души! Ну, и хорошо! Перетащил добычу в машину. Ох, надо успокоиться, умыться, переодеться и может быть выпить походную рюмку водки для успокоения. А потом уж за мешки приниматься.
Не сразу сам себе признался, что мне просто страшно их открывать. Что там? Неужели облом!
Попил водички, умылся, переоделся. К еде и выпивке душа не лежит. Ну, Господи, благослови!
Ремешок затянут на совесть. С трудом, с помощью отвёртки, расслабил узел и развязал наконец.
Я клад нашёл! Настоящий клад! Кла-ад! Кла-ад!
Да это настоящий клад. Связанные в пучки и обёрнутые мешковиной серебряные вилки и ложки с частичной позолотой, такие же ножи и маленькие ложечки. Изящные рюмки бокалы. Каждая тоже в мешковине. К этому две вазочки и две сахарницы, очень красивые, все золочёные. И самый главный предмет - небольшой, с чернением и позолотой, поднос. На нём, наверное, подавали рюмочку уважаемому гостю. Позже, уже дома, внимательно рассматривая все предметы, обнаружил на каждом два клейма: 875 (это, очевидно проба серебра) и на другом надпись: "Барьщевскiй". Набор на двадцать персон.
Пот заливает глаза. Опустил немного стекло. Руки дрожат. Взялся за второй мешок. В мешке ещё мешочки, небольшие, но тяжёленькие. Развязываю узел зубами, отвёрткой. Сорвалась отвёртка - руку поранил. Даже и не заметил.
Развязал, наконец, узел. Мать честна! Монеты! Рубли серебряные с ликом Петра 1, Николая 2, Александра 2, а также других царей, без портретов. Много рублей.(позже насчитал сто двадцать штук). Другие серебряные монеты: полтины, полуполтины, гривенники с портретами и без.
В следующем мешочке на ощупь чувствуется песок. Так и есть. Да это же золото! Тут с полкилограмма будет. Вот теперь понятно, откуда достаток в доме. С нетерпением развязываю последний, самый маленький мешочек. Уже не удивляюсь. В нём самородки. Штук тридцать маленьких самородочков. Позже взвесил - 270 граммов.
В мешке, ещё какие-то рулоны, обвязанные шпагатом.
Черти опять тащат эту бабку. Не хватило, наверное, одной доски ещё идёт просить. Теперь не отвянет! Увидела меня, прётся прямо к машине. Едва успел забросить мешки назад.
Подошла к приоткрытому окошку:
- Сынок, ты бы пошёл, посмотрел буфет-то! Шурка говорит, он только для музея и нужен, а выбрасывать-то его жалко. Тятенька делал.
- Ладно, бабушка, завтра днём обязательно зайду и посмотрю, а сейчас вечер уже скоро. Мне ещё с с машиной вот надо разобраться. Что-то забарахлила.
Бабушка, наконец, ушла, ещё раз напомнив мне о том, что сказала Шурка.
Ну, а теперь и рулоны можно рассмотреть. Это деньги! Огромные, как страница книги. Только деньги все, увы, не наши. Это старые царские деньги, много лет назад вышедшие из обращения. Банкноты в рулонах разных достоинств и разных лет, с 1866 по 1912. Деньги все новенькие, без потёртостей и сгибов. Наверное, долго собирал своё состояние его владелец. Тут и сторублёвые государственные кредитные билеты с самодержицей всероссийской Екатериной 2, (Катеньки), пятидесятки с Петром 1, пятисотрублёвки, на которых изображен Петр 1 и с ним ещё какая-то баба без имени (позже узнал, что это аллегорическое изображение России). Но солиднее всех выглядит в этой галерее император и самодержец всероссийский Александр 3, на двадцатипятирублёвой банкноте, в парадном мундире.
Цари строго смотрели на меня с купюр. Екатерина даже, как мне показалось, погрозила пальчиком. Ну ладно, махаться-то! Иди - ка ты обратно в мешок!
Надо будет обязательно отдать несколько банкнот в музейную экспозицию, которая будет в этом доме на Аркаиме. Вместе с иконой из-за печки.
Ну вот, сбылась мечта идиота! Я клад нашёл! Подумать только - я клад нашёл! Что же делать теперь? Думать, думать надо!
Есть вариант поступить по закону - сдать клад государству и смиренно ждать, что же мне вернут и сколько заплатят за то, что не вернут. Какой будет моя законная доля? Дом принадлежит мне. Я его законный хозяин.
Но для того, чтобы сдать клад, надо вызвать милицию. Начнётся ажиотаж, работы остановят до полного обследования, и сколько оно будет длиться, неизвестно. Налетят журналисты. Звона будет на всю страну, а не только на всю деревню. И конечно, на этот звон прибежит и бывший хозяин, продавший мне дом. А договор купли - продажи мы оформили в сельсовете всего десять дней назад. И очень вероятно, а скорее всего, так и будет, что он тоже станет претендовать на этот клад. И какие аргументы он приведёт, и как их оценит суд, если дело дойдёт до суда, предположить сегодня невозможно. И в нынешнем хаосе, который творится в стране (двухтысячный год) нет никакой уверенности, никаких гарантий, что я вообще что-то получу. Но даже, если всё срастётся правильно, и мне достанется приличная доля, ко мне на шум обязательно приедут ребята в кожаных куртках и спортивных штанах. И они, конечно же, попросят мою долю разделить, по-справедливому. И в этом разделе они предложат мне самое ценное - мою жизнь и жизнь моих детей.
Разумеется, и у руководителя моего будет своё, самое правильное мнение, которое мне совсем не интересно, как и ему были не интересны мои призывы, добавить денег на дом.
Самое лучшее и единственно правильное - это положить мешки в багажник и вести себя спокойно. Переночевать в машине, а завтра с утра начать работы по разбору дома, как ни в чём не бывало.
Порадоваться бы с кем-то. Но порадоваться не с кем. И не будет с кем. Это теперь только моя тайна, и никому, ни друзьям, ни детям, я, наверное, никогда, во всяком случае, очень долго открыть её не смогу. И сам не знаю - радости во мне больше или тревоги. Неизвестно ещё, как я буду с этим жить.
Когда-то в раннем детстве, в начале пятидесятых прошлого века, мы несколько лет жили в деревне Советская, Курганской области. Жили, конечно, бедно, как и все жители Советской. "Магазинный" пряник был редким и желанным подарком. И во всём остальном жизнь была самая убогая. Не было никаких игрушек, детских книжек. В городе всё это уже было, вот только с деньгами у сельских жителей были большие проблемы. Мои родители работали за "трудодни".
В конце года за эти трудодни папа (он работал шофёром на ЗиС- 5) привозил в мешках пшеницу. Мешков было много. Это была заработная плата родителей за весь год, за вычетом стоимости керосина, который выдавался под запись, и ещё чего-то. Приходили бабушка и дедушка. Папа с дедушкой носили мешки в дом. У всех было хорошее настроение. Бабушка говорила: "Ну, теперь - не война. Теперь-то, слава Богу, жить можно"!
Эту пшеницу потом надо было вновь грузить на машину, оставив часть для кур, и везти на мельницу, чтобы там, отстояв день в очереди, смолоть её. Зато потом были блины и пироги с рыбой, с картошкой и с ягодами. Но это по праздникам. А ежедневно была каша из муки, картошка и овощи. Раз в несколько дней мама пекла хлеб. А часть муки можно было продать "городским". Это такие люди, у которых есть деньги. Они приезжали на мотоциклах или грузовиках и покупали за деньги или за вещи муку и картошку. А один раз "городские" приехали на танке, у которого вместо башни был кузов больше, чем у папиной машины. Они купили у нас картошку и муку. И после этого, а может быть, в другой раз, папа с мамой ездили в город и привезли мне лыжи, игрушечное ружьё и конфеты "Чио-чио-сан". И это потрясающее событие запомнилось мне на всю жизнь.
О телевизорах ещё никто не знал. Даже электричества в деревне не было. И когда привозили кино, киноаппарат работал от бензинового генератора. Но сетевое радио на столбе было. И с тех пор я наизусть помню песни: "Москва - Пекин", "Ой, вы, гуси, до свидания", "Утром спозаранку вошли в деревню танки". Очевидно, в районном радиоузле грампластинок было мало, и они крутили каждый день одно и то же, после новостей об успехах социалистического строительства и сводок с полей.
Однажды или при ремонте, или при сносе дома кто-то нашёл старинные деньги. Конечно, ни о каком коллекционировании, ни о какой нумизматике-бонистике деревенские жители и не слышали никогда. Деньги отдали детям. Мальчишки носились по деревне с кипами красивых купюр. А я сидел возле своего дома и плакал от обиды - я прибежал поздно и денег мне не досталось. А делиться со мной мальчишки не хотели.
И папа сказал: "Нашёл о чём реветь! У них же деньги-то не настоящие. На них ничего нельзя купить! А ты, когда вырастешь, будешь жить в городе, у тебя будет много настоящих денег, и ты сможешь покупать всё, что захочешь".
Потом я мечтал, как буду жить в городе, сам найду клад, и деньги в нём будут настоящие. И я куплю много конфет "Чио-чио-сан". О том, что бывают другие конфеты, я не знал.
Бог есть! Он всё видит и всё запоминает!
Через некоторое время мы переехали в город. А теперь я нашёл клад и могу купить много конфет. Вот только папа не дожил до этого всего неделю.
Стоп! А если завтра рабочие найдут что-то ещё. Вступать с ними в сговор бессмысленно. Тайна может оставаться тайной, если её знает лишь один человек. Рабочие проболтаются обязательно. Значит, если завтра будет новая находка, надо будет всё-таки вызывать милицию. А если милиция вздумает проверить и мою машину... !
Чёрт! Чего же я сижу? Мне до дома ехать максимум три часа. Хорошо, что не замахнул рюмашку. Закопаю металл под яблоньку. Деньги заверну в пакет, привалю в гараже железяками. Никто кроме меня никогда туда не суётся. Всё, погнали!
Я приехал домой. Начинало темнеть.
Металл закопал, деньги спрятал в гараже - вот и славно!
Поужинал, попытался поспать, но, повалявшись полчаса, понял, что не усну. Собрался - поехал в Кундравы. Приехал часа в четыре утра и тут уже спокойно заснул в машине возле своего замечательного дома.
Дом мы за несколько дней разобрали. Находок больше не было.
Бабка всё-таки "дожала" меня. Сходил я к ней, посмотрел буфет. И не зря! Буфет отличный. Конечно, это самоделка деревенского мастера, но сделан с любовью и на совесть. Из тонких строганых хорошо подогнанных досок, покрашенный в чёрный цвет. Всё сделано очень надёжно и со вкусом. Что очень важно, буфет двусоставной. Верхняя часть свободно стоит на нижней. И это означает, что я могу его перевезти на уазике. Нижнюю часть поставлю в багажное отделение, за задним сиденьем, а верхнюю положу на сиденье.
Бабушка без перерыва рассказывала о том, как работала всю жизнь в колхозе, как трудно жили в молодости, как муж не долго прожил после войны. Поднимала детей одна, а потом старший сын погиб. И только после "шейсятых" уж хорошо зажили люди в деревне. Да тут опять несчастье за несчастьем. А теперь и вовсе - хоть ложись и помирай. Рассказывала, что есть у неё внучка, Шурка, а дочь с зятем померли. Шурке девятнадцать лет и живёт она в городе, потому, что здесь делать ей совсем нечего. Колхоз сдох, и работы нет никакой. Да и в городе - не рай. Работает у какого-то спекулянта - торгует на рынке. "Обижают её там: - приедет, наревётся, наревётся здесь, да обратно. И я с ей реву! А я чем ей помогу-то - у меня пенсия тышша рублей"!
Я рассматривал буфет, слушал бабкины рассказы и думал о том, что где-то в Москве жируют сейчас "реформаторы". Вот сюда бы их посадить на "тышшу", а внучку на унижение отправить к спекулянтам. Вот хрен им, а не мой клад!
Буфет я "за доску" брать отказался. Сказал, что покупаю его за три тысячи рублей - моя зарплата в центре Аркаим и в университете, где я тоже кем-то числился. Не жирная, конечно зарплата, и, если бы не было дополнительных доходов не знаю, как я жил бы на эти деньги.
Бабушка опешила! Я протянул ей деньги и едва успел отдёрнуть руку - она бросилась её целовать.
Я отвёз буфет на Аркаим. Думаю, что он и сейчас стоит в "доме мельника".
Слух о том, что "мужик из музея" покупает старые вещи очень быстро разнёсся по деревне. В каждый мой приезд ко мне подходили люди и предлагали что-нибудь у них купить. Зазывали к себе домой.
Чаще всего, предлагаемые предметы не имели, в моём понимании, особой ценности, но несколько предложений были очень интересны. Я купил замечательный сундук, окованный жестяными полосками и раскрашенный, на весёлые квадратики. Сундук был в отличном состоянии. К нему в придачу, мне отдали ещё трогательную накидку, сшитую из мелких лоскутков различных тканей. Одна женщина сама принесла медный самовар. Да, именно, медный, а не латунный. Я и не знал, что такие на самом деле бывают. Думал, что это только пословица такая. Правда, у самовара была оторвана ручка, но она была привязана на проволоке к другой ручке, и хорошему мастеру не составит труда припаять её.
Я купил также две иконы, уже не для Аркаима, а для своей коллекции. А ещё мне предложили сталинское настенное радио - чёрную "тарелку". Включили - работает! Купил. Домой приехал включил в радиосеть - не работает! Но "тарелка" всё равно прекрасная, радио-то мы отремонтируем!
Теперь я уже знал, что я подарю своему дому в день открытия в нём музея, помимо буфета, который я уже отвёз на Аркаим.
Я подъеду к дому, выгружу сундук, внесу его с кем-то в дом и открою. А в нём будут самовар, икона, завёрнутая в лоскутную накидку, и рассыпанные различные купюры старинных денег. И это будет очень эффектно, и все удивятся, и всё это останется в доме навсегда, когда и меня уже не будет.
Мечты сбываются иногда, но не все. Я расстался с Аркаимом до того, как мой дом стал действующим музеем.
И в другой "свой" дом, "Дом управляющего", который я вывозил из Нязепетровска, я тоже не успел подарить памятный подарок от себя. Я собирался привести для него старый купеческий сейф. Не исключено, что управляющий мог иметь что-то подобное.
Однажды, уже не помню, по какой причине, мне довелось побывать в кизильской налоговой инспекции. Там я и увидел этот сейф. Это был металлический сундук с толщиной стенок и крышки да, наверное, и днища примерно два сантиметра. Женщины с трудом поднимали крышку этого сейфа, напрягая все свои дамские силы. Откуда он появился никто точно не знал. Он "был здесь всегда". Налоговая инспекция располагалась в здании, которое, предположительно, принадлежало когда-то купцу. Потом в этом здании сменяли друг друга различные учреждения, а тяжеленный сундук, видимо, так и оставался на своём месте. И к налоговой инспекции он попал "по наследству" от организации, располагавшейся здесь до того.
Я предложил женщинам за этот сундук. привезти им современный сейф примерно такого же объёма. Они с радостью согласились. Современные сейфы тоже не лёгкие, но открываются они легко. Дверца у них, как у шкафчика, а не как крышка у сундука.
Уже в последние дни перед увольнением я привёз им сейф. Но меня встретила другая женщина: - "Ой, а я же не знаю! Мне надо спросить одного, другого, пятнадцатого...". В общем сундук не отдала. Посоветовала оставить сейф, а за сундуком приехать потом. Но "потом" опять могла оказаться другая женщина, которая тоже ничего не знает. Да и не намечалось у меня больше поездок в эту сторону. С Аркаимом я уже находился в процессе развода. Так и остался "Дом управляющего" совсем без моего подарка на вечную память.
Если мой рассказ заинтересовал тех, кто сегодня занимается музеями на Аркаиме, советую побывать в Кизиле и посетить налоговую инспекцию, может быть они за минувшие десять лет (теперь уже двадцать) сдать сундук в металлолом не успели.
А с кладом моим мне удалось постепенно всё правильно решить. Но уж очень это было постепенно.
Больше всего опасений вызывали, конечно, песочек и самородки, но с Божьей помощью, не спеша, я эту задачу решил.
Делал я обычно так: Покупал небольшую золотую вещицу, ломал её и нёс в скупку лома. И там, в зависимости от обстоятельств, начинал или не начинал разговор на тему: "а вот щепоточку песочка нельзя ли пристроить"? Легенду на случай провала тщательно продумал заранее: да я разбирал дом и в печном углублении нашёл тряпичный узелок с золотым песком. Поскольку количество было не большое (я всегда брал с собой граммов 20 - 30 не более) то я и никуда не обратился.
Зная, что в этом случае обязательно будет обыск, часть своих сокровищ я спрятал у соседей на противоположной стороне улицы- любителей, скажем так, слегка выпить. Они уже много лет успешно выращивали на своём участке заросли клёна и вишни. Я иногда приходил к ним вырубить колышков для подвязки помидор. Калитка у них закрывалась на засов, который легко достать через верх. Собаки не было. Жили люди открыто - воровать нечего. Ко мне относились с уважением - я всегда давал денег взаймы. "Приходи, Михалыч, не спрашивай, руби хоть сколько, хоть весь этот лес"!
Это был действительно небольшой лес, через который пробираться было чрезвычайно трудно, а устроить несколько тайничков очень легко. Много лет этот лес хранил мою тайну.
А ещё когда-то, много лет назад был у меня мотоцикл с коляской "Иж Юпитер - 3", и брат отдал мне металлический гараж. Во дворе у меня был сарайчик, и поэтому перевезти гараж к себе я так и не собрался. Стоит он на пустыре недалеко от дома, где когда-то брат жил, в ряду десятка таких же заброшенных и теперь уже никому не нужных мотоциклетных гаражей. В старые добрые времена эти гаражи были не только хранилищем техники, но и местом общения владельцев престижной собственности - своеобразным клубом. Теперь уж и не встретить мотоцикл с коляской. Эра их закончилась. Никто уже и не знает, кому каждый из гаражей принадлежит. В некоторых хозяева хранят какое-то ненужные вещи. А большинство этих остатков былой роскоши просто зарастают бурьяном.
Часть своих сокровищ я спрятал под кучей хлама в этом гараже. Никто из моих соседей и знакомых и не знает, что у меня есть такой гараж в другом районе города. Я и сам-то о нём почти забыл. В этот гараж я никогда не ездил на своей машине - только на автобусах, с пересадкой. Так, что выследить меня было практически невозможно. К счастью, камер наблюдения в самых неожиданных местах тогда ещё не было.
Ни у себя в квартире, ни в доме, ни в огороде я никогда ничего не хранил.
Второй раз к тому же скупщику лома я уже не приходил, независимо от того, удачной или нет была первая попытка продать золото. Ещё посещал стоматологов в разных городах. Тогда ещё не вышли из моды золотые зубы и только начинали возникать частные зубные клиники. Я приходил на консультацию и, показывая пару небольших самородочков спрашивал нельзя ли сделать зубы из вот этого. Если глаз у доктора жадно загорался, и он спрашивал, нет ли у меня ещё, я продавал ему, то что показывал, обещая, что потом принесу ещё. Но второй раз уже никогда не приходил.
Так постепенно, за несколько лет, я избавился от "рыжья". И почувствовал очень большое облегчение, когда отдал последний кусочек.
С серебром всё сложилось проще. Я приехал первый раз в Екатеринбург, зашёл в первый попавший антикварный магазинчик, предложил купить у меня ложку. Таких, как я обедневших граждан, продающих последнее, что можно продать, в то время были тысячи. Антиквар, видимо уже много повидавший таких продавцов, сочувственно объяснил мне, что ложка моя старинная и, конечно, очень дорогая, но хорошую цену за неё он дать не может. "Наверно, вы решили продать по частям набор ложек, у вас их, очевидно, штук шесть или больше. Но одна ложка никому не нужна. Мне её продать будет очень трудно, только подельщикам, на металл. А вот, если бы вы сдавали весь комплект на шесть персон, да ещё не только ложки, но и вилки и, может быть, ножи. Ну, тогда была бы совсем другая цена". Он объяснил мне также, что набор очень желательно продавать в хорошей коробке. И можно даже не на шесть персон, а на две. Например, две ложки, две вилки, два ножа. Такие наборы пользуются спросом на подарки к юбилею свадьбы. Шесть - это дорого. А вот два комплекта - подарок хороший юбилярам и цена доступнее. И, судя по этой ложке, мой комплект был бы классным подарком, хоть и не дешёвым. "Так что, если у вас есть полный набор на шесть персон, разделите его на три и везите ко мне. Но красивые коробки обязательно. И я вам даже подскажу, где их взять".
Оказалось, что здесь, в Екатеринбурге есть фирма, изготавливающая коробочки и футляры для ювелирки и то, что мне нужно - футляры для столовых наборов.
И это был ценнейший совет профессионала, который значительно облегчил мне жизнь.
Я тут же пошёл в хозяйственный магазин, подобрал подходящие по размеру мельхиоровые ложку, вилку, и нож, нашёл ту фирму и без проблем сделал заказ на десять футляров для набора из двух комплектов ложек, вилок и ножей.
Менее чем через неделю мне был представлен мой заказ - строгие чёрные футляры, внутри отделанные тёмновишнёвым атласом с углублениями для двух комплектов.
Позже я приехал ещё раз и заказал десять футляров для комплектов "две рюмки, два бокала", и три футляра для чайных ложек - две на шесть штук и одну на восемь.
Взяв одну коробку "ложки, вилки, ножи", я опять приехал в Екатеринбург к "своему" антиквару. Он был доволен и настоятельно просил, если у меня есть ещё, обязательно нести только к нему. Цену дал намного больше, чем я предполагал. Через неделю я привёз ему ещё один набор, но больше у него уже никогда не был. Бережёного Бог бережёт! Все антиквары да и не только они в те времена были под бандитами.
Я спокойно сдал эти наборы в разных городах, но никогда уже больше не заходил ни в один салон дважды. Ложки, вилки, ножи благополучно улетели.
Точно также спокойно сдал в разных городах, в разных салонах семь наборов бокалов и рюмок. Но тут посетила меня идея три остальных набора продать вместе с подносом.
Нести в лавчонку красивейший, сияющий золотом поднос, цену которого я и сам представляю смутно я как-то не решался. Прикидывая и так, и эдак, решил, что самым безопасным, а точнее наименее опасным вариантом будет продажа на аукционе. Тем более, там обещают сохранить инкогнито продавца, в чём я, правда, сильно сомневался. Но других вариантов не было.
Тщательно спрятав всё остальное в своих тайниках, я приехал в Москву и выставил на аукцион поднос и на нём шесть бокалов, шесть рюмок. У бокалов и у рюмок, как и у подноса внутренняя поверхность золотая, снаружи узоры с чернью и проблесками золота, и выглядел этот комплект очень шикарно.
Все три дня предаукционной выставки возле застеклённого стенда с моим лотом постоянно стояли люди. Грамотно оформленная подсветка усиливала искрящееся волшебное сияние. На заднем плане лежали стопочкой футляры. Всё очень достойно.
Вот здесь на экспертизе и выяснилось, что означала надпись: "Барщевскiй" - это клеймо золотых и серебряных дел мастера Барщевского Александра Васильевича. Он работал до 1912 г. Его Императорскому Величеству он своих изделий не поставлял, но наличие своего клейма означало определённый статус в иерархии мастеров. Получить право на клеймо было достаточно сложно, и многие даже внесённые в реестр мастера работали без собственного клейма.
Мастерская Барщевского специализировалась на изготовлении столовых наборов, блюд и церковной утвари.
Раз уж такое дело, и торгую я открыто старинным серебром, то и с ценой надо не скромничать. Это было бы подозрительно. Посоветовавшись с устроителями, заломил насколько фантазии хватило - своё, наследственное продаю от бедности.
Новые русские буржуи охренели от такой красоты и вступили за мой товар в серьёзнейшую битву. Лот был продан с пятикратным превышением стартовой цены.
Владельцы аукциона были со мной почтительны, уверяли, что и на Сотбис я не получил бы больше. Наверное, глупая наглость моя не дала повода усомниться в том, что за мной кто-то стоит. Никто меня не потревожил. Естественно, налоги и комиссию я заплатил честно.
После этого я на пару лет "залёг" и нигде остатки серебра не "светил". Предстояло ещё как-то реализовать две сахарницы и две вазы.
Одну сахарницу и шесть чайных ложечек в футляре через два года я выставил единым лотом на Питерском аукционе. Старинная сахарница с крышечкой, золотая внутри и золочёные ложечки вызвали такой же ажиотаж, как и два года назад в Москве. И снова я затих на два года. Через два года снова в Москве, но на другом уже аукционе я выставил вторую сахарницу уже без ложечек. Оставалась ещё две вазы и два футляра с ложечками. Больше на аукционы с серебром я не совался. Последние комплекты ложечек легко сдал в Челябинске. Через год приехал в Самару и сдал одну вазу в солидный антикварный магазин. Ещё через три года сдал последнюю вазу в один из антикварных салонов в Екатеринбурге. Монеты постепенно тоже разошлись, хотя были, конечно, трудности с очень дорогими.
Уже был введён обязательный порядок - при сдаче ценностей в салон требовалось предъявление паспорта и регистрация. И, наверное, уже начали составлять базы данных, НО МНЕ ЭТО УЖЕ НЕ СТРАШНО. Я ВСЁ УСПЕЛ. Никакого серебра, никакого золота у меня больше нет. Оставалось ещё некоторое количество бумажных денег, но к этому времени я уже был профессионалом. Спекулировал бумажными ассигнациями, честно выплачивая налоги, а порой и "дань".
Бумажные деньги оказались неожиданно более выгодным товаром, чем я предполагал, но и более проблемным. Оказывается, Кредитные Билеты царской России "с царями" и высокой сохранности, категорий: UNCIRKULATED (не использовались) и ABUT UNCIRKLATED (почти не использовались) могут стоить очень дорого. Плюс к тому существенное влияние на цену оказывает подпись управляющего Банком Российской Империи (ну, мог ли этот управляющий, ставя свою подпись на макет ассигнации, подумать, что когда-нибудь его подпись поднимет стоимость этой бумажки в разы)! Но засада здесь в том, что такие банкноты чрезвычайно редки. За ними буквально гоняются как российские, так и иностранные коллекционеры- бонисты. И появление сразу множества таких раритетов не может остаться незамеченным. Тут надо было очень и очень не торопиться, хорошенько изучить всю кухню, и только потом изредка продавать по одной купюре в разных городах.
Я и не торопился. Растянул удовольствие на десяток лет. Мне пришлось стать коллекционером и начать не с продаж, а с покупок.
С тревогой входил я в этот бизнес. И здесь неожиданно для меня открылся удивительный мир денег. Деньги - это существенная часть истории любого государства. Денежные эмиссии, денежные реформы порой влекли за собой значительные последствия.
Это захватывающее, увлекательное, хоть и небезопасное занятие - коллекционировать деньги.
Очень интересна, например, история ранних советских денег. Во время гражданской войны по стране имели хождение одновременно многие десятки, а может быть сотни валют. Точно никто теперь не знает: от "Керенок" 1917 и "Расчётных знаков РСФСР" 1919 до экзотических Архангельских "Моржовок" 1918 и Читинских "Кузнецов" 1918. При этом продолжали хождение и царские деньги, и они признавались Советской властью.
В результате реформы 1922г всю эту пестроту сменили советские рубли и червонцы, а также золотые червонцы и серебряные монеты разных достоинств. Но нэпманы не очень верили в советские бумажные деньги, хоть государство и гарантировало свободный обмен на золото (Внутри страны, кстати, никакого обмена, в реальности, так и не было). Для накоплений они предпочитали обменивать их на серебряные монеты (золотые червонцы для рядовых граждан были недоступны). Это Корейко Александр Иванович держал бумажные деньги в чемодане. А вот в жизни всё было несколько иначе. Например, за серебряный полтинник нэпман мог отдать банкноту номиналом в три червонца. Серебряные монеты часто попадали в кубышку их прятали, закапывали, передавали по наследству. В результате сегодня первых советских полтинников сохранилось множество, и на рынке их средняя цена 1000 рублей. А вот Банковый билет РСФСР, а затем и СССР, номиналом в три червонца 1922, 1924гг. вполне может стоить сегодня 100000 рублей и даже более. Вот что надо было прятать для потомков!
Продавать и покупать раритетные банкноты, стоящие многие десятки тысяч современных рублей, желательно только в очень серьёзных антикварных салонах через экспертизу подлинности, либо на нумизматических-бонистических аукционах, тоже, естественно, через экспертизу.
Фальшивых "старинных" ассигнаций и монет гуляет великое множество. Дело в том, что закон запрещает подделку только ныне действующих денег. Изготовление вышедших из обращения денег не является фальшивомонетничеством - это называется "изготовлением реплики". А реплику может изготавливать и продавать кто угодно, нельзя только выдавать её за подлинник. Но и при этом тяжкой статьи за подделку денег уже не будет. Так, что, если талантливый умелец изготовил копию ассигнации середины девятнадцатого века и "впарил" её лоху за пару тысяч американских рублей, его, конечно, могут наказать, но только не за подделку денег. Значит, получит меньший срок, чем тот, кто изготовил нынешнюю сторублёвую купюру и рассчитался ею в магазине за молоко. Это умельцам на заметку.
Постепенно входил я в образ коллекционера - спекулянта, набирая необходимый опыт, обретая знакомых в разных городах.
Лишь через год после того, как я начал покупать и продавать, всунул я в продаваемую партию лотов свою первую "Катеньку". Всё прошло удачно. Относительно удачно, без очень больших потерь, складывалась и дальнейшая моя карьера осторожного спекулянта. Но эта "удачливость" стоила мне многих лет бессонных ночей и седых волос не убавила.
Несколько раз побывал я и в Незалежной. Там с советских времён были сильные коллекционеры. Первый раз я приехал в Киев осенью 2003 года. Тусовка киевских нумизматов и бонистов собиралась каждую вторую субботу в одном из салонов на Владимирском спуске.
К моему удивлению, русские цари в Киеве особенно никого не впечатлили. Зато совершенно неожиданно у меня, что называется, "с руками рвали" купленные мной случайно в Москве два десятка немецких оккупационных купюр времён Отечественной войны.
Это тоже интересная история. Немцы на оккупированной территории Украины ввели одновременно две самостоятельные валюты: немецкие оккупационные марки и карбованцы Рейхскомиссариата Украины. И те, и другие были напечатаны на немецком языке, украшены орлом и свастикой. Интересно, что одновременно немцы допускали и хождение советских рублей и червонцев.
И вот оказалось, что я, совершенно случайно, сделал очень удачный ход. В пересчёте на российские деньги я продал их более чем в три раза дороже. В то же время киевляне совсем за бесценок сбрасывали советские деньги образца 1947 года. Цену этим деньгам в России я уже знал. Это, конечно, не десятки тысяч за купюру. Это уровень коллекционеров - школьников. Но, в сравнении с украинскими ценами, в разы выше. Я закупился этими купюрами насколько мог.
Вернувшись в Москву, я прошёлся по антикварным и сувенирным лавчонкам и, не особо торгуясь, сдал всё, что купил в Украине.
После подведения итогов поездки, подсчётов расходов и доходов, включая купленный на Бессарабском рынке толстенный шмат сала, оказалось, что я заработал почти шестьдесят тысяч рублей. Это подержанный жигуль в Челябинске в хорошем состоянии. (Автомобили я тоже иногда покупал и продавал).
Однажды в Москве разговорчивый таксист пожаловался мне, что никак не может продать почти нового "Москвича" хотя бы, за двадцатку. В Москве и Питере раньше, чем в других регионах начался ажиотаж с иномарками. Советские автомобили за таковые уже никто не считал. Цены на них стремительно падали. А в других городах, на авторынках, эти машинки ещё активно продавались и покупались.
Я неосторожно удивился, узнав, за какую цену мой собеседник готов продать свою машину. Он вцепился в меня: - "Поедем, поедем, я тебе его покажу"!
Мы приехали на территорию какого-то предприятия, где в углу полупустого ангара сиротливо стоял голубой "Москвичонок". Пятилетняя машина была в идеальном состоянии, абсолютно новая, даже "запаска" не использовалась. Водительского удостоверения у меня с собой не было. Мы договорились, если не продаст, то через пару недель я снова приеду в Москву и куплю.
Через полмесяца я купил эту машину. Расходы на бензин были вполне сопоставимы с ценой билета на самолёт. Продал В Челябинске с приличным наваром и с тех пор проделывал это много раз, возвращаясь из Москвы на очередном автомобиле.
Однажды, подъезжая к Самаре, и, свернув с трассы, по требованию указателя: "объезд", я прозевал указатель возвращения на трассу и въехал в город. Поплутав по незнакомым улицам, я неожиданно оказался перед кондитерской фабрикой "Россия". На площадке, прямо перед проходной, расположился небольшой стихийный рыночек - сотрудники фабрики, получив зарплату продукцией, пытались её тут же продать.
Мне, вдруг, пришла в голову идея, порадовать домашних и сделать попутно маленькую коммерцию - В Челябинске, в то время, с хорошими конфетами было не очень. Я зашёл в отдел сбыта и купил несколько коробок шоколадных батончиков и конфет, и пару коробок чистого шоколада в больших брикетах.
Коммерция оказалась удачной. Я без проблем сдал коробки торговцам. Особенным спросом пользовался чистый шоколад. Кооперативщики плавили его, добавляли сахар и крахмал, а потом отливали всяких зверушек и рыбок. Это успешно продавалось.
Я стал заезжать в Самару постоянно. На третий или четвёртый раз девушка, которая выписывала документы на получение товара и, очевидно, запомнившая меня, спросила, собираюсь ли я и впредь покупать их продукцию. Я ответил, что, скорее всего, да. Тогда она предложила мне выйти на улицу, и там будет стоять синяя девятка, вот с таким номером: "Поговорите с ребятами, скажите, что от меня"! Я поговорил ребятами, и теперь покупал продукцию дешевле на 30%. Только получал её уже не на складе, а на другом конце города, в гараже. Выезжая из Москвы, звонил в Самару, и фабричные коробки уже ждали меня. Документы прилагались подлинные. Меня даже пару раз останавливали гаишники - вопросов не было.
Так продолжалось около года. Но, однажды, слегка выпив, мы с Внутренним Голосом обсудили эту тему и решили, что пора, наверное, лавочку прикрывать. Шустрые ребятки, вместе с миловидной девушкой, вполне могут однажды "влететь". Кого они назовут организатором хищений, я не знаю. В Самару я больше не звонил. Расстройства большого не было. К тому времени, домашние мои уже навсегда бросили есть шоколад. Да и Челябинск всё активнее переходил на иномарки. Соответственно, и цены у нас на подержанные советские автомобили постепенно приближались к московским. Перегоны становились не очень выгодными. Да и вообще, гонять машины постоянно - это, оказывается, большой труд. Я вскоре бросил это занятие.
В Киеве я побывал ещё два раза, разрабатывая случайно открытую "золотую жилу". Но осенью 2004 в Украине случились выборы президента, за ними Майдан, потом опять выборы. И когда я весной 2005 снова приехал в Украину, это была уже совсем другая страна.
Я ничего не продал и ничего не купил. Прогуливаясь бесцельно по городу, я увидел на площадке огромную толпу подростков в нарядных вышиванках и с украинскими флагами. Кто-то говорил в громкоговоротель на украинском языке.
Я решил, что это какой-то праздник и остановился посмотреть. Вдруг, вся толпа начала подпрыгивать, повторяя хором какую-то фразу, которую я не мог понять. Я спросил прохожего, что они повторяют. Он как-то странно посмотрел на меня и посоветовал скорее уходить отсюда. "Они вас могут избить" - сказал он. Я поспешил убраться подальше от "праздника", поймал такси и уехал в аэропорт.
Фразу, которую повторяли дети я теперь знаю, её знают все: "Москаляку на гиляку"! На этом мой украинский бизнес закончился. Но мне и в России хватало забот и поездок.
Вот так и растянулась вся это эпопея почти на десять лет.
Кроме того, я купил три "Газельки", зарегистрировался, как ИП в сфере пассажирских перевозок, нанял водителей, и они стали работать, принося мне постоянный доход. Но конкуренция в этом бизнесе всё время усиливалась, условия для перевозчиков всё время ужесточались.
Пустить всё на самотёк не получалось. Всё время приходилось решать какие-то вопросы: то в налоговой, то в Администрации, то с конкурентами делёжка маршрутов и т.д.
С лихвой вернув мне затраченные на них средства, мои "Газельки" постепенно состарились. Я продал их по дешёвке. Не хочу больше заниматься никаким бизнесом.
От своего клада я сознательно не оставил себе ничего. Я очень сильно устал от всего этого. Не хочу, чтобы детям пришлось пройти то, через что прошёл я. Если бы сегодня я снова нашёл клад, без размышлений сдал бы его государству.
Только одна серебряная монета с изображением моего друга, Николая, лежит в моём столе, как талисман удачи. Монеты других царей, в т. ч. и очень дорогие, я распродал.
Когда-то солидный господин, имея в кармане Николаевский серебряный рубль, мог хорошо поужинать в приличном московском ресторане. Что значила такая монета для простого крестьянина из глубинки, я не знаю. Возможно, многие современники Николая её и не видели никогда, как и банкнот с большим номиналом.
Сегодня моя монета, с учётом её отличного состояния, может стоить, в зависимости от различных обстоятельств, 1500 - 2000 рублей. Но я её не продам. Талисманы не продаются!
За прошедшее время я прочёл много специальной литературы, изучил много каталогов. Я теперь знаю, что был обладателем уникальной коллекции серебряных монет России. И если бы я продал монеты не по отдельности, а всю коллекцию единым лотом, то цена была бы совсем другой. Но об этом сразу же узнали бы коллекционеры во всём мире, и был бы звон немалый. Продать же коллекцию "по-тихому" с моими возможностями было не реально, а вот голову потерять - запросто. Так что жалеть не о чём. Уже одно то, что в самое бандитское время мне удалось благополучно распродать найденное и избежать ненужных встреч - это удивительное везение. Лишь много времени спустя я осознал, как же я рисковал.
Последние годы я живу на честно заработанную, не очень большую шахтёрскую пенсию. Зимой часто гуляю по парку на лыжах. Летом рыбачу и выращиваю помидоры.