И не то, чтобы мы провели на планете так уж много времени, просто сутки на Амальгамах короткие: всего-то 10 часов! За это время планеты успевают не только один раз обернуться вокруг собственной оси, но одновременно и вокруг друг дружки. Из чего следует, что к своей визави каждая всегда обращена только одной стороной, как например Луна к Земле, да к тому же всегда занимает строго определенное положение на небосводе, зависящее только от широты и долготы того места, с которого вы ее наблюдаете.
Естественно, что находясь на обратной стороне одной планеты, другую вы не увидите никогда.
В нашем случае Амальгама Первая неподвижно висела на западе у самого горизонта. Она казалась огромным туманным шаром, стремительно меняющим свою фазу в зависимости от положения местного солнца: с утра почти полная, к обеду от нее оставалась лишь половинка, а к концу дня - только узкий серп, изогнутый дугой кверху. Ее видимый диаметр в 11 раз превышал диаметр Лоны на Лукомисе и в 26 раз - диаметр Луны на Земле. Потрясающе красивое зрелище! Жаль только, что плотная облачность не позволяла разглядеть деталей ландшафта на ее поверхности.
Незадолго до заката наступало ежедневное солнечное затмение, когда местное светило на двадцать минут пряталось за потемневшим диском Первой Амальгамы, подкрашенным в красноватые или зеленые тона сиянием какой-нибудь из газопылевых туманностей.
Закат мы с Элей встретили, сидя у небольшого костра, который я развел прямо на берегу, в двадцати шагах от кромки прибоя. Когда я предложил ей устроить маленький пикничок, она даже не поняла, о чем я толкую. Живя в мегаполисе, да еще с таким отцом, как Хомшия, нет ничего удивительного, что она и слова такого не слышала. И тогда я с воодушевлением взялся все устроить.
С тихим шелестом волны набегали и без остатка впитывались в песок прибрежной полосы. За перемещением теней можно было наблюдать, как за полетом секундной стрелки на циферблате. Даже растения вели себя как живые, буквально на глазах распрямляя листья или складывая лепестки гигантских цветов.
В разведенном огне потрескивали ветки, а на импровизированном вертеле поджаривались кусочки свинины, источая в воздух аппетитный аромат.
Откуда здесь взялась свинина, спросите вы? Разумеется, из запасов на челноке, откуда бы еще ей взяться? Нет, я конечно, мог бы подстрелить какое-нибудь местное пресмыкающееся в зарослях ближайшего озерца или в водах лагуны, но во-первых, это могло бы занять неопределенно долгое время, а во-вторых, восхищение дикой природой не заходило у Эли настолько далеко, чтобы согласиться отведать шашлык из представителя местной фауны, если она и на Лукомисе-то ни разу не пробовала дичи, питаясь в лучшем случае полуфабрикатами. С другой стороны, какой же пикник без шашлычка? Вот и пришлось ей сходить в челнок за мороженой свининой в пакетах, пока я собирал ветки для костра.
- Как ты догадался, что будет затмение? - спросила Эля, восхищенно хлопая в ладоши, когда угас последний луч, а сумрачный диск Амальгамы сразу украсился голубой короной по всему кругу.
- Орбиты вращения планет вокруг их звезды и вокруг друг друга лежат почти в одной плоскости. Значит, затмения не избежать, особенно учитывая разницу в угловых размерах.
- Ничего не поняла, но все равно очень здорово!
Действительно, на нашу Амальгаму мгновенно опустились густые сумерки. На потемневшем небе проступили очертания газопылевых туманностей. Горизонт подкрасился в зеленоватый цвет.
Эля раскинула руки в стороны и принялась кружиться, запрокинув голову кверху.
- Я люблю эту планету! Здесь такие удивительные закаты! - закричала она.
Трид в небоскребе Лукомиса мог, конечно, воспроизвести самые разнообразные явления природы. Но наблюдать такое явление в живую - разве может это с чем-нибудь сравниться по силе восприятия?!
Солнце появилось по другую сторону темного диска Амальгамы лишь для того, чтобы через минуту окончательно сгинуть за горизонт, будто утонуло в водах океана. И почти сразу на землю опустилась мгла. На экваторе так всегда. Правда, на Амальгаме Второй ночь по-видимому никогда не бывает достаточно темной. Разве что в непогоду, когда непроглядные свинцовые тучи сплошь застилают небо.
А в ясную погоду поверхность вместо звезд подсвечивают сияющие, словно нарисованные на небе причудливой кистью художника разноцветные газопылевые облака, причем так ярко, что на почве отчетливо проступают тени предметов. Чуть позже освещение усиливается за счет огромного растущего месяца, который к утру достигает зрелости полнолуния. К этому времени ночь становится "белой" в прямом смысле слова. А перед самым рассветом сияющая Амальгама-1 на двадцать минут погружается в тень, которую отбрасывает на нее наша Амальгама (аналог лунного затмения).
Все эти этапы я заранее предрек Эли, пока мы с аппетитом поглощали шашлыки.
- Откуда ты все это знаешь? - удивлялась она, с удовольствием проглатывая очередной кусочек румяного мяса.
- Ну, я мог бы уверить тебя, что я очень умный. Но на самом деле ты сама смогла бы предсказать затмения, если бы захотела немного подумать.
- Ага, как же.
- Но ведь астрономию ты в школе проходила?
- Вот именно, проходила. Да так мимо и прошла, что даже не заметила.
- Не понимаю. Сейчас столько профессий, связанных с космосом. Как могут в школах уделять астрономии так мало внимания?
- Я не говорила, что мало. Просто не для всех. Понимаешь, в школе нас постоянно тестировали и с каждым тестом сужали список профессий, к которым мы пригодны. Те предметы, к которым у тебя обнаружили склонность, преподавались усиленно, а на остальные отводили мало часов, только для ознакомления. Наше общество практичное: если есть в тебе крупица таланта к чему-то, оно обязательно это выявит, а потом в течение твоей жизни выжмет из тебя все соки, пока не выплюнет на пенсию. Так говорила мама.
- Выходит, астрономию исключили из списка твоих талантов?
- Ага.
- А к чему тебя признали особо одаренной?
- К кибербиологии и генной инженерии.
- Ого! - удивился я.
- Да. Но я думаю, это потому, что мама занималась со мной медициной, а отец программированием. Дали толчок в раннем детстве.
- Понятно. Но все равно впечатляет!
- Только я думаю, здесь твоя астрономия мне пригодилась бы куда больше.
- Тебя не готовили к полетам.
- Жаль. Я всегда мечтала посмотреть на другие миры, такие как этот. Он и правда восхитительный.
Мы оба умолкли, глядя, как огромный полумесяц, словно лодка, плывет по глади посеребренных вод лагуны.
Было тихо и тепло. Только какие-то незримые насекомые, совсем как цикады, наполняли воздух мелодичной трелью. Да сучья потрескивали в огне, выбрасывая временами снопы искр в языках беспокойного пламени.
Я вспомнил строки стихотворения и начал негромко декламировать:
- За бокалом красного вина,
Что сверкает веселей рубина,
Я один сегодня, ты одна,
Мы одни у пламени камина.
И неторопливо тишина
Своих струн пронзительных коснется,
И, завороженная, душа
Растворится в ней и с ней сольется,
Ко всему вокруг слепа, глуха...
Лишь руки касается рука,
И неровно как-то сердце бьется.
Так у первобытного костра
Некогда сидели наши предки.
Им сияла полная луна,
А в огне потрескивали ветки.
Отблеск пламени в ее глазах
Околдовывал его, манил призывно.
И еще был слышен непрерывно
Надоедливый в тиши напев сверчка.
Что у них там вышло, не узнать.
Только сердце требует ответа.
Я губами попрошу про это,
Твоих губ коснувшись, рассказать
В полумраке пляшущего света.
На мотив извечного сюжета
Повторится пусть история опять.
- Это о нас? - тихо спросила Эля.
Мы полулежали, опираясь на локти, так близко, что наши головы почти соприкасались. Я заглянул в ее глаза: в них и правда плясали отблески пламени.
- Конечно. О нас... Знаешь...
- Что?
- Я давно хотел спросить. Только все не осмеливался...
- Спроси.
- Помнишь ту ночь? После вечеринки Ника?
- Да.
- Между нами... правда что-то было?
- А ты ничего не помнишь? - Эля смотрела на меня, не отрываясь.
- Конечно, помню: гостевую, коридор, твою каюту. Но мне дали столько наркотика, что я не уверен...
- Что тебе это не приснилось?
- Да.
- Не приснилось. Я это знаю точно - со смущенной улыбкой, но уверенно заявила Эля и вдруг покраснела. - То есть, я хотела сказать, двоим не может присниться один и тот же сон.
В тот момент мне стоило догадаться, откуда взялась ее уверенность и почему она смутилась. Оказывается, в ту ночь я стал ее первым мужчиной. Но я пропустил мимо ушей ее по сути признание и сказал только:
- Это хорошо.
- Почему?
- Потому, что я тебя люблю.
- А я люблю тебя, - призналась она в ответ, коснувшись пальчиком моего рта.
Я провел рукой по ее щеке, а потом наши губы, наконец, соединились, впервые после долгой разлуки.
В ту первую короткую ночь на планете нам почти не удалось поспать. Мы занимались любовью. Потом нагишом купались в теплой воде лагуны, освещенные светом огромного полумесяца. Будто лодочка плыл он по волнам, все время оставаясь на месте, в то время как темно-синие глобулы космического газа и пыли неспешно кочевали по небосводу с востока на запад, уступая место в зените зеленоватым и красным прядям другой туманности. Их слабые сияния необычно окрашивали окружающие предметы, даже наши лица с разных сторон перенимали разные оттенки, как это бывает при свете огней цветомузыки.
Пока Эля после купания задремала у меня на плече, я задумался, глядя на это сказочное небо о смысле человеческого существования. О своей собственной судьбе, которая загнала меня в этот, никому доселе неведомый, уголок мироздания. Зачем? Для какой цели? Может быть, чтобы указать на тщету моих суетных устремлений?
Что было в моей прошлой жизни такого ценного, чтобы я желал к тому вернуться? Мавзолей с нетленным телом матери, при жизни озабоченной только тем, чтобы не увяла ее красота и, словно в насмешку, рано ушедшей от нас в результате катастрофы? Или отец, проводящий все время в делах фирмы? Единственный друг - и тот давно и безвозвратно погиб. Мой любимый корабль достался негодяю. Я до сих пор никого не любил, ни к кому и ни к чему не привязался. Этот мир перед моими глазами все, что у меня в действительности есть. Но разве же мне его мало? Нужно ли мне что-то еще?
Что мешает мне остаться тут навсегда? Забыть про Кадыка и сокровища? Про обманчивые блага цивилизации, за которые приходится расплачиваться собственной свободой? Просто жить и наслаждаться первобытной жизнью, наплодить детей? Стать вместе с Элей новыми Адамом и Евой для этого юного мира?
Мечтая, я представлял, как обустрою хижину для жены и детей, как стану охотиться на еще неведомых, лишь издали виденных мной животных, населявших здешние просторы.
Должно быть, я так и уснул, незаметно для себя, представляя в голове картинки ожидавшей меня в будущем жизни. В том, что все так и будет, я нисколько не сомневался, потому что был уверен: как только Кадык расправится с Ником и Владом, он перетащит сокровища на "Проныру" и навсегда покинет эту планетарную систему.
И никто никогда не найдет этот, ставший нашим собственным, мир, затерянный среди сотен миллионов прочих миров Галактики.
Когда я проснулся, солнце приближалось к зениту.
Не обнаружив Эли рядом, я поначалу встревожился, но скоро увидел ее, плескающейся в лагуне, и, успокоенный, лег обратно на песок.
Вскоре она вышла из воды, обнаженная и прекрасная, как никогда. Заметив, что я за ней наблюдаю, потребовала:
- Хватит пялиться на меня! - и поскольку я явно не собирался лишать себя зрелища, добавила: - Я же сказала, не надо!
- Ты ведь тоже смотришь на меня, - возразил я.
- Как ты, не смотрю. От твоего взгляда у меня начинается зуд.
- И что в том плохого? - смеясь, спросил я, пока она укладывалась на песок рядом со мной.
- Не знаю. Меня это... нервирует.
- А теперь? - спросил я, поцеловав ее в губы. - Не стало легче?
Эля посмотрела на меня в упор и прошептала:
- Нет, так только еще больше. Но все равно, продолжай.
Поощренный таким образом, я принялся покрывать поцелуями все ее тело, начиная с плеч и груди, когда вдруг ее возглас заставил меня остановиться.
Сначала я подумал, что она вскрикнула от наслаждения, но потом, уловив нотки испуга в ее голосе, решил, что она заметила в стороне какое-нибудь из местных экзотических животных.
Обернувшись и проследив ее взгляд, я увидел то, что ее напугало.
И это что-то мигом заставило меня позабыть о том, чем я занимался.
А я-то еще был уверен, что тут уж нас точно некому застукать!
Наивный!
На пригорке стоял во весь рост Элин отец, Хомшия Лур, и бесстрастно наблюдал за нами!